Тюрин Александр Владимирович. Последнее чудо-оружие Страны Советов

   Появился Остапенко, он прихватил свою механическую бритву и опять полез наружу. Там на солнышке он сейчас обсудит с Серегой, как половчее сторожить меня. Если уж основная задача экспедиции не удалась, то неплохо бы с блеском проявить себя в другой, куда более понятной роли.
   Наверное, у них все получится, туповато-хитрожопый подполковник пробьется в полковники, а угодник-жлоб Серега в капитаны. Такие как они не засунут греховный "болт" агентке ЦРУ, не обломаются на ерунде, они всегда будут аккуратными и внимательными, и никогда не сорвут резьбы. Даже за тот визит к веселой вдове в селении Эль-Джазаир Серега отделается выговором без занесения. Такие как Остапенко и Колесников будут любимчиками естественного отбора и размножатся по всей Земле, затянув ее серой хмарью.
   А что если?.. Нехорошая мысль пролезла с черного хода и закрепилась. Я всегда боролся за наше общее, почему бы не повоевать за свое отдельное? Меня натаскали, чтобы я терзал и дурил врагов нашей страны, так почему бы мне не покусать и не пообманывать своих собственных неприятелей. Раз стая приготовилась закусить мной, то я обойдусь без стаи. Если даже советская моя мораль съежится, а коммунистический дух во мне исхудает.
   Впрочем, надо раскусить еще один месопотамский орех. Какую партию ведет товарищ-господин Абдалла Хасан? Его предупреждение явно не липа, на это указывают многие приказы и действия Остапенко. Но тогда, что требуется посланцу иракской госбезопасности, который даже представления не имеет, виновен ли я в черном злодействе или ни в чем не повинен. Чтобы мы тут все передрались и перекусались? Чтобы я начал деятельно готовиться к побегу, а он мог меня торжественно заложить в знак нерушимости советско-иракской дружбы? Или он не только сотрудник иракских органов, но вдобавок еще и агент ЦРУ, такое ведь тоже бывает. Или причина его союзничества связана с детско-юношеским мандейством и какими-то мистическими заморочками в ушибленной голове. Это, конечно, самое сомнительное.
   Я глянул на соседнего гражданина южной наружности - тут таких курчавых, как он, пруд пруди, и каждую секунду сотни тысяч таких как он зачинаются трудолюбивыми (в кровати) арабскими мужиками и выпрыгивают из плодовитых арабских дамочек. В этот момент Хася, не прекращая выводить тошнотворную мелодию, приоткрыл один свой черносливный глаз и подмигнул мне.
   Как раз в кабине появились Остапенко и Колесников, свежие, работоспособные и побритые. Серега будто и не провел всю ночь на боевом посту. В общем, с виду образцовые офицеры-чекисты.
   - Сережа, ты себе случаем не смылил какой-нибудь жизненно важный орган, а то больно долго умывался? - поинтересовался я, а Хасан молвил, глядя на парочку чекистов. - Гильгамеш и Энкиду.
   - Чего-чего? - встрепенулся Серега. - Мы с товарищем подполковником никакие тебе не Пилькомеш с Эндиду.
   - Да я не про вас. Понятно, да? - объяснился Хася.
   - Гильгамеш и Энкиду - герои шумеро-вавилонского мифологического эпоса, - добавил я. - Первый из них правил городом Урук, который когда-то располагался в этих краях. Этот товарищ - что-то вроде Иван-царевича. А Энкиду - лопоухий дикарь, которого боги наскоро сделали и придали в помощь первому герою, когда тот собрался в поход, чтобы прикончить монстра по имени Хумбабу.
   - И стало быть прикончил эту самую чертову бабу. А потом что? поинтересовался со скуки Серега.
   - Потом к нему пристала со своей любовью Иштар, это - вавилонская Венера. Или, по-нашему, баба-яга.
   - Ну, и должно быть Иван-царевич ее послал подальше, потому что ничего венерического подцепить не желал, а надежных гондонов тогда в продаже не было.
   - Сережа, ты на удивление прозорлив. Он действительно богиню послал, но из-за этого помер его дружок Энкиду.
   - Он-то за что?
   - За то. Ему пора было сыграть главную роль. Расстроившись из-за смерти приятеля, Гильгамеш побрел хрен знает куда. Если точнее, к одному гражданину, который пережил потоп, и являлся таким образом пра-пра-прадедушкой всех живущих, а кроме того был весь из себя, потому что регулярно жевал растение, дающее бессмертие. Или, может, не жевал, а выжимал из него антинекротический сок.
   - И ваш Иван-царевич, конечно же, нажрался этого растения до полного усеру, обессмертился, и живет где-нибудь до сих пор, например, в Швейцарии.
   - Нет, он решил отнести его людям.
   - Да я посмотрю, он - коммунист настоящий.
   - Он был царь, Сережа, и заботился лишь об увеличении количества налогоплательщиков. Скорее можно Хумбабу назвать коммунистом - в общем-то простое чудовище, не занимающееся частным предпринимательством.
   - Эй, не шутите там с такими вещами как маленькие, - прикрикнул недовольный Остапенко, - не то три шкуры спущу.
   - Есть не шутить, товарищ подполковник. Так вот, пока Гильгамеш добирался до людей, то однажды прикорнул под кустиком, а какая-то жадная змея подползла и быстренько слопала это самое растение.
   - Так погодите, Иван-царевич же не кому-то в отдельности тащил один стебелек. Сами сказали, что он хотел осчастливить весь народ, - возмутился Серега, почуявший недостоверность.
   - Правильно, товарищ старший лейтенант. Из вашего справедливого замечания можно сделать два вывода. Первый, что растений таких имелось целое поле, и Гильгамеш построил дорогу с мостами, чтобы перевозить урожай бессмертия жителям Урука. Кстати, транспортная магистраль потребовала хороших капиталовложений, поэтому наш герой выпустил акции, да и антинекротический сок продавал за приличные деньги. А какие-то гады-террористы, нанятые владельцами похоронных бюро, совершили диверсию, например, на главном мосту. И второй вывод - все это иносказание. Растение бессмертия - что-то вроде древа жизни из библии, которое, на самом деле, произрастает только в мире духовном...
   - А ворюга-змея, значит, родственница того самого змея, который объегорил Адама и Еву. Все, расчухал.
   - Колесников, да тебе пора заняться сравнительным анализом древнесемитских сказаний. Тебе учиться этому не надо, и так все знаешь. Глядишь, и диссертацию бы накатал одной левой ногой.
   - Ну уж диссертацию, - Серега даже зарумянился немного. - Ну их, семитов этих, в задницу и передницу, одна морока с ними.
   Этой ночью дежурил Маков, и именно тогда я решил прорываться. Завтра уже могла прилететь вертушка. А сегодня днем, под бдительными оками Колесникова и Остапенко, я вылезал из стальной коробки вездехода, якобы умыться и погреть организм, но на самом деле, чтобы провести рекогносцировку местности, незаметно шныряя глазами.
   Наш островок держался на месте прочно, а машина, которая первоначально лежала почти на боку, сейчас имел крен всего лишь градусов пятнадцать, однако корма из-за дифферента по-прежнему мокла в воде. Мимо текла все та же мутная жижа, только почти спокойная, судя по смирно проплывающим корягам, пучкам каких-то растений и прочему мусору. Баранка уже облазил-обнырял всю машину и пришел к верной мысли, что даже тащить ее на буксире окажется мучительным делом. Оси мостов были погнуты, а какая-то каменюка проломила переднюю решетку и раздолбала винт водометного движителя.
   Кроме того, мы с Дробилиным еще пару раз включали бореевскую аппаратуру, вернее то, что от нее осталось. Интересное пятно, что представляло наше некогда дружное воинство, было практически разодрано точками-"бактериями", которые победно раздулись, превратившись в кляксочки. Это означало, что с большой вероятностью наши пути-дорожки разбегутся, то есть, изменившиеся мотивы и стремления бывших соратников будут настолько тверды и насыщены волей, что вызовут расходящиеся потоки событий.
   Вся эта кодла разжиревших точек не только разрывала нашу команду, но и загоняла ее в объятия распахивающейся и захлопывающейся бульбы плотоядного вида. Это предрекало и какую-то общность судьбы. Выглядело все довольно зловеще. Кем-то разыгрывалась хитрая матричная комбинация. Однако чтобы разобраться с ней по-свойски не хватало мощностей обработчика, а может и ума.
   Меж тем к вечеру в моем внутреннем мире дозрел бедовый план. И когда Маков принес снятый с примуса котелок с чаем, я подобрался к сосуду, сжимая в кулаке горсть таблеток люминала. Псевдоаспирин я вытащил из аптечки еще раньше, ссылаясь на головную и горловую боли - никто из присутствующих не заглядывал в мою медкарту, из которой стало бы известно, что со школьных лет простуды огибали меня стороной.
   В углу кабины раздалось какое-то шуршание.
   - Не змея ли заползла? - поинтересовался я. - Такая маленькая, метра на два, хочет зубчиком кого-нибудь пощекотать.
   Воспользовавшись тем, что внимание всех отвлеклось на действительную или мнимую змею, я щедрой рукой сыпанул таблетки в котелок. Раздалось довольно ядовитое шипение, вызванное процессом растворения, но все соседи по вездеходу как раз были увлечены близким присутствием противной рептилии. И действительно через несколько секунд Серега с помощью Колиной кепки выудил за хвост пресмыкающееся. Правда не змею, а вполне безобидную ящерку. Тут юркой рептилии и наказание. Раскрылся люк, старлей вылез наружу, и немного погодя вернулся с довольной ухмылкой поперек лица.
   - Я ее - как воблой об стол. Чтоб другим гадам неповадно было.
   Все с удовлетворением расселись хлебать чай, заедая его печеньем и тушенкой из сухих пайков. Только Остапенко несколько раз произнес:
   - Ну, что за дерьмовая вода, - потом еще уточнил. - Маков, ты ее процеживал внимательным образом?
   - Как вы и приказали, товарищ подполковник, через три слоя марли. Ну, какая тут может быть вода, конечно, дерьмовая, с яйцами-глистами. В нее все звери, птицы и люди обкакались со страха, едва рухнула дамба.
   - Полезное - всегда невкусно, - справедливо напомнил Серега.
   Ничего, соколики все выхлебали до последней сопли, включая мои фенобарбиталы. Коля даже добавки попросил. Только я свой чай, в основном, аккуратно сливал по ноге в ботинок. Было неприятно, но терпимо, немного напоминало тот эпизод, когда я последний раз описался в детском саду на утреннике в честь седьмого ноября.
   Остаток в своей кружке я даже не стал сливать, а отставил в сторону, согласившись с мнением подполковника, что вода дерьмовая. Вскоре настал черед Баранке заступать на ночное дежурство. Петрович, зевая, достал из оружейного ящика "ПМ", вставил магазин в рукоятку, лязгнул затвором и протянул оружие Макову.
   - Смотри, чтобы никакая гада в машину не залезла... и никто из нее не вылез.
   Наверное, уже объяснил подполковник прапорщику, что следует ждать фокусов именно от майора Фролова, однако Коля все равно возмутился:
   - Как же я с этой пукалкой обороняться стану, если враги попрут, ну, если с той стороны? Да я "макаровым" даже толково пользоваться не умею, дайте мне автомат, я к автомату привычен.
   Не мог Остапенко снова объяснять, что для обороны от майора Фролова пистолет более надежное оружие, а может прикинул, что могут, и в самом деле, "с той стороны" враги навалиться.
   Со вздохом-зевком сожаления Петрович выудил "АК-74" и рожок к нему, да еще Маков напомнил про штык-ножик.
   - Только приклад, товарищ прапорщик, не выдвигай, ни к чему это.
   Зевающий Коля ухватил в свои руки привычное оружие.
   - И чтоб глаза в руки взял и уши на макушке. Понял, Маков?
   - Понял, товарищ подполковник. У меня и фамилия от слова "макушка" происходит.
   Через полчаса все раззевались до невозможности, через сорок минут мучительные движения ртами прекратились и все захрапели на разные немелодичные лады. Через час я встал, вынул из-под головы вещмешок, в который уже засунул плитку шоколада, пару консервов, открывашку - чтобы не повторить несчастную судьбу героев Джерома и Ликока - и двинулся к люку, по дороге подхватывая гаечный ключ и какие-то тряпки. Я знал, что произойдет, если кто-то проснется - взрывная реакция с моей стороны, а затем автоматное очередь прямо в мое брюхо. Как говорится, съем последний обед.
   Чтобы открыть бортовой люк, надо было повернуть две ручки. Одна из них страшно заскрипела и в ответ товарищ подполковник жалобно застонал и внушительно бзднул из-за избытка отравляющих веществ внутри себя. Я на минуту замер, слушая стуки своего сердца - да, пожалуй, надо было глотнуть немного люминального чайку - для успокоения. Наконец люк поддался и я высунул голову.
   Коля Маков сидел на краешке машины и клевал носом. Я аккуратно подложил тряпку, когда выпроставшись наружу, закрывал люк. Ну, сработает у Баранки спинное чутье или нет? Нужно успеть врезать пока не сработало. Я снова понял, что убивать умею только с пылу, с жару. Хоть была дорога каждая секунда, стал заматывать гаечный ключ второй заначенной тряпкой. По счастью, крепко сморило нашего Николая.
   Вот коротким резким движением я прикладываю гаечный ключ к правой половине его затылка. Угощайся, дорогой.
   Прапорщик беззвучно валится с машины физиономией вниз. Целует островную грязь взасос. Я подбираю автомат, выпавший из размякших рук детины, отцепляю от его ремня штык-нож. Можно двигаться дальше. Теперь уж Колино дело, как достать свою голову из дерьма.
   И все же не смог я так просто отчалить - вспомнил какие гадости терпел бессловесный Баранка от ушлого Сереги, вынул физиономию сибиряка из грязи и прислонил его спиной к колесу. Теперь, спи-отдыхай. Все-таки мы почти земляки, Коля из Тюменской области, а я родом из Свердловской.
   Я подошел к срезу островка, за которым начиналась вода без внятного конца и края. Пора из майора ГБ переоформляться в кикимору болотную. Воздев повыше автомат и вещмешок, съехал на заднице в мутную жижу. Да, оказалось поглубже, чем я ожидал. Почти по грудь залило. Ну, не будем сразу дрейфить. Просто в ямку попал. Может, подальше грунт выровняется. Я двинулся через потоп в ту сторону, откуда сияла мне Полярная звезда. Как Ной, но только без ковчега. Ага, пункт из Фиминой тетрадки. "Ной" - одна из точек, образующих энергетический канал. Нет, я не собираюсь этим пачкать себе мозги. Отвяжись, тетрадка.
   8
   Я бы не возражал против содействия кляксы-рожи, но она прочно затихарилась, видимо, не хотела тратить драгоценные потусторонние силы на общение со мной. Однако интуиция работала. Лишь этим объяснялось то, что я десять раз не утонул и не захлебнулся по ходу своего водного туризма. Ведь ни звезд, ни луны, сантиметрах в двадцати-тридцати ниже подбородка начинается другая среда - густая и текущая. А под ногами, которые ищут чего-то твердого и надежного - лишь грязь, скользкая тянущая и наводящая тоску. Еще время от времени что-то утыкается тебе в спину или гладит твой бок, где все болезненно стягивается и замирает, а подкорка услужливо подсказывает: это кобра хочет пообщаться, а то, должно быть, подплыл весело скалящийся покойник.
   Пожалуй даже не интуиция меня выручала, а способность ощущать пульсирующую ауру. Она была особенно тревожной вокруг опасных мест пощипывала и покалывала, проникала сквозь кожный покров, заставляя трепыхаться приемники-нервы. Может, это действовали какие-то лихие электромагнитные волны, способные влиять на диэлектрики. Может я стал антенной для самого Ф-поля. (Во-всяком случае, спасибо за такие странности адресовать надо Борееву, который растормошил мой организм своими смелыми опытами.) Поскольку я не есмь точный прибор-осциллограф, то ощущал одни пульсации как тяжелые и редкие, другие - как быстрые и острые. Когда я двигался совсем не туда, куда нужно, неприятное напряжение распространялось по моему позвоночнику и даже кишкам. Словом, я научился довольно прилично пеленговать опасности.
   Однако, при всех моих достижениях все телесное естество промокло и продрогло до самых ядер клеток, прямо до знаменитой ДНК. Плюс тоскливой болью отзывались руки. Я пользовался то левой, то правой, чтобы придерживать на плече автомат и вещмешок, но от непрестанного статического напряжения выдохлись, насытившись молочной кислотой, мышечные волокна.
   Я знал, что ночь надо потратить с толком и отвалить как можно дальше. Во мраке бывшие товарищи не пустятся за мной в погоню, но вот утром надуют лодку, наладят двухтактный моторчик и понесутся по траектории расходящейся спирали.
   Пару раз я отрубался и продолжал пересекать водные просторы на автопилоте, то есть спал на ходу. При этом видел под сомкнутыми веками фиолетовые и багровые сполохи, наблюдал то ли лучи, то ли нити, голубоватые и зеленые, трепещущие, дрожащие и даже жужжащие. Они иногда рассыпались ворохом искр, а порой какие-то светлячки, слетевшись, образовывали новые ниточки. Я во сне пытался двигаться вдоль канатика, получившегося из наиболее густого их сплетения. Если же отклонялся в сторону, то неминуемо спотыкался, хлебал полный рот тошнючей жижи и - с радостным пробуждением вас. Кстати, первым делом приходила мысль, что сон продолжается, только стал еще кошмарнее. А вторая мысль - что не зря все-таки в сказках поминается добрым словцом путеводная ниточка, проводившая Иванушку-дурачка сквозь мглистую местность.
   Наступило утро, но ясности оно не прибавило. Над водами клубился туман. Как выразились бы граждане столетней давности - поднимались вредоносные болотные миазмы. Из-за тумана пейзаж искажался и размазывался. Я не понимал, где тут островок или кочка, а где просто густая водяная взвесь. Несмотря на неудобства я был туману весьма признателен, ведь зыбкость и мнимость очертаний мне на руку и во вред тем, кто пытается напасть на мой след и накрыть сачком.
   Вскоре уровень воды снизился - или, может, уровень почвы повысился заодно сгустились заросли тростника, вначале довольно измятые паводком, а потом и вполне кондиционные. Тростник добровольно скрывал мою фигуру и я был ему за это премного благодарен. Я мог уже повесить автомат на шею и закинуть вещмешок на спину, заодно снять куртку, рубаху и выжать их прежде, чем напялить снова. Ерунда, но приятно, да и рукам отдых, вернее, телесное блаженство. "Помидоры", правда, по-прежнему мокли в воде, но оставалось надеяться на их влагоустойчивость. Впрочем, скоро природный фактор окончательно смилостивился и воды стало столько, что человек в высоких рыбацких сапогах мог пройти, как говорится, не замочив носок.
   Тростник шелестел где-то уже над моей головой, там и сям попадались водяные линии. Впечатление создавалось такое, что бандитский паводок этот уголок и не тронул вовсе. Туман немного разрядился, край неба подкрасился розовым - это солнце с усилием проталкивало сквозь влагу свои лучи. Еще немного и я увидел кочку, если точнее сплетение стеблей, покрытое илом, и к тому же почти сухое.
   Я с радостью возложил на кусочек суши свою задницу, приговаривая, что она этого заслужила. Потом уместил и спину, дабы расслабилась. А там и ноги втянул наверх, ведь по теории в горизонтальном положении они возвращают свои силы гораздо быстрее. В конце концов убедил я себя, что если ненадолго отключусь, минут на пять-десять, то серьезного ущерба никому не нанесу.
   Когда я продрал зенки, солнце давно уже выползло из своего ночного логова и светило из дымки, довольно приятно, не обжигая кожи, не ослепляя сетчатку. Верхний слой одежды неплохо просох и превратился на радостях в грязную корку.
   Мне не стало грустно за потерянное время, скорее наоборот. Я напоминал сам себе то самое существо, которое, появившись из грязи, вначале имело вид пластилинового мультяшного человечка, а потом получило гордое имя Адам и райский сад во владение. Ага, проклюнулось в башке точка "Адам", одна из тех, что согласно Фиминой тетрадке, также создает энергетический канал... Ну отвяжись ты, надоедливая ерунда, не до тебя сейчас.
   Внимание взгляда впервые привлекла жизнь животных: водомерок, похожих на каких-то чудаковатых конькобежцев, здоровенных стрекоз, смахивающих на геликоптеры с десантом инопланетян, некой голубоватой ящерки, приникшей в охотничьих целях к тростниковому стеблю, рыбки, высунувшей глазок-перископ для наблюдения надводной действительности. Я повернул голову в другую сторону и увидел фламинго. Они, в количестве трех штук, высоко стоя на голенастых ногах, запустили свои головы в воду и выискивали так какие-то корма, лягушек может быть. Солнце красило в сияющий розовый цвет их перья. Было красиво.
   Минуту спустя одна из птиц вынула свою голову и большую часть шеи из-под воды. Ну, бля! Шея и голова были змеиные, спокойно изгибающиеся во все стороны. Змеиная голова как раз заглатывала лягушку и заметно было движение жертвенной тушки по пищеводу. Покончив с этим приятным делом, змеептица посмотрела в мою сторону и радостно зашипела.
   Неужели это наяву? Может, я успел заснуть? Та-ко-го не бы-ва-ет. Я твердил себе это, прорываясь сквозь тростник, потому что сорвался с места со скоростью катера на воздушной подушке. Хоть мог скосить птицегадов из автомата, однако сработали совсем другие эмоции. Ужас меня обуял. Самый что ни на есть первобытный, закодированный в спинном мозгу.
   Существует тысяча причин, по которым такого гибрида не может существовать на свете - твердил я себе для успокоения. Это же просто галлюцинация спросонок. Просто сон, совместившийся с реальностью, по вине усталости, ошаления и стресса. Наконец я остановился. Потому что барабанные перепонки уловили какой-то шум, смахивающий на гул мотора. Впрочем, когда я замер и водичка прекратила с журчанием огибать мои ноги, шум напрочь пропал. Опять показалось. Рановато стали сдавать нервные узелки.
   Я вскрыл одну из консервных банок, в ней оказалось сгущенное молоко. Сладкая гуща, пройдя через пищеварительный тракт в кровь, несколько успокоила меня и разогнала страхи. В почти умиротворенном состоянии я двинулся вперед. Вскоре и вода опустилась где-то на уровень лодыжек, а потом нашелся довольно приличный островок, предлагающий свои услуги в согревании озябших членов. Уцепившись за какой-то куст, я вскарабкался на этот плотный большой кусок подсохшей грязи и застыл. Посередке куста, вернее под корнями, расположилась некая тварь.
   Ничего подобного в жизни не видел. Если точнее, видел что-то подобное в книжке. Сколопендра или фаланга с множеством ножек. Только эта тварь вымахала в длину метра на полтора. Сейчас великаншу терзали какие-то сомнения. Она елозила под корнями, цеплялась за что попало, тужилась. Злится или страдает запором? "Давай дружить, ходить друг другу в гости, я тебе и клизму сделаю", - примирительно произнес я. А она взяла и разорвалась на три сегмента! Обрубки потрепыхались на одном месте, но вместо того чтобы навеки погибнуть, вдруг побежали в разные стороны, занимаясь каждый своим делом.
   Получившая самостоятельность передняя часть сразу ухватила полуруками-получелюстями какого-то здоровенного кузнечика, бешено замолотившего ногами, после чего скрылась в норе.
   Задний сегмент устремился ко мне. Наверное, надо было стрелять или колоть-резать штык-ножом, но я просто обалдел от такого природного дива. "Задница" была оснащена головой, красивыми фасеточными глазами, руками-челюстями, ртом, который раскрывался сразу в четырех направлениях, и несколько меньшим количеством ножек, чем у исходной твари. Юркий обрубок пробежался по моей ноге, бедру и соскользнул в воду. Никогда не забуду прикосновения этих двадцати когтистых лапок, которые словно крючочками цепляли мои брюки.
   Средний сегмент не имел головы, он повертелся по кругу на месте и неожиданно лопнул. Раздирая хитиновые покровы, на свет явилось сразу с десяток мелких, блестящих, вертлявых, длиной где-то с дециметр, сколопендрок, которые бросились врассыпную.
   Такого зрелища, несмотря на его бесплатность, я уже не смог выдержать и, спрыгнув с островка, пошлепал по воде, куда глаза глядят. И, кстати, глядели глаза правильно. Потому что воды мне уже стало по щиколотку. Буйные заросли тростника сделались еще гуще, их дополнял камыш, я порадовался даже нескольким ярким цветам. Может, они тоже из разряда аномалий? По крайней мере, когда я поднес руку к одному из прекрасных творений природы, волоски на моей коже неожиданно оттопырились, а потом проскочила искорка, довольно чувствительная даже для меня. И вполне достаточная, чтобы оглушить, а то и угрохать мелкую пташку или крупное насекомое, которое сверзилось бы вниз. Прямо на широкие склизкие листья с желобками, что уходили внутрь толстого стебля. Я как раз заметил там несколько прилипших стрекозиных крылышек и птичкиных перышек. Да, прекрасное творение промышляло охотой на другие прекрасные творения.
   А немного погодя увидел большой зеленый камень, невесть как попавший сюда - не шумеры ли еще притащили? - и захотел посидеть на нем. Неожиданно камень съежился по бокам и снова принял прежние размеры. Ну, жаба, даже не жаба, а Жаба. Циклопических размеров! Мисс "Жабья красота". Просто царица. То, что мне показалось зеленой окраской, было, как выяснилось, слизистой обмазкой. У царицы-жабы снова двинулись бока, обозначив дыхательный процесс, и заколыхалась глотка, отчего послышался очень низкий звук. Примерно такой же проникает в вас и тормошит вашу подноготную, когда вы стоите рядом со здоровенным динамиком, на который выводится звуковая дорожка бас-гитары. Инфразвук, наполовину, наверное, не услышанный мной, заставил содрогнуться мое сердце и даже печенку.