Страница:
только узнаешь, что человек этот - член законодательного органа. Когда
лорд Хелдейн разражается лекциями, или лорд Морли пишет книгу "Жизнь
Гладстона", или бывший президент Теодор Рузвельт помещает статью в
журнале, публику охватывает безумный восторг, словно принцесса крови
написала акварель или собака прошлась на задних лапах.
Такая умственная неполноценность законодателя вредна для общества не
только потому, что он издает тупые, дурацкие законы, но и потому, что он
разлагающе и принижающе влияет на всю нашу духовную жизнь. Ничто так не
способствует развитию искусства, мысли и науки, как возможность воплотить
их в жизнь; ничто так не губит их, как их неосуществимость. Но глубоко
вникать и ясно мыслить можно только, если полностью отказаться от
преступной трескотни, каковой является современная политика, то есть,
другими словами, если совершенно отойти от основного течения общественной
жизни страны. Когда общество не обращает интеллигенцию себе на пользу, эта
интеллигенция скудеет, становится худосочной и неизбежно скатывается к
претенциозности и поверхностности, с одной стороны, и к мятежу, бунтарству
и анархии - с другой.
С точки зрения политической устойчивости это отчуждение национальной
интеллигенции от национального правительства далеко не так опасно, как
полное расхождение во взглядах между правительством и народом. На
Британских островах, по мнению многих наблюдателей, эта отчужденность
очень быстро может привести к социальному взрыву. Организованным массам
трудящихся мешают как их парламентские представители, так и профсоюзные
деятели. Они начинают терять доверие к парламентским методам и в гневе
вновь возвращаются к мятежным идеалам, к идее всеобщей забастовки и к
саботажу. Они делают это без всяких конструктивных предложений, ибо смешно
считать конструктивным предложением синдикализм. Они хотят бунта потому,
что лишены иной надежды и глубоко разочарованы. То же самое происходит во
Франции и очень скоро начнется в Америке. Этот путь ведет к хаосу. В
ближайшие несколько лет в большинстве крупных городов Западной Европы
могут начаться социальные восстания и кровопролития. К этому скорее всего
ведет современное положение вещей. И тем не менее политические деятели
продолжают почти совершенно игнорировать признаки надвигающейся бури.
Жульнические избирательные методы мешают им видеть происходящее, и когда
вместо Твидлдума избирают Твидлди [Твидлдум и Твидлди - абсолютно похожие
один на другого близнецы, герои сказки английского писателя Льюиса Кэролла
(1832-1898) "Алиса в стране чудес"], Твидлди кажется, что он тем самым
получил право на полную политическую слепоту.
Но неужели все так безнадежно? Неужели наша избирательная система
единственно возможная и нам остается лишь с чувством юмора относиться к ее
чудовищной неповоротливости и бездарности, то есть, иными словами, терпеть
ее с добродушной усмешкой? А может быть, существует какой-либо иной способ
правления, лучше любого из тех, какие мы уже испробовали, - способ, при
котором все классы общества сознательно и охотно сотрудничают с
государством и все слои общества играют должную роль в жизни страны? Ведь
именно об этом мечтали те, кто в прошлом изобрел парламентскую систему.
Неужели это была всего лишь несбыточная мечта?
А может быть, болезнь парламентов неизлечима и нам остается лишь
мириться с ней, как мирится с болезнью неизлечимо больной человек, всю
жизнь соблюдавший диету и режим? Или все-таки можно придумать какую-то
более демократическую и действенную систему управления нашей общественной
жизнью?
Ответ на этот вопрос должен определить наше отношение к целому ряду
коренных и жизненно важных проблем. Если невозможно создать иные
правительственные органы, нежели те тупые, медлительные сборища болтунов,
что сейчас управляют Францией, Англией и Америкой, тогда цивилизованное
человеческое общество исчерпало все свои возможности. Эти сборища
совершенно не способны глубоко проникнуть в проблемы, представляющие
интерес для всего общества; только наука и рациональный социализм
предлагают тот коллективный подход к этим проблемам, который остро
необходим, если мы хотим избавиться от теперешнего бесконтрольного
расточения естественных богатств и избежать полного банкротства
человечества.
В неумелых и нечистых руках современных правителей и так уже
сосредоточено слишком много власти, и сейчас единственный для нас выход -
это попытка использовать просвещенный индивидуализм, попытка всячески
лимитировать и ограничить государственную власть и временно создать
маленькие частные островки знания и культуры среди всеобщего беспорядка и
разложения. Все идеалы коллективизма, весь рациональный социализм - если
только социалисты захотят понять это, - в сущности, все чаяния
человечества, зависят исключительно от вероятности создания лучшей системы
правления, чем любая из существующих.
Посмотрим прежде всего, можно ли четко сформулировать условия, которым
должно удовлетворять такое лучшее правительство. В дальнейшем дело каждого
- верить или не верить в возможность создания такого правительства.
Воображение - основа созидания. Если нам удастся вообразить себе лучшее
правительство, - значит, мы уже наполовину его создали.
Каковы бы ни были остальные условия, которым должно удовлетворять это
правительство, ясно одно: оно не должно состоять из людей, избранных в
округе, где может пройти один-единственный кандидат. Такой избирательный
округ неизбежно имеет меньшинство, а может быть, и большинство
недовольных, чье представительство сведено на нет победившим кандидатом.
Три таких избирательных округа, которые могли бы все голосовать за одну и
ту же партию, если смешать их в общую кучу, возможно, избрали бы двух
депутатов от одной партии, а третьего - от другой. При этом все равно
осталось бы побежденное меньшинство, выступившее против обеих партий или
желающее иметь представителей, хоть чуть-чуть отличающихся по своим
убеждениям от тех, которых предложил им избирательный округ. При прочих
равных условиях можно с уверенностью сказать, что чем больше избирательный
округ и более многочисленны его представители, тем больше шансов на то,
что будут представлены все оттенки мысли и мнений.
Но это лишь предварительное утверждение; здесь не учтены все доводы,
выдвинутые в первой части статьи с целью показать, как легко путаница и
трудности голосования приводят к фальсификации позиции и волеизъявления
народа. Но тут мы касаемся области, где уже было проведено действительно
научное исследование и можно получить определенный вывод.
В середине прошлого столетия Хейр разработал избирательный метод,
который и в самом деле как будто исключает или хотя бы уменьшает
возможность фальсификации выборов и неадекватного представительства; его
метод с восторгом поддержал Дж.С.Милл, а сейчас за него ратует специальное
общество - Общество Пропорционального Представительства, состоящее из
людей самых различных, но объединенных одним желанием - увидеть настоящее
парламентское государство на месте опасного шарлатанства. Этот метод почти
совершенно не дает возможности навязывать кандидатов избирательным округам
и исключает те махинации и подтасовки голосов на выборах, которые калечат
и позорят политическую жизнь всего мира. Он предусматривает лишь одно
обязательное условие, трудное, но выполнимое - честная проверка и подсчет
голосов.
Самое-характерное для этой системы - это так называемый единый
"передаточный" голос, то есть голос, который, будучи отдан сначала одному
кандидату, может быть передан другому в случае, если этот кандидат и без
того получит нужное большинство голосов. Избиратель нумерует кандидатов в
порядке своего предпочтения - он проставляет против их имен в списке цифры
1, 2, 3 и т.д. При подсчете бюллетени вначале раскладываются согласно
первым номерам. Предположим теперь, что популярный кандидат А получил
гораздо больше первых номеров, чем ему требуется для того, чтобы пройти в
органы правления. Тогда в его бюллетенях подсчитываются вторые номера, и
после того, как будет вычтено количество голосов, необходимое ему для
получения большинства, лишние голоса соответственно делятся между
кандидатами второго номера и считаются отданными за них. Такова вкратце
сущность этого метода. Сразу исчезает при этом ажиотаж по поводу пропащих
голосов и разделившихся голосов, _в которых и заключается весь секрет
политических махинаций отдельных партий_. Вы можете голосовать за А,
отлично зная, что если он пройдет и без вашего голоса, то ваш голос
отдадут В. Вы можете убедиться в том, что пройдет А, голосуя в то же время
за В. Вам вовсе не нужен никакой "билет", и вам нечего бояться, что,
поддерживая независимого кандидата, вы безнадежно провалите какого-либо
более или менее симпатичного вам члена партии. При таком способе
голосования впервые становится возможным избрание независимого кандидата.
Таким образом, выбираете вы не по Хобсону, не среди ставленников партии.
Разрешите несколько уточнить особенности этого способа - единственного
разумного способа голосования, обеспечивающего равное представительство
для данного общества. Вернемся снова к избирательному округу, который я
вообразил в начале статьи, то есть к округу, где кандидаты, названные
всеми буквами алфавита, борются за двенадцать мест. Предположим, что А, Б,
В и Г - кандидаты наиболее популярные. Предположим, что избирательный
округ состоит из двенадцати тысяч избирателей и что три тысячи из них
голосуют за А - я беру самые простые цифры, - то есть у А на две тысячи
голосов больше, чем ему нужно для того, чтобы пройти на выборах. Тогда
подсчитываются все вторые номера в его бюллетенях и выясняется, что
шестьсот, то есть одна пятая, отданы В, пятьсот, то есть одна шестая, - Л,
триста, то есть одна десятая, - Р, триста - Т, двести, то есть одна
пятнадцатая, - У и Ф, и сто, то есть одна тридцатая, - десяти остальным
кандидатам.
Теперь излишек в две тысячи голосов делится пропорционально между В -
одна пятая от двух тысяч, Л - одна шестая и т.д. Таким образом В, у
которого уже есть девятьсот голосов, получает еще четыреста, он уже
избран, и у него остаются лишние триста голосов; следующие номера на
бюллетенях В делятся точно так же, как и бюллетени А. Но предварительно
распределяют лишние голоса, поданные за Л, у которого оказалось своих
тысяча двести голосов. И так далее. После распределения лишних голосов
кандидатов, избранных в начале списка, происходит распределение вторых
номеров на бюллетенях тех, кто голосовал за безнадежных кандидатов в самом
конце списка. Наконец наступает такой момент, когда двенадцать кандидатов
имеют необходимое большинство голосов.
Таким образом, "пропажа" голоса или провал кандидата по какой-либо
причине, кроме той, что Никто не хочет за него голосовать, становятся
практически невозможными. Этот метод единого голоса, который может быть
передан другому кандидату, дает при наличии очень больших избирательных
округов и большого количества избирателей абсолютно действенный
избирательный результат; каждый голос в полную силу выражает мнение
избирателя, и свобода голосования ограничивается только количеством
кандидатов, которые баллотируются в данном округе. Этот метод, и только он
один, обеспечивает выборы действительно представительного правительства;
все остальные - сто один возможный метод - допускают мошенничество,
путаницу и фальсификацию. Пропорциональное представительство - это не
предложение чудака, не хитрый ход, ставящий целью запутать простой вопрос;
это тщательно разработанный, правильный способ сделать то, что мы до сих
пор делали совершенно неверно. Разве не естественно выпекать чистый,
хороший хлеб вместо того, чтобы подмешивать в него всякую дрянь? Или
водить поезда по их трассе вместо того, чтобы без всякого предупреждения
гонять их по каким-то тупикам и веткам? Не более странен и новый способ
голосования. Это не есть замена чего-то одного чем-то подобным - это
замена неправильного правильным. Это простой здравый смысл в разрешении
величайшей трудности современной политики.
Я знаю, многие не признают, не желают признавать, что пропорциональное
представительство обладает всеми этими преимуществами. Может быть, это
происходит потому, что само название чересчур длинно и скучно, - гораздо
лучше было бы назвать его просто "разумное голосование". Противники этого
единственно правильного метода называют его необычным. Он действительно
непривычен, и это порочит его в их глазах. Чтобы понять этот-метод,
требуется не меньше десяти минут, а это слишком много для их простых,
бесхитростных умов. "Сложно!" - вот что их пугает. Они напоминают мне
человека, которому нравится электрическая железная дорога, но он считает,
что поезд шел бы лучше без всей этой ерунды - всяких там проводов и
прочего, - там, наверху, над головой. Они похожи на американского судью с
Дальнего Запада, который расследует дело об убийстве и говорит, что
главное - это кого-нибудь повесить за зверское убийство, но он не
формалист и не станет поднимать шума, если повешенный не окажется
действительным убийцей.
Они подобны простому, бесхитростному проектировщику, которому надоели
его карты и планы, и он одним движением карандаша проводит железную дорогу
по Швейцарии прямо через вершины Юнгфрау и Маттерхорн, сквозь ледники и
ущелья. И уж совсем напоминают мистера Дж.Рамсея Макдональда, который
отлично знает свою будущую судьбу.
Теперь давайте рассмотрим, каковы будут неизбежные последствия
пропорционального представительства в такой стране, как Великобритания,
когда вся страна перераспределится на большие избирательные округа, такие,
как Лондон или Ульстер или Сэссекс или Южный Уэльс, в каждом из которых
десятка два, а то и больше депутатов будут избираться с помощью системы
единого "передаточного" голоса. Первым же незамедлительным и наиболее
желательным результатом будет исчезновение бесцветного кандидата партии -
он совершенно сойдет со сцены. Больше его никто никогда не увидит.
Пропорциональное представительство не даст ему ни малейшего шанса на
успех. Безусый молодой человек из хорошей семьи, адвокат на стипендии,
уважаемое ничтожество и богатый покровитель партии будут вытеснены
достойными людьми. Ни один кандидат, который ничем себя не проявил до
выборов и гроша ломаного не стоит в глазах широких масс избирателей, не
сможет рассчитывать на успех. Уже одного этого достаточно, чтобы ожидать
весьма основательных изменений в поступках и характере рядового
законодателя.
Далее, никакие интриги партии, никакие намеки со стороны начальства,
никакие подлые закулисные уловки, злобные заговоры и скандалы не заставят
отделаться от человека действительно стоящего и выдающегося, способного
привлечь симпатии избирателей.
Заслужить научную славу, быть передовым мыслителем, исследователем или
талантливым организатором, дерзко нарушать пути, предписанные власть
имущими, - все это перестанет быть препятствием для избрания. Напротив,
это поможет человеку пройти в Парламент. Значительно выше поднялся бы не
только духовный уровень членов Парламента, но выросла бы и их личная
независимость. И Парламент действительно стал бы собранием выдающихся
людей, вместо того чтобы быть трамплином для карьеристов.
Двухпартийная система, которая крепко держит в своих когтях все страны,
говорящие на английском языке, несомненно, будет сломлена пропорциональным
представительством. Разумное голосование в конце концов убьет либералов и
консерваторов, партийную машину демократов и республиканцев. Скрытая
гнилость нашей общественной жизни, секретный конклав, который торгует
почестями, мошенничает в денежных делах, запутывает общественные проблемы,
обманывает страстные чаяния народа и губит честных людей темными
махинациями, - все это станет невозможным. Поддержка партии станет весьма
сомнительным преимуществом, а в самом Парламенте сторонники партии
окажутся далеко позади независимых, может быть, даже и в численном
отношении. Всего через несколько лет после введения разумного голосования
кабинет министров исчезнет из общественной жизни Великобритании. Парламент
сможет избавиться от министра без того, чтобы упразднять все правительство
и выражать свое неодобрение, скажем, какому-нибудь дурацкому проекту
переустройства местного правительства Ирландии, без того, чтобы широко
распахивать дверь перед целой серией фантастических фискальных авантюр.
Кабинет, стоящий на плечах политической партии - истинный правитель так
называемых демократических стран, - перестанет им быть, и правительство
все чаще и чаще будет обращаться к законодательным собраниям. И
законодательное собрание не только снова обретет власть, но неизбежно
пресечет серьезное и все растущее недовольство Парламентом, которое так
омрачает сейчас наше социальное будущее. Вооруженное восстание
"юнионистов" в Ульстере, саботаж рабочих, забастовки солидарности и
всеобщая стачка - все эти события имеют одну общую особенность: их
участники заявляют, что Парламент - это обман и в нем нет и не может быть
справедливости и что искать разрешения своих обид у Парламента - пустая
трата времени и сил. При разумном голосовании все эти разрушительные силы
будут лишены предлога и необходимости насилия.
Я знаю, в некоторых кругах склонны умалять важность пропорционального
представительства и считать, что это всего лишь упорядочение системы
голосования. Ничего подобного, это перспективный переворот в избирательном
законе. Он революционизирует правительство гораздо больше, нежели простой
переход от монархии к республике или наоборот; он подарит миру новый и
совершенно беспрецедентный способ правления. Страной будут управлять
истинные ее вожди. В Великобритании, например, вместо тайного,
сомнительного и не внушающего доверия кабинета, который полновластно
правит сегодня, опираясь на непокорную и многолюдную Палату Общин, мы
будем иметь открытое правление, осуществляемое представителями, скажем,
двадцати крупных областей, таких, как Ульстер, Уэльс, Лондон, причем от
каждой из них в правительство войдет от двенадцати до тридцати
представителей. Такое правительство будет крепче, устойчивее, более
надежным и более заслуживающим доверия, чем любое из тех, какие уже видел
мир. Министры и даже министерства могут приходить и уходить, но это не
будет иметь того значения, какое имеет сейчас, ибо законодательный орган
найдет множество способов выразить свою волю, тогда как теперь у него
только одна возможность - выбирать между двумя партиями.
Доводы, которые до сих пор приводились против пропорционального
представительства, ничего не стоят, если подумать о его огромных
преимуществах. Во всех них сквозит уверенность, что общественное мнение, в
сущности, ерунда и что избирательная система предназначена для
умиротворения народа, а вовсе не для того, чтобы выражать его волю. Может
быть, и верно, что известные болтуны, вознесенные и разрекламированные
авантюристы и герои минутных сенсация могут иметь все шансы быть
избранными. Но мое личное впечатление о народной мудрости противоречит той
мысли, что любая яркая, заметная фигура непременно попадет в эти списки.
Мне кажется, что люди способны оценить, скажем, обаяние и глубину мистера
Сэндоу, или мистера Джека Джонсона, или мистера Гарри, Лодера, или мистера
Ивена Робертса без того, чтобы непременно пожелать послать этих
джентльменов в Парламент. И не стоит, по-моему, преувеличивать возросшее
могущество прессы в связи с тем, что она якобы имеет возможность создавать
репутации.
Репутации - штука своеобразная, и не так-то легко их создавать, да и
если бы даже какая-то часть прессы и приковала бы внимание народа к
десятку лиц с целью провести их в законодательные органы, все равно это
должны быть интересные, чуткие люди, обладающие к тому же яркой
индивидуальностью. И в конце концов это было бы всего полдесятка людей из
четырехсот тех, чьи репутации завоеваны естественным путем. Третье
возражение таково: эта реформа приведет к раздробленности мнений в
Парламенте и даст нам неустойчивый кабинет. Это возможно; но неустойчивый
кабинет может означать устойчивое правительство, а устойчивым кабинет,
вроде того, что сейчас управляет Англией, проводит политику самых
невероятных колебаний - и все из-за того, что его члены так упорно
цепляются за свои должности. Мистер Рамсей Макдональд нарисовал такую
картину, будто в результате пропорционального представительства появится
чересчур представительный Парламент, который будет разделен на группы,
причем каждая из них будет клятвенно сулить какие-то реформы и заключать
самые невероятные договоры, всячески жертвуя общественными интересами,
лишь бы обеспечить проведение в жизнь обещанных реформ. Но мистер Рамсей
Макдональд - только парламентский деятель; он знает современную
парламентскую "кухню", как мелкий чиновник своего непосредственного
начальника, и мыслит привычными терминами; для него представители народа -
это непременно политические деятели, которых финансируют партийные центры;
естественно, он не может представить себе, что разумно избранный член
парламента будет совсем иным, нежели те интриганы и охотники за теплыми
местечками, с которыми он имеет дело в наше время. Партийная система,
основанная на нелепом голосовании, - вот что превращает правительства в
невидимые конклавы и дает главной клике и фракции неограниченную и опасную
власть. Мистер Рамсей Макдональд - типичнейший продукт существующей
избирательной системы, и его острый нюх на интриги в законодательных
органах - лучшее доказательство того, как необходимы коренные изменения.
Конечно, разумное голосование не есть кратчайший путь к золотому веку,
это не способ изменить человеческую натуру, и в новом типе Парламента, как
и в старом, еще останутся злоба, тщеславие, леность, корысть и явная
бесчестность.
Но выступать против реформы только по этой причине не слишком
убедительный довод. Все эти качества будут еще иметь место, но в новом
Парламенте их роль будет значительно меньше, чем в старом. Это все равно
что возражать против уже спроектированной и совершенно необходимой
железной дороги только потому, что она не предполагает возить своих
пассажиров прямехонько в рай.
Из книги "Англичанин смотрит на мир", 1914.
Пер. - С.Майзельс
С давних времен общепризнано, что существуют два совершенно различных
подхода к социологическим и экономическим проблемам: один называют
научным, а второй - ненаучным. В этом определении нет никакой моей
заслуги, однако, выясняя разницу между этими двумя подходами, я, как мне
кажется, говорю нечто новое, и на это-то новое мне и хотелось бы обратить
ваше внимание. Я, разумеется, не претендую при этом на какое-либо
оригинальное открытие. То, что я хочу сказать и уже не раз говорил, вы
найдете (приблизительно и с некоторыми отклонениями) у профессора Бозанке,
в работе Элфреда Соджвика "Употребление слов в логических рассуждениях", в
"Логике" Сигворта и в современной американской философии. Мое суждение -
всего лишь частица общего потока развивающейся общественной мысли. Весь
ход моих размышлений привел меня к мысли, что социология не наука или
наука в том свободном понимании этого слова, в каком можно считать наукой
современную историю; кроме того, я сомневаюсь в ценности социологии, коль
скоро она чересчур точно следует так называемому научному методу.
Я намереваюсь оспорить не только то положение, что социология - наука,
но также и развенчать Герберта Спенсера и Конта, которых превозносят как
основателей новой и плодотворной системы человеческого познания. Я
вынужден разбить эти современные кумиры, вернуть греческих социальных
мыслителей на их опустевшие пьедесталы и вновь обратиться к Платону в
поисках правильной системы социологического мышления.
Конечно, самим словом "социология" мы обязаны Конту, человеку
исключительно методичному. Я считаю, что он логически вывел это слово из
Произвольного допущения, что все явления бытия можно свести к
определенным, соизмеримым, точным и неизменным понятиям.
В глазах Конта социология, без всякого сомнения, венчает стройное
здание всех наук; он считает, что для политического деятеля она должна
служить тем же, чем патология и физиология служат для врача; в таком
случае напрашивается вывод, что он чаще всего рассматривал социологию как
интеллектуальный процесс, ничем не отличающийся от методов физического
анализа. Предложенная им классификация наук с очевидностью показывает, что
он рассматривает их, все без исключения, синтетически, как точную
систематизацию фактов, логически вытекающих один за другим, причем в
каждой из наук уже содержатся элементы, поясняющие сущность науки,
лорд Хелдейн разражается лекциями, или лорд Морли пишет книгу "Жизнь
Гладстона", или бывший президент Теодор Рузвельт помещает статью в
журнале, публику охватывает безумный восторг, словно принцесса крови
написала акварель или собака прошлась на задних лапах.
Такая умственная неполноценность законодателя вредна для общества не
только потому, что он издает тупые, дурацкие законы, но и потому, что он
разлагающе и принижающе влияет на всю нашу духовную жизнь. Ничто так не
способствует развитию искусства, мысли и науки, как возможность воплотить
их в жизнь; ничто так не губит их, как их неосуществимость. Но глубоко
вникать и ясно мыслить можно только, если полностью отказаться от
преступной трескотни, каковой является современная политика, то есть,
другими словами, если совершенно отойти от основного течения общественной
жизни страны. Когда общество не обращает интеллигенцию себе на пользу, эта
интеллигенция скудеет, становится худосочной и неизбежно скатывается к
претенциозности и поверхностности, с одной стороны, и к мятежу, бунтарству
и анархии - с другой.
С точки зрения политической устойчивости это отчуждение национальной
интеллигенции от национального правительства далеко не так опасно, как
полное расхождение во взглядах между правительством и народом. На
Британских островах, по мнению многих наблюдателей, эта отчужденность
очень быстро может привести к социальному взрыву. Организованным массам
трудящихся мешают как их парламентские представители, так и профсоюзные
деятели. Они начинают терять доверие к парламентским методам и в гневе
вновь возвращаются к мятежным идеалам, к идее всеобщей забастовки и к
саботажу. Они делают это без всяких конструктивных предложений, ибо смешно
считать конструктивным предложением синдикализм. Они хотят бунта потому,
что лишены иной надежды и глубоко разочарованы. То же самое происходит во
Франции и очень скоро начнется в Америке. Этот путь ведет к хаосу. В
ближайшие несколько лет в большинстве крупных городов Западной Европы
могут начаться социальные восстания и кровопролития. К этому скорее всего
ведет современное положение вещей. И тем не менее политические деятели
продолжают почти совершенно игнорировать признаки надвигающейся бури.
Жульнические избирательные методы мешают им видеть происходящее, и когда
вместо Твидлдума избирают Твидлди [Твидлдум и Твидлди - абсолютно похожие
один на другого близнецы, герои сказки английского писателя Льюиса Кэролла
(1832-1898) "Алиса в стране чудес"], Твидлди кажется, что он тем самым
получил право на полную политическую слепоту.
Но неужели все так безнадежно? Неужели наша избирательная система
единственно возможная и нам остается лишь с чувством юмора относиться к ее
чудовищной неповоротливости и бездарности, то есть, иными словами, терпеть
ее с добродушной усмешкой? А может быть, существует какой-либо иной способ
правления, лучше любого из тех, какие мы уже испробовали, - способ, при
котором все классы общества сознательно и охотно сотрудничают с
государством и все слои общества играют должную роль в жизни страны? Ведь
именно об этом мечтали те, кто в прошлом изобрел парламентскую систему.
Неужели это была всего лишь несбыточная мечта?
А может быть, болезнь парламентов неизлечима и нам остается лишь
мириться с ней, как мирится с болезнью неизлечимо больной человек, всю
жизнь соблюдавший диету и режим? Или все-таки можно придумать какую-то
более демократическую и действенную систему управления нашей общественной
жизнью?
Ответ на этот вопрос должен определить наше отношение к целому ряду
коренных и жизненно важных проблем. Если невозможно создать иные
правительственные органы, нежели те тупые, медлительные сборища болтунов,
что сейчас управляют Францией, Англией и Америкой, тогда цивилизованное
человеческое общество исчерпало все свои возможности. Эти сборища
совершенно не способны глубоко проникнуть в проблемы, представляющие
интерес для всего общества; только наука и рациональный социализм
предлагают тот коллективный подход к этим проблемам, который остро
необходим, если мы хотим избавиться от теперешнего бесконтрольного
расточения естественных богатств и избежать полного банкротства
человечества.
В неумелых и нечистых руках современных правителей и так уже
сосредоточено слишком много власти, и сейчас единственный для нас выход -
это попытка использовать просвещенный индивидуализм, попытка всячески
лимитировать и ограничить государственную власть и временно создать
маленькие частные островки знания и культуры среди всеобщего беспорядка и
разложения. Все идеалы коллективизма, весь рациональный социализм - если
только социалисты захотят понять это, - в сущности, все чаяния
человечества, зависят исключительно от вероятности создания лучшей системы
правления, чем любая из существующих.
Посмотрим прежде всего, можно ли четко сформулировать условия, которым
должно удовлетворять такое лучшее правительство. В дальнейшем дело каждого
- верить или не верить в возможность создания такого правительства.
Воображение - основа созидания. Если нам удастся вообразить себе лучшее
правительство, - значит, мы уже наполовину его создали.
Каковы бы ни были остальные условия, которым должно удовлетворять это
правительство, ясно одно: оно не должно состоять из людей, избранных в
округе, где может пройти один-единственный кандидат. Такой избирательный
округ неизбежно имеет меньшинство, а может быть, и большинство
недовольных, чье представительство сведено на нет победившим кандидатом.
Три таких избирательных округа, которые могли бы все голосовать за одну и
ту же партию, если смешать их в общую кучу, возможно, избрали бы двух
депутатов от одной партии, а третьего - от другой. При этом все равно
осталось бы побежденное меньшинство, выступившее против обеих партий или
желающее иметь представителей, хоть чуть-чуть отличающихся по своим
убеждениям от тех, которых предложил им избирательный округ. При прочих
равных условиях можно с уверенностью сказать, что чем больше избирательный
округ и более многочисленны его представители, тем больше шансов на то,
что будут представлены все оттенки мысли и мнений.
Но это лишь предварительное утверждение; здесь не учтены все доводы,
выдвинутые в первой части статьи с целью показать, как легко путаница и
трудности голосования приводят к фальсификации позиции и волеизъявления
народа. Но тут мы касаемся области, где уже было проведено действительно
научное исследование и можно получить определенный вывод.
В середине прошлого столетия Хейр разработал избирательный метод,
который и в самом деле как будто исключает или хотя бы уменьшает
возможность фальсификации выборов и неадекватного представительства; его
метод с восторгом поддержал Дж.С.Милл, а сейчас за него ратует специальное
общество - Общество Пропорционального Представительства, состоящее из
людей самых различных, но объединенных одним желанием - увидеть настоящее
парламентское государство на месте опасного шарлатанства. Этот метод почти
совершенно не дает возможности навязывать кандидатов избирательным округам
и исключает те махинации и подтасовки голосов на выборах, которые калечат
и позорят политическую жизнь всего мира. Он предусматривает лишь одно
обязательное условие, трудное, но выполнимое - честная проверка и подсчет
голосов.
Самое-характерное для этой системы - это так называемый единый
"передаточный" голос, то есть голос, который, будучи отдан сначала одному
кандидату, может быть передан другому в случае, если этот кандидат и без
того получит нужное большинство голосов. Избиратель нумерует кандидатов в
порядке своего предпочтения - он проставляет против их имен в списке цифры
1, 2, 3 и т.д. При подсчете бюллетени вначале раскладываются согласно
первым номерам. Предположим теперь, что популярный кандидат А получил
гораздо больше первых номеров, чем ему требуется для того, чтобы пройти в
органы правления. Тогда в его бюллетенях подсчитываются вторые номера, и
после того, как будет вычтено количество голосов, необходимое ему для
получения большинства, лишние голоса соответственно делятся между
кандидатами второго номера и считаются отданными за них. Такова вкратце
сущность этого метода. Сразу исчезает при этом ажиотаж по поводу пропащих
голосов и разделившихся голосов, _в которых и заключается весь секрет
политических махинаций отдельных партий_. Вы можете голосовать за А,
отлично зная, что если он пройдет и без вашего голоса, то ваш голос
отдадут В. Вы можете убедиться в том, что пройдет А, голосуя в то же время
за В. Вам вовсе не нужен никакой "билет", и вам нечего бояться, что,
поддерживая независимого кандидата, вы безнадежно провалите какого-либо
более или менее симпатичного вам члена партии. При таком способе
голосования впервые становится возможным избрание независимого кандидата.
Таким образом, выбираете вы не по Хобсону, не среди ставленников партии.
Разрешите несколько уточнить особенности этого способа - единственного
разумного способа голосования, обеспечивающего равное представительство
для данного общества. Вернемся снова к избирательному округу, который я
вообразил в начале статьи, то есть к округу, где кандидаты, названные
всеми буквами алфавита, борются за двенадцать мест. Предположим, что А, Б,
В и Г - кандидаты наиболее популярные. Предположим, что избирательный
округ состоит из двенадцати тысяч избирателей и что три тысячи из них
голосуют за А - я беру самые простые цифры, - то есть у А на две тысячи
голосов больше, чем ему нужно для того, чтобы пройти на выборах. Тогда
подсчитываются все вторые номера в его бюллетенях и выясняется, что
шестьсот, то есть одна пятая, отданы В, пятьсот, то есть одна шестая, - Л,
триста, то есть одна десятая, - Р, триста - Т, двести, то есть одна
пятнадцатая, - У и Ф, и сто, то есть одна тридцатая, - десяти остальным
кандидатам.
Теперь излишек в две тысячи голосов делится пропорционально между В -
одна пятая от двух тысяч, Л - одна шестая и т.д. Таким образом В, у
которого уже есть девятьсот голосов, получает еще четыреста, он уже
избран, и у него остаются лишние триста голосов; следующие номера на
бюллетенях В делятся точно так же, как и бюллетени А. Но предварительно
распределяют лишние голоса, поданные за Л, у которого оказалось своих
тысяча двести голосов. И так далее. После распределения лишних голосов
кандидатов, избранных в начале списка, происходит распределение вторых
номеров на бюллетенях тех, кто голосовал за безнадежных кандидатов в самом
конце списка. Наконец наступает такой момент, когда двенадцать кандидатов
имеют необходимое большинство голосов.
Таким образом, "пропажа" голоса или провал кандидата по какой-либо
причине, кроме той, что Никто не хочет за него голосовать, становятся
практически невозможными. Этот метод единого голоса, который может быть
передан другому кандидату, дает при наличии очень больших избирательных
округов и большого количества избирателей абсолютно действенный
избирательный результат; каждый голос в полную силу выражает мнение
избирателя, и свобода голосования ограничивается только количеством
кандидатов, которые баллотируются в данном округе. Этот метод, и только он
один, обеспечивает выборы действительно представительного правительства;
все остальные - сто один возможный метод - допускают мошенничество,
путаницу и фальсификацию. Пропорциональное представительство - это не
предложение чудака, не хитрый ход, ставящий целью запутать простой вопрос;
это тщательно разработанный, правильный способ сделать то, что мы до сих
пор делали совершенно неверно. Разве не естественно выпекать чистый,
хороший хлеб вместо того, чтобы подмешивать в него всякую дрянь? Или
водить поезда по их трассе вместо того, чтобы без всякого предупреждения
гонять их по каким-то тупикам и веткам? Не более странен и новый способ
голосования. Это не есть замена чего-то одного чем-то подобным - это
замена неправильного правильным. Это простой здравый смысл в разрешении
величайшей трудности современной политики.
Я знаю, многие не признают, не желают признавать, что пропорциональное
представительство обладает всеми этими преимуществами. Может быть, это
происходит потому, что само название чересчур длинно и скучно, - гораздо
лучше было бы назвать его просто "разумное голосование". Противники этого
единственно правильного метода называют его необычным. Он действительно
непривычен, и это порочит его в их глазах. Чтобы понять этот-метод,
требуется не меньше десяти минут, а это слишком много для их простых,
бесхитростных умов. "Сложно!" - вот что их пугает. Они напоминают мне
человека, которому нравится электрическая железная дорога, но он считает,
что поезд шел бы лучше без всей этой ерунды - всяких там проводов и
прочего, - там, наверху, над головой. Они похожи на американского судью с
Дальнего Запада, который расследует дело об убийстве и говорит, что
главное - это кого-нибудь повесить за зверское убийство, но он не
формалист и не станет поднимать шума, если повешенный не окажется
действительным убийцей.
Они подобны простому, бесхитростному проектировщику, которому надоели
его карты и планы, и он одним движением карандаша проводит железную дорогу
по Швейцарии прямо через вершины Юнгфрау и Маттерхорн, сквозь ледники и
ущелья. И уж совсем напоминают мистера Дж.Рамсея Макдональда, который
отлично знает свою будущую судьбу.
Теперь давайте рассмотрим, каковы будут неизбежные последствия
пропорционального представительства в такой стране, как Великобритания,
когда вся страна перераспределится на большие избирательные округа, такие,
как Лондон или Ульстер или Сэссекс или Южный Уэльс, в каждом из которых
десятка два, а то и больше депутатов будут избираться с помощью системы
единого "передаточного" голоса. Первым же незамедлительным и наиболее
желательным результатом будет исчезновение бесцветного кандидата партии -
он совершенно сойдет со сцены. Больше его никто никогда не увидит.
Пропорциональное представительство не даст ему ни малейшего шанса на
успех. Безусый молодой человек из хорошей семьи, адвокат на стипендии,
уважаемое ничтожество и богатый покровитель партии будут вытеснены
достойными людьми. Ни один кандидат, который ничем себя не проявил до
выборов и гроша ломаного не стоит в глазах широких масс избирателей, не
сможет рассчитывать на успех. Уже одного этого достаточно, чтобы ожидать
весьма основательных изменений в поступках и характере рядового
законодателя.
Далее, никакие интриги партии, никакие намеки со стороны начальства,
никакие подлые закулисные уловки, злобные заговоры и скандалы не заставят
отделаться от человека действительно стоящего и выдающегося, способного
привлечь симпатии избирателей.
Заслужить научную славу, быть передовым мыслителем, исследователем или
талантливым организатором, дерзко нарушать пути, предписанные власть
имущими, - все это перестанет быть препятствием для избрания. Напротив,
это поможет человеку пройти в Парламент. Значительно выше поднялся бы не
только духовный уровень членов Парламента, но выросла бы и их личная
независимость. И Парламент действительно стал бы собранием выдающихся
людей, вместо того чтобы быть трамплином для карьеристов.
Двухпартийная система, которая крепко держит в своих когтях все страны,
говорящие на английском языке, несомненно, будет сломлена пропорциональным
представительством. Разумное голосование в конце концов убьет либералов и
консерваторов, партийную машину демократов и республиканцев. Скрытая
гнилость нашей общественной жизни, секретный конклав, который торгует
почестями, мошенничает в денежных делах, запутывает общественные проблемы,
обманывает страстные чаяния народа и губит честных людей темными
махинациями, - все это станет невозможным. Поддержка партии станет весьма
сомнительным преимуществом, а в самом Парламенте сторонники партии
окажутся далеко позади независимых, может быть, даже и в численном
отношении. Всего через несколько лет после введения разумного голосования
кабинет министров исчезнет из общественной жизни Великобритании. Парламент
сможет избавиться от министра без того, чтобы упразднять все правительство
и выражать свое неодобрение, скажем, какому-нибудь дурацкому проекту
переустройства местного правительства Ирландии, без того, чтобы широко
распахивать дверь перед целой серией фантастических фискальных авантюр.
Кабинет, стоящий на плечах политической партии - истинный правитель так
называемых демократических стран, - перестанет им быть, и правительство
все чаще и чаще будет обращаться к законодательным собраниям. И
законодательное собрание не только снова обретет власть, но неизбежно
пресечет серьезное и все растущее недовольство Парламентом, которое так
омрачает сейчас наше социальное будущее. Вооруженное восстание
"юнионистов" в Ульстере, саботаж рабочих, забастовки солидарности и
всеобщая стачка - все эти события имеют одну общую особенность: их
участники заявляют, что Парламент - это обман и в нем нет и не может быть
справедливости и что искать разрешения своих обид у Парламента - пустая
трата времени и сил. При разумном голосовании все эти разрушительные силы
будут лишены предлога и необходимости насилия.
Я знаю, в некоторых кругах склонны умалять важность пропорционального
представительства и считать, что это всего лишь упорядочение системы
голосования. Ничего подобного, это перспективный переворот в избирательном
законе. Он революционизирует правительство гораздо больше, нежели простой
переход от монархии к республике или наоборот; он подарит миру новый и
совершенно беспрецедентный способ правления. Страной будут управлять
истинные ее вожди. В Великобритании, например, вместо тайного,
сомнительного и не внушающего доверия кабинета, который полновластно
правит сегодня, опираясь на непокорную и многолюдную Палату Общин, мы
будем иметь открытое правление, осуществляемое представителями, скажем,
двадцати крупных областей, таких, как Ульстер, Уэльс, Лондон, причем от
каждой из них в правительство войдет от двенадцати до тридцати
представителей. Такое правительство будет крепче, устойчивее, более
надежным и более заслуживающим доверия, чем любое из тех, какие уже видел
мир. Министры и даже министерства могут приходить и уходить, но это не
будет иметь того значения, какое имеет сейчас, ибо законодательный орган
найдет множество способов выразить свою волю, тогда как теперь у него
только одна возможность - выбирать между двумя партиями.
Доводы, которые до сих пор приводились против пропорционального
представительства, ничего не стоят, если подумать о его огромных
преимуществах. Во всех них сквозит уверенность, что общественное мнение, в
сущности, ерунда и что избирательная система предназначена для
умиротворения народа, а вовсе не для того, чтобы выражать его волю. Может
быть, и верно, что известные болтуны, вознесенные и разрекламированные
авантюристы и герои минутных сенсация могут иметь все шансы быть
избранными. Но мое личное впечатление о народной мудрости противоречит той
мысли, что любая яркая, заметная фигура непременно попадет в эти списки.
Мне кажется, что люди способны оценить, скажем, обаяние и глубину мистера
Сэндоу, или мистера Джека Джонсона, или мистера Гарри, Лодера, или мистера
Ивена Робертса без того, чтобы непременно пожелать послать этих
джентльменов в Парламент. И не стоит, по-моему, преувеличивать возросшее
могущество прессы в связи с тем, что она якобы имеет возможность создавать
репутации.
Репутации - штука своеобразная, и не так-то легко их создавать, да и
если бы даже какая-то часть прессы и приковала бы внимание народа к
десятку лиц с целью провести их в законодательные органы, все равно это
должны быть интересные, чуткие люди, обладающие к тому же яркой
индивидуальностью. И в конце концов это было бы всего полдесятка людей из
четырехсот тех, чьи репутации завоеваны естественным путем. Третье
возражение таково: эта реформа приведет к раздробленности мнений в
Парламенте и даст нам неустойчивый кабинет. Это возможно; но неустойчивый
кабинет может означать устойчивое правительство, а устойчивым кабинет,
вроде того, что сейчас управляет Англией, проводит политику самых
невероятных колебаний - и все из-за того, что его члены так упорно
цепляются за свои должности. Мистер Рамсей Макдональд нарисовал такую
картину, будто в результате пропорционального представительства появится
чересчур представительный Парламент, который будет разделен на группы,
причем каждая из них будет клятвенно сулить какие-то реформы и заключать
самые невероятные договоры, всячески жертвуя общественными интересами,
лишь бы обеспечить проведение в жизнь обещанных реформ. Но мистер Рамсей
Макдональд - только парламентский деятель; он знает современную
парламентскую "кухню", как мелкий чиновник своего непосредственного
начальника, и мыслит привычными терминами; для него представители народа -
это непременно политические деятели, которых финансируют партийные центры;
естественно, он не может представить себе, что разумно избранный член
парламента будет совсем иным, нежели те интриганы и охотники за теплыми
местечками, с которыми он имеет дело в наше время. Партийная система,
основанная на нелепом голосовании, - вот что превращает правительства в
невидимые конклавы и дает главной клике и фракции неограниченную и опасную
власть. Мистер Рамсей Макдональд - типичнейший продукт существующей
избирательной системы, и его острый нюх на интриги в законодательных
органах - лучшее доказательство того, как необходимы коренные изменения.
Конечно, разумное голосование не есть кратчайший путь к золотому веку,
это не способ изменить человеческую натуру, и в новом типе Парламента, как
и в старом, еще останутся злоба, тщеславие, леность, корысть и явная
бесчестность.
Но выступать против реформы только по этой причине не слишком
убедительный довод. Все эти качества будут еще иметь место, но в новом
Парламенте их роль будет значительно меньше, чем в старом. Это все равно
что возражать против уже спроектированной и совершенно необходимой
железной дороги только потому, что она не предполагает возить своих
пассажиров прямехонько в рай.
Из книги "Англичанин смотрит на мир", 1914.
Пер. - С.Майзельс
С давних времен общепризнано, что существуют два совершенно различных
подхода к социологическим и экономическим проблемам: один называют
научным, а второй - ненаучным. В этом определении нет никакой моей
заслуги, однако, выясняя разницу между этими двумя подходами, я, как мне
кажется, говорю нечто новое, и на это-то новое мне и хотелось бы обратить
ваше внимание. Я, разумеется, не претендую при этом на какое-либо
оригинальное открытие. То, что я хочу сказать и уже не раз говорил, вы
найдете (приблизительно и с некоторыми отклонениями) у профессора Бозанке,
в работе Элфреда Соджвика "Употребление слов в логических рассуждениях", в
"Логике" Сигворта и в современной американской философии. Мое суждение -
всего лишь частица общего потока развивающейся общественной мысли. Весь
ход моих размышлений привел меня к мысли, что социология не наука или
наука в том свободном понимании этого слова, в каком можно считать наукой
современную историю; кроме того, я сомневаюсь в ценности социологии, коль
скоро она чересчур точно следует так называемому научному методу.
Я намереваюсь оспорить не только то положение, что социология - наука,
но также и развенчать Герберта Спенсера и Конта, которых превозносят как
основателей новой и плодотворной системы человеческого познания. Я
вынужден разбить эти современные кумиры, вернуть греческих социальных
мыслителей на их опустевшие пьедесталы и вновь обратиться к Платону в
поисках правильной системы социологического мышления.
Конечно, самим словом "социология" мы обязаны Конту, человеку
исключительно методичному. Я считаю, что он логически вывел это слово из
Произвольного допущения, что все явления бытия можно свести к
определенным, соизмеримым, точным и неизменным понятиям.
В глазах Конта социология, без всякого сомнения, венчает стройное
здание всех наук; он считает, что для политического деятеля она должна
служить тем же, чем патология и физиология служат для врача; в таком
случае напрашивается вывод, что он чаще всего рассматривал социологию как
интеллектуальный процесс, ничем не отличающийся от методов физического
анализа. Предложенная им классификация наук с очевидностью показывает, что
он рассматривает их, все без исключения, синтетически, как точную
систематизацию фактов, логически вытекающих один за другим, причем в
каждой из наук уже содержатся элементы, поясняющие сущность науки,