Уэллс Марта. Город костей

   Хет заметил большой шкаф из стекла с бронзовыми накладками, в котором хранились бесподобные изразцы с изображениями цветов самых разных размеров. Была там и древняя чаша из толстого молочного стекла, на котором были выгравированы мягкие волнистые линии, вероятно, символизировавшие воду, когда-то окружавшую Чаризат. Были десятки прекрасных изделий из мифенина, сосуды, заполненные доверху драгоценными камнями, сердоликовые геммы, осколки полированных зеркал из серебра с гравировкой и, наконец, самая большая редкость: драгоценности, зеркала и шкатулки, украшенные круглыми белыми мягкими камнями, считавшимися окаменелыми испражнениями какого-то давно вымершего морского зверя. «Наследница имеет достаточно древностей, чтобы открыть антикварную лавку на Четвертом ярусе», — подумал Хет с черной завистью в душе.
   Наследница лениво разглаживала парчу, из которой были сделаны подушки на ее ложе. Ее безмятежность так противоречила взволнованности Риатена, что Хет почувствовал: старик явно проигрывает в споре. Наследница подняла глаза на Риатена и сказала:
   — Когда ты говоришь «мы», я полагаю, ты имеешь в виду только Хранителей? — Низкий голос наследницы иногда звучал скрипуче — так скрипит при прикосновении толстый шелк.
   Стоявшая рядом с Хетом Илин дернулась, а нервно шагавший Риатен оказался возле кедрового стола и принужден был устало опереться на него. Его рука, легко касавшаяся полированной поверхности дерева, слегка дрожала. Хет поглядел на него с удивлением, но Мастер-Хранитель невидящими глазами уставился в пространство. Потом он произнес:
   — Вам ничего другого не остается, как верить мне, повелительница.
   — Я и верю тебе, Риатен. Но меня очень беспокоит Констанс. — Она встала. Шелк ее одежд переливался, как вода. Наследница подошла к одному из широких окон, чтобы посмотреть на толпу внизу. — Число его приспешников растет. — Ее губы сжались, выражая отвращение. — Мой возлюбленный отец Электор окружен его прихвостнями. Вот одна из них!
   Двор был декорирован зеленью — деревцами и цветами в вазах, а по полу, в каменном углублении, бежал, извиваясь, мелкий ручеек, перетекая из одного прудика, где били фонтаны, в другой. Во дворе толпились нарядные придворные, чьи голоса мешались с музыкой воды и хрустальных колокольчиков, украшающих миниатюрные деревья. Через элегантную толпу шла высокая женщина, одетая в черные развевающиеся одежды, голову которой прикрывал лишь капюшон, такой легкий, что солнце горело на ее белокурых волосах. Толпа расступалась перед ней с готовностью, пожалуй, объяснявшейся далеко не одной вежливостью.
   — Это Шискан сон Карадон, дочь судьи Имперского Придворного Суда. Мало того, что Констанс и его присные нарушают обычаи патрициев, они еще развратили дочь судьи…
   Когда наследница произнесла ее имя, женщина внизу остановилась и подчеркнуто подняла голову, как бы прислушиваясь сквозь гул толпы к тому, что говорит о ней другая женщина в тридцати ярдах от нее.
   — Соблюдай осторожность, — пробормотал Риатен. Подойдя к наследнице, он мягко отвел ее от окна. — Никогда не произноси ее имени. — И, встретив удивленный взгляд, продолжал: — Мне известно о ее… обращении. Год назад я предложил ей мантию Хранителей и сказал, что готов сделать ее моей ученицей. Она отказалась. И я нисколько не удивился, узнав, что она примкнула к Констансу. А вы знаете, сколько еще таких? Мужчин и женщин с искрой Старого Знания в душе, которые могли бы занять достойное место среди Хранителей? И некоторые из них отнюдь не раскрывают себя, как эта.
   «Они не знают, кто мы такие, они не ведают, что с нами случилось», вспомнил Хет. Женщина внизу пошла дальше, как бы прорубая просеку в толпе.
   Помрачнев, Риатен сказал:
   — Надо радоваться, что она еще не носит боль-палку. У меня подозрение, что Констанс нашел где-то целый склад этого оружия, хотя я полагал, что знаю каждую работающую боль-палку в нашем городе. Он, по-видимому, использует их для низких целей, в том числе для подкупа разбойников. И где только он их берет?
   Наследница покачала головой. Ее рот был сурово сжат.
   — Может быть, мой возлюбленный отец Электор каким-то образом снабжает Констанса. Неужели это тебя удивило бы? Думаешь, мой отец может ему в чем-нибудь отказать?
   Никто не ответил на этот риторический вопрос. Хет подумал: а понимает ли наследница, что каждый раз, когда она произносит слова «мой возлюбленный отец Электор», яд в ее голосе слышится так отчетливо, что она может невзначай отравиться своей собственной слюной. Как только они выйдут отсюда, он должен рассказать Риатену о своих встречах с Констансом. Во всяком случае, о встрече с ним в Пекле. Аристай Констанс, конечно, безумен, но не настолько, чтобы подкупать разбойников такими редкостями, как боль-палки, а потом гоняться за ними по Пеклу и убивать. Во всяком случае, Хет так не думал.
   Наследница опять повернулась к Риатену.
   — Если ты найдешь эти редкости, ты поддержишь меня, когда придет время провозгласить меня Электором?
   — Я уже клялся тебе в этом. — Если Риатен и повторял эти слова так часто, как, по предположению Хета, ему приходилось это делать, то он ничем себя не выдал.
   Черные глаза наследницы сверлили Мастера-Хранителя, и Хет чувствовал, что она сейчас готова дать тому любое разрешение или благословение — чего бы он ни попросил. Тогда им наконец-то можно будет уйти. Но потом наследница качнула головой и сказала:
   — Откуда мне знать, отыщешь ли ты эти древности, спрятанные где-то так давно? Разве ты уже не пытался сделать это раньше?
   Риатен кивнул Хету, который тут же ощутил, как тяжело опускается на его плечи десница судьбы.
   — Сейчас у меня появились другие возможности. Этот человек связан с торговцами древностями на тех уровнях города, которые раньше были для меня закрыты.
   — В самом деле? — Наследница направила свой упорный взгляд на Хета. В нормальных условиях такое внимание столь прекрасной женщины было бы весьма многообещающим, но Хет внезапно понял, что она ему неприятна. Потом она произнесла: — Опусти чадру.
   Хет замешкался и тут же обозлился на себя за это. Чадра — вещь неудобная, да и противоестественная к тому же, и до сегодняшнего дня он никогда ее не носил, но именно сейчас, в эту минуту, ему не захотелось ее снимать. И это при том, что он прекрасно знал: в пестрой социальной структуре Чаризата чадра — всего лишь символ и ничего более. Дело было в том, как сказала это наследница: голосом собственницы.
   В известном смысле она действительно владела Хетом и всем остальным населением Чаризата или будет владеть, когда станет Электором, поскольку абсолютная власть по сути своей равна обладанию. Но обычно, особенно учитывая низкий социальный статус Хета, между властью и им всегда были какие-то посредники — могучие патриции, торговые инспектора, даже Хранители. Всех их нужно было побудить к действию или обойти, чтобы приказ дошел до лишенного гражданства криса, проживающего на Шестом ярусе. Услышать же эту команду сейчас было сродни ощущению от удара бича.
   Опасаясь, что колебание выдаст его мысли, Хет рванул чадру вниз. Наследница долго изучала его лицо, а легкая улыбка ни разу не покидала ее губ. Если она рассчитывала увидеть краску стыда или унижения на щеках Хета, то была разочарована. Даже если бы Хет покраснел, это не было бы заметно на его коричневой коже, да еще под вчерашними синяками. Зато Илин, стоявшая у окна, всеми позабытая, как ненужный предмет мебели, краснела за них обоих.
   Наследница бросила Риатену через плечо:
   — Он крис. Это неожиданно.
   Конечно, она знала. Он видел это по ее глазам. Хет с наслаждением дал бы Гандину пинок за то, что тот оказался прав. Еще один долгий, почти теплый взгляд, и наследница спросила:
   — И кто же ты такой?
   Хет не знал, имеет ли она в виду имя или место, которое он занимает в планах Риатена, и ответил:
   — Я — почти никто.
   — О? — Одна дивная бровь приподнялась: наследница уловила в ответе вызов.
   Гандин хотел было что-то сказать, но Риатен взглядом заставил его умолкнуть. «Значит, вон оно как! — подумал Хет. — Пусть, значит, госпожа наиграется новой игрушкой без помех».
   А наследница продолжала:
   — Ты уверен, что найдешь эти мифические редкости?
   — Нет, — ответил Хет. И без всякого стыда перебросил мяч Риатену: — Это он уверен.
   Но когда наследница повернулась к нему, Риатен уже улыбался.
   — Я предлагаю провести испытание.
   Она помешкала, но все же приняла вызов.
   — Отлично. — Наследница подняла палец, и тут же у занавешенных дверей возникла прислужница в длинном кафтане, которая, выслушав отданное вполголоса распоряжение, мгновенно исчезла. Наследница бросила насмешливый взгляд на Риатена. — Мысль биться со мной об заклад может оказаться рискованной. Я известный игрок.
   Если это была попытка ослабить напряжение, сгустившееся в комнате, то она не удалась. Все же Риатен улыбнулся и сказал виновато:
   — Я тоже, повелительница.
   «Эти люди слишком часто улыбаются», — подумал Хет. Там, откуда он явился, подобная непрерывная демонстрация оскала считалась бы проявлением дурного воспитания. Да и здесь Мастер-Хранитель вряд ли улыбался из чистой вежливости. В лучшем случае эти двое всего лишь временные союзники, которые друг другу не слишком доверяют. Хет сделал ошибку, встретившись взглядом с Илин, которая выразила ему свое мнение о происходящем, закатив глаза и тут же опустив их вниз, как будто эта куртуазная пикировка вот-вот доведет ее до кататонии. Хет быстро отвел взгляд. Сохранять неприязненные чувства к Хранителям было бы легче, если б Илин нравилась ему меньше.
   Снова появилась прислужница, которая несла большой лакированный поднос из папье-маше с целой коллекцией редкостей на нем.
   лялся на полу на подстилке, его папаша поддерживал голову сына, пока Мирам стирала кровь с лица парнишки.
   — Откуда столько крови? — испуганно спрашивал Раха.
   — Из носа, я полагаю, — успокаивающе сказала Мирам. Рис зашевелился, застонал, и она шепнула ему: — Я знаю, что больно, малыш, но мне надо найти порезы.
   — Что случилось? — снова спросил Хет.
   Нетта плечом отодвинула его в сторону. Она принесла Мирам миску с чистой водой и тряпкой и бросила Хету:
   — Уличное хулиганье! Житья от них нет.
   Вслед за ней в комнату вошел Сагай, который тихо сказал Хету:
   — Его поймала пара мужиков, когда он возвращался с Овощного рынка. Ничего у него не было, да они и не искали, а просто били, будто намеревались проучить за что-то. Или дать урок кому-то другому.
   — Он их узнал?
   — Еще бы. Это были Харим и Акай.
   Два мелких бандита, которых нанимают сборщики долгов с Четвертого и Пятого ярусов.
   Хет знал, что Лушан оплачивает все их счета за воду. Сегодня утром брокер получил свои жетоны от ликтора Илин задолго до того, как на Риса напали. Илин проверила это по его просьбе, когда они вернулись в дом Риатена.
   Гнев, вскипевший в Хете, прожег его до самых костей. Такой же гнев он ощутил, когда узнал, что гуляки в их дворе хамят дочке Нетты, чувствуя себя в безопасности, так как у нее не было родственников-мужчин, способных защитить ее. Ему удалось очень быстро выбить из них подобные представления.
   Может быть, все, что говорили городские, и было правдой, и в глубине души крисы — всего лишь общественные животные. Но Харим и Акай, раз Лушан держал зло на Хета должны были быть посланы к нему. «Рис же только выполнял мои поручения, — думал Хет. — И эти долбаные подонки все прекрасно знали».
   В комнате скопилось слишком много народу, да и шума в ней хватало: вопили родичи, стонал Рис, что-то объясняли Мирам с Неттой. Хет пробился наружу, чтобы вдохнуть жаркого неподвижного воздуха двора.
   Сагай вышел за ним и, поморщившись, спросил:
   — Ты знаешь, почему напали на мальчишку?
   — Нет, — честно ответил Хет.
   «Но я узнаю. Только сначала немного покалечу Харима».
   Сагай принял ответ без комментариев.
   Они стояли во дворе, а соседи уже начали расходиться по своим домам. Все лампы, кроме тех, что нужны были Мирам, гасли одна за другой. Вдруг Сагай заговорил снова:
   — Ох, за всей этой суетой я забыл тебе сказать. К Аркадам приходил Кастер. Сказал, что узнает для тебя имя к завтрашнему утру, если оно все еще интересует тебя.
   Хет облегченно прикрыл глаза.
   — Не то чтобы интересует, но оно мне нужно. Сагай качнул головой.
   — Чем скорее кончатся дела Хранителей, тем лучше. Этим людям верить нельзя. Они другие.
   — Я тоже другой, — ответил ему Хет.
   Сагай жестом отмел его возражение.
   — Ты же понимаешь, что я хочу сказать.

Глава 8

   Хет привалился спиной к колонне.
   — Не забудь сказать ей о том, что если текстура изделия грубее, то его вес повышается.
   Сагай показывал Илин, как определять разницу между кусками обработанного Древними металла и нынешним дерьмом. Он тут же прервал урок и бросил на своего партнера убийственный взгляд.
   — Интересно узнать, кто из нас учит ее — я или ты?
   Хет пожал плечами и отвернулся. Надо признать, Сагай как учитель гораздо лучше. Он-то сам сразу начинал злиться, если приходилось что-то объяснять по второму разу.
   Они сидели в Аркадах Пятого яруса на своем обычном месте — в уголке между двумя массивными колоннами, давным-давно позаимствованными из какой-то древней постройки. Колонны покрывала полустершаяся резьба — стилизованные фигурки людей, танцующих, сражающихся, занимающихся любовью. Резьба была слишком неглубокой и пострадавшей от времени, чтобы снять с нее хорошие копии, и слишком банальной, чтобы стоило ее вырезать и утаскивать. Сами Аркады представляли собой лабиринт висячих галерей и кривых крытых проходов. Местами они достигали пяти этажей и поддерживались в стоячем положении скорее прилегающими к ним домами, чем собственными опорами. То место, которое Сагай и Хет считали своей торговой точкой, находилось на краю открытого сверху центрального зала, на третьем этаже Аркад. Два этажа, нависающие сверху, освещались косыми лучами солнца, проникающими сквозь дыры и старинные вентиляционные ходы в крыше; иногда какой-нибудь расшатавшийся камень отваливался от одного из перекинутых между помещениями мостиков и с грохотом падал на галерею, где шла оживленная торговля.
   Громкая перебранка торговцев и ремесленников, работавших тут же, отражалась потрескавшимися и выщербленными стенами, эхом разносясь по всему зданию. Этот шум подкреплялся непрерывным грохотом молотков медников, расположившихся в закутках самого нижнего этажа Аркад. Этажом выше места Хета и Сагая работали плетельщики циновок, садившиеся там, где освещение было получше, а ниже располагались давильщики масла из оливок, свечники, продавцы угля, торговцы хной, малахитовым порошком, краской для век и средствами для очищения крови. Почти у всех большая часть рабочего дня уходила на перебранку с соседями по Аркадам.
   Дела сейчас шли не слишком бойко. Несколько дилеров шлялись по Аркадам, вынюхивая, нет ли чего по их части, явились мусорщики с Седьмого яруса с корзиной всякого барахла, которую Сагай и Хет перерыли сверху донизу. Результаты этой работы Сагай использовал в качестве наглядного пособия для обучения Илин. Никаких темных дельцов с ценными, но неизвестного происхождения вещами на горизонте не возникало. Впавший в уныние Хет прислонился головой к камню и почесывал живот, как обычно сожалея (это бывало всегда, когда бессмысленное ожидание хоть-чего-нибудь-интересненького становилось невыносимым), что он не выбрал себе другую профессию.
   Взять хотя бы эту книгу Сонета Риатена времен Выживших. Вот это действительно редкость, особенно со всеми рассуждениями о душах людей с Запада и Западных Вратах Неба. Интригующая редкость, да притом еще во многом отличающаяся от другого текста на Древнем письме, который ему удалось прочесть в оригинале, хранившемся в Анклаве крисов, и который, как говорили, был единственным дошедшим до этих дней произведением мага-философа, Древнего создателя крисов во время возникновения Пекла. О самих-то магах в том тексте говорилось мало, а больше рассказывалось, как много тревожных дней провели они в изготовлении магических составов, необходимых для трансформации, и о долгой работе на колоссальной волшебной машине, которая производила дистилляцию этих веществ.
   Хет знал: сохранившийся у крисов текст точен, ибо сам видел машину, вернее, то, что от нее осталось, — куски мертвого мифенина, покрытого стершимися надписями на Древнем письме, все еще прекрасные образчики спиралей из золотой и серебряной проволоки, сплавленные в нелепые обломки или обгорелые до неузнаваемости, и все это засыпанное осколками стекла Древних. Обломки были раскиданы по пещерам и проходам самых нижних уровней Анклава. Из текста следовало, что магическая машина разрушилась сама по себе сразу же после того, как были изготовлены последние порции эссенции, убив при этом множество магов. Выжившие согласились попробовать эссенцию, хотя и не верили в ее действие — во всяком случае, до того, как у них начали рождаться первые дети.
   А дальше текст становился тусклее песка пустыни: он касался линий скрещивания, бесконечно возвращаясь к важности продолжения работы, начатой древними магами и к тому, что магии не все под силу, а потому потомки первых родившихся детей-крисов обязаны приложить все силы, чтобы эту работу завершить; и так далее, и так далее. Автор просто помешался на этой теме, что вовсе не удивительно, решил Хет, если бедняга застрял в Анклаве, окруженном со всех сторон пламенем Пекла, где и поговорить-то было не с кем, кроме перепуганных Выживших-родителей, их мяукающих новорожденных и кучки бормочущих магов-философов, которые небось воображали себя чем-то вроде богов.
   Голос Сагая вернул Хета к действительности. Тот говорил, заканчивая урок:
   — Вот все, что я могу показать тебе на их этой дерьмовой коллекции.
   Остатки он придвинул к Хету, который снова принялся лениво ворошить осколки стекла и кусочки мифенина, отбирая то, что можно было предложить неким типам с Шестого яруса, которые называли себя коллекционерами, а на самом деле изготовляли подделки, подобные тем, какие он видел у наследницы Электора.
   Илин прислонилась к колонне, она выглядела потной и грязной. Метельщиков в Аркадах не было, а потому пыль поднималась удушливыми облаками над самыми оживленными переходами. И хоть девушка провела тут совсем немного времени, она почувствовала себя погибающей от жажды и купила у мальчишки-водоноса небольшой кувшинчик воды. В Аркадах не было фонтанчиков, снабжающих питьевой водой, хотя на самом нижнем уровне в каменном полу была прорублена траншея, которая, как первоначально предполагалось, должна была давать проточную воду местным жителям. Теперь траншея была суха и служила всего лишь сортиром. Илин проверила положение краев своей простой шапочки, чтобы увериться: ее короткие волосы спрятаны как подобает, — а затем лениво сказала:
   — Ты слышал, что Анклав крисов прислал посольство к Электору?
   Хет только тогда понял, что не ответил ей и что девушка смотрит на него с удивлением, когда кусок древнего стекла, который он сжал в руке, вдруг глубоко порезал ему ладонь. Он пробормотал:
   — Нет, я об этом не слышал.
   — В самом деле? И давно они здесь? — вмешался Сагай, отвлекая внимание Илин, пока Хет, выкинув осколок стекла, задумчиво принялся вылизывать кровь с ладони.
   — Несколько дней, — ответила Илин. Она взяла кусок мифенина и принялась катать его в пальцах, возможно, пытаясь проверить способ Сагая: как определять те различия в структуре металла, которые позволяют понять, к какому типу древностей принадлежит тот или иной обломок. — Уже состоялись три встречи с Электором, а такое бывает исключительно редко. Посольствам из других городов Приграничья дают лишь одну аудиенцию. Думаю, разговоры идут о торговых путях, ведущих через Пекло, и о нападениях разбойников на караваны.
   — А из какой они семьи? — спросил Хет.
   — Не знаю. Я вообще ни о каких семьях не знаю. — Илин выглядела удивленной, потом она стала задумчивой. Слишком задумчивой. — Могу узнать, если хочешь.
   Встревоженный Хет пожал плечами и отвернулся.
   — Не имеет значения, — ответил он.
   Сагай кашлянул, желая привлечь их внимание, и Хет, подняв глаза, увидел Кастера, который шел по проходу мимо мастеров мозаики, лениво любуясь образцами их искусства, выставленными для рекламы.
   Дилер черного рынка подошел к ним и сел рядом с Хетом, вежливо поклонившись Сагаю и Илин.
   — Ну? — спросил Хет, демонстрируя гораздо больше интереса к кусочку мифенина или к осколкам стекла, которые притащил мусорщик, нежели к персоне Кастера. Важно было не выдать свою заинтересованность. Ему очень нужна была информация Кастера, но он не желал, чтобы за это его обобрали до нитки.
   Кастер тщательно обдумал вопрос, его пустые глаза перебегали с Хета на Сагая и обратно.
   — Десять дней, — сказал он наконец.
   Сагай от души расхохотался и покачал головой. Илин уже набрала воздуху, чтобы заговорить, но Хет незаметно наступил ей на ногу и сказал:
   — Десять дней? За что это?
   — Мне пришлось воспользоваться услугами лица, занимающего очень высокое положение на рынке, — промямлил Кастер. — Десять дней самое малое…
   — Пять, — возразил Хет.
   — Девять.
   — Шесть.
   — Семь.
   Хет обменялся взглядом с Сагаем и сказал:
   — Семь не получается.
   Илин кусала губу в отчаянии. К счастью, Кастер в этот момент внимательно изучал сандалии на своих ногах, обдумывая последние слова Хета. Наконец он пожал плечами и произнес:
   — Ладно, пусть будет шесть. Маленькая овальная фасеточная вещица из мифенина с крылатой фигурой в центре куплена в прошлом году человеком по имени Раду, проживающим на Четвертом ярусе в доме, что во Дворе Цветных Стекол в квартале заклинателей духов.
   Сагай порылся в своем бурнусе и отсчитал торговые жетоны в ладонь Кастера. При упоминании имени он нахмурился:
   — Он коллекционер?
   Кастер покачал головой.
   — Покупает понемногу, причем сейчас меньше, чем раньше. Он предсказатель будущего.
   — Гадальщик? — удивленно переспросил Хет.
   — Очень известный предсказатель, гадает только для патрициев. Иногда они даже сами приходят к нему. Уверяют, что у него живет оракул.
   — А кто ему продал редкость? — спросила Илин.
   Хет сердито глянул на нее, но Кастер обдумал вопрос и пожал плечами.
   — Эти имена вы покупать не станете. Их было трое, но все они уже мертвы.
   Увидев, что дилер выдает информацию бесплатно, Хет спросил:
   — А отчего они умерли?
   — От рук торговых инспекторов, от чего же еще! Их схватил сам Высокий судья. — Кастер встал. — Ну вот и все. Уж и не знаю, будет ли вам от этого какая польза… — Потом поколебался и добавил: — Я слышал об этом парнишке, Рисе…
   Немногое из того, что происходит в жизни тех, кто занят торговлей древностями, или тех, кто хотя бы каким-то краем соприкасается с ней, остается неизвестным Кастеру. Хет поднял глаза, чтобы встретиться со взглядом дилера — холодным и расчетливым.
   — Кто?
   Кастер неожиданно усмехнулся:
   — Вот и я так подумал.
   Он кивнул им на прощание и удалился, что-то мурлыча себе под нос.
   — Зачем вы с ним торговались? — сердито сказала Илин, как только дилер черного рынка оказался вне слышимости. — У меня же этих жетонов хватает. Он вообще мог отказаться назвать имя…
   — Денежки счет любят, — ответил ей Сагай очень твердо. — А кроме того, если бы мы не стали торговаться, он счел бы это подозрительным и обязательно продал свои подозрения кому-нибудь из наших конкурентов точно так же, как он продал нам имя Раду.
   — А Раду, надо думать, хочет, чтоб это оставалось секретом — иначе имя не было бы товаром, — заметил задумчиво Хет.
   — Но если он всего лишь покупает редкости… — начала Илин.
   — Когда Кастер сказал «покупает», он имел в виду на черном рынке, поправил ее Хет. — Не в лавках Четвертого яруса или у независимых дилеров вроде нас, которые стараются не нарушать закон, если хотят сохранить право торговать в Аркадах.
   Илин нахмурилась.
   — А что такого, если он покупает редкости только на черном рынке?
   — Немного странно, — пожал плечами Сагай. — Настоящий коллекционер покупает повсюду, где может, из любых источников. Он может купить и для перепродажи с целью получения прибыли, что связано с известным риском, если у него нет соответствующей лицензии… — Когда Сагай впервые появился в городе, ему сначала очень не понравился этот аспект нелегальщины в торговле реликвиями, и в первую очередь необходимость время от времени прибегать к услугам черного рынка. Теперь он к этому уже привык. Хет подозревал, что ему такое даже стало нравиться.
   — Понятно. Но возможно, это даже лучше, что он не настоящий коллекционер, — сказала Илин. — Коллекционер ведь мог бы не захотеть продать нам такую вещь, верно?
   — А разве мы обязаны ее покупать? — в свою очередь спросил ее Хет. Разве Риатен не может просто явиться к воротам Раду, постучать в них и потребовать отдать ему украшение… иначе…