Страница:
Исключительно деловое? После того, что случилось вчера ночью? Что он такое говорит?! Но он уже начал рассказывать о своем странном плане, и это так увлекательно, что мне не остается ничего другого, кроме как согласиться.
Псих. Не зря его так называют.
Я знаю, что он пытается задурить мне голову — цветочки прислал и все такое, — но ведь я тоже пытаюсь вскружить ему голову. Вся близость и нежность прошлой ночи исчезли. Теперь я его деловой партнер, порнозвезда. Я иду по минному полю и знаю об этом, но остановиться уже не могу. Ладно, Псих, мы будем играть в эти игры, пока тебе этого хочется.
— Сегодня я познакомилась с Билли, братом Рэба. Он милый, — говорю я, ожидая реакции.
Саймон приподнимает бровь.
— Бизнес Биррел? — говорит он. — Забавно, я не знал, что Рэб его брат. А ведь они и правда похожи. Я потерял с ним связь несколько лет назад, когда он открыл Бизнес-Бар. Я был там с Терри. Ну, мы слегка надрались. Я сказал Бизнес Биррелу: «Бокс — это же буржуазный спорт, правильно?» Я пошутил, разумеется, но у него это явно застряло в голове. В любом случае он нас обслужил, — смеется Саймон. Он не ревнует к брату Рэба, он просто его презирает.
— И все-таки у него там хорошее место, — говорю я.
— Ну да, парень неплохо устроился. Только он — всего лишь фасад. Как говорится, лицо заведения. Он не владелец. Бизнес-Баром владеют другие люди. Билли Баррел — всего лишь известный бармен. Не веришь мне, спроси у Терри.
Может быть, Саймон и не ревнует к Билли, зато он явно завидует его бару. Честно сказать, Бизнес-Бар будет всякого получше, чем «Порт радости».
— Слушай, Никки… — начинает Саймон. — Что касается прошлой ночи… я хочу, чтобы ты все правильно поняла. В пятницу я уезжаю в Амстердам, чтобы повидаться с Рентоном, это мой старый приятель, нам надо подумать, откуда взять деньги. В четверг у нас съемки, потом, разумеется, будет пьянка. Какие у тебя планы на завтра?
— Никаких, — говорю я. Хочу добавить «поиметь тебя», но все же воздерживаюсь от подобного комментария. Надо держать себя в руках. — Ну… то есть я собиралась сходить в бассейн. После смены в сауне.
— Великолепно! Я тоже люблю бассейн. «Роял Коммен-велс», да? Только я еще и в фитнес-центр хожу. Может быть, встретимся там, а потом пообедаем. Хорошо?
Это больше, чем хорошо. Сердце колотится так, что, похоже, сейчас оно просто выпрыгнет из груди. Потому что он теперь мой. Он мой, а это значит… а что это, собственно, значит? Что это мой фильм, моя команда, мои деньги: это значит буквально все.
После этого он практически сразу уходит, и в комнату возвращается Лорен, которой явно полегчало, когда он ушел.
— Чего он хотел? — спрашивает она.
— Да так, обсуждали некоторые моменты, связанные с фильмом, — говорю я и вижу, что она опять начинает хмуриться.
— А этот парень очень себя любит, да?
— Ну разумеется. Когда ему хочется подрочить, он снимает номер в отеле. Причем номер люкс.
И мы громко смеемся, вместе — в первый раз за черт-те сколько времени.
Разумеется, я его знаю еще не настолько хорошо, но почему-то мне кажется, что самолюбие у Саймона действительно непомерное, хотя он вряд ли на этом вообще заморачивается. Но теперь мы с ним вместе — неизбежно и неумолимо.
40. Афера № 18745
Псих. Не зря его так называют.
Я знаю, что он пытается задурить мне голову — цветочки прислал и все такое, — но ведь я тоже пытаюсь вскружить ему голову. Вся близость и нежность прошлой ночи исчезли. Теперь я его деловой партнер, порнозвезда. Я иду по минному полю и знаю об этом, но остановиться уже не могу. Ладно, Псих, мы будем играть в эти игры, пока тебе этого хочется.
— Сегодня я познакомилась с Билли, братом Рэба. Он милый, — говорю я, ожидая реакции.
Саймон приподнимает бровь.
— Бизнес Биррел? — говорит он. — Забавно, я не знал, что Рэб его брат. А ведь они и правда похожи. Я потерял с ним связь несколько лет назад, когда он открыл Бизнес-Бар. Я был там с Терри. Ну, мы слегка надрались. Я сказал Бизнес Биррелу: «Бокс — это же буржуазный спорт, правильно?» Я пошутил, разумеется, но у него это явно застряло в голове. В любом случае он нас обслужил, — смеется Саймон. Он не ревнует к брату Рэба, он просто его презирает.
— И все-таки у него там хорошее место, — говорю я.
— Ну да, парень неплохо устроился. Только он — всего лишь фасад. Как говорится, лицо заведения. Он не владелец. Бизнес-Баром владеют другие люди. Билли Баррел — всего лишь известный бармен. Не веришь мне, спроси у Терри.
Может быть, Саймон и не ревнует к Билли, зато он явно завидует его бару. Честно сказать, Бизнес-Бар будет всякого получше, чем «Порт радости».
— Слушай, Никки… — начинает Саймон. — Что касается прошлой ночи… я хочу, чтобы ты все правильно поняла. В пятницу я уезжаю в Амстердам, чтобы повидаться с Рентоном, это мой старый приятель, нам надо подумать, откуда взять деньги. В четверг у нас съемки, потом, разумеется, будет пьянка. Какие у тебя планы на завтра?
— Никаких, — говорю я. Хочу добавить «поиметь тебя», но все же воздерживаюсь от подобного комментария. Надо держать себя в руках. — Ну… то есть я собиралась сходить в бассейн. После смены в сауне.
— Великолепно! Я тоже люблю бассейн. «Роял Коммен-велс», да? Только я еще и в фитнес-центр хожу. Может быть, встретимся там, а потом пообедаем. Хорошо?
Это больше, чем хорошо. Сердце колотится так, что, похоже, сейчас оно просто выпрыгнет из груди. Потому что он теперь мой. Он мой, а это значит… а что это, собственно, значит? Что это мой фильм, моя команда, мои деньги: это значит буквально все.
После этого он практически сразу уходит, и в комнату возвращается Лорен, которой явно полегчало, когда он ушел.
— Чего он хотел? — спрашивает она.
— Да так, обсуждали некоторые моменты, связанные с фильмом, — говорю я и вижу, что она опять начинает хмуриться.
— А этот парень очень себя любит, да?
— Ну разумеется. Когда ему хочется подрочить, он снимает номер в отеле. Причем номер люкс.
И мы громко смеемся, вместе — в первый раз за черт-те сколько времени.
Разумеется, я его знаю еще не настолько хорошо, но почему-то мне кажется, что самолюбие у Саймона действительно непомерное, хотя он вряд ли на этом вообще заморачивается. Но теперь мы с ним вместе — неизбежно и неумолимо.
40. Афера № 18745
Мы пообедали в «Милой Мелинде» в Марчмонте. Мы встретились в бассейне, Никки была просто сногсшибательна в своем красном бикини, я подумал, меня хватит удар. Я испугался, что окончательно потеряю контроль над собой, и прыгнул в воду, и она легко проплыла вместе со мной шестнадцать бассейнов, что равняется примерно тридцати обычным. Потом мы поехали на такси в ресторан. Она была так красива… больше, чем просто красива… это была почти божественная красота, и я с трудом себя сдерживал, чтобы смотреть ей в глаза, а не куда-нибудь еще. Кажется, Никки немного смутило то, что я повез ее в «местный» ресторан, а не в центр, но, похоже, осталась довольна, когда увидела интерьер, уровень обслуживания и выбор морепродуктов в меню. Я наслаждался жареным кальмаром с Перно и чесночным майонезом, а Никки — королевскими гребешками со сметаной и сладким соусом чили. Мы пили шабли и ели великолепный домашний хлеб.
Я думаю лишь об одном: скорее закончить с обедом и отвезти ее к себе домой. Образ ее великолепного тела в красном бикини накрепко засел у меня в голове, мне даже разговаривать было сложно, не говоря уже о том, чтобы думать о своей афере. Впрочем, девочка не стала стесняться. На заднем сиденье такси она расстегивает мне ширинку, и ее рука проскальзывает в штаны, а она в это время целует меня с ошеломляющей свирепостью. В какой-то момент мне даже становится больно от того, что она впилась мне зубами в нижнюю губу, так что я еле сдерживаю крик и отталкиваю ее.
Мы останавливаемся и расплачиваемся с таксистом, ширинка у меня по-прежнему расстегнута, и, пока мы поднимаемся по лестнице, Никки принимается за ремень. Я задираю ее кофту и снимаю с нее лифчик. Мы стоим на лестнице и чуть ли не раздираем друг друга на части, и в этот момент открывается дверь соседней квартиры и оттуда выглядывает этот педофиличный тип, который живет со своей мамой, он смотрит на нас и захлопывает дверь. Я умудряюсь вытащить ключи и открыть квартиру, Никки уже стаскивает с себя черные джинсы из потертого вельвета, мои штаны тоже падают на пол, и мы сами тоже оказываемся на полу, успев только захлопнуть за собой дверь. Я помогаю ей снять джинсы, стаскиваю с нее кружевные белые трусики и принимаюсь лизать ей промежность, чувствую легкий, приятный привкус хлорки из бассейна, потом начинаю сосать ее клитор. Я чувствую, как ее ногти впиваются мне в шею, потом — в лицо, мне тяжело дышать, она отталкивает меня, но я не хочу отрываться от своего занятия, но она поворачивается, чтобы добраться до моего члена. Проводит по нему языком, а потом берет его в рот. Потом мы отрываемся друг от друга, смотрим друг другу в глаза, и все вдруг становится странным и медленным, как это бывает во время автомобильной аварии. Мы начинаем ласкать друг друга, отражая движения друг друга, осторожные, изучающие прикосновения. Я чувствую каждую мышцу, каждое сухожилие под ее нежной кожей, и она так же тщательно изучает меня — странное ощущение, как будто кожу медленно снимают с костей.
Атмосфера накаляется, она прижимает меня к себе, в ее бедрах, таких хрупких на вид, заключена огромная сила. Она берет мой член и трется о него лобком, а потом вводит его в себя. Но все продолжается очень недолго, потому что мы оба так возбуждены, что почти сразу кончаем. Потом мы все-таки забираемся на кровать и ложимся поверх моего пухового одеяла. Я тянусь к тумбочке и достаю кокс. Сначала она отказывается, но я делаю две дороги, переворачиваю ее и вытираю одеялом ее мокрую от пота спину у основания позвоночника.
У меня перехватывает дыхание при виде ее потрясающей задницы, я высыпаю порошок в ложбину около копчика и занюхиваю. Потом я раздвигаю ее ягодицы, провожу пальцем по анальному отверстию, от чего она слегка напрягается, а потом засовываю палец в ее влажную щель. А когда кокс шибает мне в голову, как поезд в Норвич, проезжающий через Хакни-Даунз, я снова вхожу в нее, а она становится на колени, прижимаясь ко мне.
— Ты тоже нюхни, — шепчу я, показывая на кокаин на тумбочке.
— Я не… нюхаю… это… дерьмо, — выдыхает она, выгибается, как змея, и садится на меня, двигаясь с потрясающей силой, но при этом великолепно контролируя ситуацию.
— Нюхай, бля, — кричу я, она смотрит на меня, морщится, говорит: «О Саймон», — тянется к дороге и нюхает, а я в это время ебу ее, притормаживаю на пару секунд, чтобы она смогла нормально втянуть в себя кокс, потом опять отпускаю тормоза и пялю ее по полной программе, обняв руками ее тонкую талию, извивающаяся змея застывает, и мы движемся, как две детали одного поршня, и оба кричим, когда кончаем.
В ту ночь мы еблись еще пару раз. Когда зазвонил будильник, я встал, сделал испанский омлет и сварил кофе. После завтрака мы опять занялись сексом. Никки отправилась в университет, а я занюхал еще одну дорогу, выпил еще один двойной эспрессо, побросал в сумку какие-то шмотки и туалетные принадлежности, чтобы прямо с работы поехать в Дам, закинул сумку на плечо и отправился в бар, в состоянии странного восторга.
Ничто так быстро не возвращает в реальности, как проблемы на работе. Только я прихожу, как мне сразу же сообщают, что старый бойлер вот-вот взорвется.
— Опять в Амстердам?! Да ты там только што был! Не, Саймон, так не пойдет, — бурчит Мо, вытирая стойку, она качает головой и избегает встречаться со мной взглядом.
— Мораг, может быть, я слишком многого требую, да, я это признаю, но я же тебя не одну оставляю. Алисон будет тебе помогать, для этого она здесь и находится. Это очень важная деловая встреча, — говорю я и поспешно смываюсь.
Когда я приезжаю в аэропорт, на улице начинает подмораживать. Рейс, понятное дело, задерживают, в общем, я приезжаю к Ренту уже под вечер. У Рента дома весьма напряженная атмосфера, что-то у них с Катрин не так, и я никак не способствую улучшению ситуации (какая удача), презентовав ей флакон духов от Кельвина Кляйна, который я купил в дьюти-фри. Такие духи обычно дарят девочкам третьего разряда и ниже.
— Это тебе, Катрин, — улыбаюсь я ей, но наталкиваюсь на взгляд из тевтонской стали. Эта маленькая немка тот еще экземпляр. После парочки комплиментов ее взгляд оттаивает, она даже выглядит несколько смущенно.
— Ну, спа-а-а-асибо, — тянет она.
Разумеется, я это все делаю исключительно для того, чтобы позлить Рентона, но если он и психует, то никак этого не показывает и тем самым портит мне все удовольствие. Мы идем в Кафе Тиссен, которое прямо через дорогу, этот задрот тыкает в кнопки мобилы, звонит какому-то своему приятелю, с которым он хочет меня познакомить. Кажется, парень работает местным дистрибьютором порнопродукции. Да, этот ублюдок все-таки может быть мне полезным. Идея такая: мы заводим в Цюрихе два банковских счета, в разных банках, один — для общего фонда фильма, другой — непосредственно для производства. В первом банке мы даем следующие инструкции: как только сумма счета переваливает за 5000 фунтов, любые суммы, поступающие на этот счет, переводятся на производственный счет в банке нумеро дуо.
— В швейцарских банках не задают лишних вопросов, — объясняет Рентой, — а счета в двух разных банках означают, что проследить наши деньги будет практически невозможно. Все здешние порнодельцы именно так и делают, и, кстати, не только они, но еще и владельцы клубов.
— Отлично, Рент, — говорю я ему. Мы сидим, обсуждаем дела, но потом у него явно портится настроение, и я даже знаю почему. — Прекрасная Катрин не хочет пойти выпить с нами, Марк? — говорю я с улыбкой, когда мы переходим через мост, чтобы зайти в паб на углу.
Он что-то бормочет, явно уходя от ответа.
Этот бар тоже оказывается очень приятным, старый и темный голландский бар с деревянным полом и стенами и большими затемненными окнами. Я делаю вид, что наслаждаюсь чудесным видом, так что Ренту приходится заказывать самому. Старые привычки так просто не умирают.
— Два пива, — говорит он улыбчивой девушке за стойкой. Вскоре приходит его приятель, голландец по имени Петер Мурен, которого Рент называет «Миз». Миз, очевидно, распространяет то, что он сам предпочитает называть «взрослой эротикой». Этот приятель выглядит так, как будто слово «аморальность» придумали, держа в голове исключительно его образ. Худой, с короткими темными волосами, иссохшее лицо, пронзительные хищные глаза и грязная редкая бородка. С таким надо держать ухо востро. Он ведет нас в квартал красных фонарей и пиздит как сивый мерин.
— У меня маленький офис в Нейзидс Вурбургвол. Оттуда я и рулю распространением фильмов, тех, что делает моя студия, тех, что делают друзья, европейской и американской продукции… в общем, мы даже обычную дрочиловку продаем, если она хорошо сделана, ясный пень. Если девочки хороши, если картинка четкая, а сам секс интересен или если видно, что люди занимаются этим с удовольствием, тогда я за это возьмусь, — говорит он. Блядский отвратный урод.
Мы поднимаемся по лестнице в его офис. В задней части помещения располагается застекленная монтажная, там стоит пульт, несколько мониторов и все необходимое оборудование. Миз объясняет мне, что привозит сюда американские диви-дишники и делает пиратский монтаж, то есть режет их и вставляет дополнительные сцены, и, таким образом, получаются новые фильмы.
— Все дело в монтаже, — говорит он, — и еще в обложке. Я использую издательское оборудование одного своего приятеля.
Миз пытается показать, что он большой человек, но этого дерьма я уже наелся в Лондоне. Конечно, это все впечатляет, но не настолько, чтобы валяться в экстазе. Поэтому очень скоро мне становится скучно, и я предлагаю выпить еще по пиву.
Мы выходим из офиса и идем мимо шлюх в неоновых стеклянных витринах. Я вспоминаю былые подвиги в этих кварталах.
— Помню, когда мы сюда приехали в первый раз, нам было лет по шестнадцать, да, Рент? — Я оборачиваюсь к Мизу. — Мы тогда сняли одну на двоих. Мы подбросили монетку, и Рент пошел первым, а я ждал снаружи. Когда пришла моя очередь, она сказала: «Надеюсь, ты продержишься дольше, чем твой дружок. Он кончил очень быстро, а потом спросил, может ли он посидеть тут еще немного, и я сделала ему кофе». В общем, я вышел оттуда пару часов спустя, а девочка была в таком состоянии, как будто по ней проехался японский скоростной поезд… — Я смеюсь, потому что мой старый приятель Рент бубнит что-то в том смысле, что с японским скоростным поездом я могу сравниться разве что по скорости. Но я продолжаю, не обращая внимания на его жалкие потуги оправдаться: — И я сказал этому кренделю: «Ну как тебе кофе?»
Мы идем в клуб, Рент на ходу раскланивается со всеми так, как будто его член дюйма как минимум на четыре длиннее, чем те белые тонкие штуки на идиотских картинках, которые мы приклеивали на стенках автобусных остановок. Мы снова тусуемся вместе, и мне это странно. Мне охуительно хорошо, но при этом меня не гложет идиотская ностальгия, а то, что мы по-прежнему не доверяем друг другу, придает всему нашему мероприятию некий элемент интриги.
Я выпиваю несколько рюмок и пару пива, но почему-то совсем не пьянею. Потом Рент обгоняет меня, и все становится точно как в старые добрые времена: его слабость состоит в том, что, несмотря на стоическое отношение к реальности, как только он выпивает определенное количество спиртного, у него начинается настоящий словесный понос. Сейчас он еще невыносимее, чем обычно, он говорит мне, что в последнее время почти не пьет и не принимает «тяжелую» наркоту. К счастью для него, обычно я слишком удолбан, чтобы запомнить ту пургу, которую он там несет. Но только не сегодня, Рент.
— У нас с Катрин ни хрена не получается, — говорит он. — Скорее всего я скоро вернусь в Шотландию. Мне нравится эта афера, она может выгореть. — Он колеблется пару секунд. — Бегби все еще за решеткой?
— Насколько я знаю, ему еще несколько лет сидеть.
— По обвинению в непредумышленном убийстве? Да иди ты, — ухмыляется Рентой.
Я медленно качаю головой.
— Франко вряд ли был примерным заключенным. Этот пидор избил нескольких заключенных. И пару охранников. Так что, я думаю, его еще очень нескоро выпустят.
— Хорошо. Тогда я вернусь.
Это очень хорошие новости для Саймона де Буржуа, или Саймона, который вот-вот станет буржуа. Веселье набирает обороты, потому что Миз предлагает нам кокс, который он купил у марокканских педрил, один из них строит мне глазки как будто меня может заинтересовать его тощая задница. Я сваливаю в сортир вместе с дозой и отправляю в каждую ноздрю по дороге.
После бурной дискуссии о расах и наркотиках, во время которой Рентой пытается обвинить меня в расизме, мы возвращаемся в зал и садимся рядом с Мизом.
— Со мной эти антирасистские штучки не пройдут, Рентон, потому что я написал сценарий. Я ни разу вообще не расист, — говорю я ему и вдруг замечаю, что Миз общается с девочкой с огромным носом. Кажется, что ее нос начинается на середине лба и заканчивается где-то в районе подбородка, где располагается симпатичный маленький ротик. Она такая, бля, такая… мне охуительно хочется заняться с ней любовью, но вместо этого мне приходится слушать Рента, который теперь бубнит мне в ухо что-то насчет кокаина.
А девочка с красивым большим носом между тем встает и уходит, и я поворачиваюсь к Мизу и спрашиваю, кто это, а он отвечает, что это просто его подруга, и я говорю:
— А у нее есть парень? Верни ее. Скажи ей, что она мне нравится. Скажи ей, что я хочу ее выебать.
Он обиженно и серьезно смотрит на меня и заявляет:
— Слушай, это моя подруга. Очень хорошая подруга.
Я тут же «искренне» извиняюсь, но у него, видимо, напрочь отсутствует чувство юмора, поэтому он вполне серьезно принимает мои извинения. Я встаю, чтобы догнать эту девочку возле бара, но вместо этого вдруг оказывается, что я клеюсь к Джил из Бристоля. Я не знаю, умеет ли она читать, писать или водить трактор, я только знаю, что с ней можно как следует поебаться. И, как выясняется, я был прав, мы едем к ней в отель и почти до утра развлекаемся именно таким способом. Я звоню Ренту на мобильник. Он, разумеется, обижен.
— Где тебя черти носят?
Я сообщаю ему, что я нашел себе милую девочку, а он может возвращаться домой к своей сумасшедшей бабе и наслаждаться единственным видом секса, который ему доступен, а именно мозгоебством. Кстати сказать, а как звали ту малахольную бабу, с которой он встречался когда-то давно… Хэзел. Да, хоть все и меняется, на самом деле все остается таким же, как было.
Эта Джил — девчонка что надо, милая, непритязательная барышня, у нее выходной, и она занимается именно тем, чем занимаются все милые, непритязательные барышни на выходных _ здоровым сексом. На следующее утро мы проходим обязательную в таких случаях процедуру обмена телефонными номерами.
Я немного расстроен, что мне не удается позавтракать на халяву в ее отеле, потому что мне нужно еще добраться до квартиры Рентона и забрать свою сумку. Я еду туда и почти ожидаю увидеть его в сладких объятиях Миза и марокканцев, но мне открывает дверь Катрин в халате.
— Саймон… — говорит он своим мрачным драматическим голосом.
Рентой наверху, он валяется на диване в оранжевом махровом халате и щелкает пультом, переключая программы на телике. У меня в голове возникает образ морковки-переростка.
— Марк, у меня села мобила, я могу взять твою? Мне нужно отправить сообщение этой горячей девочке.
Он встает и извлекает телефон из кармана пиджака. Я вбиваю текст.
ЗДРАВСТВУЙ КУКОЛКА. ВСЕ ЖДУ МОМЕНТА КОГДА СМОГУ ДОБРАТЬСЯ ДО ТВОЕЙ МИЛОЙ ПОПКИ. НАДЕЮСЬ ЕЕ НЕ СЛИШКОМ РАСТЯНУЛИ В ТЮРЯГЕ. СКОРО ОНА СНОВА БУДЕТ МОЕЙ. ТВОЙ СТАРЫЙ ДРУГ
Я достаю записную книжку и вбиваю номер Франко. Сообщение отправлено. Зовите меня Купидоном.
Я быстро прощаюсь и отправляюсь на станцию, где сажусь в электричку до аэропорта. Уже в электричке меня пробивает, что Рентой мог спиздить чего-нибудь ценное, и проверяю вещи. Мой великолепный свитер от Рональда Мортерсона на месте. Но что самое главное, не было ли там чего-то, что могло меня выдать? Я знаю этого кренделя — наверняка он облазил всю сумку. Но вроде бы все на месте.
В аэропорту я беру такси и еду прямиков в бар. Рэб с народом уже на месте. Видимо, тоже студенты. Приволокли с собой оборудование: бетакамы, цифровые камеры, 8-миллиметровые камеры, монитор, аппаратуру для записи звука и осветительные приборы. Рэб представляет мне своих друзей — Винса и Гранта, — и мы идем наверх.
Декорации у нас выдержаны в стиле минимализма, куча матрасов на полу. Они устанавливают оборудование. Актеры уже потихонечку собираются. В комнате царит почти осязаемая атмосфера всеобщего возбуждения. У меня перехватывает дыхание, когда в комнату входит Никки. Она подкрадывается ко мне и мурлычет мне на ухо:
— Ну, как там в Амстердаме?
— Отлично, подробности позже, — улыбаюсь я и поворачиваюсь, чтобы помахать Мелани. Моя вторая ведущая актриса — очень сексуальная леди, в том случае, если вы любите холодную рыбу, но вряд ли это можно назвать изысканной кухней. Она могла бы быть очень красивой при благоприятных экономических и социальных условиях. В общем, до Никки ей далеко. Когда у меня возникают подобные мысли, мне остается только благодарить Господа за то, что у меня мать итальянка.
Мои актеры. Очень, кстати сказать, неплохой состав. Кроме Мел, Джины и Никки, есть еще Джейн, девочка, что работает с Никки в сауне, и эта шведка (или норвежка) Урсула, которая, может, не слишком роскошно выглядит, зато отменно ебется. Есть еще Ванда, шлюха Майки, которая из-за своих удолбанных глаз выглядит несколько странно и сидит в углу, скрестив ноги. Я, Терри и его приятели-ебари — Ронни и Крейг. Рэбу и его команде явно не по себе.
На репетиции сразу же стало ясно, что у меня будут большие проблемы с Терри и его лавочкой. По части секса все очень даже неплохо, благо, практики у них было достаточно, но они совершенно не понимают разницы между просто еблей перед камерой и съемкой порнофильма. Более того, с актерской игрой все совсем уже плачевно. Даже самые элементарные диалоги — а они действительно элементарные, дальше некуда, — и те у них не выходят. Придется мне постараться, чтобы внушить им уверенность в себе, начав с того, что у них действительно получается. Так что сначала мы снимаем шесть сексуальных сцен, начиная с оргии, которая вообще-то является финальной. Но эта сцена должна вдохновить их и помочь создать ощущение esprit de corps, сиречь командного духа.
У нас изначально возникло слишком много проблем. Мелани по сценарию играет роль девочки-подростка, что, может быть, и нормально, с учетом ее возраста. Но я смотрю на ее руки, где вытатуировано «Брайан» и «Кевин».
— Мелани, ты же играешь невинную девственницу. Эти татуировки надо загримировать или чем-то прикрыть.
Она поднимает глаза и смотрит на меня туманным взором, в котором плещется не одна порция виски. Потом они с Никки начинают хихикать. А Джина хищно оглядывается по сторонам так, как будто хочет выебать, порвать на куски, а потом сожрать всех, кто находится в комнате. Вот, бля, ненасытная сучка. Жалко только, что шлюха прожженная.
Я хлопаю в ладоши, чтобы привлечь к себе внимание.
— Ладно, ребятки, слушаем меня. Сегодня начинается новый этап вашей жизни. Все, что вы делали до этого, — жалкая дрочиловка. Теперь мы будем снимать настоящее взрослое кино. Так что для вас сейчас самое важное — умение с ходу начать и вовремя остановиться. Все выучили свои роли?
— Ага, — протягивает Никки.
— Типа того, — хихикает Мелани.
Терри пожимает плечами с таким видом, что мне сразу понятно — ни хуя он не выучил. Я задираю голову и пристально изучаю потолок в поисках вдохновения. Хорошо, что мы начинаем с ебли.
Первые съемки — сцена Мелани и Терри. Приятели Рэба занимаются оборудованием. Это так странно — смотреть на Терри через объектив, Рэб показывает мне сцену на бетакамовском мониторе. Я включаю одну из цифровых камер и пытаюсь взять в кадр их обоих. Грант колдует со светом, освещая часть комнаты, где будет происходить действие, а Вине говорит нам, что вот-вот пойдет запись звука.
— Мотор! Давай, Тез, оприходуй ее, — говорю я, но он совсем не нуждается в моих ободряющих репликах. Он залазит на нее и ласкает ее пальцами и языком. Я медленно приближаю картинку, пытаясь сфокусировать объектив на его движущемся языке и ее влажном влагалище. Однако она напрягается, и я прекращаю съемку.
— Мелани, ты вся зажата, что такое, любовь моя?
— Я не могу, когда все смотрят, — говорит она. — Когда мы все в баре… того… так вы все это делали.
— Ну, придется тебе как-то себя перебарывать. Тут надо работать. Это, милая, порнобизнес, — говорю я. Я украдкой наблюдаю за Никки, которая смотрит на них, взгляд у нее развратный и даже какой-то-то животный, она облизывает губы своим острым маленьким язычком, и я чувствую прилив вдохновения. Я читаю ее как открытую книгу, она рвется в бой.
— Так, у нас новые правила. Либо вы все раздеваетесь, либо спускаетесь вниз, — говорю я, расстегивая ремень.
Рэб замирает возле штатива в состоянии глубочайшего шока. Он смотрит на Никки, потом на Джину, которая уже начинает снимать свой топик. Никки следует ее примеру, и я на секунду замираю, наслаждаясь тем, как она стаскивает через голову свою маечку. Мать моя женщина, эта девочка просто великолепна. Она обращается к остальным в этакой рассудительной манере:
— Давайте, мальчики, не отставайте, — снимает лифчик и обнажает свою смуглую грудь, ее соски затвердели, вся эта картина отзывается у меня в промежности вполне предсказуемыми симптомами. Она расстегивает юбку, спускает трусики и делает шаг в сторону, демонстрируя свежевыбритый лобок.
— Ник-ки, — говорю я, невольно подражая Бену Доверу в его фильмах, в моем голосе явно прослеживаются нотки искренней благодарности.
— Всегда готова, — говорит она и мурлычет, как кошка. Бля, почему я не встретил эту девочку раньше. Вдвоем с ней мы могли бы править миром. И мы будем им править.
Сосредоточься, Саймон. Я капитулирую к объективу, пытаясь вернуться в рабочий режим.
Теперь куда ни глянь — везде болтаются огромные груди Джины. У Терри глаза лезут на лоб. Иногда он меня просто убивает, для него количество важнее качества.
Я думаю лишь об одном: скорее закончить с обедом и отвезти ее к себе домой. Образ ее великолепного тела в красном бикини накрепко засел у меня в голове, мне даже разговаривать было сложно, не говоря уже о том, чтобы думать о своей афере. Впрочем, девочка не стала стесняться. На заднем сиденье такси она расстегивает мне ширинку, и ее рука проскальзывает в штаны, а она в это время целует меня с ошеломляющей свирепостью. В какой-то момент мне даже становится больно от того, что она впилась мне зубами в нижнюю губу, так что я еле сдерживаю крик и отталкиваю ее.
Мы останавливаемся и расплачиваемся с таксистом, ширинка у меня по-прежнему расстегнута, и, пока мы поднимаемся по лестнице, Никки принимается за ремень. Я задираю ее кофту и снимаю с нее лифчик. Мы стоим на лестнице и чуть ли не раздираем друг друга на части, и в этот момент открывается дверь соседней квартиры и оттуда выглядывает этот педофиличный тип, который живет со своей мамой, он смотрит на нас и захлопывает дверь. Я умудряюсь вытащить ключи и открыть квартиру, Никки уже стаскивает с себя черные джинсы из потертого вельвета, мои штаны тоже падают на пол, и мы сами тоже оказываемся на полу, успев только захлопнуть за собой дверь. Я помогаю ей снять джинсы, стаскиваю с нее кружевные белые трусики и принимаюсь лизать ей промежность, чувствую легкий, приятный привкус хлорки из бассейна, потом начинаю сосать ее клитор. Я чувствую, как ее ногти впиваются мне в шею, потом — в лицо, мне тяжело дышать, она отталкивает меня, но я не хочу отрываться от своего занятия, но она поворачивается, чтобы добраться до моего члена. Проводит по нему языком, а потом берет его в рот. Потом мы отрываемся друг от друга, смотрим друг другу в глаза, и все вдруг становится странным и медленным, как это бывает во время автомобильной аварии. Мы начинаем ласкать друг друга, отражая движения друг друга, осторожные, изучающие прикосновения. Я чувствую каждую мышцу, каждое сухожилие под ее нежной кожей, и она так же тщательно изучает меня — странное ощущение, как будто кожу медленно снимают с костей.
Атмосфера накаляется, она прижимает меня к себе, в ее бедрах, таких хрупких на вид, заключена огромная сила. Она берет мой член и трется о него лобком, а потом вводит его в себя. Но все продолжается очень недолго, потому что мы оба так возбуждены, что почти сразу кончаем. Потом мы все-таки забираемся на кровать и ложимся поверх моего пухового одеяла. Я тянусь к тумбочке и достаю кокс. Сначала она отказывается, но я делаю две дороги, переворачиваю ее и вытираю одеялом ее мокрую от пота спину у основания позвоночника.
У меня перехватывает дыхание при виде ее потрясающей задницы, я высыпаю порошок в ложбину около копчика и занюхиваю. Потом я раздвигаю ее ягодицы, провожу пальцем по анальному отверстию, от чего она слегка напрягается, а потом засовываю палец в ее влажную щель. А когда кокс шибает мне в голову, как поезд в Норвич, проезжающий через Хакни-Даунз, я снова вхожу в нее, а она становится на колени, прижимаясь ко мне.
— Ты тоже нюхни, — шепчу я, показывая на кокаин на тумбочке.
— Я не… нюхаю… это… дерьмо, — выдыхает она, выгибается, как змея, и садится на меня, двигаясь с потрясающей силой, но при этом великолепно контролируя ситуацию.
— Нюхай, бля, — кричу я, она смотрит на меня, морщится, говорит: «О Саймон», — тянется к дороге и нюхает, а я в это время ебу ее, притормаживаю на пару секунд, чтобы она смогла нормально втянуть в себя кокс, потом опять отпускаю тормоза и пялю ее по полной программе, обняв руками ее тонкую талию, извивающаяся змея застывает, и мы движемся, как две детали одного поршня, и оба кричим, когда кончаем.
В ту ночь мы еблись еще пару раз. Когда зазвонил будильник, я встал, сделал испанский омлет и сварил кофе. После завтрака мы опять занялись сексом. Никки отправилась в университет, а я занюхал еще одну дорогу, выпил еще один двойной эспрессо, побросал в сумку какие-то шмотки и туалетные принадлежности, чтобы прямо с работы поехать в Дам, закинул сумку на плечо и отправился в бар, в состоянии странного восторга.
Ничто так быстро не возвращает в реальности, как проблемы на работе. Только я прихожу, как мне сразу же сообщают, что старый бойлер вот-вот взорвется.
— Опять в Амстердам?! Да ты там только што был! Не, Саймон, так не пойдет, — бурчит Мо, вытирая стойку, она качает головой и избегает встречаться со мной взглядом.
— Мораг, может быть, я слишком многого требую, да, я это признаю, но я же тебя не одну оставляю. Алисон будет тебе помогать, для этого она здесь и находится. Это очень важная деловая встреча, — говорю я и поспешно смываюсь.
Когда я приезжаю в аэропорт, на улице начинает подмораживать. Рейс, понятное дело, задерживают, в общем, я приезжаю к Ренту уже под вечер. У Рента дома весьма напряженная атмосфера, что-то у них с Катрин не так, и я никак не способствую улучшению ситуации (какая удача), презентовав ей флакон духов от Кельвина Кляйна, который я купил в дьюти-фри. Такие духи обычно дарят девочкам третьего разряда и ниже.
— Это тебе, Катрин, — улыбаюсь я ей, но наталкиваюсь на взгляд из тевтонской стали. Эта маленькая немка тот еще экземпляр. После парочки комплиментов ее взгляд оттаивает, она даже выглядит несколько смущенно.
— Ну, спа-а-а-асибо, — тянет она.
Разумеется, я это все делаю исключительно для того, чтобы позлить Рентона, но если он и психует, то никак этого не показывает и тем самым портит мне все удовольствие. Мы идем в Кафе Тиссен, которое прямо через дорогу, этот задрот тыкает в кнопки мобилы, звонит какому-то своему приятелю, с которым он хочет меня познакомить. Кажется, парень работает местным дистрибьютором порнопродукции. Да, этот ублюдок все-таки может быть мне полезным. Идея такая: мы заводим в Цюрихе два банковских счета, в разных банках, один — для общего фонда фильма, другой — непосредственно для производства. В первом банке мы даем следующие инструкции: как только сумма счета переваливает за 5000 фунтов, любые суммы, поступающие на этот счет, переводятся на производственный счет в банке нумеро дуо.
— В швейцарских банках не задают лишних вопросов, — объясняет Рентой, — а счета в двух разных банках означают, что проследить наши деньги будет практически невозможно. Все здешние порнодельцы именно так и делают, и, кстати, не только они, но еще и владельцы клубов.
— Отлично, Рент, — говорю я ему. Мы сидим, обсуждаем дела, но потом у него явно портится настроение, и я даже знаю почему. — Прекрасная Катрин не хочет пойти выпить с нами, Марк? — говорю я с улыбкой, когда мы переходим через мост, чтобы зайти в паб на углу.
Он что-то бормочет, явно уходя от ответа.
Этот бар тоже оказывается очень приятным, старый и темный голландский бар с деревянным полом и стенами и большими затемненными окнами. Я делаю вид, что наслаждаюсь чудесным видом, так что Ренту приходится заказывать самому. Старые привычки так просто не умирают.
— Два пива, — говорит он улыбчивой девушке за стойкой. Вскоре приходит его приятель, голландец по имени Петер Мурен, которого Рент называет «Миз». Миз, очевидно, распространяет то, что он сам предпочитает называть «взрослой эротикой». Этот приятель выглядит так, как будто слово «аморальность» придумали, держа в голове исключительно его образ. Худой, с короткими темными волосами, иссохшее лицо, пронзительные хищные глаза и грязная редкая бородка. С таким надо держать ухо востро. Он ведет нас в квартал красных фонарей и пиздит как сивый мерин.
— У меня маленький офис в Нейзидс Вурбургвол. Оттуда я и рулю распространением фильмов, тех, что делает моя студия, тех, что делают друзья, европейской и американской продукции… в общем, мы даже обычную дрочиловку продаем, если она хорошо сделана, ясный пень. Если девочки хороши, если картинка четкая, а сам секс интересен или если видно, что люди занимаются этим с удовольствием, тогда я за это возьмусь, — говорит он. Блядский отвратный урод.
Мы поднимаемся по лестнице в его офис. В задней части помещения располагается застекленная монтажная, там стоит пульт, несколько мониторов и все необходимое оборудование. Миз объясняет мне, что привозит сюда американские диви-дишники и делает пиратский монтаж, то есть режет их и вставляет дополнительные сцены, и, таким образом, получаются новые фильмы.
— Все дело в монтаже, — говорит он, — и еще в обложке. Я использую издательское оборудование одного своего приятеля.
Миз пытается показать, что он большой человек, но этого дерьма я уже наелся в Лондоне. Конечно, это все впечатляет, но не настолько, чтобы валяться в экстазе. Поэтому очень скоро мне становится скучно, и я предлагаю выпить еще по пиву.
Мы выходим из офиса и идем мимо шлюх в неоновых стеклянных витринах. Я вспоминаю былые подвиги в этих кварталах.
— Помню, когда мы сюда приехали в первый раз, нам было лет по шестнадцать, да, Рент? — Я оборачиваюсь к Мизу. — Мы тогда сняли одну на двоих. Мы подбросили монетку, и Рент пошел первым, а я ждал снаружи. Когда пришла моя очередь, она сказала: «Надеюсь, ты продержишься дольше, чем твой дружок. Он кончил очень быстро, а потом спросил, может ли он посидеть тут еще немного, и я сделала ему кофе». В общем, я вышел оттуда пару часов спустя, а девочка была в таком состоянии, как будто по ней проехался японский скоростной поезд… — Я смеюсь, потому что мой старый приятель Рент бубнит что-то в том смысле, что с японским скоростным поездом я могу сравниться разве что по скорости. Но я продолжаю, не обращая внимания на его жалкие потуги оправдаться: — И я сказал этому кренделю: «Ну как тебе кофе?»
Мы идем в клуб, Рент на ходу раскланивается со всеми так, как будто его член дюйма как минимум на четыре длиннее, чем те белые тонкие штуки на идиотских картинках, которые мы приклеивали на стенках автобусных остановок. Мы снова тусуемся вместе, и мне это странно. Мне охуительно хорошо, но при этом меня не гложет идиотская ностальгия, а то, что мы по-прежнему не доверяем друг другу, придает всему нашему мероприятию некий элемент интриги.
Я выпиваю несколько рюмок и пару пива, но почему-то совсем не пьянею. Потом Рент обгоняет меня, и все становится точно как в старые добрые времена: его слабость состоит в том, что, несмотря на стоическое отношение к реальности, как только он выпивает определенное количество спиртного, у него начинается настоящий словесный понос. Сейчас он еще невыносимее, чем обычно, он говорит мне, что в последнее время почти не пьет и не принимает «тяжелую» наркоту. К счастью для него, обычно я слишком удолбан, чтобы запомнить ту пургу, которую он там несет. Но только не сегодня, Рент.
— У нас с Катрин ни хрена не получается, — говорит он. — Скорее всего я скоро вернусь в Шотландию. Мне нравится эта афера, она может выгореть. — Он колеблется пару секунд. — Бегби все еще за решеткой?
— Насколько я знаю, ему еще несколько лет сидеть.
— По обвинению в непредумышленном убийстве? Да иди ты, — ухмыляется Рентой.
Я медленно качаю головой.
— Франко вряд ли был примерным заключенным. Этот пидор избил нескольких заключенных. И пару охранников. Так что, я думаю, его еще очень нескоро выпустят.
— Хорошо. Тогда я вернусь.
Это очень хорошие новости для Саймона де Буржуа, или Саймона, который вот-вот станет буржуа. Веселье набирает обороты, потому что Миз предлагает нам кокс, который он купил у марокканских педрил, один из них строит мне глазки как будто меня может заинтересовать его тощая задница. Я сваливаю в сортир вместе с дозой и отправляю в каждую ноздрю по дороге.
После бурной дискуссии о расах и наркотиках, во время которой Рентой пытается обвинить меня в расизме, мы возвращаемся в зал и садимся рядом с Мизом.
— Со мной эти антирасистские штучки не пройдут, Рентон, потому что я написал сценарий. Я ни разу вообще не расист, — говорю я ему и вдруг замечаю, что Миз общается с девочкой с огромным носом. Кажется, что ее нос начинается на середине лба и заканчивается где-то в районе подбородка, где располагается симпатичный маленький ротик. Она такая, бля, такая… мне охуительно хочется заняться с ней любовью, но вместо этого мне приходится слушать Рента, который теперь бубнит мне в ухо что-то насчет кокаина.
А девочка с красивым большим носом между тем встает и уходит, и я поворачиваюсь к Мизу и спрашиваю, кто это, а он отвечает, что это просто его подруга, и я говорю:
— А у нее есть парень? Верни ее. Скажи ей, что она мне нравится. Скажи ей, что я хочу ее выебать.
Он обиженно и серьезно смотрит на меня и заявляет:
— Слушай, это моя подруга. Очень хорошая подруга.
Я тут же «искренне» извиняюсь, но у него, видимо, напрочь отсутствует чувство юмора, поэтому он вполне серьезно принимает мои извинения. Я встаю, чтобы догнать эту девочку возле бара, но вместо этого вдруг оказывается, что я клеюсь к Джил из Бристоля. Я не знаю, умеет ли она читать, писать или водить трактор, я только знаю, что с ней можно как следует поебаться. И, как выясняется, я был прав, мы едем к ней в отель и почти до утра развлекаемся именно таким способом. Я звоню Ренту на мобильник. Он, разумеется, обижен.
— Где тебя черти носят?
Я сообщаю ему, что я нашел себе милую девочку, а он может возвращаться домой к своей сумасшедшей бабе и наслаждаться единственным видом секса, который ему доступен, а именно мозгоебством. Кстати сказать, а как звали ту малахольную бабу, с которой он встречался когда-то давно… Хэзел. Да, хоть все и меняется, на самом деле все остается таким же, как было.
Эта Джил — девчонка что надо, милая, непритязательная барышня, у нее выходной, и она занимается именно тем, чем занимаются все милые, непритязательные барышни на выходных _ здоровым сексом. На следующее утро мы проходим обязательную в таких случаях процедуру обмена телефонными номерами.
Я немного расстроен, что мне не удается позавтракать на халяву в ее отеле, потому что мне нужно еще добраться до квартиры Рентона и забрать свою сумку. Я еду туда и почти ожидаю увидеть его в сладких объятиях Миза и марокканцев, но мне открывает дверь Катрин в халате.
— Саймон… — говорит он своим мрачным драматическим голосом.
Рентой наверху, он валяется на диване в оранжевом махровом халате и щелкает пультом, переключая программы на телике. У меня в голове возникает образ морковки-переростка.
— Марк, у меня села мобила, я могу взять твою? Мне нужно отправить сообщение этой горячей девочке.
Он встает и извлекает телефон из кармана пиджака. Я вбиваю текст.
ЗДРАВСТВУЙ КУКОЛКА. ВСЕ ЖДУ МОМЕНТА КОГДА СМОГУ ДОБРАТЬСЯ ДО ТВОЕЙ МИЛОЙ ПОПКИ. НАДЕЮСЬ ЕЕ НЕ СЛИШКОМ РАСТЯНУЛИ В ТЮРЯГЕ. СКОРО ОНА СНОВА БУДЕТ МОЕЙ. ТВОЙ СТАРЫЙ ДРУГ
Я достаю записную книжку и вбиваю номер Франко. Сообщение отправлено. Зовите меня Купидоном.
Я быстро прощаюсь и отправляюсь на станцию, где сажусь в электричку до аэропорта. Уже в электричке меня пробивает, что Рентой мог спиздить чего-нибудь ценное, и проверяю вещи. Мой великолепный свитер от Рональда Мортерсона на месте. Но что самое главное, не было ли там чего-то, что могло меня выдать? Я знаю этого кренделя — наверняка он облазил всю сумку. Но вроде бы все на месте.
В аэропорту я беру такси и еду прямиков в бар. Рэб с народом уже на месте. Видимо, тоже студенты. Приволокли с собой оборудование: бетакамы, цифровые камеры, 8-миллиметровые камеры, монитор, аппаратуру для записи звука и осветительные приборы. Рэб представляет мне своих друзей — Винса и Гранта, — и мы идем наверх.
Декорации у нас выдержаны в стиле минимализма, куча матрасов на полу. Они устанавливают оборудование. Актеры уже потихонечку собираются. В комнате царит почти осязаемая атмосфера всеобщего возбуждения. У меня перехватывает дыхание, когда в комнату входит Никки. Она подкрадывается ко мне и мурлычет мне на ухо:
— Ну, как там в Амстердаме?
— Отлично, подробности позже, — улыбаюсь я и поворачиваюсь, чтобы помахать Мелани. Моя вторая ведущая актриса — очень сексуальная леди, в том случае, если вы любите холодную рыбу, но вряд ли это можно назвать изысканной кухней. Она могла бы быть очень красивой при благоприятных экономических и социальных условиях. В общем, до Никки ей далеко. Когда у меня возникают подобные мысли, мне остается только благодарить Господа за то, что у меня мать итальянка.
Мои актеры. Очень, кстати сказать, неплохой состав. Кроме Мел, Джины и Никки, есть еще Джейн, девочка, что работает с Никки в сауне, и эта шведка (или норвежка) Урсула, которая, может, не слишком роскошно выглядит, зато отменно ебется. Есть еще Ванда, шлюха Майки, которая из-за своих удолбанных глаз выглядит несколько странно и сидит в углу, скрестив ноги. Я, Терри и его приятели-ебари — Ронни и Крейг. Рэбу и его команде явно не по себе.
На репетиции сразу же стало ясно, что у меня будут большие проблемы с Терри и его лавочкой. По части секса все очень даже неплохо, благо, практики у них было достаточно, но они совершенно не понимают разницы между просто еблей перед камерой и съемкой порнофильма. Более того, с актерской игрой все совсем уже плачевно. Даже самые элементарные диалоги — а они действительно элементарные, дальше некуда, — и те у них не выходят. Придется мне постараться, чтобы внушить им уверенность в себе, начав с того, что у них действительно получается. Так что сначала мы снимаем шесть сексуальных сцен, начиная с оргии, которая вообще-то является финальной. Но эта сцена должна вдохновить их и помочь создать ощущение esprit de corps, сиречь командного духа.
У нас изначально возникло слишком много проблем. Мелани по сценарию играет роль девочки-подростка, что, может быть, и нормально, с учетом ее возраста. Но я смотрю на ее руки, где вытатуировано «Брайан» и «Кевин».
— Мелани, ты же играешь невинную девственницу. Эти татуировки надо загримировать или чем-то прикрыть.
Она поднимает глаза и смотрит на меня туманным взором, в котором плещется не одна порция виски. Потом они с Никки начинают хихикать. А Джина хищно оглядывается по сторонам так, как будто хочет выебать, порвать на куски, а потом сожрать всех, кто находится в комнате. Вот, бля, ненасытная сучка. Жалко только, что шлюха прожженная.
Я хлопаю в ладоши, чтобы привлечь к себе внимание.
— Ладно, ребятки, слушаем меня. Сегодня начинается новый этап вашей жизни. Все, что вы делали до этого, — жалкая дрочиловка. Теперь мы будем снимать настоящее взрослое кино. Так что для вас сейчас самое важное — умение с ходу начать и вовремя остановиться. Все выучили свои роли?
— Ага, — протягивает Никки.
— Типа того, — хихикает Мелани.
Терри пожимает плечами с таким видом, что мне сразу понятно — ни хуя он не выучил. Я задираю голову и пристально изучаю потолок в поисках вдохновения. Хорошо, что мы начинаем с ебли.
Первые съемки — сцена Мелани и Терри. Приятели Рэба занимаются оборудованием. Это так странно — смотреть на Терри через объектив, Рэб показывает мне сцену на бетакамовском мониторе. Я включаю одну из цифровых камер и пытаюсь взять в кадр их обоих. Грант колдует со светом, освещая часть комнаты, где будет происходить действие, а Вине говорит нам, что вот-вот пойдет запись звука.
— Мотор! Давай, Тез, оприходуй ее, — говорю я, но он совсем не нуждается в моих ободряющих репликах. Он залазит на нее и ласкает ее пальцами и языком. Я медленно приближаю картинку, пытаясь сфокусировать объектив на его движущемся языке и ее влажном влагалище. Однако она напрягается, и я прекращаю съемку.
— Мелани, ты вся зажата, что такое, любовь моя?
— Я не могу, когда все смотрят, — говорит она. — Когда мы все в баре… того… так вы все это делали.
— Ну, придется тебе как-то себя перебарывать. Тут надо работать. Это, милая, порнобизнес, — говорю я. Я украдкой наблюдаю за Никки, которая смотрит на них, взгляд у нее развратный и даже какой-то-то животный, она облизывает губы своим острым маленьким язычком, и я чувствую прилив вдохновения. Я читаю ее как открытую книгу, она рвется в бой.
— Так, у нас новые правила. Либо вы все раздеваетесь, либо спускаетесь вниз, — говорю я, расстегивая ремень.
Рэб замирает возле штатива в состоянии глубочайшего шока. Он смотрит на Никки, потом на Джину, которая уже начинает снимать свой топик. Никки следует ее примеру, и я на секунду замираю, наслаждаясь тем, как она стаскивает через голову свою маечку. Мать моя женщина, эта девочка просто великолепна. Она обращается к остальным в этакой рассудительной манере:
— Давайте, мальчики, не отставайте, — снимает лифчик и обнажает свою смуглую грудь, ее соски затвердели, вся эта картина отзывается у меня в промежности вполне предсказуемыми симптомами. Она расстегивает юбку, спускает трусики и делает шаг в сторону, демонстрируя свежевыбритый лобок.
— Ник-ки, — говорю я, невольно подражая Бену Доверу в его фильмах, в моем голосе явно прослеживаются нотки искренней благодарности.
— Всегда готова, — говорит она и мурлычет, как кошка. Бля, почему я не встретил эту девочку раньше. Вдвоем с ней мы могли бы править миром. И мы будем им править.
Сосредоточься, Саймон. Я капитулирую к объективу, пытаясь вернуться в рабочий режим.
Теперь куда ни глянь — везде болтаются огромные груди Джины. У Терри глаза лезут на лоб. Иногда он меня просто убивает, для него количество важнее качества.