Уэллс Энгус. Дикая магия

   — Не знаю… Уваги подчиняются ему… только ему.
   — Большего он не знает, — сказал Очен.
   — Где их лагерь? — спросил Брахт, глядя на вазиря — Они наверняка отведут Каландрилла к себе.
   «Если он ещё жив» — эта фраза словно повисла в воздухе.
   Очен ещё раз повёл рукой, и тенсай забормотал:
   — У нас больше нет лагеря… Мы скачем вслед за вами. Увагам приказано захватить вас… тебя… кернийца… светловолосую женщину… Одного достаточно. Он сказал… неважно кого… Это вас остановит.
   — Большего он не знает, — повторил Очен, потом взглянул на Чазали и кивнул; киривашен вытащил нож и перерезал тенсаю глотку.
   — Ахрд! — Брахт пнул извивающееся тело и с горечью в голосе крикнул: — По коням! За ними!
   — Мы их не поймаем. — Очен обвёл рукой чернеющие лес и небо: — Леса здесь слишком густые, спускается ночь.
   — Я не брошу Каландрилла! — Брахт побежал к коню. — Надо будет — поскачу один. Катя, ты со мной?
   — Подожди, — сказала девушка и твёрдо взяла кернийца за руку. В глазах её стояло беспокойство и сомнение. — Сначала дай сказать.
   — Сказать? — Брахт вырвал руку и вставил ногу в стремя. — Каландрилла взяли в плен, и если нас не трое, Рхыфамун победил. Он завоюет мир для своего хозяина. Надо скакать вперёд — и да проклянёт Ахрд увагов!
   — Стой! — Катя крепко схватила его за плечи и заставила вытащить ногу из стремени: жеребец заржал, нетерпеливо затопал копытами и обнажил жёлтые зубы. Катя развернула Брахта и ткнула рукой в джессеритов. — Они знают лес лучше нас, а Очен лучше нас знает увагов. Сперва выслушай, потом решим.
   Брахт с мгновение хмуро смотрел в серые глаза, но Катя спокойно выдержала его взгляд. Керниец недовольно кивнул. Катя отпустила кернийца и обратилась к Очену и Чазали:
   — Что вы посоветуете?
   Лицо, скрытое под стальной вуалью, повернулось к вазирю, уступая ему право говорить первым. Очен погладил крашеными ногтями бороду. В уходящем свете дня лицо его казалось обеспокоенным.
   — Если попробую отыскать его при помощи магии, — заявил он, — я его убью.
   — Это мы знаем, — резко сказал Брахт. — Посему надо скакать за ним.
   — По этим лесам трудно скакать на лошади, — возразил Очен, — К тому же приближается ночь. Погоня невозможна. Ради Хоруля, друг мой, неужели ты думаешь, я бы сам не поскакал, если бы у нас был хоть малейший шанс?
   — Ты хочешь сказать, мы его потеряли? — Брахт замотал головой. Катя взяла его за руку. — Хочешь сказать, мы ничего не можем сделать? — с напором продолжал керниец.
   — То, что я должен сказать, страшно, — ответил Очен. — Страшно для вас и в равной степени для меня. Слушайте. У ваги захватили Каландрилла, вполне возможно, он уже мёртв…
   — Нет! — резко выкрикнул Брахт.
   — Если только, — продолжал Очен, — Рхыфамун не захочет позлорадствовать.
   — А он любит этим заниматься, — пробормотала Катя, и искорка надежды засверкала у неё в глазах. — Так было в Альдарине, так было, когда он вселился в Морраха…
   — Сия гордыня — его слабость, — заявил Очен. — Будем надеяться, он захочет позлорадствовать.
   — Позлорадствовать? — Брахт сделал шаг в сторону вазиря.
   Чазали тут же взял колдуна под свою защиту, но Очен, подняв руку, остановил его.
   — Это единственный шанс Каландрилла, — продолжал вазирь, — и наша единственная надежда, если только…
   Он, нахмурившись, замолчал; по напряжённому лицу было видно, что он размышляет.
   — Если только?.. — переспросил Брахт.
   — Я успел научить его кое-какому колдовству, — сказал Очен. — К тому же у него есть меч. Меч с ним?
   Брахт резко развернулся и, не церемонясь, оттолкнул мечом котузена, направляясь к лошади Каландрилла. Сзади него раздался голос Чазали:
   — Меч Каландрилла! Его меч с ним? Ищите.
   — Я видел, как Каландрилла забрал с собой увагу, — сказал один из воинов, — и тогда меч был с ним. Я проткнул это существо, когда Каландрилл отбил его удар.
   Другой добавил:
   — Мерин его упал, но меч, кажется, был с ним.
   Брахт пробормотал:
   — Меча я не вижу.
   — Тогда у нас есть надежда, — кивнул Очен. — Я успел его предупредить.
   — О чем? Чтобы он не пользовался мечом? — Брахт в отчаянии махнул рукой. — И ты называешь это надеждой?
   — Мечом он уничтожит увагов, но покончит с собой, — медленно сказал Очен. — Рхыфамун очень хитёр и с каждый днём становится все сильнее. Он только и думает о том, как бы провести нас, но… Каландрилл не дурак. Если он вспомнит то, чему я его учил, все то, что я рассказывал ему про эти создания, то у нас ещё есть шанс.
   Он замолчал и кивнул, будто соглашаясь сам с собой.
   — Может, объяснишься? — воскликнул Брахт.
   Колдун ещё раз кивнул.
   — Хорошо, — пробормотал он. — Вот подумай: если меч ещё у Каландрилла и если он в состоянии здраво мыслить, то понимает, что может взять верх над увагами. — Старец поднял руку, не давая Брахту возможности возразить. — Помолчи, выслушай. Он также знает, что если воспользуется клинком, то уничтожит себя.
   — Следовательно, Рхыфамуну остаётся пожертвовать своими созданиями, — пробормотал Брахт, — а мне кажется, он не очень ими дорожит. Ему лишь нужно бросить одного из них на меч Каландрилла.
   — Если только он не пожелает позлорадствовать. А это означает время, — вставила Катя.
   — Истинно, — энергично закивал Очен, — если только он не пожелает позлорадствовать. Это может сыграть с ним злую шутку.
   — Я не понимаю, — сказал Брахт. — Даже если ты прав и уваги ещё не убили Каландрилла, он же все равно в их руках. А стоит ему попытаться защитить себя, как он умрёт. И поскольку мы за ним идти не можем, то у Рхыфамуна сколько угодно времени на злорадство. Потом он все равно его убьёт. Так что я требую, чтобы мы отправились за Каландриллом немедленно.
   — Боюсь, — возразил Очен, — если уваги услышат нас — а они наверняка услышат, — то враг наш откажется от удовольствия и прикажет им незамедлительно убить Каландрилла.
   — Ахрд! — Брахт с силой ударил себя кулаком по бедру. — Ты хочешь сказать, что мы проиграли в любом случае?
   — Нет. — Очен покачал головой, и в голосе его прозвучала уверенность. — Я говорю: у нас есть шанс. У Каландрилла есть шанс. А может, и два.
   Катя попросила разъяснений. Очен кивнул.
   — Хорошо, но прежде, — он повернулся к киривашену, — Чазали, позаботься о погибших, разожги костёр, нам придётся здесь задержаться. Я займусь погребением, как только освобожусь. — Киривашен кивнул и отдал несколько приказаний. По его лицу было видно, что он заинтригован не менее Брахта и Кати. Очен продолжал: — Итак, я утверждаю, что если меч ещё у Каландрилла и он в состоянии здраво мыслить, то может выжить. Рхыфамуну, если он захочет позлорадствовать, придётся путешествовать по эфиру, а в этом измерении я могу его задержать. Вазирь-нарумасу знают о присутствии Каландрилла, и, возможно, они мне помогут. Все вместе мы сможем задержать Рхыфамуна и дать Каландриллу время.
   — Но ведь он все равно будет в руках увагов! — сердито буркнул Брахт. — А им приказано его убить.
   Катя коснулась руки кернийца, призывая его к терпению.
   — Ты говорил о двух шансах, — напомнила она старику.
   — Истинно, — согласился Очен. — Вы говорите, Ценнайры нет?
   — Ценнайры? — с удивлением переспросил Брахт.
   — Да, — сказал Очен.
   — Лошадь её здесь. — Катя ткнула пальцем в сторону перепуганных лошадей, стоявших посреди дороги. — Но где она сама? Я её не видела.
   — Видимо, её увели с собой уваги, — предположил Брахт, — и убили. Надо поискать её среди деревьев. — Он нахмурился. — Жаль, она начала мне нравиться. Мужественная девушка.
   — Без сомнения, — произнёс Очен и обратился к Чазали: — Пусть поищут Ценнайру.
   Киривашен отдал новые приказания. Брахт сказал:
   — Мы только и делаем, что говорим и собираем трупы. Когда мы начнём действовать?
   — Когда я буду знать, что делать, — отрезал Очен. — Это будет скоро, но пока я прошу терпения.
   Керниец покачал головой и посмотрел на Катю.
   — Мне это не нравится, — заявил он. — Может, поскачем за Каландриллом?
   — И тем ускорим его смерть? — возразила она. — Нет, Брахт, подожди. Это не Куан-на'Фор. Здесь не все так просто. Рхыфамун стал сильнее, Фарн тоже. Нам надо слушать Очена.
   — Но он призывает нас к бездействию, — прорычал Брахт. — Он говорит, что мы должны бросить Каландрилла на произвол судьбы. Я хочу действовать.
   — И все же, — твёрдо проговорила Катя, — подожди. Спору их положил конец Чазали.
   — Ценнайры нет среди мёртвых, — заявил киривашен. — Тела её мы не нашли ни на дороге, ни среди деревьев.
   — Значит, она жива, — улыбнулся Очен, — а это хорошо.
   — Что ты имеешь в виду? — спросил Брахт. — Я рад, если Ценнайра жива, хотя и сомневаюсь в этом. Скорее всего, они оттащили её в лес, и где-то там мы найдём её тело.
   — Думаю, что нет, — возразил Очен. — На твоём месте я бы молился твоему лесному богу о том, чтобы он даровал ей жизнь.
   — Я тебя не понимаю, — сказал керниец.
   — Я тоже, — поддержала его Катя.
   — Мне некогда объяснять, — отмахнулся Очен. — Доверьтесь мне и Ценнайре.
   — Ценнайре? Ахрд! — Брахт развернулся и направился к жеребцу. — Загадки, загадки и загадки, а Каландрилл тем временем один на один с Рхыфамуном. Я скачу вперёд.
   — Нет, стой! — воскликнул Очен и сделал жест Чазали.
   Киривашен встал между Брахтом и жеребцом. Огромное животное, прижав уши и дико поводя глазами, било копытом. Чазали, хоть и опасался его, был явно намерен помешать Брахту вскочить в седло. Оба положили руку на эфес меча.
   Очен посмотрел на Катю и сказал:
   — Ради Хоруля, ради Молодых богов, ради Каландрилла, доверьтесь мне.
   Вануйка на мгновение задержала на нем взгляд, затем подошла к кернийцу и киривашену.
   — Я ему верю. — Она посмотрела Брахту в глаза. — Мне самой все это не нравится, но я не вижу другого выхода.
   — Ты предлагаешь сидеть сложа руки? — В голосе кернийца зазвучало недоумение. — Пока Каландрилла там убивают?
   — Подумай, Брахт, — настаивала Катя. — В темноте мы наделаем много шума в лесу и сами предупредим их о своём приближении. Уваги поймут, что у них больше нет времени. Боюсь, что тем самым мы обречём Каландрилла на верную смерть. Я люблю его не меньше тебя, но пока мы ничем не можем ему помочь. У Очена же есть колдовство. И боюсь, это — наша единственная и наиглавнейшая надежда. Доверимся ему и его таланту.
   — Ты права, — согласился Брахт. — Но что это он такое говорит про Ценнайру? При чем здесь она?
   — Я не знаю, — Катя пожала плечами, — спроси у него.
   Ночь выдалась тёмной. Ущербная луна ещё не всплыла на небосвод. Облака непреодолимой преградой отделили землю от бесстрастных звёзд. Лицо Брахта оставалось в тени, голубые глаза его были полуприкрыты, губы плотно поджаты — он готовился к бою. С мгновение он смотрел на Катю, затем вздохнул, и плечи его опустились, а правая рука соскользнула с эфеса меча.
   — Как скажешь.
   Катя кивнула и блеснула белозубой улыбкой. Чазали с облегчением вздохнул у неё за спиной.
   Очен, сидя на корточках, смотрел пустым взглядом в огонь. Руки его были спрятаны в широких рукавах халата, тело напряглось. Он словно окаменел. Только губы шевелились, и из горла доносились странные гортанные звуки. В ноздри им ударил запах миндаля.
   Брахт выругался. Катя положила ему руку на плечо, Чазали с откинутой вуалью подошёл и встал рядом.
   — Очен — великий колдун, — пробормотал он. — Скоро он станет вазирь-нарумасу. Госпожа Катя права, доверься ему, ибо если кто и может помочь Каландриллу, то это он.
   — А Ценнайра? — спросил Брахт. — При чем здесь Ценнайра? Она-то чем может помочь?
   — Я не знаю, — ответил Чазали. — Но если Очен так говорит, значит, он прав.
   Керниец с силой выдохнул через стиснутые зубы.
   — И почему мир такой сложный? Честная схватка на мечах, на лошадях — это я понимаю. Но зачем пользоваться колдовством? — Он махнул рукой в сторону вазиря и поднял лицо к тёмному, покрытому тучами небу. — Для меня это загадка.
   — Для меня тоже, — сказал Чазали. — Будь моя воля, все было бы так, как хочешь ты: воин против воина в честной схватке. Так было бы лучше. Но на самом деле все иначе. Магия живёт в нашем мире, и надо привыкать к ней. Доверься Очену, друг мой, ибо он способен сделать то, что не под силу нашим клинкам.
   — В любом случае у меня нет выбора, — пробормотал Брахт, глядя на вазиря. А маг был настолько неподвижен, что казалось, дух его уже витает где-то в другом месте.
   Ценнайра почуяла засаду одновременно с Оченом. Она многое узнала из разговоров Брахта и Кати и потому незаметно для всех пользовалась своими сверхъестественными возможностями, дабы побеспокоиться о безопасности колонны. Она сразу заметила, что лес смолк. Ровный перестук копыт, позвякивание доспехов, всхрапывание лошадей, голоса воинов — все это присутствовало. Но птицы и лесные обитатели смолкли. Одновременно с криком Очена и вспышкой его магии полетели стрелы и заметались тени увагов. Ценнайра тоже закричала, предупреждая об опасности, но её никто не услышал. А может быть, крик её был воспринят как стон ужаса. Затем началась страшная неразбериха, и она дралась за себя как могла.
   Лошадь её метнулась в сторону от невиданных созданий, которые выскочили из тени, и в следующее мгновение Ценнайра вылетела из седла и оказалась в грязи посреди дороги. Вокруг неё шла битва.
   Ценнайра поднялась, не совсем понимая, что происходит, однако страха она не чувствовала. Заметив, что серые полулюди несутся к Каландриллу, она не раздумывая бросилась в том же направлении, пробиваясь сквозь дерущуюся толпу и уворачиваясь от мечей. Перед ней вдруг вырос тенсай — человек, а не оборотень, — и Ценнайра выхватила кинжал. Увернувшись от удара, как её учила Катя, она с силой воткнула клинок в живот противнику. Тот застонал и повалился лицом вперёд. Ценнайра же, выдернув из него кинжал, сразу забыла о нем, думая лишь о том, как добраться до Каландрилла прежде, чем его убьют уваги.
   Один особенно страшный был уже близок к юноше; он тянул к нему лапы, а Каландрилл по окрику Очена опустил меч. Ценнайра воткнула кинжал зверю в спину меж лопаток. Тот зарычал и резко повернулся к ней. Она схватила его за запястье, вывернула ему кисть и вывала руку из плеча. Увагу только хрюкнул и ударил её другой лапой, не обращая внимания на потерю конечности и Ценнайра отлетела и оказалась меж копыт лошадей и ног дерущихся и кричащих людей. На четвереньках она поползла в безопасное место, а когда поднялась, гнедой уже лежал на ноге Каландрилла. Тут же к нему подлетел увагу и выдернул юношу из седла.
   Ценнайра бросилась к Каландриллу, но магические существа уже неслись с ним по лесу. Она бросилась за ними… За ним.
   Они мчались в сторону леса. На опушке Ценнайра остановилась, соображая, что делать. Эти творения колдовства запросто могут растерзать её. Она ничуть не сомневалась, что они смогут разорвать её на кусочки и обречь на вечные страдания.
   Она была в нерешительности. Но какое-то чувство, более сильное, чем то, коим наделило её колдовство, подгоняло её, заставляло бежать за Каландриллом. Может, это воля Аномиуса, жаждущего заполучить «Заветную книгу»? Может, она страшится гнева Молодых богов или же просто боится ярости колдуна, когда тот узнает, что Каландрилла захватили в плен и убили, а она даже не попыталась его спасти?
   Нет!
   Ни о чем таком она и не думала. В то мгновение главным было лишь то, что Каландрилла взяли в плен и его надо выручать.
   Ценнайра остановилась на мгновение, чтобы прислушаться к хрусту сучьев, к топоту бегущих ног увагов, уносивших пленника. Она чувствовала кислый запах разложения и пота и всматривалась в лес, видя все как днём.
   Она снова бросилась вперёд.
   Мягкий слой хвои и сухой травы покрывал землю; густые заросли ежевики кололи Ценнайру, папоротник лопался у неё под ногами, низкие толстые ветви цепляли её. Она подныривала под них, ломала, не обращая внимания на мелкие веточки, царапавшие ей лицо. Ценнайра бежала, огибая огромные стволы елей, кедра и лиственниц; она преследовала увагов по их вони, накладывавшейся на запах хвои и перепуганных оленей, кроликов и кабанов, бежавших от оккультных творений. Во всем этом смешении запахов лишь один был живой — запах Каландрилла. Она бежала за ним, понимая, что пока чувствует его, Каландрилл ещё жив. Уваги не убили его, но, по непонятным для неё причинам, уносили куда-то все дальше и дальше. Её не интересовало почему самое главное — что он жив.
   Этого для неё было достаточно; она мчалась вперёд.
   А затем остановилась: звуки впереди смолкли.
   Прислушиваясь, Ценнайра осторожно пошла вперёд, глядя, куда ставит ногу, обходя ямы и рытвины. Подкравшись к вонючим существам, она вжалась в ствол ели, прячась в тени.
   Взору её открылась поляна, поросшая густой травой. Несмотря на тьму, царившую тут, Ценнайра все видела. Окружённая огромными елями, поляна напомнила ей о Кандахаре, где алтарь возводился в центре высоких каменных колонн. Здесь алтаря не было, как не было и бога, если не считать Фарна. Здесь были только уваги.
   И Каландрилл — жертва, стоявшая в окружении существ, породить кои мог только тот, кто служил Безумному богу.
   Ценнайра потянулась к ножу, но сообразила, что потеряла его по дороге. Она не особенно расстроилась: у неё есть другое, более мощное оружие. Ценнайра бесшумно подошла к самой границе поляны и замерла в тени деревьев. Она пока не понимала, что происходит и что ей делать.
   Когда Каландрилл открыл глаза и в темноте увидел быстро скользящие тени, то подумал, что опять путешествует в эфире. Но, почувствовав боль, осознал, что он в материальном мире, состоящем из тьмы и деревьев, нависающих сучьев и облачного безлунного неба. В голове у него стучал молот, кровь пульсировала в ноге — какой, он и сам не знал, — руки и ноги были скованы словно наручниками и кандалами. В ноздри ему бил тошнотворный запах гниющей от долгого лежания на солнце мёртвой плоти. Он вдруг все сразу вспомнил и едва не вскрикнул.
   Его несут уваги, они уносят его в лес.
   Каландрилл с трудом переборол начинающуюся панику и попытался хотя бы чуть-чуть успокоить бешеный перестук сердца и разобраться в своём положении.
   А оно было плачевным. Четверо увагов тащили его так небрежно, словно речь шла о самом обыкновенном мешке, но скорость, с коей они мчались по узким тропинкам, на которых не смогла бы развернуться и лошадь, воистину ужасала. Руки, державшие его, походили на стальные клещи, он даже не мог пошевелиться. Существа перепрыгивали через кустарники и лежавшие на земле деревья или просто разрезали их. Зубы Каландрилла стучали, голова болталась из стороны в сторону. В этой бешеной скачке он запросто мог сломать себе шею или разбить голову о пень. Меч, все ещё висевший у него на поясе, оказался совершенно бесполезен.
   И все же главное — он жив.
   Странные существа могли убить его ещё на дороге или сразу в лесу. И все-таки он жив. И Каландрилл жадно уцепился за эту соломинку.
   Куда они его несут, он не представлял. Лишь понимал, что его тащат все глубже и глубже в лес, с каждым скачком этих существ он оказывался все дальше от своих товарищей, от Очена, от Чазали и котузенов. Каландрилл почувствовал себя совершенно одиноким и беззащитным. А может, он нужен увагам для некоего жертвоприношения? Может, его ждёт медленная и мучительная смерть? Он никак не мог понять, почему уваги не отобрали у него меч. И вдруг его озарило, словно молния осветила темноту: скорее всего, они не могут к нему притронуться — благословение Деры сделало клинок неприкасаемым для таких колдовских существ, как уваги. Поможет ли это ему? Каландрилл вспомнил, о чем предупреждал его Очен, и подумал, что, если дело дойдёт до худшего и у него появится шанс, он уничтожит их своим мечом. При этом, конечно, умрёт и он сам, но такая смерть будет легче, быстрее и менее болезненна, чем та, кою ему уготовили эти существа. Но если он отважится на сие, то…
   …Их путешествие на этом и закончится!
   Трое. Все говорили им о троих, неизменно о троих. Именно так: Катя, Брахт и он, трое отважных, посвятивших себя борьбе с Рхыфамуном и его пагубными замыслами. Стоит одному из них исчезнуть, как все будет потеряно. Каландриллу стало невыносимо грустно, но не потому, что жизнь его подошла к концу — к этому он, в общем и целом, был готов с самого начала их испытания, хотя и не жаждал смерти, — а потому, что после стольких мучений все их усилия оканчивались ничем. Рхыфамун взял верх. Каландрилла обуяла такая праведная и горячая злость, что он тут же забыл о грусти и решил продать свою жизнь как можно дороже.
   Вдруг он сообразил, что тьма у него над головой приобрела иной оттенок. Они остановились, и его грубо бросили на землю; нога, на которую повалилась лошадь, ныла. Он прорычал полуругательство-полумолитву и медленно поднялся, при этом рука его инстинктивно опустилась на эфес меча.
   Клинок с шуршанием выскользнул из ножен. Прищурившись, Каландрилл пытался разглядеть, что творится в темноте.
   Когда глаза его привыкли, он увидел, что стоит в кругу семерых увагов. За спиной у них вздымались огромные, высокие будто колонны, сосны. Уваги ждали, словно кто-то, кого он не видел, сдерживал их. Колдовские твари рассматривали Каландрилла, тяжело дыша, как волки или бешеные собаки. Они и на самом деле представляли собой отвратительную помесь человека и волка, порождённую кошмаром. Они казались меньше джессеритов, коими когда-то были, ибо ноги их странным образом изогнулись, словно кости и суставы изменили форму; массивные плечи их были приподняты, из них торчали неестественно длинные руки, заканчивавшиеся пальцами с когтями. Под кожей перекатывались узловатые мышцы. Порванные доспехи и кольчуги висели лохмотьями, как ошмётки погребальных одежд, как напоминание о том, что когда-то давным-давно они были людьми. Пучки серых жёстких густых волос торчали из мертвенно-белого черепа, черты лица исказились настолько, что скорее походили на морды животных. Брови низко нависали над глазами, лоб был скошен, глубоко посаженные глаза горели красным нечестивым огнём. Широкие ноздри раздувались над выступающими далеко вперёд челюстями, губы обнажали огромные, острые, как кинжалы, клыки. Слюна ручьями текла из открытой пасти. У одного рука была сломана между запястьем и локтем, но ему это явно не доставляло никаких хлопот; у другого из щеки торчал кинжал.
   Уваги напоминали Каландриллу стаю волков. Хотя нет! Он вдруг совершенно некстати вспомнил, что, как говорит Брахт, волки на человека не нападают. Значит, они, скорее, стая бешеных собак — огромных, злобных, заколдованных собак, единственной целью которых является охота. Но вот теперь они чего-то ждут… Чего? Приказа, чтобы разорвать его на куски? Окрика своего хозяина?
   Точно, они дожидаются своего создателя.
   Каландрилл, держа меч на изготовку, медленно повернулся, и по мере того, как он разворачивался, они отшатывались от него, держась подальше от меча. Каландрилл дышал глубоко и прерывисто. Он был вынужден признать, что ужас обуял все его существо. Уваги ждали, возможно, в них ещё оставалось что-то человеческое под их обезображенной внешностью, что-то, что заставляло их опасаться меча. Неужели они ещё страшатся смерти? Может, у него ещё есть шанс?
   — Так вы боитесь?
   Он сделал выпад в сторону ближайшего чудища — оно отскочило, и весь круг подвинулся, чтобы он оставался в центре, но так, чтобы меч ни до кого не доставал.
   — Значит, вы боитесь моего меча? Вы знаете, что он может с вами сделать?
   Уваги глухо зарычали, отступая и глядя на него ужасными красными глазами, горевшими, как угли, в адской темноте. Каландрилл приободрился и прыгнул вперёд, Размахивая клинком, но так, чтобы не никого ранить.
   Чудища снова отступили, но он по-прежнему оставался в центре круга. Что будет, если он и впрямь набросится на них? Каландрилл высоко поднял меч, симулируя атаку.
   И вдруг один из них заговорил, зарокотал, зарычал как собака, и слова выскакивали из его вонючей, обезображенной пасти, как слюна:
   — Напади — и ты умрёшь. Мы умрём, но и ты тоже. Здесь командует наш хозяин. Жди.
   Для вящей убедительности существо резко рубануло воздух когтистой лапой. Каландрилл отступил, он ещё не был готов пожертвовать собой. Пока он жив, и, следовательно, у него есть надежда. А вдруг товарищи придут ему на помощь? Вдруг им все-таки удастся отыскать его в этом лесу? Или лучники Чазали обрушат на увагов град стрел? Кто знает? Вдруг Брахт, Катя и все оставшиеся в живых котузены отобьют его у этих зверолюдей? Да и Очен может помочь ему колдовством…
   Но Каландрилл тут же отогнал от себя тщетные надежды, вспомнив, что сделала магия Очена с подобными существами. Он вспомнил, что магия, будучи применена против этих существ, убьёт и его. К тому же в битве он видел, что обыкновенный клинок приносит увагам мало вреда. Да и тропинка, по которой они принесли его сюда, слишком узка, чтобы её могли найти люди, а лес слишком дремуч.
   Он оказался в ловушке.
   Каландрилл опустил меч, дожидаясь сам не зная чего.
   Стоять так в окружении полулюдей-полуживотных было жутко, и он начал успокаивать себя психическими упражнениями, которым научил его Очен. Так что там сказал этот увагу? «Здесь командует наш хозяин. Жди». А хозяин их, без сомнения, Рхыфамун. Но почему колдун не приказал убить его?
   Скорее всего, потому, что уготовил ему судьбу более тяжёлую, чем простая смерть. Каландрилл вспомнил о той силе, что волокла его через эфир, о диком страхе, овладевшем его душой, когда она оказалась совсем рядом с Фарном. Вот судьба куда как более страшная, чем смерть, — «жить» вечно, под гнётом Безумного бога. Во рту у Каландрилла пересохло, по телу пробежала дрожь.