— Правда? — засиял Ариф и обрадованно залопотал: — Знаешь, я решил помочь тебе в этом году. Пусть сам буду получать тройки, но тебя выведу в отличники. Да ты ешь, ешь курт. Я сам его приготовил. Правда, чуток пересолил, но ничего. Штук пятнадцать уже продал.
— С чего это ты вдруг торговлей занялся?
— Кабулов говорит, всякий труд заслуживает уважения, — изрёк Ариф. — А я знаешь как трудился, пока изготовил этот мешочек курта? Деньги мне нужны: надо купить книжный шкаф. Хочу библиотеку создать. Домашнюю.
— Ну-ну, — сказал я и пошёл дальше.
— Кому курт, кому курт! — зазвенел опять голосочек Арифа.
Но тут же его покрыл другой, дикий, испуганный крик:
— Берегись, змея!
— Дракон!
— Конец света!
Толпа на миг замерла, и я увидел огромную, метров в пять длиной, чёрную извивающуюся змею. Она медленно выползала из-за куполообразного строения гробницы святого Узункулака.
Поднялась паника. Люди бежали, кричали, плакали, падали. По земле рассыпались в беспорядке яблоки, дыни.
Казалось, змея несётся прямо на меня.
— Наверху небо, внизу земля, исполни моё желание, шапочка моя! Сделай меня невидимым! — едва успел я шепнуть.
Почуяв себя в безопасности, спокойнее огляделся по сторонам и заметил в руке увесистую палку, невесть откуда появившуюся. Наверное, шапочка позаботилась. Ну, а смелости мне занимать не приходится!
Через миг я уже был рядом со змеёй, стремительно сползавшей с каменной лестницы гробницы. Подняв палку двумя руками, я с силой ударил змею — метил в голову, но попал по спине.
Разъярённая змея подпрыгнула высоко вверх и кинулась ко мне. Что было делать — я побежал. Змея — за мной. Ещё чуть-чуть — и догонит. Мне бы, наверное, не спастись, но тут случилось неожиданное. Из-за гробницы выскочило что-то клетчатое и кинулось к змее. Она остановилась, но я уже не мог сдержаться.
Мне в самом деле показалось, что эта змея (или дракон, чёрт его возьми) и это клетчатое чудовище — одного поля ягодки и заодно занимаются они тёмным делом. Я размахнулся и со всей силой трахнул клетчатое чудище по голове. Оно рухнуло наземь как подкошенное. Тогда я атаковал и распластавшуюся змею. Она забилась на месте…
Я бросил палку и, пошатываясь, пошёл к ручью. Меня тошнило… Напившись воды, я несколько успокоился, но продолжал сидеть на берегу ручья. Оказывается, даже сюда докатились дыни, брошенные насмерть перепуганными людьми. Я нашёл две штуки. Одну спрятал в траве, а другую расколол об землю. Но съесть дыню мне не удалось — помешали два человека, которые крадучись пробирались к гробнице. Из услышанных обрывков разговора я установил, что это помощники муллы Янгока. Оба они были в потрёпанных халатах. Один со шрамом во всю левую щёку, другой — горбатый.
— Странное случилось со змеёю, — сказал человек со шрамом испуганным голосом. — Боюсь, уж и впрямь не приложил ли тут руку всевышний?
— Не болтай чепуху, какой ещё всевышний! В сказке живёшь, что ли? — пробурчал горбун.
— Но тогда кто же размозжил голову змее и оглушил того парня? Рядом ведь никого не было.
— Давай-ка лучше поторопись, а не рассуждай. Мы должны помочь Янгоку. Он, наверное, в затруднении перед этим малым…
Я опять надел шапку и поспешил за ними, В домике, что находился за гробницей Узункулака, сидели мулла Янгок и парень в клетчатой рубахе, о котором только что говорили, как я понял, помощники Янгока и которого я сдуру оглушил ударом палки. Голова его сейчас была перевязана красным поясным платком.
— Вы обещали уплатить мне сто рублей, если я выпущу свою змею в толпе, — плаксиво говорил он.
— Ты получил тридцать рублей? — ответил мулла Янгок. — И хватит с тебя!
— Моя змея погибла. Я не требую всей её стоимости. Но отдайте хоть обещанные сто рублей.
— Твоя змея не должна была разгонять весь базар да ещё и паломников. Надо было лишь напомнить неверующим, что аллах существует и она ниспослана именно всевышним. Змея не выполнила задания, сдохла и половины дела не сделав, а я должен отвечать, да? Может, ты сам её отравил, кто тебя знает?!
— Заплатите… — чуть не плача, протянула Клетчатая Рубаха. — Я эту змею пуще зеницы ока берёг, цирку хотел продать…
— Ладно, вот тебе ещё три рубля, и мы в расчёте. Выпьешь за наше здоровье. Тридцать три рубля за богом проклятую тварь — это очень хорошая цена, не правда ли, ребята?
«Ребята» — человек со шрамом и горбун — согласно кивнули. А горбун к тому же зловеще шагнул к Клетчатому, засучивая рукава. Бедняга хозяин «дракона» взглянул на огромные, волосатые ручищи горбуна, сглотнул слюну и поспешно пробубнил:
— Вы правы, вы правы… Я сам купил её за пять рублей, Красная цена ей — тридцать три рубля.
— Вот видишь, дитя моё, выходит, ты хотел надуть честных людей — служителей аллаха. А ещё плачешь!
Клетчатый поспешно вырвал трёшницу из рук Янгока, опасливо обошёл горбуна, не отрывая взгляда от его рук, и опрометью бросился вон.
Мулла Янгок, человек со шрамом и горбун, которые молча смотрели ему вслед, разразились громким хохотом.
— Ну и провели мы этого малого, — прокудахтал мулла Янгок. — И дело сделали, да притом не одно, и денег не заплатили полностью.
— Почему это не одно? — поинтересовался горбун.
— Таинственная гибель змеи здорово нам помогла. Теперь поползёт слух, что разгневанный аллах вначале ниспослал дракона, но, внемля нашим молитвам, своей же невидимой рукой размозжил ему голову. И пусть тогда, — мулла Янгок погрозил кому-то кулаком, — пусть тогда они посмеют сунуться сюда!
Я понял, что он имел в виду Абдушукурова, человека из района и моего папу. Но горбун заговорил совсем о другом.
— Выходит, сегодня мы выгадали, значит, заработали шестьдесят семь рублей,
— бросил он будто невзначай. — Не мешало бы их поделить поровну.
— Золотые слова! — с готовностью поддержал его человек со шрамом. — И не обязательно поровну, Балтабай. Надо совесть иметь: Янгок трудился больше нашего. А потому пусть он получит больше нас — двадцать три рубля, а нам даст всего лишь по двадцать два. Мы и на это согласны. Тем более, что лично я решил уехать домой.
— Вот как? — удивился горбун.
— У-у, грабители! — взвился мулла Янгок. — Хоть оба сгиньте, проклятые!
Но, глянув в решительные лица своих друзей, на волосатые руки-грабли горбуна, он полез в карман.
Я осторожно выскользнул в дверь…
БАБУШКИНА РАДОСТЬ
ОПЕРАЦИЯ «ОСЛИК»
ЗАГОВОР УБИЙЦ
— С чего это ты вдруг торговлей занялся?
— Кабулов говорит, всякий труд заслуживает уважения, — изрёк Ариф. — А я знаешь как трудился, пока изготовил этот мешочек курта? Деньги мне нужны: надо купить книжный шкаф. Хочу библиотеку создать. Домашнюю.
— Ну-ну, — сказал я и пошёл дальше.
— Кому курт, кому курт! — зазвенел опять голосочек Арифа.
Но тут же его покрыл другой, дикий, испуганный крик:
— Берегись, змея!
— Дракон!
— Конец света!
Толпа на миг замерла, и я увидел огромную, метров в пять длиной, чёрную извивающуюся змею. Она медленно выползала из-за куполообразного строения гробницы святого Узункулака.
Поднялась паника. Люди бежали, кричали, плакали, падали. По земле рассыпались в беспорядке яблоки, дыни.
Казалось, змея несётся прямо на меня.
— Наверху небо, внизу земля, исполни моё желание, шапочка моя! Сделай меня невидимым! — едва успел я шепнуть.
Почуяв себя в безопасности, спокойнее огляделся по сторонам и заметил в руке увесистую палку, невесть откуда появившуюся. Наверное, шапочка позаботилась. Ну, а смелости мне занимать не приходится!
Через миг я уже был рядом со змеёй, стремительно сползавшей с каменной лестницы гробницы. Подняв палку двумя руками, я с силой ударил змею — метил в голову, но попал по спине.
Разъярённая змея подпрыгнула высоко вверх и кинулась ко мне. Что было делать — я побежал. Змея — за мной. Ещё чуть-чуть — и догонит. Мне бы, наверное, не спастись, но тут случилось неожиданное. Из-за гробницы выскочило что-то клетчатое и кинулось к змее. Она остановилась, но я уже не мог сдержаться.
Мне в самом деле показалось, что эта змея (или дракон, чёрт его возьми) и это клетчатое чудовище — одного поля ягодки и заодно занимаются они тёмным делом. Я размахнулся и со всей силой трахнул клетчатое чудище по голове. Оно рухнуло наземь как подкошенное. Тогда я атаковал и распластавшуюся змею. Она забилась на месте…
— Странное случилось со змеёю, — сказал человек со шрамом испуганным голосом. — Боюсь, уж и впрямь не приложил ли тут руку всевышний?
— Не болтай чепуху, какой ещё всевышний! В сказке живёшь, что ли? — пробурчал горбун.
— Но тогда кто же размозжил голову змее и оглушил того парня? Рядом ведь никого не было.
— Давай-ка лучше поторопись, а не рассуждай. Мы должны помочь Янгоку. Он, наверное, в затруднении перед этим малым…
Я опять надел шапку и поспешил за ними, В домике, что находился за гробницей Узункулака, сидели мулла Янгок и парень в клетчатой рубахе, о котором только что говорили, как я понял, помощники Янгока и которого я сдуру оглушил ударом палки. Голова его сейчас была перевязана красным поясным платком.
— Вы обещали уплатить мне сто рублей, если я выпущу свою змею в толпе, — плаксиво говорил он.
— Ты получил тридцать рублей? — ответил мулла Янгок. — И хватит с тебя!
— Моя змея погибла. Я не требую всей её стоимости. Но отдайте хоть обещанные сто рублей.
— Твоя змея не должна была разгонять весь базар да ещё и паломников. Надо было лишь напомнить неверующим, что аллах существует и она ниспослана именно всевышним. Змея не выполнила задания, сдохла и половины дела не сделав, а я должен отвечать, да? Может, ты сам её отравил, кто тебя знает?!
— Заплатите… — чуть не плача, протянула Клетчатая Рубаха. — Я эту змею пуще зеницы ока берёг, цирку хотел продать…
— Ладно, вот тебе ещё три рубля, и мы в расчёте. Выпьешь за наше здоровье. Тридцать три рубля за богом проклятую тварь — это очень хорошая цена, не правда ли, ребята?
«Ребята» — человек со шрамом и горбун — согласно кивнули. А горбун к тому же зловеще шагнул к Клетчатому, засучивая рукава. Бедняга хозяин «дракона» взглянул на огромные, волосатые ручищи горбуна, сглотнул слюну и поспешно пробубнил:
— Вы правы, вы правы… Я сам купил её за пять рублей, Красная цена ей — тридцать три рубля.
— Вот видишь, дитя моё, выходит, ты хотел надуть честных людей — служителей аллаха. А ещё плачешь!
Клетчатый поспешно вырвал трёшницу из рук Янгока, опасливо обошёл горбуна, не отрывая взгляда от его рук, и опрометью бросился вон.
Мулла Янгок, человек со шрамом и горбун, которые молча смотрели ему вслед, разразились громким хохотом.
— Ну и провели мы этого малого, — прокудахтал мулла Янгок. — И дело сделали, да притом не одно, и денег не заплатили полностью.
— Почему это не одно? — поинтересовался горбун.
— Таинственная гибель змеи здорово нам помогла. Теперь поползёт слух, что разгневанный аллах вначале ниспослал дракона, но, внемля нашим молитвам, своей же невидимой рукой размозжил ему голову. И пусть тогда, — мулла Янгок погрозил кому-то кулаком, — пусть тогда они посмеют сунуться сюда!
Я понял, что он имел в виду Абдушукурова, человека из района и моего папу. Но горбун заговорил совсем о другом.
— Выходит, сегодня мы выгадали, значит, заработали шестьдесят семь рублей,
— бросил он будто невзначай. — Не мешало бы их поделить поровну.
— Золотые слова! — с готовностью поддержал его человек со шрамом. — И не обязательно поровну, Балтабай. Надо совесть иметь: Янгок трудился больше нашего. А потому пусть он получит больше нас — двадцать три рубля, а нам даст всего лишь по двадцать два. Мы и на это согласны. Тем более, что лично я решил уехать домой.
— Вот как? — удивился горбун.
— У-у, грабители! — взвился мулла Янгок. — Хоть оба сгиньте, проклятые!
Но, глянув в решительные лица своих друзей, на волосатые руки-грабли горбуна, он полез в карман.
Я осторожно выскользнул в дверь…
БАБУШКИНА РАДОСТЬ
Теперь мне было ясно: одолеть муллу Янгока не так просто, как, например, бабку Саро. У гадалки скрипучий голос, большие страшные глаза, разные погремушки да Мирабиддинходжа с тонкой шеей. А у муллы Янгока? У него же настоящая шайка головорезов. Пусть человек со шрамом уходит, но ведь один только горбун чего стоит?! Вон как циркача надули, век не забудет: и змеи своей дрессированной лишился, и денег. Недаром, видать, расстроился человек из района, услыхав про козни Янгока, и сказал, что в том деле нельзя идти напролом.
Эх, подсказал бы мне кто-нибудь, что делать! Уж я бы обделал всё, как полагается! Отступать теперь нельзя. Раньше я хотел отомстить только за сестрёнку, а теперь и личный счёт имею. Ишь ты какой ловкий мошенник: меня хочет аллахом объявить, ручки на этом погреть! Ведь как он сказал:
«Таинственная гибель змеи здорово нам помогла!» Выходит, я убил эту гадюку и Янгоку же помог? Нет, брат, шалишь, не выйдет твоя затея. С Хашимджаном шутки плохи. Но только как подступиться к делу?
— Шапочка моя, шапочка, может, ты посоветуешь?
— Я и так уже голову ломаю, Хашимджан, но ничего путного на ум не приходит. Лучше поищи сам, дорогой, и ты обязательно найдёшь выход.
И я стал днями и ночами искать этот выход. А он никак не находился. Я перестал бегать на улицу, ходить на руках и охотиться на воробьёв, которые выклёвывали вишни в саду. Бабушка поглядывала на меня с подозрением: уж не задумал ли я новый побег? А потом стала жалеть:
— Если хочешь, Хашимджан, иди погуляй с товарищами.
— Нет, бабушка. Лучше дома посижу.
— И что случилось с мальчиком — ума не приложу! — беспокоилась она. — Как ртуть живой был, а стал тише воды ниже травы. Спаси аллах, не напала бы хворь…
При слове «аллах» я оживляюсь, начинаю расспрашивать: а был ли аллах вообще, где он находится, сколько у него ангелов, как он успевает за всеми людьми присматривать, кто его родители и откуда вообще люди узнали, что он существует, раз его никто не видел.
— Всё из Корана, сынок, — охотно отвечает бабушка и начинает рассказывать всякие сказки из этой мудрёной книжки.
Я слушаю внимательно, наматываю на ус. И не насмехаюсь, как прежде. Наоборот, задаю всё новые и новые вопросы. Бабушка не нарадуется, глядя на меня. Даже соседям похвасталась, что я теперь образумился, божьими делами интересуюсь. Я посмеивался про себя, но помалкивал. Главное — побольше узнать об аллахе, о муллах и святых. Может, пригодится, когда я придумаю план расправы с Янгоком. И как в воду глядел, именно эти мои расспросы и помогли мне.
Донохон стала поправляться. Она уже ходила по палате, придерживая руками левый бок. Там у неё был шов. Сестрёнка сама показала его мне, когда я в последний раз ездил с папой в больницу. Синеватый такой шрам…
Папе опять пришлось уехать в Мирзачуль. Он и так долго пробыл дома из-за болезни Донохон. А дел, говорит, накопилось — ужас. Мы остались с бабушкой вдвоём. Тогда-то я и заинтересовался божьими делами.
Как-то бабушка на целый день ушла из дома и вернулась очень усталая, но довольная.
— Внучек мой дорогой, — сказала она, накормив меня вкусным пловом, — очень рада, что ты стал прилежным и послушным мальчиком.
— Я тоже рад, — ответил я, сладко потягиваясь.
— Ты обратил внутренний взор к всевышнему, и он просветил тебя, — продолжала бабушка.
— Да, да, бабушка, это я и сам чувствую…
— Твоими бы устами мёд пить, внучек мой дорогой! Хочешь, я отдам тебя в ученики мулле Янгоку?
— В ученики? Мулле Янгоку? А что у него там, школа открывается, что ли?
— Да нет, ему мальчик нужен, помогать в божьих делах.
— А он возьмёт меня?
— Возьмёт, я уже договорилась с ним. Решила, что нелишне будет, если ты какой-нибудь месяц поучишь божью науку. — Бабушка ласково погладила меня по голове, просительно заглянула в глаза.
Вы посмотрите только! Она меня просит! Да ведь это именно то, что мне нужно! Поверчусь там у Янгока, пронюхаю всё, а в нужный момент — бац! — и накажу его.
— Конечно, пойду, бабушка! Да я сам хотел проситься в ученики к уважаемому мулле Янгоку. Ведь, наверное, именно он помог своими молитвами хирургу, который оперировал нашу Донохон…
— Порою помощь молитв не сразу заметна, сын мой, — резонно заметила бабушка. — Иногда удаётся обойтись молитвами, а иногда приходится обращаться и к дохтурам…
В эту ночь я впервые за последние дни спал спокойным сном. А бабушка вовсе не ложилась. Вначале долго копалась в сундуках, перебирая их содержимое, потом замесила тесто, разожгла огонь в очаге. Она жарила, парила и пекла разные вкусные яства — угощение для муллы Янгока.
Утром чуть свет мы отправились к гробнице Узункулака. Я нёс на голове огромную круглую корзину, полную всякой всячиной. Поверх яств бабушка положила в корзину одну рубашку, штаны и стёганый халат — подарки эти она извлекла из своего древнего сундука.
Мы поднялись по каменным ступеням, по которым ещё недавно ползала чёрная змея, обогнули куполообразную гробницу и вошли в дом.
— Салом алейкум, — поздоровался я ещё с порога. Пусть видят, какой я приветливый мальчик.
— Ваалейкум ассалом, — ответил мулла Янгок, не глядя на меня. Глаза его были устремлены на корзину.
— Это мой внук, о котором мы с вами вчера говорили, — пояснила бабушка, кланяясь. — Хашимджаном его зовут.
— Богатырь, богатырь, — потрепал меня по плечу мулла Янгок. — Бог даст, сделаю из вашего Хашима человека, будьте уверены.
После ухода бабушки мулла Янгок объяснил мне, как подобает вести себя в святом месте. Если меня позовут, я должен говорить: «Я здесь, хозяин!» Работу прикажут сделать:
«Будет исполнено, хозяин!» Входя в дом, правую руку должен прикладывать к сердцу и подаваться немного вперёд, будто в поклоне. А выходить должен, пятясь назад, не смея показывать спину. Ещё Янгок сказал, что я должен уметь молчать, не болтать о том, что увижу и услышу здесь. «Не то у тебя вздуется и разорвётся живот, и ты умрёшь мучительной смертью», — пригрозил он. «Это мы посмотрим!» — подумал я про себя.
Вот так я стал учеником муллы. Знакомые ребята стали дразнить меня «муллой Косточкой», чему я вовсе не обижался. Откуда им знать, зачем я заделался муллой Косточкой?
Учёбы у муллы никакой не было. И работа не такая трудная. Принесёшь воды, когда мулла Янгок хочет совершить омовение, заваришь чай, сообщишь «хозяину» о приходе посетителей, встретишь их с поклоном. Один раз в день выезжаешь на осле в поле, за клевером. И ещё чистишь скребком ослика, потом водишь его гулять. С этим осликом я очень подружился, но он доставил мне и неприятности. Об этом я расскажу попозже… В остальное время я был свободен. Гуляй — не хочу. Мулла Янгок мне не мешал, молиться не заставлял, не то что бабушка. И подзатыльниками не угощал. Только когда у него было плохое настроение, вызывал меня и говорил:
— Мулла Хашим!
— Я здесь, хозяин!
— Что-то сердце шалит сегодня, дитя моё. Подай-ка мне вон тот сосуд, с оби замзамом.
Вначале я думал, что под этим мудрёным названием значится какая-нибудь райская вода. Но, оказывается, это просто настоящее виноградное вино, какое у нас в подвале стоит в бочонках.
Я наливаю в пиалу «оби замзама» и подаю Янгоку. Он с удовольствием потягивает вино и говорит в рифму:
— Бай-бай-бай! Унеслась душа в рай!
… В тот день я оседлал осла муллы Янгока и отправился домой проведать бабушку. У пустыря, где мы когда-то гоняли мяч, увидел Арифа с Закиром. Они ползали в траве, что-то искали.
— Что вы там потеряли? — соскочил я с осла.
— Деньги потеряли. Ты их не видел? — с надеждой спросил Ариф.
— Видел, — ответил я. — Они ещё утром сели в автобус и укатили в райцентр.
Ариф ничего не ответил. Он был очень расстроен. А Закир даже головы не поднял. Видно, теперь Арифу поклялся в вечной дружбе.
— Может, не здесь потерял? — спросил я, тоже принимаясь перебирать траву.
— Нет, кажется, именно здесь я их обронил… Когда шли к учителю, мы тут немного посидели. Я ещё платок доставал из кармана…
— А зачем вы шли к учителю?
— Сдавать экзамен по родному языку, — поднял голову Закир.
— Экзамен? — удивился я. — Ну и как, сдал?
— Ей-богу, сдал! На четвёрку.
— Много спрашивал?
— Десять вопросов задал. Ещё тетрадь с упражнениями проверил. И поставил четвёрку.
— Да ну?
— Вот тебе и ну! Если хочешь, я наизусть могу сказать, что такое прилагательное и причастие. Правда, Ариф?
— Отстань.
Закир повернулся ко мне.
— Теперь алгебра да русский остались. И всё. Буду учиться в своём классе. А с тобой водился бы, так и не перешёл бы, дружище.
— Очень ты мне нужен, соня, — разозлился я. — Ну, Ариф, нашёл свои деньги?
— Нет, — всхлипнул Ариф, — не нашёл… Столько мучался, по копеечкам собирал… Думал, накоплю сколько нужно и куплю книжный шкаф.
— А много денег-то было?
— Больше десяти. Десять рублей двадцать пять копеек.
Ариф пыльными руками утёр слезы. Лицо его стало грязным и жалким.
— Ладно, не плачь, — подошёл я к нему. — Потерял — значит, потерял… Тут уж ничего не поделаешь…
— Жалко, — прошептал Ариф. — Слезы всё бежали по его лицу. — Знаешь, как жалко… Теперь мне ни за что не собрать столько…
— Не плачь, — повторил я, не зная, что ещё сказать. Но тут меня осенило. — А деньги мы найдём. Я их раздобуду, не быть мне Хашимджаном!
— Откуда ты их раздобудешь? — поинтересовался Закир.
— Сам знаю. Вы идите домой, а я поехал к Узункулаку. Встретимся в понедельник.
Эх, подсказал бы мне кто-нибудь, что делать! Уж я бы обделал всё, как полагается! Отступать теперь нельзя. Раньше я хотел отомстить только за сестрёнку, а теперь и личный счёт имею. Ишь ты какой ловкий мошенник: меня хочет аллахом объявить, ручки на этом погреть! Ведь как он сказал:
«Таинственная гибель змеи здорово нам помогла!» Выходит, я убил эту гадюку и Янгоку же помог? Нет, брат, шалишь, не выйдет твоя затея. С Хашимджаном шутки плохи. Но только как подступиться к делу?
— Шапочка моя, шапочка, может, ты посоветуешь?
— Я и так уже голову ломаю, Хашимджан, но ничего путного на ум не приходит. Лучше поищи сам, дорогой, и ты обязательно найдёшь выход.
И я стал днями и ночами искать этот выход. А он никак не находился. Я перестал бегать на улицу, ходить на руках и охотиться на воробьёв, которые выклёвывали вишни в саду. Бабушка поглядывала на меня с подозрением: уж не задумал ли я новый побег? А потом стала жалеть:
— Если хочешь, Хашимджан, иди погуляй с товарищами.
— Нет, бабушка. Лучше дома посижу.
— И что случилось с мальчиком — ума не приложу! — беспокоилась она. — Как ртуть живой был, а стал тише воды ниже травы. Спаси аллах, не напала бы хворь…
При слове «аллах» я оживляюсь, начинаю расспрашивать: а был ли аллах вообще, где он находится, сколько у него ангелов, как он успевает за всеми людьми присматривать, кто его родители и откуда вообще люди узнали, что он существует, раз его никто не видел.
— Всё из Корана, сынок, — охотно отвечает бабушка и начинает рассказывать всякие сказки из этой мудрёной книжки.
Я слушаю внимательно, наматываю на ус. И не насмехаюсь, как прежде. Наоборот, задаю всё новые и новые вопросы. Бабушка не нарадуется, глядя на меня. Даже соседям похвасталась, что я теперь образумился, божьими делами интересуюсь. Я посмеивался про себя, но помалкивал. Главное — побольше узнать об аллахе, о муллах и святых. Может, пригодится, когда я придумаю план расправы с Янгоком. И как в воду глядел, именно эти мои расспросы и помогли мне.
Донохон стала поправляться. Она уже ходила по палате, придерживая руками левый бок. Там у неё был шов. Сестрёнка сама показала его мне, когда я в последний раз ездил с папой в больницу. Синеватый такой шрам…
Папе опять пришлось уехать в Мирзачуль. Он и так долго пробыл дома из-за болезни Донохон. А дел, говорит, накопилось — ужас. Мы остались с бабушкой вдвоём. Тогда-то я и заинтересовался божьими делами.
Как-то бабушка на целый день ушла из дома и вернулась очень усталая, но довольная.
— Внучек мой дорогой, — сказала она, накормив меня вкусным пловом, — очень рада, что ты стал прилежным и послушным мальчиком.
— Я тоже рад, — ответил я, сладко потягиваясь.
— Ты обратил внутренний взор к всевышнему, и он просветил тебя, — продолжала бабушка.
— Да, да, бабушка, это я и сам чувствую…
— Твоими бы устами мёд пить, внучек мой дорогой! Хочешь, я отдам тебя в ученики мулле Янгоку?
— В ученики? Мулле Янгоку? А что у него там, школа открывается, что ли?
— Да нет, ему мальчик нужен, помогать в божьих делах.
— А он возьмёт меня?
— Возьмёт, я уже договорилась с ним. Решила, что нелишне будет, если ты какой-нибудь месяц поучишь божью науку. — Бабушка ласково погладила меня по голове, просительно заглянула в глаза.
Вы посмотрите только! Она меня просит! Да ведь это именно то, что мне нужно! Поверчусь там у Янгока, пронюхаю всё, а в нужный момент — бац! — и накажу его.
— Конечно, пойду, бабушка! Да я сам хотел проситься в ученики к уважаемому мулле Янгоку. Ведь, наверное, именно он помог своими молитвами хирургу, который оперировал нашу Донохон…
— Порою помощь молитв не сразу заметна, сын мой, — резонно заметила бабушка. — Иногда удаётся обойтись молитвами, а иногда приходится обращаться и к дохтурам…
В эту ночь я впервые за последние дни спал спокойным сном. А бабушка вовсе не ложилась. Вначале долго копалась в сундуках, перебирая их содержимое, потом замесила тесто, разожгла огонь в очаге. Она жарила, парила и пекла разные вкусные яства — угощение для муллы Янгока.
Утром чуть свет мы отправились к гробнице Узункулака. Я нёс на голове огромную круглую корзину, полную всякой всячиной. Поверх яств бабушка положила в корзину одну рубашку, штаны и стёганый халат — подарки эти она извлекла из своего древнего сундука.
Мы поднялись по каменным ступеням, по которым ещё недавно ползала чёрная змея, обогнули куполообразную гробницу и вошли в дом.
— Салом алейкум, — поздоровался я ещё с порога. Пусть видят, какой я приветливый мальчик.
— Ваалейкум ассалом, — ответил мулла Янгок, не глядя на меня. Глаза его были устремлены на корзину.
— Это мой внук, о котором мы с вами вчера говорили, — пояснила бабушка, кланяясь. — Хашимджаном его зовут.
— Богатырь, богатырь, — потрепал меня по плечу мулла Янгок. — Бог даст, сделаю из вашего Хашима человека, будьте уверены.
После ухода бабушки мулла Янгок объяснил мне, как подобает вести себя в святом месте. Если меня позовут, я должен говорить: «Я здесь, хозяин!» Работу прикажут сделать:
«Будет исполнено, хозяин!» Входя в дом, правую руку должен прикладывать к сердцу и подаваться немного вперёд, будто в поклоне. А выходить должен, пятясь назад, не смея показывать спину. Ещё Янгок сказал, что я должен уметь молчать, не болтать о том, что увижу и услышу здесь. «Не то у тебя вздуется и разорвётся живот, и ты умрёшь мучительной смертью», — пригрозил он. «Это мы посмотрим!» — подумал я про себя.
Вот так я стал учеником муллы. Знакомые ребята стали дразнить меня «муллой Косточкой», чему я вовсе не обижался. Откуда им знать, зачем я заделался муллой Косточкой?
Учёбы у муллы никакой не было. И работа не такая трудная. Принесёшь воды, когда мулла Янгок хочет совершить омовение, заваришь чай, сообщишь «хозяину» о приходе посетителей, встретишь их с поклоном. Один раз в день выезжаешь на осле в поле, за клевером. И ещё чистишь скребком ослика, потом водишь его гулять. С этим осликом я очень подружился, но он доставил мне и неприятности. Об этом я расскажу попозже… В остальное время я был свободен. Гуляй — не хочу. Мулла Янгок мне не мешал, молиться не заставлял, не то что бабушка. И подзатыльниками не угощал. Только когда у него было плохое настроение, вызывал меня и говорил:
— Мулла Хашим!
— Я здесь, хозяин!
— Что-то сердце шалит сегодня, дитя моё. Подай-ка мне вон тот сосуд, с оби замзамом.
Вначале я думал, что под этим мудрёным названием значится какая-нибудь райская вода. Но, оказывается, это просто настоящее виноградное вино, какое у нас в подвале стоит в бочонках.
Я наливаю в пиалу «оби замзама» и подаю Янгоку. Он с удовольствием потягивает вино и говорит в рифму:
— Бай-бай-бай! Унеслась душа в рай!
… В тот день я оседлал осла муллы Янгока и отправился домой проведать бабушку. У пустыря, где мы когда-то гоняли мяч, увидел Арифа с Закиром. Они ползали в траве, что-то искали.
— Что вы там потеряли? — соскочил я с осла.
— Деньги потеряли. Ты их не видел? — с надеждой спросил Ариф.
— Видел, — ответил я. — Они ещё утром сели в автобус и укатили в райцентр.
Ариф ничего не ответил. Он был очень расстроен. А Закир даже головы не поднял. Видно, теперь Арифу поклялся в вечной дружбе.
— Может, не здесь потерял? — спросил я, тоже принимаясь перебирать траву.
— Нет, кажется, именно здесь я их обронил… Когда шли к учителю, мы тут немного посидели. Я ещё платок доставал из кармана…
— А зачем вы шли к учителю?
— Сдавать экзамен по родному языку, — поднял голову Закир.
— Экзамен? — удивился я. — Ну и как, сдал?
— Ей-богу, сдал! На четвёрку.
— Много спрашивал?
— Десять вопросов задал. Ещё тетрадь с упражнениями проверил. И поставил четвёрку.
— Да ну?
— Вот тебе и ну! Если хочешь, я наизусть могу сказать, что такое прилагательное и причастие. Правда, Ариф?
— Отстань.
Закир повернулся ко мне.
— Теперь алгебра да русский остались. И всё. Буду учиться в своём классе. А с тобой водился бы, так и не перешёл бы, дружище.
— Очень ты мне нужен, соня, — разозлился я. — Ну, Ариф, нашёл свои деньги?
— Нет, — всхлипнул Ариф, — не нашёл… Столько мучался, по копеечкам собирал… Думал, накоплю сколько нужно и куплю книжный шкаф.
— А много денег-то было?
— Больше десяти. Десять рублей двадцать пять копеек.
Ариф пыльными руками утёр слезы. Лицо его стало грязным и жалким.
— Ладно, не плачь, — подошёл я к нему. — Потерял — значит, потерял… Тут уж ничего не поделаешь…
— Жалко, — прошептал Ариф. — Слезы всё бежали по его лицу. — Знаешь, как жалко… Теперь мне ни за что не собрать столько…
— Не плачь, — повторил я, не зная, что ещё сказать. Но тут меня осенило. — А деньги мы найдём. Я их раздобуду, не быть мне Хашимджаном!
— Откуда ты их раздобудешь? — поинтересовался Закир.
— Сам знаю. Вы идите домой, а я поехал к Узункулаку. Встретимся в понедельник.
ОПЕРАЦИЯ «ОСЛИК»
В воскресенье, как обычно, наш с муллой Янгоком уголок опять превратился в базар. Сказать правду, после того случая с «драконом» сюда стало стекаться больше народу. Шутка ли, на глазах у всех невидимая рука размозжила голову страшной змее. Кто хочешь поверит, что это дело рук «разгневанного аллаха». Откуда людям знать, что на свете существует моя волшебная шапочка!
Быстренько покончив с делами, я привязал к шее ослика колокольчик на красной ленте и повёл его к ручью, возле которого всегда устраиваются те, кто приезжает сюда с детьми.
План операции «Ослик» был прост. С тех пор как в наших кишлаках стало очень много велосипедов и мопедов, ослов почти никто не держит. Во всём районе еле отыщешь парочку-другую. А что детишкам всякие там мопеды? Их так и тянет к ослам. А покататься на ослике — это вообще их вечная мечта. В прошлое воскресенье, гляжу, какой-то пацанёнок забрался на нашего ослика и ездит себе туда-сюда. Я подбежал, кричу:
— А ну, слезь сейчас же, спину сломаешь животному!
— Пусть покатается, — говорит папаша малыша. — Ничего твоему животному не сделается. А сломается хребет — я уплачу.
— Нужны мне ваши деньги! — разозлился я и ссадил мальчишку.
Обещая выручить Арифа, я имел в виду нашего ослика. Если повозить немного на нём детишек, ничего страшного не случится. А за удовольствие они будут платить.
Я набросил на спину ослика старый чапан муллы Янгока и подозвал девчонку, игравшую поблизости в камушки. Она со смехом и визгом проехалась на ослике, на шее которого зазывно звенел медный колокольчик. Сразу отовсюду сбежалась малышня.
— Дяденька, покатайте меня!
— И меня покатайте!
— Несите по двадцать копеек, — отвечал я. Правда, запросил я дороговато, но желающих покататься это не испугало. Я даже не успевал брать деньги и водить ослика рысью по кругу. Пришлось назначить мальчишку лет двенадцати кассиром. А малышам я велел выстроиться в очередь для порядка.
Часа два гоняли мы с осликом по кругу. Я весь взмок, да и ослик еле передвигал ногами. В очереди оставалось человек пять-шесть, и я, чтобы поскорее кончить дело, стал брать по два пассажира. «На сегодня хватит, — думал я, делая последние круги, — рублей пять-шесть заработали, и хватит. Пора на обед закрываться».
В это время недалеко от нас остановился красный мотороллер. С него соскочили длинноволосый парень и девушка в узеньких брючках. Они направились прямо ко мне.
— Эй, шеф, дай разок прокатнуться тёте на твоём механизме! — крикнул парень смеясь.
— Нет, ослик устал, — ответил я. — И потом, на нём нельзя кататься.
— Это почему же нельзя? — плаксиво спросила девица. — Мелюзга же катается!
— На то они и мелюзга, а вы — большая, вам нельзя. Если очень хотите, после обеда я выведу взрослого осла, на нём и покатаетесь.
— Буду я ждать! — фыркнула девица. — Сейчас хочу покататься, Фред! И именно на этом ослике!..
— Послушай, шеф, покатай девчонку, жалко тебе, что ли! — сказал длинноволосый Фред.
— Ни за какие деньги! Хоть убейте…
— Дурак, хочешь рубль тебе дам?
— Нет.
— Фре-ед! — протянула девица кокетливо.
И парень совсем голову потерял. Даже на преступление пошёл. Схватил меня за плечи, руки вывернул назад — я даже шевельнуться не мог. А девица завизжала от восторга, вскочила на ослика и давай его гонять. Я брыкаюсь, кусаюсь, вырываюсь, но этот длинноволосый балбес держит крепко и только смеётся.
Минут пять так продолжалось. А потом вдруг смех девицы оборвался. И Фред разом разжал руки. Не понимая, что случилось, я огляделся и увидел беднягу ослика: он широко расставил ноги, обессиленно раскачивался из стороны в сторону и сильно дрожал. Девица уже соскочила с него и теперь испуганно заламывала руки. Я бросился к ослику, желая поддержать его, не дать упасть, но было поздно: он пошёл боком-боком и рухнул, закатив глаза.
— Ослик, мой ослик! — дико закричал я и упал на колени перед ним.
Я ещё надеялся, что ничего страшного не случилось, что ослик полежит немного, встанет и пойдёт. Но он не вставал. Я просил, умолял его открыть глаза, гладил по шее и не понимал, что теперь ослику ничем не поможешь. Как в тумане слышался мне испуганный крик девицы: «Бежим, Фархад, а то неприятностей не оберёшься!» Не заметил, как этот Фред-Фархад сунул мне в руки рублёвую потную бумажку и затарахтел своим дурацким красным мотороллером. Очнулся я, когда кто-то больно дёрнул меня за ухо.
— Что ты натворил, негодяй? — Надо мной стоял мулла Янгок.
— Он ещё не умер… — прошептал я сквозь слёзы.
Не выпуская моего уха из цепких пальцев, мулла Янгок повёл меня в дом. Я был готов ко всему. Пусть он изобьёт меня до смерти, пусть ездит на мне, как эти детишки ездили на бедном ослике, пусть что угодно сделает! Пусть бы только ослик не умер…
Закрыв за собой дверь, мулла Янгок остановился напротив меня. На его лице не было ни капельки злости или угрозы. Наоборот, он приветливо улыбался.
— Сколько денег ты выручил, дитя моё? — спросил он вдруг.
— Нисколько… — Я замотал головой. Если Янгок узнает, что я катал детишек за деньги, то мне определённо не поздоровится. Кроме того, мне совсем не до денег было…
— Грешно лгать, дитя моё, — пропел мулла Янгок. — Место лжеца в аду, дитя моё. Зачем лжёшь, я же знаю, что ты с самого утра возил детишек за плату. По двадцать копеек брал. Давай-ка сосчитаем выручку.
— Эти деньги я отдам Арифу. Он потерял свои, которые копил для библиотеки…
— Какая ещё библиотека?! Давай сюда денежки, дитя моё!
— Не дам!
— Уж не ослышался ли я? — удивился мулла Янгок и так же, как тот длинноволосый, вмиг скрутил мне руки, вытряхнул из карманов все монеты. Потом отпустил меня, выбрал пятак и подал мне:
— Возьми, дитя моё, леденец себе купишь. Мне до того было обидно от всего случившегося, что я чуть не ревел.
— Ну-ну, не расстраивайся, дитя моё. Подумаешь, ослик сдох. Туда и дорога. Красная цена ему трёшка, а ты выручил семь. Я тебе на эти денежки куплю завтра пару таких осликов. Накроем их расшитыми попонами, шею и голову украсим разноцветными помпончиками — не ослики будут, а игрушки… Ты будешь катать детишек, а я буду собирать деньги. Потом я куплю тебе машину. Новенький «Москвич». Машину водить умеешь?
— Нет, не умею.
— Ничего, бог даст, научишься. А сейчас возьми вон ту корзину с мясом и иди к мяснику. Пусть деньги отдаст сразу. Скажи, что здесь ровно семнадцать килограммов. Скажи сам мулла Янгок вешал. Беги, дитя моё, беги. Бог даст, перед смертью я назначу тебя шейхом.
Через несколько дней мулла Янгок исполнил своё обещание: пригнал двух осликов. Точно таких, какого я загнал. И что интересно, он раздобыл и попоны, и разноцветные помпончики.
— Завтра воскресенье, дитя моё, — сказал он, поглаживая редкую бородку. — Чувствуется мне, горячий денёк выдастся. Ты уж постарайся, сын мой…
— Постараюсь, конечно, постараюсь… — пообещал я и про себя подумал: «Ни за что не позволю ему загубить этих животных! И наживаться на них не дам, гнилой ты Орешек!» Наутро мулла Янгок разбудил меня чуть свет и стал торопить, чтобы я поскорее выводил осликов на работу. А я всё оттягивал, дожидаясь, когда соберётся вокруг побольше народу.
Часов в десять началась потеха: я вывел осликов в гущу толпы, вставил им под хвост по ветке колючки. Ослики взбрыкнули, заорали благим матом и кинулись в разные стороны, ударяясь об людей, опрокидывая корзины, мешки и ящики. Картина получилась точь-в-точь как при появлении «дракона». Только на этот раз было не страшно, а смешно. Я забрался на куполообразную гробницу Узункулака и хохотал до упаду. И когда даже посиневший от злости Янгок появился, я ничуть не испугался и всё продолжал смеяться.
— Подойди сюда, щенок! — прошипел он злобно.
— Слушаюсь, хозяин! — Я спрыгнул вниз. Янгок закатил мне оплеуху, как клещами, вцепился в мою руку и волоком потащил в дом.
— Я покажу тебе, негодяй, как портить мне дело! — шипел он, скрежеща зубами. — Жаль, что я убить тебя не могу, щенок!
По-моему, не стоит подробно рассказывать, как Янгок завёл меня в комнату и бил чем попало и куда попало. В этом нет ничего интересного. Он бил меня и заставлял каяться.
— Покайся, негодяй, покайся, пока не поздно! Поклянись, что больше не будешь подводить меня! Я молчал-молчал, потом не выдержал:
— Не покаюсь, ни за что не покаюсь! Погоди ты, Орешек, я ещё сведу с тобой счёты!..
— Что-о? Что ты сказал?! — заревел Янгок и опять бросился ко мне.
Но я успел отворить дверь и кинулся наутёк.
Быстренько покончив с делами, я привязал к шее ослика колокольчик на красной ленте и повёл его к ручью, возле которого всегда устраиваются те, кто приезжает сюда с детьми.
План операции «Ослик» был прост. С тех пор как в наших кишлаках стало очень много велосипедов и мопедов, ослов почти никто не держит. Во всём районе еле отыщешь парочку-другую. А что детишкам всякие там мопеды? Их так и тянет к ослам. А покататься на ослике — это вообще их вечная мечта. В прошлое воскресенье, гляжу, какой-то пацанёнок забрался на нашего ослика и ездит себе туда-сюда. Я подбежал, кричу:
— А ну, слезь сейчас же, спину сломаешь животному!
— Пусть покатается, — говорит папаша малыша. — Ничего твоему животному не сделается. А сломается хребет — я уплачу.
— Нужны мне ваши деньги! — разозлился я и ссадил мальчишку.
Обещая выручить Арифа, я имел в виду нашего ослика. Если повозить немного на нём детишек, ничего страшного не случится. А за удовольствие они будут платить.
Я набросил на спину ослика старый чапан муллы Янгока и подозвал девчонку, игравшую поблизости в камушки. Она со смехом и визгом проехалась на ослике, на шее которого зазывно звенел медный колокольчик. Сразу отовсюду сбежалась малышня.
— Дяденька, покатайте меня!
— И меня покатайте!
— Несите по двадцать копеек, — отвечал я. Правда, запросил я дороговато, но желающих покататься это не испугало. Я даже не успевал брать деньги и водить ослика рысью по кругу. Пришлось назначить мальчишку лет двенадцати кассиром. А малышам я велел выстроиться в очередь для порядка.
Часа два гоняли мы с осликом по кругу. Я весь взмок, да и ослик еле передвигал ногами. В очереди оставалось человек пять-шесть, и я, чтобы поскорее кончить дело, стал брать по два пассажира. «На сегодня хватит, — думал я, делая последние круги, — рублей пять-шесть заработали, и хватит. Пора на обед закрываться».
В это время недалеко от нас остановился красный мотороллер. С него соскочили длинноволосый парень и девушка в узеньких брючках. Они направились прямо ко мне.
— Эй, шеф, дай разок прокатнуться тёте на твоём механизме! — крикнул парень смеясь.
— Нет, ослик устал, — ответил я. — И потом, на нём нельзя кататься.
— Это почему же нельзя? — плаксиво спросила девица. — Мелюзга же катается!
— На то они и мелюзга, а вы — большая, вам нельзя. Если очень хотите, после обеда я выведу взрослого осла, на нём и покатаетесь.
— Буду я ждать! — фыркнула девица. — Сейчас хочу покататься, Фред! И именно на этом ослике!..
— Послушай, шеф, покатай девчонку, жалко тебе, что ли! — сказал длинноволосый Фред.
— Ни за какие деньги! Хоть убейте…
— Дурак, хочешь рубль тебе дам?
— Нет.
— Фре-ед! — протянула девица кокетливо.
И парень совсем голову потерял. Даже на преступление пошёл. Схватил меня за плечи, руки вывернул назад — я даже шевельнуться не мог. А девица завизжала от восторга, вскочила на ослика и давай его гонять. Я брыкаюсь, кусаюсь, вырываюсь, но этот длинноволосый балбес держит крепко и только смеётся.
— Ослик, мой ослик! — дико закричал я и упал на колени перед ним.
Я ещё надеялся, что ничего страшного не случилось, что ослик полежит немного, встанет и пойдёт. Но он не вставал. Я просил, умолял его открыть глаза, гладил по шее и не понимал, что теперь ослику ничем не поможешь. Как в тумане слышался мне испуганный крик девицы: «Бежим, Фархад, а то неприятностей не оберёшься!» Не заметил, как этот Фред-Фархад сунул мне в руки рублёвую потную бумажку и затарахтел своим дурацким красным мотороллером. Очнулся я, когда кто-то больно дёрнул меня за ухо.
— Что ты натворил, негодяй? — Надо мной стоял мулла Янгок.
— Он ещё не умер… — прошептал я сквозь слёзы.
Не выпуская моего уха из цепких пальцев, мулла Янгок повёл меня в дом. Я был готов ко всему. Пусть он изобьёт меня до смерти, пусть ездит на мне, как эти детишки ездили на бедном ослике, пусть что угодно сделает! Пусть бы только ослик не умер…
Закрыв за собой дверь, мулла Янгок остановился напротив меня. На его лице не было ни капельки злости или угрозы. Наоборот, он приветливо улыбался.
— Сколько денег ты выручил, дитя моё? — спросил он вдруг.
— Нисколько… — Я замотал головой. Если Янгок узнает, что я катал детишек за деньги, то мне определённо не поздоровится. Кроме того, мне совсем не до денег было…
— Грешно лгать, дитя моё, — пропел мулла Янгок. — Место лжеца в аду, дитя моё. Зачем лжёшь, я же знаю, что ты с самого утра возил детишек за плату. По двадцать копеек брал. Давай-ка сосчитаем выручку.
— Эти деньги я отдам Арифу. Он потерял свои, которые копил для библиотеки…
— Какая ещё библиотека?! Давай сюда денежки, дитя моё!
— Не дам!
— Уж не ослышался ли я? — удивился мулла Янгок и так же, как тот длинноволосый, вмиг скрутил мне руки, вытряхнул из карманов все монеты. Потом отпустил меня, выбрал пятак и подал мне:
— Возьми, дитя моё, леденец себе купишь. Мне до того было обидно от всего случившегося, что я чуть не ревел.
— Ну-ну, не расстраивайся, дитя моё. Подумаешь, ослик сдох. Туда и дорога. Красная цена ему трёшка, а ты выручил семь. Я тебе на эти денежки куплю завтра пару таких осликов. Накроем их расшитыми попонами, шею и голову украсим разноцветными помпончиками — не ослики будут, а игрушки… Ты будешь катать детишек, а я буду собирать деньги. Потом я куплю тебе машину. Новенький «Москвич». Машину водить умеешь?
— Нет, не умею.
— Ничего, бог даст, научишься. А сейчас возьми вон ту корзину с мясом и иди к мяснику. Пусть деньги отдаст сразу. Скажи, что здесь ровно семнадцать килограммов. Скажи сам мулла Янгок вешал. Беги, дитя моё, беги. Бог даст, перед смертью я назначу тебя шейхом.
Через несколько дней мулла Янгок исполнил своё обещание: пригнал двух осликов. Точно таких, какого я загнал. И что интересно, он раздобыл и попоны, и разноцветные помпончики.
— Завтра воскресенье, дитя моё, — сказал он, поглаживая редкую бородку. — Чувствуется мне, горячий денёк выдастся. Ты уж постарайся, сын мой…
— Постараюсь, конечно, постараюсь… — пообещал я и про себя подумал: «Ни за что не позволю ему загубить этих животных! И наживаться на них не дам, гнилой ты Орешек!» Наутро мулла Янгок разбудил меня чуть свет и стал торопить, чтобы я поскорее выводил осликов на работу. А я всё оттягивал, дожидаясь, когда соберётся вокруг побольше народу.
Часов в десять началась потеха: я вывел осликов в гущу толпы, вставил им под хвост по ветке колючки. Ослики взбрыкнули, заорали благим матом и кинулись в разные стороны, ударяясь об людей, опрокидывая корзины, мешки и ящики. Картина получилась точь-в-точь как при появлении «дракона». Только на этот раз было не страшно, а смешно. Я забрался на куполообразную гробницу Узункулака и хохотал до упаду. И когда даже посиневший от злости Янгок появился, я ничуть не испугался и всё продолжал смеяться.
— Подойди сюда, щенок! — прошипел он злобно.
— Слушаюсь, хозяин! — Я спрыгнул вниз. Янгок закатил мне оплеуху, как клещами, вцепился в мою руку и волоком потащил в дом.
— Я покажу тебе, негодяй, как портить мне дело! — шипел он, скрежеща зубами. — Жаль, что я убить тебя не могу, щенок!
По-моему, не стоит подробно рассказывать, как Янгок завёл меня в комнату и бил чем попало и куда попало. В этом нет ничего интересного. Он бил меня и заставлял каяться.
— Покайся, негодяй, покайся, пока не поздно! Поклянись, что больше не будешь подводить меня! Я молчал-молчал, потом не выдержал:
— Не покаюсь, ни за что не покаюсь! Погоди ты, Орешек, я ещё сведу с тобой счёты!..
— Что-о? Что ты сказал?! — заревел Янгок и опять бросился ко мне.
Но я успел отворить дверь и кинулся наутёк.
ЗАГОВОР УБИЙЦ
Всю ночь меня мучили кошмары. Только усну, а мулла Янгок тут как тут: осторожно подползает ко мне, обеими руками хватает за горло и начинает душить.
«Я покажу тебе, негодяй, как портить мне дело!» Просыпаюсь в испарине, прихожу в себя, опять засыпаю. Только сомкну глаза, опять появляется Янгок. Он летает надо мной, как вертолёт, кружится, шепчет заклинания, колдует. У меня начинает вздуваться живот, будто шар, в который накачивают воздух, и он вот-вот должен лопнуть, взорваться как бомба. Вскрикнув, я опять просыпаюсь, ощупываю живот: нет, не вспух и, похоже, взорваться не собирается.
Успокоившись, снова засыпаю. И снова снится какая-нибудь чушь.
Так промучился до утра. Встал с головной болью. А тут ещё бабушка начала придираться: зачем, мол, прибежал, уж не прогневил ли чем дорогого муллу Янгока.
«Я покажу тебе, негодяй, как портить мне дело!» Просыпаюсь в испарине, прихожу в себя, опять засыпаю. Только сомкну глаза, опять появляется Янгок. Он летает надо мной, как вертолёт, кружится, шепчет заклинания, колдует. У меня начинает вздуваться живот, будто шар, в который накачивают воздух, и он вот-вот должен лопнуть, взорваться как бомба. Вскрикнув, я опять просыпаюсь, ощупываю живот: нет, не вспух и, похоже, взорваться не собирается.
Успокоившись, снова засыпаю. И снова снится какая-нибудь чушь.
Так промучился до утра. Встал с головной болью. А тут ещё бабушка начала придираться: зачем, мол, прибежал, уж не прогневил ли чем дорогого муллу Янгока.