Уайт Джеймс. Двойной контакт

   – Благодарю вас, друг Флетчер, – отозвался Приликла. – Ваш совет хорош, и я немедленно ему последую.
   Он сложил крылышки, пристегнулся к опоре одного из приборов и уже устраивался поудобнее, когда почувствовал, что эмоциональное излучение Кит несколько переменилось.
   Обычно она испытывала резкие и сильные чувства, когда речь шла о ее супруге, друулах и ситуации в целом. Любовь и ненависть Кит проявляла одинаково ярко. А вот теперь ее чувства смягчились и затуманились.
   – Вы знаете, – медленно заговорила Кит, – что я не способна читать чужие чувства так же хорошо, как вы. Но я вспоминаю все ваши слова и все, что вы сделали для нас здесь и внутри нашего поискового скафандра, и я думаю… Нет, я верю, что вы очень тревожитесь за жизнь Джасама и мою жизнь тоже.
   Это так?
   – Да, – ответил Приликла, всеми силами стараясь не уснуть.
   – На Троланне такой вопрос сочли бы оскорбительным, – продолжала Кит, – поскольку в нем содержится нечто такое, что говорит о психическом извращении и помрачении сознания, но все-таки… С той же ли глубиной и силой вы тревожитесь за жизнь друулоподобной целительницы Мэрчисон, что и за жизнь Джасама?
   – Да, – повторил Приликла.

Глава 24

   Первыми на борт парусника взошли пауки-пилоты. Они втащили на корабль по трапу свой планер. За ними последовали те, что тащили связанную Мэрчисон, а за ними – пауки, вооруженные луками.
   Мэрчисон успела разглядеть трап. Он оказался широким и на удивление длинным, и фактически представлял собой мягко выгибающийся мостик над верхушками волн и сырым песком на берегу. Трап тянулся от большого отверстия в носу корабля к сухому песку дальше от кромки воды. Мысль у Мэрчисон мелькнула довольно дикая, но подумала она о том, что эти пауки странные моряки – моряки, боящиеся воды.
   Пауки втащили ее внутрь парусника и пронесли по коридору, потолок в котором был такой низкий, что если бы Мэрчисон не лежала в сетке на спине, непременно оцарапала бы лицо о грубую шершавую поверхность потолка. Примерно через каждые двадцать метров были расставлены чадящие и мерцающие светильники. Принюхавшись, Мэрчисон заключила, что в них горит какое-то масло – скорее растительное, нежели минеральное. Светильники плавали в больших деревянных плошках с водой, и возле каждой из этих плошек стояли по две бочки: одна с водой, а вторая с песком. Патофизиолог подумала о том, что пауки, похоже, боятся не только воды, но и огня, но тут вспомнила о том, что в те годы, когда моря и океаны Земли бороздили деревянные парусники, огонь был для моряков слугой, с которого не спускали глаз.
   Долго, мучительно долго, как ей казалось, ее несли вперед под шершавым потолком, но наконец сетку опустили на пол в каком-то помещении площадью примерно шесть квадратных метров. Высоты потолка здесь хватило для того, чтобы Мэрчисон смогла бы встать на колени, если бы пауки развязали ее.
   Видимо, именно это они и вознамерились сделать, поскольку три паука подняли ее и перевернули лицом вниз, а четвертый раскрыл рот и занялся чем-то таким, из-за чего путы, обвивавшие ее тело, размягчились и перестали так сильно давить. Затем ее перевернули и стали медленно поворачивать, а четвертый паук, издавая негромкие шуршащие звуки, стал затягивать паутину внутрь своего тела.
   Когда с этим было покончено, остальные пауки ретировались, а последний остался и принялся обертывать одну из лодыжек пленницы лентой из какого-то плотного мягкого материала. Но эта лента служила только подкладкой: поверх нее был наложен прочный шпагат – тонкий, грубый и прочный, явно сплетенный из волокон какого-то растения, а не из паутины, которая формировалась в утробе паука. Затем паук склонил голову и что-то выплюнул поверх шпагата, который мгновенно затвердел, и покрыл узел плотным прозрачным слоем.
   Затем паук привязал другой конец шпагата к скобе у двери и таким же образом закрепил узел. Длины шпагата хватало для того, чтобы пленница могла свободно передвигаться по помещению и даже немного удаляться от него. Обернувшись, паук задержал взгляд на пленнице и указал лапой в угол, где располагались два низких поручня, между которыми в полу находилась плоская деревянная крышка.
   Паук подошел к поручням, поднял крышку и оттолкнул ее в сторону, затем указал на квадратное отверстие под крышкой, махнул лапой, дав Мэрчисон знак двигаться туда, а сам отошел.
   В помещении было не слишком светло для того, чтобы хорошо разглядеть, что находится за квадратным проемом, но Мэрчисон поняла, что это такое, еще до того, как услыхала ровный плеск волн на бортом. Паук продемонстрировал ей корабельную сантехническую систему – туалет. Для того чтобы показать, что она все правильно поняла, Мэрчисон не стала прибегать к наглядной демонстрации. Она только ухватилась за поручни двумя руками и немного постояла между ними, после чего водворила крышку на место. Паук, похоже, остался доволен ее сообразительностью и указал на полку, висевшую на противоположной стене.
   На полке стояло три деревянных сосуда. Два из них были высокими и тонкими, а второй – низким и широким. Все три сосуда были закрыты крышками. Кроме сосудов, Мэрчисон разглядела маленькую чашку и стопку плоских деревянных тарелок, а также большую миску, в которой были сложены аккуратные квадратики мягкой ткани. Мэрчисон на четвереньках подползла к полке и по очереди взяла каждый из тонких сосудов. Прежде чем снять с них крышки, она осторожно качала кувшины, затем откупоривала и принюхивалась. Она решила, что в обоих кувшинах вода. Более объемистый сосуд был наполнен округлыми ломтями какого-то материала, похожего на ворсистые картофелины.
   Мэрчисон встала на колени, обернулась и резко махнула рукой пауку, затем указала на свою рабочую сумку. Она не просто пыталась привлечь внимание паука-стража, который и так пристально наблюдал за ее действиями, – она хотела дать ему понять, что следующее ее действие будет откровенным, невинным и безвредным.
   Она медленно отстегнула клапан, закрывавший сумку, и двумя пальцами извлекла из нее узкий белый цилиндр – анализатор, который затем сжала губами, чтобы освободить обе руки. Затем она налила в чашку немного воды из питьевого сосуда. Анализатор показал, что в воде содержится приличное количество микроэлементов, но при этом она не ядовита. Мэрчисон выпила воду, выбрала небольшой ломтик из чаши с пищей и надломила его. Середина ворсистой картофелины оказалась зеленоватой, губчатой. От нее исходил слабый запах, напоминавший аромат корицы. Мэрчисон прикоснулась к картофелине анализатором в нескольких местах. Анализатор не сообщил ничего ужасного. Она убрала прибор в сумку и осторожно откусила маленький кусочек.
   На вкус Мэрчисон предложенная ей еда оказалась не такой уж тошнотворной, но есть ее она стала бы разве что тогда, когда бы поняла, что умирает от голода. Патофизиолог вспомнила о том, как в Главном Госпитале Сектора ее впервые повысили в должности, и по этому поводу ее бывшие стажеры, являвшиеся представителями целого ряда видов, закатили вечеринку в ее честь. Тогда она отважилась отведать кусочек кельгианского пирожного с варльганом. То, что она попробовала сейчас, было вкуснее.
   Она заставила себя проглотить пережеванное угощение и сказала:
   – Большое спасибо.
   Паук в ответ коротко стрекотнул, отступил к двери и встал там, не спуская глаз с пленницы.
   Несколько минут Мэрчисон просидела на сетке, которую пауки оставили на полу, размышляя над тем, чем бы ей теперь заняться, и что важнее – над тем, чего от нее ждут и хотят захватчики. Техника, которой они владели, была примитивна, но по-своему цивилизованна. До сих пор откровенной жестокости по отношению к ней они не выказывали, и на ее взгляд, обладали умом и сообразительностью, на что указывало проявляемое к ней любопытство и старания окружить ее сносными удобствами. В сложившихся обстоятельствах с ее стороны было бы вполне естественно продемонстрировать ответную любознательность.
   Согнув ноги в коленях и опираясь о пол одной рукой, чтобы не перевернуться на спину, Мэрчисон отправилась на экскурсию по каморке. На одной из стен висели мотки веревок разной толщины, а на другой – полки с деревянными фигурками, напомнившими Мэрчисон земных рыб марлинов, изображения которых она когда-то видела в учебниках по истории.
   Здесь не было никаких металлических инструментов, предметов и даже скоб для хватания. Все – палуба, стены, потолок – было изготовлено из темно-зеленого плотного, волокнистого дерева. Деревянные части были связаны между собой тонкими темно-серыми нитями.
   Мэрчисон почти не сомневалась в происхождении этих нитей, потому что видела, что ими были связаны между собой части луков, которыми были вооружены пауки. Такими же шпагатами крылья их планеров были прикреплены к фюзеляжам. С изумлением Мэрчисон подумала о существах, которые создавали все, чем владели, – технику, жилища, парусные корабли и планеры, да, наверное, еще много чего – с помощью материалов, один из которых производили внутри собственных тел.
   Третья стенка была пуста, только наверху в углу располагался большой люк, крышку которого можно было как выталкивать наружу, так и втаскивать внутрь. Над крышкой люка имелся зазор шириной шесть дюймов, в который проникал свежий воздух, теперь, после захода солнца, ставший холодным. Можно было не сомневаться, что это устройство представляет собой систему вентиляции. Мэрчисон подобралась к четвертой стене, в которой была прорезана дверь, охраняемая пауком. У двери стояла плошка со светильником и бочонки с водой и песком, предназначенные для тушения пожара. Намереваясь получше рассмотреть устройство светильника и попытаться добиться того, чтобы он светил поярче, Мэрчисон потянулась к нему.
   Ее пальцы находились в футе от светильника, когда она была вынуждена отдернуть руку и вскрикнуть от боли – паук ощутимо заехал ей по руке своей прочной, как палка, лапой.
   – Какого черта? За что? – воскликнула Мэрчисон, зажав ушибленную руку другой рукой и морщась от боли.
   Паук сжал в лапах лук и выпустил стрелу, которая вонзилась в пол прямо перед светильником, затем отошел от двери и с явным трудом выдернул стрелу из пола, после чего снова зарядил лук и вернулся на свой пост.
   Мэрчисон получила ответ на заданный вопрос. Можно было не сомневаться, он прозвучал недвусмысленно: «Руки прочь от светильника».
   До сих пор паук не предпринимал никаких попыток причинить ей боль и, видимо, не собирался делать этого в дальнейшем, если она не стала бы нарушать правил, принятых на борту корабля. Мэрчисон задумалась о том, а как бы на месте паука повела себя она. Здесь, где со всех сторон было дерево, неосторожное обращение с огнем могло привести к трагическим последствиям.
   К примеру, пилот из-за такой беспечности мог лишиться сложного, по здешним меркам, летательного аппарата, изготовленного частично из материала, выработанного внутри его собственного тела. Но разрушение такого крупного общественного объекта, каковым являлся корабль, который бы в случае неосторожности мог превратиться в плавучий пожар, стало бы настоящей катастрофой для всех. Поэтому Мэрчисон следовало повиноваться правилам поведения на корабле и не получать по рукам. А еще лучше было бы попытаться пообщаться с теми, кто захватил ее в плен, и постараться их понять, чтобы избежать подобных наказаний.
   Поговорить надо было бы прямо сейчас, но и тело, и разум Мэрчисон настолько изнемогли от усталости, что она не решилась бы приступить к долгому, сложному и поначалу наверняка неудачному процессу обмена знаками и звуками. Она сейчас была способна на немногое, но все же решила сделать это немногое.
   Она вернулась к стене с вентиляционными решетками, указала на отверстие, шумно выдохнула, нарочито поежилась и вернулась туда, где на полу лежала сетка. Затем она растянулась на сетке и укрылась второй ее половиной до подбородка.
   Сетка была грубая, но теплая. Подложив одну руку под голову, она взглянула на своего стража.
   – Спокойной ночи, – тихо проговорила она.
   Паук ответил ей негромким стрекотом.
   Мэрчисон не знала, что из ее пантомимы уразумел паук, но надеялась, что сумела донести до его разума то, что она намеренно приняла неподвижное положение и не собирается нарушать никакие правила. Она лежала и смотрела на паука, а паук смотрел на нее. Палуба была жесткая, и Мэрчисон никак не думала, что сумеет заснуть.
 

* * *

 
   Проснувшись, она обнаружила, что светильник погашен, а вентиляционная решетка открыта. В отверстие проникало солнце и свежий воздух. Кроме того, на ночь ее, оказывается; укрыли еще одним большим квадратом сетчатой ткани. Мэрчисон отлежала все части тела, какие только можно было отлежать, но обрадовалась, поскольку у нее было такое ощущение, что процесс общения все же начался. Приподнявшись и опершись на локоть, она негромко кашлянула. Паук-страж – без сомнения, тот же самый – открыл глаза.
   Потянувшись и растерев затекшие мышцы, Мэрчисон подняла крышку «туалета» и бросила взгляд на паука. Тот попятился к дверному проему и скрылся из глаз.
   Мэрчисон подумала о том, как это странно, что всем без исключения цивилизованным видам в Федерации свойственна неприязнь к освобождению от органических шлаков на глазах у других существ, равно как и неприязнь к наблюдению за тем, как это проделывают другие существа. Умывшись и поев – она была так голодна, что была готова забыть о вкусе здешней еды, – она размял кусочек ворсистой картофелины в чашке, подлила туда воды и с помощью полученной смеси, обмакнув в нее уголок салфетки, нарисовала на залитой солнцем стенке каморки две простых фигуры. Затем она высунула голову из каморки и поманила паука, приглашая его вернуться.
   Пора было начать разговор.
   Но у ее стража были на этот счет другие соображения. Он аккуратненько плюнул на узел на дальнем конце веревки, которой была привязана Мэрчисон, и намотал часть веревки на лапу. Другой лапой он указал на лук и стрелу, после чего осторожно потянул за веревку.
   Мэрчисон было вежливо дано понять, что она должна следовать за пауком, а не то получит.
   Как выяснилось, тревожиться было не о чем. Паук повел ее на ознакомительную экскурсию по кораблю, давая при этом возможность сотне с лишним матросов возможность поглазеть на пленницу. Пауки тыкали в ее сторону лапами, размахивали ими и возбужденно стрекотали – словом, всеми способами выражали сильнейшее любопытство. Но негромкие пощелкивания, которые издавал сопровождавший Мэрчисон паук, заставляли матросов держаться на расстоянии. Патофизиолог догадалась: видимо, ее страж был на этом корабле кем-то вроде старшего офицера и теперь, демонстрируя своим подчиненным приобретенную диковинку, старался оградить ее от посягательств. С тем, что ее водят на веревочке, Мэрчисон была готова смириться, тем более что устройство корабля оказалось странным и интересным.
   При ситуации первого контакта любопытство, достаточно сильное для того, чтобы вступившие в контакт существа перестали друг друга бояться, было очень хорошим признаком.
   Снаружи корабль выглядел еще более крупным, чем изнутри. К его обтекаемому корпусу была присоединена конструкция, являвшая собой подлинный лабиринт. Мэрчисон на глаз определила длину корабля и решила, что она составляет около восьмидесяти метров, а ширина – около шестидесяти.
   Высота этой черепахоподобной посудины равнялась метрам тридцати, и состояла она, судя по всему, из пяти-шести надстроек, покрытых сегментированным панцирем, который мог открываться в любом месте и превращаться в паруса, которыми можно было управлять по мере необходимости. Видимо, все материалы, из которых был изготовлен корабль, были очень легкими, поскольку, несмотря на громоздкий и неуклюжий внешний вид, судно имело очень небольшую осадку.
   Мэрчисон нисколько не удивилась тому, что две палубы, одна из которых находилась ниже ватерлинии, а другая – непосредственно над ней, были лишены каких-либо отверстий для вентиляции и естественного освещения. Помещения, расположенные на этих палубах, были наполнены мотками веревки, сетями и грудами живности, похожей на угрей. Живность вяло шевелилась, а пахло от нее рыбой. Мэрчисон очень обрадовалась, когда ее страж снова повел ее наверх.
   Однако, как она поняла, здесь ее не должны были порадовать солнце и свежий воздух, о которых она мечтала, пока паук водил ее по трюмам. Ее страж вежливо оттеснил ее в сторону кормы и знаками дал понять, чтобы она держалась здесь и никому не мешала, поскольку вся команда сновала по палубе туда и обратно. Пауки в спешном порядке втягивали внутрь корпуса все паруса и запечатывали корпус. Как раз перед тем, как совсем рядом с Мэрчисон захлопнулся люк, она успела понять возможную причину аврала.
   Солнце затянуло темно-серыми тучами. Того и гляди должна была начаться гроза.
   По пути к своей каморке Мэрчисон успела поразмыслить о многом. Видимо, и этот корабль, и два других, которые она успела заметить, являлись частью рыболовецкой флотилии пауков. Рыбакам на пути к косякам рыбы требовались данные воздушной разведки, которую и осуществляли пауки-планеристы. В случае шторма и даже легкого дождя паруса превращались в средство укрытия. Следовательно, с физиологической точки зрения, паукам было опасно намокать, как, к примеру, кельгианам и еще целому ряду существ, тело которых было покрыто шерстью или ворсинками.
   Мэрчисон решила, что этими кораблями управляют очень и очень отважные моряки.
   У нее в каморке вентиляционный люк был закрыт и пропускал только узкую полоску света. Пока стука дождя по обшивке слышно не было. Паук указал на полку, которая до того была пуста. За время их отсутствия кто-то, по-видимому, исполнив указания стража Мэрчисон, положил на эту полку небольшую стопку широких бледно-желтых высушенных листьев, тонкую кисточку с короткой рукояткой и небольшой деревянный сосуд, в котором находилось нечто вроде чернил.
   Учитывая, какая сейчас неприятная для пауков погода снаружи, Мэрчисон решила, что самое время начать разговор.

Глава 25

   Включив на полную мощность гравилучи вместо посадочных двигателей, «Ргабвар» сумел совершить посадку бесшумно. После того как Приликла и троланнцы были благополучно доставлены в медпункт, «Ргабвар» отправился восвояси – то бишь на орбиту, откуда капитан мог наблюдать за паучьим флотом при том, что сами пауки звездолета не видели, а если видели, то уж никак не могли догадаться, что с новой звездочки на их родном небосклоне за ними кто-то наблюдает.
   – Вижу три плавсредства, – сообщил капитан одновременно и для тех, кто слушал его в медпункте, и на ожидавшем сообщении курьерском звездолете. – Все три корабля в данный момент стоят у берега, их носовые части лежат на песке.
   На небольшой высоте над ними парят планеры – так низко, что со стороны медпункта их не видно. Часть команды кораблей некоторое время передвигалась по берегу и неподалеку от ближайших деревьев, но пауков там было слишком мало для того, чтобы заподозрить их в подготовке нападения. Как бы то ни было, сходившие на берег матросы и планеры вернулись на борт кораблей около десяти минут назад, после чего наблюдаемый район закрыла грозовая туча.
   Доктор, – поинтересовался Флетчер, – у вас есть какие-либо сообщения медицинского или какого-либо иного характера, которые вы желали бы передать на курьерский корабль?
   – Нет, друг Флетчер. Сообщений нет, – ответил Приликла.
   – Нет? – несколько удивился капитан. – А что с пропавшим патофизиологом? Что предпринимает мимикрист для того, чтобы разыскать ее? В связи с тем, что пациентов у вас стало больше, я так думаю, ее присутствие вам сейчас бы совсем не помешало.
   – Это верно… – начал было Приликла, но Найдрад, которая помогала ему в обработке ран Кит, решила ответить на этот вопрос за него, причем по обыкновению пустила побоку тактичность и проигнорировала тот факт, что пациентка снабжена транслятором.
   – «Не помешало» – это мягко сказано, капитан, – буркнула кельгианка. – Ее присутствие срочно необходимо. С физиологической точки зрения, троланнцы необычайно сложны. Женская особь выживет, а вот ее супруг почти наверняка нет, если в самом скором времени к нам не вернется Мэрчисон, крупная специалистка в области многовидовой патофизиологии. Мы все переживаем и за ее жизнь, и за то, что можем лишиться такого опытного сотрудника.
   В отличие от кельгианки, которая иначе как прямолинейно высказываться просто не умела, капитан постарался говорить более обтекаемо.
   – У вас в бригаде недостает сразу двоих сотрудников, – мягко проговорил он, – и на мой взгляд, от Данальты было бы намного больше пользы, если бы он вернулся на рабочее место, чем сейчас, когда он торчит на наблюдательном посту.
   Я хочу сказать, что может и так случиться, что патофизиолог Мэрчисон к вам не вернется. Разве это так уж невероятно?
   Приликлу охватила дрожь – почему, Найдрад бы поняла, а Кит навряд ли. Он с трудом совладал со своими чувствами и унял дрожь.
   – Это вероятно, друг Флетчер, – ответил он, – но я надеюсь, что это маловероятно. Данальта утратил связь с патофизиологом Мэрчисон вскоре после ее похищения. С этого момента мимикрист пытается обнаружить корабль, на который забрали друга Мэрчисон, и то место на этом корабле, где ее содержат. Пока его старания успехом не увенчались.
   Я не стану отзывать его и прерывать поиски, – продолжал он, – потому что знаю патофизиолога Мэрчисон много лет. Я знаю ее характер, доброту, сострадательность, юмор, сентиментальность и силу чувств, которые она испытывает к своему супругу, и еще много ее качеств, которые не поддаются словесному описанию. А самое главное – я знаю ее эмоциональный автограф почти так же хорошо, как свой собственный.
   Паучьи корабли сейчас находятся на экстремальном расстоянии для моих эмпатических способностей, – сказал он в завершение начатой мысли, – и я не могу со всей откровенностью признаться в том, что в данный момент я ощущаю эмоциональное излучение друга Мэрчисон, но уверен в том, что если бы ей грозила гибель, я бы это сразу почувствовал.
   Капитан, не сказав больше ни слова, прервал связь.
 

* * *

 
   Мэрчисон начала, по традиции, издалека – со времени задолго до тех лет, когда человечество научилось покидать Землю. Она рисовала людей и предметы и называла их. Картинки были простые и маленькие – маленькие, потому что она не знала, велик ли запас листьев, которыми ее снабдили, а простые потому, что чернила оказались слишком жидкими. Первые два рисунка она испортила: набрала на кисточку слишком много чернил и насажала клякс. Набравшись опыта, она сделала третий рисунок, подержала лист в горизонтальном положении несколько секунд, пока чернила не впитались, и показала его пауку.
   Она указала на себя и на рисунок и сказала:
   – Человек.
   Слово и жесты она повторила несколько раз, после чего указала на паука и стала молча ждать.
   Видимо, ее безмолвный вопрос был понят, поскольку паук поднял лапу и прикоснулся к туловищу. Он издал негромкое стрекочущее звукосочетание, которое для Мэрчисон прозвучало как «криткук».
   Отложив рисунок, Мэрчисон указала по очереди на себя, а потом на паука и повторила:
   – Человек. Криткук.
   – Чекловеки, – повторил паук и добавил погромче:
   – Криткук.
   Мэрчисон решила, что, сделав акцент на последнем слове, паук намекнул на то, что ей следует более старательно произнести его. Однако паук тоже не слишком перетрудился, произнося слово «человек». Патофизиолог решила испробовать другой метод, осознавая, что отдельных слов ее собеседник не поймет, но надеясь, что их смысл будет ему ясен.
   – Ты говоришь слишком быстро, – проговорила она в обычном темпе, затем добавила медленно-медленно:
   – Пожалуйста… говори… медленно… и… внятно.
   Паук явно сообразил, о чем речь, и хотя Мэрчисон не показалось, что слово было произнесено намного более медленно, она все же ухитрилась различить в нем отдельные слоги.
   Она попробовала произнести слово, но закашлялась. Вдохнув поглубже, она предприняла новую попытку:
   – Крититкукик, – повторила она.
   – Крититкукик, – согласился паук.
   Порадовавшись первому успеху, но не желая останавливаться на достигнутом и решив не заострять внимания на обучении паука правильному произношению слов своего языка, Мэрчисон опустилась на колени на сложенную на полу сетку, хорошенько подумала и снова принялась рисовать.
   Она сочла, что пока рано рисовать два кружочка и обозначать ими две планеты, хотя, будучи моряком, ее собеседник-паук наверняка ориентировался по звездам в плаваниях между многочисленными островами и запросто мог быть знаком с тем фактом, что планеты – круглые. Отказавшись от этой идеи, Мэрчисон нарисовала прямую линию поперек листа – это был горизонт. Над горизонтом она изобразила маленький кружочек, от него в разные стороны провела волнистые линии – так она обозначила солнце. К солнцу и горизонту она добавила очертания острова. Остров она окружила маленькими вытянутыми серпиками – волнами, а по одну сторону от острова нарисовала три приземистых купола – паучьи корабли. Над ними, пренебрегая законами перспективы, она нарисовала парящий планер, после чего принялась поочередно указывать на элементы рисунка.