Страница:
В самый последний день июля он сидел в этой дворницкой, которая казалась еще теснее, яркие солнечные лучи заливали щербатый стол с чашками, три кошки лакали из мисок принесенное Игорем молоко, а Каллистратыч не закрывал рта, толкуя то об одном, то о другом. Речь его всегда отличалась странной особенностью: он мог говорить без умолку, порою даже бессвязно, перескакивая с места на место, но все равно она была подвержена некоей внутренней логике, словно хитрый старик нарочно нагонял тумана, прежде чем приоткрыть какую-то одну ему ведомую истину. Поэтому Игорь и не вступал в беседу, не перебивал старика: пусть выговорится. Ему было легко и просто с этим человеком, поскольку они ни чем не были связаны. В оставленной во дворе «ауди» скучал, ожидая его возвращения, Гена Большаков, настоящий друг, который относился к Каллистратычу с высокомерной брезгливостью и вряд ли бы без принуждения решился переступить порог этой каморки. И он никогда не понимал этих заездов Кононова «к Марксу». Но Игорь знал одну жесткую правду: нет злейших врагов, чем бывшие друзья, и нет больших друзей, чем люди, ни в чем не зависящие друг от друга. Потому-то он и находился сейчас тут.
— …у меня тут телевизора нет, но я и так знаю, что в мире творится говорил, а точнее — бубнил Каллистратыч. — Нам лапшу на уши вешать нечего, сами умеем… Народ российский до того запутали, что единицы остались, кто все их паскудство видит, у большинства — ни ума, ни памяти. Нет, не козлы они и бараны, которых на убой ведут, а растения. Козлы да бараны на Западе, их там кормят, стригут, они и блеют под дудку пастухов. Д-демократия!.. А у нас — хоть работай, хоть на кровати лежи, хоть голодовку объявляй испугаешь их! — все равно ни хрена не получишь. Наплевать. Значит, растения, кактусы. Им и воды не надо. Жалко, ей-Богу! Что ж делать? Воровать? Так ведь многие и на это не способны. А «способные» и так уже все разворовали, а все не успокаиваются: и ртом, и задницей… Страх давно потеряли, а о душе и не думают! А ты ведь нагим пришел, нагим и уйдешь, а то, что собрал в жизни — пусти на доброе дело, успей, пока час не пробил. Помнить будут, простится. Разбойников добрых на Руси душой принимали, особенно раскаявшихся. Из них-то лучшие монахи и выходили, потому что до самого дна бездны опускались, все зло видели и сумели подняться, очиститься. Господь всех прощает, в ком не оскудело покаяние. С Христом ведь кого распяли, знаешь? Двух разбойников. И кто первым в Царствие Божие вошел? Не апостол Петр и не праведники. А тот из разбойников, распятых, который сказал Христу: верую! Так вот, Дело давнее, а думать есть над чем. Вот ты и думай, Игорек, не хмурься.
— Тебе бы, Каллистратыч, в проповедники записаться, — усмехнулся Кононов. — Может быть, тебя в Думу двинуть?
— Нет, в Думу нельзя. В Президенты! — подсек старик. Игорь слушал его сквозь некую дрему, иногда думая совершенно о другом, улавливая и уличный шум за стенами каморки, и звук капающей из самодельного крана воды, но последняя эскапада Каллистратыча о Христе и разбойниках не прошла мимо. Странно, но и его мысли в последнее время шли в том же направлении, были созвучны бородатому философу-полубомжу. Гена Большаков, наверное, уже давно заждался в машине, но уходить отсюда не хотелось. Сейчас старик вновь монотонно забубнил о чем-то ином, прихлебывая из бутылки пиво, — о клятой действительности, что, в общем-то, было неинтересно, об этом говорилось повсюду, во всех салонах и подворотнях, и каждый видел свое решение, свой выход, и Кононов давно устал от этих «промыслительных бесед». Ему все больше и больше начинало казаться, что выхода вообще нет. Это тупик, в который мы все вошли, блуждая по лабиринту, идя за слепыми вождями. И теперь начинается самое страшное: всеобщая паника и давка. Но вот до него вновь донесся голос Каллистратыча. Того опять потянуло на тему «разбойников». Может быть потому, что самые главные преступники сидят там, в Кремле, и от этой темы, вошедшей в кровь каждого «россиянина» никуда не деться? Ни на какой кухне и ни на базаре. Только сейчас старик «ушел» далеко в прошлое, отправился в казацкую вольницу, к Стеньке Разину, к поволжским ватагам и Кудеяру, а после чуть затормозился в Гуляй-Поле Откуда знал столько, словно сам там был с ними, да вино по усам стекало? Тюремные университеты Каллистратыча оказались не хуже Лесотехнического, который в свое время закончил Игорь Кононов.
— Ведь все они были «авторитетами», «в законе», как сейчас говорим, рассуждал старик. — Все эти мастера эксов и налетов — и Махно, и Пархоменко, и Котовский, и Камо, и даже сам Сталин, только тот еще кой-чем обладал, помимо ума и воли — потом скажу. Каждый со своей братвой, которая почище нынешних будет. И отморозков, как нынче, гораздо меньше было, зря не палили. Хотя «стрелки» друг другу тоже назначали. Как сейчас. Два батьки Махно и Пархоменко — встретились раз на хуторе, чего-то они там поделить не могла. Первым делом проверили себя на предмет гранат и наганов. Вроде, нет. Охранники в сторонку отошли. Батьки заспорили. Пархом, красный командир, первым сигнал подал: у его бойцов в руках враз оружие появилось. А Махно только глазами блеснул: «Фокусник ты, Сашко, — говорит. — А теперь сюда смотри!» И из ближайшего стога сена станковый пулемет выдвигается. Посмеялись и разошлись вничью. Если б теперь так! А криминал любая революция к себе в первую очередь вербует. На кого же еще опираться? Она же потом и уничтожает их первым делом. Вот Мишка Япончик — крупнейший воровской синдикат организовал, по всей России, со своими наводчиками, барышниками, наемными убийцами — киллерами, аферистами, даже банкиры свои были. Дело свое знал добре, городовые кланялись, суды, и полиция в долю входили. Тоже как нынче, это я тебе для сравнения толкую. Даже бандюга Котовского от виселицы спас. А когда большевички пришли — понял, верх над ними одержать не удастся, надо менять игру. И влился со всей своей многотысячной структурой в Красную Армию, как раз к тому же Котовскому попал, бессарабскому разбойничку. Тот-то его и предал: видно, знал много. Всюду борьба идет, закладывают и свои и чужие. Выбился наверх, а хвост-то за тобой тянется, так что начинай отстрел своих «бывших». Потому и нынешних авторитетов грохают. Потому что знают они слишком много о тех, кого во власть двинули. В Думу, в Кремль, в банки. Руками фээсбэшников или конкурентов, стравить-то друг друга ничего не стоит, все как волки, на каждый шорох озираются, Настоящая война идет: все против всех. Смешно, а после Япончика криминал Одессы возглавил некий Ястржембский, медвежатник. Не предок ли того, который нынче у Ельцина домашние тапочки вынюхивал? Во как все повторяется! Даже фамилии и клички. И во Временном Правительстве был Станкевич, и у этих Тогда был генерал Рузской, предатель, отречение принимавший, и в наше досточтимое время, только буковку одну сменил. По кругу идет история. А уж попов Гапонов да Азефов не счесть, их теперь в каждой партии по пять десятков. Но Котовский, Япончика «сдав», не долго на солнышке лысину грел. Его другой чекист-уголовник — Зайдер прихлопнул, видно, слишком неуправляемым стал. И сейчас, кто слишком самостоятельную игру затевает — жди пули. А Зайдера еще один кавалер трех орденов Красного Знамени, одесский бандит Вальдман укокошил. Зачем им свидетели, чушь? Так и продолжается по сию пору. И конца не видно. Спишь, что ли?
Игорю хотелось спросить старика: откуда он все это выкопал? Но потом подумал, что вся история представляет из себя большую мусорную кучу, в которой одни что-то шарят и вытаскивают на свое усмотрение, другие находят контраргументы, а третьи просто проходят мимо, брезгливо зажимая нос. Но это твоя История, другой нет. Может быть, в третьем тысячелетии мы будем жить вообще без всякого прошлого. Поскольку на месте этой кучи дерьма соорудят новую — с мишурным блеском и позолотой, но пахнуть она будет все равно по-прежнему. Кононов сидел с закрытыми глазами, погружаясь не в чужое, а в свое прошлое. И уже не слышал монотонный голос Каллистратыча.
Впереди шли два «мерса», за ними «тойота», «БМВ» и пара джипов «чароки», которые пользовались особой популярностью в Грузии. Заказы на все машины были уже приняты, клиентов искать не потребуется, да и сочинские авторитеты обещали подстраховать, если что. Все автомобили, понятное дело, числились в розыске, но номера давно перебиты, документы на все иномарки в полном порядке — выправили с помощью Флинта в автоинспекции. Здесь, в Москве, все равно не продашь, а Кавказ — это уже совсем другие республики. Там свои законы, вернее, полное отсутствие оных. Опасаться по дороге надо было не гаишников, а каких-нибудь отморозков. С этими даже разговаривать бесполезно, полные дауны. Поэтому в две пробитые «запаски» сунули кое-какое оружие. Раз в неделю все ребята обязательно ездили в тир или куда-нибудь за город — пристреливали оружие. Рядом с Игорем на переднем сиденье развалился Клим и болтал без умолку. Он как бы по праву занимал второе место в их сообществе, но никто еще не знал, что он начинает «подсаживаться на иглу». Да, травкой баловался, замечали, но Клим успокаивал: это же не какая-нибудь «чернушка» или «винт», я хорошую «дурь» потребляю и понемногу, когда захочу — брошу! Игоря не устраивали его «аргументы», уж лучше бы снимал свои стрессы водкой, хотя тоже не дело, а все эти разговоры про «силу воли» самообман. Уж если попал в наркотическую зависимость — все, труба! Потом, за «дозу», ты будешь на все согласен: последнее у товарищей украдешь, предашь, мать родную зарежешь. Единственная забота — где достать денег на новую порцию «лекарства». Мозг усыхает, постепенно в полную скотину превращаешься. А наши «правозащитники» еще думают эту дрянь легализовать, как в цивилизованных странах. Понятно, ведь это — деньги, и очень крупные, возле них столько народа кормится, и бизнесмены, и политики, и милиция Да что говорить: целые государства за счет «дури» живут! Сколько раз он рассуждал на эту тему с Климом, предупреждал по серьезному — все без толку. Изящный, невысокого роста Клим, сын высокопоставленных родителей, на досуге баловавшийся стихами и музыкой, почти плейбой, считал это прерогативой светского образа жизни, богемы. Вот пусть другие, быдло, водку жрет, а мы травку. Конечно, он был неординарным человеком, природа отпустила ему много талантов, другим до него далеко, но если ты хозяин своей судьбы — что же ты ее гробишь? Но предупреждения Игоря не действовали. А дальнейшая дорога наркомана известна: сначала легкая «пятка», а потом пойдут и кокаин, и гашиш, и героин, и «колеса», и синтетика, и все вместе, — забудешь, как малую нужду справлять правильно… Вот тебе и богема.
В других машинах ехали — Миша-Мишель, артист больших и малых императорских театров, мастер переодеваний и перевоплощений, белобрысый, как сноп сена; приятель детства Серега, Серж, бывший борец, накаченный словно мамонт, если бы его можно было бы сравнить с кем-нибудь из героев «Илиады» — то только с Аяксом Теламонидом, способен раскидать целую толпу; Валя Каратов, интеллигентный электронщик, вечно в технических новшествах; неприметный Леша, скользящий будто тень-призрак, бывший лейтенант КГБ, переведенный в резерв; Валера, молодой парень, двадцати лет от роду, влившийся в бригаду не так давно; еще один профессиональный спортсмен Петро, с перебитым носом, добоксировавшийся до серебряной медали на чемпионате СССР, а потом тренировавший детишек; Проктор, прозванный так неизвестно почему, может быть, за смуглый цвет лица — он был великолепным наперсточников и «кидалой»; Денис, долговязый медик, бросивший свою «Скорую помощь» ради новых друзей и новой жизни. Всего десять человек. Потом, в Ростове, к ним присоединился Игорь-маленький, который был отправлен вперед, проверять связи и готовить почву. Но в том, что произошло в дальнейшем его вины не было.
…При подъезде «к Сочам» набрали номер местного авторитета — Николы, благо сотовый здесь срабатывал. «Здорово, братан, мы уже рядом. Давай, встречай в районе аэропорта!» Вышли из машин размять косточки, Серж с Петрухой стали друг другу приемчики показывать, Каратов на травке валялся, в общем, ждали. Переезд все-таки был довольно утомительный, почти сутки в пути. Затем отправились вслед за Николиным «БМВ» в гости, бросили машины на его охраняемую стоянку и разместились в гостинице. Сначала остановились в «Жемчужной», где сняли пару люксов на имя одного из депутатов, чьим официальным помощником был Каратов, и легли на пару часов соснуть. Кроме Проктора, у которого здесь жила родня; он уехал к ним, прихватив с собой Игоря-маленького. Поспавши, спустились в бар — чего-нибудь пожевать и выпить. Что поразило — так это обилие «зверей», все какие-то настороженные, косятся. Вышли в холл за газетами — то же самое. Видно, загребают под себя Сочи на корню. Поднялись к себе, посмотрели местный «телик», полюбовались с балкона десятого этажа Черным морем, зелеными волнами в начинающем багроветь закате и, не сговариваясь, решили поменять обстановку. Перезвонили Николе. «Что-то тут не очень нравится — кругом „черные“. Может быть, чего-нибудь другое поищем? Подумай, а мы пока в бассейне поплещемся. Перезвони на мобильный». Валера по межгороду с Москвой соединился, у него там сестренка оставалась, лет двенадцати, сорвиголова, жила с бабусей, глаз да глаз нужен. Игорь чувствовал, что их приезд кого-то насторожил, но не мог понять — в чем дело? Заметил это и Леша, ну, он-то в КГБ работал, ему положено шестым чувством чуять. А Клим расслабился, очевидно, уже успел покурить втихаря. Пока плавали и обсыхали, подкатил Никола на микроавтобусе «додж». «Собирайте шмотки, едем. Покатаемся покуда по городу, а там, в один пансионат двинем. Номера готовят, думаю, понравится. Тихо, красиво.» По дороге соскочил Петро, рванул к знакомой девахе, он сюда часто в свою спортивную бытность на сборы мотал, обзавелся женами. Игорь его отпустил, не говоря ни слова.
А пансионат «Зеленая роща», расположенный за чертой города на склоне горы, оказался бывшей дачей Сталина и его соратников из «близкого круга». «Вот так, — подумалось Игорю. — Кто бы мог представить, что придется ночевать в спальне Иосифа Виссарионовича.» Небось, кошмары замучают. В тот 1993 год Кононов еще стоял одной ногой в «демократической луже», но уже начал кое в чем разбираться и отряживаться. А за два года перед этим вместе со своей братвой ехал к Белому Дому на защиту, на полном серьезе думал, что решается судьба России. А она была уже давно решена, и без них. И не в Москве даже, а в других тайных канцеляриях. Так что все эти танки, растроповичи с автоматами, обкуренные мальчишки с полосатыми флагами, неподкупные трибуны собчаки и станкевичи, обиженные колбасой домохозяйки, все это было умело срежиссированной игрой, фарсом. Но тогда это смотрелось симфонически. Потом история повторится, только на сей раз всерьез. До октябрьских событий оставалось два с половиной месяца. Теперь Кононов не станет вмешиваться в разборки между паханами, облеченными властью: он лишь подойдет к Моссовету, увидит чмокающего Гайдара, послушает его провокационные призывы и уедет домой, чтобы не видеть безвинно пролитой крови. Русской крови. Его не будет интересовать дележка пирога под названием «Россия», устроенная членом Политбюро Ельциным, генералом-предателем Руцким и чеченцем Хасбулатовым. Никому из них Россия была не нужна, только то заветное кресло, за которое можно продать душу. Учиненную ими кровавую разборку «Си-эн-эн» будет взахлеб передавать на весь мир, с наслаждением комментируя каждый кумулятивный снаряд, от разрыва которого чьи-то очередные мозги выплескивались на стену, и радости от резни русских русскими не будет предела. Игорь не станет выходить из квартиры три дня, зарастет щетиной, в полном одиночестве впервые в своей жизни напьется по-настоящему, разобьет телевизор и очнется под конец уже совершенно другим человеком. Но все это будет потом, через два с половиной месяца.
А пока они въезжали в ворота пансионата, поднимались по узкой извилистой дороге, мимо утопающих в зелени небольших домиков, где селились сподвижники Сталина, входили в арку большого прямоугольного здания в два этажа, выстроенного буквой «П» и окрашенного в ядовито-зеленый цвет, с любопытством оглядываясь вокруг. Номера располагались на втором этаже, а на первом — в одном крыле несколько столовых, в другом — сауна, бильярдная и кинозал. Для Игоря сняли спальню Сталина, которая выходила на террасу и соседствовала с конференц-залом. «Поговоришь ночью с приведением», пошутил Никола, вскоре отправившийся в город по своим делам. Остальные ребята расположились каждый в своем номере. Потом снова сошлись, как члены Политбюро, в конференц-зале. «Ну, что будем делать?» «Банька и девочки, что мы — хуже других.» Настроение у всех, кроме Игоря, было приподнятое. А его что-то вновь тревожило, может быть, вся эта атмосфера дома, сопричастность к прошлому, к духу Хозяина, который, как бы о нем ни говорили и чтобы, ни писали, сумел создать великую Державу, Империю, в чьем присутствии вставали и не решались садиться главы других государств. Почему в последние годы своей жизни он повернулся к Православию, к идее монархии, почему поднял первый тост после великой Победы за «терпеливый русский народ»? Какую тайну своего явления в этот мир он унес за собой в могилу? Кем он был — исчадием или мессией, рождающимся раз в тысячелетие? И как бы сейчас на локтях и коленях ползли к нему Горбачев с Ельциным и всей камарильей, доведись тому хоть на час подняться из гроба. Игорь усмехнулся, но досматривать «картину покаяния» не стал — ребята требовали развлечений. Опять связались по мобильному с Николой (замучили его, наверное, своими просьбами, но он вполне мог рассчитывать в Москве на ответное гостеприимство; правда, без Кремлевских палат). «Слушай, мы тут баньку заказали на 24–00. Телок не хватает. А по объявлению в газете брать неохота: пришли „коряг“ каких-нибудь.» «Понял. У меня есть пара хороших на примете. И еще у сутенера местного выберу. Вам пяток хватит?» «Вполне. Ждем.» В конференц-зале стоял длинный, покрытый зеленым сукном стол для заседаний, висел портрет Сталина, возле стен — шкафы с книгами, не только труды вождя, но много подарочных изданий из братских партий. Диваны для отдыха. Вся мебель добротная, старомодная, с инвентарными номерами. Игорь присел на стул к пианино, открыв крышку, пару раз ударил по клавишам. Звуки разносились по залу, гасли в тяжелых бордовых портьерах. И все вокруг строго, весомо, казенно, не то, что у нынешних «предводителей дворянства». «Так ведь у Сталина и нашли-то после смерти всего пару костюмов», вспомнил Игорь. Он оставил после себя не личные особняки с кубышками, а Державу. «Дай-ка, я сбацаю!» — попросил Серж и заиграл «Страну лимонию». Пока ждали девушек, Леша показывал «кагэбешные фокусы»: как в случае чего обыкновенной зубочисткой или спичкой пробить твоему противнику барабанную перепонку, как ткнуть в артерию, чтобы человек отключился и прочее. «А я знаю, как стать пьяным без вина», — сказал Денис-медик. «Как?» — больше всех Клим заинтересовался. «Вот тут, на ушной раковине есть одна точка. Надо кольнуть иголкой и порядок. Словно полбутылки водки выпил. Мы в медицине применяем, для лечения алкоголиков». «Врешь?» «Хочешь попробуем!» Клим отчего-то забоялся, зато в научном эксперименте вызвался принять участие Мишель. «Давай, доктор, только без вивисекции!» У Дениса все инструменты всегда с собой, на всякий случай. Кольнул. Непонятно, что там произошло в организме, но Мишель действительно, спустя пару минут, «поплыл». Даже по глазам видно. Пьяненьким стал слегка. Правда, он очень хороший артист, все знают. «Теперь, Денис, когда захочу нажраться, буду обращаться только к тебе, гораздо экономнее», — заявил он. Даже Валера, державшийся скромнее всех, заулыбался, расслабился. Ему-то это все впервые, надо поднимать парня. Так и шло время, пока девочки не приехали. И, надо признать, Никола постарался, хоть сейчас на конкурс. А может быть, они с конкурса-то и прибыли…
Спал Игорь как убитый, на широкой кровати с матрацем, набитом, вроде бы, соломой. Рядом лежала роскошная наяда, зарывшись лицом в подушку. Если когда-то здесь просыпался Сталин, вынашивая злодейские планы — как уверяют всезнающие Разгон и Радзинский, то очнувшийся ранним утром Кононов ничего кошмарного не почувствовал. Напротив, встал бодрым и умиротворенным, оставшаяся от вождя «черная аура» ничуть не давила, да и не было ее тут вовсе. Все — бредни! Надев спортивный костюм, выскочил на пробежку. Легкий туман расстилался над морем, скрывал вершину горы, к склону которой прижался, словно в поисках защиты, пансионат. А воздух — надышаться невозможно! После угарной Москвы это было нечто фантастическое. Правильно, что приехал — решил Игорь. Накрутив несколько километров, со спусками и подъемами, Кононов перешел на шаг, наслаждаясь тишиной утренней прохладой, любуясь обступившими тропинку зарослями берез, осин, какими-то причудливыми кустарниками с растопыренными листьями, величиной с ладонь. Пахли они изумительно. Приятная усталость разливалась по телу, так бы и остался тут навсегда. Взбодрившись в контрастном душе, он побрился и пошел будить своих друзей на завтрак, а то они с этими «кудесницами» весь день проспят…
В маленькой уютной столовой, обставленной румынской мебелью, все уже было сервировано. Блюда подавались услужливыми официантами, выбрать можно было практически все что угодно. После обильного завтрака, еще до того, как начало припекать солнце, покатались немного на лошадях, затем позвонили Николе. Он уже выслал за ними «Додж», и они отправились в город, оставив наяд в пансионате еще на сутки. Надо было заканчивать насчет машин. Здесь никаких проблем не было. В офисе Николы уже ждали заказчики, там же к ним присоединились Петро, Проктор и Игорь-маленький. Все иномарки, кроме «тойоты», на которой надо было возвращаться в Москву, «скинули» очень быстро. Деньги зеленого цвета положили в спортивную сумку, набив ее доверху и застегнув молнию. Вот и все. Решили еще пару деньков пожить в пансионате, а потом — домой! Но вышло по-другому.
После обеда они отправились в горы, на пикник, и уже расположились на поляне среди моря цветов и зелени, как неожиданно появился встревоженный Никола, Он отвел Игоря в сторонку и объяснил ситуацию.
— Пора вам сматываться, — сказал он. — В городе неспокойно, пошли чистки, шмонают всех подряд. Какой-то высокий милицейский чин из Москвы прибыл. Как бы вам не попасться под горячую руку.
— А пересидеть где-нибудь нельзя?
— Никак не получится.
Посовещавшись еще некоторое время, они решили так: выбираться из города разными группами, не привлекая внимания. Никола заказал билеты на самолет и поезд — для ребят, которые будут уходить отдельно от Хмурого. Сумку с «зеленью» и оружие оставили у Николы, в тайнике. Не пропадет. Сам Кононов, поплутав по улицам выехал из Сочи лишь к вечеру. На сей раз обошлось, хотя праздник сорвался.
Не останавливаясь, он гнал машину по трассе, словно пытался ускользнуть от Луны, от ее тени. Ночью это невозможно сделать, какую бы сумасшедшую скорость ты не развил, как бы не пытался убежать от самого себя. Игорь знал, что ему предстоит бежать всю жизнь, такую судьбу он сам себе выбрал, и не будет времени ни остановиться, ни отдохнуть. Отдыхают те, у кого нет цели, кто смирился с существующим порядком вещей, кто принимает ложь, как правду, а тьму — за свет. А когда наступит тот день, когда он сможет успокоиться? Когда на Луне высохнет кровь и вновь засияет солнце…
— …у меня тут телевизора нет, но я и так знаю, что в мире творится говорил, а точнее — бубнил Каллистратыч. — Нам лапшу на уши вешать нечего, сами умеем… Народ российский до того запутали, что единицы остались, кто все их паскудство видит, у большинства — ни ума, ни памяти. Нет, не козлы они и бараны, которых на убой ведут, а растения. Козлы да бараны на Западе, их там кормят, стригут, они и блеют под дудку пастухов. Д-демократия!.. А у нас — хоть работай, хоть на кровати лежи, хоть голодовку объявляй испугаешь их! — все равно ни хрена не получишь. Наплевать. Значит, растения, кактусы. Им и воды не надо. Жалко, ей-Богу! Что ж делать? Воровать? Так ведь многие и на это не способны. А «способные» и так уже все разворовали, а все не успокаиваются: и ртом, и задницей… Страх давно потеряли, а о душе и не думают! А ты ведь нагим пришел, нагим и уйдешь, а то, что собрал в жизни — пусти на доброе дело, успей, пока час не пробил. Помнить будут, простится. Разбойников добрых на Руси душой принимали, особенно раскаявшихся. Из них-то лучшие монахи и выходили, потому что до самого дна бездны опускались, все зло видели и сумели подняться, очиститься. Господь всех прощает, в ком не оскудело покаяние. С Христом ведь кого распяли, знаешь? Двух разбойников. И кто первым в Царствие Божие вошел? Не апостол Петр и не праведники. А тот из разбойников, распятых, который сказал Христу: верую! Так вот, Дело давнее, а думать есть над чем. Вот ты и думай, Игорек, не хмурься.
— Тебе бы, Каллистратыч, в проповедники записаться, — усмехнулся Кононов. — Может быть, тебя в Думу двинуть?
— Нет, в Думу нельзя. В Президенты! — подсек старик. Игорь слушал его сквозь некую дрему, иногда думая совершенно о другом, улавливая и уличный шум за стенами каморки, и звук капающей из самодельного крана воды, но последняя эскапада Каллистратыча о Христе и разбойниках не прошла мимо. Странно, но и его мысли в последнее время шли в том же направлении, были созвучны бородатому философу-полубомжу. Гена Большаков, наверное, уже давно заждался в машине, но уходить отсюда не хотелось. Сейчас старик вновь монотонно забубнил о чем-то ином, прихлебывая из бутылки пиво, — о клятой действительности, что, в общем-то, было неинтересно, об этом говорилось повсюду, во всех салонах и подворотнях, и каждый видел свое решение, свой выход, и Кононов давно устал от этих «промыслительных бесед». Ему все больше и больше начинало казаться, что выхода вообще нет. Это тупик, в который мы все вошли, блуждая по лабиринту, идя за слепыми вождями. И теперь начинается самое страшное: всеобщая паника и давка. Но вот до него вновь донесся голос Каллистратыча. Того опять потянуло на тему «разбойников». Может быть потому, что самые главные преступники сидят там, в Кремле, и от этой темы, вошедшей в кровь каждого «россиянина» никуда не деться? Ни на какой кухне и ни на базаре. Только сейчас старик «ушел» далеко в прошлое, отправился в казацкую вольницу, к Стеньке Разину, к поволжским ватагам и Кудеяру, а после чуть затормозился в Гуляй-Поле Откуда знал столько, словно сам там был с ними, да вино по усам стекало? Тюремные университеты Каллистратыча оказались не хуже Лесотехнического, который в свое время закончил Игорь Кононов.
— Ведь все они были «авторитетами», «в законе», как сейчас говорим, рассуждал старик. — Все эти мастера эксов и налетов — и Махно, и Пархоменко, и Котовский, и Камо, и даже сам Сталин, только тот еще кой-чем обладал, помимо ума и воли — потом скажу. Каждый со своей братвой, которая почище нынешних будет. И отморозков, как нынче, гораздо меньше было, зря не палили. Хотя «стрелки» друг другу тоже назначали. Как сейчас. Два батьки Махно и Пархоменко — встретились раз на хуторе, чего-то они там поделить не могла. Первым делом проверили себя на предмет гранат и наганов. Вроде, нет. Охранники в сторонку отошли. Батьки заспорили. Пархом, красный командир, первым сигнал подал: у его бойцов в руках враз оружие появилось. А Махно только глазами блеснул: «Фокусник ты, Сашко, — говорит. — А теперь сюда смотри!» И из ближайшего стога сена станковый пулемет выдвигается. Посмеялись и разошлись вничью. Если б теперь так! А криминал любая революция к себе в первую очередь вербует. На кого же еще опираться? Она же потом и уничтожает их первым делом. Вот Мишка Япончик — крупнейший воровской синдикат организовал, по всей России, со своими наводчиками, барышниками, наемными убийцами — киллерами, аферистами, даже банкиры свои были. Дело свое знал добре, городовые кланялись, суды, и полиция в долю входили. Тоже как нынче, это я тебе для сравнения толкую. Даже бандюга Котовского от виселицы спас. А когда большевички пришли — понял, верх над ними одержать не удастся, надо менять игру. И влился со всей своей многотысячной структурой в Красную Армию, как раз к тому же Котовскому попал, бессарабскому разбойничку. Тот-то его и предал: видно, знал много. Всюду борьба идет, закладывают и свои и чужие. Выбился наверх, а хвост-то за тобой тянется, так что начинай отстрел своих «бывших». Потому и нынешних авторитетов грохают. Потому что знают они слишком много о тех, кого во власть двинули. В Думу, в Кремль, в банки. Руками фээсбэшников или конкурентов, стравить-то друг друга ничего не стоит, все как волки, на каждый шорох озираются, Настоящая война идет: все против всех. Смешно, а после Япончика криминал Одессы возглавил некий Ястржембский, медвежатник. Не предок ли того, который нынче у Ельцина домашние тапочки вынюхивал? Во как все повторяется! Даже фамилии и клички. И во Временном Правительстве был Станкевич, и у этих Тогда был генерал Рузской, предатель, отречение принимавший, и в наше досточтимое время, только буковку одну сменил. По кругу идет история. А уж попов Гапонов да Азефов не счесть, их теперь в каждой партии по пять десятков. Но Котовский, Япончика «сдав», не долго на солнышке лысину грел. Его другой чекист-уголовник — Зайдер прихлопнул, видно, слишком неуправляемым стал. И сейчас, кто слишком самостоятельную игру затевает — жди пули. А Зайдера еще один кавалер трех орденов Красного Знамени, одесский бандит Вальдман укокошил. Зачем им свидетели, чушь? Так и продолжается по сию пору. И конца не видно. Спишь, что ли?
Игорю хотелось спросить старика: откуда он все это выкопал? Но потом подумал, что вся история представляет из себя большую мусорную кучу, в которой одни что-то шарят и вытаскивают на свое усмотрение, другие находят контраргументы, а третьи просто проходят мимо, брезгливо зажимая нос. Но это твоя История, другой нет. Может быть, в третьем тысячелетии мы будем жить вообще без всякого прошлого. Поскольку на месте этой кучи дерьма соорудят новую — с мишурным блеском и позолотой, но пахнуть она будет все равно по-прежнему. Кононов сидел с закрытыми глазами, погружаясь не в чужое, а в свое прошлое. И уже не слышал монотонный голос Каллистратыча.
2
Пять лет назад, почти с такой же солнечный июльский день они выехали из Москвы целой кавалькадой. Путь лежал на юг, в Сочи. Маршрут известный, машины перегоняли не в первый раз. Предстояла не то чтобы легкая прогулка, но попутный отдых: море, виноградное вино и девочки гарантировались. Игорь не собирался бежать, у него оставалась кое-какая мелочевка в столице, да ребята бы и сами прекрасно справились, но в последний момент неожиданно согласился. Уговорили. Он и сам чувствовал, что надо расслабиться, отвлечься. Столько времени в постоянном напряжении! Почти семь лет на нервах. Все, хватит. Море, море, море…Впереди шли два «мерса», за ними «тойота», «БМВ» и пара джипов «чароки», которые пользовались особой популярностью в Грузии. Заказы на все машины были уже приняты, клиентов искать не потребуется, да и сочинские авторитеты обещали подстраховать, если что. Все автомобили, понятное дело, числились в розыске, но номера давно перебиты, документы на все иномарки в полном порядке — выправили с помощью Флинта в автоинспекции. Здесь, в Москве, все равно не продашь, а Кавказ — это уже совсем другие республики. Там свои законы, вернее, полное отсутствие оных. Опасаться по дороге надо было не гаишников, а каких-нибудь отморозков. С этими даже разговаривать бесполезно, полные дауны. Поэтому в две пробитые «запаски» сунули кое-какое оружие. Раз в неделю все ребята обязательно ездили в тир или куда-нибудь за город — пристреливали оружие. Рядом с Игорем на переднем сиденье развалился Клим и болтал без умолку. Он как бы по праву занимал второе место в их сообществе, но никто еще не знал, что он начинает «подсаживаться на иглу». Да, травкой баловался, замечали, но Клим успокаивал: это же не какая-нибудь «чернушка» или «винт», я хорошую «дурь» потребляю и понемногу, когда захочу — брошу! Игоря не устраивали его «аргументы», уж лучше бы снимал свои стрессы водкой, хотя тоже не дело, а все эти разговоры про «силу воли» самообман. Уж если попал в наркотическую зависимость — все, труба! Потом, за «дозу», ты будешь на все согласен: последнее у товарищей украдешь, предашь, мать родную зарежешь. Единственная забота — где достать денег на новую порцию «лекарства». Мозг усыхает, постепенно в полную скотину превращаешься. А наши «правозащитники» еще думают эту дрянь легализовать, как в цивилизованных странах. Понятно, ведь это — деньги, и очень крупные, возле них столько народа кормится, и бизнесмены, и политики, и милиция Да что говорить: целые государства за счет «дури» живут! Сколько раз он рассуждал на эту тему с Климом, предупреждал по серьезному — все без толку. Изящный, невысокого роста Клим, сын высокопоставленных родителей, на досуге баловавшийся стихами и музыкой, почти плейбой, считал это прерогативой светского образа жизни, богемы. Вот пусть другие, быдло, водку жрет, а мы травку. Конечно, он был неординарным человеком, природа отпустила ему много талантов, другим до него далеко, но если ты хозяин своей судьбы — что же ты ее гробишь? Но предупреждения Игоря не действовали. А дальнейшая дорога наркомана известна: сначала легкая «пятка», а потом пойдут и кокаин, и гашиш, и героин, и «колеса», и синтетика, и все вместе, — забудешь, как малую нужду справлять правильно… Вот тебе и богема.
В других машинах ехали — Миша-Мишель, артист больших и малых императорских театров, мастер переодеваний и перевоплощений, белобрысый, как сноп сена; приятель детства Серега, Серж, бывший борец, накаченный словно мамонт, если бы его можно было бы сравнить с кем-нибудь из героев «Илиады» — то только с Аяксом Теламонидом, способен раскидать целую толпу; Валя Каратов, интеллигентный электронщик, вечно в технических новшествах; неприметный Леша, скользящий будто тень-призрак, бывший лейтенант КГБ, переведенный в резерв; Валера, молодой парень, двадцати лет от роду, влившийся в бригаду не так давно; еще один профессиональный спортсмен Петро, с перебитым носом, добоксировавшийся до серебряной медали на чемпионате СССР, а потом тренировавший детишек; Проктор, прозванный так неизвестно почему, может быть, за смуглый цвет лица — он был великолепным наперсточников и «кидалой»; Денис, долговязый медик, бросивший свою «Скорую помощь» ради новых друзей и новой жизни. Всего десять человек. Потом, в Ростове, к ним присоединился Игорь-маленький, который был отправлен вперед, проверять связи и готовить почву. Но в том, что произошло в дальнейшем его вины не было.
…При подъезде «к Сочам» набрали номер местного авторитета — Николы, благо сотовый здесь срабатывал. «Здорово, братан, мы уже рядом. Давай, встречай в районе аэропорта!» Вышли из машин размять косточки, Серж с Петрухой стали друг другу приемчики показывать, Каратов на травке валялся, в общем, ждали. Переезд все-таки был довольно утомительный, почти сутки в пути. Затем отправились вслед за Николиным «БМВ» в гости, бросили машины на его охраняемую стоянку и разместились в гостинице. Сначала остановились в «Жемчужной», где сняли пару люксов на имя одного из депутатов, чьим официальным помощником был Каратов, и легли на пару часов соснуть. Кроме Проктора, у которого здесь жила родня; он уехал к ним, прихватив с собой Игоря-маленького. Поспавши, спустились в бар — чего-нибудь пожевать и выпить. Что поразило — так это обилие «зверей», все какие-то настороженные, косятся. Вышли в холл за газетами — то же самое. Видно, загребают под себя Сочи на корню. Поднялись к себе, посмотрели местный «телик», полюбовались с балкона десятого этажа Черным морем, зелеными волнами в начинающем багроветь закате и, не сговариваясь, решили поменять обстановку. Перезвонили Николе. «Что-то тут не очень нравится — кругом „черные“. Может быть, чего-нибудь другое поищем? Подумай, а мы пока в бассейне поплещемся. Перезвони на мобильный». Валера по межгороду с Москвой соединился, у него там сестренка оставалась, лет двенадцати, сорвиголова, жила с бабусей, глаз да глаз нужен. Игорь чувствовал, что их приезд кого-то насторожил, но не мог понять — в чем дело? Заметил это и Леша, ну, он-то в КГБ работал, ему положено шестым чувством чуять. А Клим расслабился, очевидно, уже успел покурить втихаря. Пока плавали и обсыхали, подкатил Никола на микроавтобусе «додж». «Собирайте шмотки, едем. Покатаемся покуда по городу, а там, в один пансионат двинем. Номера готовят, думаю, понравится. Тихо, красиво.» По дороге соскочил Петро, рванул к знакомой девахе, он сюда часто в свою спортивную бытность на сборы мотал, обзавелся женами. Игорь его отпустил, не говоря ни слова.
А пансионат «Зеленая роща», расположенный за чертой города на склоне горы, оказался бывшей дачей Сталина и его соратников из «близкого круга». «Вот так, — подумалось Игорю. — Кто бы мог представить, что придется ночевать в спальне Иосифа Виссарионовича.» Небось, кошмары замучают. В тот 1993 год Кононов еще стоял одной ногой в «демократической луже», но уже начал кое в чем разбираться и отряживаться. А за два года перед этим вместе со своей братвой ехал к Белому Дому на защиту, на полном серьезе думал, что решается судьба России. А она была уже давно решена, и без них. И не в Москве даже, а в других тайных канцеляриях. Так что все эти танки, растроповичи с автоматами, обкуренные мальчишки с полосатыми флагами, неподкупные трибуны собчаки и станкевичи, обиженные колбасой домохозяйки, все это было умело срежиссированной игрой, фарсом. Но тогда это смотрелось симфонически. Потом история повторится, только на сей раз всерьез. До октябрьских событий оставалось два с половиной месяца. Теперь Кононов не станет вмешиваться в разборки между паханами, облеченными властью: он лишь подойдет к Моссовету, увидит чмокающего Гайдара, послушает его провокационные призывы и уедет домой, чтобы не видеть безвинно пролитой крови. Русской крови. Его не будет интересовать дележка пирога под названием «Россия», устроенная членом Политбюро Ельциным, генералом-предателем Руцким и чеченцем Хасбулатовым. Никому из них Россия была не нужна, только то заветное кресло, за которое можно продать душу. Учиненную ими кровавую разборку «Си-эн-эн» будет взахлеб передавать на весь мир, с наслаждением комментируя каждый кумулятивный снаряд, от разрыва которого чьи-то очередные мозги выплескивались на стену, и радости от резни русских русскими не будет предела. Игорь не станет выходить из квартиры три дня, зарастет щетиной, в полном одиночестве впервые в своей жизни напьется по-настоящему, разобьет телевизор и очнется под конец уже совершенно другим человеком. Но все это будет потом, через два с половиной месяца.
А пока они въезжали в ворота пансионата, поднимались по узкой извилистой дороге, мимо утопающих в зелени небольших домиков, где селились сподвижники Сталина, входили в арку большого прямоугольного здания в два этажа, выстроенного буквой «П» и окрашенного в ядовито-зеленый цвет, с любопытством оглядываясь вокруг. Номера располагались на втором этаже, а на первом — в одном крыле несколько столовых, в другом — сауна, бильярдная и кинозал. Для Игоря сняли спальню Сталина, которая выходила на террасу и соседствовала с конференц-залом. «Поговоришь ночью с приведением», пошутил Никола, вскоре отправившийся в город по своим делам. Остальные ребята расположились каждый в своем номере. Потом снова сошлись, как члены Политбюро, в конференц-зале. «Ну, что будем делать?» «Банька и девочки, что мы — хуже других.» Настроение у всех, кроме Игоря, было приподнятое. А его что-то вновь тревожило, может быть, вся эта атмосфера дома, сопричастность к прошлому, к духу Хозяина, который, как бы о нем ни говорили и чтобы, ни писали, сумел создать великую Державу, Империю, в чьем присутствии вставали и не решались садиться главы других государств. Почему в последние годы своей жизни он повернулся к Православию, к идее монархии, почему поднял первый тост после великой Победы за «терпеливый русский народ»? Какую тайну своего явления в этот мир он унес за собой в могилу? Кем он был — исчадием или мессией, рождающимся раз в тысячелетие? И как бы сейчас на локтях и коленях ползли к нему Горбачев с Ельциным и всей камарильей, доведись тому хоть на час подняться из гроба. Игорь усмехнулся, но досматривать «картину покаяния» не стал — ребята требовали развлечений. Опять связались по мобильному с Николой (замучили его, наверное, своими просьбами, но он вполне мог рассчитывать в Москве на ответное гостеприимство; правда, без Кремлевских палат). «Слушай, мы тут баньку заказали на 24–00. Телок не хватает. А по объявлению в газете брать неохота: пришли „коряг“ каких-нибудь.» «Понял. У меня есть пара хороших на примете. И еще у сутенера местного выберу. Вам пяток хватит?» «Вполне. Ждем.» В конференц-зале стоял длинный, покрытый зеленым сукном стол для заседаний, висел портрет Сталина, возле стен — шкафы с книгами, не только труды вождя, но много подарочных изданий из братских партий. Диваны для отдыха. Вся мебель добротная, старомодная, с инвентарными номерами. Игорь присел на стул к пианино, открыв крышку, пару раз ударил по клавишам. Звуки разносились по залу, гасли в тяжелых бордовых портьерах. И все вокруг строго, весомо, казенно, не то, что у нынешних «предводителей дворянства». «Так ведь у Сталина и нашли-то после смерти всего пару костюмов», вспомнил Игорь. Он оставил после себя не личные особняки с кубышками, а Державу. «Дай-ка, я сбацаю!» — попросил Серж и заиграл «Страну лимонию». Пока ждали девушек, Леша показывал «кагэбешные фокусы»: как в случае чего обыкновенной зубочисткой или спичкой пробить твоему противнику барабанную перепонку, как ткнуть в артерию, чтобы человек отключился и прочее. «А я знаю, как стать пьяным без вина», — сказал Денис-медик. «Как?» — больше всех Клим заинтересовался. «Вот тут, на ушной раковине есть одна точка. Надо кольнуть иголкой и порядок. Словно полбутылки водки выпил. Мы в медицине применяем, для лечения алкоголиков». «Врешь?» «Хочешь попробуем!» Клим отчего-то забоялся, зато в научном эксперименте вызвался принять участие Мишель. «Давай, доктор, только без вивисекции!» У Дениса все инструменты всегда с собой, на всякий случай. Кольнул. Непонятно, что там произошло в организме, но Мишель действительно, спустя пару минут, «поплыл». Даже по глазам видно. Пьяненьким стал слегка. Правда, он очень хороший артист, все знают. «Теперь, Денис, когда захочу нажраться, буду обращаться только к тебе, гораздо экономнее», — заявил он. Даже Валера, державшийся скромнее всех, заулыбался, расслабился. Ему-то это все впервые, надо поднимать парня. Так и шло время, пока девочки не приехали. И, надо признать, Никола постарался, хоть сейчас на конкурс. А может быть, они с конкурса-то и прибыли…
Спал Игорь как убитый, на широкой кровати с матрацем, набитом, вроде бы, соломой. Рядом лежала роскошная наяда, зарывшись лицом в подушку. Если когда-то здесь просыпался Сталин, вынашивая злодейские планы — как уверяют всезнающие Разгон и Радзинский, то очнувшийся ранним утром Кононов ничего кошмарного не почувствовал. Напротив, встал бодрым и умиротворенным, оставшаяся от вождя «черная аура» ничуть не давила, да и не было ее тут вовсе. Все — бредни! Надев спортивный костюм, выскочил на пробежку. Легкий туман расстилался над морем, скрывал вершину горы, к склону которой прижался, словно в поисках защиты, пансионат. А воздух — надышаться невозможно! После угарной Москвы это было нечто фантастическое. Правильно, что приехал — решил Игорь. Накрутив несколько километров, со спусками и подъемами, Кононов перешел на шаг, наслаждаясь тишиной утренней прохладой, любуясь обступившими тропинку зарослями берез, осин, какими-то причудливыми кустарниками с растопыренными листьями, величиной с ладонь. Пахли они изумительно. Приятная усталость разливалась по телу, так бы и остался тут навсегда. Взбодрившись в контрастном душе, он побрился и пошел будить своих друзей на завтрак, а то они с этими «кудесницами» весь день проспят…
В маленькой уютной столовой, обставленной румынской мебелью, все уже было сервировано. Блюда подавались услужливыми официантами, выбрать можно было практически все что угодно. После обильного завтрака, еще до того, как начало припекать солнце, покатались немного на лошадях, затем позвонили Николе. Он уже выслал за ними «Додж», и они отправились в город, оставив наяд в пансионате еще на сутки. Надо было заканчивать насчет машин. Здесь никаких проблем не было. В офисе Николы уже ждали заказчики, там же к ним присоединились Петро, Проктор и Игорь-маленький. Все иномарки, кроме «тойоты», на которой надо было возвращаться в Москву, «скинули» очень быстро. Деньги зеленого цвета положили в спортивную сумку, набив ее доверху и застегнув молнию. Вот и все. Решили еще пару деньков пожить в пансионате, а потом — домой! Но вышло по-другому.
После обеда они отправились в горы, на пикник, и уже расположились на поляне среди моря цветов и зелени, как неожиданно появился встревоженный Никола, Он отвел Игоря в сторонку и объяснил ситуацию.
— Пора вам сматываться, — сказал он. — В городе неспокойно, пошли чистки, шмонают всех подряд. Какой-то высокий милицейский чин из Москвы прибыл. Как бы вам не попасться под горячую руку.
— А пересидеть где-нибудь нельзя?
— Никак не получится.
Посовещавшись еще некоторое время, они решили так: выбираться из города разными группами, не привлекая внимания. Никола заказал билеты на самолет и поезд — для ребят, которые будут уходить отдельно от Хмурого. Сумку с «зеленью» и оружие оставили у Николы, в тайнике. Не пропадет. Сам Кононов, поплутав по улицам выехал из Сочи лишь к вечеру. На сей раз обошлось, хотя праздник сорвался.
Не останавливаясь, он гнал машину по трассе, словно пытался ускользнуть от Луны, от ее тени. Ночью это невозможно сделать, какую бы сумасшедшую скорость ты не развил, как бы не пытался убежать от самого себя. Игорь знал, что ему предстоит бежать всю жизнь, такую судьбу он сам себе выбрал, и не будет времени ни остановиться, ни отдохнуть. Отдыхают те, у кого нет цели, кто смирился с существующим порядком вещей, кто принимает ложь, как правду, а тьму — за свет. А когда наступит тот день, когда он сможет успокоиться? Когда на Луне высохнет кровь и вновь засияет солнце…