Страница:
– Сегодняшним утром. Душ не успел принять.
– На ней была прозрачный лифчик и блузка? С таким вырезом, что можно пупок увидеть?
– Угу, – кивнул Колчин.
– Белая такая блузка? – уточнил Овчаров.
– Черная. Сегодня была черная.
– И сколько она спросила?
– Двадцатку.
– Дешево отделался, – Овчаров загрустил. – Я тогда на сотню влетел. Ну, это понятно, я ведь старше, ей в отцы гожусь. С меня сам бог велел дороже взять. Не только размер, друг мой, но и возраст имеет значение. Жена как раз была в отпуске. И тут она появилась, зашла в наш посольский дом якобы к подруге и в мою дверь позвонила. М-да, на сотню меня обула. Но, знаешь, я не жалею. Она стоит этих денег. Этой женщине надо в нашей конторе работать. Из неё получилась бы настоящая Мата Хари, если бы не слабая память. Кроме того, поддерживает хорошую физическую форму. Может пришибить уличного громилу своей сиськой.
– Пожалуй, да, – согласился Колчин. – Это у неё получится.
– Я на днях жену в Москву на месяц проводил. Жаль, что Лена больше ко мне не заходит. Ну, за деньгами.
– Какая ещё Лена? – переспросил Колчин и уставился на резидента, стараясь понять, о ком, собственно, речь. – Вашу знакомую зовут Лена? Та, что занимала деньги, – Лена?
Первым засмеялся Овчаров. Через секунду заржал, схватившись за живот, Колчин.
Город Владимир. 23 октября.
Остановив «Волгу» на стоянке гостиничного комплекса «Заря», Медников помог выбраться из машины своей молодой спутнице Марине Садовской и вытащил с заднего сидения ручную кладь: плотно набитый мягкий чемодан своей любовницы и объемистую спортивную сумку, в которую он за десять минут до отъезда успел засунуть кейс, белье, свежую сорочку и ещё кое-какие мелочи. Окна гостиницы светились, как палубы океанского лайнера, где-то далеко у горизонта медленно умирал осенний вечер, небо, очистившись от туч, сделалось темно синим. Далекую россыпь звезд сторожил молодой месяц. Погода прекрасная, если бы не северный холодный ветер.
В фойе Медников оставил багаж возле лифта, подошел к окошку администратора, предъявив паспорт на свое имя и заполнив карточку, получил ключ от двухместного номера, заказанного ещё неделю назад. Жильцов в межсезонье немного, но забронированный заранее номер – часть плана Медникова. Не исключено, что он среди прочих сотрудников конторы попал в черный список Службы внешней разведки, так как в Лондоне имел отношение к проваленной операции по передаче денег Феллу. Если исходить из худшего, то контрразведка уже контролирует телефонные разговоры, установила за ним скрытое наблюдение. В этой ситуации не нужно паниковать, потому что слабые нервы сгубили многих знакомых и незнакомых разведчиков. Никакой трагедии нет. Проверка на вшивость собственных сотрудников – обычная практика всех спецслужб мира. Нужно, чтобы твое поведение не раздражало, не настораживало, а вызывало понимание тех оперов, которые тебя пасут.
Разумеется, отношения Медникова с женой, этой законченной алкоголичкой, давно стали достоянием гласности в СВР. И он закрутил интрижку на стороне с молодой дамой. Это по-человечески понятно. Поэтому Садовская тоже часть его плана. Если наблюдение установлено, то у контрразведчиков не возникнет вопросов: почему и зачем Медников, оставив жену в Москве под присмотром сиделки, поехал на выходные за двести верст от Москвы с молодой любовницей. Он тоже человек, ему хочется понежиться в постели с девочкой, сходить с ней в кабак и нормально провести время, а Владимир не самый скучный и не самый далекий город.
Через полтора часа на дальней окраине должна состояться контрольная встреча с Сергеем Алексеевичем Ермоленко. Нужно договориться о встрече на завтра и просто посмотреть в глаза этому жуку. Пятидесятилетний ученый химик, разработкой которого очень интересуются англичане, наконец решился и, избавившись от опеки контрразведчиков, привез свой СТ-575, рассчитывая получить за отраву, как и было договорено, сто пятьдесят тысяч долларов наличными. Если Медников почувствует что-то неладное сегодня, он отменит завтрашний контакт. Но интуиция подсказывала: на этот раз все пройдет гладко.
Спутники поднялись на десятый этаж, Медников открыл дверь стандартного двухместного номера, положил чемодан на кресло, сумку бросил в шкаф. Задернув шторы, он вырубил верхний свет и включил торшер, стоявший у окна, чтобы в глаза не бросалось нищенское убожество обстановки. Старый полированный шкаф, двуспальная продавленная посередине кровать, допотопный телевизор, место которого в музее раритетов. И ещё холодильник, желтый от старости, издающий какие-то странные скребущие звуки, будто в нем сидит, порываясь выбраться из плена, когтистая свирепая кошка.
– И сколько с тебя содрали за это великолепие? – Марина развела руками по сторонам.
– Недорого, – соврал Медников.
Марина скинула куртку и пристроила её на вешалке, полезла в чемодан за спортивным костюмом и тапочками. Всегда болтливая, сейчас она молчала, надув губки. Кажется, девочка хотела немного посердиться. Марина скинула с себя свитер и джинсы. Оставшись в одних трусах, повернувшись задом к любовнику, и стала копаться в чемодане. Медников равнодушно наблюдал за этими манипуляциями, он даже плаща не снял.
– И ты не мог найти места получше? – Марина, неловко прыгая на месте, пыталась залезть в спортивные брюки. – Это ведь даже не гостиница, даже не постоялый двор. Это черти что.
– Возможно. Я в городе плохо ориентируюсь. Приятель посоветовал именно здесь остановиться.
Медников прекрасно ориентировался в городе, а гостиницу выбрал не по совету приятеля. Несколько раз, ещё работая в контрразведке, он проводил здесь встречи со своими агентами, якобы приехавшими в город полюбоваться видами древних храмов.
– Скажи своему приятелю… Нет, ничего не говори. Просто набей ему морду за умный совет.
– Но ведь эта обстановка не испортит нам настроения, – сказал Медников.
– Испортит. Ты мог бы заказать здесь люкс или полулюкс. А не этот, с позволения сказать, номер.
– У меня с деньгами трудности. Временные. И мы тут всего на два дня. Переезжать в другую гостиницу или таскаться с чемоданами по номерам не хочется. Я чувствую свою вину. И я заглажу. Я вернусь через час или около того. Если хочешь, спустись в кафе или в бар, подожди меня там.
Он положил на столик деньги.
– Я не шлюха, чтобы сидеть в баре в одиночестве. Куда это ты собрался?
– Сюрприз. Имей терпение.
Медников вышел из номера, оглядев пустой коридор, дошагал до служебной лестницы, вышел на темную площадку и спустился в подвальный этаж. Он покинул гостиницу через служебный вход, с заднего крыльца. Нырнул в темноту холодного вечера, как в омут. Поплутал по переулкам, застроенным панельными пятиэтажками и старыми деревянными домами, проверяя, нет ли слежки. Сделав большой круг, выбрался на освещенную улицу и неторопливо пошел по тротуару. Он поднял руку, когда мимо проехала третья свободная машина. Останавливать первую, даже вторую встречную машину не следует, эту азбучную истину знает любой курсант разведшколы.
– К вокзалу, – забравшись на заднее сидение, сказал Медников. – Только побыстрее, электричка скоро уходит.
Слежки не было, но запутать следы, потратив на это полчаса, все равно не мешает. Возле вокзала он поймал такси, и попроси водилу отвезти его к дальнему универмагу.
В пивной павильон на окраине города, прозванный «стекляшкой», сегодня набилось много народа. Столики с пластиковыми столешницами, расставленные по залу, оккупировали рабочие, возвращавшиеся со смены и местные ханыги. Отстояв очередь у прилавка, Медников взял две пол-литровые кружки пива, сто пятьдесят грамм водки и копченую скумбрию. Поставив водку на тарелочку с рыбой, другой рукой подхватив кружки, он, лавируя между посетителями, вышел из прокуренного павильона и вдохнул запах свежего холодного ветра, дувшего со стороны Клязьмы, спустился на три ступеньки вниз. Здесь на асфальтированной площадке, отделенной от улицы забором из железных прутьев, стояли такие же столы, что и в зале. А народа было немного. Медников прошел к дальнему столику и, решив сразу согреться изнутри, хлопнул водки.
По узкой темной улице изредка проезжали машины, за старой облетевший липой горел синюшный фонарь, с железнодорожной станции, доносились гудки маневрового локомотива. Приготовившись к долгому ожиданию, Медников неторопливо отхлебывал пиво, холодное и кисловатое, отдающее деревянной бочкой, но Ермоленко не заставил себя долго ждать, появился всего через четверть часа. Одетый в старый бежевый плащ и кепочку из букле он заметил знакомое лицо, он не подал вида, поднялся в павильон, взял водки, кружку пива и две порции рыбы. Через пять минут вышел, встал к столику и поздоровался, не подавая руки, как учил Медников.
– Как добрались? – спросил Ермоленко.
– Спасибо, на машине, – холодный ветер и кислое пиво не располагали к затяжной светской беседе. – Вы привезли препарат?
– Разумеется, – кивнул Ермоленко. – Десять миллилитров в герметичной пробирке. Это огромное количество. Чтобы вы понимали: пятой частью этой дозы, выплеснув её сегодня вечером, скажем, в городской коллектор с питьевой водой, можно к утру отправить на тот свет все население славного города Владимира. Представляете, мы просыпаемся в теплых постелях, а вокруг одни жмурики. Ведь воду все пьют. Вам смешно?
– Нет. Я знаю характеристики этой штуки.
– Знать вы не можете. Вы догадываетесь. Знают только специалисты.
Как и все неудачники, Ермоленко был болтлив и жаден до еды. Он, облизывая жирные пальцы, азартно перемалывал зубами твердую пересоленную ставриду, будто в первый раз в жизни пробовал этот изумительный деликатес. Прикладываясь к кружке, делал маленькие глотки, словно стремился растянуть удовольствие. И вытирал ладонью неряшливые пегие усы.
– Это вещь опаснее водородной бомбы, – Ермоленко вытащил изо рта рыбную кость. – Американцы и англичане не имеют ничего похожего. Но бомба слишком громоздка. А химическое оружие умещается в жилетном кармане. Все крупнейшие мегаполисы мира, Нью-Йорк, Москва, Шанхай, совершенно беззащитны перед СТ – 575. Террористы дали бы цену вдесятеро, нет, в сотню раз выше той, что даете вы.
– Я не террорист. И не воспринимаю научно-популярной белиберды. Думаю, через несколько лет, когда вы всплывете в одной из западных стран, то прочитаете на это тему лекцию студентам химикам. И они вас послушают с интересом.
– Эти вещи интересны каждому человеку. Потому что касаются всех без исключения.
Ермоленко трудно остановить, он соскучился по человеческому общению, по живому слову, по аудитории. Потому что в городе, где он живет, люди подобрались молчаливые и замкнутые. Когда высшее образование и аспирантура остались в прошлом, Ермоленко получил предложение от Министерства обороны, предложение, от которого нельзя было отказаться. И переехал в маленький закрытый город, в то время даже не обозначенный на карте России. Посвятив жизнь изобретению препаратов, способных быстро умерщвлять сотни тысяч, если не миллионы людей, он редко покидал свое научное захолустье. Два раза, по разрешению, полученному на Лубянке, Ермоленоко с женой отдыхали на черноморских курортах, где супружескую пару неотступно, даже во время купания в море, сопровождали гэбешники. Всю жизнь он чувствовал себя мухой, живущей под стеклянным колпаком. И не было секретов, ни личных, ни производственных, от людей которые наблюдают за тобой через стекло.
Около десяти лет назад разработки новых видов бактериологического и химического оружия запретили. Ермоленко остался не удел и решил, что жизнь прожита напрасно. Он существовал на мизерное пособие, почему-то именуемое зарплатой, терпел ворчливую скаредную жену, не принесшую ему потомства, и мечтал вырваться на свободу. За последние годы лаборатория превратилась в хранилище всякой заразы, которой можно отравить полмира, а бывший ученый проводил рабочее время, попивая чай и разглядывая из окна своего тесного кабинета глухой забор, по верху которого пустили колючую проволоку. Прежнего контроля за научными кадрами больше не стало. С Ермоленко сняли наблюдение, он мог свободно перемещаться по России, правда, за границу путь ему был заказан.
Когда два года назад Медников вышел на него и предложил честную сделку: свобода, деньги и новая жизнь в обмен на СТ – 575, тот не стал ломаться и согласился без колебаний. Оставалась самая малость: заполучить препарат. На это ушло много времени.
– Было очень трудно вынести пробирку за пределы лаборатории, из подземного хранилища, – сказал Ермоленко. – У нас ведь строжайшая отчетность. СТ – 575 сейчас, как вы знаете, не производят. Но в то время, когда его синтезировали, проверялись все исходные материалы, которые мы использовали. До сотых миллиграмма. А уж про конечный продукт и говорить не стоит. Конечно, сегодня контроль не тот. Но спереть десять миллилитров СТ – 575 это все равно, что украсть со сталеплавильного комбината эшелон в сто вагонов, груженных готовым прокатом. Даже труднее.
– Я знаю, – кивнул Медников. – Если бы это было легко, я бы сам вынес паршивую склянку из лаборатории. Кстати, рано или поздно пропажи хватятся.
– Не раньше чем через месяц, – ответил Ермоленко. – Все просчитано. К тому времени я буду далеко. И все-таки было очень трудно все это провернуть.
– Сергей Алексеевич, милейший мой человек, торговаться бесполезно. Мы уже обсуждали цену, и вы тогда сказали «да». Я всего-навсего посредник. Я передаю деньги и паспорт, вы оставляете мне это дерьмо.
– Вы привезли наличные?
– Разумеется. Как вы просили. Кстати, почему вы не захотели, чтобы эти деньги положили на счет в каком-нибудь из западных банков?
– Я не верю западным банкам и вашим хозяевам, которых даже не знаю. Я верю только наличным.
– Где остановились?
– Там, где вы велели. В туристической гостинице «Клязьма».
– Хорошо, увидимся завтра. Встретимся в общежитии текстильной фабрики, это в пригороде, точнее в поселке под Владимиром. Полчаса езды от автовокзала. Ориентировочно в семь тридцать вечера, в это время там уже начинается дискотека.
– Общежитие? Это странное место.
– Вы все поймете. Там тихо, не случится никаких неожиданностей. Вы спокойно пересчитаете деньги. Хоть десять раз. Завтра погуляйте по городу, чтобы не привести за собой хвоста. Посмотрите фрески в Успенском храме, пообедаете в ресторане, покрутитесь по центру, меняя маршруты.
– Я знаю, что делать. Вы меня инструктировали.
Медников подробно объяснил, как доехать до фабрики и найти общежитие. Очутившись на месте, Ермоленко спустится в подвал. Навесного замка на двери уже не будет. Пройдет по длинному коридору в самый его конец. Медников вытащил из кармана трубку мобильного телефона, открыл её.
– Ждите моего звонка в районе шести вечера. И сразу же выезжайте. В случае опасности нажмите две эти кнопки. Когда услышите в трубке мой голос, скажите какую-нибудь общую фразу. Это будет сигналом об опасности. Значит, наша встреча откладывается на день как минимум. Вопросы есть?
Ермоленко спрятал в кармане плаща трубку. Отрицательно покачал головой и, припав к кружке, обмакнул в пиво усы.
…Медников явился в гостиницу около полуночи. Усталый и голодный, он протянул Марине букетик мокрых хризантем и коробочку мармелада, купленного в палатке у вокзала.
– Это и есть твой сюрприз? Вот эти жалкие кладбищенские цветочки? Ради этого я ждала тебя целый вечер?
– Я объездил весь город, – начал Медников.
Марина не стала слушать. Бросила хризантемы и мармелад на подоконник, погасив свет, нырнула в постель и разрыдалась в подушку. Медников решил не тратить время на утешения. Он стянул промокшие ботинки, устроился за столом, раскрыл пакет с пирожками, завалявшимися в сумке, откупорил бутылку пива. Он сидел в полной темноте, слышал, как всхлипывает любовница и жевал резиновые пирожки, не чувствуя их вкуса.
Медников успокаивал себя тем, что дела идут неплохо. Завтра СТ – 575 будет у него, а это главное. Но душу омрачали мысли о Дьякове, который облажался в Лондоне. Обстоятельства происшествия на квартире Джейн Уильямс Медников знал из газет, которые получал на службе. Лондонские таблоиды придумали слезоточивую историю о двух разбитых мужских сердцах, историю, которая не имела ничего общего с действительностью. Но приходилось довольствоваться и этими газетными отбросами, потому что на совещания в кабинете генерала Антипова, которые проходили два-три раза на дню, его не приглашали.
Сегодня утром Дьяков дал знать, что Джейн ушла, а он был ранен в плечо. Ничего серьезного, рану подлатали и теперь Дьяков готов довершить начатое: найти Джейн Уильямс и больше не повторить прошлых ошибок. Нужна наводка, информация о том, где скрывается эта потаскушка. Только наводка… Несколько слов, адрес или номер телефона. Сегодня же Медников нашел возможность отправить своему партнеру кодированное сообщение через интернет. Судя по всему, Дьяков не засветился ни перед русской разведкой, ни перед англичанами. Но в Россию ему лучше не возвращаться. По крайней мере, в ближайшее время. Пусть остается в Лондоне, а проблема с наводкой станет проблемой Медникова. Он найдет эту змею, под каким бы камнем она не пряталась.
Дожевав последний пирожок, Медников почувствовал, что сил, чтобы умыться на ночь, тем паче принять душ, уже не осталось. Он дошагал до кровати, на ходу скидывая одежду, повалился на матрас и мгновенно заснул.
Глава четвертая
– На ней была прозрачный лифчик и блузка? С таким вырезом, что можно пупок увидеть?
– Угу, – кивнул Колчин.
– Белая такая блузка? – уточнил Овчаров.
– Черная. Сегодня была черная.
– И сколько она спросила?
– Двадцатку.
– Дешево отделался, – Овчаров загрустил. – Я тогда на сотню влетел. Ну, это понятно, я ведь старше, ей в отцы гожусь. С меня сам бог велел дороже взять. Не только размер, друг мой, но и возраст имеет значение. Жена как раз была в отпуске. И тут она появилась, зашла в наш посольский дом якобы к подруге и в мою дверь позвонила. М-да, на сотню меня обула. Но, знаешь, я не жалею. Она стоит этих денег. Этой женщине надо в нашей конторе работать. Из неё получилась бы настоящая Мата Хари, если бы не слабая память. Кроме того, поддерживает хорошую физическую форму. Может пришибить уличного громилу своей сиськой.
– Пожалуй, да, – согласился Колчин. – Это у неё получится.
– Я на днях жену в Москву на месяц проводил. Жаль, что Лена больше ко мне не заходит. Ну, за деньгами.
– Какая ещё Лена? – переспросил Колчин и уставился на резидента, стараясь понять, о ком, собственно, речь. – Вашу знакомую зовут Лена? Та, что занимала деньги, – Лена?
Первым засмеялся Овчаров. Через секунду заржал, схватившись за живот, Колчин.
Город Владимир. 23 октября.
Остановив «Волгу» на стоянке гостиничного комплекса «Заря», Медников помог выбраться из машины своей молодой спутнице Марине Садовской и вытащил с заднего сидения ручную кладь: плотно набитый мягкий чемодан своей любовницы и объемистую спортивную сумку, в которую он за десять минут до отъезда успел засунуть кейс, белье, свежую сорочку и ещё кое-какие мелочи. Окна гостиницы светились, как палубы океанского лайнера, где-то далеко у горизонта медленно умирал осенний вечер, небо, очистившись от туч, сделалось темно синим. Далекую россыпь звезд сторожил молодой месяц. Погода прекрасная, если бы не северный холодный ветер.
В фойе Медников оставил багаж возле лифта, подошел к окошку администратора, предъявив паспорт на свое имя и заполнив карточку, получил ключ от двухместного номера, заказанного ещё неделю назад. Жильцов в межсезонье немного, но забронированный заранее номер – часть плана Медникова. Не исключено, что он среди прочих сотрудников конторы попал в черный список Службы внешней разведки, так как в Лондоне имел отношение к проваленной операции по передаче денег Феллу. Если исходить из худшего, то контрразведка уже контролирует телефонные разговоры, установила за ним скрытое наблюдение. В этой ситуации не нужно паниковать, потому что слабые нервы сгубили многих знакомых и незнакомых разведчиков. Никакой трагедии нет. Проверка на вшивость собственных сотрудников – обычная практика всех спецслужб мира. Нужно, чтобы твое поведение не раздражало, не настораживало, а вызывало понимание тех оперов, которые тебя пасут.
Разумеется, отношения Медникова с женой, этой законченной алкоголичкой, давно стали достоянием гласности в СВР. И он закрутил интрижку на стороне с молодой дамой. Это по-человечески понятно. Поэтому Садовская тоже часть его плана. Если наблюдение установлено, то у контрразведчиков не возникнет вопросов: почему и зачем Медников, оставив жену в Москве под присмотром сиделки, поехал на выходные за двести верст от Москвы с молодой любовницей. Он тоже человек, ему хочется понежиться в постели с девочкой, сходить с ней в кабак и нормально провести время, а Владимир не самый скучный и не самый далекий город.
Через полтора часа на дальней окраине должна состояться контрольная встреча с Сергеем Алексеевичем Ермоленко. Нужно договориться о встрече на завтра и просто посмотреть в глаза этому жуку. Пятидесятилетний ученый химик, разработкой которого очень интересуются англичане, наконец решился и, избавившись от опеки контрразведчиков, привез свой СТ-575, рассчитывая получить за отраву, как и было договорено, сто пятьдесят тысяч долларов наличными. Если Медников почувствует что-то неладное сегодня, он отменит завтрашний контакт. Но интуиция подсказывала: на этот раз все пройдет гладко.
Спутники поднялись на десятый этаж, Медников открыл дверь стандартного двухместного номера, положил чемодан на кресло, сумку бросил в шкаф. Задернув шторы, он вырубил верхний свет и включил торшер, стоявший у окна, чтобы в глаза не бросалось нищенское убожество обстановки. Старый полированный шкаф, двуспальная продавленная посередине кровать, допотопный телевизор, место которого в музее раритетов. И ещё холодильник, желтый от старости, издающий какие-то странные скребущие звуки, будто в нем сидит, порываясь выбраться из плена, когтистая свирепая кошка.
– И сколько с тебя содрали за это великолепие? – Марина развела руками по сторонам.
– Недорого, – соврал Медников.
Марина скинула куртку и пристроила её на вешалке, полезла в чемодан за спортивным костюмом и тапочками. Всегда болтливая, сейчас она молчала, надув губки. Кажется, девочка хотела немного посердиться. Марина скинула с себя свитер и джинсы. Оставшись в одних трусах, повернувшись задом к любовнику, и стала копаться в чемодане. Медников равнодушно наблюдал за этими манипуляциями, он даже плаща не снял.
– И ты не мог найти места получше? – Марина, неловко прыгая на месте, пыталась залезть в спортивные брюки. – Это ведь даже не гостиница, даже не постоялый двор. Это черти что.
– Возможно. Я в городе плохо ориентируюсь. Приятель посоветовал именно здесь остановиться.
Медников прекрасно ориентировался в городе, а гостиницу выбрал не по совету приятеля. Несколько раз, ещё работая в контрразведке, он проводил здесь встречи со своими агентами, якобы приехавшими в город полюбоваться видами древних храмов.
– Скажи своему приятелю… Нет, ничего не говори. Просто набей ему морду за умный совет.
– Но ведь эта обстановка не испортит нам настроения, – сказал Медников.
– Испортит. Ты мог бы заказать здесь люкс или полулюкс. А не этот, с позволения сказать, номер.
– У меня с деньгами трудности. Временные. И мы тут всего на два дня. Переезжать в другую гостиницу или таскаться с чемоданами по номерам не хочется. Я чувствую свою вину. И я заглажу. Я вернусь через час или около того. Если хочешь, спустись в кафе или в бар, подожди меня там.
Он положил на столик деньги.
– Я не шлюха, чтобы сидеть в баре в одиночестве. Куда это ты собрался?
– Сюрприз. Имей терпение.
Медников вышел из номера, оглядев пустой коридор, дошагал до служебной лестницы, вышел на темную площадку и спустился в подвальный этаж. Он покинул гостиницу через служебный вход, с заднего крыльца. Нырнул в темноту холодного вечера, как в омут. Поплутал по переулкам, застроенным панельными пятиэтажками и старыми деревянными домами, проверяя, нет ли слежки. Сделав большой круг, выбрался на освещенную улицу и неторопливо пошел по тротуару. Он поднял руку, когда мимо проехала третья свободная машина. Останавливать первую, даже вторую встречную машину не следует, эту азбучную истину знает любой курсант разведшколы.
– К вокзалу, – забравшись на заднее сидение, сказал Медников. – Только побыстрее, электричка скоро уходит.
Слежки не было, но запутать следы, потратив на это полчаса, все равно не мешает. Возле вокзала он поймал такси, и попроси водилу отвезти его к дальнему универмагу.
В пивной павильон на окраине города, прозванный «стекляшкой», сегодня набилось много народа. Столики с пластиковыми столешницами, расставленные по залу, оккупировали рабочие, возвращавшиеся со смены и местные ханыги. Отстояв очередь у прилавка, Медников взял две пол-литровые кружки пива, сто пятьдесят грамм водки и копченую скумбрию. Поставив водку на тарелочку с рыбой, другой рукой подхватив кружки, он, лавируя между посетителями, вышел из прокуренного павильона и вдохнул запах свежего холодного ветра, дувшего со стороны Клязьмы, спустился на три ступеньки вниз. Здесь на асфальтированной площадке, отделенной от улицы забором из железных прутьев, стояли такие же столы, что и в зале. А народа было немного. Медников прошел к дальнему столику и, решив сразу согреться изнутри, хлопнул водки.
По узкой темной улице изредка проезжали машины, за старой облетевший липой горел синюшный фонарь, с железнодорожной станции, доносились гудки маневрового локомотива. Приготовившись к долгому ожиданию, Медников неторопливо отхлебывал пиво, холодное и кисловатое, отдающее деревянной бочкой, но Ермоленко не заставил себя долго ждать, появился всего через четверть часа. Одетый в старый бежевый плащ и кепочку из букле он заметил знакомое лицо, он не подал вида, поднялся в павильон, взял водки, кружку пива и две порции рыбы. Через пять минут вышел, встал к столику и поздоровался, не подавая руки, как учил Медников.
– Как добрались? – спросил Ермоленко.
– Спасибо, на машине, – холодный ветер и кислое пиво не располагали к затяжной светской беседе. – Вы привезли препарат?
– Разумеется, – кивнул Ермоленко. – Десять миллилитров в герметичной пробирке. Это огромное количество. Чтобы вы понимали: пятой частью этой дозы, выплеснув её сегодня вечером, скажем, в городской коллектор с питьевой водой, можно к утру отправить на тот свет все население славного города Владимира. Представляете, мы просыпаемся в теплых постелях, а вокруг одни жмурики. Ведь воду все пьют. Вам смешно?
– Нет. Я знаю характеристики этой штуки.
– Знать вы не можете. Вы догадываетесь. Знают только специалисты.
Как и все неудачники, Ермоленко был болтлив и жаден до еды. Он, облизывая жирные пальцы, азартно перемалывал зубами твердую пересоленную ставриду, будто в первый раз в жизни пробовал этот изумительный деликатес. Прикладываясь к кружке, делал маленькие глотки, словно стремился растянуть удовольствие. И вытирал ладонью неряшливые пегие усы.
– Это вещь опаснее водородной бомбы, – Ермоленко вытащил изо рта рыбную кость. – Американцы и англичане не имеют ничего похожего. Но бомба слишком громоздка. А химическое оружие умещается в жилетном кармане. Все крупнейшие мегаполисы мира, Нью-Йорк, Москва, Шанхай, совершенно беззащитны перед СТ – 575. Террористы дали бы цену вдесятеро, нет, в сотню раз выше той, что даете вы.
– Я не террорист. И не воспринимаю научно-популярной белиберды. Думаю, через несколько лет, когда вы всплывете в одной из западных стран, то прочитаете на это тему лекцию студентам химикам. И они вас послушают с интересом.
– Эти вещи интересны каждому человеку. Потому что касаются всех без исключения.
Ермоленко трудно остановить, он соскучился по человеческому общению, по живому слову, по аудитории. Потому что в городе, где он живет, люди подобрались молчаливые и замкнутые. Когда высшее образование и аспирантура остались в прошлом, Ермоленко получил предложение от Министерства обороны, предложение, от которого нельзя было отказаться. И переехал в маленький закрытый город, в то время даже не обозначенный на карте России. Посвятив жизнь изобретению препаратов, способных быстро умерщвлять сотни тысяч, если не миллионы людей, он редко покидал свое научное захолустье. Два раза, по разрешению, полученному на Лубянке, Ермоленоко с женой отдыхали на черноморских курортах, где супружескую пару неотступно, даже во время купания в море, сопровождали гэбешники. Всю жизнь он чувствовал себя мухой, живущей под стеклянным колпаком. И не было секретов, ни личных, ни производственных, от людей которые наблюдают за тобой через стекло.
Около десяти лет назад разработки новых видов бактериологического и химического оружия запретили. Ермоленко остался не удел и решил, что жизнь прожита напрасно. Он существовал на мизерное пособие, почему-то именуемое зарплатой, терпел ворчливую скаредную жену, не принесшую ему потомства, и мечтал вырваться на свободу. За последние годы лаборатория превратилась в хранилище всякой заразы, которой можно отравить полмира, а бывший ученый проводил рабочее время, попивая чай и разглядывая из окна своего тесного кабинета глухой забор, по верху которого пустили колючую проволоку. Прежнего контроля за научными кадрами больше не стало. С Ермоленко сняли наблюдение, он мог свободно перемещаться по России, правда, за границу путь ему был заказан.
Когда два года назад Медников вышел на него и предложил честную сделку: свобода, деньги и новая жизнь в обмен на СТ – 575, тот не стал ломаться и согласился без колебаний. Оставалась самая малость: заполучить препарат. На это ушло много времени.
– Было очень трудно вынести пробирку за пределы лаборатории, из подземного хранилища, – сказал Ермоленко. – У нас ведь строжайшая отчетность. СТ – 575 сейчас, как вы знаете, не производят. Но в то время, когда его синтезировали, проверялись все исходные материалы, которые мы использовали. До сотых миллиграмма. А уж про конечный продукт и говорить не стоит. Конечно, сегодня контроль не тот. Но спереть десять миллилитров СТ – 575 это все равно, что украсть со сталеплавильного комбината эшелон в сто вагонов, груженных готовым прокатом. Даже труднее.
– Я знаю, – кивнул Медников. – Если бы это было легко, я бы сам вынес паршивую склянку из лаборатории. Кстати, рано или поздно пропажи хватятся.
– Не раньше чем через месяц, – ответил Ермоленко. – Все просчитано. К тому времени я буду далеко. И все-таки было очень трудно все это провернуть.
– Сергей Алексеевич, милейший мой человек, торговаться бесполезно. Мы уже обсуждали цену, и вы тогда сказали «да». Я всего-навсего посредник. Я передаю деньги и паспорт, вы оставляете мне это дерьмо.
– Вы привезли наличные?
– Разумеется. Как вы просили. Кстати, почему вы не захотели, чтобы эти деньги положили на счет в каком-нибудь из западных банков?
– Я не верю западным банкам и вашим хозяевам, которых даже не знаю. Я верю только наличным.
– Где остановились?
– Там, где вы велели. В туристической гостинице «Клязьма».
– Хорошо, увидимся завтра. Встретимся в общежитии текстильной фабрики, это в пригороде, точнее в поселке под Владимиром. Полчаса езды от автовокзала. Ориентировочно в семь тридцать вечера, в это время там уже начинается дискотека.
– Общежитие? Это странное место.
– Вы все поймете. Там тихо, не случится никаких неожиданностей. Вы спокойно пересчитаете деньги. Хоть десять раз. Завтра погуляйте по городу, чтобы не привести за собой хвоста. Посмотрите фрески в Успенском храме, пообедаете в ресторане, покрутитесь по центру, меняя маршруты.
– Я знаю, что делать. Вы меня инструктировали.
Медников подробно объяснил, как доехать до фабрики и найти общежитие. Очутившись на месте, Ермоленко спустится в подвал. Навесного замка на двери уже не будет. Пройдет по длинному коридору в самый его конец. Медников вытащил из кармана трубку мобильного телефона, открыл её.
– Ждите моего звонка в районе шести вечера. И сразу же выезжайте. В случае опасности нажмите две эти кнопки. Когда услышите в трубке мой голос, скажите какую-нибудь общую фразу. Это будет сигналом об опасности. Значит, наша встреча откладывается на день как минимум. Вопросы есть?
Ермоленко спрятал в кармане плаща трубку. Отрицательно покачал головой и, припав к кружке, обмакнул в пиво усы.
…Медников явился в гостиницу около полуночи. Усталый и голодный, он протянул Марине букетик мокрых хризантем и коробочку мармелада, купленного в палатке у вокзала.
– Это и есть твой сюрприз? Вот эти жалкие кладбищенские цветочки? Ради этого я ждала тебя целый вечер?
– Я объездил весь город, – начал Медников.
Марина не стала слушать. Бросила хризантемы и мармелад на подоконник, погасив свет, нырнула в постель и разрыдалась в подушку. Медников решил не тратить время на утешения. Он стянул промокшие ботинки, устроился за столом, раскрыл пакет с пирожками, завалявшимися в сумке, откупорил бутылку пива. Он сидел в полной темноте, слышал, как всхлипывает любовница и жевал резиновые пирожки, не чувствуя их вкуса.
Медников успокаивал себя тем, что дела идут неплохо. Завтра СТ – 575 будет у него, а это главное. Но душу омрачали мысли о Дьякове, который облажался в Лондоне. Обстоятельства происшествия на квартире Джейн Уильямс Медников знал из газет, которые получал на службе. Лондонские таблоиды придумали слезоточивую историю о двух разбитых мужских сердцах, историю, которая не имела ничего общего с действительностью. Но приходилось довольствоваться и этими газетными отбросами, потому что на совещания в кабинете генерала Антипова, которые проходили два-три раза на дню, его не приглашали.
Сегодня утром Дьяков дал знать, что Джейн ушла, а он был ранен в плечо. Ничего серьезного, рану подлатали и теперь Дьяков готов довершить начатое: найти Джейн Уильямс и больше не повторить прошлых ошибок. Нужна наводка, информация о том, где скрывается эта потаскушка. Только наводка… Несколько слов, адрес или номер телефона. Сегодня же Медников нашел возможность отправить своему партнеру кодированное сообщение через интернет. Судя по всему, Дьяков не засветился ни перед русской разведкой, ни перед англичанами. Но в Россию ему лучше не возвращаться. По крайней мере, в ближайшее время. Пусть остается в Лондоне, а проблема с наводкой станет проблемой Медникова. Он найдет эту змею, под каким бы камнем она не пряталась.
Дожевав последний пирожок, Медников почувствовал, что сил, чтобы умыться на ночь, тем паче принять душ, уже не осталось. Он дошагал до кровати, на ходу скидывая одежду, повалился на матрас и мгновенно заснул.
Глава четвертая
Город Владимир. 24 октября.
Фабричный поселок по субботам засыпал поздно. В восемь вечера на втором этаже общежития, в актовом зале, начинались танцы под пластинки или музыку самодеятельных музыкантов. Мероприятие заканчивалось далеко за полночь. «Волга» Медникова медленно прокатилась вдоль центральной улицы, плохо освещенной, застроенной деревянными домами, и остановилась у конечной остановки автобуса напротив магазина «Продукты», тесного, как трансформаторная будка. Сквозь витрину, забранную решеткой, можно увидеть очередь, выстроившуюся у прилавка и продавщицу, едва успевавшую считать деньги. Лампочка над входом светилась, как путеводный маяк, на который слетались веселые девушки, чтобы запастись горючим до утра.
Медников выбрался из машины, подошел к остановке и, задрав голову, стал изучать расписание движения автобусов. Итак, в шесть с четвертью Ермоленко выехал из гостиницы, значит, если ничего не случится, здесь он будет около восьми или чуть позже. От магазина доносился женский смех, матерные словечки и собачье повизгивание. Судя по всему, дискотека обещала быть веселой. Прикурив сигарету, Медников вернулся к машине, постоял, осматриваясь по сторонам, и, открыв багажник, достал кейс и лопату, завернутую в мешковину. Выплюнув окурок, зашагал вверх по улице к общежитию. Мокрые тополя, шуршали ветвями, сбрасывая с себя последние листья, по левую сторону за штакетником заборов, за голыми палисадниками светились окнами темные домишки, справа через дорогу тянулась трехметровая кирпичная ограда ткацкой фабрики. За ней поднимались корпуса мануфактуры, построенные ещё в начале прошлого века, дымили трубы котельной.
Попались навстречу девушки, спешившие в магазин, они, даже не взглянув мужчину в темной куртке, побежали дальше, переговариваясь на ходу. Обветшавшее пятиэтажное здание общежития, сложенное из кирпича, почерневшего от времени, стояло на возвышенности, на высоком берегу Клязьмы. Медников свернул с асфальтовой дороги на едва приметную в темноте тропинку, которая петляла между скрюченными яблонями.
Когда-то вокруг дома разбили сад, который потом за ненужностью забросили, и он зарос кустами и сорным осиновым подлеском. Обогнув общежитие сзади через сад, чтобы миновать парадное крыльцо, где уже собралась молодежь, Медников, споткнувшись о пустую бутылку, остановился возле торцевой стены. В темноту подвала уходили выщербленные ступеньки, которые заканчивались возле железной двери, запертой на навесной замок. Сверху слышался перезвон электрогитар и стук барабана, музыканты заканчивали репетицию. Медников спустился вниз, прислонив лопату к стене, поставил кейс на ступеньку, открыл его, сжал ручку молотка и в два удара сбил замок. Он достал фонарик, подхватил лопату и кейс.
Петли чуть слышно скрипнули, дверь отворилась. Медников, освещая дорогу фонарем, прошел по коридору. В подвале было жарко, латаные трубы парового отопления, протянувшиеся вдоль стен, пускали пар, сочились ржавой водицей. Коридор заканчивался стеной, перед которой высилась куча какой-то деревянной рухляди, поломанных стульев и шкафов, направо облупившаяся дверь. Медников освободил лопату от мешковины, спрятал её за деревяшками, толкнув дверь, вошел в комнату, пошарив рукой по стене, повернул выключатель. На тот случай, если лампочку вывинтили, Медников захватил с собой запасную, но она не понадобилась.
Двадцатиметровая комната с земляным полом провоняла запахами, от которых слюна во рту густела и подкатывала тошнота. Единственное окошко под самым потолком, узкое, как крепостная бойница, закрытое почерневшим стеклом, выходило в заброшенный яблоневый сад, где люди вечерами боятся ходить. Слева у стены, разрисованной похабными картинками, стоял пружинный полосатый матрас в желтых разводах мочи, у другой стены колченогий стол, застеленный владимирской газетой «Призыв», пожелтевшей от времени, и пара чудом уцелевших стульев. Под столом несколько грязных посудил из-под водки и пива.
Поставив на пол кейс, Медников присел к столу на шаткий деревянный стул, открыл замки чемоданчика. Вытащил моток лейкопластыря на тканевой основе и пистолет, передернул затвор, взвел курок. Отмотав три полоски лейкопластыря, нагнулся, закрепил пистолет на нижней плоскости столешницы. Теперь, сидя на стуле, он может легко дотянуться до оружия и выстрелить уже в следующую секунду. Медников встал, открыл дверь в коридор, погасил свет и вернулся к стулу. Расстегнув куртку, он вытянул ноги и, чтобы отбить подвальную вонь, прикурил сигарету. Из окошка под потолком пробивался едва видимый свет далеких фонарей, наверху, в актовом зале общежития, грохотала музыка. Медников курил сигарету за сигаретой, тушил окурки о землю и бросал их в угол.
Сегодня он пообедал с Мариной в самом крутом ресторане, заказав порционную осетрину, мясо в горшочках тушеное с грибами, и коллекционное шампанское, почему-то пахнущее свежими дрожжами. Когда вышли из кабака Медников сказал, что не станет садиться за руль «Волги», потому что выпил лишнего, предложил прогуляться. В гостиницу вернулись под вечер. Марина, забывшая вчерашние обиды, заперлась в ванной комнате, пустила воду и, кажется, и готовилась к сеансу любви. Медников не имел ничего против. Пока женщина торчала под душем, он открыл бутылку шотландского ликера, разлил его в стопки, подмешав в порцию Марины дозу регипнола, способную усыпить лошадь. Когда женщина наконец вышла из ванной, накинув на голое тело какой-то прозрачный бурнус, сексуально привлекательный, по её мнению, они устроились на кровати, вмазали за любовь или ещё за какую-то чепуху, не важно за что.
Непосредственно половая близость отняла не слишком много времени. Снотворное подействовало, Марина провалилась в темный колодец сна. А Медников позвонил Ермоленко и сказал, чтобы тот собирался и выезжал через полчаса. Сам вышел из гостиницы через заднее крыльцо, покрутился по окрестным переулкам, поймав такси, отправился к тому ресторану, где они с любовницей сегодня обедали, и где осталась «Волга».
Ермоленко появился позже назначенного срока, в начале десятого. Музыка наверху на время стихла, Медников услышал скрип ржавых петель, встал и, выйдя из комнаты, посветил фонариком. По коридору двигались три темных человеческих фигуры. Медников остановил желтый круг света на лицах людей. Первым шел Ермоленко, одетый все в тот же бежевый плащ и засаленную кепочку. От света, бьющего в глаза, он загородился ладонью, остановился, щуря глаза. За его спиной топтались молодые парня, совершенно незнакомые, одетые в темные кожаные куртки. Нет, эти не из ФСБ, – успел подумать Медников. Если бы контрразведчики обо всем пронюхали и решили его упаковать, они работал по-другому, без этой прямолинейной тупости.
– Не светите в лицо, – сказал Ермоленко. – Я и так ни черта не вижу.
– Кто с вами? – спросил Медников.
– Это мои, то есть наши друзья, я сейчас все объясню. Только не светите фонарем в лицо. И не волнуйтесь. Наша договоренность остается в силе. Все в порядке.
Медников был готов к неожиданностям, он понимал, что гладко, без осложнений такие дела никогда не происходят. Он опустил фонарь, направив свет на пол, попятился. Отступив в комнату, нашарил выключатель и зажег верхний свет. Наши друзья… Этого ещё не хватало. Ермоленко, ученая крыса, книжный червь, оказался не таким уж беспросветным дураком, когда коснулся практических денежных вопросов. Заключая эту, первую и единственную выгодную сделку в жизни, он решил подстраховаться, чтобы не выпустить деньги из рук в последний момент. Медников не стал садиться к столу. Он выбрал позицию посередине комнаты, дождался, когда гости зайдут и плотно закроют дверь.
– Я принес, что обещал. А эти парни, – Ермоленко оглянулся за спину, – они просто помогут мне донести деньги до места. Проводят. И проследят, чтобы сделка была честной. Леша и Юра.
Фабричный поселок по субботам засыпал поздно. В восемь вечера на втором этаже общежития, в актовом зале, начинались танцы под пластинки или музыку самодеятельных музыкантов. Мероприятие заканчивалось далеко за полночь. «Волга» Медникова медленно прокатилась вдоль центральной улицы, плохо освещенной, застроенной деревянными домами, и остановилась у конечной остановки автобуса напротив магазина «Продукты», тесного, как трансформаторная будка. Сквозь витрину, забранную решеткой, можно увидеть очередь, выстроившуюся у прилавка и продавщицу, едва успевавшую считать деньги. Лампочка над входом светилась, как путеводный маяк, на который слетались веселые девушки, чтобы запастись горючим до утра.
Медников выбрался из машины, подошел к остановке и, задрав голову, стал изучать расписание движения автобусов. Итак, в шесть с четвертью Ермоленко выехал из гостиницы, значит, если ничего не случится, здесь он будет около восьми или чуть позже. От магазина доносился женский смех, матерные словечки и собачье повизгивание. Судя по всему, дискотека обещала быть веселой. Прикурив сигарету, Медников вернулся к машине, постоял, осматриваясь по сторонам, и, открыв багажник, достал кейс и лопату, завернутую в мешковину. Выплюнув окурок, зашагал вверх по улице к общежитию. Мокрые тополя, шуршали ветвями, сбрасывая с себя последние листья, по левую сторону за штакетником заборов, за голыми палисадниками светились окнами темные домишки, справа через дорогу тянулась трехметровая кирпичная ограда ткацкой фабрики. За ней поднимались корпуса мануфактуры, построенные ещё в начале прошлого века, дымили трубы котельной.
Попались навстречу девушки, спешившие в магазин, они, даже не взглянув мужчину в темной куртке, побежали дальше, переговариваясь на ходу. Обветшавшее пятиэтажное здание общежития, сложенное из кирпича, почерневшего от времени, стояло на возвышенности, на высоком берегу Клязьмы. Медников свернул с асфальтовой дороги на едва приметную в темноте тропинку, которая петляла между скрюченными яблонями.
Когда-то вокруг дома разбили сад, который потом за ненужностью забросили, и он зарос кустами и сорным осиновым подлеском. Обогнув общежитие сзади через сад, чтобы миновать парадное крыльцо, где уже собралась молодежь, Медников, споткнувшись о пустую бутылку, остановился возле торцевой стены. В темноту подвала уходили выщербленные ступеньки, которые заканчивались возле железной двери, запертой на навесной замок. Сверху слышался перезвон электрогитар и стук барабана, музыканты заканчивали репетицию. Медников спустился вниз, прислонив лопату к стене, поставил кейс на ступеньку, открыл его, сжал ручку молотка и в два удара сбил замок. Он достал фонарик, подхватил лопату и кейс.
Петли чуть слышно скрипнули, дверь отворилась. Медников, освещая дорогу фонарем, прошел по коридору. В подвале было жарко, латаные трубы парового отопления, протянувшиеся вдоль стен, пускали пар, сочились ржавой водицей. Коридор заканчивался стеной, перед которой высилась куча какой-то деревянной рухляди, поломанных стульев и шкафов, направо облупившаяся дверь. Медников освободил лопату от мешковины, спрятал её за деревяшками, толкнув дверь, вошел в комнату, пошарив рукой по стене, повернул выключатель. На тот случай, если лампочку вывинтили, Медников захватил с собой запасную, но она не понадобилась.
Двадцатиметровая комната с земляным полом провоняла запахами, от которых слюна во рту густела и подкатывала тошнота. Единственное окошко под самым потолком, узкое, как крепостная бойница, закрытое почерневшим стеклом, выходило в заброшенный яблоневый сад, где люди вечерами боятся ходить. Слева у стены, разрисованной похабными картинками, стоял пружинный полосатый матрас в желтых разводах мочи, у другой стены колченогий стол, застеленный владимирской газетой «Призыв», пожелтевшей от времени, и пара чудом уцелевших стульев. Под столом несколько грязных посудил из-под водки и пива.
Поставив на пол кейс, Медников присел к столу на шаткий деревянный стул, открыл замки чемоданчика. Вытащил моток лейкопластыря на тканевой основе и пистолет, передернул затвор, взвел курок. Отмотав три полоски лейкопластыря, нагнулся, закрепил пистолет на нижней плоскости столешницы. Теперь, сидя на стуле, он может легко дотянуться до оружия и выстрелить уже в следующую секунду. Медников встал, открыл дверь в коридор, погасил свет и вернулся к стулу. Расстегнув куртку, он вытянул ноги и, чтобы отбить подвальную вонь, прикурил сигарету. Из окошка под потолком пробивался едва видимый свет далеких фонарей, наверху, в актовом зале общежития, грохотала музыка. Медников курил сигарету за сигаретой, тушил окурки о землю и бросал их в угол.
Сегодня он пообедал с Мариной в самом крутом ресторане, заказав порционную осетрину, мясо в горшочках тушеное с грибами, и коллекционное шампанское, почему-то пахнущее свежими дрожжами. Когда вышли из кабака Медников сказал, что не станет садиться за руль «Волги», потому что выпил лишнего, предложил прогуляться. В гостиницу вернулись под вечер. Марина, забывшая вчерашние обиды, заперлась в ванной комнате, пустила воду и, кажется, и готовилась к сеансу любви. Медников не имел ничего против. Пока женщина торчала под душем, он открыл бутылку шотландского ликера, разлил его в стопки, подмешав в порцию Марины дозу регипнола, способную усыпить лошадь. Когда женщина наконец вышла из ванной, накинув на голое тело какой-то прозрачный бурнус, сексуально привлекательный, по её мнению, они устроились на кровати, вмазали за любовь или ещё за какую-то чепуху, не важно за что.
Непосредственно половая близость отняла не слишком много времени. Снотворное подействовало, Марина провалилась в темный колодец сна. А Медников позвонил Ермоленко и сказал, чтобы тот собирался и выезжал через полчаса. Сам вышел из гостиницы через заднее крыльцо, покрутился по окрестным переулкам, поймав такси, отправился к тому ресторану, где они с любовницей сегодня обедали, и где осталась «Волга».
Ермоленко появился позже назначенного срока, в начале десятого. Музыка наверху на время стихла, Медников услышал скрип ржавых петель, встал и, выйдя из комнаты, посветил фонариком. По коридору двигались три темных человеческих фигуры. Медников остановил желтый круг света на лицах людей. Первым шел Ермоленко, одетый все в тот же бежевый плащ и засаленную кепочку. От света, бьющего в глаза, он загородился ладонью, остановился, щуря глаза. За его спиной топтались молодые парня, совершенно незнакомые, одетые в темные кожаные куртки. Нет, эти не из ФСБ, – успел подумать Медников. Если бы контрразведчики обо всем пронюхали и решили его упаковать, они работал по-другому, без этой прямолинейной тупости.
– Не светите в лицо, – сказал Ермоленко. – Я и так ни черта не вижу.
– Кто с вами? – спросил Медников.
– Это мои, то есть наши друзья, я сейчас все объясню. Только не светите фонарем в лицо. И не волнуйтесь. Наша договоренность остается в силе. Все в порядке.
Медников был готов к неожиданностям, он понимал, что гладко, без осложнений такие дела никогда не происходят. Он опустил фонарь, направив свет на пол, попятился. Отступив в комнату, нашарил выключатель и зажег верхний свет. Наши друзья… Этого ещё не хватало. Ермоленко, ученая крыса, книжный червь, оказался не таким уж беспросветным дураком, когда коснулся практических денежных вопросов. Заключая эту, первую и единственную выгодную сделку в жизни, он решил подстраховаться, чтобы не выпустить деньги из рук в последний момент. Медников не стал садиться к столу. Он выбрал позицию посередине комнаты, дождался, когда гости зайдут и плотно закроют дверь.
– Я принес, что обещал. А эти парни, – Ермоленко оглянулся за спину, – они просто помогут мне донести деньги до места. Проводят. И проследят, чтобы сделка была честной. Леша и Юра.