И тут пол под ним разошелся, словно быстро растаял, и Сережа в той же позе оказался на берегу.

Он вскочил – еще только не хватало, чтобы его таким увидели. На всякий случай обернулся – и замер.

Перед ним стоял человек в белой мантии с голубой каймой. И силуэт его тоже был как бы голубой полосой обведен. Мантия искрилась, хотя не было солнечных лучей, от которых ткани полагалось бы играть.

Рост человека был таков, что позволял смотреть сверху вниз даже на Сережу. Он и смотрел, но не в глаза и даже не в лицо, а как бы сквозь лицо.

Сережа расправил плечи, выкатил грудь. Придал себе самую что ни на есть независимо-атлетическую осанку.

Человек в мантии покачал головой.

– Ты слишком много грубой работы выполнял там, – сказал он негромко. – Но ты никогда не знал лени. Это достойно уважения. Ты действительно Аметист…

– А я что говорил, сударь мой?

Сережа резко повернулся.

Монбар, уже в лиловом кафтане, накидывал через голову перевязь своего пиратского тесака.

– Твоя находка, Аметист, – одобрительно заметил человек в мантии – впрочем, человек ли? Черты его лица плыли, двоились, были совершенно неуловимы. А о том, чтобы мужественно встретить его взгляд, и речи не было. Взгляд ускользал и пролетал мимо.

– Это – тот, кто нам нужен, Алмаз. И он, и Сердолик.

Монбар протянул руку – и рдеющий шар, слетев с Сережиного затылка, прилетел к нему.

– А Оникс?

– Не знаю… – флибустьер задумался. – Спроси у Сердолика, Оникс во втором отряде. Что же касается Авантюрина…

– Я знаю, – сказал Алмаз. – Универсальные соединители необходимы, иначе невозможны перевоплощения и переход из одного времени в другое. Как бы ты со своего порога Фрашегирда перешел в Гумезишн к Сердолику?

– Универсальные соединители хотят подменить Рубин и Сапфир, им тоже не терпится пронизать пирамиду Вайю! – флибустьер, очевидно, был не в восторге от персоны Наследника и представлял, сколько от этого алкоголика в Вайю будет беспокойства. – Все они – и Бирюза, и Обсидиан, и Кахалонг, и Гагат, который даже не принадлежит к минералам…

– Возможно, пирамиде Вайю это необходимо… – отвечал Алмаз, и ему даже не потребовалось прятать взгляд он настойчивого флибустьера, неуловимость взгляда была ему свойственна по природе. – А новый Авантюрин имеет определенные способности к контролю над переходом из минувшего времени в настоящее. Вспомни, Аметист, где мы его отыскали. Он же тащил из времени истекшего целую кучу исторического хлама!

– Он ленив, он не знает цену времени, он неспособен сосредоточиться, он не имеет понятия об ответственности, и мозги у него от крепких вин пришли в разжижение! – закричал Монбар. – Если бы отсечь все это!…

Шар между крепких ладоней съежился, словно от страха.

– На то ты и Аметист. Отсекай. Он же формально числится в твоем отряде?

Флибустьер промолчал.

– Твоя беда в том, что ты вечно будешь стоять на пороге эпохи Фрашегирд, – продолжал Алмаз. – И эпоха воссоединения Маздезишн настанет, а ты все еще будешь на страже Фрашегирда, потому что для тебя есть только настоящее, и ты не уловишь минуты, когда оно перетечет в будущее. Ты не увидишь Маздезишна…

– Довольно того, что его уже теперь видит четвертый отряд, – буркнул Монбар. – И никого даже близко к своим знаниям не подпускает.

– Артезишн перетекает в минувшее – в Гумезишн, Гумезишн тянется к Фрашегирду, Фрашегирд завершается эпохой Маздезишн, а если изъять одно из четырех оснований, пирамиде Вайю не быть и Изначальному небу – не возродиться, – строго сказал Алмаз. – То, что ты возглавил хранителей настоящего, разумно. Воображаю, что было бы, если бы ты по своему разумению принялся отсекать качества и свойства будущего!

Сережа только вертел головой, следя за нитью беседы и пытаясь уловить ее потусторонний смысл. Не все было там внятно, однако атлет внутренне уже встал на сторону Аметиста. Про то, что нужно отсекать излишнее и вредное, флибустьер правильно понимал и говорил.

– Ты – Законодатель, Алмаз, ты несешь к цели и учишь жить без ошибок, – сказал флибустьер. – Но если в основу Маздезишна заложить кучу ошибок, то даже ты ничего уж не исправишь! Кто-то должен сейчас отсечь возможность будущих безобразий, построенных на сегодняшних ошибках!

– Ты берешься судить, что и на чем вырастет?

Монбар почесал в затылке.

– Я не Законодатель, чтобы судить. Мне бы сейчас шкатулку вызволить – чтобы в будущем никто через нее до пирамиды не добрался.

– Вызволяй. Но помни – твое время в проявленном мире истекло. Ты не можешь расхаживать по нему, как по этому берегу.

– Но его-то время не истекло! – Монбар широким жестом указал на Сережу. – Пока он еще окончательно не стал Аметистом, он может ненадолго вернуться.

Очень Сереже не понравилось, что за него тут уже что-то решили.

– Шкатулку я, конечно, вызволю. Но хотелось бы получить информацию…

– Какую? Информация – это по ведомству второго отряда, – ответил Алмаз.

– Сюда, Сердолик! – позвал флибустьер. – Он прав, пусть Сердолик расскажет ему все про этих мерзавцев. Она много видела и поняла. И, кстати, именно она умудрилась позвать на помощь.

Жаркая волна прилетела с неба. Пламенеющий клубок щупальцев медленно опускался на песок.

Теперь Сережа уже знал, как можно в него проникнуть. И, не прощаясь с Законодателем и с флибустьером, разбежался, чтобы проскочить полосу радиации и ворваться в Сердолик.

– Добро пожаловать! – сказала Данка.

Она уже была полностью одета. А физиономия прямо-таки светилась блаженством, до такой степени светилась, что Сережа не мог не вмешаться.

– Ты, я вижу, не теряешься, – сурово намекнул он на роман с флибустьером.

– Ага, – согласилась совратительница. – Я, кажется, нашла то, что мне нужно.

И Сереже сделалось не по себе. Он вдруг сообразил, что у Данки хватит дурости остаться в Вайю навсегда…

– Ты собралась за него замуж? – строго спросил Сережа. – Он предлагал тебе это?

– Еще не предлагал, – честно отвечала Данка. – Но он выяснял, христиане ли московиты. Ему кто-то рассказывал, что в Московии живут язычники и молятся деревьям. Потом он спрашивал, есть ли у московитов обряд венчания. Он человек гордый и не хотел бы получить отказ из-за…из-за…

– … какой-то ерунды? – пришел на помощь Сережа.

– Да нет! Из-за вещей, которые не имеют отношения к его чувствам. Если бы оказалось, что религия встала между нами, словно каменная стена, он бы и не подумал предлагать руку и сердце. Отказ, даже по сверхобъективной причине, для него унизителен.

– Правильный мужчина, – хмуро одобрил атлет. – И ты бы пошла за него?

– Пошла бы я?…

Вопрос Данку удивил. Как если бы Сережа спросил, будет ли она дышать кислородом, будет ли ходить ногами, будет ли смотреть глазами.

– Ты же даже не подумала как следует, – рассудительно сказал Сережа. – Ты не поняла, что ты приобретаешь и чего лишаешься.

– Ну-ка, ну-ка! – будущая флибустьерская невеста оживилась. – И чего же это я лишаюсь?

– Нормального образа жизни, – начал перечислять Сережа. – Всех благ цивилизации. Своего привычного окружения. Квартиры… Работы…

– Квартиры и работы, – повторила она. – Ну, чего еще?

– Вещей…

– Ну, ну?

– Перспектив!…

И Сережа почувствовал, что иссяк.

– Ясно, – подвела итог Данка. – А теперь посчитаем, что я приобретаю. Система «дебет-кредит», так сказать. Давай, начинай! Полагаюсь на твою объективность.

– Ты попадаешь непонятно куда, в какое-то Вайю. Ты занимаешься непонятно чем, куда-то вылезаешь через камни, возишься с какими-то энергиями… Чем ты там будешь питаться – тоже неизвестно! И это ведь – навсегда!

– Вот и замечательно, что навсегда. Сереженька, милый, это мой единственный шанс на счастье – и ты хочешь, чтобы я добровольно отказалась?

– Да разве в нормальном мире невозможно найти мужчину?! Вот хоть бы у нас в зале…

– Не-воз-мож-но! – жестко сказала Данка. – Потому что в нормальном мире, как ты его называешь, я никому не нужна. Я нужна здесь. Сережа, ты не можешь понять одной вещи – уходя в Вайю, я ничего не теряю! Ни-че-го! Я наоборот – избавляюсь! Ты что, думаешь, если бы у меня был выбор, я жила бы в нашем городе, дружила с нашими женщинами и спала с нашими мужчинами? Думаешь, я была бы клерком в юбке? Да при одной мысли, что я больше не увижу своего коллектива, я готова сплясать вприсядку!

– Похоже, что и они тоже… – некстати буркнул Сережа.

– Естественно! Я не вписываюсь в эту жизнь и никогда не вписывалась. Во мне столько силы, сколько для нее не требуется, вот почему я постоянно сажаю себе на шею всяких убогих. А теперь я нашла для нее применение!

– А если это тебя уничтожит?

– А если я помру от старости?

– А если тебе только кажется, что ты создана для Вайю? А потом эйфория пройдет – и ты запросишься обратно?

Данка ответила не сразу.

И Сереже показалось, что победа замаячила на горизонте.

– Ты сейчас сказал разумную вещь. Но ты так говоришь разумные вещи, что вызываешь желание возражать себе. Ты провоцируешь агрессию, – сказала Данка. – Даже «дважды два – четыре» ты умудряешься так преподнести собеседнику, что сразу хочется ответить тебе: «Нет, пять!»

– Не замечал, – буркнул Сережа.

– Ты уж поверь мне на слово… Я не знаю, что будет. Может быть, моя сила на самом деле невелика и быстро иссякнет. Может быть, ее возьмут для какой-то высшей цели. Не знаю! Но нет такой уважительной причины, по которой я должна была бы вернуться в наш гребаный город и продолжать свою гребаную жизнь!

Данка тряхнула рыжей гривой с таким видом, словно готовилась выхватить из ножен флибустьерскую саблю и кинуться на Сережу, рубя наотмашь!

А у него в голове совершалась сложная и мучительная работа.

Всегда, все тридцать пять лет жизни, Сережа знал лучше всех окружающих, что такое хорошо и что такое плохо. Он каждому мог вполне обоснованно подсказать самый для него подходящий жизненный путь, при условии, что объект будет выполнять рекомендованный им комплекс упражнений и соблюдать им же рекомендованную диету. Удивительно только, что это приносило так мало пользы человечеству.

Вот и сейчас он твердо знал, что Данке нечего делать в Вайю. И, поскольку жила в нем потребность спасать неразумных и наставлять их на путь истинный, он и постановил спасти Данку любым путем.

Любым?…

Путь был только один.

– Есть такая причина, – сказал он и вздохнул. – Ты согласна стать моей женой?

– Кем?…

– Женой.

– Погоди… У меня что-то с ушами… – потрясенная Данка действительно подергала себя за уши.

– Нет, там все в порядке. Я предлагаю тебе это… руку и сердце.

– Ты???

– Ну, я. Ты же дала слово, что примешь первое серьезное предложение. Ну, вот я его и делаю.

– Ты же терпеть меня не можешь!

– Постараюсь вытерпеть.

– Ты же до сих пор любишь Майку!

Сережа пожал плечами, как если бы это не имело отношения к делу.

– Я не в твоем вкусе!

– С чего ты взяла? – ощущая в собственном голосе фальшь, осведомился Сережа. – Если ты понравилась Даниэлю Монбару, значит, должна нравиться и мне. Мы же оба – Аметисты.

– Рядом с Монбаром я – женщина… – мечтательно произнесла Данка. – Знаешь, как трудно найти такого мужчину, рядом с которым сильная женщина будет не мамочкой, не своим парнем, не сексуальным партнером, а – женщиной?…

– В общем, я делаю предложение, – решительно завершил дискуссию Сережа. – И делаю его первым. Вот так, блин!

Глава четырнадцатая, детективная

Собственно, Сережа услышал от Данки то, о чем и сам догадался.

Фирма, возглавляемая Николаем Юрьевичем, служила для прикрытия и представительтва. На ее базе собирались со временем изготовить совместное предприятие. Основные дела делались совсем другой командой.

Самого Николая Юрьевича держали в президентах за вальяжность и умение соблюсти светский тон. К тому же он редко дочитывал до конца те бумаги, которые подписывал. Была и еще одна причина – родственники его супруги, которые успешно богатели, кто – в Америке, кто – в Канаде.

Жить бы да жить Николаю Юрьевичу в таких райских условиях, да случилось недоразумение. Случайный знакомый принял его за реального руководителя фирмы.

Имени этого знакомого Данка не знала. Насколько она могла подслушать, Николай Юрьевич встретил его в Москве и получил странный заказ. Москвич дважды присылал гонцов к Наследнику за шкатулкой, дважды получал отказ, а шкатулку просили достать немецкие партнеры по совместному предприятию. И он выразился примерно так:

– Уважаемый Николай Юрьевич, вы лучше меня свой город знаете. Мне все равно, как ваши люди добудут товар, а я за него плачу прилично.

Вальяжный бизнесмен не стал вслух признаваться, что вся его реальная власть распространяется только на секретаршу Юленьку, потому что сумма показалась ему действительно приличной. И послал за шкатулкой ребят из своей охраны – в числе прочих примет солидной структуры, как-то: мобильников, факсов, компьютера последнего поколения, – ему выдали и вооруженную охрану.

– А теперь представь себе мое положение, – завершила доклад Данка. – Шкатулка ни с того ни с сего оказалась в этом гробу. Выбраться оттуда невозможно. Чего она там ждет – неизвестно. Уже который день за ней никто не является. Время от времени я выбираюсь в буфет и, скрючившись в три погибели, слушаю, о чем говорят в столовой. А говорят хрен знает что! Ясно только, что Николай Юрьевич очень нервничает. Прямо бесится и сцены закатывает! Когда он привез Сашку… ну, отца Амвросия… я сразу поняла, что это – твоя разведка, и дала о себе знать. Понимаешь, даже если бы я оказалась не в буфете, а посреди комнаты с этой шкатулкой, я бы ее не вынесла – меня бы пристрелили! Тут же в каждой комнате – телекамеры!

– Это – ты, – подвел итог Сережа. – А Майка? Она разве не пыталась выбраться?

– Она же звонила тебе! – изумилась Данка.

– Она была в такой эйфории, что я первым делом подумал о наркотиках… Стой! Как это – звонила?!?

– Очень просто – по мобильнику. Когда она попала сюда, при ней была сумка, а в сумке – мобильник.

– Так это что же?… Выходит, и я ей мог сюда позвонить?

Мысль о том, что достаточно было набрать знакомый номер – и тем избавиться от кучи проблем, оказалась для атлета нестерпима.

– Мог, – согласилась Данка. – Но она бы не ответила. Ей было слишком хорошо, чтобы вспоминать о тебе.

– А что же ты не воспользовалась?…

– Он бы меня не послушался, – и, увидев в Сережиных глазах вполне понятное недоумение, Данка объяснила: – Все предметы Оникса работают на энергии Оникса. Мобильник, попав в Вайю, автоматически перестроился.

– Ладно… – проворчал Сережа. – Но все это действительно было похоже на кайф. Над небом голубым есть город золотой!…

– Есть, – подтвердила Данка. – С прозрачными воротами и ясною звездой. Вот когда удастся воссоздать Изначальное небо – тогда пирамида Вайю станет уже не нужна и преобразится в этот самый город. И все мы поменяемся там местами… Этот город был, он вернется, а особенность Оникса в том, что он не только помнит этот город, как положено хранителю истекшего времени, но все еще живет в нем.

– А что такое – Оникс? – спросил Сережа.

– Такой полосатый камушек из халцедонов. Сардоникс – с бурыми и белыми полосками, арабский оникс – с черными и белыми, карнеолоникс – с красными и белыми. Оникс – вдохновитель. Маленький, неугомонный, шустрый вдохновитель, вроде полосатого котенка. И он всегда в хорошем настроении. Ты видел, чтобы Майка когда-либо дулась больше пяти минут?

– Не видел, – Сережа старался по отношению к бывшей жене быть честным, насколько это вообще возможно.

– Оникс постоянно делится своими идеями и даже объясняет, как их воплотить, но у него самого на это вечно не хватает времени, – продолжала Данка. – Так сказано про Оникс – и разве это не вылитая Майка? Его раньше называли «камнем вождей» – наверно, за то, что он – генератор удачных идей. Жалко только, что Майка с тобой так промахнулась. Именно тебя ей и не удалось ни на что вдохновить.

– А она что – вообще ко мне не выйдет? – поинтересовался Сережа.

– По-моему, она даже не знает, что ты в Вайю… – неуверенно отвечала Данка. – Знаешь, у нее теперь столько хлопот… Я имею в виду – приятных хлопот…

– Так, – сказал Сережа, стараясь не показать обиды. – Ладно. Вернемся к нашей шкатулке. Меня выпустят в этот самый проявленный мир, я возьму ее, вынесу из виллы – что дальше? Я должен буду ее кому-то передать? Куда-то отвезти?

– Сейчас как раз там, наверху, совещаются, где взять хранителя для шкатулки. Но главное – спасти ее. Если она останется на вилле – рано или поздно явится заказчик. А для кого ее украли у Наследника, даже подумать страшно.

– Сердолик, пора! – донесся голос Монбара, и Сережа вдруг вспомнил, что четверть часа назад, спасая Данку от брака с пиратом, сделал ей роковое предложение.

Он поднялся, едва не упираясь головой в красновато-оранжевый сферический потолок Сердолика, где только Данка и могла выглядеть человеком, а не клубком когтистых щупальцев. Положительно, его самопожертвование имело смысл – нельзя же оставлять глупую увлеченную женщину в каменном чулане площадью не более восьми квадратных метров, а иначе ее отсюда не извлечь.

– Скорее возвращайся, – сказала на прощанье Данка.

Она так и осталась сидеть на полу, расчесывая пальцами длинные рыжие кудри, и Сережа подумал, что очень скоро она затоскует о щетке для волос, зеркале и прочих милых излишествах.

Под ударом его ладоней купол разошелся – и атлет вылетел на знакомый морской берег.

Данка же взмыла в сказочно синее небо.

Сережу ждал Монбар.

– Сейчас там, в проявленном мире, уже вечер, – сообщил он. – И шкатулка – не в той комнате, где ты ее оставил, а совсем в другой. Топаз выглядывал, он ловкий, исхитрился.

– Что ж вы сами не можете ее отнести куда следует? – буркнул Сережа. – Раз уж вы такие ловкие?

– А потому и не можем, что наше время только тут длится, сударь мой, а там оно истекло. Выбраться ненадолго, отойти на пару шажков от входа в Вайю не возбраняется. Но ведь нас питает энергия времени Вайю, а не проявленного мира. Как ты полагаешь, почему все мы – такие, какими много лет назад сюда попали? Клянусь рогатым дьяволом, ты даже об этом не задумался!

– Задумался! Когда о Наследнике вспомнил! – Сережа в язвительности не уступил бы любому флибустьеру. – Он же к вам попал пьяный в сосиску! Значит, таким навсегда и останется!

– Во блин!… – осознав непоправимое, воскликнул Монбар.

Сережа покосился на него. Уж чем-чем мог бы он, профессиональный атлет, обогатить Вайю – современными методиками тренировок, к примеру, – но чтобы дурацким словечком?

– Ну, тут пусть Алмаз решает, – флибустьер был настолько озадачен этим сообщением, что даже забарабанил пальцами по рукояти своего пиратского тесака. – Ну, сударь мой, воистину – недоразумение…

– Мне-то что делать? – спросил Сережа. – Между прочим, раз теперь – вечер, то неплохо бы знать, где мои боевые соратники. Я их оставил днем: Лилиану – возле плода покаяния, Маркиза-Убоище – в будке у ворот, а отца Амвросия – вообще неизвестно где. И по нему, насколько я мог понять, стреляли.

– Стреляли, – неохотно согласился Монбар. – Но когда тебя от греха подальше забрали в Вайю, одновременно Алмаз поручил присмотреть за положением дел Гранату. А это – предводитель четвертого отряда, хранитель будущего. Гранат наверняка что-то изменил. Хотя расхлебывать это нам еще только предстоит. Мы не имеем права пользоваться энергиями эпохи Маздезишн, нас к ним не допускают, и мы сами никого не допускаем. Вот если бы не Яшма… Она – во втором ярусе пирамиды Вайю, но через Оникс связана с Хризолитом, а он – в четвертом отряде! Оникс-то одновременно и в золотом городе Артезишн, и в золотом городе Маздезишн! А Яшма таким образом может получить доступ к энергиям будущего, и если опытный маг через нее проникнет в Вайю… Вот дьявол! Совсем забыл!

Флибустьер вынул из огромного кармана, отделанного по краю петлями из потрепанного галуна, нечто, совершенно пропавшее в его ладони.

– Возьми и сунь за пояс, сударь мой. Эта штука плюется энергией. Причем энергией грубой – какая только и годится для низменных физических сущностей в проявленном мире. Очень скоро она тебе понадобится.

Сережа протянул руку за этим удивительным орудием, неизвестно для чего созданным в Вайю. Вот уж здесь-то с кем и ради чего сражаться?…

Оружие состояло из черной рифленой рукоятки и двух торчащих штырьков. Сережа разглядел его внимательнее…

– Как это сюда попало? – с немалым изумлением спросил он.

– Когда началась заваруха вокруг шкатулки, к нам залетело четверо, – признался наконец Монбар. – Две женщины и двое мужчин.

– Двух женщин знаю, – сказал Сережа. – Если считать Наследника мужчиной, то и его знаю. А кто четвертый?

– Сами бы мы хотели это понять, – проворчал флибустьер. – Но очень уж он похож на испанца… Ты уже представляешь себе пирамиду Вайю?

– Допустим, – и Сережа вызвал перед внутренним взором несложную конструкцию, сверкающую всеми возможными цветами и заключающую в себе промежуточный мир, через которых проходила вверх и вниз энергия многих перечисленных Монбаром времен.

– Четыре основания – это командиры четырех отрядов: Сердолик, Изумруд, Гранат и я – Аметист. Это – первый ярус пирамиды. Мы – бойцы, нас не так просто одолеть. А под нами – второй ярус, целители, соединители, чистильщики, кого там только нет… В шкатулке второй ярус – Хризолит, Оникс и Яшма. С той мачты, на которую Господь вознес Моисея, он именно этот бок пирамиды и видел. Вот Яшма и принимает всякую дрянь и мерзость. А отвечать перед Рубином и Алмазом – мне. Я накрыл это приобретение куполом, посмотрел – энергия грубая и бесполезная, даже для правильного разрушения не годится. Поскольку негодяй ругался и пытался плюнуть в меня комком примитивной энергии, я разоружил его и пинком вышвырнул наружу. Очевидно, в проявленном мире эта штука очень опасна.

– Опасна, – согласился Сережа. – Если подойти к противнику настолько, что можешь почесать его за ухом. Она не плюется на расстоянии. Она как змея – опасна, если может достать зубами.

– Тем не менее возьми, – подумав, велел флибустьер. – И повесь-ка на шею этот свой… как ты его называешь?

– Аметистовый блин, – догадался Сережа. – А как?

Монбар, покопавшись в кармане, достал и тесемочку.

– Пока не научишься постоянно держать его в воображении своем, сударь мой, хоть на груди носи. Потом надобность в нем отпадет. Когда же ты справишься со своим многотрудным делом, сударь мой, то вернешься в Вайю и станешь Аметистом, – сказал Монбар, пропуская шнурок в отверстие и завязывая самый что ни на есть надежный флибустьерский узел.

– Погоди… – тут только до Сережи дошла некая несообразность ситуации. – А ты куда денешься?

– А разве я должен куда-то деваться? – очень удивился Монбар.

– Ну, я стану вместо тебя Аметистом, а ты?

– И я буду Аметистом, – видя, что атлет ничего не понимает, флибустьер пустился в разъяснения. – Аметистов может быть несколько. Все вместе мы создаем Дух Аметиста. Чем сильнее и ярче каждый из нас – тем сильнее и ярче дух. Тем прочнее держится пирамида Вайю. Я же толковал тебе, сударь мой! Четыре командира держат на себе пирамиду! Мы, Аметисты, отсекаем лишнее – а знал бы ты, сколько лишнего приходит из проявленного мира через прочие камни! Мы лучше прочих знаем, как все должно быть. И такой, как ты, – находка для пирамиды Вайю. Ведь ты – Аметист с рождения, сударь мой!

– Во, блин… – произнес потрясенный этой бурной речью Сережа.

– В ваше время не часто попадаются люди, на это способные, – продолжал отчаянный флибустьер. – А ведь от Аметиста требуется еще и голова на плечах. Если в Вайю допускать что попало и кого попало – добром это не кончится. Мы только-только выстроили пирамиду должным образом, и тысячи лет не прошло, как она стала наполнять свою пустоту силой, но эта сила, сам понимаешь, еще безлика, еще бессмысленна. Если к нам сюда заберется черный маг – он много бед натворит. Они ищут камни, через которые можно добывать силу Вайю, но пока, к счастью, они знают только о силе. Они еще не додумались до энергий, которые пронизывают пирамиду…

Затянув узел что было сил, Монбар повесил диск на шею атлету и пропустил его под свитер.

– Это надо же, – сказал Сережа, потрогав аметистовый блин. – Сразу глаз за него зацепился.

– Иначе и быть не могло. Камень и шар, – загадочно произнес Монбар.

– Где – шар?

– Отверстие – круг, но если диск вращать, то будет шар. Думаешь, что это у меня такое? – Монбар подбросил вверх свой рдеющий шар. – Это те страсти и соблазны, которые следует держать в узде! Ты ведь свои в узде умеешь держать?

– Разумеется! – гордо отвечал атлет.

– Сейчас я наполовину выведу тебя из Вайю. В случае опасности сразу втяну обратно… как матроса за ногу на палубу… Но если опасности нет – действуй на свой страх и риск! И да хранит тебя Богородица Морская!

Флибустьер развернул Сережу спиной к себе, положил ему руки на плечи – и он этих крупных жестких рук пошел легкий холодок, тело словно ветром прошило, и этот ветер раздвинул морской пейзаж, как будто море было нарисовано на двух кусках ткани, и непроглядный мрак оказался за этим театральным занавесом, но за спиной было что-то светящееся.

Сережа чуть обернулся.

Он стоял на ребре огромной многоцветной пирамиды. Слева наплывала зелень, справа – алое сияние. Под ногами была радужная россыпь. Вдруг зрение обрело неожиданную остроту – пирамида оказалась составлена из больших и малых шаров, кубов с закругленными гранями, крестообразных и звездообразных кристаллов. И через мгновение сквозь стеклистую поверхность каждого кристалла обозначились лица.