Тюрин Александр Владимирович. Последнее чудо-оружие Страны Советов

   Распахнулись двери Вавилонии - шумно с басистыми отголосками прозвучали под сводами моей голове слова покойного Сандомирского.
   - И все-таки, Михаил Анатольевич, имеем ли мы право на такую ответственность? Не мы одни на рожон прем, за тобой, может, тащим весь Советский Союз и его окрестности.
   - Настоящие большевики не боятся ответственности, - включился неожиданным штампом Сайко. - И поэтому у них всегда положительное сальдо-бульдо.
   Мне захотелось добавить, что кто-то ответственности не боится, а кое-кто ее несет. Однако не захотел выступать в роли фрондера Данишевского.
   Тем временем дед-генерал стал проявлять эрудицию.
   - Подумаешь, трехтысячелетнее развитие человечества. А наша система, социализм, разве не отрицание отрицания, не возвращение к корням? У первобытных людей какой строй был? Коммунистический. И товарищи шумеры начинали с чего-то похожего на социализм. Я ведь читал про их государственно-храмовое хозяйство. Глеб, нам требуется кто? Скромный демон со товарищи, который способен привить ум и направить волю, куда положено... Почти рекламное объявление получилось. Они нас развивать будут, а мы их станем контролировать, критиковать и указывать на ошибки.
   Дед-генерал действительно не терял времени даром, жуя пончики и почитывая записки Бореевских референтов к моему отчету.
   Сам же Бореев, включив селектор, обратился к Колоскову.
   - Какое средство сегодня случайно всадили Некудыкину во время припадка?.. да, да, циклодол, препарат насколько я понимаю нетоксичный, безвредный... прикажите колоть его пациентам во всех подобных случаях.
   14
   На следующий день припадок случился с Докучаевым, потом с Фимой Гольденбергом и Царь-Жопой. И все они получили в заднюю мякоть хорошую порцию циклодола. Некудыкин-Саид пока не тянулся со мной общаться, потому что на следующий день впал в какое-то оцепенение. То же, кстати, случилось и с остальными припадочными.
   Такое впечатление создавалось, что "отдыхающие" взяли и окуклились, переключившись на внутреннюю жизнь своих организмов. Локаторы-сивильники нам показывали наличие незнакомых Ф-полевых матриц, которые слипались в чрезвычайно сложные группы, отчего напоминали изысканные икебанистые букеты цветов. Такие букеты словно разрастались на наших пациентах, как на перегное. И с каждым порывом "цветочного" роста здоровье у "отдыхающих" убывало, вопреки прекрасным условиям проживания. Это показывали регулярные анализы крови.
   Тут я впервые задумался, верно ли мы с людьми поступаем. По идее, все правильно. Большинство из подопытных, между прочим, не безгрешно. А то и попросту преступно. Например, Докучаев угодил в дурдом после того, как кого-то угробил большой пивной кружкой. И Царь-Жопа, бывшая повариха, одного своего сожителя полоснула кухонным ножом по шее, а другого задушила бюстом.
   А мы, чекисты, именно та порода людей, которая уверена, что целое важнее частного, что можно пожертвовать меньшим для сохранения большего. Да, высокое дело требует жертв от низкого дела. Чем больше искусства в деле, тем больше оно гребет жертв.
   Я успокаивался, но потом за мозжечком опять начинало зудеть. А действительно ли мы держимся за ручку той двери, что ведет в сияющее завтра. А если мы просто переводим людской материал? Усатый наш вождь тоже расходовал на жертвы меньшее и худшее, пока от большего мало что осталось. Точно ли понимает наше научное и прочее начальство, какое оно - высокое дело? Тьфу на такой вопрос. Завтра я начну спрашивать, правильно ли у нас в начальники попадают.
   Впрочем, через неделю окуклившиеся пациенты перестали тощать и антигосударственные сомнения отступили.
   Опершись на койку слабыми руками Докучаев вдруг прошептал:
   - Я - Нергал, владыка Конца, в котором Начало... Я отправляю смертные души в подземные воды Энки, чтобы из них произошли новые рождения... Я вершу приговоры Неба, я срезаю стебельки Жизни как траву... Я - косец Судьбы.
   Завершив тираду, Докучаев опрокинулся на подушку, а мой напарник по дежурству наконец смог поднять упавшую челюсть и полюбопытствовать:
   - Что у него с концом-то случилось, у этого балбеса? Неужели от Царь-Жопы чем-то заразился?
   - Да он вообще-то больше про наш конец рассуждал, - отреагировал я.
   Между прочим, у нас обоих по завершению выступления Докучаева-Нергала случилась потеря сил и насморк. А после глубокого продолжительного сна подопытный потребовал от нас куда более твердым голосом... военные трактаты Сунь-Цзы, Ганнибала, Цезаря, Наполеона, Гудериана и Жукова. Почему нет - ему принесли все, что нашлось в библиотеке.
   Тем временем воспрял пациент Гольденберг и объявил, гордо сев на кровати и спустив вниз босые синеватые ноги.
   - Я - Набу, Владыка Знания. Меня призвал Энлиль, когда надо было дать имена вещам, я вместе с мудрым отцом Энки и матерью Нинмах лепил души людей, я помогал Утнапишти переплыть воды потопа вместе с семенами всякой жизни...
   Фиме, претендовавшему теперь на роль Василисы Премудрой, понадобились вузовские учебники механики и математики, монографии по физике твердого тела и оптике, трактаты Лейбница и Ньютона, статьи Эйнштейна и Нильса Бора, труды Британского Королевского Научного Общества и Американской Ассоциации Инженеров-механиков, подборку журналов "Сайенс" за последние пять лет. И много-много конфет.
   Следующей оживилась Царь-Жопа и объявила себя Иштар, Владычицей Любви, соединяющей Жар и Холод, Влагу и Сушь, Правое и Левое, Пустое и Полное, Верх и Низ, а также всякую разнополую тварь.
   Кстати, когда она это втолковывала, дозиметры регистрировали увеличение радиационного фона до шестидесяти миллирентген в час. Наш "придворный" физик профессор Торчковский попенял на увеличение солнечной активности и выбросы радона через какую-то трещину в земной коре. Я же подумал о Силе Любви, что бушевала теперь в Царь-Жопе и протащила через экранное поле поток частиц и античастиц, не нарушивший закон сохранения энергии. Кстати, наша Прекрасная Дама тоже потребовала литературу, прекрасную словесность в виде Мопассана, Камасутры, сексуальных писаний даосов и тантриков.
   Нельзя не отметить, что права на Бореевскую секретаршу в тот вечер предъявило два конкурента. Мое право оказалось более существенным лишь потому, что я успел влезть через Дашкино окно и быстро задраить ее дверь.
   Затем снова дал знать о себе Некудыкин-Саид. Впрочем теперь он назвал себя Белом и Энлилем, властелином Порядка и Справедливости, победившем Мать Хаоса - Тиамту. На это можно было не обращать внимания, кабы не началась сильнейшая гроза с такими ударами грома, что закладывало уши. Даже Торчковский признал, что в поляризации облаков и поверхности сыграло роль скакнувшее электрическое поле Земли. Под звуки ливня, лупившего по окнам, Некудыкин-Бел громовым командирским голосом велел доставить ему сочинения Маккиавелли, Шан Яна, Мао Цзедуна, Гитлера, Сталина, Ленина... А я вспомнил пункт из Фиминой тетрадки. Предпоследняя точка, образующая энергетический канал, называлась "Бушующее облако". Да, кажется, я уже подозреваю, кому достанется сверхнормативная энергия.
   На следующее утро оказалось, что в оцепенение, состояние восковой гибкости и какого-то ступора впало еще пять пациентов, а вдобавок, к великой неожиданности, - двое операторов. Кажется, и у нас случились потери. Восполнимые или нет? По глазкам Бореева читалось, что он бы только обрадовался превращению поголовно всего персонала в подопытных крыс.
   А еще через день все "заступоренные" бормотали и нашептывали: "Я Нинурта, властелин победоносного войска, живущий в душах бойцов... Я Энки, сокровенный, я - источник природы вещей, я, сотворивший тела и души... Я - Думмузи, небесная сила, оплодотворяющая землю и всякую плоть... Я - Шамаш, светило, дарующее жизненную силу всякой плоти и произрастание всякому семени... Я - Син, лунный блеск, владыка скрытых сил души..."
   Спустя несколько часов в наших подопытных дружно сидело сразу по несколько божеств, каждое из которых вещало что-то свое. Это была форменная эпидемия шизофрении. Двух же пострадавших операторов вначале заперли в лазарет для персонала, а потом - по довольно лихому решению Бореева и Сайко - перевели в резервные боксы, которые были подключены к системе наблюдения.
   - Михаил Анатольевич, понятно, что если кто-нибудь из персонала ошизеет, то сразу попадет в бокс, ну, а если это случится с вами? поинтересовался я при встрече с Бореевым в столовой. - Вас-то куда прикажете направить?
   - Туда же, майор, - бодро отозвался старичок, - готов играть по общим правилам, которые, кстати, вытекают из логики событий. Надеюсь, что в меня вселится достаточно весомый демон. А вообще присаживайтесь за наш столик, Глеб Александрович.
   За начальническим столом располагался еще дед-генерал Сайко, который лихо наворачивал финские сосиски. Видимо, атмосфера всеобщей подавленности не влияла на его пищеварение отрицательным образом.
   - В столовой тоже действуют общие правила, но за вашим столиком я, между прочим, вижу кетчуп и сыр "виолу", - атаковал я.
   - Кухарка принесла их нам не по принуждению, а по зову сердца, хитро отозвался Сайко. - Лучше скажи, Глеб, исходя из своего опыта, чем кончится эта шизофрения?
   - Наших пострадавших можно назвать шизофрениками только для медицинского отчета. Жрецы, озвучивавшие слова богов, герои, которым то и дело являлись дружественные богини, цари, родившиеся от золотого дождя и воплощавшие вселенских змеев, не были шизофрениками. Они выражали волю божеств, они персонально представляли силы судьбы.
   - Да что нам жрецы и герои, - вмешался в мое объяснение Бореев, - и в наш век гражданин, условно прозываемый шизофреником, спокойно может оказаться во главе государства и персонально представлять силы судьбы... Представлять судьбу для миллионов других параноидальных шизофреников, готовых моментально раскрыться и бескорыстно подключиться к затеям вождя.
   - То есть любовь к труду и энтузиазм легче всего прививаются психопатам, - подытожил Сайко.
   - Бояться уже поздно, Глеб Александрович. Мы прыгаем на кожуре банана, но нам, особенно некоторым из нас, отступать уже некуда, порадовал перспективой Бореев и я понял, кого он имеет в виду.
   Сайко поставил доступный ему вопрос ребром.
   - Ладно, меня сейчас больше интересует, не превратятся ли наши пациенты в тех чудищ, которых Глеб привез в мешке из Ирака? Может мне пора автоматчиков у каждого бокса ставить?.. Ну, поведайте, товарищи ученые.
   - Ну уж нашли чудищ. Я ведь говорил, что анализ ДНК показал полное отсутствие у останков каких-либо новых генов, - досадливо произнес Бореев. - Я думаю, все, так сказать, трюки на живом материале были проделаны нашими шаловливыми Ф-полевыми "друзьями", чтобы привлечь внимание. Своего рода реклама, которая пока что непривычна советским людям. Никто больше не обернется Змеем Горынычем, это пройденный этап, - твердо определился научный руководитель.
   - Тоже хорошо. А еще неплохо, что та иракская территория, на которой Глебу повстречались всякие уроды, перепахана залпами иранской реактивной артиллерии, - сделал генерал сообщение на международную тему и пожаловался: - А то мне эти царицы-жабы даже снятся порой, особенно под принятый градус, и более того, хотят на себе женить.
   И вправду никто чудищем не перекинулся, этого, действительно, уже не требовалось. Человекообразие осталось. Однако ночью великий воин Докучаев пробил стальные ставни на окошке своей кроватью и на связанных шторах спустился по стене вниз. Сигнализация сработала и его отловили в лесочке. При сопротивлении он с помощью прыжков и ударов, напоминающих тигриные, а также мокрого полотенца, уложил пятерых ребят из "Вымпела", прежде чем его оглушили прикладом. Мне показалось, что вместилище Нергала и не пыталось удрать, а лишь попробовало силушку. Наружное охранение стало еще неприступнее, впрочем, никто из пациентов не собирался таранить его.
   Каждому из "отдыхающих", вернее уже "трудящихся", нашлось другое более подходящее занятие.
   Повариха, ставшая вместилищем Иштар, всю ночь тренировалась в исполнении эротических танцев, особенно танго, стриптиза и хула-хуп. А под утро изнасиловала санитара, который принес ей любимую кашу, вырвалась из своего бокса в общую столовую и... Пока здоровяки-санитары растаскивали и утюжили кулаками - каждое размером с гаубичное ядро - остервеневших мужиков, женщина успела достаться пятерым. Особенно усердствовал тот, который Думмузи - даже три укола брома на него не подействовали и он травмировал свою бравую "удочку" о смирительную рубашку.
   Хитроумный Фима тоже не терял времени даром. За ночь он сумел изготовить из деталей радиоточки, койки и тумбочки простенький передатчик, который подключил к электросети. И с помощью азбуки Морзе стал автоматически каждые десять минут выдавать в эфир сигналы: "Я - "Союз-25". Прошу разрешение на посадку в районе пивзала на улице танкиста Хрустицкого". Одновременно Фима создал "глушитель", который мешал нам наблюдать его с помощью видеокамер. Только шмон с участием команды инженеров и техников позволил вырвать с корнем вредную аппаратуру.
   - Это стопроцентный успех без изъянов, - гудел на утреннем совещании Бореев, - нам удалось создать нового человека, для которого труд по профилю стал первейшей необходимостью, если точнее единственной судьбой. Вот она инстинктивная разумность в каждом движении. Пора устраивать смотрины высокому начальству, для начала заочные. Но прежде надо бы заснять что-нибудь определенно впечатляющее на пленку.
   Несмотря на радость побед, весь день мне было не по себе. И казалось, что я вот-вот разделю участь пострадавшей пары операторов. Давило на темя и лоб, донимали невнятные голоса, какие-то незримые потоки пытались двигать моими руками и ногами. Я натужно успокаивал себя, дескать, просто перепсиховал. Затем накушался валерианы. Но после этого, прямо во время обеда, в тарелке замаячила знакомая клякса. Апсу. Я поперхнулся. Однако он вежливо пожелал:
   "Приятного аппетита."
   На этот раз я не читал по губам, в моем мозгу, где положено, возникали слова, имеющие вид устной речи. И отвечал я четкими мысленно проговариваемыми фразочками.
   "Спасибо. Хотя вы меня откровенно подставили в иракском лесу. Сейчас не уверен, что наше общение будет полезно друг другу."
   - Вы что-то сказали, - поинтересовался сидящий напротив лейтенант Туманов из охраны.
   - Ничего, ничего. Иногда я шевелю губами - детская привычка. Особенно, если суп горячий.
   "Там в Ираке я потерял телесную привязку к пространству-времени, стал оправдываться Апсу. - После чего Отверженные легко вытеснили меня. Впрочем, для меня, Вечного, это комариный укус. Теперь внемли главному, не отвлекаясь. Через несколько миров идет волна, воссоздающая канал из обломков некогда разбитых сосудов. Последние тридцать два обломка должны соединиться прямо в вашем мире, именно в этой зоне пространства и времени. И тогда сила, что спустится по новому каналу, напитает... тени Отверженных, загодя явившихся сюда, благодаря мудрецу с ледяным глазом. Хорошо напитает - тени получат изощренную, совершенную, разумную плоть, с которой вам не тягаться, и обретут господство, неизвестное ни одной из ваших летописей... Ты должен уничтожить всех подопытных. Ликвидировать. Размазать. Тогда канал не будет воссоздан до конца и сила не достанется Отверженным."
   "Ни много ни мало. А мне, кстати, все равно, кому она достанется. Я просто служака. Если начальство хочет передать ее Саид-Белу со товарищи, то я не против. Борееву виднее."
   "Бореев вместе с бесами доиспользует твою судьбу, а затем выбросит тебя на помойку."
   "А вы что придерживаетесь других правил?"
   "Нет", - честно признался Апсу. Он, кажется, бил на доверие. Но не только.
   Я, стараясь не двигать губами, - чтобы не напугать честно жующего Туманова, - поинтересовался:
   "Так чем вы предпочтительнее других?"
   "Пора сказать правду. Я старше их на несколько миллиардов лет. Я тоже сотворен, но был тем, кто занимался образованием воздуха, то есть... высвобождением связанного кислорода, я тот, кто превращал... аммиак в воду. Когда же заряд разумности, заложенный мной в... генокод жизни, стал претворяться в универсальных существах, прозываемых люди, то сборище потусторонних прохвостов обманом втерло меня в толщу косного вещества, а Энлиль-Бел похитил мои знания... Ну и что они построили? Храмовый социализм. Спасибо, не надо. Все равно их потом вышвырнули вон."
   "Если вам, Апсу, не нравится социализм, то подыщите себе сейчас другую точку пространства-времени... бросьте якорь где-нибудь в Вашингтоне."
   "Каждый проход к тебе через завесу обходится мне слишком дорого, почти рявкнул раздраженный демон. - Кроме того я не люблю общаться на людском языке. Из-за него не могут спокойно изливаться силы ума."
   Как раз три четверти моих мозгов внезапно застило тьмой, а оставшейся четвертиной я понимал, что встаю из-за стола, любезно желаю доброй еды сотрапезнику, дисциплинированно удаляю грязную посуду. Что я спускаюсь вниз, к посту около дверей главного корпуса, и в тот момент, когда охранник начинает балаболить с кем-то, стягиваю ключи от актового зала со щита. Затем незаметно подбираюсь к гаражу, цепляюсь к днищу въезжающей машины, чтобы оказаться внутри, наливаю там бутылку бензина и выбираюсь под низом у другого грузовика. Уже темнеет. Я решаю оставить в актовом зале, что этажом выше боксов, взрывное устройство, состоящее из "коктейля Молотова" и небольшой электрической цепи, работающей от батарейки. Часа в три ночи надо будет провернуть операцию, в том числе оглушить охранника у медблока и заложить тамошние двери железякой. Чтобы ни один гад из "отдыхающих" не улепетнул.
   Неожиданно Апсу покинул три четверти моего мозга, но все равно осталась мысль четкая как гвоздь, что быть против - бесполезно.
   В запасе имелось четыре часа. Почему бы не навестить Дарью. Не повредит ведь, ни ей, ни мне. Перед отбытием из своей кельи я заметил какой-то мокрый след, как будто кто-то провел влажной тряпочкой по полу, а на бутылке с бензином имелся потек из некой слизи. Вот зараза, откуда это?
   Я ведь как явился с бутылкой из гаража, то ни одна гнида мне в гости не заявлялась. Может, мышь какая-нибудь обписалась и блеванула... Оставив без объяснения неясный факт, я отправился к своей пампушке.
   Этой ночью все подопытные испарились. Причем до начала моей операции. Где-то около двух ночи сбойнуло электропитание. Свет отсутствовал минут пять. Этого хватило. Когда он вернулся, началась кутерьма.
   Хорошо хоть, что я пораньше от Дашки свалил. Поэтому когда началось, я присутствовал на своем штатном спальном месте - как и полагается.
   "Седьмой, Седьмой, вызывает Беркут. Беркут вызывает Седьмого."
   А Седьмой, то есть я, уже был полностью готов. Ну, на пятьдесят процентов. Только оставалось штаны напялить. И в полной экипировке бежать навстречу новым свершениям.
   Поначалу казалось, что случился какой-то налет с последующим похищением. Опустевшие боксы. Взломанные замки. Фотоэлементы и прочие электромагнитные датчики были вырублены, когда пациенты покидали свою жилплощадь. А сигнализация находилась тогда в обесточенном бессильном виде. Охранник же с заведенностью придурка повторяет, что ни одна сука через двери медблока не входила и не выходила. А на другие вопросы не откликается, словно ему подкрутили какие-то шарики-ролики в башке.
   Серьезная это заявка на налет? Все-таки вокруг здания и по периметру ограждения бдит наружная охрана, которая состоит отнюдь не из электрических цепей и не из сплошных придурков.
   Первую версию выдвинул Бореев, который сновал по опустевшему медблоку и орал, что его бедных пациентов американцы уперли через крышу прямо на вертолетах "Ирокез".
   Сайко, несмотря на явную бредовость такого утверждения, связался с командованием округа ПВО, и те с какими-то испуганными смешочками отчитались. Мол, у них и муха американская не прожужжала бы, воробей бы натовский не прошмыгнул. Не то его так закидали бы всякими снарядами и ракетами, что и целого атома не осталось бы. В отличие от ученого наш генерал склонился к мысли, что подопытные отнюдь не невинные овечки, которых усыпили и вынесли в целлофановых пакетах.
   После этого началась операция "Ловушка". Хорошо разработанная и осуществляемая профессионалами. Небольшая группа просматривала главное здание, суя нос в каждую задницу и выискивая те вещдоки, которые могли навести на мысли о способе побега. Другие заглядывали под каждую травинку и каждый корешок на территории "Пчелки". Большая часть ищеек с напряженными носами и выпученными глазами прочесывала окрестности лагеря. Им в помощь придали солдат из софринской бригады внутренних войск, а также вертолетчиков с какого-то подмосковного аэродрома. Оповещены были и посты милиции на расстоянии километров в сто. Они получили фотографии наших семнадцати бегунков и были уверены, что весь сыр-бор разгорелся из-за каких-то опасных блатарей, дернувших из зоны.
   На второй день поисков Сайко "выключился" и перестал появляться из своей генеральской светелки. Бореев еще пытался с помощью Ф-полевых "сивильников" выяснить судьбы пропащих, но в зоне поиска характерные ауры вовсе не прощупывались, то есть жизненные линии наших пациентов больше не пересекались с генеральной линией эксперимента.
   Впрочем, кое-что удалось выяснить. К электросети, оказывается, была подключена диверсионная система. Когда ее нашли, она давно уже сгорела. Но, как выяснилось, была смастачена с помощью сил и средств превосходного разума из деталей туалетного бачка - вот вам и бессрочное сидение на горшке - и чего-то малопонятного, превратившегося ныне в угольки. Передовая система могла легко прослушивать главную пультовую, используя при этом арматуру железобетона. И еще была способна устроить сбои по питанию.
   А вот в лесочке, где любили прогуливаться наши подопечные, я заметил, что уж слишком много веток обломано. Но этим обстоятельством все мои улики и ограничились. Срывали "отдыхающие" палочки и веточки - ну и на здоровье, нам от этого не жарко не холодно. В подобном духе высказался психованный начальник охраны полковник Подберезный.
   Впрочем посещали мой организм в районе позвоночника какие-то смутные ощущения, что недалече бродят наши беглецы. Но где - я вычислить никак не мог. Иной раз представала перед внутренним глазом какая-то тьма со всполохами и малоприятными тенями, может даже рожами - но для идентификации места действия это не годилось.
   Однажды - а это было на пятый день поисков - я в беспомощности прогуливался на лужайке перед окном, за которым томилась на своем трудовом месте грудастая секретарша Дашка в ожидании важных звонков.
   Прогуливался, немножко кривлялся, изображая мавзолейного часового, и строил рожи, развлекая свою пассию. А потом, притомившись, присел к стволу высокого тополя - как урка, на корточки - и от нечего делать машинально разглядывал лужайку. Я почти уткнулся взором в носки собственных ботинок, но тут краснорожий друг Апсу мимолетно проскользнул над травой, привлекая мое внимание, и снова испарился.
   Вначале все теплилось на уровне невнятного подозрения - что-то не так. Потом подозрение сформулировалось. Лужайка-то немного просела, причем не сплошняком, а полосой. Полоса тянулась от ее середины, проходила мимо дерева, рядом с которым я мирно отдыхал, и терялась в высокой траве.
   Я хотел было кликнуть несколько охранников, чтобы взяли лопаты и наковыряли ямки, но тут вспомнил, что никто из них меня слушаться не должен, начальник охраны тоже где-то порхает. Значит, только Сайко сейчас может пригодиться.
   Полчаса понадобилось, чтобы выйти с ним на контакт. С инопланетянином и то проще бы получилось. А добился я успеха, лишь когда у его дверей позвенел бутылками.
   - А, Глеб, ну, чего ты с утра мечешься как вошь на сковородке?.. Сайко с нескрываемой тоской посмотрел на мои руки, сжимающие стеклотару с кефиром. - Ладно уж, если пришел - заходи.
   Даже взгляд у деда-генерала был какой-то опухший и красный.
   - Товарищ генерал-полковник, мне нужно два-три человека с лопатами.
   - Что, уже кто-то помер с расстройства? Я, ебена мать, буду следующим. Так что, нужно жмурика закопать, пока не протух?
   Генерал, по привычке выдохнув, заглотил единым махом стакан кефира.
   - Пока еще нет, Виталий Афанасьевич. Я обнаружил подозрительное место на лужайке, неплохо бы поковыряться в земле.
   Сайко подошел к телефону, стал долго и мучительно икать - я уж боялся, что это никогда не закончится и генерал сейчас блеванет. Наконец он невнятно заобщался с подразделением охраны. И еще через полчаса пара весьма недовольных лейтенантов из "Вымпела" выступила на лужайку с лопатами. Я еще притащил на чистом испуге истопника Пахомыча. Впрочем и самому пришлось взяться за шанцевый инструмент.
   Когда яма дошла до двухметровой глубины, не принеся никаких положительных результатов, лейтенанты прекратили работу и стали долго задумчиво курить. Продолжал стараться только я да запуганный истопник, который очевидно считал, что мы роем шахту для ракеты. Неожиданно земля вернее донышко ямы - стала пропадать из-под ног. Раз и истопник с киношным завыванием ухнул в какую-то дыру. Я же едва успел зацепиться за корни близь растущей липы. А затем вскарабкался наверх. Лейтенанты хоть и не пришли на выручку, но уже приняли боевую стойку, достав свои пистолеты.