А если он не просто выживет, но к тому же еще и разбогатеет. Если вдруг сорвет большой банк. Настолько большой, что деньги будет некуда девать. Что ж, Рогожкин знает, что делать с большими деньгами. Он откроет собственный магазин, где все наркоманы и алкоголики получать большую скидку. А жизнь Рогожкина станет похожа на жизнь других людей. Он будет смотреть футбол, валяться на диване, решать кроссворды и сочинять лирические стихи о капризах природы и настроениях души. И записывать эти стихи смоченным в чернилах гусиным пером на страницах толстой ученической тетради. И никакого кипеша по субботам. Благодать.
Если только он выживет...
Однако пора спускаться на землю. Розовые мечты разлетелись, как напуганные мухи. Он потер лоб ладонью. "Может, сегодня мне умирать, – с точкой подумал Рогожкин. Уже сегодня. Час остался, а то и меньше того. Господи, что же было в моей жизни настоящего?"
– Горючего еще километров на пятьдесят, – сказал Рогожкин. – Надо бы отлить солярки из той бочки, которая стоит в кузове.
– Горючки хватит дотянуть до места. На этот раз мы не заблудимся.
Шел четвертый час обратного пути. Солнце поднялось высоко, степная дорога убегала под колеса грузовика, в зеркале заднего вида маячили светлые "Нивы".
* * *
Село Курык, стоящее голой возвышенности, возникло из солнечного марева, как мираж. Белые домики с плоской кровлей, стоящие в ряд вдоль единственной улицы, напоминали не на человеческое жилье, а на декорацию кукольного театра. Поодаль, на дальнем краю аула за разрушенным забором дом Джабилова. Крыша из оцинкованного железа блестит под солнцем, как путеводный маяк, как огромное плоское зеркало.
Дорога змеилась по полю и подходила к мосту с левой стороны. Рогожкин, уставший волноваться, смочил горло последним глотком воды из фляжки. До моста еще три сотни метров. Акимов сунул в пустой рюкзак две связки тротиловых шашек, кусачки, ножовку с резиновой рукояткой, изоленту, молоток. Перебросил лямки через плечи и перекрестился.
– Ну, с Богом, – сказал он.
– С Богом, – повторил Рогожкин, как эхо.
При въезде на мост он сбросил скорость до десяти километров, когда задние колеса грузовика коснулись брусового настила, машина остановилась. Акимов распахнул дверцу, спрыгнул с подножки. "Урал" закрывал Акимова справа, его передвижения по мосту не могли заметить пассажиры легковушек. В их поле зрения попадал лишь водитель грузовика.
Акимов пролез под перилами, лег на бок, заглянул вниз. До ближайшей опоры рукой подать. Он ухватился обеими руками за плинтус, пришитый к самому краю моста, перебросил тело вниз. Акимов повис на руках, раскачался, выставил ноги вперед, захватил ими круглый деревянный столб, опору моста. Отпустив плинтус, обнял столб, прижался к нему.
В зеркале заднего обзора Рогожкин видел, что "Нивы" тоже сбросили скорость, а затем и вовсе остановились. Не торопясь, работая на публику, Рогожкин вышел из грузовика. Вытащив из кармана пачку сигарет, закурил, размял плечи. Согнувшись в поясе, осмотрел передние колеса, затем постучал ногой по покрышкам. Отошел назад, постучал носком ботинка по задним покрышкам, забрался в кабину, вытащил гаечный ключ. Присел на корточки возле заднего колеса.
Нужно тянуть время, выгадать минут десять, пока Акимов все не закончит.
Глава двадцать шестая
Рогожкин сидел на корточках перед задним колесом "Урала", перекладывал из руки в руку гаечный ключ, создавая некую видимость работы. Краем глаза он видел, что три "Нивы" подъехали ближе, выстроились в ряд. Теперь мост и легковушки разделяли метров сто, не больше.
Из средней машины выбрался тот самый бритый наголо мужик в кожаной куртке, с которым Акимов разговаривал в поселке агрокомбината. Скрестив руки на груди, лысый следил за Рогожкиным взглядом безработного палача. Наконец, Литвиненко утомился однообразным зрелищем. Он сложил ладони рупором, прокричал:
– Эй, ты, случайно помощь не нужна?
Предложение помощи показалось Литвиненко настолько смешным, что он громко расхохотался. Рогожкин повернул голову на голос, вытер мокрый лоб рукавом и положил ключ на деревянный настил.
– Пустяки, сам управлюсь, – крикнул он.
– А что случилось? – крикнул Литвиненко.
– Машина кренится на левую сторону, – не задумываясь, соврал Рогожкин.
Литвиненко было скучно стоять на месте, он нырнул в салон "Нивы", выбрался оттуда с автоматом в руке. Литвиненко потряс оружием над головой, поставил автомат на землю. Снова приложил ладони к губам.
– А что же твой друг не поможет?
– Тут для одного работы много, – прокричал Рогожкин.
Литвиненко поднял автомат и стал наблюдать за собеседником через прицел. Рогожкин почувствовал странный зуд в спине, между лопатками. Видно, именно в это место метит противник. Вот и говори после этого, что нет на свете телепатии. "Он не выстрелит, – сказал себе Рогожкин. – Ты успокойся".
– А то я помогу, – крикнул Литвиненко.
Чтобы не продолжать эту в высшей степени вежливую беседу под прицелом автомата, Рогожкин лег на спину и полез под машину. И под грузовиком было слышно, как заливисто ржет Литвиненко. "Ну, сука, веселись, – думал Рогожкин. Только кто из нас будет ржать последним?"
Рогожкин взглянул на часы. Господи, неужели только пять минут прошло с тех пор, как выпрыгнул из кабины? Ну и дела. Рогожкин перевернулся на живот, рукавом отмел песок и землю с настила, прижался лицом к доскам, стараясь разглядеть в щели, что происходит внизу. Щель слишком узкая, забитая грязью, ни хрена через нее не разглядишь. Снизу слышны какие-то непонятные звуки, будто кто-то пилит ножовкой дерево. Или это звук бегущего внизу ручья резонирует под мостом, создавая странную акустическую иллюзию?
По плану Акимова Рогожкин должен ждать его сигнала. Как только Акимов установит, закрепит на опорах моста тротиловые шашки, он пять раз подряд раз стукнет молотком по настилу. Услышав стук, Рогожкин должен сесть за руль, тронуть грузовик. На предельно низкой скорости доехать до конца моста, свернуть на дорогу, остановиться и включить заднюю скорость. Ждать, когда "Нивы" тронутся следом и начнут въезжать на мост.
В этот момент Рогожкин должен трижды коротко погудеть клаксоном. По этому сигналу Акимов поджигает конец предохранительного фитиля. У Акимова будет минута и двадцать секунд, чтобы спуститься вниз по опоре моста и отбежать в сторону на то расстояние, на которое он успеет отбежать. Лучше всего дернуть к большому поросшему рыжим мхом камню на правом берегу ручья. До камня метров сто пятьдесят или того меньше.
Это убойная зона, но зато сам огромный камень всем хорош – надежное укрытие от осколков. Честно говоря, времени у Акимова совсем мало. В обрез, даже меньше. Но при удачном стечении обстоятельств, можно вытянуть счастливый билет.
Итак, когда "Нивы" въезжают на мост, Рогожкин сигналит тремя короткими гудками. Затем начинает подавать машину задом. Медленно так, без лишней спешки и дерготни. Подает, подает и останавливается бортом впритирку к перилам, блокирует выезд с моста.
А что же тем временем делаю люди в легковушках? Ну, они чешут репы и мучительно соображают, что происходит с грузовиком. Почему он едет сперва вперед, а затем пятится назад? Может, сцепление полетело? Они спрашивают друг у друга мнения по этому поводу, то, да се... А вопрос-то на засыпку. Он требует моментального решения и ответных действий.
Тем временем Рогожкин выскакивает из кабины и дует со всех ног в сторону аула. Пока люди в "Нивах" разберутся, что к чему, пока сообразят, что они в западне... Тогда "Боржоми" пить будет слишком поздно. Потому что почки уже отвалятся. Мост рванет, пролеты обрушатся вниз, а вместе с ними рухнут легковушки и те, кто в них находится.
План Акимова всем хорош, но и в нем, если разобраться, хватает слабых мест. Только вот разбираться во всех тонкостях уже некогда.
Рогожкин перевернулся на спину, взглянул на часы. Время не стоит на месте. Господи, скорее бы кончалась эта пытка. Пора бы Акимову подать сигнал, пять раз стукнуть снизу молотком по настилу. Уже пора, что же он медлит? Но сигнала нет. Рогожкин лежал на спине и разглядывал заляпанное грязью днище грузовика.
Пару раз стукнул молоток, и больше ни звука. Рогожкин напрягся, готовый выскочить из-под грузовика, нырнуть в кабину. Молоток стукнул только два раза, но не пять. Сигнал – пять ударов.
* * *
Акимов сидел на широкой поперечной перекладине, соединяющей друг с другом две парные опоры моста. Десять минут назад, когда он спустился вниз с настила и осмотрел деревянные столбы, то обнаружил, что опоры куда крепче, чем он предполагал. Если брусовый настил местами подгнил и обветшал, то опоры, сверху донизу промазанные битумом, сохранились, как новенькие. Будто их ставили месяц назад.
Но хуже другое: опоры плотно пригнаны к настилу, нет подходящего размера выемки, куда можно было бы заложить заряд. Можно положиться на авось, изолентой прикрутить связки из тротиловых шашек к опорам под самым настилом. Однако в этом случае эффект представляется более чем сомнительным.
Скорее всего, сдетонирует только та шашка, в которой имеется запальный заряд. Другие шашки отвалятся от опоры и взорвутся уже внизу, на камнях. Взрывная волна уйдет в никуда. Она в лучшем случае лишь поднимет доски моста, а затем, уже через секунду, доски опустятся на прежнее место. Нужно действовать иначе, пусть закладка займет больше времени, пусть это рискованно, но игра стоит риска.
Акимов сбросил с плеч лямки рюкзака, достал ножовку. Из опоры следует выпилить такой брусок дерева, чтобы в нише помещалась связка тротиловых шашек. В этом случае взрыв будет иметь направленное действие. Кроме того, заряд тротила будет уплотнен с трех сторон, что многократно увеличит силу взрыва.
Он засек время по наручным часам и начал работать.
Сделав в опоре две глубокие распиловки, широко размахнулся молотком, дважды ударил его острием в нужное место. Из столба выскочил брусок и полетел вниз. Акимова шатнуло в сторону. Спокойно, только не надо волноваться. С берега никто не видит, что происходит под мостом. Звуки ножовки и удары молотка туда не долетают.
Держась одной рукой за опору, другой рукой он стянул с плеча рюкзак, положил в него молоток, достал связку тротиловых шашек. Снова перебросил лямки через плечо, положил заряд в нишу, закрепил его изолентой. Порядок, половина дела сделана. Перехватывая руками за верхнюю не струганную доску, Акимов стал подтягивать тело ко второй опоре, удерживая зад на нижней доске. Насажав в ладони сотню длинных заноз, добрался до столба.
Тут сверху послышались чьи-то неясные голоса. Кто-то кричал с берега. Кажется, голос того лысого черта. Рогожкин что-то отвечал. Акимов полностью разобрал лишь последнюю фразу: "Тут для одного работы много". Послышался топот башмаков по настилу. Дальше – тишина. Соблюдая последовательность действий, Акимов снял рюкзак, достал ножовку, примерился и начал пилить. Пока все нормально, вот только времени он уже перебрал через край. Закончив распиловку опоры, он вытащил из рюкзака молоток. Прицелился, широко размахнулся.
Один удар, по опоре пошла вертикальная трещина, из-под слоя битума, показалась светлая деревяшка. Акимов сделал новый замах. Но полированная ручка молотка выскользнула из потной ладони. Молоток нырнул в ручей, подняв фонтанчик воды.
– Черт, мать твою.
Акимов непроизвольно оторвал одну руку от верхней доски, и сам чуть было спиной не полетел вниз. В последнюю секунду вцепился мертвой хваткой в верхнюю доску. Затем схватился за опору, обнял ее обеими, удержал равновесие. Пот щипал глаза, Акимов стер влагу плечом.
Всему виной неудобный тяжелый бушлат, – решил Акимов. Бушлат стесняет движения, делает его неуклюжим, неповоротливым. Следовало подумать об этом раньше. Он снова снял рюкзак, зажал его между колен, переложил в рюкзак из бушлата карманов разную мелочь.
Выпростав руки из рукавов, Акимов остался об одной грязно серой рубахе. Тряхнул плечами, проводил взглядом падающий бушлат. Увидел, как тот опустился на воду и, кружась, поплыл вниз по течению ручья. Уже почти полчаса он сидит на доске, как курица на насесте, а работа едва двигается. И что же теперь делать без молотка?
* * *
Рогожкин лежал под грузовиком и не понимал, что же происходит. Акимов еще четверть часа назад должен был дать знак, стукнуть молоком в настил. Но вот все сроки вышли. Ни сигнала, ни Акимова... Может, он сам по неосторожности сорвался вниз и теперь лежит внизу со сломанной шеей? Столь долгая задержка наверняка насторожила их преследователей.
Возможно, они заподозрили неладное, и теперь вся затея с взрывом обречена? Черта с два угадаешь. Лежать под машиной дольше нельзя. Рогожкин посмотрел на часы. Еще пять минут, и он вылезает и уезжает отсюда. Ладно, пусть не пять, пусть десять минут. Но этот срок – последний.
Акимов достал ножовку, перочинным ножом срезал с металлической ручки резиновую обмотку. Держа ножовку за полотно, размахнулся ей как молотком, выбил кусок деревяшки ручкой. Зубья полотна глубоко врезались в кровоточащие пальца, но Акимов безмолвно терпел боль. Он сунул взрывчатку в образовавшуюся в опоре нишу, закрепил тротил изолентой.
Осталась самая малость. Связать между собой концы предохранительного фитиля, дать знак Рогожкину. Пусть трогает грузовик. А он, Акимов, пока останется на месте. Ждать гудка клаксона и зажигать фитиль. Он сунул ножовку в рюкзак, хотел взять конец фитиля в рот, зажать передними зубами.
Но вспомнил, что передние зубы он выплюнул еще во дворе людоеда Джабилова. Тогда Акимов зажал фитиль между боковыми резцами. Тем же манером, хватаясь руками за верхнюю доску и передвигая тело по нижней доске на несколько сантиметров, он добрался до середины нижней перекладины. Вытащил фитиль изо рта, изолентой прикрепил его к верхней доске. Затем переместился к другой опоре моста, сунул в зубы фитиль, двинулся в обратном направлении. Вот он снова на середине доски.
Обе руки должны быть свободными, чтобы связать концы фитилей. Но чем и за что держаться? Нечем. И не за что. Нужно балансировать, сохранить равновесие на нижней доске. Будь, что будет. Акимов поджал ноги, прижимая бедра к перекладине, оторвал руки от нижней доски. Вроде ничего, он держится, не падает. Действовать надо осторожно, контролировать каждое движение.
Акимов поднял правую руку, отлепил конец фитиля, прихваченный к доске изолентой. Конец другого фитиля вытащил изо рта. Так... Теперь узелок. Почему так дрожат пальцы, ведь он не с перепоя? В глотке пересохло, как в пустыне летним днем. Сейчас бы глоток воды или чего покрепче. Но тут, под мостом, спиртных и безалкогольных напитков не наливают. Узел готов. Акимов перевел дух, облизал сухие губы шершавым языком.
Неужели все? Почти.
Осталось самое трудное и опасное. Подать знак, зажечь фитиль и вручить собственную судьбу в руки Господа, мать его так. Он взял ножовку за полотно, размахнулся и пять раз со всего маху ударил металлической ручкой по деревянному настилу. Подав сигнал, Акимов зажал в кулаке спичечный коробок и стал ждать.
Рогожкин услышал стук в тот момент, когда твердо решил, что Акимов грохнулся вниз и насмерть разбился на камнях. Значит, все идет по плану. Рогожкин выбрался из-под грузовика, оглянулся на "Нивы", подъехавшие к мосту еще ближе. Несколько мужиков стояли возле автомобилей, переговаривались между собой и тупо пялились на Рогожкина, словно дырку в нем хотели проглядеть. Рогожкин, сгорбился под этими дружелюбными взглядами, забрался на подножку.
Кто-то свистнул ему в след, кто-то матерно выругался, кто-то рассмеялся. Он залез в кабину, поставил подметки армейских ботинок на педали. Мысленно Рогожкин наметил то место, где должен остановить грузовик и врубить заднюю передачу. На взгорке, метрах в двадцати от моста. Потом он просигналит и подаст машину задом, блокируя выезд.
* * *
Рогожкин тронулся с места. Начал движение черепашьим ходом. Под тяжелым грузовиком обветшавший настил скрипел и пружинил. Один пролет позади, второй пролет. В зеркале заднего вида, Рогожкин наблюдал, как люди на той стороне моста расселись по машинам. Первая "Нива" въехала на мост следом за "Уралом". Рогожкин проехал середину моста. Начинается третий пролет. Метр, другой...
Внезапно машину тряхнуло. Неведомая сила подбросила Рогожкина на сидении и опустила на место. Грузовик дернулся вперед, затем его повело назад. Снова вперед и снова назад. Что за дьявол? Рогожкин не стал глушить мотор, он распахнул дверцу, свесился с подножки, глянул назад.
Истончавшиеся доски настила, прикрепленные к поперечной балке, обломились под задним скатом. Левое заднее колесо провалилось в образовавшуюся дыру, повисло в проломе и проворачивалось вхолостую. Протектор покрышки обламывал края настила. Первая "Нива" остановилась в пяти метрах от "Урала".
Как же так, ведь они уже проезжали этот поганый мост, и все было гладко? Рогожкин захлопнул дверцу, он вывернул руль влево, врубил третью передачу и утопил в полу педаль газа. Мотор заревел на высоких оборотах. Протектор зацепил край опору моста, машину тряхнуло. Задний скат вылез из пролома, грузовик рванулся вперед.
Рогожкин ударил по тормозам, боясь, что "Урал" пробьет хрупкое ограждение и сорвется вниз. Навалившись грудью на руль, вывернул его в противоположную сторону. Вильнув вправо-влево, грузовик съехал с моста. Выплюнув из-под колес камни, забрался на пригорок и остановился.
В зеркале Рогожкин видел, что две "Нивы" уже на мосту. Первая остановилась перед проломом в настиле, из нее вышел тот самый бритый наголо идиот. Рогожкин трижды просигналил короткими гудками.
Акимов сидел на поперечной перекладине и слышал, как заревел дизельный двигатель, "Урал" тронулся. Видел, как трухлявые доски обломились под левым задним колесом и упали вниз. Но Рогожкин каким-то образом сумел вытащить машину. В настиле моста метрах в пятнадцати от Акимова образовалась здоровая дыра, через которую можно видеть голубое небо.
Акимов разжал кулак, в котором держал спичечный коробок. Он вытащил спичку и чертыхнулся, она оказалась горелой. Вторая спичка даже не вспыхнула, сломалась пополам. Налетел резкий порыв ветра, у Акимова перехватило дыхание, он качнулся на доске. Одной рукой схватился за верхнюю перекладину, чуть не выронил раскрытой коробок, из которого высыпалось несколько спичек.
Спокойно, только без нервов. Акимов, удерживаясь на доске ногами, взял коробок в левую руку, вытянул из него спичку. В крайнем случае, в заднем кармане брюк зажигалка, правда, паршивенькая, китайская. И тут он увидел, как в дырку, образовавшуюся в настиле, просунулась бритая голова Литвиненко. Показалась и тут же исчезла.
Акимов чиркнул спичкой по сернику. Пламя погасил ветер.
Бритая голова снова появилась в зияющем проеме. И рука с пистолетом... А затем раздались выстрелы. Акимов вздрогнул, схватился за верхнюю доску, коробок вывалился из руки, полетел вниз.
* * *
Пуля взвизгнула где-то рядом, попала в верхнюю перекладину над головой Акимова. Острая щепка воткнулась ему в щеку, брызнула кровь. Ничего не получилось. Надо спасаться. Акимов вцепился в верхнюю доску. Быстро перебирая руками, стал двигаться к опоре моста, надеясь по ней съехать вниз, как по гладкому стволу дерева. Он уже не слышал звуков выстрелов, не чувствовал боли в израненных в кровь ладонях.
Расстреляв все восемь патронов, Литвиненко вскочил на ноги, замахал руками, давая знать людям, что они в опасности. Но спутники Литвиненко поняли и без него: что-то не ладно. С оружием в руках высыпали из машин на мост.
Литвиненко сменил обойму. Чтобы было удобнее целиться, он лег животом на мост, свесил в дыру голову, и выставил вперед руку с пистолетом. Пока он искал позицию для точного выстрела, Акимов добрался до опоры моста, спрятался за ней. Обхватив столб руками и ногами, стал спускаться вниз. Литвиненко целился, щуря левый глаз. Дважды он нажал спусковой крючок и дважды послал пули в деревянную опору.
Нет, так трудно попасть, Акимова закрывает столб. Литвиненко лежал на животе, он обхватил рукоятку пистолета двумя руками и ждал удобного момента. Акимов спускался все ниже и ниже. Но вот в прицел попал край серой рубашки. Литвиненко выстрелил раз, другой, третий.
Есть. Пуля вошла Акимову в правый бок.
Он разжал руки, полетел вниз с четырехметровой высоты. В падении подвернул лодыжку.
Рогожкин взглянул на часы, засекая время по секундной стрелке. Врубил заднюю передачу. Времени у него восемьдесят секунд. Ну, может, еще секунд десять лишних, но не более того. Отсчет пошел.
И тут началась заваруха на мосту. Из автомобилей выбежали люди с оружием, раздались сухие пистолетные выстрелы. Рогожкин видел эту суету в зеркале. Стреляют в Акимова, значит, план полетел к черту. Возможно, Акимов уже убит. Надо уходить, спасаться.
– Хрен вам, – сказал вслух Рогожкин.
"Урал" начал двигаться задом. Пять метров, десять. Съезжая вниз, грузовик задел бортом перила моста. Стойки затрещали, обломились, перила наклонились вниз, но не упали. Рогожкин заглушил мотор, выпрыгнул из кабины, но побежал не к аулу. Ноги сами понесли Рогожкина в противоположном направлении, на мост. Про себя он считал секунды. Двадцать пять, тридцать...
– Не стреляйте, – крикнул Рогожкин.
Рогожкин обежал грузовик. Встал перед бортом кузова. Литвиненко хотел добить Акимова, валявшегося на камнях, за опорой моста. Но крики Рогожкина привлекли его внимание. Он поднял голову, посмотрел назад. За его спиной в десяти метрах стоял Рогожкин и отчаянно размахивал руками.
– Не стреляйте, – уши Рогожкина заложило от собственного крика.
Он плохо соображал, что делает, и что нужно вообще делать в этой ситуации. Кажется, его приняли за умалишенного. Стоя перед бортом кузова, он махал руками и строил страшные гримасы. Какой-то счетчик внутри Рогожкина, независимый от человека, неумолимый, как сама смерть, сам по себе отмерял секунды, оставшиеся до взрыва. Сорок пять, пятьдесят... Литвиненко вскинул пистолет и направил его на живот Рогожкина.
– Не стреляй, – заорал он. – У меня на теле взрывчатка. Килограмм тротила. Не стреляй. Или мы все подохнем.
Люди, стоявшие на мосту, перегнулись через перила. Там, внизу, происходило что-то важное. Люди показывали пальцами вниз, кричали: "Вон он. Уйдет. Стоять, сволочь". Раздались выстрелы. И наступила гнетущая тишина.
* * *
Акимов, лежавший под опорой моста на камнях, попытался встать на ноги. Он наступил на подвернутую ногу и снова упал на спину, такой нестерпимой острой оказалась боль. Акимов застонал от собственного бессилия. Видимо, лодыжка сломана. Он потрогал рукой простеленный бок. Пуля попала ниже ребер, прошла навылет.
Рубашка и брюки быстро пропитывались кровью. Но это не беда. Рана не слишком серьезная. В этом месте нет жизненно важных органов. Он выживет. Только нужно уйти с этого места, доковылять до камня, огромного валуна на противоположной стороне ручья. Там он будет в безопасности.
Сверху донеслись отчаянные вопли Рогожкина. Почему он здесь? Почему до сих пор не ушел? Превозмогая боль в боку и лодыжке, Акимов оттолкнулся рукой от земли, схватился за опору, встал на ноги. Мысленно он наметил путь к отступлению. Несколько метров вниз до ручья, затем на тот берег. А дальше прямиком до камня.
Он осторожно поставил больную ногу, охнул, слезы навернулись на глаза. Нет, бежать он не сможет. Боже, лучше свою жизнь в карты проиграть, чем так...
Акимов ждал выстрела, но сверху не стреляли. Припадая на ногу, он кое-как дошагал до берега, поскользнулся, упал в холодную грязную воду. С усилием поднялся. Акимов не слышал выстрела. Пуля шлепнулась рядом с ним, подняла водяные брызги.
Скользя ногами по камням, Акимов выбрался из воды на противоположной стороне. Он оглянулся, поднял голову. Возле перил стояли люди, человек пять, они показывали пальцем на Акимова и что-то кричали. Он не разбирал слов. До камня примерно сто метров. Но эти сто метров – голое ровное пространство.
Он упал на карачки, решив, что в его положении на четырех конечностях быстрее передвигаться, чем на двух. С моста раздались беспорядочные выстрелы. Пули свистели совсем рядом, дробили камушки. Акимов полз и полз, не чувствуя боли. С моста ударила кроткая автоматная очередь. Мимо.
Уже выстрел, еще, еще... Одна пуля попала в заднюю поверхность бедра. Другая пуля разорвала правую почку. Акимову показалось, что внутри него лопнул воздушный шарик. Он, раскидав руки в стороны, распластался на берегу, до валуна оставалось раз плюнуть. Всего-то метров десять.
* * *
Рогожкин замахал руками, словно отгонял мух. Восемьдесят секунд, девяносто пять. Все, сейчас должно рвануть. Сейчас... Вот-вот. Прости, прощай. Но взрыва нет.
Люди на мосту не сводили с Рогожкина глаз. Наконец, он сообразил: значит, Акимова подстрелили еще до того, как он поджег фитиль. Рогожкин повернулся, подпрыгнул, ухватив борт, перебросил через него тело. Оказавшись в кузове, осмотрелся. Вот она, бочка с соляркой.
Он снял крышку с бочки, на дне которой еще оставалось литров семьдесят солярки. Навалившись на край, опрокинул бочку. Солярка разлилась по полу, заполняя пустоты между ящиками. Рогожкин наступил на труп Галима, с трупа шагнул на пустую канистру. С нее прыгнул на высокий штабель из ящиков с боеприпасами. Пригибая голову, достал из чехла, прикрепленного к брючному ремню, финку. Полоснул лезвием по тенту над головой.
Прорезав в брезенте прямоугольник, сорвал ткань. Достав из кармана коробок спичек, он чиркнул одну спичку о серник. Поднес пламя к головкам остальных спичек. Бросил вспыхнувший коробок в лужу солярки. Горючее занялось голубым пламенем.