— Да, сэр. — Сержант направился к двери.
   — Сержант! — позвал майор Боурис.
   — Да, сэр? — обернулся сержант.
   — Заберите этот чертов чай. Я не пью такое дерьмо. Вы же знаете, так какого дьявола его принесли?
   Сержант с изумлением посмотрел на чашку.
   — Я ее не приносил, сэр, — начал было он, но, глянув на набычившегося майора, просто убрал чашку, пробормотав: — Простите, сэр.
   — Спасибо, господа, — устало сказал Джеймс Боурис. Это говорили правила и устав, а не он сам. Если бы у него было время обдумать то, что он собирается сказать, он вообще не смог бы произнести ни слова. — Я учту ваши рекомендации. Вы свободны.
   Послышался металлический скрежет по пластику пола. Капитаны вставали и по одному выходили из палатки. Уходили они молча, и Джеймс Боурис знал, что это плохой знак.
   Включив компьютер, он сделал вид, что погружен в чтение чего-то там на экране, хотя на самом деле понятия не имел, на что смотрит. Он не желал ни с кем разговаривать, не хотел ни с кем встречаться. Он скорее чувствовал, чем видел, те косые взгляды, которые бросали в его сторону офицеры, и знал, что они переглядываются и между собой. И взгляды их полны вопроса и недоумения.
   Что ему делать? Послать за кораблями? Отступить? И, в конце концов, какой он получил приказ? Слухи, конечно же, уже начали расползаться — что майор, мол, уже не командует батальоном... Что войска ведет Волшебник Менджу, который взял власть, когда удача в бою повернулась против них.
   Майор слышал, как сержант орет в полевой телефон, пытаясь вызвать медиков. У них была проблема со связью. Наверное, из-за этой странной, перенасыщенной энергией атмосферы, о чем говорили ему техники. Один из его капитанов, вероятно Коллинз, сгреб несчастного Уолтерса и поволок его прочь. Когда все ушли, сержант — который все еще висел на телефоне — захлопнул дверь.
   — Итак, что вам угодно? — прорычал майор Боурис, не отводя взгляда от экрана компьютера. Смотреть на пришельца он не желал.
   Менджу подошел и встал напротив него по другую сторону стола. Глаза мага были огромны и сверкали обезоруживающим очарованием. У него было загорелое, чисто выбритое лицо. Густые и пышные волосы, модно зачесанные со лба на затылок, оттеняли своей благородной сединой загорелую кожу. Коснувшись кончиками пальцев металла, он глянул сверху вниз на толстошеего майора с квадратной челюстью.
   — Говорят, вы намерены объявить отступление? — сказал он. Голос его соответствовал внешности — глубокий, богатый баритон, выработанный годами выступлений перед живой аудиторией.
   — А если и так, то что? Я все еще тут командую. Майор Боурис раздраженно выключил компьютер сообразив в последний момент, что смотрит на собственную докладную записку, написанную несколько месяцев назад касательно нарушений уставной формы одежды женщинами-офицерами. Он тихо выругался себе под нос. Обернувшись к Менджу, он обжег руку обо что-то горячее и выругался погромче.
   — Какого черта... сержант! — бешено взревел он.
   Ответа не было. Поднявшись, Джеймс Боурис двинулся к двери и распахнул ее. — Сержант! — рявкнул он. — Эта треклятая чашка...
   В палатке никого не было. Подняв трубку телефона, он приложил ее к уху. Треск разрядов и другие странные шумы чуть не оглушили его. Похоже, что связь тоже прервалась. Майор Боурис снова начал было сыпать проклятиями, но взял себя в руки. Сержант наверняка пошел за медиками. Глотая злые слова, Боурис просто чувствовал, как они жгут ему глотку. По крайней мере, так казалось. Прижав руку к животу, в котором все горело, он затопал назад в свою палатку. Плюхнулся в кресло, даже не глянув на своего гостя, — и уставился на зеленую чашку с яркой оранжевой крышкой.
   — Чтоб его! Я же велел ему забрать эту штуку отсюда!
   — Да, вы приказали, — сказал Менджу, известный повсюду как Волшебник. Небрежно сев на краешек стола, он с чрезвычайным любопытством рассматривал чашку. — Приказали, — протянул он. — Нет, не трогайте ее. — Его тонкая рука быстро перехватила ручищу майора, который был уже готов сгрести чашку и что-нибудь с ней сделать. Майор еще не решил, что именно, но подумывал о том, чтобы вышвырнуть ее в окно.
   Крепкая рука Менджу сомкнулась на запястье майора.
   — Давайте поговорим о поспешном отступлении, которое вы затеяли, — любезным тоном предложил он.
   — Поспешном...
   — Да. Поспешном. Не только для вашей дальнейшей военной карьеры — как вы знаете, я имею в этом смысле кое-какое влияние, — но с точки зрения безопасности вашей жизни и жизней ваших людей. Нет, не надо, майор.
   Джеймс Боурис, побагровев от злости, попытался было вырваться из хватки Волшебника. Тот не переставал улыбаться. Треск ломающейся кости заставил майора ахнуть от боли.
   — Вы сильны, но сейчас сильнее я. — Рука Менджу все сильнее стискивала запястье майора.
   Боурис в ярости схватил Волшебника за руку и изо всех своих легендарных сил попытался вырваться. С таким же успехом он мог попытаться согнуть лазерную винтовку о танковую обшивку.
   — Сорок восемь часов назад я мог бы переломать тебе твои цыплячьи кости! — сквозь стиснутые зубы процедил майор, глядя на Менджу с яростью, которая, как он надеялся, скрывала его страх. — Это все твоя... твоя магия! — выплюнул он это слово.
   — Именно. Это все моя... магия!
   Произнеся слово на странном языке, Менджу поднял руку майора.
   Джеймс Боурис вскрикнул и вырвал наконец руку — точнее то, чем она прежде была. Смеясь, маг отпустил его, а майор упал в кресло, в ужасе глядя на когтистую цыплячью лапку на месте собственной кисти.
   Бульканье, донесшееся из чашки, заставило Менджу быстро глянуть на нее. Чашка тут же затихла, и лишь струйка пара лениво выползла из отверстия в крышке.
   — Верни мне руку! — Майор Джеймс Боурис вцепился в собственное запястье. Цыплячья лапка конвульсивно задергалась. — Убери ее! — почти взвизгнул он и закашлялся.
   — Больше никаких разговоров об отступлении, — холодно заявил Волшебник.
   — Будь ты проклят! — Лоб Боуриса усыпали бисеринки пота. — Мы разгромлены! Мы не можем сражаться с этим... с этой... — он подыскивал слова. — Ты сам все слышал! Оборотни! Гиганты! Какой-то тип с мечом, высасывающим нашу энергию...
   — Слышал, — мрачно ответил Менджу. Взмахом руки он подозвал к себе складное кресло, и оно проехало по полу, остановившись у него за спиной. Удобно усевшись, он разгладил складки на кашемировых брюках, продолжая рассматривать майора, который не мог отвести взгляда от своей мутировавшей руки. — Я слышал о человеке с мечом. Честно говоря, мне это показалось гораздо более любопытным, чем пугающим.
   Взмахнув изящной рукой, Волшебник произнес еще одно странное слово, и рука майора стала прежней. Вздрогнув от облегчения. Джеймс Боурис стал внимательно рассматривать ее, потирая кожу, словно хотел удостовериться в том, что она настоящая. Затем, смахнув пот с верхней губы, он уставился, сузив глаза, на Менджу.
   — Возьмите себя в руки, майор, — рявкнул маг. — Вы ведь сами знаете, кто этот человек с мечом.
   Облокотившись на стол, майор медленно опустил в ладони голову, коротко остриженную по уставу.
   — Нет, — глухо проговорил он. — Не знаю...
   — Джорам.
   — Джорам? — поднял голову майор Боурис. — Но мне сказали, что он соблюдает нейтралитет... — Майор осекся, его рот горестно скривился. — Понятно. Он и остался бы нейтральным, если бы мы не начали убивать его сородичей.
   — Полагаю, да, — пожал плечами Менджу. — Честно говоря, я всегда сомневался, что он позволит нам завоевать этот мир, не попытавшись так или иначе нас остановить. Однако свою роль он сыграл хорошо, так что его можно вывести из игры. На самом деле он чрезвычайно повысил ставки!
   Волшебник медленно расплылся в хищной улыбке, отчего его красивое лицо стало таким зловещим, что майор Боурис уставился на него в болезненном изумлении.
   — Джорам сумел вернуть себе свой Темный Меч, — сказал Волшебник после паузы и, сложив указательные пальцы обеих рук, потрогал свою высокую скулу. — Чтоб его! — Хотя он и ругнулся, голос его оставался тихим и сдержанным. — Нам надо взять образец этой руды на анализ. Темный камень! По его словам, он вытягивает магию из мира. А теперь, похоже, он и физическую энергию из мира тянет! Подумайте об этом, майор! — Менджу опустил руки и поправил манжеты озабоченным, явно привычным жестом. — Субстанция, которая может вытягивать энергию из любого источника и преображать ее! Получи такое оружие — и битва выиграна! Не только в этом мире, в любом, в который мы захотим вторгнуться! Теперь, майор, когда прибудут подкрепления?
   — Подкрепления? — Майор Боурис заморгал. — Да нет никаких подкреплений! Мы — экспедиционный корпус, наша цель... мирная. Или была таковой. — Голос отказывался ему подчиняться.
   — Да, она была мирной. Мы пытались договориться, но на нас напали, наши люди были безжалостно перебиты, — холодно сказал Волшебник.
   — Значит, вот какова твоя цель? — безжизненным голосом сказал Джеймс Боурис.
   — Именно такова. — Менджу раскинул руки. — На нас напали люди, которых ведет Джорам, он заманил нас в этот мир, где нам устроили ловушку и напали без предупреждения. Мы, конечно же, ответили, но угодили в западню. И нам нужна помощь, чтобы спастись!
   — И как только подкрепления прибудут, ты тут же загребешь их под свое командование, как и моих людей. Как и меня, — продолжал тем же глухим и бесстрастным голосом майор Джеймс Боурис.
   — И по моему приказу они будут убивать каждого мужчину, женщину и ребенка в этом мире, за исключением каталистов конечно же, которые — как вы сами успели убедиться — помогают мне увеличить магическую силу.
   — Это же геноцид! — ахнул майор, побагровев от гнева. — Господи, ты же говоришь об уничтожении всего населения! Зачем?
   — Зачем? — очаровательно улыбнулся Волшебник. Такой улыбкой он заставлял аудиторию поверить в реальность иллюзий, которые создавал перед глазами зрителей. — Разве непонятно? Я один буду обладать магией. Я, мои дочери и сыновья. Чуть не забыл — мне нужно несколько молодых женщин для выведения потомства. Об этом я сам позабочусь. При помощи магии моя семья будет править Вселенной! И в ней не останется ни одного сильного мага, чтобы остановить меня!
   — Я не стану тебе подчиняться! Я тебя порву! — яростно прокричал Боурис. Но слова застыли у него на устах, когда Волшебник медленно поднялся на ноги, небрежно направив палец на правую руку майора.
   Побледнев как смерть, майор отдернул руки и спрятал их под столом.
   — Кстати, насчет порвать. Майор, я советую вам не забывать, что всего несколькими словами я могу буквально разобрать вас по кусочкам. Косточка за косточкой. Вы знаете, что в теле человека более двух сотен костей? Я, забыл, сколько именно, биология никогда не была мне интересна. Но мне кажется, что такая смерть будет чрезвычайно болезненной.
   — Мои люди не станут убивать невинных!
   — Да они уже их убивают, майор Боурис, — перебил его, пожав плечами, Волшебник. — Вы боитесь людей этого мира. Что там говорил Джорам? «Чего они не понимают, того боятся. Чего они боятся, то уничтожают». Еще парочка таких сражений, и они более чем с готовностью будут истреблять магов. Теперь — я задал вам вопрос о подкреплении. Когда?
   Майор Боурис облизнул губы. Прежде чем заговорить, ему пришлось несколько раз сглотнуть слюну.
   — Не раньше чем через семьдесят два часа.
   Волшебник задумчиво покачал головой.
   — Семьдесят два часа. Боюсь, это слишком долго. Маги нападут на нас раньше. Джорам подтолкнет их к этому.
   — Здесь даже твоя магия не поможет, Менджу! — с горькой улыбкой заявил майор Боурис. — Мы отправили сообщение, но у нас проблемы со связью. Звездная база предупреждена, но люди должны доставить на борт припасы и погрузиться. Затем скачок. Если хочешь, хоть всех моих людей вместе со мной преврати в цыплят, — добавил он, с яростью глядя в красивое, загорелое лицо мага. — Это не ускорит процесса.
   Волшебник пристально воззрился на майора Боуриса, но тот ответил ему таким же упорным мрачным взглядом. На человека можно давить лишь до определенного предела — даже на сломленного человека. Похоже, этот предел был уже достигнут.
   — Значит, надо протянуть время, — негромко сказал Менджу, отворачиваясь от покрытого потом, напряженного майора. — И прежде всего нам нужен Меч!
   Джеймс Боурис сидел, облокотившись на стол и обхватив ладонями гудящую голову.
   Задумчиво нахмурившись, Волшебник уставился невидящим взглядом на чашку, которая под его взглядом вдруг совсем остыла. Парок уже не поднимался, внутри ничего не булькало. На лице мага стала проступать улыбка.
   — Мир... мы пришли сюда с миром... как вы и сказали, майор Боурис. — Менджу взял чашку за ручку. — Теперь нам нужен только вестник, который отнесет наше послание к одному человеку — благочестивому человеку, который, несомненно, если мы верно разложим наши карты, с большой охотой нам поможет.

ГЛАВА ВТОРАЯ
ВЕЛИКАЯ ЦЕHA

   В Мерилоне уже не стояла вечная весна. Зима нависла над городом, как и над лишенными магического покрова предместьями. Никто не приказывал призвать зиму, и Сиф-ханар тоже не пренебрегали своими обязанностями. Зима пришла в Мерилон потому, что Сиф-ханар осталось слишком мало. Те, кто пережил битву на Поле Доблести, были так слабы, что едва дышали, куда уж им было вызвать пышные розовые весенние облака.
   Снегопада в городе не помнили даже старейшие его обитатели. Сначала шел дождь — тепла перегретых тел вместе с теплом и влагой деревьев и растений рощи и садов Мерилона хватило, чтобы перенасытить воздух. Без Сиф-ханар, которые управляли погодой, уровень влажности под куполом поднялся настолько, что сам воздух начал сочиться слезами — плакал по убитым, или, по крайней мере, так говорили. С наступлением ночи дождь превратился в снег, и теперь весь город был укрыт белым покрывалом...
   — Как труп саваном, — тяжко произнес лорд Самуэлс, глядя из окна.
   Замерзший, засыпанный снегом сад, который он с такой печалью рассматривал, был не тем местом, где так любила гулять его Гвендолин. Не в этом саду родилась и расцвела любовь его дочери к Джораму. Не в нем Сарьон, храня свою мрачную тайну, искал защиты вырванному с корнями ростку. Нет, этот сад был больше, роскошнее, чем тот, который он так часто лелеял в мечтах в глубине своей темной души.
   Этот сад был больше, как и дом. Оба были сооружены с размахом. Лорд Самуэлс и леди Розамунда наконец осуществили свою мечту. Но они не были готовы заплатить ту цену, в которую им все это обошлось. А ценой оказалась их дочь. Слишком поздно поняли они, что променяли бесценную жемчужину на побрякушку.
   Вскоре после исчезновения дочери лорд Самуэлс начал рыскать по пустынным пескам Приграничья в надежде найти ее. Каждый день после своих трудов в гильдии он по Коридору отправлялся в это пустынное, безжизненное место, бродил по берегу и все звал ее по имени, пока не темнело настолько, что уже ничего нельзя было разглядеть. Тогда усталый и отчаявшийся он возвращался домой.
   Спал он беспокойно, порой просыпался и среди ночи рвался на границу, говоря, что слышал, как Гвендолин зовет его. Он почти ничего не ел. Телдара — та же самая грубоватая женщина, которая ухаживала за отцом Сарьоном, сказала леди Розамунде, что дух ее мужа настолько в разладе с телом, что жизнь его под угрозой.
   В то время леди Розамунду посетил император Ксавьер. Он был весь доброта и сочувствие. Он слышал о том, что происходит с лордом Самуэлсом. Его поведение — император подыскивал наиболее деликатные слова — снова привлекает внимание народа к тому самому весьма прискорбному инциденту. Никто так не понимает горя отца и матери, потерявших дочь, как Ксавьер. Но настало время лорду Самуэлсу переоценить эту трагедию с точки зрения будущего. Это случилось, тут ничего не изменишь. Пути Олмина неисповедимы, так что лорду Самуэлсу следует искать утешения в вере.
   Ксавьер произнес последние слова внушительно, погладив по руке леди Розамунду. Она не поняла, почему этот жест наполнил ее таким ужасом. Может, это из-за холодных, пустых глаз императора? Отдернув руку, она прижала ее к бьющемуся сердцу и рассеянно прошептала, что Телдара рекомендовала сменить обстановку...
   «Отличная идея!» — отметил император. Именно это он и имел в виду. В его власти одарить какого-нибудь счастливца небольшим поместьем. И лорд Самуэлс очень обяжет его, если примет этот ничтожный дар. Это поместье — небольшая деревенька полевых магов, замок в тех краях и дом в городе. После смерти прежнего владельца — графа Девона — владение пришло в упадок, поскольку наследников граф Девон не оставил. Так что лорд Самуэлс, как верноподданный короны, должен быть заинтересован в том, чтобы взять это имение и снова сделать его процветающим. Конечно, есть небольшой вопрос ренты за прошедшее время, но человек в положении лорда Самуэлса...
   Леди Розамунда сумела выговорить, что уверена — именно в этом нуждается ее супруг, чтобы изгнать горе из сердца. Она рассыпалась в благодарностях императору. Ксавьер ответил на ее благодарности легким наклоном головы и сказал, вставая, что теперь ее муж, несомненно, будет слишком занят, чтобы совершать ночные вылазки на границу. А потом добавил, что уверен: новые обязанности предоставят ее супругу более радостные темы для разговоров, чем бесконечные толки о молодом человеке по имени Джорам.
   Ксавьер оставил леди Розамунду, на прощание дав краткое наставление: человек, который смотрит назад, рискует споткнуться и упасть.
   Той ночью лорд Самуэлс прекратил свои посещения границы. Последующую неделю он с семьей посвятил переезду в замок Девона. Возвращались они в городской дом Девона только по праздникам и зимой, как было в обычае у знати. Теперь у семейства было все, что только можно пожелать, — богатство, положение, их принимали стоящие выше их по положению, поскольку теперь они стали равны с ними.
   О Гвендолин больше не говорили. Ее вещи раздали кузинам, но эти простые девушки не могли смотреть на ее платья и украшения без слез и вскоре убрали их подальше. Маленьким братику и сестричке Гвендолин приказали никогда не спрашивать о ней.
   Лорд Самуэлс и леди Розамунда присутствовали на всех придворных торжествах и приемах. И если радость ушла из их жизни и зачастую казалось, что на самом деле им все равно, где они и что происходит вокруг, то они хотя бы держались, как подобает знатным людям. Они теперь совершенно не отличались от своих новых знакомых.
   Лорд Самуэлс и его семья лишь прошлым вечером прибыли в свой мерилонский дом, изгнанные из замка вестью о войне, которую принесли им ариэли. К чести лорда Самуэлса, он не покинул своих земель, пока не удостоверился, что его крестьяне в безопасности. Вспомнив то, что слышал от Джорама о жизни полевых магов, и увидев ужасающее состояние деревни, лорд Самуэлс, после того как принял управление поместьем, сделал все, что мог, для улучшения условий жизни своих людей, потратив на это и личные деньги, и свою магическую энергию. Видеть, как недавно безразличные и тусклые взгляды людей наполняются благодарностью и почтительностью, стало одним из немногих удовольствий в его унылой жизни.
   — Как ты думаешь, все эти разговоры — правда? — мягко спросила его леди Розамунда, оглядываясь по сторонам, чтобы их не слышали домашние маги.
   — О чем, дорогая? — спросил он, оборачиваясь к ней.
   — О... о вчерашнем сражении, о смерти императора. Ты весь день просидел в своем кабинете. Я слышала, как ты с кем-то разговаривал, а затем прилетели ариэли. Что за вести они принесли?
   Лорд Самуэлс вздохнул, взял жену за руку, привлек ее к себе.
   — Вести невеселые. Да, донесения верны. Я собирался тебе рассказать, но хотел подождать, пока Мэри, дети и слуги соберутся на обед.
   — И что за вести? — Леди Розамунда побледнела, но держала себя в руках.
   — Человек, с которым я говорил этим утром, это Роб.
   — Роб? — изумленно посмотрела на него леди Розамунда. — Наш управляющий? Ты возвращаешься в замок? И это после того, как нас предупредили...
   — Нет, дорогая. Роб здесь, в Мерилоне. Все наши люди здесь. Дуук-тсарит переправили их в город нынче утром. И не только наших людей. Они привели в город всех полевых магов из окрестностей.
   — Во имя Олмина! — Леди Розамунда придвинулась поближе к мужу, который ласково обнял ее. — Такого не случалось со времени Железных войн! Что происходит? Шаракан согласился на встречу на Поле Доблести. Почему они нарушили свои торжественные клятвы?
   — Шаракан тут ни при чем, дорогая, — ответил лорд Самуэлс.
   — Но...
   — Я знаю. Епископ Ванье очень хотел бы, чтобы мы в это поверили. Однако правду знают слишком многие, кто вернулся с Поля Доблести. Говорят, враг пришел из-за Грани. Принц Гаральд, который, как ты сама знаешь, дорогая, известен как человек чести и отваги, сражался плечом к плечу с императором Ксавьером против общего врага.
   — Тогда почему епископ Ванье обманывает нас?
   — Это, дорогая, очень многим из нас хотелось бы узнать, — мрачно ответил лорд Самуэлс и нахмурился. — Он даже не хочет признавать публично, что император Ксавьер мертв, хотя свидетелей более чем достаточно. Епископ — да простит меня Олмин — стар и уже повредился умом. Боюсь, слишком тяжела для него эта ноша. И, судя по донесениям, которые я получаю, так думаю не я один. Ночью во дворце состоится совет, на котором будут решать, что делать. Я намерен присутствовать.
   Лорд Самуэлс все это время внимательно смотрел на жену. Она еще крепче стиснула его руку.
   — Кто созывает совет? — спросила она, видя в его глазах тревогу.
   — Принц Гаральд, дорогая, — спокойно ответил лорд Самуэлс.
   Леди Розамунда открыла было рот, чтобы начать отговаривать его, но муж остановил ее.
   — Да, я знаю, что Ванье, скорее всего, сочтет это предательством. Но надо что-то делать. В городе, особенно в Нижнем, растет тревога. В роще устроили временное пристанище для полевых магов, но их там как кроликов в садке. Среди них всегда зрело недовольство. Теперь их вытащили из собственных домов и согнали сюда как пленных. Среди них ходят слухи, что их подвергнут мутации и отправят сражаться, как кентавров в старину. Среди них назревает мятеж...
   — Олмин милосердный! — прошептала леди Розамунда.
   — Низший класс Мерилона в таком же состоянии. Среди людей ходят совершенно дикие слухи. Я слышал, что горожане собираются перед вратами Собора, кричат, чтобы епископ Ванье вышел к ним. Даже благородные семьи, потерявшие близких, разгневаны и требуют ответа. Но епископ заперся в своих покоях в Соборе и не желает видеть никого, даже графа де Шамбрэ или других высших вельмож. Принц Гаральд и его свита остановились у графа...
   — У графа? — ахнула леди Розамунда. — В Мерилоне? Гостем?
   — Дорогая, — сказал лорд Самуэлс, — ситуация очень серьезная. Можно даже сказать, отчаянная. Не хочу тебя пугать, но ты должна быть готова услышать правду. Согласно известиям, полученным мной от графа, Мерилон в опасности.
   — Но это смешно, — резко ответила леди Розамунда. — Город ни разу не был захвачен, даже во время Железных войн. Ничто не может проникнуть сквозь магию...
   Лорд Самуэлс готов был возразить супруге, но тут его перебил звон колокольчика где-то в отдаленной части огромного дома.
   — Это входная дверь, — сказала леди Розамунда, прислушиваясь. — Как странно. Кто-то пришел к нам в такую бурю? Ты кого-то ждешь?
   — Нет, — ответил озадаченный лорд Самуэлс. — Даже ариэли не могут летать при такой погоде. Они пользуются Коридорами... интересно...
   Оба больше не сказали ни слова, а стали напряженно ожидать появления домашнего мага.
   — Милорд! — В комнату влетел слуга с вытаращенными глазами и распахнул дверь. — П-принц Гаральд и каталист по имени Сарьон просят встречи с вами по неотложному вопросу!
   — Проводи их, пожалуйста, — еле слышно сказала леди Розамунда.
   Принц Гаральд! Здесь, в ее доме! Она едва успела обменяться с мужем короткими вопросительными взглядами. Лорд знаком показал, что знает не больше, чем она. Тут вошли гости. Принца сопровождали черными тенями вездесущие Дуук-тсарит.
   — Ваше высочество! — Леди Розамунда присела в поклоне, хотя не так низко, как перед покойным Ксавьером. В конце концов, принц был врагом. Ну, по крайней мере сорок восемь часов назад он им был. Все происходящее так невероятно, так страшно...
   — Ваша милость, — поклонился лорд Самуэлс. — Великая честь для нас...
   — Благодарю вас, — ответил принц Гаральд, прерывая вежливые речи хозяина, что отнюдь не было проявлением невежливости; просто принц страшно устал и стремился поскорее покончить с делами. — Разрешите представить вам отца Сарьона.
   — Отец Сарьон, — прошептали вместе лорд и леди. Но когда каталист снял капюшон с головы, лорд Самуэлс отпрянул, уставившись на него в смятении и ужасе.
   — Ты! — глухо ахнул он.
   — Милорд, я искренне сожалею! — Лицо Сарьона было искажено страданием. — Я забыл, что вы можете меня узнать, вы же были на Превращении. Я не явился бы перед вами столь внезапно, если бы только знал...