– Знакомьтесь, – Сережа сделал светский жест.
– Иеромонах Амвросий! – голос у красавца-батюшки был бархатно-звучен и благородно-звонок.
Маркиз-Убоище открыл рот и сразу же закрыл. Будучи артистом, он оценил гостя очень высоко.
Сережа скосил на него глаза. Нужно было назвать имя Маркиза-Убоища, но Сережа не знал имени! Ему до сих пор хватало клички.
– Ле… Леонид Борисович! – вымолвил наконец артист. Фамилию почему-то утаил. Впрочем, и отец Амвросий без нее обошелся.
– Садись, – Сережа показал отцу Амвросию на продавленный диван, имевший славную эротическую биографию.
Тот уселся и, обрамленный справа и слева голыми мускулистыми ляжками чемпионов, принял вид великомученика. Сережа посмотрел на него озадаченно.
– Пересядь, – вдруг сказал он отцу Амвросию. – Вот сюда.
И выволок из угла табурет, на котором обычно держал электрочайник.
– Ты в своем репертуаре, – заметил бывший энергетик. – А это что – двухпудовка?
После того, как неизвестный фанатик спер из зала двухпудовую гирю, Сережа стал прятать мелкие предметы. Диск-тридцатку в сумку запихнуть мудрено, гриф от штанги – тоже, а гирю сунул, ухватил разом ее чугунную ручку с ручками сумки – и привет! Поэтому в тренерской лежали на полу гантели от семи кило и выше, а также пояса из толстой кожи и крюки от блочных тренажеров.
Осталось дождаться Лилианы.
Зная женщин в принципе, Сережа не верил, что хоть одна из сотни может куда-то прийти вовремя. Разве что Данка явилась однажды на деловую встречу с ним в шестнадцать ноль-ноль, как и было условлено, однако не в четверг, а в пятницу… И атлет здраво рассудил, что если сидеть голодным в ожидании, то и до язвы желудка недалеко.
Не успел он включить электрочайник, как в дверь тренерской опять постучали.
На пороге возникла Лилиана.
И замерла, словно окаменев.
Сережа уставился на нее во все глаза. Впечатление было такое, будто ведьма обчистила даже не ювелирный магазин, а галантерейный киоск у вокзала. У нее на шее висели бусы всех цветов радуги и разнообразной длины, подвески в японском, китайском и индийском стиле, а также крест, мало чем поменьше наперсного креста отца Амвросия. Трудно было даже понять, есть под рядами бус хоть клочок ткани, или же ведьма нацепила их прямо так на голое тело.
Очевидно, чтобы все прохожие видели и оценили это великолепие, Лилиана ходила в расстегнутой черной кожаной куртке, утыканной блямбами из самоварного золота, отделанной кисточками, бахромками, аппликациями и фальшивыми бриллиантами.
Еще на ней была длинная юбка в складку – разумеется, черная, а из-под юбки выглядывала шнуровка черных полусапожек – и, естественно, шнурки были золотые, иначе ведьма бы и из дому не вышла.
– Добрый день, – произнесла Лилиана.
Старый табурет скрипнул. Сережа повернулся – и увидел, что отец Амвросий стремительно встал. Более того – уставился на ведьму в негодовании. И Лилиана тоже смотрела на него как-то странно.
Тут лишь Сережа осознал, что свел вместе идеологических врагов.
Разумеется, бывший энергетик, уверовав, должен был принять как руководство к действию библейскую цитату: «Ворожею убей». А ведьма наверняка полагала все священство стоящим по другую сторону баррикад. Увлеченный идеей совместного решения детективно-мистической задачи, Сережа по наивности вовсе упустил из виду это противостояние.
– Разрешите вас представить друг другу… – начал было он.
– Мы знакомы, – перебила Лилиана, глядя мимо отца Амвросия.
– Мы знакомы, – подтвердил тот, глядя мимо Лилианы.
И Сережа понял, что эта парочка не так давно сцепилась не на жизнь, а на смерть.
– Разрешите представиться – Леонид! – с тем Маркиз-Убоище оказался возле ведьмы и, несколько склонившись, сделал такой жест, какой все женщины старше десяти лет понимают однозначно. Он протянул руку на уровне груди и ладонью вверх.
Сережа не был женщиной старше десяти лет и удивился было такому приветствию, но Лилиана расцвела в улыбке и пожаловала артисту руку для поцелуя.
Тот долго искал местечко посреди разнообразных перстней и скатившихся с запястья на кисть браслетов.
– Филармонический артист! – продолжал он, совершив поцелуй. – Можно сказать, артист разговорного жанра! То, что на профессиональном языке зовется «конферансье»!
И заглядывал, мерзавец, при этом Лилиане в глаза, явственно давая ей понять, какая она роскошная и победительная женщина.
Шуршание шелкового облачения проплыло мимо Сережи к двери.
– Куда?… – он обернулся, шагнул и в последнюю минуту загородил дверь от бывшего энергетика.
– Пусти, Серый… – прошипел тот. – Я с этой ведьмой в одном помещении не останусь!…
И прошипел достаточно громко, чтобы ведьма услышала.
Возможно, она бы что-то этакое ответила. И припечатала бы красавца-батюшку крепко и сочно. Сережа и Маркиз-Убоище одновременно, уловив в ведьминых глазах нехороший огонек, кинулись между ней и отцом Амвросием, чтобы принять удар на себя.
Но тут раздался дикий и долгий рев.
Возможно, так ревел какой-нибудь диплодок в доисторическом лесу, когда ему в глотку впивался саблезубый тигр. Или же так голосил тиранозавр в момент наивысшего блаженства от слияния с тиранозаврихой. Человек исторгнуть эти звуки не мог – не то у него устройство глотки.
Вслед за воплем раздался страшный грохот.
– Господи Иисусе! – воскликнул отец Амвросий, крестясь, и одновременно Маркиз-Убоище брякнул нечто уж вовсе непотребное.
Лилиана же кинулась прочь из тренерской.
– Стойте! – крикнул Сережа. – Ничего страшного! Это Вася!
Но Лилиана уже выскочила в зал.
– Будь он неладен! – пожаловался Сережа филармоническому артисту и бывшему энергетику. – Сто раз ему говорил! Нет – орет, как резаный!
– Да кто орет-то? – возмутился отец Амвросий. – К тебе жильцы еще милицию не вызывали?
– Да Вася же… Он у нас суперкачок. Знаешь, как он однажды выразился?
И, пользуясь отсутствием Лилианы, Сережа процитировал:
– «Ничего что у меня почки больные, печенка сдохла и не стоит – зато я большой!»
– Господи, прости дурака, ибо не ведает, что творит, – горестно, но совершенно неканонически отвечал красавец-батюшка.
– Он, когда жмет больше двухсот, всегда орет, – продолжал Сережа. – Когда жим лежа – еще полбеды, у него хоть ребята штангу принимают. А когда жим вверх – он ее об пол бросает. Однажды с грифа замки соскочили, блины разбежались, хорошо, никто по ногам не схлопотал.
– Он дурак? – деловито спросил Маркиз-Убоище.
– Дурак, – подтвердил Сережа.
Вернулась несколько смущенная Лилиана.
– Я думала, там кому-то плохо, – объяснила она. – Они что, все так вопят?
– Избранные, – и Сережа, сообразив, что суперкачок Вася спас ему совещание, немедленно стал рассаживать гостей за столом переговоров.
Столик имел две длинные стороны и два торца – как раз по числу присутствующих.
Лилиану нельзя было сажать рядом с отцом Амвросием. Но Сережа и не хотел, чтобы возле нее оказался Маркиз-Убоище. Артист, поглядывая на ведьму, только что не облизывался плотоядно. Странно будет, если они, плюнув на совещание, не займутся вплотную друг другом. А как прикажете устраивать за одним столом четверых собеседников, чтобы один из них не контактировал с двумя? Эта геометрическая задачка решения не имеет!
И Сережа возвысился до вранья.
– Стол нельзя двигать, – сказал он. – Как стоит у стенки, так пусть и стоит, а то я его вообще никогда не починю.
Лилиану он усадил у одного торца, возле розетки и чайника – инстинктивно, потому что у него даже подсознание знало – женщину надо приставить к кормежке. Сам сел рядом, слева от нее, слева от себя поместил Маркиза-Убоище, за дальним же торцом столика сел отец Амвросий.
– Если тут пойдет речь о черной магии, то я удаляюсь, – звучно заявил красавец-батюшка.
– Если тут начнутся дешевые проповеди, то я удаляюсь, – уже плотно сев, парировала ведьма.
Сережа кашлянул.
– Я собрал вас всех, чтобы вместе разработать план действий, – сказал он. – Все вы в курсе последних событий. Отец Амвросий отыскал шкатулку. Надо придумать, как забрать ее оттуда и вытащить из камней Майку и Данку. Звучит дико – но иначе не получается. Отец Амвросий, вот этот человек привел к Наследнику грабителей. Давайте-ка попробуем от него добиться, как он с ними познакомился, что он о них знает, и нет ли в этой информации ключика к особняку…
И тут такое началось!
Сперва Маркиз-Убоище клялся, что познакомился с одним из тех трех по пьяной лавочке, после репетиции, и паспорта не спрашивал, отец Амвросий пытался добиться от него словесных портретов, Лилиана требовала оставить ее с артистом наедине – уж она покопается в его подсознании! Все вопили одновременно – а инициатор этой склоки сидел молча, как огромный каменный фараон в Луксоре, все яснее понимая, что план действий придется составлять ему самому. И брать на себя ответственность – равным образом.
Потом заговорщики устали галдеть – и дело сдвинулось с мертвой точки. Как ни странно – к выгоде Маркиза-Убоища.
– Послушайте, а если его напоить? – сообразила ведьма. – Трезвый он действительно ни черта не вспомнит.
Что свидетельствовало о знании мужской психологии вообще и артистической – в частности.
Отец Амвросий встал.
– Если тут не только чернокнижие, но еще и пьянка, то мне оставаться неприлично, – заявил он.
Встал и Сережа.
– Пьянки не будет, – заявил он. – Под мою ответственность.
Пока бывший энергетик позволял бывшему электронщику себя уговорить, ведьма с артистом принялись шептаться – и, как оказалось позднее, прямо в тренерской перешли на «ты».
Отец Амвросий проследовал на свое место, сел и сделал скорбный лик. Всем видом он показывал – не корысти ради, а для вызволения двух женщин из когтей мистики спасением души жертвую…
Оглядев свое притихшее воинство, Сережа понял, что за бутылкой идти некому. Лилиану посылать – неприлично. Отца Амвросия – тем паче. Маркиза-Убоища – может не вернуться. Сам же он боялся оставить компанию без присмотра. Не передрались бы…
На басню «Лебедь, Рак и Щука» наложилась древняя логическая задачка «Волк, коза и капуста».
И потому Сережа вышел в зал, подошел к студенту Вадику и попросил его срочно принести в тренерскую бутылку дешевого коньяка. Вадик, потрясенный явлением среди штанг и тренажеров красавца-батюшки, закивал и смылся прежде, чем Сережа выцарапал из кармана узких джинсов кошелек.
Лилиана оказалась права – алкоголь пробудил глубинные слои артистического подсознания.
– Вспомнил! – воскликнул филармонический артист после второй рюмки. – Мы на закрытом концерте познакомились! Помните, еще при советской власти были закрытые концерты для партии и правительства? Я впервые должен был вести! Он ко мне в буфет на репетиции подсел, поговорили! Он – гэбист! Я когда понял – даже коньяк пить не стал, капнул в кофе – для тонуса, говорю, – и фужер в стороночку!
– С чего ты взял, что он гэбист? – удивился Сережа.
– С чего? Да ты бы слышал, как он говорил! Он же со мной, как с тяжелобольным, говорил!
Сережа обвел взглядом присутствующих.
– Не понял! – помотал головой отец Амвросий.
– Зато я поняла. У них манера была такая – если человек им зачем-то нужен, разговаривают очень вежливо и сострадательно, – объяснила Лилиана.
Сережа посмотрел на нее с уважением. Сам он был человеком предельно законопослушным, но, поскольку пресса создала особый ореол вокруг страдальцев, побывавших в застенках КГБ, то и Сережи не миновало заблуждение сие. Как в семидесятые годы можно было составить батальон из тех уцелевших ветеранов, что несли с Лениным бревно на субботнике, так в начале девяностых вдруг выяснилось, что каждый болтун и бездельник остался в жизни у разбитого корыта исключительно благодаря проискам КГБ.
Отец Амвросий же на Лилиану покосился. Да еще с неприличным для батюшки выражением лица – мол, знаем мы вас, не в первый раз, вчера вы были у нас – пропал самовар у нас…
– Ну, если ты пить не стал – значит, действительно… – Сережа покачал головой. – И вот, двадцать лет спустя, этот человек узнал тебя и опять подсел в буфете?
– Не двадцать… – филармонический артист углубился в вычисления. – Я тогда еще был в театре, а ушел я из театра в восемьдесят шестом, а концерт был года за два до ухода, точно, на восьмое марта… и это получается… получается…
Арифметика была для артиста мучительна. Он, потупив взор, загибал пальцы, шевелил губами, потом возвел глаза к потолку – и рот его сам собой приоткрылся, а достойная аристократа физиономия изобразила недостойный аристократа ужас.
– Господи, неужели я такой старый?!?
– Старый – это еще полбеды, – философски заметила ведьма. – Можно быть старым мудрецом, старым профессором…
Ее голос набрал силу.
– … а ты – старый дурак! Ты можешь сказать, где эта сволочь тебя отыскала?!?
– В бутербродной! – неожиданно для самого себя выпалил Маркиз-Убоище.
Оказалось – в филармонии есть буфет, куда ходить не стоит, потому что там заседают дамы из администрации, а есть заведение за углом, где в меню три блюда – бутерброд с килькой, бутерброд с колбасой и водка. Что характерно – заведение процветает. И туда можно смотаться абсолютно незаметно.
Маркиз-Убоище как раз ставил на стойку блюдце со стопочкой и закуской, когда его окликнул пожилой мужичок самого что ни на есть обычного вида.
– У них вид всегда обычный, – вставила Лилиана.
Мужичок показал Маркизу-Убоищу зеленоватый край кружка колбасы, сам вернул эту мерзость буфетчице, стребовал качественную закусь, а потом, слово за слово, рассказал, что по заданию неких новых русских ищет не отдельные сокровища антиквариата, а полностью собранные коллекции, желательно в красивой витрине и под стеклом. Посмеялся над своими безграмотными заказчиками, намекнул – у артистов всегда самые неожиданные знакомства, да и сами они любят собирать ненужные вещицы, так, может, Маркиз-Убоище подскажет, к кому обратиться? Или даже сам выступит посредником?
– А тебе не показалось странным, что человек, имеющий дело с антиквариатом и драгоценными камнями, заходит перекусить в бутербродную? – спросил отец Амвросий.
– Ну и что? Я сам туда захожу, – невозмутимо отвечал филармонический артист. И, пока присутствующие ошалело переглядывались, налил себе еще коньяка.
– Мораль сей басни, – произнес Сережа. – В те незапамятные времена присматривали за Наследником… Кстати, откуда его дедушка на пенсию уходил? Из какой структуры?
– Из армии, – неуверенно отвечал Маркиз-Убоище. – Вон у него какой иконостас!
– Это – былые заслуги. Где-то знали, что квартира набита всякими интересными штучками, и отслеживали связи Наследника, – начитавшись в свое время соответствующих журнальных статей, Сережа проповедовал не хуже любого журналиста. – Зачем-то именно теперь потребовалась шкатулка. Наследник целыми днями сидит дома, читает книги, смотрит видак и квасит. Его вылазки за продовольствием непредсказуемы. Но ведь он вынужден время от времени продавать что-то из наследства, иначе помрет от голода и жажды. Пока – все ясно.
– Неясно только, какое отношение к этому имеет фирма на шестнадцатом этаже, – заметил отец Амвросий. – Судя по тому, как ты изложил звонок Данки в пересказе Майки, кто-то принес туда шкатулку и спрятал в кухонном шкафу. Не в сейфе, не в столе, а в шкафу! Одно из двух – или этот человек не имел ключей от столов и сейфов, или он боялся кого-то, кто тоже имел эти ключи и мог сунуть в шкатулку любопытный нос…
– Может, ты еще скажешь, почему клерки этой фирмы пытались меня похитить прямо посреди улицы? – полюбопытствовал Сережа. – Между прочим, это не в традициях КГБ.
Отец Амвросий сказать не мог, зато вдруг вспомнил, что настали последние времена перед концом света. Если среди бела дня людей похищают, если чернокнижие расцвело махровым цветом – то уж недолго ждать осталось.
Тут же Лилиана вспомнила, что придумала заклинание для открывания камня! Надо полагать, из вредности, – красавца-батюшку от такой новости прямо передернуло.
И упустил Сережа власть из рук, поскольку ведьма засобиралась в гости к камневладельцу Наследнику – проверять свое изобретение, потребовала себе Маркиза-Убоище в сопровождающие лица, тот заартачился – ему вовсе не хотелось выслушивать горькие истины от старого приятеля, отец Амвросий принялся словесно громить заклинания, но в гости к Наследнику почему-то ему хотелось…
И, не составив никакого плана, договорились поехать в гости на следующий день.
Развиваются события! Нагнетается мистическая атмосфера!
Пока что многие события можно было еще объяснять реалистически. Но недолго продлится такое безобразие. Всего двадцать четыре… Нет, пожалуй двадцать шесть часов.
Глава девятая, ужасающая
Когда трое заговорщиков шумно вымелись из тренерской, четвертый остался сидеть в полном отупении от избыточного гвалта. Он не понял – согласились ли отец Амвросий и Лилиана временно терпеть друг друга, не понял также – отшила ведьма филармонического артиста, или все-таки обнадежила.
Лежало перед ним нечто реальное – план виллы, набросанный отцом Амвросием более-менее со знанием дела. Сережа задумался – кем же служил Сашка в то далекое время, когда еще приходилось служить в армии. Не разведчиком же… Всплыло в памяти диковинное слово «понтонер», вроде бы поминавшееся бывшим энергетиком, пока он еще не стал красавцем-батюшкой.
– Понтонер – это который с понтом? – сам себя спросил Сережа.
И отправился домой.
Оттуда он позвонил Наследнику, чтобы предупредить о многолюдном визите.
– Какие камни? – не понял Наследник. – Какая, к черту, магия? Послушай, старик, я еще не завтракал!
Времени было – три четверти десятого. И, разумеется, не утра…
– Вот мы и принесем завтрак, – пообещал Сережа. – Кстати, ваш друг тоже к вам собирался – который Леонид…
Атлет замолчал, давая Наследнику время и возможность выматериться.
– Скажите ему, чтобы коньяка принес, – поразмыслив, распорядился Наследник.
– А если с коньяком – так в гости можно? – уточнил на всякий случай Сережа.
– Ес-тест-вен-но!
Очевидно, словечко у Наследника с Маркизом-Убоищем было одно на двоих.
На следующий день Сережу разбудил телефонный звонок.
– Ты когда-нибудь заберешь этот свой агрегат? – спросил Виктор Иванович. – А то он у меня место занимает.
Сперва Сережа ужаснулся, вообразив, что народный умелец смастерил прибор доктора Бадигиной в полном соответствии с указаниями заказчика, то есть – совершенно необъятную хреновину. А потом резко затосковал, вспомнив, что нет больше Майки, которая так желала заполучить этот прибор, а появится ли в этом мире когда-нибудь – неизвестно.
– Заберу, – мрачно пообещал он.
– Сегодня, если сможешь, – попросил Виктор Иванович. – Я же говорю – принтеры ставить некуда.
Сережа хотел было напомнить, что именно этого-то умелец и не сказал ни разу, но всего-навсего вздохнул. Сказал, не сказал – какая теперь разница…
И он, дождавшись перерыва, прибыл на «гольфике», готовый принять и оплатить конструкцию любой величины, и с немалым риском забрался на антресоли, где хозяйничал Виктор Иванович, и получил нечто весьма и весьма элегантное. Более того – в стиле «ретро».
Старый фен вместе с резиновой насадкой был упрятан в продолговатый, цилиндрической формы, коричневый корпус от не менее старого пылесоса, но корпус вполне целый и с никелированными деталями. Виктор Иванович отодрал железные буквы, составлявшие название, а вместо них привинтил панельку с тумблерами, которыми можно было щелкать в полное свое удовольствие. Сделал он также окошечко для термометра и кое-какие иные прибамбасы, чтобы старый пылесос выглядел как можно более научно.
Орудие сердоликотерапии вызвало в Сережиной голове странные воспоминания. Вроде бы никогда он этой штуковины не видел, однако до боли знакома…
– То, что надо? – с надеждой спросил умелец. – Может работать и в автономном режиме – на батарейках. Я там поставил парочку, ненадолго хватит. Ну?
– То, что надо, – горестно отвечал заказчик, и умелец в толк не мог взять, почему Сережа, расплачиваясь, вздыхает, словно не прибор для сердоликотерапии, а гроб с телом любимой бабушки ему выдают. – Но у него такой вид, будто он – твой ровесник.
Народному умельцу прошлой осенью стукнуло пятьдесят.
– Все продумано, – ответил Виктор Иванович, усмехаясь. – Вы скажете, что это – личный аппарат доктора Бадигиной.
Сережа хмыкнул. В конце концов, ее эксперименты начались в тысяча девятьсот тридцать пятом году… а были ли тогда пылесосы?… И сразу же, как если бы вел беседу с Майкой, стал разрабатывать версию.
В Москве Евгении Бадигиной с ее аппаратом не повезло. Он прошел испытания в нейрохирургическом институте, в госпиталях, но споткнулся о наркомат здравоохранения, и после гнусных газетных публикаций сердоликотерапия из столицы исчезла. Объявилась она уже в годы войны и – аж в Омске. При огромной нехватке лекарств в эвакогоспиталях аппаратик пришелся кстати, эксперименты были продолжены, раны заживали, ткани регенерировали и так далее. Весной сорок второго года в Омске были даже организованы курсы по изучению сердоликотерапии… Вот! Вот они-то и нужны! Выпускники курсов наверняка мастерили себе аппараты! И в военные годы, и позже… когда пылесосы уже водились…
Биография агрегата стала обрастать плотью, и Виктор Иванович совершенно не вовремя приволок на антресоли подходящую по размеру тару. Тут же прервался мысленный диалог с Майкой и временно отодвинутая в сторонку реальность подала свой гнусный голос, напомнив, что хозяйка прибора сгинула в неизвестном направлении.
А жаль – вот-вот Сережа услышал бы, да еще Майкиным голосом, на что так удивительно похож корпус от старого пылесоса. Воспоминание забилось в щель между извилинами – и поди его оттуда выковыряй…
Прибор засунули в коробку из-под компьютера, выломав ей кусок бока, и как следует обвязали веревкой, чтобы удобно было нести. Сережа попрощался с Виктором Ивановичем, положил приобретение в багажник «гольфика» и постарался о нем временно забыть.
Вечером, перед тем, как Сереже запирать зал, внезапно объявился отец Амвросий. В черной рясе, с наперсным крестом и при черном кейсе. Воплощенная элегантность!
Сережа содрогнулся – не иначе, пришел отказываться от сотрудничества с ведьмой!
Однако красавцу-батюшке было не до того. Плод покаяния еще не удалось поставить на колеса, к тому же в суете отец Амвросий не взял адреса Наследника, так что не было у бывшего энергетика другого выхода, кроме как уцепиться за бывшего электронщика.
Сережа хотел еще поменять трос в блочном тренажере. Всякий раз его удивляло – что надо делать с металлической веревкой, мало чем потоньше атлетического пальца, чтобы так ее излохматить? Зубами, что ли, грызть? Однако милые его сердцу качки исхитрялись загубить самый прочный трос за полтора месяца.
Пока Сережа обматывал нужные места изолентой, красавец-батюшка прямо в одеянии уселся качать спину.
– Когда-то я подтягивался семнадцать раз, – сообщил он потрясенному Сереже.
С этим атлету не раз уж приходилось сталкиваться. Сперва он радовался тому, что любой новичок на вопрос о подтягиваниях слету называл конкретную цифру – одиннадцать или, скажем, семь. Потом, убедившись, что цифра завышена по меньшей мере втрое, ломал голову – откуда новичок ее вообще взял? И, наконец, доехало. Приходившие после длительного бездействия в тренажерный зал мужчины просто в свое время навеки запомнили цифру личного рекорда, а состоялся рекорд в десятом классе или же при прохождении срочной службы двадцать лет назад – помнить отказывались. Очевидно, слишком много цифр в голове не помещалось.
– Слезай, – сказал Сережа. – Времени мало. Нам еще нужно за протеином заехать.
Соевый протеин, сравнительно дешевый, продавали в другом тренажерном зале. Сережа запасся основательно и открыл багажник, чтобы поставить банки. Тут отец Амвросий обнаружил большую картонную коробку с компьютерной символикой.
– Зачем тебе это?
Сережа помрачнел. И всю дорогу до Наследника отец Амвросий по капле выжимал из него методику доктора Бадигиной и историю запертого в багажнике агрегата.
Сперва Сережа удивился тому, что священника заинтересовали технические подробности. Потом понял – нельзя, десять лет посвятив хоть какой, а науке, не затосковать о ней…
Когда подъехали к дому, где не то чтобы жил, а проспиртовывался Наследник, бывший энергетик полез в багажник за агрегатом.
– Вот вставим туда сердолик с белыми прожилками и посмотрим, как это получится! – сказал он. – Прямо наверху и посмотрим.
Сережа хотел было отнять у него пылесос, но последние события преподали ему основы дипломатии. Увлеченный конструкцией, красавец-батюшка ни словом не обмолвился о Лилиане и черной магии. Может быть, удастся их все же совместить без особых хлопот? Если каждому дать свою игрушку?
Но о своих игрушках ведьма, как выяснилось, заботилась сама.
Лилиана и Маркиз-Убоище прибыли вместе. И – под ручку. Маркиз-Убоище вышагивал гордо, он вел ведьму с таким достоинством, как полагалось бы вести королеву Марию-Антуанетту по паркетам Версаля. И улыбался, мерзавец, самым победным образом. Лилиана же нежно склоняла головку к его широкому плечу, всем видом показывая, что идет со своим мужчиной.
Изумляться времени не было. Ну, скорость, ну, решительная атака… ну, взаимопонимание…