Когда Сережа скинул куртку, свитер и футболку, ведьма сказала «Достаточно» и подвинула на середину комнаты круглый табурет на ножке, из тех, что обычно используют пианисты, хотя как раз пианино поблизости и не было. Усадив Сережу спиной к себе, она принялась водить руками над головой и вдоль спины атлета, причем он явственно ощущал запах духов, а складки прохладного атласа касались его кожи.
Как и все сильные люди, Сережа был чересчур уверен в себе. А стоило бы забеспокоиться, стоило бы подумать про оборону! Сильные мужчины обычно твердо знают, что на все опасные случаи жизни им достаточно хмурого взгляда, пары кулаков да тройки борцовско-каратекских приемов. О защите на ином уровне они уже не волнуются. А напрасно…
И если за массивной мускулистой спиной атлета стоит деловито настроенная женщина, всего лишь бормочет, когти в ход не пускает и бюстом не прижимается – так это еще не значит, что он в полной безопасности!
– Так, так, так… – шептала ведьма. – О-о!… О-о-о!…
– Что такое? – осведомился Сережа.
– Да как вам сказать… – госпожа Лилиана произнесла эти четыре слова тоном онколога, который начинает знакомить нервную пациентку с результатами крайне отвратительного анализа.
Сережа забеспокоился.
Он вроде и понимал, что со здоровьем все в порядке, а тем не менее мистическая обстановка и озадаченный голос ведьмы смутили его.
И еще сработала общая неподготовленность по дамской части.
Сереже последнее время приходилось общаться с Майкой, Данкой и их подружками, особами веселыми, активными, решительными и органически неспособными изобразить роковую женщину. Госпожа Лилиана была дамой совсем иной породы – и ей не было нужды таскать в сумке пневматический пистолет, потому что при желании она могла окружить себя свитой мужчин, владеющих обычными пистолетами. Технические приемы, которыми она пользовалась, в арсенал Майки с Данкой не входили, потому и оказались для Сережи как бы секретным и чрезвычайно действенным оружием. Да еще те ведьмовские способности, которыми Лилиана зарабатывала себе на кусок белого хлеба с черной икрой…
Руки в белых перчатках мелькнули перед глазами Сережи, пальцы замерли где-то на уровне бровей – и вдруг в переносице созрело какое-то плотное ядрышко, налилось тяжестью, возникло даже странное желание закрыть глаза…
Сережа читал в газетах про экстрасенсов. Он понаслышке знал, что вот так, мановением руки, можно поставить точный медицинский диагноз. И вздрогнул, вспомнив, что совсем недавно, зазевавшись, треснулся переносицей об открытую дверцу подвесного шкафа. Высветилось перед затуманившимся взором жуткое слово «опухоль»! А черт их знает, откуда они берутся в мозгу, злокачественные опухоли…
Случалось, что Сережа, ремонтируя в зале оборудование, ссаживал кожу на пальцах. И когда кто-то из толстушек, случайно оказавшись рядом, непременно рвался сделать перевязку, Сережа спрашивал трагическим голосом:
– Доктор, я буду жить?!.
Сейчас ему захотелось задать этот дурацкий вопрос всерьез.
– Вы ощутили тяжесть вот здесь? – вдруг спросила ведьма, едва коснувшись его бровей.
– Да.
– Ага…
И снова принялась она водить руками над головой атлета.
– Меня что, загипнотизировали? – Сережа вдруг вспомнил, ради чего затевалась вся эта процедура.
– Нет, успокойтесь, это не гипноз… – казалось бы, слова были успокоительные, но так и хотелось продолжить тем же озабоченным голосом: – Это гораздо хуже…
Пока Лилиана молчала, Сережа перебрал в памяти все известные ему смертельные болезни, какие только могут угнездиться под черепом, и дошел до психиатрических.
– Простите… – ведьма вложила в это единственное слово все сочувствие тысячи сестер милосердия. – Я не хотела бы выглядеть нетактичной…
– Да чего уж там, – сурово отвечал Сережа, не оборачиваясь. – Спрашивайте.
– Я еще раз прошу прощения… Вы ведь в разводе с женой?
– Да.
– И другого близкого человека у вас теперь нет?
Дело пахло чем-то скоропостижным и неисцелимым.
– Я сам себе близкий человек.
– Еще раз простите… Были ли у вас близкие люди в юности? Кроме бывшей жены?
– У меня живы родители, но я не хотел бы ничего им сообщать, – решительно заявил Сережа. – У них и без меня забот хватает.
– Еще один нескромный вопрос. Вы были женаты только один раз?
– Да.
– И прожили очень недолго?
– Не сошлись характерами.
– Но после развода остались друзьями, насколько я поняла?
– Разумеется.
Лилиана за спиной у Сережи громко вздохнула.
– У вас и сейчас нет постоянной женщины, – сказала она.
– Вот и замечательно, – отрубил Сережа. Ему не хотелось бы обременять кого бы то ни было своей неисцелимой хворобой.
– И не будет, поверьте мне…
Сережин рот непроизвольно, сам собой, раскрылся.
Он понял, что неисцелимая хвороба начнется с импотенции.
– Ладно, – опомнившись, сурово произнес он. – Невелика потеря.
– Напрасно вы так говорите. Я бы могла вам помочь.
– На астральном уровне? – кисло спросил Сережа. Поскольку Майка в свое время бурно увлекалась экстрасенсами, он наслушался достаточно, чтобы не слишком верить в чудесные исцеления.
– Зачем? – ведьма обошла табурет с сидящим Сережей и снова села на диванчик. – Если я скажу вам, что я у вас обнаружила, вам это покажется смешным. Все мужчины сперва острят и ехидничают. А на самом деле это – серьезное повреждение на энергетическом уровне. Та самая отрицательная подвеска, о которой писал профессор Савельев в связи с проблемой синдрома хронической усталости.
Страшное слово «импотенция» высветилось перед внутренним взором непобедимого атлета.
– Да, разумеется… – Сережа вложил в эти слова всю иронию героя, умирающего на поле брани с гордо поднятой головой.
– Я могу описать вам вашу будущую судьбу. Я вижу ее, как на ладони.
– Да чего уж там! Не надо!
И в самом деле – кому приятно слышать про свои будущие позорные отступления…
– Надо! Мне очень – понимаете, очень! – хочется вас вылечить. Так вот – сейчас вы и не догадываетесь, почему живете так, а не иначе.
– Не догадываюсь, – честно подтвердил Сережа.
– Вы только раз за разом отмечаете, что вами интересуются не те женщины, которых вы бы хотели… скажем так – видеть рядом с собой.
– Это точно! – Сережа даже развеселился.
И не догадался он присмотреться к лицу Лилианы, а зря. Первый пристрелочный выстрел оказался прямым попаданием, как впрочем, и второй.
– Даже ваша бывшая жена – не тот тип женщины, который вам в действительности нужен.
– Не тот.
– А вы подумайте – почему те женщины, которые могли бы составить ваше счастье, как бы обходят вас стороной?
Женщины, которая могла бы составить Сережино счастье, честно говоря, в природе не существовало. Как идеалом мужа в одесском анекдоте был слепоглухонемой капитан дальнего плавания, так Сережиным идеалом была восемнадцатилетняя красавица с фигурой топ-модели, интеллектом кандидата математических наук, остроумная и уверенная в себе, но в то же время согласная с каждым Сережиным словом и слепо выполняющая все его указания.
Однако Сережа честно подумал – и пришел к выводу, что да, действительно, – он никогда не встречал женщины, достойной составить его счастье. И в самом деле – почему?
– А годы идут, – продолжала ведьма, качая головой с таким видом, будто жить Сереже осталось недели полторы. – Идут годы-то… И с каждым годом шансов все меньше. Хуже того – желания изменить свою судьбу все меньше. Вокруг вас – словно аура, причем не обычная, а из ежовых иголок. И женщины, ощутив ее, даже близко к вам не подойдут. Я имею в виду тех женщин, которые представляют для вас интерес. Вы ведь умеете ставить барьер между собой и неприятным собеседником?
– Допустим.
– Вот точно такой же барьер вы, сами об этом не подозревая, держите между собой и достойными вас женщинами.
Ах, приятно слышать «достойные вас женщины»! Прямо волна благодарности в груди поднимается. Наконец-то нашелся умный человек и оценил плоды многолетних Сережиных трудов по лепке из себя гармоничной, физически и умственно совершенной личности!
Но, позвольте, откуда бы он мог взяться – барьер? Напротив – когда Сережа идет по улице или входит в комнату, где сидят женщины, всем своим видом он показывает: вот явился настоящий мужчина. Он не унизится до пошлых комплиментов или, Боже упаси, букетиков, поскольку он – настоящий, из гранитной глыбы вытесанный. Но он не против того, чтобы принять ваше поклонение!…
Ведьма потому и зарабатывала на жизнь ведьмовством, что в каждой гранитной глыбе могла распознать слабинку. Не промахнулась госпожа Лилиана и на сей раз.
– Я человек посторонний, – продолжала она. – Я помогу вам – и после этого мы ни разу, скорее всего, и не встретимся, так что женского интереса у меня сейчас нет. Мне просто по-женски обидно – ведь есть же где-то для вас идеальная подруга, а вы с ней не найдете общего языка! Гляжу на вас, и обидно делается – чтобы такое добро, да зря пропадало!
– Так в чем же дело? – не выдержал Сережа.
– Скажите сперва – вы верите в сглаз и в порчу? Я имею в виду – невольно или с умыслом совершенную отрицательную энергетическую подвеску, которая вызывает затемнение в чакрах и, постоянно действуя, держит в биополе энергетический пробой?
– Как-как? – терминология прозвучала более чем внушительно…
– Все очень просто – личная вибрация биополя того, кто осуществил подвеску, сбивает нормальную частоту конусных воронок энергетических центров, они же чакры, а воронки спаренные и вращаются по часовой стрелке, – ведьма пальцем описала круг перед лицом клиента. – А сбой дает потерю скорости вибрации одной из спаренных воронок… Я понятно говорю?
Сперва Сережа решил было гордо назваться технарем, выпускником престижного вуза, чтобы Лилиана устыдилась и перестала громоздить термины. И тут же сообразил, что именно тогда ее и понесет в биополевые дебри на таком уровне, что понять будет вовсе невозможно, а кивать головой придется. Он решил сэкономить время.
– Не так чтоб очень. Нельзя ли попроще?
– Ну, сглаз – он и есть сглаз… Если по-научному – работа чакр вхолостую, когда поступающая из Космоса биоэнергия проходит через пробитую чакру, не задерживаясь, как через обычную дырку, и начинаются функциональные нарушения…
– Значит, вы полагаете, что меня сглазили? – торопливо задав вопрос, Сережа вдруг принялся перебирать в уме всех толстушек, которые прошли через его тренерские руки и удалились смертельно обиженные.
– Я бы назвала это своеобразным видом порчи. Сглаз получается неосознанно, а ваш случай – сознательное наведенное искажение вашей сексуально-эротической ауры, которое в просторечии называется «венец безбрачия», – голосом бесполого профессионала растолковала ведьма.
– Может, оно и неплохо – что безбрачия? – попробовал пошутить Сережа.
– Регистрации законного брака ваш венец, как видите, не помешал, – отпарировала Лилиана. – А во всем прочем он вам мешает. Так что решайте сами – нужен он вам ли не нужен.
Сережа задумался.
Ведьма рассуждала на редкость логично для женщины.
– Во сколько мне это обойдется?
Названная сумма была невелика – столько Сережа мог себе позволить.
– Что для этого нужно?
Ведьма призадумалась.
Если бы она имела дело с женщиной, да еще не юной, то сгоняла бы ее и в церковь за свечами двух видов, и на рынок за горохом определенного сорта, а потом горох оказался бы не тот, так что носительнице венца пришлось бы здорово побегать – и это способствовало бы росту уважения к будущей процедуре. А мужчина, да еще культурист, мог, выйдя из квартиры ведьмы за свечками, исчезнуть навеки.
– Все необходимое у меня, пожалуй, найдется… Но придется немного доплатить. Обычно я прошу клиентов принести на сеанс свечи, соль и иные предметы, но для вас сделаю исключение. Погодите, не одевайтесь!
Госпожа Лилиана принесла и разложила на столе все необходимое, зажгла высокие свечи и на них уставилась.
– Коптит… – недовольно буркнула она. – Это плохо.
Затем вскрыла пакет с солью грубого помола.
– Вы должны сами, своими руками, наскрести горсть соли.
Соль слежалась до состояния монолита, а ногти Сережа стриг коротко. Но отступать было некуда – горсть он наковырял.
Затем он пальцем размешивал эту соль в чашке с водой, затем ведьма вытирала ему лицо носовым платком, смоченным в растворе, а также совершала этим платком кругообразные движения в области Сережиного сердца, и все – под бормотание молитв и заговоров, из которых Сережа мог разобрать лишь отдельные слова. В частности, ведьма призывала дух четверга, а венец отправляла висеть в дремучие леса на сухих елках…
Кроме того, ведьма ходила вокруг Сережи по часовой стрелке, имея в руке зажженную свечу, и закапала ему желтым воском все джинсы.
И, наконец, был принесен мешок гороха.
Сережа сам лично набрал три раза по четыре горсти, эти порции были увязаны каждая в особый полиэтиленовый мешочек, соленая вода налита в банку из-под кофе, и на прощание последовали особые инструкции.
Сережа должен был поставить оставшийся кусок большой свечи в стеклянную банку, а банку – у себя в спальне, зажечь свечу и уйти на пару часов. Водой полагалось смочить старую тряпку и выбросить за порог, чтобы какое-то время вытирать об нее ноги. Что касается гороха, то нужно было выбросить его на трех перекрестках, желательно в полночь.
Затем Сережа расплатился за процедуру и, обремененной свечкой в клочке газеты, банкой с водой и тремя мешками гороха, покинул квартиру ведьмы.
Настроение у него сделалось замечательное, легкость в движениях и в мыслях была необыкновенная.
Он поспешил домой и поставил свечку в баночку из-под майонеза. Посмотрев на свет старую половую тряпку, он понял, что вот случай избавиться от нее и завести новую. Сережа радостно выложил тряпку за порог и щедро полил ее соленой водой. Оставался горох.
Поскольку дело близилось к полуночи, Сережа в прекраснейшем расположении духа взял три мешка и вышел на улицу.
Вроде и невелики были мешочки, однако Сереже казалось, что все прохожие на них таращатся. И вообще никогда еще не было, чтобы в полночь по городу шастало столько бездельников! Избранный Сережей перекресток ни на минуту не оставался пустынным. Наконец выдалось несколько секунд – и Сережа, перебегая его по диагонали, торопливо попытался продрать ногтем зажатый в кулаке мешок. Разумеется, ничего не вышло.
Сережа зашел за угол, надорвал треклятый мешок, снова долго ждал отсутствия зрителей и перебежал перекресток по той же диагонали, но уже в другую сторону. Горох, брызнув в стороны, загрохотал, как приличная канонада. Озираясь по сторонам, Сережа рысцой удрал, и через пять минут та же канонада повторилась на другом перекрестке, а еще через полчаса – на третьем. Сережа, не питая любви к народным увеселениям, не знал, где и что в городе происходит, и решил опростать мешок возле концертного зала в самый момент выплеска тысячной толпы безумных фанатиков заезжей группы.
Гороховый треск отдавался в голове аккордами небывалой симфонии – если бы Сережа был композитором, то именно так он воспел бы освобождение от пут, уз и кандалов.
Придя домой, он освидетельствовал банку из-под майонеза и с веселым злорадством обнаружил, что свеча прогорела, а банка треснула и дно у нее отвалилось, как и было предсказано. Ведьма приказала все, что останется от банки и свечи, срочно вынести из дому и закопать, но это было уж чересчур. Сережа открыл окно и прицельно запустил банку в открытый мусорный контейнер, здраво рассудив, что весь мусор оптом наверняка где-то закопают, да еще прикатают сверху бульдозером.
Когда он снимал куртку, из кармана выпрыгнуло несколько горошин. Сережа задумался – нужно ли их нести на перекресток и кидать вдогонку предыдущему гороху, или достаточно будет спровадить в мусорное ведро?
Словом, здорово его озадачила хитрая ведьма.
Прозрение наступило на третий день, когда Сережа, опять же ночью, чуть ли не приплясывая, вынес и выкинул половую тряпку. Стоило ей исчезнуть в контейнере, как в голове у атлета раздался вполне ощутимый щелчок.
И он осознал, что произошло.
Он потратил деньги и время, чтобы избавиться от венца безбрачия, который еще неизвестно, был ли, а на главные свои вопросы о Майке, Данке и камнях ответа не получил! Более того, занятый идиотской возней с горохом и тряпкой, он впал в нелепую эйфорию и как-то перестал беспокоиться о пропажах!
Ведьма оказалась профессионалкой высокого класса…
Глава седьмая, библейская
Целый день Сережа не вылезал из тренажерного зала, супернагрузками выбивая из себя магические наваждение. При одном воспоминании о том, как он ночью пересекал пустынные перекрестки, раскидывая идиотский горох, атлет краснел до ушей. А выбрасывание половой тряпки в глухую полночь? А блуждание со свечой? Позор, позор всей мускулистой половине рода человеческого! Позор несмываемый!
А самое ужасное – эта ведьма могла-таки снять с него пресловутый венец безбрачия… Значит, он автоматически становился легкой добычей для всякой дуры со стройными ногами, которую занесет к нему в зал скинуть два сантиметра с талии.
А дуры на Сережу клевали только так – стоило им увидеть широченные плечи и точеный профиль, как они, не задумываясь, начинали вокруг сексапильного тренера брачные танцы. Умная женщина, наоборот, сперва задала бы себе вопрос: а нужны ли человеку, имеющему такие бицепсы, еще и мозги? Дуры же перли напролом – да и с какой стати дуре в голову должна прийти мысль о мозгах?
Каменно-уголовная история с мистическим уклоном как бы застыла на мертвой точке. Поскольку Сережа более суток не звонил госпоже Лилиане, поставив на ней в панике жирный крест… Крест! Вот оно!
Сережа хлопнул себя по лбу. И хорошо еще, что в руке не случилось одного из тех шести десятикилограммовых блинов, которые он собрался навешивать на кривой гриф для прокачки своего знаменитого бицепса.
Был, был в городе человек, которому сам Бог велел заниматься мистикой и изгонять нечистую силу! С этим человеком Сережа сидел в школе за одной партой, поступил в один технический вуз, был распределен в один НИИ, и покинули они его тоже одновременно, поняв, что если им полгода не платили зарплаты, то и впредь не собираются. Сережа решил сделать из хобби профессию и нанялся тренером в тренажерный зал, а одноклассник Саша, оголодав, как выяснилось, до полного просветления, поступил в духовную семинарию. И по прошествии четырех, чтоб не соврать, лет сделался отцом Амвросием.
Сережа всю свою сознательную жизнь был атеистом. Даже Майке не удалось поколебать его, а она через что только не прошла – и через теософию, и через реинкарнации, и через буддизм. Последний оставил в семейном обиходе выражение: «Свалился, как лотос на голову». К Сашиному выбору Сережа отнесся атеистически – лучше зарплата священника, чем вовсе никакой. Но, к огромному изумлению бывших коллег, Саша уверовал истинно и даже несколько безумно.
Выразилось это прежде всего в том, что бывший инженер-энергетик очень похорошел собой. Когда он ходил бритый и в очках, институтские дамы и девы его в упор не видели. А когда отрастил длинные локоны, и усы, и бородку, когда сменил жуткие очки на контактные линзы, то оказалось, что у него прекрасные черные бархатные глаза и лик совершенно ангельский.
Сережа не раз бывал в гостях у отца Амвросия, не раз лакомился грибным супом в крошечной, заставленной старой мебелью комнатке священничьего дома возле зеленой деревянной церковки на окраине. Хозяин потчевал его всевозможными историями о чудесах, случившихся не в ранние века христианства, а буквально на днях. Если бы Сережа прочитал про мироточивую икону в газете, то, как всякий технарь, заподозрил бы микроскопические дырочки в углах глаз и резервуарчики с маслом по ту сторону образа. Но отец Амвросий возбужденно рассказывал ему, как сам, приехав к монахиням в пустынь, видел тот дивный образ и нюхал миро, рассказывал с подробностями, так что Сережа уверовал не столько в Бога, это ему и в голову не приходило, но в те конкретные чудеса, к которым имел отношение отец Амвросий.
Образовалось, стало быть, в голове слово «крест» – и сразу стало ясно, что идти следовало не к ведьме по объявлению, а к профессионалу по части мистических недоразумений.
На следующий же день Сережа отправился к отцу Амвросию.
Зеленая церковка Рождества Богородицы стояла на окраине, окруженная деревянными домишками, возможно, еще дореволюционной постройки. Жило в них немалое количество бабок, сразу и навеки полюбивших нового священника, Круглогодичный грибной суп объяснялся именно этой любовью.
Сережа вошел в церковный двор, как всегда, испытав некоторое смущение. Он и понимал, что надо бы в таком месте перекреститься на наддверный образ, и стеснялся, все еще считая себя праведным атеистом. Дом священника стоял за церковью, дверь, как всегда, была не заперта, и в нем обнаружились лишь две бабки в пестрых платочках, которые, сидя за обеденным столом, зачем-то прилежно переписывали церковный календарь.
– Добрый день, – сказал Сережа. – Я к отцу Амвросию.
– Батюшка отошел, – пропела та старушенция, что сидела как раз напротив дверей.
– Как это – отошел? – Сережа ошалел. Помирать отцу Амвросию было вроде бы рано.
– Сошел со двора, – объяснила вторая старушка.
– Далеко сошел? – подлаживаясь под их речь, спросил Сережа.
– А неподалеку он! – сообщила бабка. – Вы по делу? Требу отслужить?
– Что – треба?
Сереже показалось, что старушка перешла на украиньску мову.
– Ну, помер кто у вас? Отпеть, выходит, нужно? Панихидку отслужить? Я запишу и деньги приму.
– Нет!… – поперхнувшись, выдавил Сережа. – Я не по делу!
И поразился тому, что его мужественная физиономия, физиономия киногероя, навеяла старушкам почему-то похоронные мысли.
– А зачем же?
– Повидать батюшку. Мы учились вместе… одноклассники…
Старушки переглянулись.
– Я провожу вас, – та, что предлагала панихиду, выбралась из-за стола. – Батюшка тут неподалечку. Вы мужчина основательный, ему поможете…
Сережа представил, как его вводят в мрачный и сырой склеп (змеи расползаются из-под ног, сова светит глазищами в дальнем углу и все тому подобное) и становят к боку свинцового гроба, который нужно тащить за узорную ручку, и тащить далеко…
Привели же его не в склеп, разумеется, а к распахнутым дверям большого соседского сарая.
– Батюшка, вы здесь? – позвала старушка.
– Здесь! – отозвался из глубины отец Амвросий.
– Ищут вас!
– Это я, батюшка! – подал голос Сережа. Покосился на заупокойную старушку и добавил: – Раб Божий Сергей!
– Серега! – отец Амвросий явно обрадовался. – Полезай сюда! Я ее, эту дуру, зацепил, а вытащить не могу!
Сережа поставил на землю спортивную сумку и шагнул в сарайный пыльный полумрак. Бабка осталась стеречь.
Отец Амвросий ковырялся в дальнем углу за какой-то дикой баррикадой из старой мебели, и невозможно было понять – как он туда проник? Сережа протиснулся между дощатой стеной и старым диваном. Теперь он оказался совсем близко к отцу Амвросию, но их разделяла пружинная сетка кровати.
– Вот же она, – тыча пальцем во мрак, заявил отец Амвросий. Его прекрасные кудри были в клочьях паутины.
– Кто – она?
– Купель! – возвышенно ответствовал батюшка и сразу же перешел на практический стиль: – Ты, Серега, просунь руку, я приподниму этот ящик, а ты постарайся его удержать. Тогда я ее дерну и вытащу!
Сережа опрометчиво сказал: «Ладно».
Он протянул руку и подвел ладонь под ящик, как было велено. Отец Амвросий вцепился в загадочную купель обеими руками и, упираясь, потащил ее. Очевидно, над купелью была какая-то сложная комбинация мебели с ящиками – сперва она сопротивлялась, а потом вдруг с грохотом развалилась, так что отец Амвросий ударился спиной о стену, а Сережа, чей увесистый ящик, лишившись подпорки с другой стороны, внезапно потяжелел раз этак в пять, одновременно попытался его удержать и навалился на кроватную сетку…
Все поползло, все поехало в сарае! Все загремело, все перекосилось, включая стены и крышу! Бабка снаружи заверещала не своим голосом.
Сережа выпустил ящик и воздел руки наподобие мраморного, или из чего он там, атланта. Воздел очень вовремя – под самым потолком сарая были полки из широких досок, и одна такая полка, уставленная трехлитровыми банками, сорвалась с гвоздей.
– Господи, спаси и сохрани! – откуда-то снизу донесся голос отца Амвросия. Впечатление было, будто он провалился в погреб.
– Сашка, ты жив?! – в изумлении утратив свою великолепную мужскую логику, завопил Сережа.
– Жив! – разумеется, отвечал батюшка. – Я купель вытащил!
– А ты – где?
– Я под диваном!
– Значит, теперь не только купель, но и тебя вытаскивать? – удерживая над головой полку с банками, спросил Сережа.
– Если тебе нетрудно… – с некоторым смущением позволил отец Амвросий.
Сережа накренил полку, чтобы банки сползли и по одной аккуратненько свалились на мебельный завал. Тут только выяснилось, как много их там было, и, к немалой Сережиной радости, – то, что все они стояли пустые. С большим трудом он выворотил кроватную раму и добрался до отца Амвросия.
Но тот вдруг отверг протянутую руку. Он отказался покидать сарай без купели.
Отец Амвросий был достаточно разумен, чтобы понять – в одиночку он ее никогда не вытащит, а во второй раз заманить Сережу в сарай ему не удастся.