– Удачи, – сказал Генрих.
   Обнаружив, что из чрева дракона по зову первого рыцаря появился и второй, Оттобальт высоко поднял брови:
   – Ну и ну! Чудеса, и только. Сколько их там понапихано? Эдак сии демоны весь мой замок заполонят. Одному Душаре известно, сколько их там внутри дракона сидит.

Предпоследняя глава

   По разумным причинам ничего не делается.
Закон О'Брайена

   Явное превосходство немецкого военно-промышленного комплекса над соответствующей областью деятельности русских было очевидно во всем. Начать хотя бы с того, что электричества в этой части России не знали и длинные коридоры великолепного замка освещались по старинке – факелами.
   Что же до пиршественного зала, то человек, представленный как первый министр Марона, через Хруммсу торжественно сообщил, что на освещение оного ушло более тысячи восковых свечей. И поглядел на Дитриха торжествующе.
   – Нашел чем хвастать, – укорил его Оттобальт. – Драконы ведь огнем пыхают – они тебе что хочешь зажгут, а не только восковые свечи.
   – И все-таки, – не унимался Марона, – более тысячи. Где они еще могут такое увидеть?
   В чем-то он был прав.
   Дитрих не отрываясь разглядывал окружающее его великолепие и только что не стонал от зависти, прикидывая, как местные вещицы могли бы украсить его далеко не скромное обиталище.
   Все эти щиты, мечи, копья и секиры на стенах; эти великолепные старинные, потемневшие от времени доспехи; эти величественные серебряные и даже золотые статуи, возвышающиеся в каждой нише; тяжеленные канделябры размером с дюжего рыцаря; лохматые и чешуйчатые шкуры – о-о-о-о, это просто невыразимо. Пожалуй, ни один берлинский или дрезденский музей не мог похвастать подобной роскошью.
   Нет, удивительная все-таки страна – Россия. Ничегошеньки у них нормального нет: ни дорог, ни электричества, ни оружия, ни техники – даже самой завалящей. А вместе с тем живут как в сказке, среди загадок природы, едят и спят на золоте, редких и ценных вещей даже в самом провинциальном, захудалом местечке – завались. Скажем, как этот рыжий Оттобальт (кстати, имя-то немецкое, надо выяснить поаккуратнее, не фольксдойче ли он) таскает на голове тяжесть весом в пару килограммов: кусок золота непомерной величины с какими-то камушками. Морунгену не хотелось даже думать о том, что слегка отшлифованные камушки, по всей вероятности, тоже настоящие и цены им в каком-нибудь магазине «Тиффани» просто не определить.
   Длинный стол был заставлен яствами.
   Особое место в сегодняшнем меню занимала кабанья туша, нашпигованная чесноком и обильно политая пряным соусом. Кабана королевский повар всегда готовил мастерски. А так как в связи с грядущим приездом ее величества королевы-тети повар снова собирался уйти в отшельники, то решил побаловать обожаемого монарха и его гостей своими самыми незабываемыми шедеврами.
   Надо сказать, что и Дитрих, и Вальтер сперва подозрительно покосились на дымящиеся ломти мяса, поданные им на золотых необъятных блюдах. Однако уже через две секунды вдумчивого впитывания источаемых мясом ароматов они уписывали за обе щеки.
   – Это положительный признак, – заметил королю министр Марона. – Кажется, действительно удастся обойтись без девственниц.
   – Хорошо бы, – согласился Оттобальт. – А то мне сказали, что за девственницами отправили делегацию в близлежащие села, но, сдается мне, и там дела обстоят не лучше.
   – Неужели ваше величество действительно собиралось отдать невинных девушек на растерзание монстру?
   – А почему бы и нет? – пожал плечами король. – В Тиморе, если помнишь, эти невинные девушки загнали бедного дракона в какие-то дальние пещеры, где он по сей день и питается травкой.
   – В пещерах? – уточнил министр.
   – Не морочь мне голову, – рявкнул король. – Мне вообще полагается вести сейчас оживленную беседу с представителем моего дракона. Кстати, отчего это Мулкеба ютится в самом дальнем уголке? А ну-ка пригласите его пересесть поближе. Нам будет нужна его консультация.
   Человек способен привыкнуть ко всему. Еще час назад белые и дрожащие от страха придворные Оттобальта Уппертальского прятались друг за друга, чтобы не попасться на глаза дракону и непонятным драконорыцарям, наличие которых не было оговорено ни в одном справочнике по драконам, – и вот они уже весело пируют с ними за одним столом и ощущают себя так, будто это в порядке вещей.
   В иное время Дитрих был бы слегка оскорблен, что к нему почти не обращается хозяин замка, но теперь он просто наедался до отвала, пытаясь компенсировать несколько дней вынужденной диеты. Хруммса периодически мурчал что-то успокаивающе, и звуки родной речи положительно влияли на настроение бравого майора. Вальтер очень хвалил местное вино и намекал, что пора бы отнести порцию-другую тем, кто остался в танке.
   Если у Дитриха мелькала в самом начале обеда мысль о возможном покушении на их драгоценную жизнь посредством отравления, то она отпала сразу, как только он увидел, что все совершенно по-варварски берут себе мясо с общего блюда и швыряют куски на пробу собакам, которые во множестве присутствовали в пиршественном зале в расчете на эту хорошую традицию.
   А Оттобальт тем временем допрашивал тревожного Мулкебу:
   – Объясни мне, сколько драконов ты мне приволок?
   – Одного, ваше величество.
   – А это что за демоны?
   – Так положено, ваше величество.
   – Никогда не слышал о том, чтобы к дракону прилагались какие-то демоны. Драконы – твари злобные и эгоистичные. Хруммса! Не переводи! О чем это я? А, о том, что ни один дракон не потерпит рядом ни одного демона. А здесь их целых два.
   – Не совсем, – мурлыкнул Хруммса.
   – Что?!
   – Ничего, это я так, к слову.
   – Ваше величество! – твердо сказал Мулкеба. – Теперь у нас праздник, мы отмечаем великую победу вашего величества над злобными и коварными бруссами, а также то, что к нам примкнул дракон небывалого могущества и совершенно неизвестный науке.
   – Это меня пугает больше всего, – признался король. И нежно улыбнулся Дитриху.
   Морунген понял, что пора укреплять так здорово налаженные дружественные связи с местным населением.
   – Так, значит, мы с вами союзники? – уточнил он.
   Хруммса пропел несколько труднопроизносимых слов, и Дитриху послышались знакомые немецкие корни. «В самом деле, нужно узнать, что это за народность такая? Может, это и есть потомки тех самых Рюриковичей!»
   Оттобальт важно попыхтел:
   – Ну разумеется, разумеется, ваше огнедышество!
   – Мне приятно слышать это от вас, ваше величество, – кивнул Дитрих, спохватившись, что этот рыжий в короне все-таки король, а он сам принадлежит к древнему баронскому роду. А к подобным вещам потомок доблестных фон Морунгенов не может относиться с пренебрежением.
   Король тем временем перешел к весьма интересовавшей его теме:
   – А вы, значит, у нас проездом?
   – Совершенно верно, ваше величество.
   Оттобальт помолчал пару секунд, наслаждаясь приятной мыслью о том, что скоро этот кошмар закончится. Министр Марона, уловивший неловкую паузу, деликатно кашлянул по правую руку от короля, чтобы вернуть его величество с небес на землю. Хруммса деликатно кашлянул по левую руку от короля, дабы привлечь внимание его величества к персоне переводчика и таким образом побудить его вести беседу дальше. Маг Мулкеба издал звук, несколько похожий на скрип старой, несмазанной телеги.
   Король спохватился:
   – Держите путь на службу в Беломатки… то есть Бело?.. Впрочем, это совершенно неважно. Так что же вас к нам привело?
   Забыв о субординации и о грядущем наказании, Мулкеба изо всех сил стал пихать короля в бок локтем. Надо отдать должное его рассеянному величеству – он довольно быстро сообразил, что углубился в ненужные подробности.
   – Ах да! – мило улыбнулся он. – Вот, кстати, наш придворный чародей желал бы задать вам, ваше драконие, несколько вопросов.
   – Наш штатный идеолог мечтал, чтобы вы поделились с ним своим опытом, и хотел бы задать пару вопросов, – перевел Хруммса.
   – Интересно было бы нам всем узнать, ваше драконоподобие, насколько хорошо себя чувствует их железное великолепие? – тонко намекнул «штатный идеолог», имея в виду оставленное во дворе бронированное чудовище и желая узнать, какой пакости можно ждать от команды драконов и демонов.
   – Это что, сумасшедший дом или они над нами издеваются? – шепнул Вальтер на ухо Морунгену.
   – Сам не разберу, но, по-моему, король настоящий, – так же шепотом ответил ошарашенный Дитрих.
   Затем ему пришло в голову, что надо бы в ответ тоже на что-то намекнуть, и потому туманно молвил:
   – У нас все в порядке, и, если надо, мы готовы дать отпор врагу хоть сейчас!
   Хруммса легко перевел эту фразу, а затем от себя добавил:
   – У них по этому поводу даже песня есть такая: «Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути». – Последнее предложение он пропел, дирижируя тонненькой ручкой.
   Все уставились на него в равной степени озадаченно. Хруммса смутился:
   – Или не у них, а у их идеологических противников – точно не скажу.
   Зал потрясенно зашумел.
   – Тихо! Тихо! – прикрикнул Оттобальт. – Всем соблюдать регламент, не то я прикажу очистить помещение.
   Король ощутимо пихнул Мулкебу локтем в бок, заодно отыгравшись за неподобающее магу поведение.
   – Мулкеба! Говори, говори далее.
   Маг постарался изобразить на лице умное и одновременно глубоко доброжелательное отношение к собеседнику.
   – Я хотел еще спросить наших уважаемых гостей, как они собираются праздновать… – Тут он обнаружил, что успел забыть нужное слово, полез в мешок, который стоял возле его кресла, за толстенной книгой, открыл ее и прочитал, водя пальцем по строчкам: – Новый год!
   В зале воцарилась гробовая тишина. Министр Марона показал Мулкебе, что велит последнего повесить, утопить и четвертовать одновременно. Король закатил глаза:
   – Вот дуралей, что он городит?
   Мулкеба всмотрелся в изумленное лицо драконорыцаря и спохватился:
   – Ой, кажется, не то прочел. – Он пошелестел страницами и радостно объявил: – Конечно. Как я мог так ошибаться? Я имел в виду День Победы.
   Морунген расцвел:
   – Ну, господа, это в корне неверный вопрос. Правильнее было бы его задать так: ГДЕ немецкая армия собирается праздновать Новый год и День Победы? И я отвечу, что ни для кого не секрет, что и Новый год, и Победу мы все еще надеемся отпраздновать в одном месте – и это Москва!
   – Это где? – поинтересовался Марона.
   – Понятия не имею, – пожал плечами Мулкеба.
   – Так выясните! – рявкнул министр.
   – Не собираюсь, – ответствовал маг. – И так все чрезвычайно запуталось.
   – А кого нам за это нужно благодарить? – свирепо вопросил Марона. – Даже дракона толком вызвать не можете – все время какие-то накладки.
   – Какие накладки?
   – А кто в прошлом году затопил казармы киселем, вместо того чтобы произвести запас солонины?
   – Подобные неприятности могут случиться с любым.
   – А кто выкрасил озеро в желтый цвет, чем надолго отпугнул рыбаков и лишил двор свежей рыбы?
   – Зато какие прелестные стены получились в спальне его величества!
   – А кто облысил всех кур в королевском птичнике?
   – Почему вы не упоминаете о повышенной мягкости новых перин?
   – А кто побудил статую короля Хеннерта шастать по всем дартским кабакам и требовать эля?
   Маг насупился.
   – А?.. – собрался было продолжить реестр всех этих безобразий Марона, однако его внимание привлекла необычайная тишина.
   Тут выяснилось, что все в пиршественном зале молчат и внимательно следят за их перепалкой.
   – Молчать! – не выдержал Оттобальт. – Позорите меня перед драконом. Добро бы свой был, а то почти незнакомый, а вы ведете себя как дети малые. Вапонтиху вашего папу на завтрак! Чтоб на вас моя тетя глаз положила!
   – Проклинать вредно, – испуганно сказал маг. – Чего доброго еще сбудется.
   Оттобальт спохватился и примирительно обернулся к Дитриху:
   – Прошу простить меня за грубость, ваше драконоподобие.
   Хруммса с восторгом перевел на немецкий всю перепалку министра и мага, а затем и гневные выкрики короля. Поэтому Дитрих с пониманием произнес:
   – Ничего, ничего, продолжайте. Дисциплина! Вот что превыше всего!
   – О! – Король упер указующий перст в потолок. – А я тут всех распустил. И министров, и магов, и тетю. И даже какого-то идеолога – одному Душаре известно, кто он и чем занимается при моем дворе. И этого вот полиглота тоже. И безумного лесоруба Кукса. Поэтому постанавливаем: Мулкеба, продолжай наше собрание и поясни гостям, что ты имел в виду, когда задавал свои дурацкие вопросы.
   Мулкеба собрался было встать, дабы произнести пламенную речь, однако Оттобальт неожиданно ловко и предусмотрительно наступил ему на полу плаща, и маг плюхнулся на свое место.
   – Сидеть, я сказал! – прошипел король сквозь зубы. – Мы с драконом наведем тут порядок.
   Мага передернуло. Однако демона не проигнорируешь.
   – Я, ваше огнедышество, когда спрашивал про победу, хотел у вас выяснить: что вы изволите кушать в честь этого праздника? Мы ведь люди смертные, оттого не ведаем, что драконы предпочитают поедать в праздничные дни.
   Морунген обалдело переглянулся с Вальтером.
   – Так, а разве мы не люди? Чем мы хуже остальных?
   Зал дружно рассмеялся и даже зааплодировал, приветствуя такое проявление драконьего остроумия. Оттобальт проговорил, утирая выступившие на глазах слезы:
   – Не знал, не знал, что драконы бывают такими шутниками. – Пальцем подманил к себе слугу и приказал: – Позови сюда повара. И все-таки, ваше драконоподобие, – продолжал король, – коль дело приняло такой серьезный оборот, хотелось бы лично от вас услышать, что прикажете подать к праздничному столу? Да! И в каких количествах?
   Морунген наклонился к Треттау и тихо произнес:
   – Не теряй бдительности. Они намекают нам на то, что знают, сколько человек осталось в танке. Правда, эти люди производят впечатление дружелюбных и мирных поселян, но русским доверять до конца нельзя. К тому же лично у меня вызывают тревогу их странные фразы про драконов, магов – какие-то явные галлюцинации.
   – Дикие люди, – отвечал Вальтер. – Похоже, они сами верят в то, что говорят. Или это такой поэтический язык.
   – О да! – подтвердил Морунген. – Язык у них поэтический. Скажем, сравни – «Буря мглою небо кроет» и «Комиссар солдат матом кроет». Ты улавливаешь разницу?
   – Не очень.
   – Вот и я говорю – великий язык.
   – У нас тоже был Гёте.
   – Это правда, но Гёте можно понять. У него, скажем, юный Вертер умирает от любви. А у них Пушкин говаривал: «Нет, весь я не умру». Вот как можно умереть частично?
   – Не знаю.
   – И я не понимаю. А другой их поэт сам честно признал: «умом Россию не понять».
   – Верно, – согласился Вальтер. – Это мне близко и доступно. Здесь вообще ничего умом не понять.
   – Дело в том, – вкрадчиво произнес Оттобальт, понимая, что на него возложена ответственная миссия договориться с драконом, – что у нас есть проблема похлеще варваров. То есть за истребление и уничтожение бруссов мы, конечно, признательны и сейчас же оговорим меню праздничного ужина, но хотелось бы узнать поточнее относительно ваших планов на предмет ее величества.
   Морунген остолбенел.
   – То есть собираетесь ли вы решать этот вопрос категорически и радикально – или мягко и поэтапно?
   – Дракон не понимает, – громким шепотом сказал Мулкеба.
   – Почему? – уставился на него Оттобальт.
   – Он еще не покормлен.
   – Понятно.
   Как раз в эту минуту в пиршественный зал и вошел долгожданный повар:
   – Звали, ваше величество?
   – Да, Ляпнямисус, выслушай гостей и приготовь наилучшим образом все, что они изволят попросить на ужин, то есть на обед. То есть я имею в виду и ужин, и обед, и завтрак, и промежуточные трапезы. Потому что если они проголодаются, то попросту сожрут всех, Душара их задери! И это нужно учитывать. Хруммса! Не переводи!
   Повар склонился перед королем и не без опаски приблизился к гостям. Морунген оживился:
   – Нас будет пятеро.
   Сделав широкий жест, описавший добрую половину Упперталя, он пояснил:
   – Еще трое подойдут позже.
   Хруммса перевел.
   Король откинулся в кресле и стал хватать ртом воздух.
   – Спокойно, ваше величество, – призвал его маг. – Должны же они там закончиться.
   – Я уже начинаю в этом сомневаться, – просипел король.
   Повар Ляпнямисус с некоторым удивлением водил глазами, изучая все загадочные пассы Дитриха, и записывал его пожелания, макая заточенную палочку в воду.
   – Свиные тушеные ножки, квашеной капустки, пива бы…
   – Эля, – перевел Хруммса. – Но крепкого и хорошего. И пупунчикские ножки с квашеной пусатьей.
   – Колбасок жареных. А еще, скажем, из французской кухни – салат крабовый, сыр с голубой плесенью, а можно и «Бонифас» с грибами, гуся с вареньем и шкварками…
   – Из хаабской кухни – салат из бамбаньерских крабов, деликатесные пыр-зик-саны, толстенького усякра, политого вареньем и в собственном поджаренном сальце.
   – Пусть не учат Вапонтиха плавать, – буркнул довольный повар. – Сообразим в лучшем виде. Они про своих сырых неприготовленных девственниц навсегда забудут.
   – Хруммса! Не переводи! – застонал Оттобальт. – А то они надолго у нас останутся питаться.
   – Это мысль, – оживился Мулкеба. – Дракон на дотации.
   – Придушу, – пообещал король. – Хруммса! Не переводи.
   Тем временем Морунген завороженно следил за действиями повара.
   (СПРАВКА: в Уппертале в качестве письменных принадлежностей используют остро заточенные щепки чернильного дерева, которое в огромных количествах произрастало на территории Юккена; чтобы что-нибудь написать, необходимо обмакивать палочку в обычную воду. Вода впитывается, красящие вещества растворяются и оставляют след на бумаге. У этого предмета лишь один существенный недостаток – пальцы так же хорошо окрашиваются в черный цвет, как и бумага. Древесину чернильного дерева Упперталь менял в Юккене на соль и металл.)
   – А что это такое, можно узнать? – потянулся немец к диковинному предмету.
   Повар с сожалением посмотрел на дикого драконорыцаря, росшего, вероятно, вдали от цивилизации. Вздохнул сочувственно. Однако протянул палочку.
   – Юккенское пумпало, мы им пишем. Рисуем вот эти знаки на бумаге. Вот так и вот так. Хруммса, хихикая, перевел.
   – Правда этим можно писать? – восхитился Дитрих, вертя палочку в пальцах. – Глазам не верю.
   – Только она руки пачкает, ваше огнедышество. Будьте осторожны, – запоздало предупредил повар.
   Морунген потер пальцы, моментально покрывшиеся темными пятнами. Показал палочку изумленному Вальтеру:
   – Очаровательно, какая экзотика! – Затем обратился к Хруммсе за помощью: – Я восхищен. А можно мне пару штук взять с собой в Германию в качестве сувениров?
   Ляпнямисус окончательно уверился в том, что ничего завидного в жалкой драконьей доле нет и быть не может. Надо же, как бедное существо радуется какой-то маленькой чернильной палочке, как умильно смотрит в глаза, как хочет хотя бы такую игрушку. Воистину никогда не возжелай иной судьбы – Душара может и посмеяться над таким глупцом. Ему захотелось сделать драконорыцарю хоть что-то приятное.
   – Конечно можно, что в этом такого?
   Повар пристально рассмотрел свою палочку: действительно занятно, если вдуматься.
   – И мне тоже, если можно, – попросил Вальтер. – Я отдам свои в университетский музей. Профессор этнографии будет сам не свой от радости.
   Хруммса понял безнадежность ситуации и подозвал старшего слугу:
   – Иснармул, распорядись, чтобы господину майору и его товарищам упаковали двести пумпало, только быстро.
   – Этот драконорыцарь носит титул майора, – доложил Мулкеба Оттобальту.
   – И что нам с этого?
   – Не знаю. Но ему может быть приятно, если мы станем к нему обращаться с уважением. Родные слова возбуждают в любом существе положительные ассоциации.
   – Чего? – уточнил король.
   – Эль – это приятно, – доходчиво пояснил маг. – Это положительная ассоциация. Тетя – это неприятно. Это отрицательная ассоциация.
   – Тетя – это кошмар, – пожаловался король. – Твой дракон собирается бороться с моим кошмаром?
   – Надо его к этому подвигнуть.
   – Вот ты и двигай.
   – Надо заходить издалека, – коварно предложил маг. – Расслабить, добиться взаимопонимания, а затем уже…
   – Что делать? – спросил Оттобальт.
   – Поводить гостей по замку, показать им наше благосостояние. Намекнуть, что мы в долгу не останемся. И пускай Хруммса поработает над этим вопросом – выяснит там, что может особенно интересовать дракона.
   – Белохатки его интересуют, – буркнул вездесущий Хруммса.
   – Да где ж мы ему возьмем эти Белохатки? – впал король в отчаяние.
   – Надо обещать все, что он хочет, – нашептал маг в правое ухо. – Хруммса! Не переводи и не комментируй! А потом, когда выполнит наше задание, можно будет и отказаться от своего обещания.
   – А он тут погром устроит! – предположил король.
   – Ладно. Сделаем мы ему эти Белохатки. Будут как настоящие.
 
   Осчастливленные необычайно вкусными блюдами, Клаус, Генрих и Ганс быстро распределили график дежурств в танке, после чего Клаус остался руководить отрядом из двадцати молчаливых гвардейцев Сереиона, а остальные отправились осматривать замок.
   Убедившись в полном и бесповоротном отсутствии в замке не только электричества, но и элементарных мест общественного пользования, Морунген не удержался от того, чтобы уколоть Хруммсу:
   – Наша наука все-таки вас обошла на несколько корпусов. Причем еще до начала войны. Так что согласитесь, сопротивление рейху – очевидно бессмысленная вещь.
   – Вы заставили работать на вас лучшие умы Европы и думаете, что так будет продолжаться вечно? Я не говорю уже о том, что Гудериан учился в Москве, и это тоже очевидная вещь, – отвечал Хруммса с обидой за весь цивилизованный мир.
   – Никто никого не заставлял! – возмутился Морунген, в глубине души ощущавший Хруммсину правоту. – Как говорят у вас в России: «Рыба ищет, где глубже, а человек – где рыба», правильно я сказал?
   – При чем тут рыбалка? – обменялись Ганс и Генрих удивленными взглядами.
   – Скажите лучше спасибо господину Бользену из третьего отдела РСХА, – ядовито сообщил Хруммса, – что он вашим ученым и вашим идеологам не дал докатиться до ядерного апофеоза, а то пришлось бы янки увековечить вашу нацию вместо японцев.
   – Что-то я не понимаю, о чем мы говорим, – попытался проморгаться Дитрих.
   Оттобальт со свитой шагали чуть позади, мучась любопытством, но не смея прерывать беседу полиглота и драконорыцарей.
   – Это, в общем, и к лучшему, что вы меня не понимаете, – загадочно сообщил Хруммса. – Вот господин Бользен – тот всегда понимал. Пиво у вас замечательное, – продолжил он безо всякой видимой связи с предыдущим. – Вот его и варили бы, в этом, можно сказать, все нуждаются. Ну а лично мне по сердцу, как вы играете. Лучше бы партию национал-музыкантов организовали, имени Рихарда Вагнера. И гимн бы взяли – «Полет валькирий». Впечатляюще? Это наверняка многим бы понравилось… – он сделал длинную паузу, задумавшись о чем-то своем, – у нас тоже.
   – Я польщен тем, что даже здесь знают Вагнера, – приосанился Морунген.
   Генрих обрадовался:
   – Ну! Музыка! Это мы умеем, это у нас в крови.
   Он добыл из кармана губную гармошку и принялся лихо наигрывать на ней «Ах майн либер Аугустин». При первых тактах этой нехитрой мелодийки глаза у Дитриха широко открылись и он хищно произнес: «Так, я понял, почему ко мне постоянно привязывается эта паршивая песенка!».
   На мага Мулкебу вид немца, играющего на губной гармошке, произвел совершенно невероятное впечатление. Он остановился на месте, придержал за рукавчик Хруммсу и потянулся к инструменту дрожащей рукой:
   – Ой! Неужто это та самая пульзялипическая дудка, под которую пляшут все драконы?
   Генрих прекратил играть и внимательно уставился на Мулкебу. Тот глядел на него доверчивыми глазами и улыбался. Диц почувствовал, что ему нужны пояснения, и обратился к Хруммсе:
   – Что он говорит?
   Однако полиглоту было не до Генриха. Он как раз пытался втолковать Мулкебе пару простых истин:
   – Нет, нет, это другая дудка, под нее у них сейчас Европа пляшет. – Он торопливо обернулся к немцам и успокоил их: – Мы тут, знаете ли, очень отстали от цивилизованного мира, если не сказать больше.
   – Да, да, мы все понимаем, – посочувствовал Дитрих. – Когда война закончится, дела пойдут к лучшему, Германия не позволит никому в России жить плохо. Мы построим большое, сильное общество.
   – Представляю себе блестящее будущее и радужные перспективы этого общества, – буркнул Хруммса себе под нос. – Одни сплошные чистокровные арийцы с нордическими характерами.
   – И еще отремонтируем все дороги, чтобы можно было ездить не только верхом, – радостно сообщил Ганс.
   – Да! – осенило Морунгена. – Правильно, Ганс. Сначала разберемся с дорогами, а потом – общество.
   – Ничего не понимаю, – обиделся Оттобальт. – Они осматривают мой замок или замок нашего полиглота? И что они собираются делать с моими прекрасными дорогами? Что это значит: «чтобы по ним можно было ездить не только верхом»? А как еще?