Страница:
II
III
IV
V
На другой день утром Кучак хотел уйти в сторону, но баи его не пустили.
– Эй ты, ослиный хвост! – сказал ему Кабан. – Ты понесешь наши вещи.
– Мне не по дороге, – поспешно сказал Кучак. – Я не хочу идти в Кашгарию: я передумал и пойду домой.
– Не валяй дурака! – сказал Гадюка. – Бери и неси вещи: мы устали.
И они угрожающе взялись за ножи.
Кучак застонал и, шатаясь под тяжелым байским грузом, побрел вместе с ними.
Впереди, насупив брови, шел Саид: ему не нравилось обращение баев с Кучаком. Последним шел Гадюка и колол Кучака кончиком ножа в шею, чтобы тот не отставал.
Ночью Кучак решил бежать от баев.
Он успел уже порядочно отползти от стоянки, но Одноухая, проснувшись, неистово залаяла и всех всполошила. Кучак сам испугался переполоха. Придя в себя, он крикнул: – Это я, не бойтесь!
Рассерженные баи избили его и приказали по ночам никуда не отлучаться.
Уже пять дней шел по горам Кучак с баями. Они съели все вяленое мясо из его курджума.
– Почему у вас нет ружей? Здесь так много дичи, – говорил Кучак и показывал на склоны, где спокойно паслись стада архаров. Саид объяснил ему, что баи нарочно не взяли ружей, чтобы не походить на басмачей.
Ночью Одноухая украла кусок мяса из-под головы Гадюки, который спал теперь каждую ночь рядом с Кучаком. Подозрение в краже пало на Кучака, и его опять избили.
Кучак клялся, что ему незачем красть, потому что он толст и питается собственным жиром; он предлагал пощупать складки на его теле и уверял, что, после того как он нагулял такой жир, питаясь нежным мясом уларов, его уже не соблазняет невкусное вяленое мясо. Чтобы окончательно убедить баев, Кучак рассказал, как вкусны улары и как много он их съел.
– Сказки рассказываешь! – сказал Кабан.
– О нет, Кучак говорит правду, – сказал Саид. – Вы, жители долин, уже сейчас, когда идете по хорошей тропинке, говорите: «высоко», «страшно», «нет пути» – и хватаетесь пальцами за выступы скал, чтобы не сорваться в пропасть, или ползете на коленях, а пройдя пять шагов, задыхаетесь и садитесь отдыхать. А хватило бы у вас сердца забраться вон туда? – И он показал на гору, снежная вершина которой была закрыта тучей. – Там, высоко, водятся улары, но вы, обитатели долин, как и кашгарцы, только слышали об уларах, но никогда не видели их. А Кучак говорит правду. Он жил на высоких горах и питался мясом уларов.
Кучак поднял плечи, чтобы казаться выше, и смело посмотрел на баев.
Баи были удивлены, но поверили.
Саид был доволен Кучаком: тот вместо него собирал топливо, следил за костром, приносил воду и кипятил чай. Кроме того, ему иногда удавалось поймать куропатку, и тогда Саид был тут как тут. Потирая руки и посмеиваясь, он ждал, пока Кучак зажарит её. Еды было мало, и поэтому все были голодные и злые. К счастью, подходя к Кашгарии, они встретили группу путников. Это были баи, которые тоже бежали в Кашгарию, пробираясь тайными тропинками. У них удалось купить немного еды: мяса и лепешек. Вечером на привале Кучак подсел к баям.
– Я нес ваши курджумы. Вы съели мое мясо. Неужели вы не дадите мне лепешки? – спросил он.
Баи ели и громко чавкали, делая вид, что не замечают Кучака. «Нет, – горевал Кучак, – этих негодяев, видно, и пристыдить нельзя!»
Самый старший бай, седобородый, прищурился и ехидно сказал: – Развесели нас. Может быть, мы тогда и дадим тебе поесть. Кучак недоверчиво посмотрел на говорившего.
– Я расскажу вам веселую небылицу, но, прошу вас, не ешьте так быстро.
И он начал рассказывать:
– Еще не родившись на свет, я пас стада. Однажды они разбежались. В поисках стада я влез на самую большую гору, но ничего не увидел. Тогда я воткнул в гору палку, влез на нее, но и с палки ничего не увидел. Я воткнул в палку нож, а в рукоятку ножа – шило. Влез наверх, и земля показалась мне величиной с потник… Слушайте же, уважаемые, не ешьте так быстро!
– А ты рассказывай, – сказал Гадюка.
И Кучак продолжал:
– От усталости я заснул на шиле. Проснулся, смотрю: вдали на земле лужица, а за ней пасется одна кутасиха с теленком. Присмотрелся я и вижу, что это не лужица, а река. Прыгнул я с шила вниз и очутился на берегу реки. Вынул ножны, сел в них и гребу ножом вместо весла. Подплыл. Теленка взял на руки, вскочил на кутасиху, а с места сдвинуться не могу. Что делать? Тогда я сел на теленка, кутасиху взял под мышки и переплыл реку обратно. Кучак, заметив, что пищи осталось совсем мало, сказал: – Я кончил.
– Не ври, – сказал Кабан. – Говори до конца. Обманешь – ничего не получишь.
Кучак чмокнул от негодования и продолжал:
– Смотрю, под кустом заяц. Убил я этого зайца, потом набрал дров и сложил их в кучу. Выбил огонь, раздул трут. Только что хотел разжечь, как вдруг дрова вспорхнули и улетели, как галки… Поехал я дальше. Ехал, ехал – устал. Спешился и привязал кутасиху к колу, который торчал среди степи. Вдруг – смотрю и глазам не верю: моя кутасиха летит уже под облаками. Оказывается, то был не кол, а аист… Пришла ночь. Я разулся и лег спать. Ночью слышу шум. Проснулся – смотрю, а мои ичиги дерутся: я неодинаково смазал их жиром. Ичиг с правой ноги успел почти совсем разорвать левый. Еле их разнял. Обулся и опять заснул. Вдруг вижу – старик идет, глаза трет: попала ему соломинка, и он никак не может её вытащить. «Помогите!» – кричит. Прибежали сорок джигитов, сели на бревно, поплыли по глазу на бревне и вытащили не соломинку, а целую кость форели. Бросили её на землю, а из неё потекла вода и стала заливать все кругом. Я испугался, думаю: «Утону». Вижу, из кости жила торчит. Схватился я за жилу, потянул и вытащил блюдо плова. – Ну, раз ты большое блюдо плова сам за жилу вытащил, так и ешь этот плов, – сказал Кабан.
Все засмеялись. Кучак насупился. Кабан протянул ему кусок лепешки:
– Ешь. Ты будешь нашим кзыком – деревенским шутом. Смеши нас. Кучак вырвал лепешку из его рук и, развязав свой платок-пояс, расстелил его на коленях. Он разломил лепешку на маленькие ломтики, разложил на платке и стал не спеша есть. Затем старательно собрал все крошки с платка и съел их каждую в отдельности. Одноухая жадно смотрела на него, ожидая подачки, но Кучак только погрозил ей кулаком. Он расположился у большого камня, но не успел заснуть: его опять позвали. – Пора идти. Собирайся в Кашгарию, бери курджум. Кучак чувствовал себя усталым, голодным, и ему очень хотелось спать.
Снежные горы остались позади.
– Не хочу я в Кашгарию, я пойду домой! – проворчал Кучак. Но Гадюка прикрикнул на него и взвалил ему на плечи курджум, а чтобы Кучак не убежал, привязал его за шею веревкой, а конец её прикрепил к своему поясу.
И хотел Кучак убежать, и не мог.
Они шли ночью по долине у подножия горы. Кучак часто спотыкался о камни.
– Подымай выше ноги! – шипел не него Гадюка. Кучак шел и удивлялся.
– Эй, Саид, – спросил он, – почему мы идем ночью? – Тише… тсс… – зашептали баи, и кто-то ударил его по шее. Пользуясь тем, что Гадюка и Кабан в ночной темноте не видят его, он проковырял пальцем дыру в курджуме и вытащил оттуда кусочек мяса.
В темноте Кучак не замечал дороги, по которой они шли. Он шел вместе со всеми и если слышал шум, то послушно ложился на землю, не понимая, зачем он это делает.
– Эй ты, ослиный хвост! – сказал ему Кабан. – Ты понесешь наши вещи.
– Мне не по дороге, – поспешно сказал Кучак. – Я не хочу идти в Кашгарию: я передумал и пойду домой.
– Не валяй дурака! – сказал Гадюка. – Бери и неси вещи: мы устали.
И они угрожающе взялись за ножи.
Кучак застонал и, шатаясь под тяжелым байским грузом, побрел вместе с ними.
Впереди, насупив брови, шел Саид: ему не нравилось обращение баев с Кучаком. Последним шел Гадюка и колол Кучака кончиком ножа в шею, чтобы тот не отставал.
Ночью Кучак решил бежать от баев.
Он успел уже порядочно отползти от стоянки, но Одноухая, проснувшись, неистово залаяла и всех всполошила. Кучак сам испугался переполоха. Придя в себя, он крикнул: – Это я, не бойтесь!
Рассерженные баи избили его и приказали по ночам никуда не отлучаться.
Уже пять дней шел по горам Кучак с баями. Они съели все вяленое мясо из его курджума.
– Почему у вас нет ружей? Здесь так много дичи, – говорил Кучак и показывал на склоны, где спокойно паслись стада архаров. Саид объяснил ему, что баи нарочно не взяли ружей, чтобы не походить на басмачей.
Ночью Одноухая украла кусок мяса из-под головы Гадюки, который спал теперь каждую ночь рядом с Кучаком. Подозрение в краже пало на Кучака, и его опять избили.
Кучак клялся, что ему незачем красть, потому что он толст и питается собственным жиром; он предлагал пощупать складки на его теле и уверял, что, после того как он нагулял такой жир, питаясь нежным мясом уларов, его уже не соблазняет невкусное вяленое мясо. Чтобы окончательно убедить баев, Кучак рассказал, как вкусны улары и как много он их съел.
– Сказки рассказываешь! – сказал Кабан.
– О нет, Кучак говорит правду, – сказал Саид. – Вы, жители долин, уже сейчас, когда идете по хорошей тропинке, говорите: «высоко», «страшно», «нет пути» – и хватаетесь пальцами за выступы скал, чтобы не сорваться в пропасть, или ползете на коленях, а пройдя пять шагов, задыхаетесь и садитесь отдыхать. А хватило бы у вас сердца забраться вон туда? – И он показал на гору, снежная вершина которой была закрыта тучей. – Там, высоко, водятся улары, но вы, обитатели долин, как и кашгарцы, только слышали об уларах, но никогда не видели их. А Кучак говорит правду. Он жил на высоких горах и питался мясом уларов.
Кучак поднял плечи, чтобы казаться выше, и смело посмотрел на баев.
Баи были удивлены, но поверили.
Саид был доволен Кучаком: тот вместо него собирал топливо, следил за костром, приносил воду и кипятил чай. Кроме того, ему иногда удавалось поймать куропатку, и тогда Саид был тут как тут. Потирая руки и посмеиваясь, он ждал, пока Кучак зажарит её. Еды было мало, и поэтому все были голодные и злые. К счастью, подходя к Кашгарии, они встретили группу путников. Это были баи, которые тоже бежали в Кашгарию, пробираясь тайными тропинками. У них удалось купить немного еды: мяса и лепешек. Вечером на привале Кучак подсел к баям.
– Я нес ваши курджумы. Вы съели мое мясо. Неужели вы не дадите мне лепешки? – спросил он.
Баи ели и громко чавкали, делая вид, что не замечают Кучака. «Нет, – горевал Кучак, – этих негодяев, видно, и пристыдить нельзя!»
Самый старший бай, седобородый, прищурился и ехидно сказал: – Развесели нас. Может быть, мы тогда и дадим тебе поесть. Кучак недоверчиво посмотрел на говорившего.
– Я расскажу вам веселую небылицу, но, прошу вас, не ешьте так быстро.
И он начал рассказывать:
– Еще не родившись на свет, я пас стада. Однажды они разбежались. В поисках стада я влез на самую большую гору, но ничего не увидел. Тогда я воткнул в гору палку, влез на нее, но и с палки ничего не увидел. Я воткнул в палку нож, а в рукоятку ножа – шило. Влез наверх, и земля показалась мне величиной с потник… Слушайте же, уважаемые, не ешьте так быстро!
– А ты рассказывай, – сказал Гадюка.
И Кучак продолжал:
– От усталости я заснул на шиле. Проснулся, смотрю: вдали на земле лужица, а за ней пасется одна кутасиха с теленком. Присмотрелся я и вижу, что это не лужица, а река. Прыгнул я с шила вниз и очутился на берегу реки. Вынул ножны, сел в них и гребу ножом вместо весла. Подплыл. Теленка взял на руки, вскочил на кутасиху, а с места сдвинуться не могу. Что делать? Тогда я сел на теленка, кутасиху взял под мышки и переплыл реку обратно. Кучак, заметив, что пищи осталось совсем мало, сказал: – Я кончил.
– Не ври, – сказал Кабан. – Говори до конца. Обманешь – ничего не получишь.
Кучак чмокнул от негодования и продолжал:
– Смотрю, под кустом заяц. Убил я этого зайца, потом набрал дров и сложил их в кучу. Выбил огонь, раздул трут. Только что хотел разжечь, как вдруг дрова вспорхнули и улетели, как галки… Поехал я дальше. Ехал, ехал – устал. Спешился и привязал кутасиху к колу, который торчал среди степи. Вдруг – смотрю и глазам не верю: моя кутасиха летит уже под облаками. Оказывается, то был не кол, а аист… Пришла ночь. Я разулся и лег спать. Ночью слышу шум. Проснулся – смотрю, а мои ичиги дерутся: я неодинаково смазал их жиром. Ичиг с правой ноги успел почти совсем разорвать левый. Еле их разнял. Обулся и опять заснул. Вдруг вижу – старик идет, глаза трет: попала ему соломинка, и он никак не может её вытащить. «Помогите!» – кричит. Прибежали сорок джигитов, сели на бревно, поплыли по глазу на бревне и вытащили не соломинку, а целую кость форели. Бросили её на землю, а из неё потекла вода и стала заливать все кругом. Я испугался, думаю: «Утону». Вижу, из кости жила торчит. Схватился я за жилу, потянул и вытащил блюдо плова. – Ну, раз ты большое блюдо плова сам за жилу вытащил, так и ешь этот плов, – сказал Кабан.
Все засмеялись. Кучак насупился. Кабан протянул ему кусок лепешки:
– Ешь. Ты будешь нашим кзыком – деревенским шутом. Смеши нас. Кучак вырвал лепешку из его рук и, развязав свой платок-пояс, расстелил его на коленях. Он разломил лепешку на маленькие ломтики, разложил на платке и стал не спеша есть. Затем старательно собрал все крошки с платка и съел их каждую в отдельности. Одноухая жадно смотрела на него, ожидая подачки, но Кучак только погрозил ей кулаком. Он расположился у большого камня, но не успел заснуть: его опять позвали. – Пора идти. Собирайся в Кашгарию, бери курджум. Кучак чувствовал себя усталым, голодным, и ему очень хотелось спать.
Снежные горы остались позади.
– Не хочу я в Кашгарию, я пойду домой! – проворчал Кучак. Но Гадюка прикрикнул на него и взвалил ему на плечи курджум, а чтобы Кучак не убежал, привязал его за шею веревкой, а конец её прикрепил к своему поясу.
И хотел Кучак убежать, и не мог.
Они шли ночью по долине у подножия горы. Кучак часто спотыкался о камни.
– Подымай выше ноги! – шипел не него Гадюка. Кучак шел и удивлялся.
– Эй, Саид, – спросил он, – почему мы идем ночью? – Тише… тсс… – зашептали баи, и кто-то ударил его по шее. Пользуясь тем, что Гадюка и Кабан в ночной темноте не видят его, он проковырял пальцем дыру в курджуме и вытащил оттуда кусочек мяса.
В темноте Кучак не замечал дороги, по которой они шли. Он шел вместе со всеми и если слышал шум, то послушно ложился на землю, не понимая, зачем он это делает.
III
Они перешли небольшую речку и поднялись по тропинке на холм. Кучак увидел кибитку; из неё вышел какой-то человек с ружьем. Незнакомец был одет в синюю кофту и синие штаны. Опираясь на ружье, он чесал правой пяткой левую ногу. Когда баи подошли, он снял с головы шапку и молча протянул её. Саид первый бросил ему в шапку серебряную монету. То же самое сделал каждый бай. Кучак же ничего не положил в шапку. Незнакомец бросил шапку на землю, выставил ружье вперед и сердито закричал что-то по-китайски.
– Это китайский солдат, охраняющий кашгарскую границу, – сказал Кучаку Саид. – Брось ему монету. Так надо делать всякий раз, если ты переходишь границу.
– Но я не хочу в Кашгарию, я хочу домой, и у меня нет денег, – сказал Кучак и попятился.
Солдат больно ударил его прикладом и подтолкнул коленкой. Кучак упал. Баи зло засмеялись.
Саид бросил монету в шапку солдата.
– Если ничего не дашь солдату, то тебе надо будет отработать на его поле. Назад пойдешь – тебя пограничники поймают. И тогда тебе плохо будет. Зачем, скажут, ходил с баями? Я заплатил за тебя, но ты мне за это отработаешь. Помни.
– Что ты хочешь? Я уже старый, у меня болят раны! – жаловался Кучак.
Гадюка снял с него веревку. Опустив голову, Кучак побрел за баями.
Перед заходом солнца они достигли вершины горы в Сарыкольском хребте. Еще утром Саид говорил, что это последний большой перевал. – Это Китайский Сарыкол, Кашгария. Смотрите и запоминайте, – сказал Саид, останавливаясь на перевале, – потому что только теперь, осенью, когда стоит «индийское лето», воздух чист и прозрачен.
Баи и Кучак остановились, выпучив глаза.
– Вон там, на юге, – Саид показал палкой на далекие, покрытые снегом горы, – Индия. Туда ведут три дороги. Самая главная – это дорога семи перевалов на Лех, вторая дорога – на Читрал и третья – на Гильгит. Путь долгий, дорогой, и не всякого пропустят. – Лех, Читрал и Гильгит, – повторил Гадюка, стараясь все запомнить.
– Там, – и Саид показал на восток, – там город Яркенд, а за ним страшная пустыня Такла-Макан, а ещё дальше на восток, за Керией, пустыня Лоб. А вон там, – и Саид ткнул палкой в сторону севера, – идет северная дорога Небесных гор – Тянь-Шань-Пе-Лу. За ними, смотрите и запоминайте, лежит Джунгария. Вам нельзя идти в глубь Китая. Вам там не будут рады. Население не любит чужаков. Живите лучше здесь, в Кашгарии. Здесь, у границы, среди высоких гор прячутся уединенные кишлаки, где распоряжаются имам Балбак и его правая рука Кипчакбай. Живите у них. Они заплатили кому надо, чтобы им не мешали вершить суд и расправу. Идите же, поклонитесь имаму Балбаку, и вы будете сыты по горло. Пойдем же, почтенные, скорее. Нам надо успеть прийти в лянгар[24] ещё до ночной темноты. Там у моего друга в чайхане мы можем напиться горячего чаю и поесть жирного плова.
Теперь Саид говорил спокойно, и с каждым его словом баи чувствовали себя бодрее. Они уже не имели вида загнанных лисиц. Кабан, поджав отвисшие от усталости губы, поправил свою зеленую чалму.
– Помолимся, правоверные, – сказал он и, став на колени лицом к Мекке, молитвенно провел ладонями по лицу и поклонился. Баи последовали его примеру. Кучак тоже стал на колени. Саид, сев на корточки, припоминал, сколько ему следует получить денег с каждого бая.
Окончив молитву. Кабан спросил Саида:
– Много ли мулл в Кашгаре?
– А сколько стоит конь? – одновременно спросил его Гадюка, засучивая рукава.
– А где дешевле жизнь?
– А на каком языке там говорят?
– А как дойти в Яркенд? – перебивая друг друга, спрашивали баи.
Саид поворачивал голову к каждому, но никому не отвечал. – Здесь ветер и снег, почтенные. Поспешим же прийти засветло в гостеприимный лянгар, и я отвечу на все ваши вопросы и расскажу вам много важного о жизни в Кашгарии. Поспешим же, почтенные, в лянгар. – И он быстро пошел по тропинке вниз, в ущелье, наполненное вечерними тенями, сыростью и холодом. Баи, толкая друг друга, поспешили за ним, забыв о Кучаке. А он стоял неподвижно, навалившись грудью на палку, и, куда бы ни смотрел, он видел только снежные вершины, сверкавшие в лучах заходящего солнца, да туманные дали. Давно уже затихли возбужденные голоса баев, а Кучак все ещё стоял и устало смотрел вперед. Один, совсем один! Нет Джуры, который, несмотря на суровость, всегда опекал его, Кучака, нет веселой Зейнеб, Айше, Биби! И горы не те, и кииков не видно. А реки? Разве это реки! Кучак мучительно соображал, что же теперь будет с ним в этой чужой и страшной стране.
Порыв холодного ветра ударил его, запорошив снегом глаза. Кучак вздрогнул, провел ладонью по лицу, испуганно оглянулся и, как привыкшая к стаду овца, побежал в глубь ущелья за своими спутниками.
– Это китайский солдат, охраняющий кашгарскую границу, – сказал Кучаку Саид. – Брось ему монету. Так надо делать всякий раз, если ты переходишь границу.
– Но я не хочу в Кашгарию, я хочу домой, и у меня нет денег, – сказал Кучак и попятился.
Солдат больно ударил его прикладом и подтолкнул коленкой. Кучак упал. Баи зло засмеялись.
Саид бросил монету в шапку солдата.
– Если ничего не дашь солдату, то тебе надо будет отработать на его поле. Назад пойдешь – тебя пограничники поймают. И тогда тебе плохо будет. Зачем, скажут, ходил с баями? Я заплатил за тебя, но ты мне за это отработаешь. Помни.
– Что ты хочешь? Я уже старый, у меня болят раны! – жаловался Кучак.
Гадюка снял с него веревку. Опустив голову, Кучак побрел за баями.
Перед заходом солнца они достигли вершины горы в Сарыкольском хребте. Еще утром Саид говорил, что это последний большой перевал. – Это Китайский Сарыкол, Кашгария. Смотрите и запоминайте, – сказал Саид, останавливаясь на перевале, – потому что только теперь, осенью, когда стоит «индийское лето», воздух чист и прозрачен.
Баи и Кучак остановились, выпучив глаза.
– Вон там, на юге, – Саид показал палкой на далекие, покрытые снегом горы, – Индия. Туда ведут три дороги. Самая главная – это дорога семи перевалов на Лех, вторая дорога – на Читрал и третья – на Гильгит. Путь долгий, дорогой, и не всякого пропустят. – Лех, Читрал и Гильгит, – повторил Гадюка, стараясь все запомнить.
– Там, – и Саид показал на восток, – там город Яркенд, а за ним страшная пустыня Такла-Макан, а ещё дальше на восток, за Керией, пустыня Лоб. А вон там, – и Саид ткнул палкой в сторону севера, – идет северная дорога Небесных гор – Тянь-Шань-Пе-Лу. За ними, смотрите и запоминайте, лежит Джунгария. Вам нельзя идти в глубь Китая. Вам там не будут рады. Население не любит чужаков. Живите лучше здесь, в Кашгарии. Здесь, у границы, среди высоких гор прячутся уединенные кишлаки, где распоряжаются имам Балбак и его правая рука Кипчакбай. Живите у них. Они заплатили кому надо, чтобы им не мешали вершить суд и расправу. Идите же, поклонитесь имаму Балбаку, и вы будете сыты по горло. Пойдем же, почтенные, скорее. Нам надо успеть прийти в лянгар[24] ещё до ночной темноты. Там у моего друга в чайхане мы можем напиться горячего чаю и поесть жирного плова.
Теперь Саид говорил спокойно, и с каждым его словом баи чувствовали себя бодрее. Они уже не имели вида загнанных лисиц. Кабан, поджав отвисшие от усталости губы, поправил свою зеленую чалму.
– Помолимся, правоверные, – сказал он и, став на колени лицом к Мекке, молитвенно провел ладонями по лицу и поклонился. Баи последовали его примеру. Кучак тоже стал на колени. Саид, сев на корточки, припоминал, сколько ему следует получить денег с каждого бая.
Окончив молитву. Кабан спросил Саида:
– Много ли мулл в Кашгаре?
– А сколько стоит конь? – одновременно спросил его Гадюка, засучивая рукава.
– А где дешевле жизнь?
– А на каком языке там говорят?
– А как дойти в Яркенд? – перебивая друг друга, спрашивали баи.
Саид поворачивал голову к каждому, но никому не отвечал. – Здесь ветер и снег, почтенные. Поспешим же прийти засветло в гостеприимный лянгар, и я отвечу на все ваши вопросы и расскажу вам много важного о жизни в Кашгарии. Поспешим же, почтенные, в лянгар. – И он быстро пошел по тропинке вниз, в ущелье, наполненное вечерними тенями, сыростью и холодом. Баи, толкая друг друга, поспешили за ним, забыв о Кучаке. А он стоял неподвижно, навалившись грудью на палку, и, куда бы ни смотрел, он видел только снежные вершины, сверкавшие в лучах заходящего солнца, да туманные дали. Давно уже затихли возбужденные голоса баев, а Кучак все ещё стоял и устало смотрел вперед. Один, совсем один! Нет Джуры, который, несмотря на суровость, всегда опекал его, Кучака, нет веселой Зейнеб, Айше, Биби! И горы не те, и кииков не видно. А реки? Разве это реки! Кучак мучительно соображал, что же теперь будет с ним в этой чужой и страшной стране.
Порыв холодного ветра ударил его, запорошив снегом глаза. Кучак вздрогнул, провел ладонью по лицу, испуганно оглянулся и, как привыкшая к стаду овца, побежал в глубь ущелья за своими спутниками.
IV
Кучак догнал баев уже внизу, на дне ущелья. Они молча стояли, сбившись тесной кучкой у поворота тропинки, и о чем-то тревожно говорили.
– Эй, Кучак! – сказал Кабан. – Сними курджум и пойди посмотри, что такое делается на постоялом дворе, и мы накормим тебя досыта.
Кучак подошел к ним, снял тяжелый курджум и заглянул за выступ скалы. Он увидел рощу низких деревьев. В роще стояла большая кибитка, обнесенная высоким забором. Тяжелый запах гниющего мяса доносился оттуда.
– А может быть, там живут дракомы? – спросил Кучак, недоверчиво рассматривая высокие ворота с крышей, углы которой были загнуты вверх.
– Иди, иди! – хором закричали все баи.
– А Саид где? – спросил Кучак.
– Саид ушел вперед осматривать тропинку.
– Иди, иди, а то плакать будешь.
Кучак тихо вошел во двор кибитки. Он в ужасе остановился: там на циновках лежали трупы. Пугливо оглядываясь по сторонам, Кучак подошел к стене кибитки и заглянул внутрь. Чтобы лучше рассмотреть, Кучак поцарапал ногтем полупрозрачную бумагу. Он нажал сильнее, и бумага с треском разорвалась. Он отскочил, но все же успел увидеть через образовавшееся отверстие собак, пожиравших трупы.
В ужасе Кучак побежал к баям.
– Не приближайся к нам близко! – закричали они, заметив бегущего к ним Кучака.
– Почему? – спросил он подходя.
Но баи уже отбежали в сторону, а Кабан даже вскарабкался на высокий камень. Только один Саид невозмутимо стоял, прислонившись плечом к скале.
– А-а-а! Ты уже пришел! – сказал, обрадовавшись, Кучак. – Плохо, – сказал скучным голосом Саид. – В Сарыколе оспа. Кругом оспа. Эти трупы в постоялом дворе – умершие от оспы. Я встретил знакомого охотника: он ловит одичавших лошадей, у которых хозяева умерли от оспы. Поймает и поедет охотиться за уларами. За одного улара платят сто баранов. Сам знаешь: кто ест мясо уларов, тот не заболеет оспой, а больной, поев улара, вылечивается. Говорят, что за один палец человека, евшего уларов, платят двадцать баранов, потому что мясо такого человека тоже целебное и предохраняет от оспы. Не бойтесь Кучака, он ел мясо уларов!…Было старинное поверье, будто человек, евший уларов, не только сам не заболеет оспой, но даже маленькая частица такого человека обладает целебной силой. И были такие, которые верили этому. Недаром говорится: оторопевшая утка и хвостом ныряет. Страшна своей жестокостью и дикостью черная сила суеверий для темных людей, когда правит не разум, а слепая вера в чертовские и божеские магические силы…
Баи, вспомнив об этом, успокоились и подошли к Кучаку и Саиду, осторожно став за стеной, чтобы ветер со стороны лянгара не дул на них.
– Что же нам делать? – спросил Саида самый старый бай. Саид яростно сплюнул и повторил:
– Охотник рассказывал, что люди в Кашгарии мрут от оспы, как мухи во время мороза. Людям, которые уже болели оспой и поэтому не боятся заразиться, платят большие деньги за то, чтобы они зарывали трупы умерших от оспы. Все охотники охотятся за уларами, но улара очень трудно убить: они водятся только высоко в горах, а здесь их мало.
Саид помолчал и добавил:
– Вам нельзя идти сейчас в город Кашгар или Яркенд. Надо купить яков или лошадей и уехать в киргизские кишлаки, к южным горам Сарыкола: там нет оспы и там охотно приютят богатых пришельцев.
На том и порешили. Тогда же Саид собрал со всех баев плату за свою работу.
Лянгар, стоявший на дороге, баи обошли стороной. Ночь была темная, и, чтобы не отбиться и не заблудиться, они, держась друг за друга, пошли вслед за Саидом.
Подавленные и унылые, они еле шли от усталости и, немного отойдя, решили заночевать. Саид напрасно уговаривал их пройти подальше. Обессиленные долгим переходом, путники так устали, что у них даже не было сил приготовить пищу. Легли спать голодные. Наступило утро. Баи спали. Солнце поднялось высоко, и Саид принялся тормошить спящих, а если это не помогало, выжимал на шею спящему воду из платка, намоченного в ручье.
Дольше всех не просыпался Кучак. Только после того, как Саид облил его водой, он поднялся и долго не мог понять, где он находится.
Он тер глаза и с удивлением оглядывался во все стороны. Он видел опухшие от сна лица и злые глаза.
– Ты не уважаешь сон! – сердито сказал он Саиду. – Надо спешить: кругом оспа, – отвечал Саид. Кучак с любопытством рассматривал кусты шиповника и редкие заросли колючих деревьев и можжевельника.
Все путники сидели на лужайке, возле ручья.
Чистая холодная вода шумела по камням и, загибая за скалу, вливалась в большой горный поток на дне ущелья. По ширине и мощности потока, сбегавшего с перевала тонкой струйкой, Кучак понял, что они далеко отошли от перевала.
Пошли дальше. Ущелье извивалось то к югу, то вело на восток. Кучак справа и слева от себя видел только горные склоны. За каждым поворотом ущелье все больше расширялось, и вскоре перед ними открылись лесистый склон и каменистая долина, зажатая между горами.
Они шли по протоптанной тропинке, которая у самого склона разветвлялась: одна тропинка вела вниз, к югу, другая, более протоптанная, шла на север.
Путники пошли на север.
– Туграковые[25] заросли, – сказал Саид и показал вниз, на лесистый склон.
Справа и слева громоздились камни.
– Эй, стой! Не шевелись! – раздался вдруг окрик, и слева, из– за камня, неожиданно показался человек с ружьем: – Не идите по этой тропинке: вы занесете в наш кишлак оспу! Идите назад! – Почтенный, – сказал Саид, выступая вперед, – мы идем с Памира и о том, что люди болеют оспой, не знали. На Памире мы ели уларов и поэтому оспы не боимся.
– Зачем вы идете в наш кишлак? Чего вы хотите? – спросил человек.
– Продай нам девять лошадей, – сказал Саид.
Человек свистнул. Из-за другого камня вышел второй вооруженный и подошел к первому. Они посовещались. – Мы продадим вам четырех лошадей, по одной на двоих, а вы дайте нам мяса уларов.
– У нас нет уларов, мы съели их, – сказал Саид. – Тогда вы, евшие уларов, заплатите за лошадь и право прохода, дайте каждый по пальцу, иначе мы не продадим лошадей и не пропустим вас.
Баи захотели откупиться, пожертвовав Кучаком. Только он один не понимал этого.
Баи хитро переглянулись и посмотрели на Кучака. – Беги, – тихонько шепнул ему Саид, стоявший сзади. Кучак поперхнулся и невольно схватился за пояс, где было зашито золото.
– Иди сюда, Кучак! Иди, милый! – приторноласковым голосом сказал старший бай, подходя к нему.
– Беги же, безмозглый, или тебя продадут! – прошептал Саид. Кучак подпрыгнул и помчался изо всех сил вниз по тропинке, мимо человека с ружьем.
За ним поскакала Одноухая.
Баи растерялись, но потом побежали догонять Кучака. – Стойте, не бегите в сторону кишлака! – закричал сторожевой. Но баи его уже не слушали.
Выстрелив в толпу бежавших людей, сторожевой одного из них убил, но другие успели пробежать по тропинке к кишлаку. – Он ускачет на лошади! – запыхавшись от быстрого бега, кричали баи, увидев, что Кучак подбегает к лошади сторожевого, стреноженной на склоне.
Но Кучак неожиданно остановился около лошади, испуганно вскрикнул, шарахнулся от неё в сторону и побежал не по тропинке, а назад, к подножию горы, в лес. Лошадь шарахнулась в другую сторону.
– В лесу мы его не догоним, – сказал Саид.
Он бежал впереди всех и уже был близко от лошади сторожевого. – Кучак, сумасшедший! Лошади испугался! – кричали баи. – Не удивляйтесь, уважаемые. Он первый раз в жизни увидел лошадь и, наверно, подумал, что это дракон! – засмеялся Саид. – Вот я сейчас сниму путы и взнуздаю её, и на ней поедет старейший. Баи уселись на камнях. Саид спокойно подошел к храпевшей лошади, развязал путы, взнуздал её и вскочил в седло. – Прощайте, уважаемые! Я довел вас до Кашгарии. Я сделал свое дело. Мне очень приятно быть в вашем обществе, но я спешу домой. Аллах с вами, да не съедят вас, евших уларов, обезумевшие жители! С этими словами Саид ударил коня нагайкой и помчался по склону вниз, к лесу.
– Держи его! – закричали баи.
– Держи, держи!… – неожиданно раздались вокруг голоса, и на лужайку выбежали несколько человек с ружьями.
Один из них выступил вперед и сказал:
– Если вы сейчас же не уйдете от нашего кишлака, мы перестреляем вас!
Баи и мулла бросились наутек.
– Эй, Кучак! – сказал Кабан. – Сними курджум и пойди посмотри, что такое делается на постоялом дворе, и мы накормим тебя досыта.
Кучак подошел к ним, снял тяжелый курджум и заглянул за выступ скалы. Он увидел рощу низких деревьев. В роще стояла большая кибитка, обнесенная высоким забором. Тяжелый запах гниющего мяса доносился оттуда.
– А может быть, там живут дракомы? – спросил Кучак, недоверчиво рассматривая высокие ворота с крышей, углы которой были загнуты вверх.
– Иди, иди! – хором закричали все баи.
– А Саид где? – спросил Кучак.
– Саид ушел вперед осматривать тропинку.
– Иди, иди, а то плакать будешь.
Кучак тихо вошел во двор кибитки. Он в ужасе остановился: там на циновках лежали трупы. Пугливо оглядываясь по сторонам, Кучак подошел к стене кибитки и заглянул внутрь. Чтобы лучше рассмотреть, Кучак поцарапал ногтем полупрозрачную бумагу. Он нажал сильнее, и бумага с треском разорвалась. Он отскочил, но все же успел увидеть через образовавшееся отверстие собак, пожиравших трупы.
В ужасе Кучак побежал к баям.
– Не приближайся к нам близко! – закричали они, заметив бегущего к ним Кучака.
– Почему? – спросил он подходя.
Но баи уже отбежали в сторону, а Кабан даже вскарабкался на высокий камень. Только один Саид невозмутимо стоял, прислонившись плечом к скале.
– А-а-а! Ты уже пришел! – сказал, обрадовавшись, Кучак. – Плохо, – сказал скучным голосом Саид. – В Сарыколе оспа. Кругом оспа. Эти трупы в постоялом дворе – умершие от оспы. Я встретил знакомого охотника: он ловит одичавших лошадей, у которых хозяева умерли от оспы. Поймает и поедет охотиться за уларами. За одного улара платят сто баранов. Сам знаешь: кто ест мясо уларов, тот не заболеет оспой, а больной, поев улара, вылечивается. Говорят, что за один палец человека, евшего уларов, платят двадцать баранов, потому что мясо такого человека тоже целебное и предохраняет от оспы. Не бойтесь Кучака, он ел мясо уларов!…Было старинное поверье, будто человек, евший уларов, не только сам не заболеет оспой, но даже маленькая частица такого человека обладает целебной силой. И были такие, которые верили этому. Недаром говорится: оторопевшая утка и хвостом ныряет. Страшна своей жестокостью и дикостью черная сила суеверий для темных людей, когда правит не разум, а слепая вера в чертовские и божеские магические силы…
Баи, вспомнив об этом, успокоились и подошли к Кучаку и Саиду, осторожно став за стеной, чтобы ветер со стороны лянгара не дул на них.
– Что же нам делать? – спросил Саида самый старый бай. Саид яростно сплюнул и повторил:
– Охотник рассказывал, что люди в Кашгарии мрут от оспы, как мухи во время мороза. Людям, которые уже болели оспой и поэтому не боятся заразиться, платят большие деньги за то, чтобы они зарывали трупы умерших от оспы. Все охотники охотятся за уларами, но улара очень трудно убить: они водятся только высоко в горах, а здесь их мало.
Саид помолчал и добавил:
– Вам нельзя идти сейчас в город Кашгар или Яркенд. Надо купить яков или лошадей и уехать в киргизские кишлаки, к южным горам Сарыкола: там нет оспы и там охотно приютят богатых пришельцев.
На том и порешили. Тогда же Саид собрал со всех баев плату за свою работу.
Лянгар, стоявший на дороге, баи обошли стороной. Ночь была темная, и, чтобы не отбиться и не заблудиться, они, держась друг за друга, пошли вслед за Саидом.
Подавленные и унылые, они еле шли от усталости и, немного отойдя, решили заночевать. Саид напрасно уговаривал их пройти подальше. Обессиленные долгим переходом, путники так устали, что у них даже не было сил приготовить пищу. Легли спать голодные. Наступило утро. Баи спали. Солнце поднялось высоко, и Саид принялся тормошить спящих, а если это не помогало, выжимал на шею спящему воду из платка, намоченного в ручье.
Дольше всех не просыпался Кучак. Только после того, как Саид облил его водой, он поднялся и долго не мог понять, где он находится.
Он тер глаза и с удивлением оглядывался во все стороны. Он видел опухшие от сна лица и злые глаза.
– Ты не уважаешь сон! – сердито сказал он Саиду. – Надо спешить: кругом оспа, – отвечал Саид. Кучак с любопытством рассматривал кусты шиповника и редкие заросли колючих деревьев и можжевельника.
Все путники сидели на лужайке, возле ручья.
Чистая холодная вода шумела по камням и, загибая за скалу, вливалась в большой горный поток на дне ущелья. По ширине и мощности потока, сбегавшего с перевала тонкой струйкой, Кучак понял, что они далеко отошли от перевала.
Пошли дальше. Ущелье извивалось то к югу, то вело на восток. Кучак справа и слева от себя видел только горные склоны. За каждым поворотом ущелье все больше расширялось, и вскоре перед ними открылись лесистый склон и каменистая долина, зажатая между горами.
Они шли по протоптанной тропинке, которая у самого склона разветвлялась: одна тропинка вела вниз, к югу, другая, более протоптанная, шла на север.
Путники пошли на север.
– Туграковые[25] заросли, – сказал Саид и показал вниз, на лесистый склон.
Справа и слева громоздились камни.
– Эй, стой! Не шевелись! – раздался вдруг окрик, и слева, из– за камня, неожиданно показался человек с ружьем: – Не идите по этой тропинке: вы занесете в наш кишлак оспу! Идите назад! – Почтенный, – сказал Саид, выступая вперед, – мы идем с Памира и о том, что люди болеют оспой, не знали. На Памире мы ели уларов и поэтому оспы не боимся.
– Зачем вы идете в наш кишлак? Чего вы хотите? – спросил человек.
– Продай нам девять лошадей, – сказал Саид.
Человек свистнул. Из-за другого камня вышел второй вооруженный и подошел к первому. Они посовещались. – Мы продадим вам четырех лошадей, по одной на двоих, а вы дайте нам мяса уларов.
– У нас нет уларов, мы съели их, – сказал Саид. – Тогда вы, евшие уларов, заплатите за лошадь и право прохода, дайте каждый по пальцу, иначе мы не продадим лошадей и не пропустим вас.
Баи захотели откупиться, пожертвовав Кучаком. Только он один не понимал этого.
Баи хитро переглянулись и посмотрели на Кучака. – Беги, – тихонько шепнул ему Саид, стоявший сзади. Кучак поперхнулся и невольно схватился за пояс, где было зашито золото.
– Иди сюда, Кучак! Иди, милый! – приторноласковым голосом сказал старший бай, подходя к нему.
– Беги же, безмозглый, или тебя продадут! – прошептал Саид. Кучак подпрыгнул и помчался изо всех сил вниз по тропинке, мимо человека с ружьем.
За ним поскакала Одноухая.
Баи растерялись, но потом побежали догонять Кучака. – Стойте, не бегите в сторону кишлака! – закричал сторожевой. Но баи его уже не слушали.
Выстрелив в толпу бежавших людей, сторожевой одного из них убил, но другие успели пробежать по тропинке к кишлаку. – Он ускачет на лошади! – запыхавшись от быстрого бега, кричали баи, увидев, что Кучак подбегает к лошади сторожевого, стреноженной на склоне.
Но Кучак неожиданно остановился около лошади, испуганно вскрикнул, шарахнулся от неё в сторону и побежал не по тропинке, а назад, к подножию горы, в лес. Лошадь шарахнулась в другую сторону.
– В лесу мы его не догоним, – сказал Саид.
Он бежал впереди всех и уже был близко от лошади сторожевого. – Кучак, сумасшедший! Лошади испугался! – кричали баи. – Не удивляйтесь, уважаемые. Он первый раз в жизни увидел лошадь и, наверно, подумал, что это дракон! – засмеялся Саид. – Вот я сейчас сниму путы и взнуздаю её, и на ней поедет старейший. Баи уселись на камнях. Саид спокойно подошел к храпевшей лошади, развязал путы, взнуздал её и вскочил в седло. – Прощайте, уважаемые! Я довел вас до Кашгарии. Я сделал свое дело. Мне очень приятно быть в вашем обществе, но я спешу домой. Аллах с вами, да не съедят вас, евших уларов, обезумевшие жители! С этими словами Саид ударил коня нагайкой и помчался по склону вниз, к лесу.
– Держи его! – закричали баи.
– Держи, держи!… – неожиданно раздались вокруг голоса, и на лужайку выбежали несколько человек с ружьями.
Один из них выступил вперед и сказал:
– Если вы сейчас же не уйдете от нашего кишлака, мы перестреляем вас!
Баи и мулла бросились наутек.
V
Поравнявшись с лесом, Саид осадил вспотевшего коня и оглянулся. Нестройной толпой баи бежали по склону горы в другую сторону. Саид сдвинул баранью шапку на затылок и вытер ладонью мокрый лоб.
Конь потянул уздечку и жадно начал щипать траву. Саид свистнул и ударил его нагайкой. Конь прыгнул вперед, но Саид сдержал его и поехал шагом, зорко оглядываясь по сторонам. Вечером Саид выбрал место у ручья, остановился, привязал уставшую лошадь за повод повыше к дереву, чтобы она, прежде чем пастись, остыла и отдохнула. Потом он собрал сучья и разложил костер. С седла он снял забытый хозяином лошади курджум и вынул оттуда кусок сыру из сливок – курут, несколько ячменных лепешек, бурдюк с кумысом и кусок вяленого мяса.
Поджарив мясо, Саид с аппетитом его съел, закусив лепешками с сыром. После этого он разжег костер ещё больше. Огонь высоко пылал, освещая багровым пламенем всю поляну.
Саид положил на седло курджум, вскочил на лошадь и, сказав про себя: «Ищите меня здесь», – поскакал в глубь леса. Там, не разжигая огня, он заночевал под кустом, а стреноженного коня пустил пастись.
Ночью он проснулся оттого, что кто-то у него из-под головы осторожно тянул курджум с провизией.
Саид, притворившись спящим, слегка повернул голову, чтобы рассмотреть вора.
– Одноухая! – крикнул он.
Собака испуганно отскочила в сторону.
– Значит, где-то недалеко и Кучак, – вслух сказал Саид, вставая, и потянулся так, что у него хрустнули кости. Рассветало. Небо на востоке казалось коричневым. Одноухая упорно смотрела на Саида, ожидая подачки. – Кучак, Кучак! – закричал Саид.
Но никто не отозвался.
Тогда он стал бросать в Одноухую камнями, и бросал до тех пор, пока она не поняла, что надо бежать спасаться у своего хозяина.
Саид быстро шел за собакой и вскоре подошел к густым зарослям шиповника. Одноухая проскользнула в заросли. Саид пошел за ней, осторожно раздвигая кусты. Вдруг он почувствовал, что земля под его ногами рухнула, и он кубарем скатился вниз, в глубокую, поросшую травой яму.
– Ой! Не надо, не надо! Ай-ай-ай!… – закричал в яме чей-то испуганный голос.
Саид вскочил на ноги и схватился за нож, но, увидев Кучака, забившегося в угол, усмехнулся и сказал:
– Чего кричишь? Хочешь, чтобы тебя баи услыхали и пришли сюда?
Кучак сразу же затих.
– Не бойся, – сказал Саид, – я сам убежал от баев. Вылезай из этой волчьей ямы. У меня есть конь, поедем вместе. Будешь прислуживать мне.
Кучак молчал и старался нащупать рукой золото, подвязанное на животе.
– Или ты очень богат и возьмешь меня к себе в услужение? – спросил Саид.
– Нет, нет, – поспешно сказал Кучак и опять прикоснулся рукой к золоту, чтобы убедиться, что оно не исчезло, – я пойду к тебе работать!
Саид помог Кучаку вылезти из ямы, и они пошли. Накормив Кучака, Саид привел лошадь.
– Что это, что это? – испуганно спросил Кучак. – Это лошадь. Ты разве не слышал о лошадях? – сказал Саид, седлая коня.
– Ах, это лошадь! – облегченно вздохнул Кучак. – Я о них много слышал, но никогда не видал.
Он неуверенно подошел к коню.
Конь храпел и пятился.
Наконец они уселись: Саид – на седле, как хозяин, а Кучак с трудом устроился на крупе лошади.
– Не бойся, не сжимай меня так руками: не упадешь, – успокаивал его Саид и рассказывал о предстоящем пути. Они ехали шагом по лесу у реки, объезжая заросли шиповника и малины.
– Ты крепче держись за меня, – сказал Саид.
И Кучак ещё сильнее обхватил его руками.
– Да нет, ты не так понял меня, – продолжал Саид. – Я говорю о том, что ты один пропадешь и поэтому должен помогать мне во всех делах, держаться за меня. Я о твоем счастье, Кучак, думаю. – Спасибо, ты добрый человек, – говорил Кучак и хватался рукой за золото на животе. – А чем ты сам занимаешься? Саид чмокнул:
– Не было такого дела, каким бы я не занимался, не было такого места и в Синьцзяне, где бы я не был, – сказал он. – Я промывал золото из голубоватой глины и камней в Соургаке и Чижгане, возле Керии. Был нищим, просил милостыню, потом поссорился со старшиной нищих – не поделили краденого, и я удрал. Работал ещё по переброске трупов.
– Как, как? – испуганно спросил Кучак.
– Эх, Кучак, ничего-то ты не знаешь, плохо тебе будет одному! Не знаешь того, что судья отвечает за каждого убитого в его округе. Если человек был убит далеко от места, где живет судья, его меньше штрафуют. Поэтому судья всегда хочет подбросить труп убитого в чужой округ и тому, кто это сделает, хорошо платит. Это хороший заработок, только случается не часто. Понял? – Понял, – сказал Кучак. – Только ведь это страшно – ночью трупы возить.
– Работал я ещё искателем кладов. Ох, много добра в заброшенных городах в Такла-Макане!
– Да ведь ты сам говорил, что там пустыня.
– Ну да, – согласился Саид, – а в пустыне стоят целые города, засыпанные песком. Вот там и роешь. В Кашгарии много мест, где можно искать клады. А надоест копать, можно контрабанду возить или баев проводить через границу.
Конь потянул уздечку и жадно начал щипать траву. Саид свистнул и ударил его нагайкой. Конь прыгнул вперед, но Саид сдержал его и поехал шагом, зорко оглядываясь по сторонам. Вечером Саид выбрал место у ручья, остановился, привязал уставшую лошадь за повод повыше к дереву, чтобы она, прежде чем пастись, остыла и отдохнула. Потом он собрал сучья и разложил костер. С седла он снял забытый хозяином лошади курджум и вынул оттуда кусок сыру из сливок – курут, несколько ячменных лепешек, бурдюк с кумысом и кусок вяленого мяса.
Поджарив мясо, Саид с аппетитом его съел, закусив лепешками с сыром. После этого он разжег костер ещё больше. Огонь высоко пылал, освещая багровым пламенем всю поляну.
Саид положил на седло курджум, вскочил на лошадь и, сказав про себя: «Ищите меня здесь», – поскакал в глубь леса. Там, не разжигая огня, он заночевал под кустом, а стреноженного коня пустил пастись.
Ночью он проснулся оттого, что кто-то у него из-под головы осторожно тянул курджум с провизией.
Саид, притворившись спящим, слегка повернул голову, чтобы рассмотреть вора.
– Одноухая! – крикнул он.
Собака испуганно отскочила в сторону.
– Значит, где-то недалеко и Кучак, – вслух сказал Саид, вставая, и потянулся так, что у него хрустнули кости. Рассветало. Небо на востоке казалось коричневым. Одноухая упорно смотрела на Саида, ожидая подачки. – Кучак, Кучак! – закричал Саид.
Но никто не отозвался.
Тогда он стал бросать в Одноухую камнями, и бросал до тех пор, пока она не поняла, что надо бежать спасаться у своего хозяина.
Саид быстро шел за собакой и вскоре подошел к густым зарослям шиповника. Одноухая проскользнула в заросли. Саид пошел за ней, осторожно раздвигая кусты. Вдруг он почувствовал, что земля под его ногами рухнула, и он кубарем скатился вниз, в глубокую, поросшую травой яму.
– Ой! Не надо, не надо! Ай-ай-ай!… – закричал в яме чей-то испуганный голос.
Саид вскочил на ноги и схватился за нож, но, увидев Кучака, забившегося в угол, усмехнулся и сказал:
– Чего кричишь? Хочешь, чтобы тебя баи услыхали и пришли сюда?
Кучак сразу же затих.
– Не бойся, – сказал Саид, – я сам убежал от баев. Вылезай из этой волчьей ямы. У меня есть конь, поедем вместе. Будешь прислуживать мне.
Кучак молчал и старался нащупать рукой золото, подвязанное на животе.
– Или ты очень богат и возьмешь меня к себе в услужение? – спросил Саид.
– Нет, нет, – поспешно сказал Кучак и опять прикоснулся рукой к золоту, чтобы убедиться, что оно не исчезло, – я пойду к тебе работать!
Саид помог Кучаку вылезти из ямы, и они пошли. Накормив Кучака, Саид привел лошадь.
– Что это, что это? – испуганно спросил Кучак. – Это лошадь. Ты разве не слышал о лошадях? – сказал Саид, седлая коня.
– Ах, это лошадь! – облегченно вздохнул Кучак. – Я о них много слышал, но никогда не видал.
Он неуверенно подошел к коню.
Конь храпел и пятился.
Наконец они уселись: Саид – на седле, как хозяин, а Кучак с трудом устроился на крупе лошади.
– Не бойся, не сжимай меня так руками: не упадешь, – успокаивал его Саид и рассказывал о предстоящем пути. Они ехали шагом по лесу у реки, объезжая заросли шиповника и малины.
– Ты крепче держись за меня, – сказал Саид.
И Кучак ещё сильнее обхватил его руками.
– Да нет, ты не так понял меня, – продолжал Саид. – Я говорю о том, что ты один пропадешь и поэтому должен помогать мне во всех делах, держаться за меня. Я о твоем счастье, Кучак, думаю. – Спасибо, ты добрый человек, – говорил Кучак и хватался рукой за золото на животе. – А чем ты сам занимаешься? Саид чмокнул:
– Не было такого дела, каким бы я не занимался, не было такого места и в Синьцзяне, где бы я не был, – сказал он. – Я промывал золото из голубоватой глины и камней в Соургаке и Чижгане, возле Керии. Был нищим, просил милостыню, потом поссорился со старшиной нищих – не поделили краденого, и я удрал. Работал ещё по переброске трупов.
– Как, как? – испуганно спросил Кучак.
– Эх, Кучак, ничего-то ты не знаешь, плохо тебе будет одному! Не знаешь того, что судья отвечает за каждого убитого в его округе. Если человек был убит далеко от места, где живет судья, его меньше штрафуют. Поэтому судья всегда хочет подбросить труп убитого в чужой округ и тому, кто это сделает, хорошо платит. Это хороший заработок, только случается не часто. Понял? – Понял, – сказал Кучак. – Только ведь это страшно – ночью трупы возить.
– Работал я ещё искателем кладов. Ох, много добра в заброшенных городах в Такла-Макане!
– Да ведь ты сам говорил, что там пустыня.
– Ну да, – согласился Саид, – а в пустыне стоят целые города, засыпанные песком. Вот там и роешь. В Кашгарии много мест, где можно искать клады. А надоест копать, можно контрабанду возить или баев проводить через границу.