Тристан Фредерик. Загадка Ватикана

   Путники остановились на сельском постоялом дворе. Там избежавшие кораблекрушения встретили Абрахаса, принявшего личину торговца. От него они узнали, что по воле волн корабль утонул у острова Кипр недалеко от Пафоса. Гермоген сразу решил на следующий же день отправиться в этот порт и найти подходящее судно. Однако Абрахас отговорил его, сказав, что попутный корабль якобы придется ждать больше месяца — это было ложью. Но не так-то легко обдурить ученика и последователя Гермеса. Гермоген предложил демону и Басофону угощение, в ходе которого те выпили столько вина, что с трудом добрались до своих постелей.
   Когда Басофон уснул мертвым сном, Гермоген подкрался к нему и обнаружил, что посох тот крепко прижал к себе. Он попытался вытащить его из рук спящего, но быстро убедился в тщетности своих усилий. Тогда он прибегнул к заклинанию. Проделав над телом юноши пассы, он произнес:
   — Дай мне посох.
   И руки спящего сами протянули ему посох. Но только он собрался взять его, как посох вырвался и ударил Гермогена по спине так сильно, что он упал, крича от боли. Басофон проснулся.
   — Эй, что с вами, мой господин?
   А посох сам вернулся в руки юноши, так что он, ничего не поняв, весьма удивился присутствию Гермогена.
   — Вы пришли, чтобы доверить мне один из ваших секретов? Я почему-то одурел от прекрасного пафосского вина, но теперь, протрезвев, готов слушать вас.
   Чудодей встал, потирая спину, пораженный тем, что произошло.
   — Ох, ох… — жалобно стонал он, силясь не потерять самообладания. — Действительно, ты спас мне жизнь и должен получить награду.
   Басофон поднялся. Голова еще немного кружилась. Но чего бы он не сделал, чтобы узнать, как победить какого-нибудь Самсона?
   — Так слушай, — продолжил Гермоген, — все было бы очень просто, согласись ты обменять свой посох на мою магию.
   — Нет, нет, — воспротивился Басофон. — Вы мне должны один секрет, а посох останется у меня.
   — Зачем он тебе? В твои годы не стоит обременять руки. Он хорош для старика, а я, как видишь, не первой молодости.
   — О, вы еще хорошо сохранились! — лукаво заметил молодой человек, поняв, что ученик Гермеса наговорит что угодно ради того, чтобы выманить у него посох. И добавил: — Скажите-ка лучше, в чем состоит ваш секрет?
   Гермоген напыжился:
   — У меня их так много, что невозможно все перечислить. Это уж тебе выбирать среди способностей седьмой величины.
   — Почему седьмой?
   — Потому что они относятся к самым простейшим. Не воображаешь ли ты, что я могу доверить тебе волшебство первой величины?
   — Объяснитесь. Мои патриархи ничего об этом не говорили.
   — Так вот, — с ученым видом начал Гермоген, — волшебства первой величины имеют отношение к воскрешению умерших, оживлению статуй, созданию гомункулов и к изменению движения небесных тел. Зато маги седьмой величины помогают наращивать волосы, укрощать животных, изготавливать приворотное зелье, излечивать ящур и запоры.
   — И вы хотите всучить мне эту ерунду за то, что я спас вам жизнь?
   — Потише, прошу тебя. Не горячись. Величинам магии соответствуют степени посвящения. А ты пока начинающий. Патриархи ничему тебя не научили. Дай мне посох, и я помогу тебе быстро преодолеть все степени. Таким образом ты сможешь выбрать силу, которую заслуживаешь.
   — У меня нет доказательств, что вы обладаете этими силами, — отмахнулся Басофон.
   — Сейчас увидишь! — вскричал Гермоген, раздраженный неуступчивостью юноши.
   Они вышли во двор.
   — Видишь тот куст?
   Он взмахнул рукой. И неожиданно куст вспыхнул.
   — Видишь курицу на насесте?
   Взмах — и та, бездыханная, свалилась на землю.
   — Неплохо, — сказал Басофон, — но это всего лишь простенькие фокусы. Святой Дух на Небе превращается в голуби. А вы можете?
   — Что за вопрос! — воскликнул Гермоген. — Как я тебе уже говорил, до того как стать человеком, я побывал почти всеми животными. Зачем мне возвращаться в те состояния? Чтобы показать тебе голубя или ворону?
   — Короче говоря, — заключил Басофон, — вам нечего мне предложить.
   На этот раз Гермоген не сдержался:
   — Ничтожество, как ты смеешь говорить таким тоном с наилучшим учеником Трижды Великого! Не выводи меня из себя, давай твою палку, и я открою тебе секрет шестой степени!
   — Какой?
   — Ты скоро узнаешь! Сначала — посох.
   — Сначала — секрет.
   Гермоген понял, что путем обмена он не получит вожделенную вещь. Он пожал плечами и удалился, оставив Басофона во дворе. «Проучить бы этого философа», — подумал юноша, однако решил отложить месть до прибытия к месту назначения. Ведь все деньги для продолжения путешествия находились у александрийца».

ГЛАВА X,

в которой дальнейшее чтение «Жизнеописания» увлекает читателя за Средиземное море и заставляет повстречаться с римлянами

 
   «На рассвете следующего дня Гермоген и Басофон пустились в дорогу, направляясь к порту Пафоса. Абрахас еще спал, прикованный к ложу винными парами. Когда он проснулся, был уже полдень. Он сразу побежал к нишам, в которых спали путешественники, и, поняв, что те уже ушли, взлетел в воздух, дабы опередить их и первым появиться на пристани. Известно, что у демонов есть очень сильные перепончатые крылья, позволяющие им преодолевать огромные расстояния за ничтожно малое время.
   Так что когда доведенные до изнеможения Гермоген с Басофоном дотащились до порта Пафоса, Абрахас уже устроил там переполох, чтобы задержать корабль, собиравшийся отплыть на Родос и в Эфес. Вот как он это сделал. Убедившись, что моряки этого судна развлекались в кабачке, он подсыпал в их вино какого-то зелья, отчего у многих начались рвота и различные недомогания. После этого он распустил слух о чуме, якобы свирепствующей на корабле. Часом позже был запрещен доступ на это судно.
   — Ничего не поделаешь, придется отправиться в Саламин, — сказал Гермоген. — Куплю двух ослов; как-нибудь доберемся.
   — Вот это да! — вскричал Басофон. — Нам что, все Дороги Кипра мерить?
   — Предпочитаешь остаться здесь и погибнуть от чумы?
   В тот же вечер они покинули Пафос, присоединившись к каравану, который, следуя побережьем, тянулся к западной оконечности острова. Народу шло много. Жители, напуганные призраком чумы, уходили из города. Было настоящее столпотворение.
   В этом людском потоке особенно выделялся гигантского роста лысый мужчина с округлой бородкой, сидящий на высоком осле, который семенил рядом с осликом Басофона. Гигант заговорил с юношей.
   — Слава непобедимому Солнцу!
   Гермоген же держался несколько сзади, взяв в слушатели римского солдата, сидевшего на апатичной, почти издыхающей кляче.
   — Разумеется, — ответил сын Сабинеллы. — Каждое утро солнце восходит на востоке.
   — Вы наш сторонник? — поинтересовался гигант.
   — Я последователь Иисуса из Назарета.
   — А он почитает нашего бога Митру?
   — Не думаю. Он сам есть Бог.
   — Бог чего?
   — О, вижу, вам непонятно. Существует только один Бог, хотя и в трех лицах.
   — Нет, что вы! — воскликнул гигант. — Когда Аура отделился от Маздры, он дал жизнь Митре, но их не стало трое. Митра заменил собою двух остальных.
   «Что за чушь он несет!» — подумал юноша. Ему ничего не было известно о борьбе религий в ту эпоху, когда единственная святая истина еще не пробила завесу мрака. А так как адепт Митры принялся горячо объяснять ему все преимущества своего божества, он вынужден был призвать на помощь Гермогена.
   — Вот человек, который с удовольствием побеседует с вами, — схитрил Басофон.
   Гигант опять стал поминать непобедимое Солнце, добавив, что кровь первоначального быка, как известно, раскалила дневное светило и если вдруг перестанут приносить ему кровавые жертвы, оно остынет и обречет Землю на гибель.
   — Доказательство тому, — добавил он, — то, что солнце временами греет не очень жарко, но благодаря крови жертв оживает и продолжает свой победоносный путь.
   — Вы говорите о солнцестояниях. Но позвольте заметить вам, что быки здесь абсолютно ни при чем.
   — А кто же, по-вашему? — обиженно поинтересовался гигант.
   — Душа мира. Именно она властвует над Вселенной. Я имею в виду принцип гармонии.
   — О чем вы говорите? Борются две противоположные силы, и битва эта движет миром.
   Дискуссия привлекла внимание римского воина. Понукая свою истощенную клячу, он приблизился к спорщикам.
   — Эй вы! — громовым голосом вскричал он. — Не хватит ли вам болтать без умолку? Кто вернулся из могилы? Кто может рассказать, что происходит в потустороннем мире? Никто. Так что все религии — выдумка жрецов и философов, которые нашли способ держать народ в страхе, чтобы помыкать им.
   Неожиданно объединившись, Гермоген и гигант дали отпор солдату.
   — А откровения? А Божественные проявления? А сновидения?
   Солдат так расхохотался, что лошадь его отпрянула и, споткнувшись, чуть не рухнула на обочину.
   «Вот оно, состояние умов, — подумал Басофон, — тут надо наводить порядок. Разве не повезло мне, что я живым вознесся на Небо и своими глазами видел вещи, в которые остальные должны только верить, ибо не столкнутся с ними? Я живой свидетель, и с теми, кто мне не Поверит, поговорит мой посох!»
   И он влез в спор, перебив спорящих, которые сразу замолчали.
   — Мне, Басофону, сыну губернатора Марсиона, выпала честь побивать в Небесном Царстве и убедиться, что все ваши религии и философии яйца выеденного не стоят. Я видел Духа Святого и Матерь Божью. Мог бы встретиться с Мессией, но тот был занят. Что касается Бога Отца, то к нему могут приблизиться только архангелы, да и то повернувшись спиной, дабы не ослепнуть, и обмахивая себя крыльями, чтобы не сгореть от сильного жара, испускаемого Божественным огнем.
   Гермоген опомнился первым.
   — Что за басни ты нам рассказываешь? Ты в своем уме? Вмешался римлянин и страшно закричал:
   — Это иудей! Хуже того: он фанатик из секты так называемого Кристуса! Встречал я таких в Афинах. Они кичатся тем, что якобы им одним известен путь к спасению. Они замышляют заговор против императора. Мне сказали, что они даже разбивают статуи богов и осмеивают наши древнейшие традиции.
   Гигант состроил гримасу, выражающую крайнее отвращение, и бросил:
   — Никто не может сравниться с непобедимым Солнцем. У иудеев с их вероисповеданием нет будущего перед лицом Великого Митры.
   — Фи… — фыркнул Басофон, — я, побывавший на Небе, могу вас всех заверить, что Митрой там и не пахло. Если уж и есть непобедимое солнце, так это один только Мессия, восставший из мертвых, а не Орфей, Озирис, Гермес или Митра, которые суть измышления доходяг поэтов и философов.
   Поднялась суматоха. Караван враз распался. Ослы и лошади понеслись в разные стороны, и седоки тщетно пытались их сдержать. Гермоген шепнул сыну Сабинеллы:
   — Бежим, пока тебя не разорвали. Видишь, как не любят почитателей этого Христа. Смени религию, так будет лучше для тебя!
   — Что я видел, то видел. Пусть только попробуют драться со мной, если осмелятся!
   Суматоха улеглась. Солдат и гигант спешились и подошли к Басофону, все еще сидящему на осле. Они были разъярены.
   — Будучи римским гражданином, да к тому же солдатом славной армии божественного императора Траяна, я не могу позволить какому-то хаму публично оскорблять религии, признанные Сенатом. Этот человек — богохульник, и он должен быть наказан!
   Прокричав это, он вынул меч из ножен, висевших на боку, а Басофон в это время слезал с осла.
   — Ах ты, наглец! — зарычал гигант. — Посмотрим, спасет ли тебя распятый раб от римского могущества, защищающего наши права.
   — Послушай, — зашептал Гермоген, — извинись перед этими благородными господами, и я уверен, что их великодушие…
   — Ни за что! — заупрямился Басофон. — Эти люди еще не знают меня. Пусть начинают, коль хотят отведать моего посоха!
   Римлянин ощерился и одним прыжком подскочил к Басофону, намереваясь поразить того мечом. Но юноша отпрянул в сторону, да так ловко, что солдат, потеряв равновесие, растянулся на дороге. От этого он, разъярившись еще пуще, вскочил на ноги и издал такой ужасный рык, что зрители уже не сомневались в беспощадности мщения. Однако тут вступил в дело посох Иосифа; никто и не понял, как у сына Сабинеллы получалось им так умело орудовать. По правде говоря, Басофон и сам не знал этого. Дело в том, что не он наносил удары, а сам посох, который чуть не вырывался из рук.
   Сломленный градом непрерывных ударов, римлянин уже не мог сопротивляться и вскоре уткнулся в дорожную пыль, не в силах подняться. Изумленные, ошеломленные зрители сперва оцепенели и онемели, потом потихонечку отвернулись, осторожно разбрелись и, оседлав своих животных, молча продолжили путь. Они побаивались гнева римлян, военный лагерь которых располагался в окрестностях Саламина.
   — Эге, — произнес Гермоген, — хорошая работа, но только плохо может окончиться для тебя. Когда этот солдафон очухается, он побежит в гарнизон и всполошит сослуживцев. Поехали побыстрее. Может, успеем в порт до объявления тревоги.
   До Басофона наконец-то дошло, что победой он обязан посоху, а не своим талантам. Но он еще не знал, что Святой Дух благословил посох на свершение добрых дел и что дурные намерения обратятся против самого Басофона. Так что он про себя поблагодарил плотника Иосифа за такой полезный подарок. Подумал он и о том, что с посохом ему отныне некого бояться, и так возгордился этим, что хвастливо заявил:
   — Пусть весь гарнизон нападает на меня, я разделаюсь с ним, как с одним этим солдатом.
   — Не надо преувеличивать свои возможности, — предостерег его Гермоген.
   Вспрыгнув на осла, он поехал вслед за караваном, Басофон последовал за ним. Он все еще раздувался от гордости, потому что солдат так и лежал на дороге. Лошадь его исчезла: гигант, последователь Митры, воспользовавшись стычкой, завладел ею и не спеша доехал до города.
   Демон Абрахас присутствовал при этой драке и поспешил в римский лагерь, чтобы оповестить всех, что последователь назареянина жестоко избил их товарища. Центурион тотчас послал группу солдат навстречу каравану, чтобы схватить смутьяна.
   А тем временем Гермоген и Басофон ехали в направлении порта Саламин. Другие путешественники избегали их, так что они очутились впереди колонны. Ученик Гермеса еще больше возжелал завладеть посохом после того, что видел. И он решил вновь попытаться сломить непреклонность своего спутника.
   — Дружочек, откуда у тебя этот посох? — спросил он.
   — Его подарил мне на Небе святой Иосиф. Сколько раз вам повторять? Сдается мне, что вы принимаете меня за лжеца.
   — Ну что ты! — запротестовал Гермоген. — И тем не менее тот, кто сделал один подарок, может сделать их несколько. Продай мне этот посох, а когда ты вернешься на свое Небо, Иосиф легко заменит его другим. И выйдет, что оба мы будем довольны.
   — Я не продам свой посох даже за все золото мира. Кстати, вы не плотник, насколько я знаю.
   — А ты плотник? Что ты построил? Где дом, сделанный твоими руками?
   — Я плотник, — твердо сказал Басофон. — Шипы и пазы для меня не секрет.
   — А это что за тарабарщина? — раздраженно спросил Гермоген. — Мои учителя — потомки архитекторов, которые возводили пирамиды. Твой Иосиф умеет это?
   Пока они разговаривали, на повороте дороги показался небольшой отряд римских воинов. Заметив двух путников на ослах, они остановились.
   — Эй, парень, не ты ли последователь бунтовщика Христа? Не ты ли осмелился напасть на одного из наших?
   — Нет-нет, — быстро ответил Гермоген. — Я последователь божественного Гермеса.
   — А тебя не спрашивают! — прорычал начальник отряда.
   Басофон слез со своего осла, подошел к ним и громко заявил:
   — Я — ученик и последователь Мессии, Иисуса из Назарета, и я вздул одного римлянина, обнаглевшего до того, что обвинил меня в богохульстве, тогда как я говорил сущую правду.
   — Что же это за правда? — спросил начальник, гневно вздернув голову так, что чуть не свалился шлем.
   — А то, что существует только один Бог, а Христос — Его воплощение на Земле.
   — Один только бог? — удивился начальник. — А кто же остальные?
   — Куклы!
   Римляне посчитав, что говорить больше не о чем, выхватили мечи. Значит, это и есть тот одержимый, о котором они слышали? Но Басофон решительно сказал:
   — Отведите меня к вашим самым главным начальникам. Я хочу говорить с ними.
   — Ах ты, мелочь! — загремел капитан отряда. — Какая наглость! Да наши военачальники и не услышат твой писк.
   — Тем хуже. Я не открою им секрет.
   — Что за секрет?
   — Только они могут понять его. А вы очень раскаетесь, если помешаете мне увидеться с ними.
   Самоуверенный тон привел в растерянность офицера.
   — Будь по-твоему, — сказал он и приказал солдатам посадить Басофона на круп своей лошади. Гермогена же никто не тронул. Басофон крикнул ему:
   — До скорой встречи в порту!
   Но ученик Гермеса думал о том, что никогда больше не увидит ни его, ни посоха, и горестно сожалел об этом. Что он значит против солдат? Его магия была ничто по сравнению с волшебным посохом. И он ругал себя за беспомощность, за то, что из-под носа уплывает такое сокровище.
   Басофон, напротив, был очень доволен. Ему надоело трястись на осле, на крупе лошади поездка казалась гораздо приятнее. Прижимая к груди дар Иосифа, он не страшился никаких властей, считая, что с ним он преодолеет любые препятствия. Таким образом, прибыв в лагерь на окраине Саламина отдохнувшим и бодрым, он предстал перед центурионом Брутом.
   Этот Брут когда-то служил в римской колонии в Иудее и хорошо знал еврейские обычаи. Ему уже приходилось видеть восстания зелотов, и он вынужден был подавлять их, однако, уважая добродетели предков этих бунтовщиков, он отличался большой терпимостью.
   — Ну, — начал он, когда к нему доставили Басофона, — мне донесли, что ты большой драчун. Этому тебя научили? Каким же секретом желаешь ты меня облагодетельствовать?
   — Для начала знайте, — решительно заявил юноша, — что я родился в Фессалии и по отцу являюсь римским гражданином.
   — Кто был твой отец?
   — Губернатор Марсион.
   — Не он ли погиб из-за своей жены, принявшей христианство?
   — Мой отец ненавидел приверженцев Мессии. Он заставил пытать мою мать до смерти. Небо покарало его за это ударом молнии. Все это чистая правда.
   Центурион задумался. Слышал он об этом неприятном деле. Выходило, что секта мессионистов разделяла семьи, порождая подобные трагедии. Было от чего вздрогнуть.
   — Неужели этот Мессия, о котором ты говоришь, настолько убедителен, что его приверженцы повсюду сеют раздор? Неужели жизнь настолько длинна, что пройти по ней надо в непонимании и враждебности? Рим приносит благосостояние и порядок в свои колонии. Почему твой Мессия захотел свергнуть императоров и выставить себя царем вроде Ирода? Почему он заставляет бунтовать еврейский народ? А ты, молодой римский гражданин, почему ты следуешь его примеру, тогда как сам знаешь, чем расплатилась твоя семья?
   — Выслушайте меня: еще ребенком я был вознесен на Небо. То, что я там видел, не подлежит обсуждению.
   А секрет я вам открою: существует только один Бог — Бог Авраама и Иакова. Его Божественный Сын родился на Земле. Он-то и есть тот Мессия, о котором я говорю. Зовут его Иисус из Назарета.
   — Знаю я эту историю. Но иудеи не признают этого Иисуса. Многие думают, что их бог не может быть человеком и что в любом случае у него нет сына.
   — Иудеи тупы и упрямы! — воскликнул Басофон.
   — Твой Иисус тоже иудей.
   — Но он хочет, чтобы все народы поверили в Благую Весть, которую он принес. Если иудеи отказываются последовать за ним, тем хуже для них. Я знаком с патриархами. Они хотели передать мне свои знания. Но разве я философ? Уроки Самсона показались мне более полезными…
   — Хватит об этом, — прервал его Брут. — Всем философам известна частица истины. Император поручил губернаторам следить за верующими твоей секты, дабы они не организовывали мятежей, которые мы вынуждены подавлять. Ты ударил одного из наших солдат. Допускаю, что он не сумел защититься. Но я должен быть уверен, что ты не взбунтовался против Рима.
   — Он оскорбил меня.
   — В доказательство своего чистосердечия тебе необходимо поклясться в верности императору и возжечь благовония перед его изображением. После этого ты сможешь продолжить свой путь.
   — Где изображение? — спросил Басофон.
   — В полевом храме, который мы соорудили посреди лагеря. А ты что, торопишься?
   — Я бы сперва съел что-нибудь, — признался юноша. Центуриона это позабавило, и он велел отвести Басофона к повару, который выставил вкусную еду. И пока юноша насыщался, Брут продолжал расспрашивать его.
   — Я много размышлял об адептах Кристуса. Как случилось, что, не будучи иудеями, они проявляют интерес к традициям этого древнего кочевого племени, погрязшего в предрассудках?
   — По правде говоря, я и сам не знаю, — ответил Басофон. — Мессия учит, что только последовавшие за ним спасутся, когда настанет конец света. Следует очистить себя водой, дабы не погибнуть в огне. Такое очищение мы называем крещением, потому что оно заключается в погружении с головой в живительную воду.
   — Иудеи так не поступают. У них существует обряд обрезания крайней плоти. Обрезан ли ты?
   — Конечно же, нет! Повторяю: я не иудей, а последователь Мессии.
   Центурион налил себе вина. Ему трудно было понять, что же это за христианская религия.
   — Ведь этот Мессия, призванный спасти Израиль, умер в страшных мучениях? Его распяли, не так ли?
   — Да, а потом положили в гроб, но он воскрес из мертвых.
   — Ты считаешь, такое возможно?
   — Ничего я об этом не знаю, знаю лишь, что он живет на Небе — как вы и я на Земле. Однако прошу прощения, мне надо идти. Я обещал своему товарищу встретить его в порту.
   — А ты не забыл, что тебе следует сперва окурить благовониями изображение императора?
   — А это обязательно?
   — Обязательно. Потом ты сможешь уйти. Я не нахожу ничего вредного в твоих разглагольствованиях и досужих вымыслах.
   — Вымыслах, говорите? Да это самая святая истина.
   — Не вижу тут истины.
   Беседуя так, они вошли в небольшой храм, возведенный в центре лагеря. В глубине его находился жертвенник, освещенный факелами. На нем стояло нарисованное изображение императора.
   — Так это и есть образ кесаря? Это точно он?
   — А ты сомневаешься? Он увенчан золотыми лаврами.
   — Вижу, что это император, но Траян ли? Не похоже.
   — Да будет тебе известно, что изображение это символическое, а не определенного человека.
   Басофон покачал головой:
   — Зачем мне окуривать символ?
   — Так положено. Представь, что это Траян.
   — Слишком это сложно для меня.
   Центурион Брут понял, что юноша ни за что не исполнит положенный обряд. Он повысил голос:
   — Не отнесся ли я к тебе по-братски? Не пытался ли я заставить тебя понять?
   — Но это идол.
   — Отнюдь! Это — изображение. Разве я прошу тебя почитать его? Достаточно засвидетельствовать свое уважение.
   — Как нарисованная картинка может видеть знак уважения?
   Брут кликнул стражу, и она тотчас появилась. Это были четыре здоровенных солдата. Двое держали мечи, двое — копья.
   — Очень жаль, но я вынужден тебя арестовать за неподчинение.
   При этих словах Басофон попятился к жертвеннику. Солдаты надвигались на него, потрясая оружием. Он еще попятился и взмахнул посохом, опрокинув один из факелов, который упал, смахнув с жертвенника изображение.
   — Кощунство! — закричали солдаты.
   — Не будем преувеличивать, — спокойно возразил сын Сабинеллы. — Это всего лишь деревянная доска с намалеванной картинкой.
   Услышав это, солдаты бросились на него. И, как можно догадаться, их жестко встретил посох. Отлупленные солдаты упали на пол, а напуганный центурион Брут держался в сторонке, наблюдая за побоищем.
   — Ну и ловок же ты, такого боя мне не доводилось видеть. Быстрота, с которой ты орудуешь своей палкой, поразительна. А ведь моя личная охрана состоит из отборных, самых умелых солдат. И вот она нелепо валяется на земле. Где ты научился таким штучкам?
   — Это не штучки, — сказал Басофон. — Просто я хорошо усвоил уроки Самсона, вот и все.
   — Нет, нет. Твоя ловкость сродни чародейству. Я видел, как летала палка. Это убедило меня больше, чем утверждение, что ты являешься учеником Христа или не важно какого пророка. Подними изображение и иди за мной. Я представлю тебя главнокомандующему.
   — Если изображение божественно, оно само поднимется. А к чему мне ваш главный?
   Центурион Брут вышел из храма, оставив четырех охранников лежащими на полу. Басофон последовал за ним. Решительно этот парнишка нравился центуриону. Ко всему прочему, он подумал, что главнокомандующий будет признателен ему, если он приведет такого замечательного бойца, хоть и молоденького.
   И в самом деле, командующий так давно служил в Афинах, что, когда ему представили Басофона, воскликнул:
   — Губернатор Марсион? Я очень хорошо знал его и с большой печалью узнал о постигшем его несчастье. Его жену сперва совратили сектанты, а затем они же украли его ребенка. И этим ребенком был ты?
   — Прошу прощения, но то не была секта. Люди исповедаовали самую чистую религию. Что касается меня, то я был вознесен на Небо ангелами, не сделавшими мне ничего худого…