Страница:
Однако плавное течение его жизни вдруг резко переменилось в один день. Хотя в тот самый день Андреев даже и помыслить не мог ни о каких позитивных изменениях и радужных перспективах. Скорее наоборот. Мать его воскресным вечером как-то занемогла, причем серьезно, и утром в понедельник выяснилось, что на работу она выйти не может. А выходить на работу было надо. В правительстве города ожидался визит каких-то высоких московских гостей, собирающихся приехать с какими-то высокими целями, поэтому администрация правительства (у любого правительства, между прочим, есть своя администрация) кинула весь персонал уборщиков на приведение правительственного здания в идеальный порядок. И невыход на работу для матери Андреева был равносилен завизированному заявлению об увольнении по собственному желанию, если не чему похуже.
Андреев-старший был занят на своем производстве, поэтому заменять матушку семейным советом послали Андреева-младшего. Чему юный Андреев, конечно, не обрадовался.
Утром в понедельник, вместо того чтобы идти в школу, полный самых мрачных мыслей, он потащился к правительственному зданию. Пройдя черным ходом, Андреев оказался во владениях вахтера, который и выдал ему, спросив фамилию, ведро, швабру и тряпку.
Андреев принял реквизит и, сопровождаемый группой уборщиц, проследовал к участку работы. И начал работать.
Да, работал, хоть и нерадостно и без огонька, но довольно качественно целый день.
А в конце дня неожиданно сделал для себя открытие. Доверху полные деловитой и сановной гордостью ходили мимо него люди. Вначале Андреев, стыдящийся поднимать глаза, видел только сияющие ботинки и концы отглаженных брючин, а потом, все чаще и чаще разгибая спину и оглядываясь по сторонам, и самих обладателей безукоризненных брюк и ботинок, расхаживающих по красным ковровым дорожкам коридоров с видом таким хозяйским и властным, с каким его отец — Андреев-старший — не расхаживал даже у себя дома. Кто-то из небожителей, как выяснилось позднее, младший заместитель второго специалиста по связям с общественностью, громогласно распоряжался насчет неофициальной части встречи московских гостей — с шашлыком, водкой, шампанским, поездкой в сауну и тому подобным. Распоряжался небожитель по телефону и на какой-то вопрос своего собеседника ответил словами, навсегда врезавшимися в память юному Андрееву:
— А я почем знаю, сколько все это стоить будет? Я что — математик? У меня в школе по математике трояк был! Сам считай.
После этой фразы Андреев долго не мог прийти в себя. Возвращаясь домой, он повторял ее на разные лады, но все никак не умел точно воспроизвести тот начальственный тон, которым была произнесена фраза.
«Даже троечники могут стать богатыми и знаменитыми», — таким было открытие Андреева.
Начиная со вторника, он стал прилежно учиться, рассуждая, что у отличников шансы подняться еще больше. И только тройку по математике не стал исправлять, а донес ее до самого выпускного вечера — как талисман, хотя математику, то есть алгебру и геометрию, выучил назубок, что и показал на вступительных экзаменах в экономический институт.
А в стране Россия давно уже грянула перестройка.
Только-только Андреев успел с отличием закончить второй курс, как началось то самое дикое и прекрасное время, когда обстановка в центре страны и в регионах уже немного стабилизировалась, но еще было «все можно». Андреев с упоением принялся создавать собственную фирму. И создал. Фирма, просуществовав две недели, пала жертвой обычного в то время бандитского беспредела, но Андреев начал заново, учитывая полученный в боях с криминалом опыт. А точнее — завел знакомства в сфере преступной, сам став почти что бандитом. Однако и вторая попытка закончилась провалом, организованным милицейским беспределом, борющимся с экономической преступностью. Андреев учел и этот опыт. Не расторгая старых нелегальных знакомств, он женился на дочери областного прокурора, правда, впоследствии поспешно развелся, когда областного прокурора посадили за взятки и развращение малолетних.
Но дело Андреева тем не менее жило и побеждало. Уже миновали дни разнузданной экономической и политической свободы. Андреев заматерел и полностью легализовался, официально зарегистрировав три строительных кооператива, два комбината по производству горячего хлеба и одну рекламную контору с громким названием «Попкорн». Андреев понял, что пришла пора становиться истинным хозяином жизни — собственной и общественной. И стал напрямую собирать справки, знакомства и финансовые средства для того, чтобы занять пост мэра города. Дело, правда, в этом направлении у него продвигалось туговато, но Андреев знал, что «терпение и труд все перетрут».
Озаботившись созданием себе имиджа, он взвалил на себя тяжкое бремя меценатства, раскручивая местные коллективы песни и пляски, городских даровитых детей и других бездельников среднего и пожилого возраста, не потому что любил народное творчество, а потому что вкладывать деньги в объекты, так сказать, наглядного качества было для него в свете последних его решений выгодно.
И фотографию его в окружении разнообразных талантливых выкормышей уже два раза помещали в региональной прессе. Все вроде бы складывалось удачно и весело, но тут случилась эта безобразная история с крысами в рекламном агентстве «Попкорн», а историю раздули то в ярко-юмористических, то в мрачно-обличительных красках охочие до подобных эксцессов журналисты, которых Андреев еще не успел взять себе на подкорм.
Взбешенный Андреев, узнав у попкорновцев, кого они считают ответственным за происшествие, поклялся отомстить и недолго думая подал заявление в милицию на производящую унитазы фирму того самого Гарика, заказывавшего в «Попкорне» рекламные объявления.
Иностранный инвестор оказался крепеньким мужичком, плотно упакованным в буржуазный клетчатый костюм. Круглая физиономия, вопреки представлениям Ряхина об иностранцах как о людях сплошь интеллигентных, утонченных и воспитанных до извращенности, была какой-то очень простецкой, даже не очень тщательно выбритой.
— Привет, — по-импортному слегка грассируя, поздоровался инвестор, войдя в кабинет без стука.
— Здравствуйте, гражданин зарубежный гость, — вежливо, хотя и хмуро отозвался, приподнимаясь, Ряхин. И добавил, демонстрируя знание иностранного языка: — Хау ду ю ду.
— Капитан знает англиски? — удивился иностранец и обнажил в широкой улыбке крепкие металлические зубы.
— Йес, — опять-таки на чужеземном наречии ответил Ряхин. — Английский язык входил в программу обучения школы милиции.
— Милиция! — выдохнул иностранец и сладко прищурился, как будто попробовал на вкус кремовый торт. — В России любят свою милицию. Я изучал милицию и милиционеров. Много смотрел ваши передачи и фильмы. Позвольте представиться — Фил Мак-Фил.
После оглашения собственного имени иностранец присел на стул, а затем без всякого перехода вытащил из внутреннего кармана клетчатого пиджака бутылку водки и поставил ее на стол.
— Что это? — строго нахмурился капитан Ряхин.
— Водка, — добросовестно прочитал этикетку Фил Мак-Фил, — зерновой очищенный спирт, настоянный на рябине со вкусовыми добавками. Поразительно мягкий вкус, приятное состояние легкого опьянения. Очень много как это… эпитетов, — закончив чтение, заметил иностранец. — Я к вам, как вы уже догадались, по делу моего инвестируемого партнера Полуцутикова Гарика. Он у вас уже был?
— Так точно, — искоса глядя на водруженную на стол бутылку, проговорил Ряхин.
— Да. Значит, его обвиняют в том, что именно он устроил крысиный налет на рекламное агентство «Попкорн»? Извините, но я не вижу смысла в этом обвинении. Если он создавал с помощью этого агентства объявления для своей фирмы, то почему он должен желать зла агентству? Чтобы не платить им? Он им заплатил все. И документы соответствующие имеются, да. Я вам так скажу — этим людям из «Попкорна» просто хочется взять с кого-нибудь деньги на ремонт помещения. Вот они и подали заявление. А теперь Давайте выпьем, — неожиданно предложил иностранец, — как это у вас говорится — давай за них, давай за нас, и за Сибирь, и за Кавказ, за золотые ордена давай поднимем, старина…
— Распивать спиртные напитки при исполнении служебных обязанностей строго воспрещается, — выговорил Ряхин.
— Как это? — очень удивился иностранец. — Позвольте тут у меня…
Приподнявшись, сунул руку в карман брюк, достал груду измятых бумажек и принялся копаться в них.
— Где это? Ага, тут. «А нам бы просто по сто грамм и не шататься по дворам, но рановато расслабляться операм…» Готовясь к встрече с вами, уважаемый Виталя, переписал с первоисточника. Кстати, не хотите ключевой воды?
— Не Виталя, — так же хмуро поправил Ряхин. — Капитан Ряхин. По званию рекомендуется называть лицо, находящееся при исполнении служебных обязанностей. Можно еще — товарищ капитан. А при чем здесь вода?
Иностранец еще больше удивился. Он снова зашуршал своими шпаргалками, нашел наконец нужную и прочитал:
— Вот пожалуйста. Все с первоисточника. «Позови меня тихо по имени, ключевой водой напои меня..,»
Капитан Ряхин вдруг подумал о том, что зарубежный гость, цитируя глупые кинопесни, просто дурачит его. Поэтому, подобравшись, он проговорил: «С вашего разрешения…» и смахнул со стола груду шпаргалок в мусорную корзину.
— Итак, — деловым тоном начал капитан. — Какое у вас ко мне дело, уважаемый Фил Мак-Фил?
Иностранец растерянно посмотрел на корзину и пожал плечами.
— Хотел как лучше, — негромко проговорил он, — наладить взаимопонимание для наилучшего контакта. Нанял консультанта. Между прочим, выпускника филологического факультета.
— А-а, — пренебрежительно отозвался капитан Ряхин, как и всякий милиционер, недолюбливавший филологов, — филфак.
— Что?! — бледнея, воскликнул иностранец. — Кто вам дал право? Что вы сказали?
— Филфак, — повторил капитан. — А что такого?
Фил Мак-Фил вскочил со стула. Физиономия его приобрела прямо-таки мертвенный оттенок.
— Ну знаете! — прошипел он, мгновенно превращаясь из иностранца-добряка в злобного, взъерошенного буржуа с рисунков Кукрыниксов. — Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что минуту назад разожгли межнациональный конфликт! Я вам этого так не оставлю, уважаемый капитан Виталя.
Круто развернувшись, Фил Мак-Фил вылетел из кабинета, крепко хлопнув дверью.
— А что я такого сказал? — прозвучали в пустом кабинете слова Ряхина.
Тем не менее ресторан «THE BEST OF» исправно функционировал и даже процветал. Каждый вечер посетители — в основном гости города, привлеченные яркой вывеской и удобным месторасположением ресторана — заполняли до отказа единственный зал и угощались творениями местных поваров, славящихся своей изобретательностью по части придумывания общеизвестным блюдам экзотических названий Заказав порцию жареной картошки, удачно замаскированной под названием «плоды земляного яблока с провансской подливой», или куриные окорочка по тридцать пять рублей килограмм под видом «заокеанской натюрель», гости города наслаждались увеселительной программой вокально-инструментального ансамбля «Хлеборезка», в конце вечера неизменно исполнявшего хит собственного сочинения «Однажды два ежа, бля, упали с дирижабля».
Правда, после первого же посещения «THE BEST OF» гости города сюда уже не возвращались, зато прибывали другие гости, которых в городе, где происходят описываемые события, всегда было великое множество.
Когда у парадного входа в ресторан «THE BEST OF» остановилась приземистая иномарка, настолько крутая, что се полное название приводить бессмысленно, потому что его все равно никто никогда не слышал, швейцар Роман, завидев вылезающего из иномарки пухлого господина удивительно низкого роста, дрогнул и согнулся пополам. Господин чинно поднялся по ступенькам, позволил Роману открыть перед собой дверь и направился прямиком на второй этаж, где располагались VIP-кабинеты. Дородный швейцар мигом запер входные двери и резво подбежал к телефону, стоящему в вестибюле на трехногом столике. Сняв телефонную трубку, Роман позвонил по внутренней линии и, услышав в трубке протяжное: «Алло-о» голосом метрдотеля, оглянулся по сторонам, словно опасаясь, что его кто-нибудь услышит, и дрожащим шепотом выговорил:
— Прибыли-с.
Метрдотель Арсен, очень длинный и сутуловатый старик, похожий на складной нож, обеими руками дернул себя за висячие кавалерийские усы, наспех отряхнул и без того безукоризненно чистый фрак и, шумно выдохнув, кинулся встречать посетителя.
Пухлый низенький господин едва показался на лестничной площадке второго этажа, а Арсен уже, как и швейцар при входе, согнулся вдвое и, приложив руки к груди, ласково проговорил:
— Добро пожаловать, уважаемый господин Гарик Полуцутиков.
— Лифт надо бы вам построить, — отдуваясь, произнес тот, кого Арсен назвал Полуцутиковым, — загребешься по этим лестницам ползать.
Метрдотель согласно кивнул и стремительно засучил худыми ногами, демонстрируя желание немедленно бежать и строить лифт.
— Ладно, — вздохнул Полуцутиков. — Давай веди. Да скажи этому придурку на входе, чтобы он и моего гостя встретил подобающим образом. А то знаю я этих.
— Слушаюсь, — ответил метрдотель, под локоток довел господина до обшитой обоями «под красное дерево» двери отдельного VIP-кабинета, почтительно усадил за стол, пятясь, вышел, осторожно притворил за собой дверь и полетел на первый этаж давать указания Роману.
А господин Полуцутиков, отослав метрдотеля, поудобней расположился в кресле, достал из внутреннего кармана лоснящегося кожаного пиджака сигару толщиной в руку, с некоторым трудом затолкал сигару в рот и попытался закинуть ноги на стол, что у него не получилось вследствие несоразмерности высоты стола и длины собственных ног.
Тем временем у входа в ресторан на ступеньках под презрительным взглядом швейцара топтался молодой человек в Застиранных брюках и куцем пиджачке, застегнутом наглухо.
— Позвольте пройти, — третий уже раз повторял молодой человек.
— Ресторан закрыт, — цедил отставной полковник. — у нас учет. Вечером приходи.
Швейцару Роману этот посетитель совсем не нравился Помимо неказистого облачения молодой человек обладал лицом типичного школьного учителя русского языка и литературы: вздернутый короткий нос, слабо выраженный подбородок и высокий лоб с залысинами, разве что очков недоставало.
— Но мне пройти нужно, — сказал молодой человек. — Меня ждут.
— Сказано тебе — ресторан закрыт, — устав препираться, рявкнул Роман. — Пошел отсюда, морда! А то спихну вниз башкой.
И руками показав, как будет спихивать, если нежеланный посетитель сию минуту не удалится, добавил несколько непечатных слов.
Молодой человек на мгновение опешил, но внезапно лицо его неузнаваемо и страшно исказилось, верхняя губа домиком поползла вверх, обнажив крупные желтоватые зубы, брови сдвинулись на переносице, а глаза устрашающе сверкнули. — Шаг в сторону сделай, дятел, — блатной скороговоркой захрипел посетитель. — И руки из карманов вынь, педерастина, когда с человеком разговариваешь. Понял? А то нос откушу и прямую кишку вместо него вставлю.
Свирепый Роман открыл рот и, поспешно вытащив из карманов руки, тут же вытянул их по швам. Изумленно глядя на молодого человека, он явно пытался что-то сообразить, мучительно морщась вследствие напряженной мыслительной деятельности, и, вполне возможно, нашелся бы что ответить, если бы входная дверь ресторана с треском не распахнулась и на пороге не возник метрдотель Арсен.
Отодвинув в сторону Романа, Арсен привычным жестом дернул себя за усы, скользнул взглядом по фигуре собеседника швейцара и осведомился:
— Пришли к кому-нибудь?
— К Полуцутикову, — потирая подбородок, буркнул молодой человек.
Роман ахнул и шумно сглотнул. Метрдотель мысленно послал швейцару страшное проклятие, метнулся вниз по ступенькам и учтиво взял молодого человека под локоток.
— Пойдемте, пойдемте, — забормотал метрдотель, увлекая посетителя в глубь ресторана. — Господин Полуцутиков вас уже ожидает. Вы, ради бога, извините Романа, — говорил Арсен, сопровождая молодого человека на второй этаж. — Бывший военный. Хоть и фрак надел, а кирзой от него за версту несет. Нет в нем верного глаза ресторанного работника. Я вот сразу в вас приличного и уважаемого человека признал, а Роман… Да что с него взять. Правильно ведь?
— Правильно, — сказал молодой человек, едва поспевая за метрдотелем.
— Отставной полковник, сами понимаете, — дернув себя за ус, продолжал тараторить Арсен.
— Понимаю, — так же хмуро сказал молодой человек. — А нельзя ли сделать так, чтобы он был и отставным швейцаром?
Арсен моментально захихикал, словно услышал крайне забавную шутку, и всем своим видом показал, что претворить в жизнь предложение молодого человека для него теперь важнее всего на свете. Впрочем, молодой человек не настаивал.
Поднявшись на второй этаж, Арсен остановился, поклонился сначала молодому человеку, потом двери и шепотом выговорил:
— Вот-с.
Толкнув дверь, гость вошел в кабинет.
— Насчет закусочки я сейчас распоряжусь, — успел вякнуть метрдотель в образовавшуюся и тотчас исчезнувшую щель Дверного проема. Затем вытер пот со лба и, сжав кулаки, побежал вниз, чтобы немедленно устроить проштрафившемуся бывшему полковнику служебную выволочку.
— Фу ты, черт, — передернул плечами Полуцутиков. — Никак не могу к твоему новому обличью привыкнуть. Думал, что это за крендель ко мне пожаловал. Проходи.
— Ты тоже, между прочим, изменился, — сказал вошедший в VIP-кабинет молодой человек.
Они помолчали, разглядывая друг друга.
— Паршиво выглядишь, — сказал господин Полуцутиков,
— Ты тоже, — усаживаясь за стол, ответил молодой человек. — Привет, Полуцутиков.
— Привет, Никита, — весело отозвался господин. Молодой человек поморщился.
— Сколько раз тебе повторять, — сказал он, — не Никита. Антон мое имя. Понял? Антон меня зовут. Запомни.
— Антон, — послушно повторил господин Полуцутиков и спросил: — А почему это я паршиво выгляжу?
— Наряд у тебя какой-то нестандартный, — объяснил молодой человек, которого, как выяснилось, звали Антоном. — Стремно смотрится.
— Стремно? — обиделся господин Полуцутиков. — Да ты знаешь, сколько все это стоит? — И начал перечислять: — Пиджак кожаный «Риччи» восемьсот баксов, брюки кожаные «Стьюдент» — шестьсот! Рубашка — триста с полтиной, ботинки…
— Между прочим, — прервал его Антон. — Бизнесмены в таком прикиде не ходят. Я же тебя учил! А ты вырядился в кожу. Ты бы еще сапоги со шпорами надел и шляпу ковбойскую.
— Сапоги со шпорами? — живо заинтересовался господин Полуцутиков. — Это такие с подковками и железными мандулами? Я такие видел и хотел купить, только размера моего не было.
— Сколько раз тебе можно повторять, — поморщился Антон, — бизнесмены одеваются так: костюмчик приличный, рубашечка белая, ботиночки сияют, галстук. Пистолет в кобуре и мобила.
— Мобила и у меня есть, — похвастал Полуцутиков. — д пистолет я еще не приобрел. Мне люди сказали, что надо лицензию какую-то выправлять. В общем, геморрой и тоска, как тут у вас выражаются. А ты вообще на себя посмотри, как ты одет! Позор! Да и цвет лица у тебя того, сероват. Хотя… — хохотнул Полуцутиков. — Для покойника ты довольно прилично выглядишь.
— Тихо! — цыкнул Антон и оглянулся по сторонам. — Растрещался.
— Да чего ты! — ухмыльнулся Полуцутиков. — Никто нас тут не услышит. А если бы кто каким-нибудь чудом и подслушал, все равно ничего не понял бы.
— Все равно, — строго проговорил Антон. Потом покашлял и попросил: — Прикажи этому, с усами, чтобы он чего-нибудь похавать притаранил. Все-таки, — заметно оживляясь, добавил он, — как это прекрасно — есть. И пить. И курить. Даже в сортир ходить по-нормальному — и то хорошо. А ведь я два года был всего этого лишен. Подумать только! Знаешь, я вчера выпил шесть бутылок пива подряд и все терпел, со стула не вставал. А потом, как до унитаза добежал… Нет, ты себе не представляешь, какой это кайф.
— Не представляю, — согласился господин Полуцутиков. — Потому что никогда этого не испытывал. Ну и не Жалею. Я, как ты знаешь, немного по-другому устроен, чем ты и вес вы остальные здесь. Ладно. Сам же говорил, что я треплю много, а сам! Ладно. Как у тебя жизнь-то?
— Жизнь прекрасна! — с воодушевлением проговорил Антон. — Хотя… — Он, вероятно, хотел что-то добавить, но осекся.
— У меня тоже ничего, — усмехнулся господин Полуцутиков, расслышавший лишь первую половину фразы. — де. нег у меня навалом. Позавчера купил я этот ресторан. Теперь вечерами здесь сижу. И ведь что интересно, я одну штуку понял.
Он оглянулся по сторонам, сунул дымящуюся сигару в пепельницу и, навалившись локтями на стол, двинулся поближе к своему собеседнику:
— Оказывается, — заговорщицким голосом прошипел Полуцутиков, — самое главное — это деньги.
Антон хмыкнул.
— Когда мы сюда собирались, я тебя об этом предупреждал.
— Одно дело — слова! — отмахнулся вновь поднятой из пепельницы сигарой Полуцутиков. — А совсем другое дело в действительности убедиться в верности этих слов. Я думал, что мне это не понравится, а мне понравилось. Нет, в этом мире лучше, чем у нас дома.
— У тебя дома, — уточнил Антон. — Это ты был дома — там. А я в гостях, так сказать. А теперь я дома, а ты в гостях. Два года… — Антон вздохнул. — В моем мире прошло только два года с тех пор, как я отлучился.
— Это прекрасно, — поддакнул Полуцутиков, — возвращаться оттуда, откуда вернуться нельзя.
— А ты мне говорил, что это невозможно. Говорил — против правил, что сам не можешь это допустить как представитель расы, призванной охранять спокойствие загробного мира.
Господин Полуцутиков усмехнулся и выпустил изо рта и из носа два облака синего табачного дыма.
— Я тут у вас одну поговорку услышал — нет правил без исключения. Выходит, то, что ты все-таки вернулся, — это исключение. И хорошо. Если бы это было правилом, в вашем мире не продохнуть было от покойников, соскучившихся по дому.
— Ну хватит, — нахмурился Антон, — правда мы растрепались. Договорились же — ни слова о нашей тайне.
Они помолчали.
— Как ты думаешь, — спросил вдруг господин Полуцутиков. — А нас будут искать?
— Кто? — удивился Антон. — Менты? Да нет, в этом плане нам беспокоиться нечего.
Господин Полуцутиков помотал головой.
— Не здешние менты, — шепотом проговорил он, — а тамошние.
Антон задумался.
— Следы мы замели хорошо, — сказал он. — Особенно я. Да и что мы такого сделали? Разве есть что-то плохое в том, что я просто очень хочу домой? Просто хочу обратно к своей невесте? Ведь тогда, два года назад, как глупо все получилось! Просто вышел со своей любимой девушкой прогуляться перед сном и получил по башке, да еще так крепко, что никогда после этого не очнулся. Ни за что не поверю, что тогда все было по правилам. Всего-навсего случайность.
Андреев-старший был занят на своем производстве, поэтому заменять матушку семейным советом послали Андреева-младшего. Чему юный Андреев, конечно, не обрадовался.
Утром в понедельник, вместо того чтобы идти в школу, полный самых мрачных мыслей, он потащился к правительственному зданию. Пройдя черным ходом, Андреев оказался во владениях вахтера, который и выдал ему, спросив фамилию, ведро, швабру и тряпку.
Андреев принял реквизит и, сопровождаемый группой уборщиц, проследовал к участку работы. И начал работать.
Да, работал, хоть и нерадостно и без огонька, но довольно качественно целый день.
А в конце дня неожиданно сделал для себя открытие. Доверху полные деловитой и сановной гордостью ходили мимо него люди. Вначале Андреев, стыдящийся поднимать глаза, видел только сияющие ботинки и концы отглаженных брючин, а потом, все чаще и чаще разгибая спину и оглядываясь по сторонам, и самих обладателей безукоризненных брюк и ботинок, расхаживающих по красным ковровым дорожкам коридоров с видом таким хозяйским и властным, с каким его отец — Андреев-старший — не расхаживал даже у себя дома. Кто-то из небожителей, как выяснилось позднее, младший заместитель второго специалиста по связям с общественностью, громогласно распоряжался насчет неофициальной части встречи московских гостей — с шашлыком, водкой, шампанским, поездкой в сауну и тому подобным. Распоряжался небожитель по телефону и на какой-то вопрос своего собеседника ответил словами, навсегда врезавшимися в память юному Андрееву:
— А я почем знаю, сколько все это стоить будет? Я что — математик? У меня в школе по математике трояк был! Сам считай.
После этой фразы Андреев долго не мог прийти в себя. Возвращаясь домой, он повторял ее на разные лады, но все никак не умел точно воспроизвести тот начальственный тон, которым была произнесена фраза.
«Даже троечники могут стать богатыми и знаменитыми», — таким было открытие Андреева.
Начиная со вторника, он стал прилежно учиться, рассуждая, что у отличников шансы подняться еще больше. И только тройку по математике не стал исправлять, а донес ее до самого выпускного вечера — как талисман, хотя математику, то есть алгебру и геометрию, выучил назубок, что и показал на вступительных экзаменах в экономический институт.
А в стране Россия давно уже грянула перестройка.
Только-только Андреев успел с отличием закончить второй курс, как началось то самое дикое и прекрасное время, когда обстановка в центре страны и в регионах уже немного стабилизировалась, но еще было «все можно». Андреев с упоением принялся создавать собственную фирму. И создал. Фирма, просуществовав две недели, пала жертвой обычного в то время бандитского беспредела, но Андреев начал заново, учитывая полученный в боях с криминалом опыт. А точнее — завел знакомства в сфере преступной, сам став почти что бандитом. Однако и вторая попытка закончилась провалом, организованным милицейским беспределом, борющимся с экономической преступностью. Андреев учел и этот опыт. Не расторгая старых нелегальных знакомств, он женился на дочери областного прокурора, правда, впоследствии поспешно развелся, когда областного прокурора посадили за взятки и развращение малолетних.
Но дело Андреева тем не менее жило и побеждало. Уже миновали дни разнузданной экономической и политической свободы. Андреев заматерел и полностью легализовался, официально зарегистрировав три строительных кооператива, два комбината по производству горячего хлеба и одну рекламную контору с громким названием «Попкорн». Андреев понял, что пришла пора становиться истинным хозяином жизни — собственной и общественной. И стал напрямую собирать справки, знакомства и финансовые средства для того, чтобы занять пост мэра города. Дело, правда, в этом направлении у него продвигалось туговато, но Андреев знал, что «терпение и труд все перетрут».
Озаботившись созданием себе имиджа, он взвалил на себя тяжкое бремя меценатства, раскручивая местные коллективы песни и пляски, городских даровитых детей и других бездельников среднего и пожилого возраста, не потому что любил народное творчество, а потому что вкладывать деньги в объекты, так сказать, наглядного качества было для него в свете последних его решений выгодно.
И фотографию его в окружении разнообразных талантливых выкормышей уже два раза помещали в региональной прессе. Все вроде бы складывалось удачно и весело, но тут случилась эта безобразная история с крысами в рекламном агентстве «Попкорн», а историю раздули то в ярко-юмористических, то в мрачно-обличительных красках охочие до подобных эксцессов журналисты, которых Андреев еще не успел взять себе на подкорм.
Взбешенный Андреев, узнав у попкорновцев, кого они считают ответственным за происшествие, поклялся отомстить и недолго думая подал заявление в милицию на производящую унитазы фирму того самого Гарика, заказывавшего в «Попкорне» рекламные объявления.
Иностранный инвестор оказался крепеньким мужичком, плотно упакованным в буржуазный клетчатый костюм. Круглая физиономия, вопреки представлениям Ряхина об иностранцах как о людях сплошь интеллигентных, утонченных и воспитанных до извращенности, была какой-то очень простецкой, даже не очень тщательно выбритой.
— Привет, — по-импортному слегка грассируя, поздоровался инвестор, войдя в кабинет без стука.
— Здравствуйте, гражданин зарубежный гость, — вежливо, хотя и хмуро отозвался, приподнимаясь, Ряхин. И добавил, демонстрируя знание иностранного языка: — Хау ду ю ду.
— Капитан знает англиски? — удивился иностранец и обнажил в широкой улыбке крепкие металлические зубы.
— Йес, — опять-таки на чужеземном наречии ответил Ряхин. — Английский язык входил в программу обучения школы милиции.
— Милиция! — выдохнул иностранец и сладко прищурился, как будто попробовал на вкус кремовый торт. — В России любят свою милицию. Я изучал милицию и милиционеров. Много смотрел ваши передачи и фильмы. Позвольте представиться — Фил Мак-Фил.
После оглашения собственного имени иностранец присел на стул, а затем без всякого перехода вытащил из внутреннего кармана клетчатого пиджака бутылку водки и поставил ее на стол.
— Что это? — строго нахмурился капитан Ряхин.
— Водка, — добросовестно прочитал этикетку Фил Мак-Фил, — зерновой очищенный спирт, настоянный на рябине со вкусовыми добавками. Поразительно мягкий вкус, приятное состояние легкого опьянения. Очень много как это… эпитетов, — закончив чтение, заметил иностранец. — Я к вам, как вы уже догадались, по делу моего инвестируемого партнера Полуцутикова Гарика. Он у вас уже был?
— Так точно, — искоса глядя на водруженную на стол бутылку, проговорил Ряхин.
— Да. Значит, его обвиняют в том, что именно он устроил крысиный налет на рекламное агентство «Попкорн»? Извините, но я не вижу смысла в этом обвинении. Если он создавал с помощью этого агентства объявления для своей фирмы, то почему он должен желать зла агентству? Чтобы не платить им? Он им заплатил все. И документы соответствующие имеются, да. Я вам так скажу — этим людям из «Попкорна» просто хочется взять с кого-нибудь деньги на ремонт помещения. Вот они и подали заявление. А теперь Давайте выпьем, — неожиданно предложил иностранец, — как это у вас говорится — давай за них, давай за нас, и за Сибирь, и за Кавказ, за золотые ордена давай поднимем, старина…
— Распивать спиртные напитки при исполнении служебных обязанностей строго воспрещается, — выговорил Ряхин.
— Как это? — очень удивился иностранец. — Позвольте тут у меня…
Приподнявшись, сунул руку в карман брюк, достал груду измятых бумажек и принялся копаться в них.
— Где это? Ага, тут. «А нам бы просто по сто грамм и не шататься по дворам, но рановато расслабляться операм…» Готовясь к встрече с вами, уважаемый Виталя, переписал с первоисточника. Кстати, не хотите ключевой воды?
— Не Виталя, — так же хмуро поправил Ряхин. — Капитан Ряхин. По званию рекомендуется называть лицо, находящееся при исполнении служебных обязанностей. Можно еще — товарищ капитан. А при чем здесь вода?
Иностранец еще больше удивился. Он снова зашуршал своими шпаргалками, нашел наконец нужную и прочитал:
— Вот пожалуйста. Все с первоисточника. «Позови меня тихо по имени, ключевой водой напои меня..,»
Капитан Ряхин вдруг подумал о том, что зарубежный гость, цитируя глупые кинопесни, просто дурачит его. Поэтому, подобравшись, он проговорил: «С вашего разрешения…» и смахнул со стола груду шпаргалок в мусорную корзину.
— Итак, — деловым тоном начал капитан. — Какое у вас ко мне дело, уважаемый Фил Мак-Фил?
Иностранец растерянно посмотрел на корзину и пожал плечами.
— Хотел как лучше, — негромко проговорил он, — наладить взаимопонимание для наилучшего контакта. Нанял консультанта. Между прочим, выпускника филологического факультета.
— А-а, — пренебрежительно отозвался капитан Ряхин, как и всякий милиционер, недолюбливавший филологов, — филфак.
— Что?! — бледнея, воскликнул иностранец. — Кто вам дал право? Что вы сказали?
— Филфак, — повторил капитан. — А что такого?
Фил Мак-Фил вскочил со стула. Физиономия его приобрела прямо-таки мертвенный оттенок.
— Ну знаете! — прошипел он, мгновенно превращаясь из иностранца-добряка в злобного, взъерошенного буржуа с рисунков Кукрыниксов. — Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что минуту назад разожгли межнациональный конфликт! Я вам этого так не оставлю, уважаемый капитан Виталя.
Круто развернувшись, Фил Мак-Фил вылетел из кабинета, крепко хлопнув дверью.
— А что я такого сказал? — прозвучали в пустом кабинете слова Ряхина.
* * *
Ресторан «THE BEST OF» вовсе не был лучшим рестораном в городе, как можно было предположить по названию. Хотя все атрибуты действительно престижного ресторана имел. Располагался на центральной улице в большом двухэтажном здании с колоннами, охранялся взводом омоновцев и швейцаром Романом, свирепым отставным полковником артиллерийских войск, да и цены в «THE BEST OF» не поддавались никакой калькуляции. Правда, кормили в ресторане паршиво, а санитарный инспектор, который по долгу службы обязан был проверять состояние кухни и склада с запасами, всегда подъезжал к черному ходу, останавливался у двери, опасаясь ступить на загаженную пищевыми отходами лестницу, и ожидал, пока Метрдотель вынесет ему конверт с ежемесячной данью. На кухню или на склад инспектор не являлся никогда, объясняя это тем, что человек он впечатлительный и больших потрясений может попросту не перенести.Тем не менее ресторан «THE BEST OF» исправно функционировал и даже процветал. Каждый вечер посетители — в основном гости города, привлеченные яркой вывеской и удобным месторасположением ресторана — заполняли до отказа единственный зал и угощались творениями местных поваров, славящихся своей изобретательностью по части придумывания общеизвестным блюдам экзотических названий Заказав порцию жареной картошки, удачно замаскированной под названием «плоды земляного яблока с провансской подливой», или куриные окорочка по тридцать пять рублей килограмм под видом «заокеанской натюрель», гости города наслаждались увеселительной программой вокально-инструментального ансамбля «Хлеборезка», в конце вечера неизменно исполнявшего хит собственного сочинения «Однажды два ежа, бля, упали с дирижабля».
Правда, после первого же посещения «THE BEST OF» гости города сюда уже не возвращались, зато прибывали другие гости, которых в городе, где происходят описываемые события, всегда было великое множество.
Когда у парадного входа в ресторан «THE BEST OF» остановилась приземистая иномарка, настолько крутая, что се полное название приводить бессмысленно, потому что его все равно никто никогда не слышал, швейцар Роман, завидев вылезающего из иномарки пухлого господина удивительно низкого роста, дрогнул и согнулся пополам. Господин чинно поднялся по ступенькам, позволил Роману открыть перед собой дверь и направился прямиком на второй этаж, где располагались VIP-кабинеты. Дородный швейцар мигом запер входные двери и резво подбежал к телефону, стоящему в вестибюле на трехногом столике. Сняв телефонную трубку, Роман позвонил по внутренней линии и, услышав в трубке протяжное: «Алло-о» голосом метрдотеля, оглянулся по сторонам, словно опасаясь, что его кто-нибудь услышит, и дрожащим шепотом выговорил:
— Прибыли-с.
Метрдотель Арсен, очень длинный и сутуловатый старик, похожий на складной нож, обеими руками дернул себя за висячие кавалерийские усы, наспех отряхнул и без того безукоризненно чистый фрак и, шумно выдохнув, кинулся встречать посетителя.
Пухлый низенький господин едва показался на лестничной площадке второго этажа, а Арсен уже, как и швейцар при входе, согнулся вдвое и, приложив руки к груди, ласково проговорил:
— Добро пожаловать, уважаемый господин Гарик Полуцутиков.
— Лифт надо бы вам построить, — отдуваясь, произнес тот, кого Арсен назвал Полуцутиковым, — загребешься по этим лестницам ползать.
Метрдотель согласно кивнул и стремительно засучил худыми ногами, демонстрируя желание немедленно бежать и строить лифт.
— Ладно, — вздохнул Полуцутиков. — Давай веди. Да скажи этому придурку на входе, чтобы он и моего гостя встретил подобающим образом. А то знаю я этих.
— Слушаюсь, — ответил метрдотель, под локоток довел господина до обшитой обоями «под красное дерево» двери отдельного VIP-кабинета, почтительно усадил за стол, пятясь, вышел, осторожно притворил за собой дверь и полетел на первый этаж давать указания Роману.
А господин Полуцутиков, отослав метрдотеля, поудобней расположился в кресле, достал из внутреннего кармана лоснящегося кожаного пиджака сигару толщиной в руку, с некоторым трудом затолкал сигару в рот и попытался закинуть ноги на стол, что у него не получилось вследствие несоразмерности высоты стола и длины собственных ног.
Тем временем у входа в ресторан на ступеньках под презрительным взглядом швейцара топтался молодой человек в Застиранных брюках и куцем пиджачке, застегнутом наглухо.
— Позвольте пройти, — третий уже раз повторял молодой человек.
— Ресторан закрыт, — цедил отставной полковник. — у нас учет. Вечером приходи.
Швейцару Роману этот посетитель совсем не нравился Помимо неказистого облачения молодой человек обладал лицом типичного школьного учителя русского языка и литературы: вздернутый короткий нос, слабо выраженный подбородок и высокий лоб с залысинами, разве что очков недоставало.
— Но мне пройти нужно, — сказал молодой человек. — Меня ждут.
— Сказано тебе — ресторан закрыт, — устав препираться, рявкнул Роман. — Пошел отсюда, морда! А то спихну вниз башкой.
И руками показав, как будет спихивать, если нежеланный посетитель сию минуту не удалится, добавил несколько непечатных слов.
Молодой человек на мгновение опешил, но внезапно лицо его неузнаваемо и страшно исказилось, верхняя губа домиком поползла вверх, обнажив крупные желтоватые зубы, брови сдвинулись на переносице, а глаза устрашающе сверкнули. — Шаг в сторону сделай, дятел, — блатной скороговоркой захрипел посетитель. — И руки из карманов вынь, педерастина, когда с человеком разговариваешь. Понял? А то нос откушу и прямую кишку вместо него вставлю.
Свирепый Роман открыл рот и, поспешно вытащив из карманов руки, тут же вытянул их по швам. Изумленно глядя на молодого человека, он явно пытался что-то сообразить, мучительно морщась вследствие напряженной мыслительной деятельности, и, вполне возможно, нашелся бы что ответить, если бы входная дверь ресторана с треском не распахнулась и на пороге не возник метрдотель Арсен.
Отодвинув в сторону Романа, Арсен привычным жестом дернул себя за усы, скользнул взглядом по фигуре собеседника швейцара и осведомился:
— Пришли к кому-нибудь?
— К Полуцутикову, — потирая подбородок, буркнул молодой человек.
Роман ахнул и шумно сглотнул. Метрдотель мысленно послал швейцару страшное проклятие, метнулся вниз по ступенькам и учтиво взял молодого человека под локоток.
— Пойдемте, пойдемте, — забормотал метрдотель, увлекая посетителя в глубь ресторана. — Господин Полуцутиков вас уже ожидает. Вы, ради бога, извините Романа, — говорил Арсен, сопровождая молодого человека на второй этаж. — Бывший военный. Хоть и фрак надел, а кирзой от него за версту несет. Нет в нем верного глаза ресторанного работника. Я вот сразу в вас приличного и уважаемого человека признал, а Роман… Да что с него взять. Правильно ведь?
— Правильно, — сказал молодой человек, едва поспевая за метрдотелем.
— Отставной полковник, сами понимаете, — дернув себя за ус, продолжал тараторить Арсен.
— Понимаю, — так же хмуро сказал молодой человек. — А нельзя ли сделать так, чтобы он был и отставным швейцаром?
Арсен моментально захихикал, словно услышал крайне забавную шутку, и всем своим видом показал, что претворить в жизнь предложение молодого человека для него теперь важнее всего на свете. Впрочем, молодой человек не настаивал.
Поднявшись на второй этаж, Арсен остановился, поклонился сначала молодому человеку, потом двери и шепотом выговорил:
— Вот-с.
Толкнув дверь, гость вошел в кабинет.
— Насчет закусочки я сейчас распоряжусь, — успел вякнуть метрдотель в образовавшуюся и тотчас исчезнувшую щель Дверного проема. Затем вытер пот со лба и, сжав кулаки, побежал вниз, чтобы немедленно устроить проштрафившемуся бывшему полковнику служебную выволочку.
— Фу ты, черт, — передернул плечами Полуцутиков. — Никак не могу к твоему новому обличью привыкнуть. Думал, что это за крендель ко мне пожаловал. Проходи.
— Ты тоже, между прочим, изменился, — сказал вошедший в VIP-кабинет молодой человек.
Они помолчали, разглядывая друг друга.
— Паршиво выглядишь, — сказал господин Полуцутиков,
— Ты тоже, — усаживаясь за стол, ответил молодой человек. — Привет, Полуцутиков.
— Привет, Никита, — весело отозвался господин. Молодой человек поморщился.
— Сколько раз тебе повторять, — сказал он, — не Никита. Антон мое имя. Понял? Антон меня зовут. Запомни.
— Антон, — послушно повторил господин Полуцутиков и спросил: — А почему это я паршиво выгляжу?
— Наряд у тебя какой-то нестандартный, — объяснил молодой человек, которого, как выяснилось, звали Антоном. — Стремно смотрится.
— Стремно? — обиделся господин Полуцутиков. — Да ты знаешь, сколько все это стоит? — И начал перечислять: — Пиджак кожаный «Риччи» восемьсот баксов, брюки кожаные «Стьюдент» — шестьсот! Рубашка — триста с полтиной, ботинки…
— Между прочим, — прервал его Антон. — Бизнесмены в таком прикиде не ходят. Я же тебя учил! А ты вырядился в кожу. Ты бы еще сапоги со шпорами надел и шляпу ковбойскую.
— Сапоги со шпорами? — живо заинтересовался господин Полуцутиков. — Это такие с подковками и железными мандулами? Я такие видел и хотел купить, только размера моего не было.
— Сколько раз тебе можно повторять, — поморщился Антон, — бизнесмены одеваются так: костюмчик приличный, рубашечка белая, ботиночки сияют, галстук. Пистолет в кобуре и мобила.
— Мобила и у меня есть, — похвастал Полуцутиков. — д пистолет я еще не приобрел. Мне люди сказали, что надо лицензию какую-то выправлять. В общем, геморрой и тоска, как тут у вас выражаются. А ты вообще на себя посмотри, как ты одет! Позор! Да и цвет лица у тебя того, сероват. Хотя… — хохотнул Полуцутиков. — Для покойника ты довольно прилично выглядишь.
— Тихо! — цыкнул Антон и оглянулся по сторонам. — Растрещался.
— Да чего ты! — ухмыльнулся Полуцутиков. — Никто нас тут не услышит. А если бы кто каким-нибудь чудом и подслушал, все равно ничего не понял бы.
— Все равно, — строго проговорил Антон. Потом покашлял и попросил: — Прикажи этому, с усами, чтобы он чего-нибудь похавать притаранил. Все-таки, — заметно оживляясь, добавил он, — как это прекрасно — есть. И пить. И курить. Даже в сортир ходить по-нормальному — и то хорошо. А ведь я два года был всего этого лишен. Подумать только! Знаешь, я вчера выпил шесть бутылок пива подряд и все терпел, со стула не вставал. А потом, как до унитаза добежал… Нет, ты себе не представляешь, какой это кайф.
— Не представляю, — согласился господин Полуцутиков. — Потому что никогда этого не испытывал. Ну и не Жалею. Я, как ты знаешь, немного по-другому устроен, чем ты и вес вы остальные здесь. Ладно. Сам же говорил, что я треплю много, а сам! Ладно. Как у тебя жизнь-то?
— Жизнь прекрасна! — с воодушевлением проговорил Антон. — Хотя… — Он, вероятно, хотел что-то добавить, но осекся.
— У меня тоже ничего, — усмехнулся господин Полуцутиков, расслышавший лишь первую половину фразы. — де. нег у меня навалом. Позавчера купил я этот ресторан. Теперь вечерами здесь сижу. И ведь что интересно, я одну штуку понял.
Он оглянулся по сторонам, сунул дымящуюся сигару в пепельницу и, навалившись локтями на стол, двинулся поближе к своему собеседнику:
— Оказывается, — заговорщицким голосом прошипел Полуцутиков, — самое главное — это деньги.
Антон хмыкнул.
— Когда мы сюда собирались, я тебя об этом предупреждал.
— Одно дело — слова! — отмахнулся вновь поднятой из пепельницы сигарой Полуцутиков. — А совсем другое дело в действительности убедиться в верности этих слов. Я думал, что мне это не понравится, а мне понравилось. Нет, в этом мире лучше, чем у нас дома.
— У тебя дома, — уточнил Антон. — Это ты был дома — там. А я в гостях, так сказать. А теперь я дома, а ты в гостях. Два года… — Антон вздохнул. — В моем мире прошло только два года с тех пор, как я отлучился.
— Это прекрасно, — поддакнул Полуцутиков, — возвращаться оттуда, откуда вернуться нельзя.
— А ты мне говорил, что это невозможно. Говорил — против правил, что сам не можешь это допустить как представитель расы, призванной охранять спокойствие загробного мира.
Господин Полуцутиков усмехнулся и выпустил изо рта и из носа два облака синего табачного дыма.
— Я тут у вас одну поговорку услышал — нет правил без исключения. Выходит, то, что ты все-таки вернулся, — это исключение. И хорошо. Если бы это было правилом, в вашем мире не продохнуть было от покойников, соскучившихся по дому.
— Ну хватит, — нахмурился Антон, — правда мы растрепались. Договорились же — ни слова о нашей тайне.
Они помолчали.
— Как ты думаешь, — спросил вдруг господин Полуцутиков. — А нас будут искать?
— Кто? — удивился Антон. — Менты? Да нет, в этом плане нам беспокоиться нечего.
Господин Полуцутиков помотал головой.
— Не здешние менты, — шепотом проговорил он, — а тамошние.
Антон задумался.
— Следы мы замели хорошо, — сказал он. — Особенно я. Да и что мы такого сделали? Разве есть что-то плохое в том, что я просто очень хочу домой? Просто хочу обратно к своей невесте? Ведь тогда, два года назад, как глупо все получилось! Просто вышел со своей любимой девушкой прогуляться перед сном и получил по башке, да еще так крепко, что никогда после этого не очнулся. Ни за что не поверю, что тогда все было по правилам. Всего-навсего случайность.