– Ах, вот как? Наружу? – уточнил Сережа, пытаясь умственным фломастером на умозрительной бумажке нарисовать загогулистый план квартиры.
Ему случалось в старых домах встречать самые диковинные планировки. Возможно, имелась в виду лестница черного хода. Или же та небольшая дверь на лестничной площадке рядом с большой, принадлежавшей Наследнику.
– Ес-тест-вен-но! – и Наследник резко кивнул, всей подвижной рожицей изобразив счастье взаимопонимания.
– А Данка могла им воспользоваться?
– Дануся? Если бы нашла? – и Наследник вдруг расхохотался во всю пасть. – Ну, я не знаю! Если бы захотела!…
Майка, будучи из троих самой трезвой, вдруг сообразила, что происходит. И ощутила подлинное блаженство – блаженство предвкушения!
– А давайте проверим! – предложила она. – Если я его найду – значит, и Данка могла его найти. Ну?
Сережа посмотрел на бывшую жену с подозрением. Уж больно разумно она вмешалась, несмотря на то, что женщина…
– Проверим! – сразу согласился Наследник.
Майка была впущена в ограбленную спальню.
Она окинула развороченное помещение испытующим взором. Бабка, стало быть, тайника не нашла. Если бабка была из тех, кто дошел до Берлина, значит, искала грамотно… Вывод – тайник торчит на видном месте.
Майка пошла по периметру комнаты, сразу отметая соблазн простукать стены и ободрать ковры.
Спальня у Наследника была впритык набита старой мебелью. Уже она одна составляла целое состояние. В старой мебели всегда есть тайнички… Нет! Нужно искать с другого конца!
Майка представила себе деда в последние годы его бурной жизни. Деда отяжелевшего, возможно, даже неспособного передвигаться без палки. Дед заползает в спальню на минуточку – а когда следом за ним врывается бабка, он уже пьян как фортепьян – именно так тогда описывали превосходную степень опьянения. Значит, тайник – не под кроватью и не за ковром, не в недрах мебели и не в люстре! Блин – так где же?…
Подоконник?…
Трудно было предположить, что бабка не обследовала подоконника. Майка тем не менее отодвинула тяжелую портьеру, снабженную витыми золотистыми шнурами с преогромными кистями.
Тайника, понятное дело, не было, а окно смотрело на обшарпанную стену соседнего дома. Неудивительно, что портьера вечно была задернута – Майка тоже не стала бы терпеть такой пейзаж…
Однако ее заинтересовало устройство этого театрального занавеса.
Встав вплотную к портьере, Майка ухватила кисть и с силой потянула за шнур, глядя при этом вверх – туда, где должны были перемещаться кольца с прищепками. И прозевала самый ответственный момент.
Ей на голову быстро, но плавно опустилась подвешенная за горлышко бутылка.
Веревка была так хитро пропущена в кольца, что при их сдвигании бутылка ехала вниз. И более того – до последнего времени она там обитала не одна. Рядом опустились три пустые петли.
Очевидно, дед по дороге к Берлину заимел привычку пить из горла…
Изумленная Майка рукой задернула портьеру – и бутылка скрылась вверху бесследно.
Тогда Майка подтащила к окошку стул и изучила устройство более внимательно.
Хитрый дед использовал пространство между двумя штангами, одна из которых держала портьеру, а другая – собранный мелкими складками ламбрекен из той же ткани.
– Сюда! – крикнула Майка. – Я удавленницу нашла!
Не успела она усомниться в выборе слова – может, правильнее было бы назвать бутылку висельницей? – как в спальню ворвался Сережа.
– Где?! – рявкнул он.
Майка онемела, потрясенная его яростью, и закатила глаза, всем видом показывая – вон там, за ламбрекеном!
Сережа испытал огромное желание стукнуть себя кулаком по лбу. Надо же – обшаривая спальню, он ползал на карачках, как будто тайник не может быть выше уровня человеческого роста. И все клеилось одно к одному – Данка оказала грабителям сопротивление, их было трое, она – одна, ее удавили, труп – вздернули повыше!…
Даже не подумав, зачем бы занятым кражей скотам тратить время на упрятывание трупа, да еще такое диковинное, Сережа оттолкнул Майку и рванул на себя портьеру.
И под влиянием марочного коньяка рванул во всю дурь.
Край толстой деревянной штанги сорвался со своего законного крюка, пролетел мимо Сережиного затылка и повис, покачиваясь. Портьера рухнула на отважного атлета более или менее удачно – накрыла его с головой и натянулась под тяжестью края штанги. Сережа окаменел, не понимая, что стряслось. И стоял, подобно задрапированному простыней памятнику накануне церемонии открытия, пока стенающий Наследник и помирающая со смеху Майка не приподняли штангу и не вывели его на свет Божий.
– А теперь полезай и зацепи ее, – распорядилась Майка. – Только не знаю, хватит ли одного стула. Гляди, какие тут высокие потолки.
Сережа задрал голову.
– Удавленница где? – нехорошим голосом спросил он.
– Да вон же болтается, – безмятежно отвечала Майка. – Ты чего?
– А выход? – еще не врубаясь, Сережа повернулся к Наследнику. – Выход наружу?
– Так это он и есть, – печально сказал Наследник. – Маечка все правильно нашла. Дернешь за шкур – оно и выходит наружу. Отпустишь – убирается вовнутрь.
Коньяк, принятый за упокой дедовой души, мешал Сереже осознать приключившуюся околесицу.
Ему был обещан большой тайник с выходом наружу.
Пространства между двумя штангами, повешенными с каким-то барским размахом, хватило бы, чтобы спрятать там и самого Сережу – боком он бы, пожалуй, протиснулся. Выход – если считать это выходом, был. И Данка могла воспользоваться тайником – в том случае, если ей, затаившейся с пневматическим пистолетом за кроватью, вдруг бы безумно захотелось хлебнуть коньяка… Все сходилось, черт возьми! А больше Наследник ведь ничего и не сказал.
Молча и с сердитым сопением Сережа навесил штангу.
Майка, понимая, что уж про это приключение Сереже лучше вообще никогда не напоминать, увела Наследника из спальни. А когда Сережа присоединился к ним, тот уже держал речи мистические.
– И если они посылали экспедиции в Тибет, если домогались каких-то тайн от далай-ламы, то им наверняка была известна авестийская традиция! – разглагольствовал он. – Все началось с зороастризма! Все началось с Первичного неба, которое расколол Ангро-Майнью! И с того, что изначальная модель проявленного мира строится заново… А потом осколки древнего знания передавали из поколения в поколение, искажая кто во что горазд! Но это было не только знание! Нет!
Сережа замер в дверном проеме. Его поразило лицо Майки. Так она не смотрела даже на него, красавца-атлета, в тот миг, когда вымогала из него предложение руки и сердца. Нежность струилась потоком и водопадом! Стройная шейка вытянулась! Губки приоткрылись, как бы жаждая поцелуя! И все это творилось ради пьяного Наследника!
– Вот, вот! – Не ображая внимания на шейку и губки, Наследник, покопавшись в толстой книге, ткнул длинным пальцем в середину страницы. – Сейчас зачитаю.
Сережа присел на табурет рядом с Майкой и приготовился слушать – в такой здоровенной книжище наверняка было что-то полезное.
– Капитан повелел подать другой ларец, и, лишь только слуга его принес, сказал: «Вот диковинная забава, история коей такова. Как-то раз, странствуя по морям, я достиг острова Лангкави и попал в безветрие, так что паруса на корабле обвисли, пресная же вода была на исходе. Мы немало опечалились и хотели было послать лодку на остров за водой…»
Майка подтолкнула Сережу и сделала недоумевающую рожицу. Действительно – какое отношение к Данке мог иметь остров Лангкави?
Наследник меж тем вещал самозабвенно, наслаждаясь сказочными подробностями. Возможно, уже забыв начисто, ради чего он взял в руки книгу… Он едва не подпустил в голос слезы, когда отважного капитана, ослабевшего от жестокой жажды, сморил сон. И воспарил голосом в поднебесье, когда во сне явился некий почтенный старец, призывающий высадиться на острове, невзирая на гнусные погодные условия.
– «… и взойди на вершину горы, венчающей остров! Там ты увидишь ларец из слоновой кости. Возьми тот ларец, в нем сокрыт хрустальный ящичек, в ящичке – шкатулка из бирюзы, в ней же – сапфир, в коем обитают два павлина. Выйдя из сапфира, они станут с несказанным изяществом танцевать, распустив хвосты и распевая пантуны и селоки. Есть в той шкатулке и иной сапфир. Ежели положить его на позлащенное ложе – из него выйдет царевна, несравненной прелестью лика подобная четырнадцатидневной луне, сияющей в небесах».
Тут лишь Сережа понял, что Наследник читает начало какой-то восточной сказки, чуть ли не из «1001 ночи».
Время для сказок было самое подходящее!
– Там дальше всякие приключения, – вдруг сам себя прервал Наследник. – Но вот еще! «Тогда Исма Ятим взял меньший сапфир, положил его на золотой поднос, и из сапфира вышли два несказанно прекрасных павлина; другой же сапфир он опустил в хрустальный флакон, и тотчас тот сапфир зазвучал, и полилась из него музыка дивной красоты, в коей сменяли друг друга сто двенадцать ладов…»
Сережа и Майка переглянулись. Вроде бы в белой горячке мерещатся мыши и чертики, но уж никак не павлины. А что Наследник вполне мог допиться до белой горячки – они и не сомневались.
Нежность, озарившая Майконо лицо при упоминании об Авесте и зороастризме, уступала понемногу место скепсису. Она любила сказки – но, так сказать, сказки научные, а не фольклорные!
– Тогда царевна Мехран Лангкави так помыслила в сердце своем: «До каких пор мне скрываться в сапфире? Выйду-ка я из него и сыграю шутку с государем и государыней», – Наследник, увлекшись, заговорил от лица юной царевны тоненьким голоском. – Подумав так, она вышла из сапфира, подобная полной луне, и свет, озарявший лицо царевны, заиграл в самоцветах и драгоценных уборах государева терема…
Насколько Сережа понял, Мехран Лангкави принялась бродить по какому-то спящему гарему. Но ничего общего между гаремом и Данкой он, как ни тужился, найти не мог.
– Ну, дальше эротические подробности… – Наследник вдруг засмущался. – Вам ясно примитивное повторение изначальной схемы? Сапфир – в бирюзе, бирюза – в хрустале? Вам ясен путь распространения традиции?
– Ясен, ясен! – быстро сказала Майка. – Традиция прекрасная, но, знаете, нас время поджимает!
– Что – время? – спросил Наследник. – Что такое время по сравнению с вечностью? И которое время вы имеете в виду?
Он уставился на Сережу, которому сейчас было вовсе не до философии.
– У нас нет ни времени, ни вечности, – сказал Сережа, вставая с табурета.
– Да подождите же! – взвыл Наследник. – Вы ведь ничего не поняли! Сейчас я прочитаю еще один отрывок! И вам кое-что станет ясно!
Он протянул к полкам руку, причем она вытянулась сантиметров на двадцать поболее, чем ей полагалось по человеческой анатомии, и цапнул еще одну книгу.
Майка тоже встала.
Ни нежности, ни скепсиса уже не было в ее глазах, а только паника.
– Флибустьеры были убеждены в необходимости борьбы с испанцами, так же, как и в том, что отбирать у них серебро и золото – справедливо! – провозгласил Наследник, и в его физиономии прорезалось нечто абордажное. – Руководствуясь такими моральными соображениями, действовал, например, Даниэль Монбар, прозванный Истребителем!
– Истребитель – это уже авиация, – возразил Сережа, пятясь к выходу.
Наследник заметил этот маневр. Но даже под градусом он понимал, что не с его слабыми силенками и хилыми ручонками удерживать атлета европейских кондиций. Поэтому он забубнил с отчаянием обреченного и скоростью пулемета.
– В годы учения в школе на юге Франции он познакомился с работами епископа Лас Касаса, защитника индейцев, а позднее прибыл на Тортугу, чтобы мстить испанским убийцам за смерть многих тысяч аборигенов Америки! С помощью французского губернатора Тортуги он снарядил корабль! Его не прельщали ни сладость добычи, ни свободная жизнь на море! Им руководила только жажда мести! Нападая на испанские корабли и поселения, он не щадил ни одного испанца!
– Вот и замечательно, – не вникая в смысл, а как бы реагируя на шум, отвечал Сережа. – Отступаем, отступаем…
Но Майка оказалась в неудобном положении – Наследник загораживал от нее выход. А гостиная была настолько заставлена, что пройти мимо него мог разве что таракан по стенке.
– Сереженька!… – взмолилась она.
Сережа протянул могучую руку, поднял за спинку тяжелый стул, вознес его чуть ли не к потолку и держал, пока Майка пробиралась мимо судорожно листающего книгу Наследника.
– … вспарывали живот, конец кишки прибивали к дереву, а затем начинали тыкать его горящим факелом под зад, заставляя бежать, разматывая внутренности… – донеслось до них. Очевидно, так Истребитель разделывался с испанцами.
Майка зажала рот – и по глазам Сережа понял, что ей сейчас сделается дурно. Он прижал к себе бывшую жену, шаг за шагом продвигаясь к двери в коридор.
– Ну, вот оно! – восторжествовал Наследник. – Три месяца спустя флибустьеры обнаружили наконец испанский корабль. Он оказался сильным противником, имея на борту сто тридцать человек команды и тридцать одну пушку. В то время как большие корабли флибустьеров взяли испанца под обстрел, отряд из четырех каноэ подошел к противнику с противоположной стороны и овладел судном.
Сережа и Майка разом выпихнулись в дверь, благо Наследник смотрел не на них, а в книгу.
– Однако вместо ожидаемых золота и серебра на корабле оказались только бумага и железо. Были кое-какие ценности в каюте одного из пассажиров, но Монбар не присоединил их к общей подлежащей разделу добыче, а велел перенести к себе в каюту. Новое разочарование было настолько велико, что удерживать в повиновении флибустьеров он более не…
Тут на Майку вдруг накатил светский тон. Она не могла уйти просто так – ей нужно было удалиться, как принято в приличном обществе.
– Сережа! – громко прервала она флибустьерские страсти. – Нас время поджимает! Мне еще к стоматологу, потом в магазин, потом меня в центре американской косметики ждут, а у тебя же тренировка с этим, ну, с чемпионом!…
Ни одного слова правды в этой речи не было.
– Чемпион ждать не станет! – согласился Сережа, возясь с замком.
– Дослушайте же! – взмолился Наследник, высовываясь в коридор. – И вы все поймете… ик!…
Пока бедолага справлялся с икотой, Майка и Сережа оказались на лестнице.
– С командой немногим более трехсот человек Монбар в Гондурасском заливе тщетно выжидал добычу! – неслось им вслед. – Счастье покинуло его! В довершение бед корабль с полуголодной командой сел на мель! Вспыхнул бунт! Верные Монбару индейцы недолго продержались, защищая флагманский корабль! Флибустьеры ворвались на палубу…
А что натворили они на палубе – так в тот день и осталось тайной для Майки и Сережи. Они быстро сбежали с лестницы и опомнились уже во дворе, возле мусорного контейнера.
– Он точно спятил! – заявила Майка. – Сам он павлин и флибустьер!
Сережа поймал себя на том, что полностью согласен с бывшей женой. За четыре года этакое случалось не часто.
– И ни фига мы не узнали! – продолжала возмущенная Майка. – Почему ты не спросил у него телефон Убоища? Мы бы сразу отсюда поехали к нему! Должен же он знать, каких сволочей притащил к Наследнику!
– Его уже в милиции допрашивали, – безнадежно сказал Сережа. Насколько он мог просчитать ситуацию, милицейский протокол так и останется без движения, зато Маркиз-Убоище долго будет страдать идиосинкразией ко всякого рода допросам.
Вдруг Майка уставилась на Сережу с ужасом.
– Сереженька!… На кого ты похож?!?
А на кого может быть похож человек, обрушивший на себя штангу с портьерой, паутина и пыль на которой копилась с дедушкиной смерти?
– Не смей! – завопила Майка, вцепившись Сереже в руку. Он как раз собирался сбить с себя пылищу ладонями.
– Еще хуже получится!
– Но не могу же я садиться в машину в таком виде! – возразил Сережа.
Майка вздохнула – до сих пор «гольфик» хоть изнутри был относительно чистым…
Вот стоят они, решая идиотскую проблему – развозить ли грязь по свитеру и джинсам, или по внутренностям «гольфика». И пока еще понятия не имеют, что Наследник-то был прав! Алкоголизм алкоголизмом, а след он нечаянно взял верный. Может, дед ему чего успел растолковать, может, озарение случилось.
И павлины с флибустьерами имеют-таки отношение к исчезновению Данки с пневматическим пистолетом.
Но прежде, чем это понять, они еще немало дров наломают…
Глава четвертая, лихая
Еще несколько дней прошло в поисках Данки.
Майка вышла даже на след Маркиза-Убоища. Сережа не удивился, узнав, что этот алкоголик работает в местной филармонии артистом разговорного жанра. Вид у него был уж слишком, не по-мужски, артистический. Один длинный плащ с шарфом по колено чего стоили…
Они отправились отыскивать Маркиза-Убоище, но его как раз услали на гастроли. И нетрудно было вообразить радость гастролера, который не без оснований предполагал, что допрос в милиции – еще колыбельная Моцарта по сравнению с той разборкой, которую может затеять Наследник.
Оставшись в полном неведении, как вышло, что филармоническая звезда вдруг привела домой к лучшему другу обыкновенных грабителей, Майка вернулась на полчаса к проблемам красоты и здоровья. И обнаружила, что за время ее отсутствия в салон были засланы агенты конкурирующей фирмы. Они переманили молодую массажистку и видели все флаконы на полках в подсобке! Флаконы Майка достала по большому знакомству, в них были совершенно чудодейственные средства, но инструкция к средствам была напечатана на языке иврит. Майка оплатила перевод, вместе с переводчицей сидела над каждой страницей, уточняя оттенки значений, и на тебе! Кто-то перехватил идею!
Устроив Сереже по этому поводу сцену с рыданиями, Майка потребовала немедленно доставить аппарат для сердоликотерапии. И умчалась на «гольфике» в неизвестном направлении.
Сережа отправился за аппаратом.
Народный умелец Виктор Иванович, которому он доверил изготовление из старого фена и резиновой трубки секретного медицинского орудия, раньше работал в том же конструкторском бюро, только не научным сотрудником, а чем-то средним между слесарем и электриком. И считался неплохим мастером по железу. Приходилось ему выполнять сложные задания, так что Сережин заказ умельца насмешил. Что делать – посмеялись вместе…
Сейчас он трудился в компьютерной фирме и занимался исключительно дорогостоящими и капризными принтерами.
Сережа обнаружил умельца не то чтобы между небом и землей, а между первым и вторым этажами на хрупком настиле, куда вела лестница из каких-то ажурных решеточек. Фирма, не желая платить за аренду большой площади, увеличивала имеющуюся как могла, благо высокие потолки старого дома позволяли. Лестницу Виктор Иваныч сделал под интеллигентную фигуру – ориентируясь при этом на собственную, а сложения он был худощавого.
Не больно надеясь на тонкий настил, народный умелец все, что мог, привинтил к стенкам и приладил на кронштейны, в том числе и огромный письменный стол, обшарпанный, как будто его крысы обгрызли.
Сережа посмотрел на лесенку – и решил не испытывать судьбу. Он понял, что если не рухнет – так застрянет. Атлет снизу окликнул Виктора Ивановича – и тот все понял.
– Вот, – сказал Виктор Иванович. – Все как заказывали.
Он достал из верхнего ящика стола большой старый фен с насаженной на сопло черной резиновой трубкой восьми сантиметров в диаметре.
– Гляди, – приказал умелец. – Трубка снимается вот так.
– А где крепится камень?
– Элементарно.
Виктор Иванович сунул в трубку палец, подцепил и вытащил на поверхность что-то вроде миниатюрной клетки для тараканов. Она была изготовлена из двух кружков стальной сетки, расстояние между которыми регулировалось четырьмя болтами на гайках и шайбах, а также имела проволочную петлю для удобства вытаскивания. Присев на корточки, он показал тараканью клетку Сереже.
– И никаких винтиков! – обрадовался Сережа, который хорошо запомнил Майкины нелепые инструкции – сердолик, мол, нужно привинчивать.
– Вот именно, – согласился обрадованный его восторгом Виктор Иванович. – Твой камень заправляется между обеими сетками, а их задвигаешь в трубку вот досюда, у меня там ограничитель.
Он ткнул пальцем в трубку снаружи – и Сережа не мог не согласиться, что расстоянию в три сантиметра от черного отверстия место ограничителя соответствовало.
– А температура?
– Сделано. Не больше сорока. И вот, гляди, отсюда пойдет отработанный воздух.
– Понял.
Прибор, которому суждено было поднять Майкин салон на вершины славы, имел подозрительный самопальный вид, и Сережа осведомился – нельзя ли на эту технику надеть хоть какой кожушок, желательно со шкалами, циферблатами, бездействующими кнопками, загорающимися лампочками и прочим техническим дизайном. Виктор Иванович подумал – и вытащил из стола полупрозрачную панельку от принтера со всякими английскими словами. Приложил – панелька оказалась длиннее ручки фена.
– Есть еще компас, – предложил он.
– Компас?… – Сережа вдруг подумал, что Майка, далекая от географии, этого предмета и не признает. – Валяй! И термометр – обязательно! Знаешь, такой длинный, как для ванны!
– Слушай, – засомневался вдруг умелец. – Это же выйдет вот такая дура!
Он показал руками. Сережа прямо-таки увидел в этих руках здоровенный отбойный молоток для асфальта. Наверно, и сам Виктор Иванович в этот миг его представил – руки умельца задрожали, как если бы он удерживал на весу вибрирующее от избытка силищи включенное орудие.
– Вот и прекрасно, – одобрил Сережа. – Чем больше – тем лучше. Знаешь что? Ее еще можно установить на штативе. Дай бумагу!
Он положил стопку листов на хлипкий настил и принялся рисовать, одновременно объясняя.
– Вот тут будет койка… ну, массажная кушетка… на ней – пациент… тут – штатив… тут – штанга…
Виктор Иванович следил за авторучкой, меняясь в лице: то уважение переходило в ужас, то ужас – в уважение.
– И все это – вокруг фитюльки весом в полкило? – наконец осведомился он.
Сережа понял, что увлекся.
– Ну, в общем, ты сам лучше знаешь, – туманно сказал он. То ли эти слова отменяли все фантазии напрочь, то ли Сережа всего лишь рассчитывал, что народный умелец загонит их в разумное русло – этого Виктор Иваныч сразу не понял.
Но за пятьдесят лет жизни и двадцать лет работы с научными сотрудниками он уверовал не столько в силу их разума, сколько в силу их склероза.
Виктор Иванович не сомневался в том, что, явившись за окончательным вариантом аппарата, Сережа и не вспомнит добрую половину своих сегодняшних инструкций.
И он оказался прав.
* * *
Майка меж тем носилась по городу как наскипидаренный кот. Она вычислила врагов и плела интриги. Первым делом она побывала у всех знакомых журналистов и поменяла рекламу. Теперь она раскрывала ту коммерческую тайну, которую у нее все равно уже украли, и пускала в ход другую. На следующей неделе она открывала в салоне кабинет литотерапии! И раскидала по редакциям пресс-релиз, посвященный методу доктора Бадигиной. Особый упор делался на преследования, которым подверг Бадигину лично товарищ Сталин. Майка знала, за что непременно уцепится пресса. А про радиоактивность белых прожилок нагретого сердолика там упоминалось как бы вскользь, без единой цифирки. Уж больно прост в изготовлении был рекламируемый аппарат…
Попутно она узнала, что коллеги Данки в растерянности не побрезговали и милицией. Они дружно отнесли туда заявление о пропаже – и столь же дружно вынесли его оттуда. Им сказали, что молодую активную женщину разыскивать незачем – наверняка потеряла счет времени в чьей-нибудь постели. Поскольку маньяков в том месяце не обнаружилось, а последний выловленный специализировался на мальчиках, коллеги отбыли восвояси.
Еще Майка навестила несколько салонов красоты, с которыми поддерживала дипломатические отношения, поделилась печальной информацией и собрала полезную. Закончилось все это в ночном баре, откуда, вопреки традиции, она выбралась без Сережиной помощи.
Когда Майка оказалась дома, шел третий час ночи. Время для телефонных звонков неподходящее, и все же телефон, не отключенный на ночь, подал голос. Подумав, что это бывший муж так проявляет волнение и заботу, Майка сняла трубку.
– Это я, – сказал знакомый голос.
– Данка?!?
– Ну!
– Ты где? – воскликнула Майка.
– Не знаю!…
Голос был хоть и Данкин, но несколько жалобный.
– Как это – не знаешь?
– Это совершенно незнакомое место.
– Что за место?
– Контора какая-то. Мебель новая, копм, факс, все дела… И кухня!
– Какая еще кухня?
– Да говорят же тебе – я заперта в каком-то кабинете! – взорвалась Данка. – Я даже в окно выбраться не могу! Посмотрела вниз – так это по меньшей мере десятый этаж!
– Как ты туда попала?
– Понятия не имею! Майка, ты слышишь? Майка, мне страшно… Со мной что-то не то происходит…
– А что ты помнишь?
– Ничего…
– Так не бывает! – убежденно возразила Майка. – Пистолет при тебе?
– Знаешь – да…
– Ну так чего же тогда бояться?
Молчание было ответом.
– Данка! Данка! – завопила Майка. – Что там с тобой?