Страница:
— Отдай мне душу моего отца.
— Ты уже просил об этом. Не думаешь ли ты, что я не возьму ничего взамен? Плохо же ты меня знаешь!
— Чего ты желаешь?
Изгнанный архангел уставился на Сильвестра своими красными глазами, потом ответил:
— Чтобы ты пошел в Рим.
— Таково и мое намерение.
— И чтобы ты встретил преемника Петра. Зовут его Эвариста. Апостол он хороший, но склонен все драматизировать. Заставь его переговорить с императором. И ты увидишь, что все уладится.
— Почему ты мне это советуешь?
— Я уже сказал: мир породит окончательное установление царства Христова. Вот увидишь, его еще будут рисовать на досках, как императора!
— Я пойду в Рим. Увижусь с Эваристой, заставлю его поговорить с императором. Я ничем не рискую.
Люцифер презрительно посмотрел на Сильвестра. Этот недоумок, верно, не понимал, что он, верховный демон, спокойно мог бы занять подобающее место там, где все мысли были только о власти. Извратить учение Иисуса — это лучший реванш, который дьявол мог взять над Тем, кто отстранил его от Своей славы.
— Бери душу отца и проваливай.
Сильвестру вручили душу его отца — такую маленькую и хиленькую, будто она собралась помирать».
Магистр Караколли с отвращением оттолкнул от себя манускрипт. Он с огромным трудом переводил текст: не потому что почерк был менее разборчив, чем на предыдущих страницах, а оттого что содержание глубоко ранило душу поборника веры, истинного верующего.
— Это какая-то смесь из философии магов и досужих вымыслов, посрамляющая церковь.
— Я узнал в нем целые отрывки из «Жизнеописания Гамалдона», — сказал отец Мореше. — Некоторые комментаторы увидели в этом аллюзии на спуск в Ад героев Гомера.
Во время чтения Адриен Сальва даже позабыл о своей потухшей сигаре и сейчас с пылом размахивал ею, словно художник кистью.
— Господа, мы приближаемся к цели!
— Вы заметили какую-то необычную деталь, которая поможет разгадать нам этот шифр? — спросил Бетхем.
— В этой истории все не только необычно, но абсурдно! — не мог успокоиться Караколли.
— Не потому ли, что Сильвестр, пораженный этой болезнью, вызываемой спирохетой… — неуверенно предположил Мореше, — потерял рассудок, как это всегда бывает в подобных случаях, и вообразил себе ту встречу с Люцифером?
Адриен Сальва резко встал. Его импозантная фигура напоминала статую Командора, выплывшую из кладбищенского тумана.
— Господа, — проговорил он решительным и безапелляционным тоном, — я знаю, где находится то, что мы ищем, и более того, я знаю, о чем точно идет речь.
Долгая и тягостная тишина воцарилась в библиотеке. Лицо нунция выражало недоверие, лицо Мореше — интерес, тогда как внимание Бетхема привлекло передвижение мухи по манускрипту. Сальва сунул остаток сигары в папскую пепельницу и, вдохнув полной грудью, словно оперный певец перед решающей арией последнего акта, начал:
— Все мы слышали, как Люцифер упомянул, что дьяволы, окружающие Сатану, осуждены. «Осуждены все», я полагаю. А почему? Цитирую по памяти: «Потому что они пошли против порядка, который Бог хотел установить среди своих созданий». И что он добавил? «Разгадай их настоящие имена, и ты узнаешь, как вели они себя на Небе». Эти цитаты отсылают нас к другому отрывку «Жизнеописания»: первому спуску Басофона в Ад. Именно в нем — вы, конечно, помните — приводится ряд дьявольских имен, таких невероятных, что мы тогда посмеялись, как над дурацкой шуткой.
— Проклятие! — воскликнул Мореше. — Я начинаю понимать, что ты имеешь в виду… Смешные имена вроде Папалиссим, Ронолфраз… Да я хорошо помню!
Нунций раскрыл манускрипт и лихорадочно перелистывал страницы, ища отрывок, который он тоже помнил. Найдя, он начал зачитывать его:
— «Гибозус Нелепый, Тетрапед Всезнающий, Каломн Оксидрон, Фажетон Стромак, Клиссодиус Балтернум…»
— Этого довольно, — прервал его Сальва. — А несколькими строчками ниже что написано, прочитайте, пожалуйста.
— «Да и называли они себя: „Князь Взбучки, Левантийский Лисенок, Шелковое Величие, Осыпанный Листвою…“
— А ведь точно, это шифрованный список. То, что нам и надо. Монсеньор, не доверите ли вы мне эту страницу? В ней заключается весь секрет. Браво, Адриен! Ты попал в точку!
— Но, — недоуменно возразил нунций, — какой для нас интерес в этом листе?
ГЛАВА XXIII,
Теперь-то Адриен Сальва понял, что отныне назад пути нет. Приходилось преодолевать гадливость. Да, необходимо было, чтобы логика его рассуждений дошла до границ боли и — как бы неприятно ему ни было, — подобно скальпелю, вскрыла гнойник, слишком долго зревший в его памяти.
Он знал, почему Изиана покончила с собой и почему сорок лет он отказывался понимать трагические предсмертные слова: «Non creder mai a quel che credi». Сейчас, когда колесо повернулось, он оказался перед таинственным наростом — не из-за совпадений, но потому что с самого начала расследования знал, что события неминуемо приведут его к этой точке, ставшей зияющей, через которую не перемахнуть, если только не заполнить ее чем-то.
Через три дня папа Иоанн Павел II должен в частном порядке встретиться с главным раввином Рима у князя Ринальди да Понте. А почему именно у этого аристократа? Просто потому, что восьмидесятилетний старик владел ключом к весьма щекотливой, долго скрываемой части ватиканской стратегии, относящейся к последней мировой войне. Нужно было, чтобы папа и раввин помирились после признания, сделать которое мог только все тот же Ринальди да Понте, отец Изианы. Изиану да Понте Сальва когда-то встретил в поезде, полюбил ее, относился к ней как к сестре, хотя горел желанием стать спутником ее жизни; но она утопилась в Тибре. О, какое навязчивое воспоминание! Она просто скользнула в воду, так как — и это правда — абсолютно не было никаких брызг. Она спокойно погрузилась в реку, будто ложась спать. Она бесшумно проскользнула туда. А он стоял на берегу — оторопевший, оцепеневший, все воспринимавший, как лунатик; им вдруг овладело чувство покоя и красоты, его заворожил этот странный конец, оставивший после себя неисчислимые отблески луны на зеркальной воде. И только позже, намного позже, он осознал случившееся и понял, что Изиана ушла. А когда ему показали ее в морге, лежащей в металлическом ящике, он чуть было не расхохотался, сочтя это шуткой; потом, вернувшись в отель и погасив свет, почувствовал себя раненным навсегда.
Сегодня, после стольких лет, объездив мир, расспросив столько загадочных сфинксов, борясь с разнообразными призраками невежества и иллюзий, он возвращался в места неоспоримой истины, которая заставила Изиану войти в вечную реку тайны, оставив его на берегу.
Когда Сальва позвонил секретарю князя, ему назначили встречу в тот же день. Аристократ находился на своей вилле Ариччиа на берегу озера Альбано, недалеко от Кастель-Кандольфо, летней резиденции святого отца. За профессором прислали «роллс-ройс», на котором он проехал через весь Рим, после чего, за воротами Сен-Иоанн, выехал на виа Аппиа-нуова в направлении Веллетри к, миновав Фраттоки, очутился на Старой Алпиевой дороге.
Вилла Ариччиа больше походила на дворец, чем на загородный дом. В подражание палладиевскому стилю белое здание раскинуло два цокольных крыла вокруг роскошного фронтона с широкими окнами. Слегка приподнятое над парком с прудами и лужайками, окруженными античными статуями, оно заметно дисгармонировало с общим ансамблем, что придавало ему особую элегантность.
Сальва потребовалось немало усилий, чтобы вообразить, как жила здесь Изиана. В прошлом они всегда встречались в людных местах Рима, и он понимал, почему, нося знатную фамилию, она совсем не кичилась этим, — ее давило это бремя, и тяжкая ноша погубила ее. Но сначала Изиана попыталась оторваться от светских развлечений в компании с юным Адриеном. Да и как он мог противиться, раз не мог предложить ей ничего другого, кроме своей любви?
Слуга проводил его в библиотеку, где князь его уже ожидал. Этот восьмидесятилетний старик был истинным аристократом, на лице его лежала печать самого высокого происхождения. Знаком пригласив профессора сесть, он устроился напротив. И тотчас же завязался любопытный диалог.
— Профессор, я очень тронут вашим желанием встретиться со мною — ведь именно я посоветовал кардиналу Бонино вызвать вас в Ватикан под предлогом разгадки тайны «Жизнеописаний». А на деле мне хотелось, чтобы вы были рядом и предотвратили надвигающуюся катастрофу.
— Экселенц, известна ли вам природа этой катастрофы?
— Кардинал и я сам полагали, что Москва готовила покушение на верховного понтифика.
Князь говорил по-французски, с легким английским акцентом, напоминавшим о том, что первая половина его жизни прошла в Великобритании — он учился в Оксфорде.
— Экселенц, — продолжил Сальва, — я благодарен вам за оказанное доверие. Мы знаем место и время покушения. Я не сомневаюсь, что вы уже предупреждены американскими и английскими службами.
— Эти американские господа не очень-то приятны.
— Но деловиты. Полагаю, встреча папы с главным раввином Рима состоится именно здесь?
— Я подумываю сменить место. Моя вилла Тиволи вполне подходит. Однако господа американцы забраковали ее, считая, что здесь наблюдение будет гораздо эффективнее. А ну его, это дело! Оно укорачивает мне жизнь.
— Экселенц, нет никакого сомнения, что это покушение есть лишь часть какого-то более сложного плана. По правде говоря, решение о нем было принято после провала затеи с дискредитацией святого престола.
— Дискредитация? Каким образом?
— Экселенц, надеюсь, вы позволите мне приступить к изложению сути. Вам известно, по какой причине встреча папы с раввином должна состояться обязательно здесь: необходимо ваше присутствие.
— Господи, да я всего лишь преданный слуга нашей святой матери церкви.
— Ну разумеется! И вы всегда им оставались. И тогда, когда были тайным посланником Пия XII при нацистском режиме, и когда в конце войны стали обладателем некоторых досье, которые, будь они сегодня опубликованы, наделали бы немало шума.
Князь встал. Он медленно подошел к книжным полкам, рассеянно провел рукой по корешкам нескольких томов. Затем он вернулся и, пристально глядя на Сальва своими живыми глазками, сказал:
— Вы можете не сомневаться в моей совести.
— Упаси Бог! Политика Ватикана в годы нацизма основывалась на страхе перед коммунизмом. Главным врагом был Сталин. Но, несмотря на это, Пий XII оказался косвенно связанным с лицами, которых в глубине души ненавидел сильнее, чем большевиков. И тем не менее лица эти, будучи экстремистами, не были заслоном против атеизма — и не только атеизма.
— Как это?
— Экселенц, именно вы организовали в апреле 1941 года встречу Гитлера с усташами[21], дабы последние добились независимости Хорватии. Разве вам не известно было о репрессиях, совершаемых этими людьми?
— Они защищали католическую церковь от происков сербов.
— Православных сербов… Отсюда и убийство югославского Александра несколькими годами раньше, и все последовавшее за этим!
— Вы упрощаете события!
— Часто это необходимо, чтобы распутать клубок. Думаю, Пию XII нацизм был так же ненавистен, как и коммунизм. Но разве он выступил против геноцида евреев?
— Информация у нас была самая противоречивая. Надо понимать, какая атмосфера царила в Ватикане в ту эпоху. Пий XII ценил Муссолини. Он считал, что дуче ради блага Италии пошел на союз с Германией после того, как та нарушила германо-советский пакт. Позже, в конце войны, уже сами американцы обратились с просьбой к нашим службам приютить людей, боровшихся с коммунизмом и осужденных в Европе за связь с национал-социализмом.
— Ну, теперь все понятно.
— О, я знаю, о чем вы подумали, профессор, и отдаю должное вашей проницательности. Поговорим откровенно. — Князь уселся в свое кресло и продолжил: — Мы действительно взяли под свою защиту лиц различных национальностей, которые в тот период боролись с большевизмом, тогда как эти лица, справедливо или нет, подлежали передаче суду. Но какому суду? Главные преступники уже были осуждены в Нюрнберге, не так ли?
— Не все. Многих тайно переправили в Аргентину. Но тайна эта шита белыми нитками: у коммунистов имеется досье с доказательствами того, что святой престол укрывал военных преступников и помогал им бежать в Америку под вымышленными именами. Назревал скандал. В частности, некоторые намеки попали в «Ла Стампа». Давление нарастало. Можно подумать, что вам неизвестно, где хранятся эти документы, особенно список ваших подзащитных, который в любой момент может быть опубликован, что дискредитирует церковь и ее главу.
В лучике света, просочившемся через закрытые ставни, плясали тысячи пылинок.
— Нам известно было только то, что документ попал в библиотеку Ватикана и спрятан в какой-то папке, — объяснил князь. — Знаю еще, что кардинал Бонино узнал на исповеди о существовании заговора от отца Строба, который после этого покончил с собой. По приказу коммунистических польских служб несчастный похитил манускрипт «Жизнеописания», подаренный Ватикану Иоанном Павлом II, не знавшим о его истинном содержании. Потом Строб спрятал его в месте, известном только агентам, которые в подходящий момент изъяли бы его, чтобы устроить скандал.
— Но истинная проделка отца Строба, — уточнил Сальва, — заключалась в том, что он воспользовался внешним сходством между заклейменным манускриптом и «Жизнеописанием Сильвестра», найденным в Польше, чем еще больше запутал следы. Право, работа большого профессионала!
— Только вы один могли нам помочь. Я издали следил за делом Клэриджа и восхищался вашими дедуктивными способностями. Короче, я поверил в вас. Что же касается встречи его святейшества с главным раввином, и тут вы угадали, почему необходимо мое присутствие.
— Это условие выдвинуто главным раввином, не так ли? Он желает, чтобы действия Ватикана во время войны были выявлены и признаны. Иоанн Павел II ничего не имеет против этого. Уж слишком много слухов ходило об антисемитизме польского духовенства.
— Главный раввин особенно хочет знать об ответственности кардинала Монтини в этих делах, — заметил князь. — Будущему Павлу VI было поручено Пием XII заняться этим, но этого не оценил кардинал Ронкалли, когда занял высший пост под именем Иоанна XXIII. Одна часть курии оставалась верна позиции Пия XII в отношении тех, кто сражался во благо нашей матери церкви, будь то на стороне фашизма или нацизма. Другая часть была настроена оппозиционно и сформировала весьма активную группу. Именно они после смерти Павла VI способствовали избранию Иоанна Павла I. Ну а дальнейшее известно.
— Стало быть, экселенц, — тихо произнес Сальва, — именно вам вместе с кардиналом Монтини было поручено Пием XII помочь некоторым экстремистам, сотрудничавшим с нацистами, избежать справедливого суда и скрыться в Америке.
— Никто тогда не думал об этом! — воскликнул князь. — Мы, и я лично, считали, что люди, которых вы называете экстремистами, были обычными католиками, верными своей церкви. Они действовали по долгу совести, борясь с теми, кто отвергал Бога, пытал и казнил священнослужителей, отвернул множество душ от нашей матери церкви. Могли ли мы оставить на произвол судьбы тех, кому грозило наказание за то, что они действовали в согласии со своей совестью во славу Божию?
Сальва поднялся. Теперь все было ясно. Вот только устроят ли главного раввина подобные оправдания? Но в любом случае должны быть устранены взаимные разногласия, поскольку Иоанн Павел II был тут совершенно ни при чем. Да к тому же не существовало и официального разрыва отношений между католической и иудейской общинами, скрепленных Ватиканом благодаря Иоанну XXIII. Оставалось узнать фамилии, зашифрованные в той части «Жизнеописания», которую фальсифицировал Кошанский, вдохновленный «Жизнеописанием Гамадцона».
— Профессор, — продолжал князь, — боюсь, вы можете неправильно понять причины такого поведения церкви по отношению к осуждаемым вами людям. И все-таки прошу верить мне: никогда мы не выручали ни одного настоящего преступника. Прошедшие через наши руки были чисты сердцем. Но на войне как на войне. Им приходилось иногда действовать против своей воли на благо родины и веры. Понятно?
— Во Франции, к примеру, префект Горсе в 1943 году депортировал тридцать евреев, в том числе пятерых детей. Никто не вернулся. Вы же прятали его с 1945 по 1948 год, затем переправили во франкистскую Испанию, а оттуда в Аргентину под именем Руис Фернандес. Не был ли он, по-вашему, настоящим преступником?
Князь отвел глаза, потом тоже встал.
— Мы узнали о его предательстве лишь много позже. И сразу же предупредили еврейскую ассоциацию по розыску военных преступников, а также господина Клар-фельда. Вы должны мне верить — все было так сложно. А этот Гарсе, разве он не спас аббата Монтанье, которого собирались расстрелять фашисты? А не спас ли он от уничтожения деревню Форе, которую решили сжечь эсэсовцы?
— Гарсе умер. Большинство главных действующих лиц исчезло. Все теперь принадлежит истории. Что мы сделаем со сведениями, скрывающимися в «Жизнеописании»?
— Его святейшество решит. Документ ведь принадлежит ему, не так ли?
Беседа окончилась. Теперь князь Ринальдо да Понте, должно быть, пожалел о том, что выбрал Сальва для розыска манускрипта. Он уже не сомневался, что расследование профессора выходило далеко за пределы его миссии. Его сухой тон и последняя реплика выдавали дурное расположение духа. И в этот момент Адриеном овладело неодолимое желание сказать князю, что он был знаком с его дочерью Изианой и после этой беседы ему лучше стали понятны мотивы ее самоубийства. Но он сдержался. Слуга проводил его к «роллс-ройсу», стоявшему у роскошного крыльца. Князь же даже не пожелал попрощаться с ним.
Страницы «Жизнеописания» с рассказом о первом схождении Басофона в Ад были добавлены польским фальсификатором к страницам, написанным в Венеции в XVI веке. Это выяснилось в лаборатории ватиканской библиотеки. Таким образом, все прояснилось. Что касается списка с дьявольскими именами, то в нем действительно содержалась серия отчеств, принадлежавших лицам разных национальностей, в частности немецкой и французской, которые в период Второй мировой войны работали на нацистских предприятиях. Были среди них очень подозрительные типы, ответственные за концентрационные лагеря, а также химики и физики, участвовавшие в научных исследованиях Третьего рейха. Последних особенно усердно разыскивали американцы, заинтересованные в результатах их работ и в их проектах. Все эти люди прошли через Рим и Мадрид, прежде чем тайно осели в Аргентине или Соединенных Штатах. Надежную переправу им обеспечивала сеть монастырей. Организация была возложена Ватиканом на князя Ринальди да Понте под контролем кардинала Монтини.
— Монсеньор, — спросил нунция Караколли Сальва, — не считаете ли вы, что вся эта акция носила политический характер?
— Бог мой, конечно же, нет! — с горячностью ответил прелат. — Просто коммунисты намеревались опубликовать этот список, чтобы доказать, что святой престол вступил в сделку с нацизмом. Потому-то они и распустили подобные слухи. А графиня Кокошка имела отношение к заговору?
— Она покинула Рим вчера. Ее мужа назначили послом в Венгрии, — объяснил Бетхем. — Эта женщина была марионеткой в руках коммунистов.
— Я никогда не считал ее способной на большее, — заметил Сатьва.
— А бедняга Стэндап? — спросил Караколли. — Он-то какое отношение имел к этому делу?
— Поняв, что «Жизнеописание», которое он переводил, оказалось безобидным манускриптом без трех шестерок, он подумал, что поляки нашли настоящий документ и завладели им. Поэтому он и отправился в Краков. И надо же ему было! Коммунисты посчитали его агентом «Интеллидженс сервис», раскрывшим их заговор. Потребовалось убрать его.
— Это было ужасное недоразумение, — заметил Мореше. — Но, дорогой Адриен, загадка все еще существует: что стало с подлинным «Жизнеописанием Сильвестра», заклейменным в Средние века числом дьявола?
— Здесь вновь появляется персонаж, о котором вы все позабыли, — сказал Сальва. — Я имею в виду каноника Тортелли. Вспомните о его испуганных выкриках, когда мы начали переводить «Жизнеописание». Он был просто смешон. Но меня с самого начала поразило, что его возмущение было явно преувеличенным. Я подозревал: он кое-что от нас скрывает и намерен нам что-то подсунуть. Ведь он первый прослышал о находке. Разве его не было в зале Льва XIII, когда по моей просьбе вы открыли папку В 83276?
— И правда, — подтвердил нунций. — Он даже побежал с докладом к кардиналу Бонино.
— А на самом деле, приметив место, где находилась папка, Тортелли отправился туда, когда вы пошли искать меня в «Agnus Dei». Он был убежден, что речь шла о подлиннике. Но в папке с «Небесной лестницей» Жана Гоби имелось два текста: «Жизнеописания», которое мы знаем, и какой-то другой.
— «Лестница», — предположил Мореше.
— Э нет! — усмехнулся Сальва. — Я проверил. В папке В 83276 с того дня не было ни одного манускрипта. «Жизнеописание Сильвестра» исчезло. И произошло это потому, что его унес Тортелли.
— Чего ради? — удивился Караколли.
— Потому что это была не рукопись Жана Гоби, а как раз то, что мы считали «Басофоном 666». Вам понятно? Когда советские агенты решили поместить «Жизнеописание Сильвестра» в одну из папок библиотеки, там уже находился один манускрипт. Случайность ли это? Судя по всему, нет! Они знали, что документ, называемый нами «666», находится там, более того: они сами вложили его туда.
— Подлинник «Басофона»? Спрятан этими людьми? Вы шутите? — возмутился нунций.
— Нас заставили поверить в то, что речь идет о подлиннике, — продолжил Сальва. — Метка «Bas. 666» на карточке, которую я нашел, была поставлена ими не для того, чтобы нас обмануть. Это был код, позволявший советским агентам отыскать местоположение папки, а следовательно, и списка. Я первый попался на эту удочку. Но по крайней мере это позволило нам получить «Жизнеописание». А что до каноника Тортелли, тоже обманутом, то он унес с собой документ с предполагаемыми тремя шестерками, который наверняка был житием самого обычного святого, но тоже шифрованным.
— Так, значит, — заключил несколько ошеломленный нунций, — никакого подлинного «Басофона» не существует. Манускрипт сожгли в XI веке на костре вместе с другими!
— Сожалею, что разочаровываю вас… — вздохнул Сальва. — Нас подвело желание во что бы то ни стало найти этот уникальный экземпляр. Единственное «Жизнеописание Сильвестра» находится в краковской библиотеке. Оно помогло фальсификатору передать список советским агентам. И еще: только первые главы в нем относятся к XI веку!
В этот вечер клуб «Agnus Dei» пустовал. Собрались в нем только наши друзья. Они удобно расположились в знаменитых креслах, где в течение трех столетий подремывало столько преподобных особ. Комиссар Папини на своем витиеватом языке сообщил им, что агенты американской разведки арестовали трех поляков и одного болгарина, действительного готовивших покушение на папу и римского раввина. Мощная бомба была заложена ими в вазоне парка виллы Ариччиа, как раз под окном зала, в котором князь Ринальди да Понте собирался принимать гостей. Таким образом, заговор полностью провалился. Список, расшифрованный Бетхемом, был передан Иоанну Павлу II. Так что Адриен Сальва мог спокойно смаковать «Ферне Бранка» и посасывать свою вонючую сигару.
— Смущает меня одна деталь, — произнес Мореше. — Почему советским агентам нужно было прятать этот список в папке библиотеки? Не лучше ли было положить его, к примеру, в банковский сейф?
— Вижу, ты совсем не разбираешься в особенностях менталитета восточных коммунистов. Объясните ему, дорогой Сирил.
Бетхем отложил свою трубку и, пренебрежительно отодвинув налитую ему ритуальную рюмку, охотно пустился в объяснения.
— Система, разработанная КГБ, задумана таким образом, что никто не может располагать полной информацией о готовящейся операции, вплоть до последней секунды перед ее началом. Поэтому в деле, которое нас интересует, у каждого из установленных нами агентов был только один элемент головоломки. Польский фальсификатор, не вникая в смысл, переписал страницу с дьявольскими именами. Предоставлена она ему была его начальниками. Кардинал, которому поручили купить «Жизнеописание», абсолютно не знал содержания манускрипта, как, естественно, и будущий папа, увезший его в своем багаже перед выборами. Отец Строб получил приказ доверить документ одному из польских экспертов, работавших в лаборатории библиотеки Ватикана. Но и он, если и знал о возможном покушении на его святейшество, не был в курсе того, что манускрипт зашифрован. Так что в любой момент известный нам список мог быть изъят из папки или остаться там. Не было опасения, что кто-то может выдать секрет, истинную ценность которого знали только руководители из КГБ…
— Ты уже просил об этом. Не думаешь ли ты, что я не возьму ничего взамен? Плохо же ты меня знаешь!
— Чего ты желаешь?
Изгнанный архангел уставился на Сильвестра своими красными глазами, потом ответил:
— Чтобы ты пошел в Рим.
— Таково и мое намерение.
— И чтобы ты встретил преемника Петра. Зовут его Эвариста. Апостол он хороший, но склонен все драматизировать. Заставь его переговорить с императором. И ты увидишь, что все уладится.
— Почему ты мне это советуешь?
— Я уже сказал: мир породит окончательное установление царства Христова. Вот увидишь, его еще будут рисовать на досках, как императора!
— Я пойду в Рим. Увижусь с Эваристой, заставлю его поговорить с императором. Я ничем не рискую.
Люцифер презрительно посмотрел на Сильвестра. Этот недоумок, верно, не понимал, что он, верховный демон, спокойно мог бы занять подобающее место там, где все мысли были только о власти. Извратить учение Иисуса — это лучший реванш, который дьявол мог взять над Тем, кто отстранил его от Своей славы.
— Бери душу отца и проваливай.
Сильвестру вручили душу его отца — такую маленькую и хиленькую, будто она собралась помирать».
Магистр Караколли с отвращением оттолкнул от себя манускрипт. Он с огромным трудом переводил текст: не потому что почерк был менее разборчив, чем на предыдущих страницах, а оттого что содержание глубоко ранило душу поборника веры, истинного верующего.
— Это какая-то смесь из философии магов и досужих вымыслов, посрамляющая церковь.
— Я узнал в нем целые отрывки из «Жизнеописания Гамалдона», — сказал отец Мореше. — Некоторые комментаторы увидели в этом аллюзии на спуск в Ад героев Гомера.
Во время чтения Адриен Сальва даже позабыл о своей потухшей сигаре и сейчас с пылом размахивал ею, словно художник кистью.
— Господа, мы приближаемся к цели!
— Вы заметили какую-то необычную деталь, которая поможет разгадать нам этот шифр? — спросил Бетхем.
— В этой истории все не только необычно, но абсурдно! — не мог успокоиться Караколли.
— Не потому ли, что Сильвестр, пораженный этой болезнью, вызываемой спирохетой… — неуверенно предположил Мореше, — потерял рассудок, как это всегда бывает в подобных случаях, и вообразил себе ту встречу с Люцифером?
Адриен Сальва резко встал. Его импозантная фигура напоминала статую Командора, выплывшую из кладбищенского тумана.
— Господа, — проговорил он решительным и безапелляционным тоном, — я знаю, где находится то, что мы ищем, и более того, я знаю, о чем точно идет речь.
Долгая и тягостная тишина воцарилась в библиотеке. Лицо нунция выражало недоверие, лицо Мореше — интерес, тогда как внимание Бетхема привлекло передвижение мухи по манускрипту. Сальва сунул остаток сигары в папскую пепельницу и, вдохнув полной грудью, словно оперный певец перед решающей арией последнего акта, начал:
— Все мы слышали, как Люцифер упомянул, что дьяволы, окружающие Сатану, осуждены. «Осуждены все», я полагаю. А почему? Цитирую по памяти: «Потому что они пошли против порядка, который Бог хотел установить среди своих созданий». И что он добавил? «Разгадай их настоящие имена, и ты узнаешь, как вели они себя на Небе». Эти цитаты отсылают нас к другому отрывку «Жизнеописания»: первому спуску Басофона в Ад. Именно в нем — вы, конечно, помните — приводится ряд дьявольских имен, таких невероятных, что мы тогда посмеялись, как над дурацкой шуткой.
— Проклятие! — воскликнул Мореше. — Я начинаю понимать, что ты имеешь в виду… Смешные имена вроде Папалиссим, Ронолфраз… Да я хорошо помню!
Нунций раскрыл манускрипт и лихорадочно перелистывал страницы, ища отрывок, который он тоже помнил. Найдя, он начал зачитывать его:
— «Гибозус Нелепый, Тетрапед Всезнающий, Каломн Оксидрон, Фажетон Стромак, Клиссодиус Балтернум…»
— Этого довольно, — прервал его Сальва. — А несколькими строчками ниже что написано, прочитайте, пожалуйста.
— «Да и называли они себя: „Князь Взбучки, Левантийский Лисенок, Шелковое Величие, Осыпанный Листвою…“
— А ведь точно, это шифрованный список. То, что нам и надо. Монсеньор, не доверите ли вы мне эту страницу? В ней заключается весь секрет. Браво, Адриен! Ты попал в точку!
— Но, — недоуменно возразил нунций, — какой для нас интерес в этом листе?
ГЛАВА XXIII,
в которой Адриен Сальва встречается со своим прошлым, что позволяет ему решить задачу, но не избавляет от озадаченности
Теперь-то Адриен Сальва понял, что отныне назад пути нет. Приходилось преодолевать гадливость. Да, необходимо было, чтобы логика его рассуждений дошла до границ боли и — как бы неприятно ему ни было, — подобно скальпелю, вскрыла гнойник, слишком долго зревший в его памяти.
Он знал, почему Изиана покончила с собой и почему сорок лет он отказывался понимать трагические предсмертные слова: «Non creder mai a quel che credi». Сейчас, когда колесо повернулось, он оказался перед таинственным наростом — не из-за совпадений, но потому что с самого начала расследования знал, что события неминуемо приведут его к этой точке, ставшей зияющей, через которую не перемахнуть, если только не заполнить ее чем-то.
Через три дня папа Иоанн Павел II должен в частном порядке встретиться с главным раввином Рима у князя Ринальди да Понте. А почему именно у этого аристократа? Просто потому, что восьмидесятилетний старик владел ключом к весьма щекотливой, долго скрываемой части ватиканской стратегии, относящейся к последней мировой войне. Нужно было, чтобы папа и раввин помирились после признания, сделать которое мог только все тот же Ринальди да Понте, отец Изианы. Изиану да Понте Сальва когда-то встретил в поезде, полюбил ее, относился к ней как к сестре, хотя горел желанием стать спутником ее жизни; но она утопилась в Тибре. О, какое навязчивое воспоминание! Она просто скользнула в воду, так как — и это правда — абсолютно не было никаких брызг. Она спокойно погрузилась в реку, будто ложась спать. Она бесшумно проскользнула туда. А он стоял на берегу — оторопевший, оцепеневший, все воспринимавший, как лунатик; им вдруг овладело чувство покоя и красоты, его заворожил этот странный конец, оставивший после себя неисчислимые отблески луны на зеркальной воде. И только позже, намного позже, он осознал случившееся и понял, что Изиана ушла. А когда ему показали ее в морге, лежащей в металлическом ящике, он чуть было не расхохотался, сочтя это шуткой; потом, вернувшись в отель и погасив свет, почувствовал себя раненным навсегда.
Сегодня, после стольких лет, объездив мир, расспросив столько загадочных сфинксов, борясь с разнообразными призраками невежества и иллюзий, он возвращался в места неоспоримой истины, которая заставила Изиану войти в вечную реку тайны, оставив его на берегу.
Когда Сальва позвонил секретарю князя, ему назначили встречу в тот же день. Аристократ находился на своей вилле Ариччиа на берегу озера Альбано, недалеко от Кастель-Кандольфо, летней резиденции святого отца. За профессором прислали «роллс-ройс», на котором он проехал через весь Рим, после чего, за воротами Сен-Иоанн, выехал на виа Аппиа-нуова в направлении Веллетри к, миновав Фраттоки, очутился на Старой Алпиевой дороге.
Вилла Ариччиа больше походила на дворец, чем на загородный дом. В подражание палладиевскому стилю белое здание раскинуло два цокольных крыла вокруг роскошного фронтона с широкими окнами. Слегка приподнятое над парком с прудами и лужайками, окруженными античными статуями, оно заметно дисгармонировало с общим ансамблем, что придавало ему особую элегантность.
Сальва потребовалось немало усилий, чтобы вообразить, как жила здесь Изиана. В прошлом они всегда встречались в людных местах Рима, и он понимал, почему, нося знатную фамилию, она совсем не кичилась этим, — ее давило это бремя, и тяжкая ноша погубила ее. Но сначала Изиана попыталась оторваться от светских развлечений в компании с юным Адриеном. Да и как он мог противиться, раз не мог предложить ей ничего другого, кроме своей любви?
Слуга проводил его в библиотеку, где князь его уже ожидал. Этот восьмидесятилетний старик был истинным аристократом, на лице его лежала печать самого высокого происхождения. Знаком пригласив профессора сесть, он устроился напротив. И тотчас же завязался любопытный диалог.
— Профессор, я очень тронут вашим желанием встретиться со мною — ведь именно я посоветовал кардиналу Бонино вызвать вас в Ватикан под предлогом разгадки тайны «Жизнеописаний». А на деле мне хотелось, чтобы вы были рядом и предотвратили надвигающуюся катастрофу.
— Экселенц, известна ли вам природа этой катастрофы?
— Кардинал и я сам полагали, что Москва готовила покушение на верховного понтифика.
Князь говорил по-французски, с легким английским акцентом, напоминавшим о том, что первая половина его жизни прошла в Великобритании — он учился в Оксфорде.
— Экселенц, — продолжил Сальва, — я благодарен вам за оказанное доверие. Мы знаем место и время покушения. Я не сомневаюсь, что вы уже предупреждены американскими и английскими службами.
— Эти американские господа не очень-то приятны.
— Но деловиты. Полагаю, встреча папы с главным раввином Рима состоится именно здесь?
— Я подумываю сменить место. Моя вилла Тиволи вполне подходит. Однако господа американцы забраковали ее, считая, что здесь наблюдение будет гораздо эффективнее. А ну его, это дело! Оно укорачивает мне жизнь.
— Экселенц, нет никакого сомнения, что это покушение есть лишь часть какого-то более сложного плана. По правде говоря, решение о нем было принято после провала затеи с дискредитацией святого престола.
— Дискредитация? Каким образом?
— Экселенц, надеюсь, вы позволите мне приступить к изложению сути. Вам известно, по какой причине встреча папы с раввином должна состояться обязательно здесь: необходимо ваше присутствие.
— Господи, да я всего лишь преданный слуга нашей святой матери церкви.
— Ну разумеется! И вы всегда им оставались. И тогда, когда были тайным посланником Пия XII при нацистском режиме, и когда в конце войны стали обладателем некоторых досье, которые, будь они сегодня опубликованы, наделали бы немало шума.
Князь встал. Он медленно подошел к книжным полкам, рассеянно провел рукой по корешкам нескольких томов. Затем он вернулся и, пристально глядя на Сальва своими живыми глазками, сказал:
— Вы можете не сомневаться в моей совести.
— Упаси Бог! Политика Ватикана в годы нацизма основывалась на страхе перед коммунизмом. Главным врагом был Сталин. Но, несмотря на это, Пий XII оказался косвенно связанным с лицами, которых в глубине души ненавидел сильнее, чем большевиков. И тем не менее лица эти, будучи экстремистами, не были заслоном против атеизма — и не только атеизма.
— Как это?
— Экселенц, именно вы организовали в апреле 1941 года встречу Гитлера с усташами[21], дабы последние добились независимости Хорватии. Разве вам не известно было о репрессиях, совершаемых этими людьми?
— Они защищали католическую церковь от происков сербов.
— Православных сербов… Отсюда и убийство югославского Александра несколькими годами раньше, и все последовавшее за этим!
— Вы упрощаете события!
— Часто это необходимо, чтобы распутать клубок. Думаю, Пию XII нацизм был так же ненавистен, как и коммунизм. Но разве он выступил против геноцида евреев?
— Информация у нас была самая противоречивая. Надо понимать, какая атмосфера царила в Ватикане в ту эпоху. Пий XII ценил Муссолини. Он считал, что дуче ради блага Италии пошел на союз с Германией после того, как та нарушила германо-советский пакт. Позже, в конце войны, уже сами американцы обратились с просьбой к нашим службам приютить людей, боровшихся с коммунизмом и осужденных в Европе за связь с национал-социализмом.
— Ну, теперь все понятно.
— О, я знаю, о чем вы подумали, профессор, и отдаю должное вашей проницательности. Поговорим откровенно. — Князь уселся в свое кресло и продолжил: — Мы действительно взяли под свою защиту лиц различных национальностей, которые в тот период боролись с большевизмом, тогда как эти лица, справедливо или нет, подлежали передаче суду. Но какому суду? Главные преступники уже были осуждены в Нюрнберге, не так ли?
— Не все. Многих тайно переправили в Аргентину. Но тайна эта шита белыми нитками: у коммунистов имеется досье с доказательствами того, что святой престол укрывал военных преступников и помогал им бежать в Америку под вымышленными именами. Назревал скандал. В частности, некоторые намеки попали в «Ла Стампа». Давление нарастало. Можно подумать, что вам неизвестно, где хранятся эти документы, особенно список ваших подзащитных, который в любой момент может быть опубликован, что дискредитирует церковь и ее главу.
В лучике света, просочившемся через закрытые ставни, плясали тысячи пылинок.
— Нам известно было только то, что документ попал в библиотеку Ватикана и спрятан в какой-то папке, — объяснил князь. — Знаю еще, что кардинал Бонино узнал на исповеди о существовании заговора от отца Строба, который после этого покончил с собой. По приказу коммунистических польских служб несчастный похитил манускрипт «Жизнеописания», подаренный Ватикану Иоанном Павлом II, не знавшим о его истинном содержании. Потом Строб спрятал его в месте, известном только агентам, которые в подходящий момент изъяли бы его, чтобы устроить скандал.
— Но истинная проделка отца Строба, — уточнил Сальва, — заключалась в том, что он воспользовался внешним сходством между заклейменным манускриптом и «Жизнеописанием Сильвестра», найденным в Польше, чем еще больше запутал следы. Право, работа большого профессионала!
— Только вы один могли нам помочь. Я издали следил за делом Клэриджа и восхищался вашими дедуктивными способностями. Короче, я поверил в вас. Что же касается встречи его святейшества с главным раввином, и тут вы угадали, почему необходимо мое присутствие.
— Это условие выдвинуто главным раввином, не так ли? Он желает, чтобы действия Ватикана во время войны были выявлены и признаны. Иоанн Павел II ничего не имеет против этого. Уж слишком много слухов ходило об антисемитизме польского духовенства.
— Главный раввин особенно хочет знать об ответственности кардинала Монтини в этих делах, — заметил князь. — Будущему Павлу VI было поручено Пием XII заняться этим, но этого не оценил кардинал Ронкалли, когда занял высший пост под именем Иоанна XXIII. Одна часть курии оставалась верна позиции Пия XII в отношении тех, кто сражался во благо нашей матери церкви, будь то на стороне фашизма или нацизма. Другая часть была настроена оппозиционно и сформировала весьма активную группу. Именно они после смерти Павла VI способствовали избранию Иоанна Павла I. Ну а дальнейшее известно.
— Стало быть, экселенц, — тихо произнес Сальва, — именно вам вместе с кардиналом Монтини было поручено Пием XII помочь некоторым экстремистам, сотрудничавшим с нацистами, избежать справедливого суда и скрыться в Америке.
— Никто тогда не думал об этом! — воскликнул князь. — Мы, и я лично, считали, что люди, которых вы называете экстремистами, были обычными католиками, верными своей церкви. Они действовали по долгу совести, борясь с теми, кто отвергал Бога, пытал и казнил священнослужителей, отвернул множество душ от нашей матери церкви. Могли ли мы оставить на произвол судьбы тех, кому грозило наказание за то, что они действовали в согласии со своей совестью во славу Божию?
Сальва поднялся. Теперь все было ясно. Вот только устроят ли главного раввина подобные оправдания? Но в любом случае должны быть устранены взаимные разногласия, поскольку Иоанн Павел II был тут совершенно ни при чем. Да к тому же не существовало и официального разрыва отношений между католической и иудейской общинами, скрепленных Ватиканом благодаря Иоанну XXIII. Оставалось узнать фамилии, зашифрованные в той части «Жизнеописания», которую фальсифицировал Кошанский, вдохновленный «Жизнеописанием Гамадцона».
— Профессор, — продолжал князь, — боюсь, вы можете неправильно понять причины такого поведения церкви по отношению к осуждаемым вами людям. И все-таки прошу верить мне: никогда мы не выручали ни одного настоящего преступника. Прошедшие через наши руки были чисты сердцем. Но на войне как на войне. Им приходилось иногда действовать против своей воли на благо родины и веры. Понятно?
— Во Франции, к примеру, префект Горсе в 1943 году депортировал тридцать евреев, в том числе пятерых детей. Никто не вернулся. Вы же прятали его с 1945 по 1948 год, затем переправили во франкистскую Испанию, а оттуда в Аргентину под именем Руис Фернандес. Не был ли он, по-вашему, настоящим преступником?
Князь отвел глаза, потом тоже встал.
— Мы узнали о его предательстве лишь много позже. И сразу же предупредили еврейскую ассоциацию по розыску военных преступников, а также господина Клар-фельда. Вы должны мне верить — все было так сложно. А этот Гарсе, разве он не спас аббата Монтанье, которого собирались расстрелять фашисты? А не спас ли он от уничтожения деревню Форе, которую решили сжечь эсэсовцы?
— Гарсе умер. Большинство главных действующих лиц исчезло. Все теперь принадлежит истории. Что мы сделаем со сведениями, скрывающимися в «Жизнеописании»?
— Его святейшество решит. Документ ведь принадлежит ему, не так ли?
Беседа окончилась. Теперь князь Ринальдо да Понте, должно быть, пожалел о том, что выбрал Сальва для розыска манускрипта. Он уже не сомневался, что расследование профессора выходило далеко за пределы его миссии. Его сухой тон и последняя реплика выдавали дурное расположение духа. И в этот момент Адриеном овладело неодолимое желание сказать князю, что он был знаком с его дочерью Изианой и после этой беседы ему лучше стали понятны мотивы ее самоубийства. Но он сдержался. Слуга проводил его к «роллс-ройсу», стоявшему у роскошного крыльца. Князь же даже не пожелал попрощаться с ним.
Страницы «Жизнеописания» с рассказом о первом схождении Басофона в Ад были добавлены польским фальсификатором к страницам, написанным в Венеции в XVI веке. Это выяснилось в лаборатории ватиканской библиотеки. Таким образом, все прояснилось. Что касается списка с дьявольскими именами, то в нем действительно содержалась серия отчеств, принадлежавших лицам разных национальностей, в частности немецкой и французской, которые в период Второй мировой войны работали на нацистских предприятиях. Были среди них очень подозрительные типы, ответственные за концентрационные лагеря, а также химики и физики, участвовавшие в научных исследованиях Третьего рейха. Последних особенно усердно разыскивали американцы, заинтересованные в результатах их работ и в их проектах. Все эти люди прошли через Рим и Мадрид, прежде чем тайно осели в Аргентине или Соединенных Штатах. Надежную переправу им обеспечивала сеть монастырей. Организация была возложена Ватиканом на князя Ринальди да Понте под контролем кардинала Монтини.
— Монсеньор, — спросил нунция Караколли Сальва, — не считаете ли вы, что вся эта акция носила политический характер?
— Бог мой, конечно же, нет! — с горячностью ответил прелат. — Просто коммунисты намеревались опубликовать этот список, чтобы доказать, что святой престол вступил в сделку с нацизмом. Потому-то они и распустили подобные слухи. А графиня Кокошка имела отношение к заговору?
— Она покинула Рим вчера. Ее мужа назначили послом в Венгрии, — объяснил Бетхем. — Эта женщина была марионеткой в руках коммунистов.
— Я никогда не считал ее способной на большее, — заметил Сатьва.
— А бедняга Стэндап? — спросил Караколли. — Он-то какое отношение имел к этому делу?
— Поняв, что «Жизнеописание», которое он переводил, оказалось безобидным манускриптом без трех шестерок, он подумал, что поляки нашли настоящий документ и завладели им. Поэтому он и отправился в Краков. И надо же ему было! Коммунисты посчитали его агентом «Интеллидженс сервис», раскрывшим их заговор. Потребовалось убрать его.
— Это было ужасное недоразумение, — заметил Мореше. — Но, дорогой Адриен, загадка все еще существует: что стало с подлинным «Жизнеописанием Сильвестра», заклейменным в Средние века числом дьявола?
— Здесь вновь появляется персонаж, о котором вы все позабыли, — сказал Сальва. — Я имею в виду каноника Тортелли. Вспомните о его испуганных выкриках, когда мы начали переводить «Жизнеописание». Он был просто смешон. Но меня с самого начала поразило, что его возмущение было явно преувеличенным. Я подозревал: он кое-что от нас скрывает и намерен нам что-то подсунуть. Ведь он первый прослышал о находке. Разве его не было в зале Льва XIII, когда по моей просьбе вы открыли папку В 83276?
— И правда, — подтвердил нунций. — Он даже побежал с докладом к кардиналу Бонино.
— А на самом деле, приметив место, где находилась папка, Тортелли отправился туда, когда вы пошли искать меня в «Agnus Dei». Он был убежден, что речь шла о подлиннике. Но в папке с «Небесной лестницей» Жана Гоби имелось два текста: «Жизнеописания», которое мы знаем, и какой-то другой.
— «Лестница», — предположил Мореше.
— Э нет! — усмехнулся Сальва. — Я проверил. В папке В 83276 с того дня не было ни одного манускрипта. «Жизнеописание Сильвестра» исчезло. И произошло это потому, что его унес Тортелли.
— Чего ради? — удивился Караколли.
— Потому что это была не рукопись Жана Гоби, а как раз то, что мы считали «Басофоном 666». Вам понятно? Когда советские агенты решили поместить «Жизнеописание Сильвестра» в одну из папок библиотеки, там уже находился один манускрипт. Случайность ли это? Судя по всему, нет! Они знали, что документ, называемый нами «666», находится там, более того: они сами вложили его туда.
— Подлинник «Басофона»? Спрятан этими людьми? Вы шутите? — возмутился нунций.
— Нас заставили поверить в то, что речь идет о подлиннике, — продолжил Сальва. — Метка «Bas. 666» на карточке, которую я нашел, была поставлена ими не для того, чтобы нас обмануть. Это был код, позволявший советским агентам отыскать местоположение папки, а следовательно, и списка. Я первый попался на эту удочку. Но по крайней мере это позволило нам получить «Жизнеописание». А что до каноника Тортелли, тоже обманутом, то он унес с собой документ с предполагаемыми тремя шестерками, который наверняка был житием самого обычного святого, но тоже шифрованным.
— Так, значит, — заключил несколько ошеломленный нунций, — никакого подлинного «Басофона» не существует. Манускрипт сожгли в XI веке на костре вместе с другими!
— Сожалею, что разочаровываю вас… — вздохнул Сальва. — Нас подвело желание во что бы то ни стало найти этот уникальный экземпляр. Единственное «Жизнеописание Сильвестра» находится в краковской библиотеке. Оно помогло фальсификатору передать список советским агентам. И еще: только первые главы в нем относятся к XI веку!
В этот вечер клуб «Agnus Dei» пустовал. Собрались в нем только наши друзья. Они удобно расположились в знаменитых креслах, где в течение трех столетий подремывало столько преподобных особ. Комиссар Папини на своем витиеватом языке сообщил им, что агенты американской разведки арестовали трех поляков и одного болгарина, действительного готовивших покушение на папу и римского раввина. Мощная бомба была заложена ими в вазоне парка виллы Ариччиа, как раз под окном зала, в котором князь Ринальди да Понте собирался принимать гостей. Таким образом, заговор полностью провалился. Список, расшифрованный Бетхемом, был передан Иоанну Павлу II. Так что Адриен Сальва мог спокойно смаковать «Ферне Бранка» и посасывать свою вонючую сигару.
— Смущает меня одна деталь, — произнес Мореше. — Почему советским агентам нужно было прятать этот список в папке библиотеки? Не лучше ли было положить его, к примеру, в банковский сейф?
— Вижу, ты совсем не разбираешься в особенностях менталитета восточных коммунистов. Объясните ему, дорогой Сирил.
Бетхем отложил свою трубку и, пренебрежительно отодвинув налитую ему ритуальную рюмку, охотно пустился в объяснения.
— Система, разработанная КГБ, задумана таким образом, что никто не может располагать полной информацией о готовящейся операции, вплоть до последней секунды перед ее началом. Поэтому в деле, которое нас интересует, у каждого из установленных нами агентов был только один элемент головоломки. Польский фальсификатор, не вникая в смысл, переписал страницу с дьявольскими именами. Предоставлена она ему была его начальниками. Кардинал, которому поручили купить «Жизнеописание», абсолютно не знал содержания манускрипта, как, естественно, и будущий папа, увезший его в своем багаже перед выборами. Отец Строб получил приказ доверить документ одному из польских экспертов, работавших в лаборатории библиотеки Ватикана. Но и он, если и знал о возможном покушении на его святейшество, не был в курсе того, что манускрипт зашифрован. Так что в любой момент известный нам список мог быть изъят из папки или остаться там. Не было опасения, что кто-то может выдать секрет, истинную ценность которого знали только руководители из КГБ…