— Здесь туалет, — объяснял на ходу Георгий Петрович. — И туда тоже нельзя. Там у нас канализацию прорвало, из унитаза всякая гадость лезла, так я унитаз старыми газетами забил и тряпками… А вот и кухня!
   — А вот и чаек! — встретила Никифора Нина.
   — Н-да… — промычал колдун, оглядывая кухню — ободранный потолок, обвалившийся кафель, наискось заклеенные стекла буфета, полное отсутствие занавесок и громадную дыру с обгоревшими краями на линолеуме — в центре комнаты. — Ничего себе у вас было веселье…
   Георгий Петрович смущенно закашлялся, оттесняя Никифора к столу.
   — Чаек… — предлагая колдуну стул, проговорила Нина, — сахар… Я хотела испечь что-нибудь, но боюсь подходить к плите. Вдруг она взорвется…
   — Теперь, — усаживаясь за стол, авторитетно заявил колдун Никифор, — у вас ничего больше не взорвется.
   Он вынул откуда-то из складок рясы большую записную книжку в черной кожаной обложке, украшенной символическим черепом и двумя скрещенными костями.
   — Говорите, у вас призрак генерала Лебедя бродит по квартире? — полистав книжку, спросил Никифор.
   Нина с супругом переглянулись.
   — У нас нет… — проговорил Георгий Петрович, — у нас не то… У нас барабашка завелся.
   — Барабашка? — удивился колдун и чародей, пролистнул несколько листков, поднял глаза на супругов и осведомился:
   — Кумуджаровы? Шамиля и Абдул?
   Нина и Георгий Петрович замотали головами.
   — И правда не Кумуджаровы, — усмехнулся над самим собой Никифор, — перепутал я, работы много — вызовов полно. Так, у вас барабашка?
   — Барабашка, барабашка, — подтвердила Нина. — Чаек вот…
   Колдун шумно отхлебнул из чашки и поморщился.
   — Сахарок… — Нина подвинула сахарницу и ложку.
   — Спасибо, — проговорил колдун и просительно посмотрел на Георгия Петровича.
   — А-а-а!.. — догадался Георгий Петрович. — Нина! Это самое… из шкафчика!
   Нина, уронив ложку для сахара, метнулась к чудом уцелевшему после выступлений Степана Михайловича и достала оттуда початую бутылку коньяка.
   — Вот! — принимая бутылку и утверждая ее на столе, проговорил Георгий Петрович. — Коньячок. Правда, без звездочек, но…
   Колдун, не поднимаясь с места, выплеснул чай из своей чашки в раковину. Георгий Петрович, точно усмотрев в этом действии какой-то магический символ, сделал то же самое.
   — Наливай! — скомандовал Никифор. — И давай это… на «ты» перейдем.
   — Давай, — согласился Георгий Петрович, которому в присутствии настоящего колдуна и чародея стало значительно легче. — Ну, по первой?
   — А хорошо пошло… — сказал Никифор, расстегивая рясу на груди, — давай еще по одному… Понимаешь, сейчас заходил к одному приятелю. Выпили с ним немного, потом я поспал у него на диване и пошел заказы выполнять. Башка вот только болит— сосредоточиться не могу… А приятель мой… Ну, он тоже вроде меня… Волшебник — машины кодирует. От угона, от аварии. Так вот немного с ним выпили. Он вот такой парень! — Колдун предъявил свой большой палец. — Хочешь, он и тебе тачку закодирует? Это просто — даешь ему тачку на пару дней, он меняет номера—и все! Никто у тебя тачку не угонит. Даже менты останавливать не будут. Хочешь?
   — Не, — сказал Георгий Петрович. — Мне бы от барабашки избавиться… Тачка… Тачку мне какие-то козлы разбили.
   — Разбили? Так у меня другой приятель есть. Он приятель тому приятелю, который машины кодирует. Они познакомились на зоне воркутинской, когда оба срок мотали… по недоразумению. Так тот приятель приятеля за один день может найти любых обидчиков — и примерно их наказать. За определенную цену, конечно.
   — Он тоже волшебник? — поинтересовался Георгий Петрович.
   — А как же? — кивнул Никифор. — Ну это… наливай. Между первой и второй перерывчик небольшой… А между второй и третьей… перерывчик вообще не заметен. Шутка у нас такая — у колдунов… Профессиональная. Поехали?
   — Поехали, — сказал Георгий Петрович. Они снова выпили.
   — Закусить, — робко встряла в разговор мужчин Нина. — Лимончик вот… Больше ничего нет. Я бы приготовила, но к плите боюсь подходить.
   — Да не надо закуски, — отмахнулся Никифор, вытаскивая из-под подола рясы пачку «Мальборо». — Обойдемся.
   — Опьянеете, — опасливо поглядывая на бутылку, предположила Нина. — Не надо бы вам…
   — Отвали! — рявкнул Георгий Петрович. — Обойдемся без закуски, тебе сказали. И вообще — посиди пока в комнате. Мы тут… разговариваем…
   — Напрягает? — осведомился Никифор, кивая на дверной проем, через который только что вышла Нина.
   — Бывает, — разливая коньяк по чашкам, проговорил Георгий Петрович.
   — Так я это… Могу отворотное зелье тебе продать, — предложил Никифор. — А любовница есть у тебя? Могу и приворотное продать. Недорого. Хочешь?
   — Мне бы барабашку…
   — Барабашку… — пренебрежительно усмехнулся колдун. — Это такие мелочи, о которых серьезным людям и говорить не стоит. Я столько этих барабашек вывел за годы практики — ужас просто! Другие за всю жизнь столько тараканов не видели, сколько я барабашек истребил. Да, как насчет зелья?
   — Может быть, в другой раз…
   — Да я и про другое зелье. Коньяк заканчивается, — озабоченно проговорил колдун, бултыхнув почти опустевшую бутылку. — У тебя еще нет?
   — Нет. Но это не беда. Сейчас поправим.
   Георгий Петрович с некоторым трудом поднялся на ноги. Страшный барабашка уже не казался ему таким страшным. Зато потомственный колдун и чародей Никифор, который поначалу несколько пугал Георгия Петровича своим таинственным видом и странной одеждой, теперь представлялся ему одним из самых лучших людей на свете, в чем виноват был, вероятно, коньяк.
   — Нина! — позвал Георгий Петрович.
   — Что? — спросила вновь появившаяся на кухне Нина. — Уже начали сеанс?
   — Какой сеанс? — удивился Никифор.
   — Какой сеанс? — посмотрев на него, удивился и Георгий Петрович.
   — Ба… барабашку выгонять…
   Георгий Петрович снова посмотрел на колдуна.
   — Выгоним, — пообещал Никифор. — Только мне надо полечиться. Чтобы башка не трещала. Когда у меня башка трещит, я не могу сосредоточиться.
   — Так что, Нина, сбегай за бутылочкой нам, — приказал Георгий Петрович.
   — За какой? — оторопела Нина.
   — Да за обыкновенной. Водку?
   — Вообще-то я коньяк больше уважаю, — закуривая, проговорил Никифор, — но водку тоже можно.
   — Поняла? — обратился Георгий Петрович к Нине. — Бутылку водки. Ноль пять. Поняла?
   — Лучше — ноль семь, — подсказал колдун.
   — Ноль семь. Поняла?
   — По… поняла, — пробормотала Нина и удалилась в прихожую.
   Через час Георгий Петрович отяжелел до такой степени, что с трудом мог поднять рюмку. Мысли его сделались тягучими и малопонятными даже ему самому. Про барабашку Георгий Петрович как-то постепенно забыл. Он несколько раз ронял голову на руки и задремывал, а когда человек, сидящий напротив него, толкал его в плечо, Георгий Петрович смотрел осоловелыми глазами и всякий раз спрашивал:
   — Ты кто?
   — Я колдун, — отвечал колдун и не обижался.
   Нина, уже два раза бегавшая в ближайший магазин за водкой, беспокойно кружила вокруг выпивающих и даже один раз поинтересовалась у Никифора — когда же он начнет изгонять из квартиры барабашку? Но потомственный колдун и чародей только отмахнулся, продолжая рассказывать захмелевшему Георгию Петровичу истории из жизни многочисленных своих знакомых и из своей собственной.
   — Я раз еду на своем «мерсе»… — трещал Никифор. — Ну, там музычка у меня, скорость так… влегкую — под сто. Вдруг из-за поворота выползает бабка какая-то. Скрюченная, как это… как спичка сгоревшая. Я по сторонам засмотрелся и вдруг — ба-бах! Короче, сбил ту бабку на хрен. Она аж метров на десять откатилась. На десять — это еще что, — прервав свое повествование, заметил между прочим колдун, — я вот раз одного козла даванул. Он у меня через всю дорогу перелетел и стекло в ларьке башкой разбил. А в тот случай… Ну, когда старушку… Я сначала, типа, притормозил, а потом опомнился, дал по газам.
   — С-свалил? — поинтересовался Георгий Петрович, с великим трудом улавливая нить рассказа.
   — Какой там, — вздохнул Никифор и ткнул докуренную сигарету в блюдце с ломтиками лимона, — мусора из-за поворота выворачивают. Дорогу мне сразу перегородили. Остановили меня, короче. И ведь какие идейные попались падлы! Я им бабок сую, они не берут. Орут — попытка дачи взятки должностному лицу при исполнении… Ну, думаю, все. Сейчас, думаю, права отнимут, тачку отгонят — в натуре, как позорный, на автобусе домой поеду… Не, ничего, права только отняли.
   — Ну и что? — говорил Георгий Петрович. — Се… сейчас, когда гидра буржуазии поднимает опять свою голову, новые права сделать — как два пальца… Капитализм потому что…
   — Так меня ведь потом на суд вызывали! — горько воскликнул Никифор. — Хорошо, я адвоката хорошего взял сразу — Талона. Знаешь? Не знаешь… Он раньше с Васькой Рыжим работал… Так этот Гапон за пять минут доказал, что бабка сама во всем виновата. По нему выходило, что она сама башкой на капот кинулась. Можно сказать, спас меня. А старуха отмазалась, на бабки ее не получилось поставить. В натуре круто отмазалась — загнулась в больничке…
   — Ты смотри… — гудел Георгий Петрович, который уже успел минутку вздремнуть, положив голову на стол, и теперь не помнил, о чем ему только что рассказали… Чего только не бывает… Слушай, я опять забыл… Ты кто?
   — Я колдун, — сказал Никифор и рассмеялся.
   — А почему смеешься?
   — Я-то колдун, — продолжал Никифор, — а ты кто?
   — А я нет, — подумав, заявил Георгий Петрович. — Я — Георгий Петрович. А ты…
   — А он алкоголик! — раздался вдруг на кухне трезвый и гневный голос Нины. — Алкоголик он обыкновенный, а никакой не колдун. Колдуны так водку не жабают. Третью бутылку уже допиваете. Когда барабашку изгонять будете?
   — А ты кто? — изумленно спросил Никифор. — Кто она, а?
   Георгий Петрович, которому был адресован последний вопрос, с костяным стуком уронил голову на стол.
   — Уснул, — констатировал колдун. — Вот у меня один знакомый был… Чародей в пятом поколении… Мы с ним как-то решили волшебные деньги сделать. И сделали. Совсем как настоящие были… только фальшивые. Нас и повязали. Я на первом допросе раскололся, а он в несознанку пошел. Ну а на очной ставке…
   — Я милицию сейчас вызову, — твердо сказала Нина.
   Никифор необычайно заволновался.
   — Не надо милиции! — закричал он. — Зачем милиция? Я пришел барабашку изгонять, сейчас и буду барабашку изгонять. И изгоню. Мне просто надо было немного выпить, чтобы башка не трещала. Когда у меня башка трещит, я не могу сосредоточиться. Вот я немного и выпил…
   — Немного?! Ах ты… — взвизгнула Нина и наверняка добавила бы что-нибудь еще, если бы ее речь в самом начале не прервал дурацкий смех в очередной раз очнувшегося Георгия Петровича.
   — Она милицию хочет вызвать… — давясь от смеха, бормотал Георгий Петрович. — А как она ее вызовет, если у нас телефон… сломан…
   Колдун и чародей Никифор шумно выдохнул и тяжко опустился обратно на стул.
   — Вот и хорошо, что телефон сломан, — примирительно проговорил он. — А к сеансу изгнания барабашки мы сейчас приступим. Только немного еще того самого… выпьем немного…
   Он поднял бутылку, внимательно изучил ее со всех сторон и, обнаружив внутри нее пустоту, горько заплакал. Глядя на него, прослезился и Георгий Петрович.
   — Видишь, как ты человека расстроила! — мазнув ладонью по глазам, воскликнул Георгий Петрович. — Давай беги за бутылкой. А то у него голова болит. Он сосредоточиться не может.
   — Не могу, — сквозь слезы выговорил Никифор. — Не могу… Ничего не получается… Ничего в жизни моей не получается. Пропащая моя жизнь. Пропащий я человек вообще… Оторви и выбрось — вот такой человек я…
   — Я к соседям сейчас пойду! — закричала Нина. — И от них милицию вызову!
   — Не надо милицию, — снова сказал Никифор, тяжело поднимаясь со стула. — Я уже иду…
   — Не надо милицию! — закричал и Георгий Петрович.
   — Как не надо милицию?! Ты вообще, Жора, телевизор смотришь?
   — Мне последнее время не до телевизора… — сказал Георгий Петрович и икнул.
   — Сегодня утром, когда ты к этому колдуну бегал, я телевизор включала! — объявила Нина. — По программе местных новостей передавали про того самого маньяка — Шороха, — который наш город Саратов который день уже терроризирует! Последний раз его видели в парке культуры и отдыха имени Горького!
   — Н-ну и что?
   — А то, что этот Шорох — страшный человек, если вообще человек! Никто его изловить не может! Он захватил в парке карусель «Солнышко»! Изнасиловал карусельщицу и заклинил рычаг выключения механизма. Двадцать три отдыхающих уже шестой час крутятся на полной скорости, никак не в состоянии остановиться. Сотрудники МЧС пытаются починить механизм, но не могут даже подойти к нему, потому что всякий раз кабинка с пассажиром карусели подлетает сзади и сбивает спасателя с ног! Пятеро спасателей госпитализированы! Чтобы притормозить скорость вращения карусели, милиционеры из отряда заграждения подогнали башенный кран и зацепили тросом центральную ось карусели. Карусель не притормозилась, а башню с крана сорвало напрочь — она теперь летает по кругу вместе с кабинками и уже зашибла семерых милиционеров. А Шорох с места происшествия опять скрылся. Может быть, он спрятался в диких зарослях парковых посадок, а может быть, вообще покинул территорию парка — и теперь его появления можно ожидать где угодно! А что, если этот самый Шорох теперь перед тобой сидит?! — закончила Нина и указала на оторопевшего колдуна Никифора пальцем.
   Георгий Петрович подозрительно посмотрел на колдуна и задумался.
   — Городские власти призвали население быть бдительными! — добавила Нина. — Так что я на всякий случай лучше все-таки позвоню в милицию!
   — Вы чего? — взмахнул руками Никифор. — Я не террорист! Я потомственный колдун и чародей! Где ваш барабашка? Барабашка!
   Нина хотела сказать что-то еще, но Георгий Петрович неожиданно резво поднялся со стула, быстрой, хотя и нетвердой походкой подошел к супруге, положил ей руку на плечо и проговорил:
   — Пусть он хоть Шорох будет, хоть сам Чикатило, но пусть он нас от барабашки избавит! Я, между прочим, ему аванс обещал сегодня выплатить…
   Никифор помотал головой, несколько раз хлопнул себя ладонями по щекам. Потом крякнул, словно вспомнил о чем-то важном, расстегнул расшитую золотыми пентаграммами рясу до пупа (под рясой у него оказалась майка с логотипом в виде головы зайчика и иностранной надписью «PLAYBOY»), порылся у себя за пазухой и извлек на свет полупустую бутылку водки, заткнутую тряпкой. Георгий
   Петрович тоже крякнул, отвернулся от Нины и, пошатываясь, вернулся за стол.
   — Сволочи… — прошептала Нина.
   — Не бухти, — деловито отирая ладонью рот, пробурчал Георгий Петрович. — Это последняя бутылка. Ему же сосредоточиться надо! Как ты не понимаешь, дура? Наливай, друг. А, налил уже? Ну давай, за… за успех предприятия…
   Георгий Петрович выпил, неожиданно широко улыбнулся, лукаво подмигнул Нине, да так и остался с закрытым глазом. Тогда он подмигнул другим глазом и тоже не смог его открыть.
   Потомственный колдун и чародей тем временем опрокинул в себя еще одну рюмку, потом сгреб ладонью, похожей на закопченный лапоть, с блюдца ломтики лимона и сигаретные окурки, сунул все это в рот, и принялся смачно чавкать; а прожевав, тщательно вытер ладонь о рясу. Выпил еще одну рюмку и потянулся за сигаретами. Нина молчала, поджав губы.
   — Так как, ты говоришь, тебя зовут? — обратился Никифор вдруг к Нине. — Кумуджарова? Шамиля?
   — Нина, — ответила Нина, — хватит пить. Давай за работу.
   — Че-то не помню ничего, — пожав плечами, пожаловался Никифор. — Что вас беспокоит? Призрак генерала Лебедя вас беспокоит?
   — Так. Иду к соседям…
   — А-а… Ну, я же и говорю… Барабашка…
   Никифор оглядел изуродованную кухню и одобрительно хмыкнул. Потом, одной рукой потискав бутылку, точно грудь любимой женщины, воодушевился и снова выпил.
   — Считаю до трех! — с рыданием в голосе начала Нина. — Если вы не это… То я…
   — Ох, бля! — выдохнул Никифор, наполнив алкогольными миазмами всю комнату. — Ну, теперь совсем хорошо… Как там тебя… Анютка!
   — Нина. Раз!
   — Нина…
   Он поднялся, его шатнуло в сторону— Никифор едва удержался на ногах, — потом в другую сторону и неожиданно вынесло на середину кухни.
   — Вот это, сука, я нажрался, — широко улыбаясь, радостно констатировал он.
   Пару раз зачем-то присев, потомственный колдун и чародей упал на задницу. — Хватит… зарядки… — пробормотал он, подползая на карачках к столу. — Воды…
   Нина, вздохнув, налила ему стакан воды. Никифор вскарабкался с ногами на стол, скрестив ноги, уселся в блюдце с маринованными огурцами и одним махом засадил в себя содержимое стакана.
   — А теперь, — проговорил он, нахмурившись, — женщина, уйди из кухни. Я буду колдовать. Когда я колдую, мне никто не должен мешать…
   — А Жора?
   — Какой Жора? — удивился Никифор.
   — Мой муж…
   — Ах, этот…— Колдун обернулся и, прищурившись, осмотрел храпящего Георгия Петровича. — Это не Жора, это уже покойник. Он никому и ничему помешать не сможет… Я начинаю!
   Эдуард Гаврилыч отпрянул от камина, когда в каминной трубе что-то загрохотало, а потом, окутанный облаком пепла и сажи, в камин грохнулся какой-то человек.
   — Прибыл, — сказал Эдуарду Гаврилыч. — Первый герой. Из партии. Посмотрим, что за фрукт.
   Человек тем временем выполз из камина, поднялся на ноги, отряхнулся и оказался средних лет мужчиной с гладко зачесанными назад темными волосами, одетым в строгий костюм и черное длиннополое пальто.
   Эдуард Гаврилыч уже сидел за своим рабочим столом, приняв строгий начальственный вид.
   — Прошу новоприбывшего подойти ко мне, — сурово проговорил Эдуард. — Как зовут?
   Мужчина снисходительно посмотрел на ифрита, однако подошел к столу, заложив предварительно руки в карманы.
   — Как зовут? — снова спросил Эдуард.
   — Зовут как? — рявкнул Гаврилыч.
   — Не ори, — негромко попросил мужчина. — Не на митинге. Ты что — правда не знаешь, как меня зовут?
   — Здесь я, милый друг, задаю вопросы, — сказал Эдуард.
   — Здесь мы вопросы задаем, понял, падла? — рявкнул Гаврилыч. — Как зовут?
   — Саша Белый я, — сказал мужчина и прищурился на ифрита. — Слышал о таком?
   — Нет, — сказал Эдуард.
   — Нет, — сказал Гаврилыч.
   — Не слышал? — искренне удивился тот, кто называл себя странным именем — Саша Белый. — Ничего, еще услышишь. Вы все еще услышите, гаврики…
   Эдуард Гаврилыч хлопнул в ладоши, и на стол легла толстая палка.
   — Личное дело, — прочитал Эдуард. — Так, что тут у нас… Ага, инженер Васькин. Когда сосед лягнул его собаку Юльку, сел смотреть телевизор. После просмотра одной серии телесериала сказал жене, что пошел на разборки с соседом. Сосед оказался чемпионом Сыктывкара по самбо. Все. Дальше ненужные подробности.
   В камин с грохотом свалился новый герой, оказавшись точно таким же, как и первый. Новый герой с достоинством поднялся на ноги, подошел к первому, троекратно облобызался с ним, сказав при этом:
   — Привет, брат.
   — Как зовут? — прорычал на него Гаврилыч. Новоприбывший посмотрел на ифрита, как на дурака.
   — Саша Белый, — сказал он.
   Эдуард вздохнул, хлопком ладоней материализовал у себя на столе еще одну папку бумаг, раскрыл ее и прочитал:
   — Личное дело… Предприниматель Савушкин. В тот момент, когда к нему в офис с проверкой пришла команда налоговой полиции, смотрел телевизор. На приказание «встать!» дико закричал матом и достал пистолет. Пистолет у него был игрушечным, у сотрудников налоговой полиции — настоящим. Все. Дальше ненужные подробности.
   В каминной трубе несколько раз подряд прогрохотало. Пятеро совершенно одинаковых героев с прилизанными волосами и в черных длиннополых пальто один за другим восстали у рабочего стола Эдуарда Гаврилыча. На поверхность стола участкового легли пять папок с бумагами.
   И закипела работа в кабинете Эдуарда Гаврилыча.
   Гаврилыч каждому появившемуся орал:
   — Молчать! Как зовут?! Новоприбывшие отвечали одинаково:
   — Саша Белый. Слышал, падла, о таком?
   Эдуард тем временем лихорадочно шелестел бумагами из личных дел:
   — Строитель Сидоров… Очень любил смотреть телевизионные сериалы и не любил прораба Челюскина. Однажды забил стрелку с прорабом на заднем дворе стройки. Прораб забил Сидорова в бетон с головой…
   — Безработный Сигизмундов. После просмотра любимого сериала по телевизору вооружился топором и пошел в консерваторию знакомиться с будущей предполагаемой женой. Зарезан смычком… Что это вообще за телевизор такой? — прервавшись, спросил у Гаврилыча Эдуард. — Сколько народу из-за него преждевременно в наш загробный мир перебирается?
   — Не знаю, что такое телевизор, — сквозь зубы отвечал Гаврилыч. — Не мешай мне… Читай свои бумажки. А ну молчать! Кто только что свалился из каминной трубы, подойти ко мне отмечаться! Как зовут?
   — Саша Белый.
   — Саша Белый.
   — Саша Белый. Не слыхал про меня, урод?
   Герои сыпались из каминной трубы уже пачками. В комнате, куда они тесно набивались, стоял оглушительный шум из-за непрерывного поцелуйного чмоканья и хлопков по плечам. То и дело слышалось:
   — Привет, брат.
   — Какие дела, братья?..
   — Поперла партия, — ворчал замученный Гаврилыч. — Не думал, что в мою смену такая морока выпадет.
   — Это как двести лет назад, — отвечал Эдуард, — тогда тоже отрядами и взводами валились герои тогдашнего времени. Пе… Печорины их звали. Мне рассказывали. Продохнуть тогда нельзя было из-за героев тогдашнего времени. Сейчас, наверное, то же самое будет… Ох, морока… Откуда они только берутся, сволочи…
   — Слушай! — крикнул вдруг, перекрывая клекот поцелуев и похлопываний, Гаврилыч. — У меня идея! Надо попросить эту партию героев навести порядок в колонии! Небось наши бунтовщики уже подошли к зданию. И зенитные снаряды тратить не придется…
   — Гениально! — крикнул в ответ Эдуард. — Так и сделаем!
   Центр Колонии X Пятого Загробного Мира здорово напоминал окраинную часть Саратова. Бесконечные заборы — то деревянные, дощатые, то бетонные, — километры заборов, крашенных краской, мелом, а то и вовсе некрашеные.
   Из-за заборов выглядывали макушки убогих домиков, а где-то вдали виднелись почти неразличимые в зеленом тумане, заменявшем в Пятом Загробном небо, высотные здания. На одном из заборов было черной краской намалевано:
   Муссолини — дурак, курит табак, дома не ночует, Гитлера целует.
   А внизу размашисто мелом:
   Сам такой! Это неправда, друзья! Б. Муссолини.
   Слева сбоку можно было рассмотреть приписку маленькими, каллиграфически точно выписанными буквами:
   Бенито! Хватит писать про самого себя гадости и самому же их опровергать! Популярности тебе такое дело не прибавит — черный пиар дело неблагодарное. Мое имя в истории все равно больше значит! А я шоу-бизнесом занялся — мим-эксцентрик, хочешь, приходи на мое выступление в клубе «Киев» — выступаю утром, часа в четыре — придешь? С приветом, твой бывший добрый друг А.Г. (Ш.)
   Никита усмехнулся.
   Он когда-то тоже назначал свидания своей невесте Анне подобным образом — писал мелом на стене противоположной пятиэтажки. Анны вечно не было дома, мобильного телефона она не имела, а записки из замочной скважины воровали местные мальчишки, да и сама Анна всегда возражала против записок в замочной скважине — не нравилось ей, что в ее отсутствие по торчащим в двери бумажкам можно определить, что квартира пуста. И напрасно Никита уверял ее, что ни один городской вор и не подумает лезть в квартиру невесты боевика бригады Петросяна — тогда еще Никита был боевиком в ОПГ саратовского авторитета Жени Петросяна…
   Никита зажмурился. Кабинка генератора неторопливо продвигалась вперед по улицам Колонии X. Безмолвные образы ушедшей жизни один за другим вспухали и гасли в сознании Никиты — как водяные пузыри во время сильного дождя. Воскресный день, когда Анна наверняка дома, и он — сам Никита — направляющийся к ней в гости и выпивший по такому случаю.
   Безмолвные образы… Вот, застигнутая на кухне неслышным звонком, Анна выходит в прихожую и смотрит в «глазок». Открывает дверь. Вваливается Никита, размахивая руками, в каждой из которых зажато по три бутылки пива. Никита широко раскрывает рот, выпуская круглые беззвучные слова, — и смеется.
   Анна смеется тоже, когда замечает наконец зажатый под мышкой букет цветов.
   Она берет цветы и уходит с ними в комнату. Никита, не переставая говорить о чем-то, идет следом за ней, не удосужившись выпустить из рук бутылки, — и на середине прихожей вспоминает о том, что на улице уже осень и грязь, — и разувается, опасно балансируя на одной ноге. Анна с хрустальной вазой в руках проплывает из комнаты в кухню. Никита, балансируя бутылками, долго топчет левой ногой задник правого ботинка, — и в конце концов случается то, чего следовало ожидать — он оступается и, нелепо раскорячившись, на мгновение зависает в воздухе. Потом всем своим большим телом обрушивается на пол, успев, впрочем, задрать вверх руки, да так ловко, что при его падении выскальзывает и разбивается только одна бутылка пива.