Страница:
– Ничего, – сказал он, – вовремя спохватились. Рука не пропадет. Сухожилия целы, и крови вытекло не так уж много. Ты чего, Саид?
Саид, сидя на корточках и упершись лбом в стену, рыдал, как ребенок.
Часть четвертая
КАЗЮКИ
I
II
III
IV
Саид, сидя на корточках и упершись лбом в стену, рыдал, как ребенок.
Часть четвертая
КАЗЮКИ
I
– Лежебоки! – закричал десять дней спустя, наклонившись над тюремной ямой, сторож, весельчак Умар. – Вот для вас и освобождение. Вы прямым путем попадете на тот свет и не будете больше мучиться в этой проклятой дыре.
С этими словами он спустил лестницу в яму. Оборванные и худые узники поднялись наверх.
Джура жадно смотрел кругом и шумно вдыхал свежий воздух. – Чего вы щуритесь, как совы! Еще немного – и сердца ваши успокоятся! – хохотал Умар.
Между тем Джура всмотрелся в стоявшего рядом с ним человека и узнал Безносого. Прежде чем Джуру успели удержать, он схватил Безносого за шею. Но тот со смехом оттолкнул его, и обессилевший Джура еле удержался на ногах.
Узников погнали к пустырю у «собачьих холмов». По дороге к ним присоединили ещё трех преступников из соседней ямы. – Повесят нас! – громко сказал Саид, увидев виселицы на пустыре. – Бежим! – шепнул он Джуре. – Ты сильный, мы спасемся. Кто-то из прохожих бросил узникам лепешку, и Саид поймал её на лету.
– Брось! – крикнул, подъехав на коне, Безносый и замахнулся нагайкой.
– Пусть они хоть перед смертью поедят! – возмутился сторож. Джура от лепешки отказался. Высоко подняв голову, он шел впереди узников и пристально смотрел вперед, не обращая внимания на окружающих.
Саид ел лепешку, но от волнения у него пересохло в горле, и он с трудом глотал.
Чжао ел медленно, маленькими кусками; разговоры стражи не отбивали у него аппетита.
На пустыре, вокруг виселиц, собрались любопытные. Среди любопытных шныряли нищие и дервиши.
Все с интересом смотрели на полунагих, худых людей, которых вели на казнь.
Издали доносились гневные голоса Кипчакбая и Тагая. Все настороженно притихли. Мужчины опустили головы, а женщины в испуге отбежали назад и спрятались за спины мужчин. Узников подвели к виселицам. Толпа затихла. Джура услышал хриплый голос Саида:
– Гляди, бочки с железными гвоздями и палач с мечом! Видно, они не сразу нас повесят.
Джура невольно посмотрел на Саида. Тот время от времени шумно втягивал воздух сквозь стиснутые зубы. Чжао стоял спокойно. Он глазами искал кого-то в толпе.
Джура взглянул в сторону памирских гор. Он думал о потерянной родине. Самым тяжелым для него было сознание, что он погиб из-за собственной самонадеянности.
– Сам виноват, сам виноват! – твердил он тихо, представляя себе, что в это время Таг охотится в Маркан-Су на архаров, а строгий Козубай, может быть, и думает о нем, Джуре, но осуждает его поступок, недостойный джигита из славного рода большевиков. Сознание, что он, Джура, погибнет не в бою с врагами, а после позорной пытки, возмущало его гордость.
Около помоста узники заметили Кипчакбая. Его окружали всадники.
– Охрана! – сказал Саид.
– Крепись! – сказал Чжао, крепко сжимая руку Джуре. Джура удивленно посмотрел на него. Враги не услышат от него ни стона, ни крика. Они увидят, как умеет умирать настоящий человек!
На бочку, которую поставили стоймя, влез худенький старичок с провалившимся ртом и выпирающим вперед подбородком. Джура узнал его. Это был Махмуд, который мучил Джуру песнями. Вот кому он с радостью перегрыз бы глотку! Махмуд обратился к толпе. Он много говорил о преступлениях Чжао, Джуры, Саида. Главная их вина, по словам Махмуда, заключалась в преступлениях против веры, поэтому-то Кипчакбай обрекает их на самые жестокие пытки, которые постигнут всякого, кто словом или делом посмеет мешать мулле Кипчакбаю в его делах.
Когда Махмуд приступил к перечислению пыток, которые ждали преступников, вдали послышался конский топот. Стража преградила путь верховому, но он громко закричал, что у него неотложное дело. Кипчакбай возмутился: его оскорбила такая непочтительность. Однако он дал знак пропустить всадника. Тот, подскакав к Кипчакбаю, что– то тихо ему шептал. Кипчакбай внимательно выслушал гонца. Вдруг Джура увидел Тагая, который, в свою очередь, шепнул что– то Кипчакбаю. Кипчакбай нетерпеливо отмахнулся. Он засунул руку в мешочек, протянутый верховым, и вынул оттуда золотые монеты. Заметно взволнованный, он уронил золотой на землю. Всадник успел рассказать Кипчакбаю, что в том месте, где зарывали павший скот, было обнаружено подземелье с большими сокровищами.
– Гони за мною заключенных! – крикнул Кипчакбай, направляя коня к «собачьим холмам».
Тагай преградил ему путь.
– Нужно спешить с казнью! – крикнул он Кипчакбаю. – Ну, – ответил Кипчакбай, – казнить всегда успеем. Они у меня в руках. Там, – он показал плеткой в сторону «собачьих холмов», – нашли клад… Небольшой, – быстро добавил он. – Там, сам знаешь, множество собак. В подземелье полез было мой человек, так собаки его загрызли насмерть. Пусть эти полезут. – Кипчакбай, ты потерял голову! Что скажет имам Балбак? Ведь это казнь для устрашения. В народе волнения. Ты знаешь, как нелегко и нам и китайским чиновникам, о которых кричат, что они продали край вольных людей. Нужно показать свою силу. Ты очень любишь золото, оно тебя погубит.
– Я немного уделю тебе добытого, – ответил Кипчакбай, – если ты мне поможешь…
– А что скажет имам Балбак, если ты отменишь его приказание о казни?
– А кто сказал, что я отменяю казнь? – сердито спросил Кипчакбай. – Я просто изменяю вид казни… Счастье ждет многих из вас, – обратился он к узникам. – Вы будете моими казюками. Кто больше добудет золота, того я освобожу.
Когда узников увели, он громко объявил собравшимся, что для преступников избран новый вид казни: их загрызут собаки. Толпа двинулась на холмы, догоняя идущих впереди узников. – Кто такие казюки? – спросил по дороге Джура у Чжао. Чжао ответил:
– Так называют кладоискателей ещё со времен Абабакра. Абабакр в поисках золота приказал раскопать все древние развалины. В Яркенде по его приказу узники раскопали все старинные крепостные постройки. Рыли много лет.
– А куда Абабакр спрятал свое богатство? – спросил Саид, и его глаза заблестели.
– Войска твоего тезки Саида расхитили эти сокровища. Абабакр бежал в горы, и часть богатства затонула при переправах через реки.
– Какие реки? – снова спросил Саид.
– Да ты что, искать думаешь? Мы сейчас будем казюками. И, значит, пока будем жить.
– Временно? – спросил Джура.
– Временно, – ответил Чжао.
Осужденные приближались к холмам. Еще издали они увидели множество собак.
– Это «собачий город», – сказал Саид. – Здесь много веков назад жили люди. Теперь в ямах на месте города живут собаки. Днем они стаями бегают на базаре. Если прийти сюда ночью – загрызут. У них холмы поделены между стаями. На каждом холме вожак. Перед одной из ям стояли несколько человек. Вокруг сплошной стеной стояли собаки.
– Здесь! – сказал верховой, сопровождавший Кипчакбая. – Лезьте! – гневно закричал Кипчакбай узникам. Узники боялись двинуться.
Басмачи выстрелами и ударами винтовок очистили вход в дыру. Один из узников, незнакомый Джуре, полез в подземелье, но почти сейчас же оттуда послышался отчаянный крик. Его вытащили с искусанным лицом. Никто не решался последовать примеру несчастного.
Кипчакбай злобно крикнул:
– Вы трусы! Я прикажу отрубить вам головы.
Джура переглянулся с Чжао. Тот показал ему глазами на дыру.
С этими словами он спустил лестницу в яму. Оборванные и худые узники поднялись наверх.
Джура жадно смотрел кругом и шумно вдыхал свежий воздух. – Чего вы щуритесь, как совы! Еще немного – и сердца ваши успокоятся! – хохотал Умар.
Между тем Джура всмотрелся в стоявшего рядом с ним человека и узнал Безносого. Прежде чем Джуру успели удержать, он схватил Безносого за шею. Но тот со смехом оттолкнул его, и обессилевший Джура еле удержался на ногах.
Узников погнали к пустырю у «собачьих холмов». По дороге к ним присоединили ещё трех преступников из соседней ямы. – Повесят нас! – громко сказал Саид, увидев виселицы на пустыре. – Бежим! – шепнул он Джуре. – Ты сильный, мы спасемся. Кто-то из прохожих бросил узникам лепешку, и Саид поймал её на лету.
– Брось! – крикнул, подъехав на коне, Безносый и замахнулся нагайкой.
– Пусть они хоть перед смертью поедят! – возмутился сторож. Джура от лепешки отказался. Высоко подняв голову, он шел впереди узников и пристально смотрел вперед, не обращая внимания на окружающих.
Саид ел лепешку, но от волнения у него пересохло в горле, и он с трудом глотал.
Чжао ел медленно, маленькими кусками; разговоры стражи не отбивали у него аппетита.
На пустыре, вокруг виселиц, собрались любопытные. Среди любопытных шныряли нищие и дервиши.
Все с интересом смотрели на полунагих, худых людей, которых вели на казнь.
Издали доносились гневные голоса Кипчакбая и Тагая. Все настороженно притихли. Мужчины опустили головы, а женщины в испуге отбежали назад и спрятались за спины мужчин. Узников подвели к виселицам. Толпа затихла. Джура услышал хриплый голос Саида:
– Гляди, бочки с железными гвоздями и палач с мечом! Видно, они не сразу нас повесят.
Джура невольно посмотрел на Саида. Тот время от времени шумно втягивал воздух сквозь стиснутые зубы. Чжао стоял спокойно. Он глазами искал кого-то в толпе.
Джура взглянул в сторону памирских гор. Он думал о потерянной родине. Самым тяжелым для него было сознание, что он погиб из-за собственной самонадеянности.
– Сам виноват, сам виноват! – твердил он тихо, представляя себе, что в это время Таг охотится в Маркан-Су на архаров, а строгий Козубай, может быть, и думает о нем, Джуре, но осуждает его поступок, недостойный джигита из славного рода большевиков. Сознание, что он, Джура, погибнет не в бою с врагами, а после позорной пытки, возмущало его гордость.
Около помоста узники заметили Кипчакбая. Его окружали всадники.
– Охрана! – сказал Саид.
– Крепись! – сказал Чжао, крепко сжимая руку Джуре. Джура удивленно посмотрел на него. Враги не услышат от него ни стона, ни крика. Они увидят, как умеет умирать настоящий человек!
На бочку, которую поставили стоймя, влез худенький старичок с провалившимся ртом и выпирающим вперед подбородком. Джура узнал его. Это был Махмуд, который мучил Джуру песнями. Вот кому он с радостью перегрыз бы глотку! Махмуд обратился к толпе. Он много говорил о преступлениях Чжао, Джуры, Саида. Главная их вина, по словам Махмуда, заключалась в преступлениях против веры, поэтому-то Кипчакбай обрекает их на самые жестокие пытки, которые постигнут всякого, кто словом или делом посмеет мешать мулле Кипчакбаю в его делах.
Когда Махмуд приступил к перечислению пыток, которые ждали преступников, вдали послышался конский топот. Стража преградила путь верховому, но он громко закричал, что у него неотложное дело. Кипчакбай возмутился: его оскорбила такая непочтительность. Однако он дал знак пропустить всадника. Тот, подскакав к Кипчакбаю, что– то тихо ему шептал. Кипчакбай внимательно выслушал гонца. Вдруг Джура увидел Тагая, который, в свою очередь, шепнул что– то Кипчакбаю. Кипчакбай нетерпеливо отмахнулся. Он засунул руку в мешочек, протянутый верховым, и вынул оттуда золотые монеты. Заметно взволнованный, он уронил золотой на землю. Всадник успел рассказать Кипчакбаю, что в том месте, где зарывали павший скот, было обнаружено подземелье с большими сокровищами.
– Гони за мною заключенных! – крикнул Кипчакбай, направляя коня к «собачьим холмам».
Тагай преградил ему путь.
– Нужно спешить с казнью! – крикнул он Кипчакбаю. – Ну, – ответил Кипчакбай, – казнить всегда успеем. Они у меня в руках. Там, – он показал плеткой в сторону «собачьих холмов», – нашли клад… Небольшой, – быстро добавил он. – Там, сам знаешь, множество собак. В подземелье полез было мой человек, так собаки его загрызли насмерть. Пусть эти полезут. – Кипчакбай, ты потерял голову! Что скажет имам Балбак? Ведь это казнь для устрашения. В народе волнения. Ты знаешь, как нелегко и нам и китайским чиновникам, о которых кричат, что они продали край вольных людей. Нужно показать свою силу. Ты очень любишь золото, оно тебя погубит.
– Я немного уделю тебе добытого, – ответил Кипчакбай, – если ты мне поможешь…
– А что скажет имам Балбак, если ты отменишь его приказание о казни?
– А кто сказал, что я отменяю казнь? – сердито спросил Кипчакбай. – Я просто изменяю вид казни… Счастье ждет многих из вас, – обратился он к узникам. – Вы будете моими казюками. Кто больше добудет золота, того я освобожу.
Когда узников увели, он громко объявил собравшимся, что для преступников избран новый вид казни: их загрызут собаки. Толпа двинулась на холмы, догоняя идущих впереди узников. – Кто такие казюки? – спросил по дороге Джура у Чжао. Чжао ответил:
– Так называют кладоискателей ещё со времен Абабакра. Абабакр в поисках золота приказал раскопать все древние развалины. В Яркенде по его приказу узники раскопали все старинные крепостные постройки. Рыли много лет.
– А куда Абабакр спрятал свое богатство? – спросил Саид, и его глаза заблестели.
– Войска твоего тезки Саида расхитили эти сокровища. Абабакр бежал в горы, и часть богатства затонула при переправах через реки.
– Какие реки? – снова спросил Саид.
– Да ты что, искать думаешь? Мы сейчас будем казюками. И, значит, пока будем жить.
– Временно? – спросил Джура.
– Временно, – ответил Чжао.
Осужденные приближались к холмам. Еще издали они увидели множество собак.
– Это «собачий город», – сказал Саид. – Здесь много веков назад жили люди. Теперь в ямах на месте города живут собаки. Днем они стаями бегают на базаре. Если прийти сюда ночью – загрызут. У них холмы поделены между стаями. На каждом холме вожак. Перед одной из ям стояли несколько человек. Вокруг сплошной стеной стояли собаки.
– Здесь! – сказал верховой, сопровождавший Кипчакбая. – Лезьте! – гневно закричал Кипчакбай узникам. Узники боялись двинуться.
Басмачи выстрелами и ударами винтовок очистили вход в дыру. Один из узников, незнакомый Джуре, полез в подземелье, но почти сейчас же оттуда послышался отчаянный крик. Его вытащили с искусанным лицом. Никто не решался последовать примеру несчастного.
Кипчакбай злобно крикнул:
– Вы трусы! Я прикажу отрубить вам головы.
Джура переглянулся с Чжао. Тот показал ему глазами на дыру.
II
Джура медлил спускаться в подземелье.
– Боится! – сказал громко кто-то в толпе.
– Чего ему бояться? – ответил другой. – Все равно умирать, а полезет – может быть, и жив останется.
Джура смотрел на горы, видневшиеся вдалеке, на слепящее солнце, затем взгляд его остановился на норе, откуда доносился злобный лай. Джуре мгновенно пришла мысль поквитаться с Кипчакбаем.
– Дайте саблю, – сказал Джура, – а то нечем воевать с собаками!
Ему дали саблю.
Однако охрана, заметив его пристальный, цепкий взгляд, устремленный на раиса, сомкнулась, и Джура, взглянув на Чжао, увидел в его глазах осуждение. Чжао мигнул на холм. Джура вздохнул и подошел к яме.
Яростный лай ошеломил Джуру только на мгновение. Опустившись на локти, осторожно тыкая саблей впереди себя, он полез в нору, вырытую собаками.
Загородив своим телом свет, Джура сразу очутился в темноте и вскоре увидел множество собачьих глаз, искрившихся во мраке. Однако и это не остановило Джуру. На локтях, подталкиваясь ногами, медленно полз он по собачьему ходу. Имея саблю в руках, он пошел бы на драконов, а не только на собак. Надежда на свободу толкала его в темноту, в неизвестное, придавало силы. Искрящиеся собачьи глаза были совсем близко. Джура ткнул саблей в темноту, и отчаянный визг подтвердил, что он задел собаку. Лай из множества собачьих глоток сливался в один бесконечный вопль.
Отбежавшие было собаки снова приблизились. Джура сделал быстрый выпад вперед. Земля под его левой рукой обрушилась, и он, потеряв равновесие, упал и выпустил саблю из рук. Моментально Джура прыгнул вслед за нею вниз. Собаки отпрянули. Хватаясь за землю, Джура нащупал ступеньки, но сабли на них не было: очевидно, она скатилась ниже.
Поняв, что он обезоружен, Джура, не теряя ни одного мгновения, вскочил и закричал изо всех сил. Это был гневный вопль безоружного человека, вопль ярости и отчаяния. Он преследовал собак, не давая им опомниться. Собаки кинулись вниз по ступенькам, кувыркаясь через головы, а за ними бежал человек и страшно кричал. Иногда Джура приседал и шарил по лестнице руками, но, не нащупав сабли, снова гнал собак вниз. Он сбежал по лестнице в темную пустоту и оглянулся. Откуда-то сверху пробивались слабые лучи света. Но и этого было достаточно, чтобы после полной темноты разглядеть высокую стену.
Собаки окружили узника кольцом и, оскалив клыки, с рычанием медленно приближались. Джура был один, безоружный, против нескольких десятков сильных и злых собак. Они не дали бы ему подняться по лестнице вверх и загрызли бы по дороге. Джура решил схватить одну собаку и отбиваться ею от нападающих, как вдруг инстинктивно почувствовал опасность за спиной. Повернувшись, Джура очутился перед огромным черным псом с белой меткой на груди. Пес приготовился к прыжку…
– Тэке! Тэке! Мой Тэке! – крикнул Джура, не веря своим глазам.
Пес замер. Вся стая притихла. Джура медленно выпрямился. Пес и человек стояли некоторое время друг против друга. Секунды казались Джуре вечностью.
Тэке завилял хвостом и беззвучно оскалился. Он виновато подошел к Джуре и, став на задние лапы, уперся передними в его грудь. Пес не умел ласкаться. Джура схватил его голову обеими руками и прижал к своему лицу. Несколько собак, не поняв поведения вожака, бросились и вцепились в халат Джуры. Тэке прыгнул вперед и, опрокинув первую попавшуюся собаку на спину, начал её кусать. Джура облегченно вздохнул, оглянулся и заметил свою саблю. Он быстро схватил её и обернулся, готовый к битве. Тэке стоял рядом. У входа послышался голос Саида. Он громко клял Кипчакбая и всех его родственников. Собаки снова залаяли. Саид испуганно позвал Джуру. Джура отогнал собак. Саид, а за ним Чжао оказались на каменных, засыпанных землей ступенях древней лестницы. – Спускайтесь ко мне! – крикнул Джура.
– А собаки?
– Собак не бойтесь. Здесь мой верный Тэке. Он вожак собачьей стаи.
Чжао и Саид много слышали от Джуры о его охотничьем псе. Обрадованные неожиданной удачей, уже не страшась собак, они спустились в подземелье.
– Тэке! – ласково сказал Саид, пытаясь погладить голову пса. Тэке сердито зарычал, и Саид быстро отдернул руку. Собаки злобно лаяли издали.
– Скорее! Давайте искать выход! – сказал Чжао. – А золото? Где же золото? Надо взять золото, – твердил Саид, хватая Джуру за халат.
– Пусть пропадет золото! Давайте искать выход, – ответил Джура.
Вдруг впереди раздался злобный визг собак и мелькнул отблеск огня.
– Мы пропали! Враги нашли другой ход и идут сюда! – сказал Саид, пятясь назад.
Джура вновь ощутил необычайный прилив энергии. Борьба всегда привлекала его, теперь же он знал, что борется за свободу. С ним были друзья. Про себя он решил, что если останется жив, то будет всегда действовать с ними заодно.
Навстречу узникам из-за поворота вышел человек с горящим факелом в руке.
– Чжао! – громко крикнул он.
– Биллял! – радостно воскликнул Чжао. – Ты ли это, Биллял? – Вы ещё живы? – задыхаясь, говорил Биллял, обнимая Чжао. – Я так торопился! Думал, что тебя растерзали собаки. Скорее же, скорее за мной!
– Кто это? – недоверчиво шепнул Саид. – Я ничего не понимаю! – Не волнуйтесь, – отвечал Чжао спокойно. – Это мой друг Биллял. Скажи, как вы узнали…
– Расскажу все потом. Торопитесь! – ответил Биллял. Они двинулись по переходу. Джура споткнулся: под ногами лежал труп. Возле него валялся кожаный мешок, из которого высыпались серебряные и золотые монеты. Саид схватил кожаный мешок и начал насыпать в него золото.
– Не больше десяти фунтов! – с жадностью шептал он. – Даже нет и десяти, только восемь. Ага, вот серебро! Он прополз в угол, где лежали мешки со слитками серебра. – Кто же это такой богач? – Саид перевернул труп на спину. – Чер! – удивленно сказал он. – Дунган Чер! Таки подох, чертов старикашка! Все равно я бы его зарезал.
– Кто он? – спросил Джура.
– Это Чер, – ответил Саид. – Старшина нищих, тех, что живут на кладбище и попрошайничают в кишлаке. Это Чер выдал меня ищейкам Кипчакбая.
Биллял с любопытством смотрел на Саида.
– А кто это? – спросил он Чжао.
– Это Саид, охотник за приключениями. Вместе сидели в яме. – Вместе страдали, – вмешался Саид, – из одной чашки похлебку ели.
Саид завернул золото в пояс, схватил два мешка с серебряными слитками, связал их и взвалил на плечо.
– Берите серебро, я ничего вам не дам позже из своих мешков. Берите серебро Чера, которое он грабил у нищих и крал у богатых. Мы спасаемся от Кипчакбая на его же деньги!
Вслед за Биллялом узники двинулись по извилистому проходу, вырубленному в стене.
Глыбы камня преградили им дальнейший путь.
Саид застонал от злости.
– Дальше пути нет, – сказал Чжао, внимательно ощупав руками обвалившиеся глыбы.
– Не беспокойтесь, – сказал Биллял и топнул ногой. Раздался гул. Биллял нащупал кольцо, потянул его вверх и приподнял круглую крышку.
– Очень хорошо, очень хорошо! – твердил Саид. Беглецы затаили дыхание и прислушались. Джура спрыгнул на дно неглубокого колодца.
– Направо выход, – тихо проговорил Биллял.
Спустившись, все поползли по тесному проходу и наконец очутились в небольшом квадратном помещении.
– Это кумбез[45], – сказал Биллял, – мы на кладбище. Нас ждут в зарослях тугаев у реки. Надо ждать вечера.
Джура восторженно смотрел на Билляла. Все были счастливы от сознания вновь обретенной свободы. Джура, Чжао и Саид больше не могли скрыть своих чувств.
Все трое бросились к Биллялу и заключили его в свои объятия. – Тише! – сказал Биллял. – Вы слышите голоса? Это нищие. Мазары на кладбище – пристанище нищих. А этот был тайником Чера. – Но как же ты нашел нас? – спросил Чжао.
– Очень просто, – ответил Биллял. – Мы все недоумевали, куда ты исчез, и искали везде, даже в ямах. Ли не было. – Ли?! – воскликнул Саид.
– Для всех я Чжао, и для вас тоже.
– Тише! – опять сказал Биллял, красноречиво показывая на стену. – Наконец тебя увидели на базаре собирающим милостыню. А ищейки Кипчакбая захотели на тебя, как на приманку, поймать крупную рыбу. Они просчитались. Остальное было нетрудно. Зная страсть Кипчакбая к кладоискательству, мы уже подготовили одну старинную башню с подземным ходом, но она была возле кишлака, и ход могли знать другие. А здесь, как раз над тайником старшины нищих, начали зарывать коров и дорылись до подземелья. Ну, а все ищейки Кипчакбая у нас на примете. Мы этим и воспользовались. Нам многие помогали – нас ведь много, Чжао, твоих друзей. Одного боялись – как бы не опоздать: собаки могли вас загрызть. А тут опять счастливый случай. Кто знал, что среди них окажется этот черный! – И Биллял показал на Тэке.
– Боится! – сказал громко кто-то в толпе.
– Чего ему бояться? – ответил другой. – Все равно умирать, а полезет – может быть, и жив останется.
Джура смотрел на горы, видневшиеся вдалеке, на слепящее солнце, затем взгляд его остановился на норе, откуда доносился злобный лай. Джуре мгновенно пришла мысль поквитаться с Кипчакбаем.
– Дайте саблю, – сказал Джура, – а то нечем воевать с собаками!
Ему дали саблю.
Однако охрана, заметив его пристальный, цепкий взгляд, устремленный на раиса, сомкнулась, и Джура, взглянув на Чжао, увидел в его глазах осуждение. Чжао мигнул на холм. Джура вздохнул и подошел к яме.
Яростный лай ошеломил Джуру только на мгновение. Опустившись на локти, осторожно тыкая саблей впереди себя, он полез в нору, вырытую собаками.
Загородив своим телом свет, Джура сразу очутился в темноте и вскоре увидел множество собачьих глаз, искрившихся во мраке. Однако и это не остановило Джуру. На локтях, подталкиваясь ногами, медленно полз он по собачьему ходу. Имея саблю в руках, он пошел бы на драконов, а не только на собак. Надежда на свободу толкала его в темноту, в неизвестное, придавало силы. Искрящиеся собачьи глаза были совсем близко. Джура ткнул саблей в темноту, и отчаянный визг подтвердил, что он задел собаку. Лай из множества собачьих глоток сливался в один бесконечный вопль.
Отбежавшие было собаки снова приблизились. Джура сделал быстрый выпад вперед. Земля под его левой рукой обрушилась, и он, потеряв равновесие, упал и выпустил саблю из рук. Моментально Джура прыгнул вслед за нею вниз. Собаки отпрянули. Хватаясь за землю, Джура нащупал ступеньки, но сабли на них не было: очевидно, она скатилась ниже.
Поняв, что он обезоружен, Джура, не теряя ни одного мгновения, вскочил и закричал изо всех сил. Это был гневный вопль безоружного человека, вопль ярости и отчаяния. Он преследовал собак, не давая им опомниться. Собаки кинулись вниз по ступенькам, кувыркаясь через головы, а за ними бежал человек и страшно кричал. Иногда Джура приседал и шарил по лестнице руками, но, не нащупав сабли, снова гнал собак вниз. Он сбежал по лестнице в темную пустоту и оглянулся. Откуда-то сверху пробивались слабые лучи света. Но и этого было достаточно, чтобы после полной темноты разглядеть высокую стену.
Собаки окружили узника кольцом и, оскалив клыки, с рычанием медленно приближались. Джура был один, безоружный, против нескольких десятков сильных и злых собак. Они не дали бы ему подняться по лестнице вверх и загрызли бы по дороге. Джура решил схватить одну собаку и отбиваться ею от нападающих, как вдруг инстинктивно почувствовал опасность за спиной. Повернувшись, Джура очутился перед огромным черным псом с белой меткой на груди. Пес приготовился к прыжку…
– Тэке! Тэке! Мой Тэке! – крикнул Джура, не веря своим глазам.
Пес замер. Вся стая притихла. Джура медленно выпрямился. Пес и человек стояли некоторое время друг против друга. Секунды казались Джуре вечностью.
Тэке завилял хвостом и беззвучно оскалился. Он виновато подошел к Джуре и, став на задние лапы, уперся передними в его грудь. Пес не умел ласкаться. Джура схватил его голову обеими руками и прижал к своему лицу. Несколько собак, не поняв поведения вожака, бросились и вцепились в халат Джуры. Тэке прыгнул вперед и, опрокинув первую попавшуюся собаку на спину, начал её кусать. Джура облегченно вздохнул, оглянулся и заметил свою саблю. Он быстро схватил её и обернулся, готовый к битве. Тэке стоял рядом. У входа послышался голос Саида. Он громко клял Кипчакбая и всех его родственников. Собаки снова залаяли. Саид испуганно позвал Джуру. Джура отогнал собак. Саид, а за ним Чжао оказались на каменных, засыпанных землей ступенях древней лестницы. – Спускайтесь ко мне! – крикнул Джура.
– А собаки?
– Собак не бойтесь. Здесь мой верный Тэке. Он вожак собачьей стаи.
Чжао и Саид много слышали от Джуры о его охотничьем псе. Обрадованные неожиданной удачей, уже не страшась собак, они спустились в подземелье.
– Тэке! – ласково сказал Саид, пытаясь погладить голову пса. Тэке сердито зарычал, и Саид быстро отдернул руку. Собаки злобно лаяли издали.
– Скорее! Давайте искать выход! – сказал Чжао. – А золото? Где же золото? Надо взять золото, – твердил Саид, хватая Джуру за халат.
– Пусть пропадет золото! Давайте искать выход, – ответил Джура.
Вдруг впереди раздался злобный визг собак и мелькнул отблеск огня.
– Мы пропали! Враги нашли другой ход и идут сюда! – сказал Саид, пятясь назад.
Джура вновь ощутил необычайный прилив энергии. Борьба всегда привлекала его, теперь же он знал, что борется за свободу. С ним были друзья. Про себя он решил, что если останется жив, то будет всегда действовать с ними заодно.
Навстречу узникам из-за поворота вышел человек с горящим факелом в руке.
– Чжао! – громко крикнул он.
– Биллял! – радостно воскликнул Чжао. – Ты ли это, Биллял? – Вы ещё живы? – задыхаясь, говорил Биллял, обнимая Чжао. – Я так торопился! Думал, что тебя растерзали собаки. Скорее же, скорее за мной!
– Кто это? – недоверчиво шепнул Саид. – Я ничего не понимаю! – Не волнуйтесь, – отвечал Чжао спокойно. – Это мой друг Биллял. Скажи, как вы узнали…
– Расскажу все потом. Торопитесь! – ответил Биллял. Они двинулись по переходу. Джура споткнулся: под ногами лежал труп. Возле него валялся кожаный мешок, из которого высыпались серебряные и золотые монеты. Саид схватил кожаный мешок и начал насыпать в него золото.
– Не больше десяти фунтов! – с жадностью шептал он. – Даже нет и десяти, только восемь. Ага, вот серебро! Он прополз в угол, где лежали мешки со слитками серебра. – Кто же это такой богач? – Саид перевернул труп на спину. – Чер! – удивленно сказал он. – Дунган Чер! Таки подох, чертов старикашка! Все равно я бы его зарезал.
– Кто он? – спросил Джура.
– Это Чер, – ответил Саид. – Старшина нищих, тех, что живут на кладбище и попрошайничают в кишлаке. Это Чер выдал меня ищейкам Кипчакбая.
Биллял с любопытством смотрел на Саида.
– А кто это? – спросил он Чжао.
– Это Саид, охотник за приключениями. Вместе сидели в яме. – Вместе страдали, – вмешался Саид, – из одной чашки похлебку ели.
Саид завернул золото в пояс, схватил два мешка с серебряными слитками, связал их и взвалил на плечо.
– Берите серебро, я ничего вам не дам позже из своих мешков. Берите серебро Чера, которое он грабил у нищих и крал у богатых. Мы спасаемся от Кипчакбая на его же деньги!
Вслед за Биллялом узники двинулись по извилистому проходу, вырубленному в стене.
Глыбы камня преградили им дальнейший путь.
Саид застонал от злости.
– Дальше пути нет, – сказал Чжао, внимательно ощупав руками обвалившиеся глыбы.
– Не беспокойтесь, – сказал Биллял и топнул ногой. Раздался гул. Биллял нащупал кольцо, потянул его вверх и приподнял круглую крышку.
– Очень хорошо, очень хорошо! – твердил Саид. Беглецы затаили дыхание и прислушались. Джура спрыгнул на дно неглубокого колодца.
– Направо выход, – тихо проговорил Биллял.
Спустившись, все поползли по тесному проходу и наконец очутились в небольшом квадратном помещении.
– Это кумбез[45], – сказал Биллял, – мы на кладбище. Нас ждут в зарослях тугаев у реки. Надо ждать вечера.
Джура восторженно смотрел на Билляла. Все были счастливы от сознания вновь обретенной свободы. Джура, Чжао и Саид больше не могли скрыть своих чувств.
Все трое бросились к Биллялу и заключили его в свои объятия. – Тише! – сказал Биллял. – Вы слышите голоса? Это нищие. Мазары на кладбище – пристанище нищих. А этот был тайником Чера. – Но как же ты нашел нас? – спросил Чжао.
– Очень просто, – ответил Биллял. – Мы все недоумевали, куда ты исчез, и искали везде, даже в ямах. Ли не было. – Ли?! – воскликнул Саид.
– Для всех я Чжао, и для вас тоже.
– Тише! – опять сказал Биллял, красноречиво показывая на стену. – Наконец тебя увидели на базаре собирающим милостыню. А ищейки Кипчакбая захотели на тебя, как на приманку, поймать крупную рыбу. Они просчитались. Остальное было нетрудно. Зная страсть Кипчакбая к кладоискательству, мы уже подготовили одну старинную башню с подземным ходом, но она была возле кишлака, и ход могли знать другие. А здесь, как раз над тайником старшины нищих, начали зарывать коров и дорылись до подземелья. Ну, а все ищейки Кипчакбая у нас на примете. Мы этим и воспользовались. Нам многие помогали – нас ведь много, Чжао, твоих друзей. Одного боялись – как бы не опоздать: собаки могли вас загрызть. А тут опять счастливый случай. Кто знал, что среди них окажется этот черный! – И Биллял показал на Тэке.
III
Джура восторженно посмотрел на Чжао и Саида. Джура не замечал, что они были худы – кожа да кости, но он видел, как радостно сияли их глаза.
И, припоминая слова древней клятвы, слышанной от Кучака, он торжественно произнес:
– На жизнь и на смерть клянусь всегда быть тебе досом, Чжао! Клянусь делить последний кусок мяса и отдавать последний глоток воды. Мое жилище – твое жилище. Мое оружие – твое оружие. Бери все мое, что тебе понравится, – этим ты обрадуешь меня. Ты мой друг. Мы теперь – как два крыла одной птицы, как два побега на одной ветке.
Джура и Чжао обнажили грудь, обнялись и этим закрепили дружбу. Чжао ответил:
– Клянусь быть тебе другом! Твой враг – мой враг. Твоя радость – моя радость. Наш путь пусть будет один. Пусть на нашем пути бедняки станут богачами и высохнут слезы обездоленных. Ты мой друг.
Чжао отвернулся и, вытирая пальцами глаза, пробормотал: – Здесь много пыли…
Саид, глядя на товарищей, тоже обнажил грудь и, по очереди обнявшись с Джурой и с Чжао, поклялся быть им другом. – Теперь, – сказал Саид, – наши друзья – ружья и товарищи – лошади. Вот серебро. Я на него куплю лошадей, и мы ускачем от погони. Вы слышите голоса?
Он быстро подбежал к стене и выглянул в щелку, а потом обернулся, прижал палец к губам и провел им по горлу. День, проведенный в склепе, тянулся бесконечно долго. Джура томился и не находил себе места.
– Пойду в город, поймаю Тагая. И Кипчакбай от меня получит! – после долгого молчания сказал Джура.
Чжао, услышав его слова, возразил:
– Не надо так сразу. Ты помнишь, я тебе рассказывал о военной хитрости Тамерлана?
– Помню, – нехотя сказал Джура. – Но ведь тебе хитрость не помогла: ты сам попал в яму.
– Слушай меня, пока отошел Саид, – торопливо зашептал Чжао. – Наш народ ненавидит поработителей и хочет счастливой жизни. Мы боремся за эту счастливую жизнь. И я – в рядах борцов за свободу. Народ ненавидит англичан и других пришельцев, поддерживающих баев. Мы верим, что настанет и для нас день свободы. Но многое ещё может случиться, пока настанет этот день, и много горячей крови должна впитать земля, прежде чем жизнь сделается легкой. Чжао подсел к Биллялу, и они долго шептались. Джура волновался, думал о Зейнеб, о свободе. Он решил во что бы то ни стало освободить Зейнеб от Тагая.
Только ночью через дыру в стене беглецы вылезли из склепа. Биллял вывел их между могилами к реке. Они вошли в заросли держидерева.
– Я в этих тугаях каждую тропинку знаю, – шептал Саид, – со мной не пропадете.
Там, где заросли отступали от берега, образуя полянку, путники остановились.
– Теперь вы почти на свободе! – весело сказал Биллял. – Почему – почти? – запротестовал Саид. – Я же сказал, что знаю эти тугаи. Здесь поблизости живет мой друг. Через него купим и лошадей и одежду.
– Ничего не надо покупать, – сказал Биллял. – Все приготовлено. Пусть все думают, что вы погибли в яме. – Мне некогда ждать! – сквозь зубы проговорил Саид. – Мне нужно идти к своим!… Прощайте! Увидимся!
– Вот что, Саид, – сказал Биллял, подумав несколько мгновений. – Задерживать тебя не буду, но только уговор: попадешься – не говори ни слова, как и что.
– Ну вот, стану я болтать! – возмущенно сказал Саид. – А вы, – сказал Биллял, обращаясь к Джуре и Чжао, – ждите меня здесь.
Биллял быстро исчез в темноте.
Саид помедлил и, пожав руки друзьям, ушел в противоположном направлении. Джура с наслаждением лег на спину, закинув руки за голову. Чжао заснул, положив голову ему на грудь. Спал он неспокойно, и малейший шум заставлял его просыпаться и вглядываться в темноту.
Уже небо заалело на востоке и утренний мороз сковал берег реки, а Билляла все ещё не было.
Вдруг Тэке насторожился и зарычал. Послышался плеск воды. Показался Биллял верхом на коне. Двух лошадей он вел в поводу. Биллял соскочил с лошади и подошел к друзьям.
– Запоздал, – сказал он. – Кто-то бродил в тугаях. Тому, кто ждал нас, пришлось уехать, чтобы не вызвать подозрения. Придется опять ждать наступления темноты: в кишлаке все думают, что вас загрызли собаки. Вот вам одежда и запас еды на неделю. Сбросьте свои лохмотья. Вам предстоит далекий путь.
Джура быстро снял изорванный халат и побежал к реке. Он несколько раз окунулся в ледяную воду, смывая пыль и грязь. От его красного тела шел пар. Джура быстро натянул чистое платье. Новые ичиги оказались ему великоваты.
Джура вынул из старого ичига клочок материи. – Вот крепкая! – сказал он. – Столько времени прошло, а до сих пор как новая… Это я из сумки Артабека взял. Джура развернул клочок и хотел его разорвать. – А ну-ка, дай сюда! – крикнул Чжао. – Не рви! Джура вдруг обратил внимание на то, что на материи были начертаны какие-то знаки.
– Да это же и есть фирман Ага-хана! – закричал Чжао, разглядывая кусок, который ему дал Джура. – Неужели ты не знал этого! Это же и есть фирман!
– Откуда же мне знать об этом? Все говорят: «фирман, фирман», а что такое фирман, я не знал, и стыдно было спросить. Все говорили: «Не видел ли ты такой большой бумаги?» А ведь это не бумага, а материя.
Биллял заглянул через плечо Чжао. Они вместе читали фирман, обмениваясь замечаниями. Из их разговора Джура понял, что в этом фирмане есть что-то очень важное.
– Джура, – сказал Чжао, – этот фирман приказывает исмаилитским пирам быть готовыми к военным действиям в тысяча девятьсот тридцать первом году. Ты знаешь – теперь тысяча девятьсот тридцать первый год. В этом фирмане очень важные сведения. Поэтому, видно, им и интересовались Максимов, Козубай и Кзицкий. В нем приказ, который нам непонятен. Ты должен отвезти фирман к своим.
– А Зейнеб? Неужели я её брошу? – спросил Джура. – Я должен убить Тагая, без его головы я не могу показаться Козубаю. – Ты повезешь фирман. Здесь дело касается всего народа, – сказал Чжао. – Разве ты не говорил, что ты из рода большевиков? – Да, ты прав, – согласился Джура. – Но, может быть, мы сначала освободим Зейнеб и поедем вместе?
– С тобой поедет Чжао, – тоном, не допускающим возражений, сказал Биллял. – Я тоже отказываюсь от многого ради борьбы. Здесь много нас, друзей свободы. Мы делаем так, что народ не идет больше в басмачи. Нас ненавидят имам Балбак и Тагай. Белогвардейские офицеры Тагая боятся попасть к нам в руки. Если ты доставишь фирман, это будет великий подвиг.
Зашелестели кусты. Биллял вынул из кармана револьвер. Из кустов вышел Саид. Он держался за щеку, под глазом у него был синяк.
– Я должен бежать отсюда, – сказал он, еле переводя дух. – Я не могу оставаться в этом кишлаке. Кипчакбай обещал пять тысяч за мою голову, и мне не хочется рисковать ею.
– Разве ты этого не знал? – спросил удивленно Биллял. – Но как ты смел идти сюда днем? Ведь ты мог навести на нас ищеек Кипчакбая.
– Ничего, не бойтесь. Я полз как змея. В городе только и разговоров, что о нашей гибели и о побеге Зейнеб. Моя тетка Курляуш работает у жен Тагая. Она-то и сказала, чтобы я провалился сквозь землю на год. А она такая, что молится и богу и черту. Тетка дала Зейнеб в проводники моего двоюродного брата. – Поедем же скорее на запад! – взволнованно воскликнул Джура. – Ты без головы! – оборвал его Биллял. – Гонцы Тагая ищут Зейнеб по всем дорогам и тропинкам. У него столько ушей и глаз, что нам не пробраться сейчас прямо на запад. Вы поедете на север, а оттуда на запад. На севере находится курбаши Джафар, завистник Тагая. Там легче пробраться. Будете говорить, что вы из Индии, люди имама Балбака. Теперь оттуда много приезжает. У моего друга– охотника – Чжао его знает – вы сможете обменять лошадей на верблюдов, вам придется ехать по пустыне. Джура, ты молод и наивен: ни слова Саиду о фирмане Ага-хана! – шепнул Биллял Джуре. – Хоп, – тихо ответил Джура. – А фирман я спрячу на груди. – Спрячь его снова в ичиг, – посоветовал Чжао. – Если не нашли его там раньше, то и теперь не найдут.
– Так и я с вами, – сказал Саид. – Мне куда бы ни ехать, лишь бы год перебиться. И чем дальше, тем лучше. Я знаю весь край, пограничные тропы.
– Едем, едем скорее! – воскликнул Джура, которому не терпелось уехать из этих ненавистных мест.
Уже ночью стало известно, что их побег открыт.
И, припоминая слова древней клятвы, слышанной от Кучака, он торжественно произнес:
– На жизнь и на смерть клянусь всегда быть тебе досом, Чжао! Клянусь делить последний кусок мяса и отдавать последний глоток воды. Мое жилище – твое жилище. Мое оружие – твое оружие. Бери все мое, что тебе понравится, – этим ты обрадуешь меня. Ты мой друг. Мы теперь – как два крыла одной птицы, как два побега на одной ветке.
Джура и Чжао обнажили грудь, обнялись и этим закрепили дружбу. Чжао ответил:
– Клянусь быть тебе другом! Твой враг – мой враг. Твоя радость – моя радость. Наш путь пусть будет один. Пусть на нашем пути бедняки станут богачами и высохнут слезы обездоленных. Ты мой друг.
Чжао отвернулся и, вытирая пальцами глаза, пробормотал: – Здесь много пыли…
Саид, глядя на товарищей, тоже обнажил грудь и, по очереди обнявшись с Джурой и с Чжао, поклялся быть им другом. – Теперь, – сказал Саид, – наши друзья – ружья и товарищи – лошади. Вот серебро. Я на него куплю лошадей, и мы ускачем от погони. Вы слышите голоса?
Он быстро подбежал к стене и выглянул в щелку, а потом обернулся, прижал палец к губам и провел им по горлу. День, проведенный в склепе, тянулся бесконечно долго. Джура томился и не находил себе места.
– Пойду в город, поймаю Тагая. И Кипчакбай от меня получит! – после долгого молчания сказал Джура.
Чжао, услышав его слова, возразил:
– Не надо так сразу. Ты помнишь, я тебе рассказывал о военной хитрости Тамерлана?
– Помню, – нехотя сказал Джура. – Но ведь тебе хитрость не помогла: ты сам попал в яму.
– Слушай меня, пока отошел Саид, – торопливо зашептал Чжао. – Наш народ ненавидит поработителей и хочет счастливой жизни. Мы боремся за эту счастливую жизнь. И я – в рядах борцов за свободу. Народ ненавидит англичан и других пришельцев, поддерживающих баев. Мы верим, что настанет и для нас день свободы. Но многое ещё может случиться, пока настанет этот день, и много горячей крови должна впитать земля, прежде чем жизнь сделается легкой. Чжао подсел к Биллялу, и они долго шептались. Джура волновался, думал о Зейнеб, о свободе. Он решил во что бы то ни стало освободить Зейнеб от Тагая.
Только ночью через дыру в стене беглецы вылезли из склепа. Биллял вывел их между могилами к реке. Они вошли в заросли держидерева.
– Я в этих тугаях каждую тропинку знаю, – шептал Саид, – со мной не пропадете.
Там, где заросли отступали от берега, образуя полянку, путники остановились.
– Теперь вы почти на свободе! – весело сказал Биллял. – Почему – почти? – запротестовал Саид. – Я же сказал, что знаю эти тугаи. Здесь поблизости живет мой друг. Через него купим и лошадей и одежду.
– Ничего не надо покупать, – сказал Биллял. – Все приготовлено. Пусть все думают, что вы погибли в яме. – Мне некогда ждать! – сквозь зубы проговорил Саид. – Мне нужно идти к своим!… Прощайте! Увидимся!
– Вот что, Саид, – сказал Биллял, подумав несколько мгновений. – Задерживать тебя не буду, но только уговор: попадешься – не говори ни слова, как и что.
– Ну вот, стану я болтать! – возмущенно сказал Саид. – А вы, – сказал Биллял, обращаясь к Джуре и Чжао, – ждите меня здесь.
Биллял быстро исчез в темноте.
Саид помедлил и, пожав руки друзьям, ушел в противоположном направлении. Джура с наслаждением лег на спину, закинув руки за голову. Чжао заснул, положив голову ему на грудь. Спал он неспокойно, и малейший шум заставлял его просыпаться и вглядываться в темноту.
Уже небо заалело на востоке и утренний мороз сковал берег реки, а Билляла все ещё не было.
Вдруг Тэке насторожился и зарычал. Послышался плеск воды. Показался Биллял верхом на коне. Двух лошадей он вел в поводу. Биллял соскочил с лошади и подошел к друзьям.
– Запоздал, – сказал он. – Кто-то бродил в тугаях. Тому, кто ждал нас, пришлось уехать, чтобы не вызвать подозрения. Придется опять ждать наступления темноты: в кишлаке все думают, что вас загрызли собаки. Вот вам одежда и запас еды на неделю. Сбросьте свои лохмотья. Вам предстоит далекий путь.
Джура быстро снял изорванный халат и побежал к реке. Он несколько раз окунулся в ледяную воду, смывая пыль и грязь. От его красного тела шел пар. Джура быстро натянул чистое платье. Новые ичиги оказались ему великоваты.
Джура вынул из старого ичига клочок материи. – Вот крепкая! – сказал он. – Столько времени прошло, а до сих пор как новая… Это я из сумки Артабека взял. Джура развернул клочок и хотел его разорвать. – А ну-ка, дай сюда! – крикнул Чжао. – Не рви! Джура вдруг обратил внимание на то, что на материи были начертаны какие-то знаки.
– Да это же и есть фирман Ага-хана! – закричал Чжао, разглядывая кусок, который ему дал Джура. – Неужели ты не знал этого! Это же и есть фирман!
– Откуда же мне знать об этом? Все говорят: «фирман, фирман», а что такое фирман, я не знал, и стыдно было спросить. Все говорили: «Не видел ли ты такой большой бумаги?» А ведь это не бумага, а материя.
Биллял заглянул через плечо Чжао. Они вместе читали фирман, обмениваясь замечаниями. Из их разговора Джура понял, что в этом фирмане есть что-то очень важное.
– Джура, – сказал Чжао, – этот фирман приказывает исмаилитским пирам быть готовыми к военным действиям в тысяча девятьсот тридцать первом году. Ты знаешь – теперь тысяча девятьсот тридцать первый год. В этом фирмане очень важные сведения. Поэтому, видно, им и интересовались Максимов, Козубай и Кзицкий. В нем приказ, который нам непонятен. Ты должен отвезти фирман к своим.
– А Зейнеб? Неужели я её брошу? – спросил Джура. – Я должен убить Тагая, без его головы я не могу показаться Козубаю. – Ты повезешь фирман. Здесь дело касается всего народа, – сказал Чжао. – Разве ты не говорил, что ты из рода большевиков? – Да, ты прав, – согласился Джура. – Но, может быть, мы сначала освободим Зейнеб и поедем вместе?
– С тобой поедет Чжао, – тоном, не допускающим возражений, сказал Биллял. – Я тоже отказываюсь от многого ради борьбы. Здесь много нас, друзей свободы. Мы делаем так, что народ не идет больше в басмачи. Нас ненавидят имам Балбак и Тагай. Белогвардейские офицеры Тагая боятся попасть к нам в руки. Если ты доставишь фирман, это будет великий подвиг.
Зашелестели кусты. Биллял вынул из кармана револьвер. Из кустов вышел Саид. Он держался за щеку, под глазом у него был синяк.
– Я должен бежать отсюда, – сказал он, еле переводя дух. – Я не могу оставаться в этом кишлаке. Кипчакбай обещал пять тысяч за мою голову, и мне не хочется рисковать ею.
– Разве ты этого не знал? – спросил удивленно Биллял. – Но как ты смел идти сюда днем? Ведь ты мог навести на нас ищеек Кипчакбая.
– Ничего, не бойтесь. Я полз как змея. В городе только и разговоров, что о нашей гибели и о побеге Зейнеб. Моя тетка Курляуш работает у жен Тагая. Она-то и сказала, чтобы я провалился сквозь землю на год. А она такая, что молится и богу и черту. Тетка дала Зейнеб в проводники моего двоюродного брата. – Поедем же скорее на запад! – взволнованно воскликнул Джура. – Ты без головы! – оборвал его Биллял. – Гонцы Тагая ищут Зейнеб по всем дорогам и тропинкам. У него столько ушей и глаз, что нам не пробраться сейчас прямо на запад. Вы поедете на север, а оттуда на запад. На севере находится курбаши Джафар, завистник Тагая. Там легче пробраться. Будете говорить, что вы из Индии, люди имама Балбака. Теперь оттуда много приезжает. У моего друга– охотника – Чжао его знает – вы сможете обменять лошадей на верблюдов, вам придется ехать по пустыне. Джура, ты молод и наивен: ни слова Саиду о фирмане Ага-хана! – шепнул Биллял Джуре. – Хоп, – тихо ответил Джура. – А фирман я спрячу на груди. – Спрячь его снова в ичиг, – посоветовал Чжао. – Если не нашли его там раньше, то и теперь не найдут.
– Так и я с вами, – сказал Саид. – Мне куда бы ни ехать, лишь бы год перебиться. И чем дальше, тем лучше. Я знаю весь край, пограничные тропы.
– Едем, едем скорее! – воскликнул Джура, которому не терпелось уехать из этих ненавистных мест.
Уже ночью стало известно, что их побег открыт.
IV
Пока беглецов искали у восточной границы, они ехали на север, через Такла-Макан. Саид взялся провести Джуру и Чжао через пустыню, с тем чтобы потом повернуть на восток. Лошадей сменили на верблюдов.
Прошло немало дней с того времени, как путники, спасаясь от погони, прошли последние песчаные барханы и вступили в эту страшную, безрадостную пустыню.
Не было в пустыне ни солнца, ни тени. Густая полупрозрачная мгла из лёссовой пыли повисла над путниками, застилая небо. Ничто не росло и не жило на этих такырах, напоминавших дно высохшего моря. Бесконечные трещины рассекали сероватый солончак, сухой, как сухарь.
Безмолвная, мертвая пустыня угнетала путников, и они ехали молча, изредка тихо переговариваясь.
Прошло немало дней с того времени, как путники, спасаясь от погони, прошли последние песчаные барханы и вступили в эту страшную, безрадостную пустыню.
Не было в пустыне ни солнца, ни тени. Густая полупрозрачная мгла из лёссовой пыли повисла над путниками, застилая небо. Ничто не росло и не жило на этих такырах, напоминавших дно высохшего моря. Бесконечные трещины рассекали сероватый солончак, сухой, как сухарь.
Безмолвная, мертвая пустыня угнетала путников, и они ехали молча, изредка тихо переговариваясь.