Страница:
Невысокий, крытый соломой коттедж стоял немного боком к подъездной дорожке, словно стесняясь малознакомых людей. Стены его были выкрашены в теплый персиковый цвет, рамы и ставни были темно-синими, почти фиалковыми, а перед деревянным крыльцом в ярко раскрашенных глиняных горшках росли крупные турецкие гвоздики.
– Какая красота! – вырвалось у Кэндис.– Он похож на сказочный домик фей!
– Что-что? – переспросил Эд и, выключив двигатель, огляделся с деланно равнодушным видом.– Ах, ты об этом… Разве я не говорил – моя тетка была известной художницей и любила, чтобы вокруг все было ярко, красочно. «Терпеть не могу беленые стены и красную черепицу»,– вот как она говорила. Оранжевый, желтый, лимонный – это были ее любимые цвета.– Эд обошел машину и открыл перед Кэндис дверцу.– Ну вот мы и приехали. Проходи в дом – взгляни на него изнутри.
Парадная дверь открывалась в небольшую прихожую, отделанную мореным дубом. С низких стропил свисали букеты сухих цветов.
– Как видишь, он не рассчитан на слишком высоких гостей,– пошутил Эд и посмотрел на Кэндис, которая заглядывала в вымощенную каменными плитами кухню.– Ну как, нравится?
– Очень,– честно призналась Кэндис. Она вошла в кухню, стены которой были выкрашены экстравагантной оранжевой краской, и провела рукой по деревянной столешнице рабочего стола.– Когда ты сказал, что унаследовал от тетки дом, я представляла себе… нечто совсем другое. Более простое, может быть. Стандартное. Заурядное.
– Я жил здесь одно время,– сказал Эд.– Когда мои родители разводились. Помню, я часто сидел у окна в гостиной и играл со своими паровозиками и машинками. Это было не самое лучшее время в моей жизни. Впрочем, у тетки мне нравилось.
– А сколько тебе тогда было лет? – спросила Кэндис.
– Десять.– Эд покачал головой.– Я прожил здесь несколько месяцев, а потом меня отправили в пансион.
Он отвернулся и стал смотреть в окно. Где-то в глубине дома уютно тикали часы, за окном зеленел сад, и было тихо, как может быть только за городом, далеко от шоссе. Через плечо Эда Кэндис видела крошечную пичужку, озабоченно выклевывавшую что-то из большого глиняного горшка, разрисованного красными и желтыми цветами.
– Как ты думаешь, сколько за него дадут? – спросил Эд, снова поворачиваясь к ней.
– О нет, не продавай его! – воскликнула Кэндис.
– Что же мне, стать фермером и поселиться в этой глуши? – поинтересовался Эд.
– Вовсе не обязательно жить здесь постоянно,– возразила Кэндис.– Ты мог бы сохранить его для…
Для уик-эндов? Представляю: два часа тащиться в пятницу вечером по шоссе, застревая в бесконечных пробках, чтобы потом тупо сидеть перед телевизором и стучать зубами от холода? Нет уж, уволь…
– Как хочешь. Это ведь твой дом.
Кэндис посмотрела на висевшую на стене вышивку в деревянной рамке. Красными нитками по серому были вышиты слова: «Любовь в разлуке сильнее». Чуть ниже – тоже в рамке и под стеклом – висел детский рисунок акварелью: три жирных гуся на изумрудно-зеленом лугу. Приглядевшись, Кэндис заметила в левом нижнем углу надпись, сделанную взрослым, очевидно, учительским почерком: «Э. Армитедж, 4 кл.».
– Ты никогда не говорил мне про… про это,– пробормотала Кэндис.– Я не знала, что это было так… так…
Она беспомощно развела руками.
– Ты не спрашивала,– ответил Эд, продолжая смотреть в окно.
– Интересно, что там с моим завтраком,– пробормотала Мэгги, приподнимаясь на локте.
Джайлс лениво потянулся и приоткрыл один глаз.
– Ты хочешь еще и завтрак?
– А ты как думал? Нет, так легко ты не отделаешься!
Мэгги села, давая Джайлсу возможность встать с кровати, потом снова откинулась на подушки. Блаженно щурясь, она смотрела, как он натягивает майку и джинсы. Просунув в штанину ногу, Джайлс неожиданно замер.
– Нет, ты только посмотри на это! – воскликнул он.
Мэгги снова села на кровати и, проследив за его взглядом, увидела, что Люси преспокойно спит на ковре.
– Что ж, очевидно, мы ей не помешали,– заметила она, усмехнувшись.
– Может быть, она вообще предпочитает спать на полу? Интересно, зачем мы тогда покупали ей такую дорогую кроватку?
Джайлс на цыпочках прокрался к журнальному столику и, взяв с него поднос, протянул Мэгги.
– Прошу, мадам…
– Кофе совсем холодный,– немедленно заявила Мэгги.– Я такой не пью.
– Управляющий приносит свои глубочайшие извинения и заверяет, что подобное больше не повторится. Пожалуйста, попробуйте этот свежайший апельсиновый сок и круассаны от нашего лучшего повара. Еще раз извините, мадам.
– Гм…– Мэгги пригубила сок.– Я требую в качестве компенсации ужин на двоих в ресторане. В каком – я сама выберу. Лучше соглашайтесь, а нет – пеняйте на себя!
– Разумеется, мадам. Управляющий с удовольствием пойдет вам навстречу. «Клиент всегда прав, даже если он не прав» – таков наш девиз.
Джайлс взял кофейник и вышел из комнаты, что-то тихонько мурлыча себе под нос, а Мэгги взяла круассан и, разрезав его вдоль маленьким серебряным ножичком, густо намазала обе половинки джемом. Снова сложив их вместе, она откусила большой кусок и подумала, что уже давно не завтракала с таким аппетитом. И никогда еще такая простая еда не казалась ей столь вкусной. Должно быть, усталость подействовала и на ее вкусовые рецепторы тоже, но отдых снова вернул их к жизни.
– Ну вот, так-то лучше,– сказал Джайлс, возвращаясь в комнату и садясь на кровать.– Как ты считаешь?
– Угу,– согласилась Мэгги и, отпив апельсинового сока, откусила еще кусок круассана с джемом.
Когда она ставила стакан обратно на поднос, луч солнца отразился в стекле, и во все стороны брызнули оранжевые зайчики. Сладкий джем. свет и тепло – именно так Мэгги представляла себе счастье! Взгляд ее упал за окно, где зеленели освещенные солнцем поля. Это был настоящий английский рай, и Мэгги вдруг захотелось отправиться на прогулку.
«Грязь, ухабы и ежевика! – напомнила она себе.– Коровы и овцы, а также коровьи лепешки, которые плохо видны в траве. А ведь где-то еще существуют такси, магазины, яркие огни, люди, неумолчный шум огромного города…»
– Знаешь, чего мне хочется? – осторожно начала Мэгги.– Мне хочется вернуться на работу. На днях я об этом думала и решила, что можно попробовать.– Она сделала глоток горячего кофе и искоса посмотрела на Джайлса.– Что ты скажешь?
– На твою старую работу? – уточнил он.– Или ты имеешь в виду работу вообще?
– Конечно, на старую! В «Лондонец». Я ведь была неплохим редактором, и к тому же мне этого не хватает.– Мэгги снова глотнула кофе. Она чувствовала себя хозяйкой положения, и ей это определенно нравилось.– Конечно,– добавила она рассудительно,– это произойдет не завтра и не послезавтра. По закону я могу сидеть с ребенком еще несколько месяцев, а потом… потом Люси подрастет, и мы сможем нанять няню.
Пока Джайлс молча обдумывал услышанное, Мэгги прикончила первый круассан и принялась намазывать джемом второй.
– Мэгги…– промолвил наконец Джайлс.
– Что, дорогой? – улыбнулась она.
– Ты… уверена, что действительно этого хочешь? Тебе будет трудно.
– Я знаю. Но вряд ли это труднее, чем быть матерью двадцать четыре часа в сутки.
– И ты считаешь, что мы сможем найти подходящую няню, которая бы…
– О-о, тысячи семей нанимают нянь для своих младенцев! Не понимаю, почему мы не сможем. Разумеется, это должна быть хорошая няня…
Джайлс нахмурился:
– Но представь: тебе придется вставать очень рано, садиться на поезд, мчаться в Лондон… а вечером возвращаться назад. Это очень нелегко!
– Конечно, нелегко, если мы будем жить здесь, в «Соснах».– Мэгги лучезарно улыбнулась.– Вот почему нам придется переселиться в Лондон.
– Что-о? – Лицо у Джайлса вытянулось.– Ты это серьезно?
– Абсолютно серьезно. И Люси тоже не против, правда, маленькая? – Мэгги с любовью посмотрела на дочь.– Она хочет расти городской девочкой, как мама.
– Но, Мэгги…– Джайлс судорожно сглотнул.– Не кажется ли тебе, что это… немного чересчур? Ведь мы всегда хотели…
– Ты хотел,– мягко поправила его Мэгги.– Меня никто не спрашивал.
– Но ведь здесь и свежий воздух, и природа, и моя мама под боком! Мне кажется, было бы неразумно от всего этого…
– Твоя мама со мной согласна.– Мэгги снова улыбнулась.– Кстати, если ты не в курсе, Пэдди – просто прелесть.
Несколько секунд Джайлс таращился на нее в немом изумлении. Потом он вдруг откинул назад голову и расхохотался.
– Ох уж эти женщины! – воскликнул он.– Похоже, вы тут составили самый настоящий заговор!
– Похоже,– усмехнулась Мэгги.
– А завтра ты скажешь, что звонила в агентство недвижимости и договорилась, чтобы нам подыскали в Лондоне подходящую квартиру?
– Не исключено,– ответила Мэгги после небольшой паузы, и Джайлс ошарашенно вздохнул.
– Ну и ну! Ты, я вижу, все предусмотрела. Может, ты уже побеседовала и со своими коллегами по работе?
– Пока нет,– скромно призналась Мэгги.– Я собиралась сделать это сегодня. У нас там сменилось руководство, и я должна поговорить с новым начальником. Кроме того, мне хотелось узнать, что изменилось в редакции за время моего отсутствия.
– А какая роль отводится мне? – робко спросил Джайлс.– Если, конечно, ты решишь доверить мне какое-нибудь маленькое дело…
– Гм…– Мэгги притворилась, будто сосредоточенно думает.– Для начала можешь сварить еще кофе, а там посмотрим.
Кэндис и Эд сидели на деревянном крыльце, на самом солнцепеке, и пили растворимый кофе из глиняных кружек необычной формы. Рядом стояла коробка просроченных диетических галет, найденных в кладовке. Галеты оказались абсолютно несъедобными, зато сахара в доме оказалось вдоволь, и Кэндис положила себе целых четыре ложки, рассудив, что имеет право немного подсластить свою горькую участь.
– Знаешь,– задумчиво проговорила она, проводив взглядом метнувшуюся через дорожку белку,– самое странное, что я до сих пор чувствую себя виноватой перед Хизер.
– Виноватой? – удивился Эд.– После всего, что она тебе сделала?
– Боюсь, это будет трудно объяснить, но… Я чувствую себя виноватой именно потому, что она все это сделала. Если Хизер ненавидела меня так сильно, значит…– Она покачала головой.– Это значит, что мой отец причинил ее родителям настоящее зло, которое не так-то просто забыть. Он едва их не уничтожил.– Кэндис грустно посмотрела на Эда.– Вот почему каждый раз, когда я об этом думаю, мне становится не по себе.
Некоторое время они сидели молча. Где-то вдалеке пронзительно кричал дрозд.
– Не знаю, как насчет вины,– проговорил наконец Эд.– Я, во всяком случае, никакой особенной вины здесь не вижу, а ведь я юрист. Впрочем, это дело, скорее всего, относится к компетенции не права, а морали.– Он задумчиво глотнул кофе.– Но я почему-то уверен, что ты ни в чем не виновата. Ведь не ты разорила отца Хизер, правда?
– Я знаю, и все же…
– Да, ты можешь сожалеть о происшедшем, как сожалеют о землетрясении, наводнении или торнадо. Но винить себя в том, что произошло столько лет назад…– Эд покачал головой.– Ты здесь ни при чем, Кэндис, совершенно ни при чем!
Я знаю,– грустно согласилась Кэндис.– Умом я понимаю, что ты прав, но вот тут…– Она положила руку на сердце и вздохнула: – Почему у меня все не так, Эд? Почему я все вижу вверх тормашками, а не как нормальные люди? – Кэндис осторожно поставила кружку с кофе на ступеньки и откинулась назад, прислонившись спиной к нагревшемуся на солнце косяку.– А ведь в последние несколько недель я была такой счастливой! Мне казалось, что мы с Хизер стали как…
– Как сестры?
– Да, что-то вроде того.– Кэндис опустила голову и смущенно кашлянула.– Мы отлично ладили – то есть, конечно, это я так думала. Хизер была большая мастерица по части разных мелочей, приятных для меня. Она готовила вкусные завтраки и ужины, брала в прокате хорошие фильмы, прибиралась в квартире… Один раз она даже подарила мне ручку…
– Ручку? – переспросил Эд и ухмыльнулся.
– Да, ручку.
– И такой малости оказалось достаточно, чтобы завоевать твое сердце? – Эд тоже поставил кофе на пол, полез в карман и, достав поцарапанную шариковую ручку, протянул ей.– Дарю,– сказал он.– Ну как, теперь ты меня любишь?
– Зачем ты надо мной смеешься?
Кэндис почувствовала, как ее щеки краснеют от обиды.
– Я вовсе не смеюсь.
– Нет, смеешься! Ты считаешь, что я – круглая идиотка, над которой можно…
– Я не считаю тебя идиоткой.
– Ты меня презираешь!
– Это тебе кажется.– Эд без улыбки посмотрел на нее.– Ты действительно думаешь, что ничего не значишь для меня, Кэндис?
Кэндис подняла голову и заглянула прямо в его темные глаза. Эд смотрел на нее так, что она вдруг почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Не в силах отвести взгляд, Кэндис продолжала сидеть неподвижно. Сорванный ветром лист запутался у нее в волосах, но она не обратила на это внимания.
Прошла, казалось, целая вечность, но никто из них так и не двинулся с места. Потом – очень медленно – Эд наклонился к ней. Подняв руку, он провел пальцем по щеке Кэндис, коснулся подбородка и уголка губ. Кэндис по-прежнему не шевелилась, парализованная внезапно вспыхнувшим желанием, которое было столь сильным, что почти пугало.
Эд наклонился еще ниже, его губы коснулись мочки ее уха, затем шеи, и Кэндис вздрогнула, не в силах справиться с собой. Она страстно желала продолжения! И вот наконец Эд поцеловал ее в губы – сначала нерешительно, почти робко, потом все с большей жадностью. На мгновение оба замерли, потом, отстранившись, очень серьезно поглядели друг на друга. Никто из них не произнес ни слова. Так прошло несколько секунд, после чего Эд решительно поднялся, помог Кэндис встать и повел ее в дом. Она пошла за ним без возражений, и только ноги ее слегка подгибались, как у новорожденного теленка.
Еще никогда Кэндис не было так хорошо с мужчиной. Эд не спешил, и вскоре ей стало казаться, что весь мир сжался и в нем остались только глаза Эда, которые казались бездонными, как колодцы. Они отражали ее собственный голод, ее желание и предчувствие близкого наслаждения. Кульминации они достигли одновременно, и Кэндис, не удержавшись, вскрикнула от невероятной, невообразимой радости, которая накатила, захлестнула ее, как волна, и унесла прочь все печали и тревоги.
Потом они долго лежали рядом, усталые и абсолютно счастливые. Эд дремал, а Кэндис неторопливо рассматривала комнату. Стены здесь были пастельно-голубыми, на окнах висели простые белые занавески. По сравнению с буйством красок внизу, эта комнатка во втором этаже представлялась спокойной, тихой гаванью, где хотелось думать о прекрасном.
– Ты спишь? – спросил Эд.
Его рука поднялась, легла на ее обнаженный живот, и Кэндис почувствовала, как ее тело снова встрепенулось и напряглось.
– Нет.
– Я хотел тебя с того самого дня, когда впервые увидел.
Кэндис долго молчала, потом сказала:
– Я знаю.
Рука Эда двинулась вверх, коснулась ее груди, и Кэндис не сдержала сладостной дрожи.
– А ты… ты хотела меня? – спросил Эд.
– Я хочу тебя сейчас,– ответила Кэндис, поворачиваясь к нему.– Разве тебе этого мало?
– Это гораздо больше, чем я мог надеяться! – сказал Эд и снова привлек ее к себе.
Много времени спустя, когда вечернее солнце коснулось вершин холмов на западе, они наконец спустились вниз.
– Здесь где-то было вино,– пробормотал Эд, заглядывая в холодильник.– Погляди-ка в буфете, может, отыщешь пару стаканов.
Кэндис послушно отправилась в гостиную. Сосновый буфет в углу был буквально забит глиняной и фаянсовой посудой, а также стаканами из толстого пузырчатого стекла. Чтобы подойти к нему, Кэндис пришлось обогнуть высокую конторку темного дерева. При этом взгляд ее упал на крошечный ящик, из которого торчал уголок письма. Письмо начиналось словами «Дорогой Эдвард…»
Несколько секунд Кэндис боролась с собой, потом, не в силах справиться с любопытством, наклонилась и, оглянувшись на кухонную дверь, вытащила письмо из щели еще немного.
– Да! – крикнула она в ответ и, поспешно сунув письмо обратно в ящик, схватила с полки два стакана.– Иду.
Вернувшись в кухню, где Эд возился с бутылкой вина, Кэндис с новым интересом поглядела на него.
– Ты, должно быть, очень горюешь по своей тете,– проговорила она.– Скажи, ты часто у нее бывал?
– Да, частенько.– Он пожал плечами.– Под конец она была уже немного того… Мне пришлось нанять сиделку, которая постоянно у нее жила.
– Понятно,– заметила Кэндис небрежно.– Должно быть, это обходилось недешево?
Эд слегка покраснел.
– Родственники тоже помогали,– сказал он и отвернулся.– Где, черт возьми, стаканы? – пробурчал он.– Еще полчаса, и я ее, пожалуй, открою…
И снова они сидели на крыльце, глядя, как солнце опускается за холмы. Наступили сумерки, с полей потянуло прохладным ветром, и верхушки деревьев глухо зашептались. Озябнув, Кэндис придвинулась ближе к Эду, и он обнял ее за плечи. «Какая глубокая тишина,– подумала Кэндис.– В Лондоне такой не бывает…»
Ее мысли блуждали, перескакивая с одного предмета на другой. Вот они наткнулись на Хизер – и брезгливо отскочили, прежде чем Кэндис успела снова почувствовать боль и горечь предательства. «Не буду об этом думать,– решила она.– Хизер того не стоит».
– Как не хочется возвращаться! – сказала она неожиданно.
– Давай останемся на ночь,– предложил Эд.
– А можно?
– Это мой дом,– ответил он и крепче прижал ее к себе.– Мы можем жить здесь столько, сколько захотим.
Глава 19
– Какая красота! – вырвалось у Кэндис.– Он похож на сказочный домик фей!
– Что-что? – переспросил Эд и, выключив двигатель, огляделся с деланно равнодушным видом.– Ах, ты об этом… Разве я не говорил – моя тетка была известной художницей и любила, чтобы вокруг все было ярко, красочно. «Терпеть не могу беленые стены и красную черепицу»,– вот как она говорила. Оранжевый, желтый, лимонный – это были ее любимые цвета.– Эд обошел машину и открыл перед Кэндис дверцу.– Ну вот мы и приехали. Проходи в дом – взгляни на него изнутри.
Парадная дверь открывалась в небольшую прихожую, отделанную мореным дубом. С низких стропил свисали букеты сухих цветов.
– Как видишь, он не рассчитан на слишком высоких гостей,– пошутил Эд и посмотрел на Кэндис, которая заглядывала в вымощенную каменными плитами кухню.– Ну как, нравится?
– Очень,– честно призналась Кэндис. Она вошла в кухню, стены которой были выкрашены экстравагантной оранжевой краской, и провела рукой по деревянной столешнице рабочего стола.– Когда ты сказал, что унаследовал от тетки дом, я представляла себе… нечто совсем другое. Более простое, может быть. Стандартное. Заурядное.
– Я жил здесь одно время,– сказал Эд.– Когда мои родители разводились. Помню, я часто сидел у окна в гостиной и играл со своими паровозиками и машинками. Это было не самое лучшее время в моей жизни. Впрочем, у тетки мне нравилось.
– А сколько тебе тогда было лет? – спросила Кэндис.
– Десять.– Эд покачал головой.– Я прожил здесь несколько месяцев, а потом меня отправили в пансион.
Он отвернулся и стал смотреть в окно. Где-то в глубине дома уютно тикали часы, за окном зеленел сад, и было тихо, как может быть только за городом, далеко от шоссе. Через плечо Эда Кэндис видела крошечную пичужку, озабоченно выклевывавшую что-то из большого глиняного горшка, разрисованного красными и желтыми цветами.
– Как ты думаешь, сколько за него дадут? – спросил Эд, снова поворачиваясь к ней.
– О нет, не продавай его! – воскликнула Кэндис.
– Что же мне, стать фермером и поселиться в этой глуши? – поинтересовался Эд.
– Вовсе не обязательно жить здесь постоянно,– возразила Кэндис.– Ты мог бы сохранить его для…
Для уик-эндов? Представляю: два часа тащиться в пятницу вечером по шоссе, застревая в бесконечных пробках, чтобы потом тупо сидеть перед телевизором и стучать зубами от холода? Нет уж, уволь…
– Как хочешь. Это ведь твой дом.
Кэндис посмотрела на висевшую на стене вышивку в деревянной рамке. Красными нитками по серому были вышиты слова: «Любовь в разлуке сильнее». Чуть ниже – тоже в рамке и под стеклом – висел детский рисунок акварелью: три жирных гуся на изумрудно-зеленом лугу. Приглядевшись, Кэндис заметила в левом нижнем углу надпись, сделанную взрослым, очевидно, учительским почерком: «Э. Армитедж, 4 кл.».
– Ты никогда не говорил мне про… про это,– пробормотала Кэндис.– Я не знала, что это было так… так…
Она беспомощно развела руками.
– Ты не спрашивала,– ответил Эд, продолжая смотреть в окно.
– Интересно, что там с моим завтраком,– пробормотала Мэгги, приподнимаясь на локте.
Джайлс лениво потянулся и приоткрыл один глаз.
– Ты хочешь еще и завтрак?
– А ты как думал? Нет, так легко ты не отделаешься!
Мэгги села, давая Джайлсу возможность встать с кровати, потом снова откинулась на подушки. Блаженно щурясь, она смотрела, как он натягивает майку и джинсы. Просунув в штанину ногу, Джайлс неожиданно замер.
– Нет, ты только посмотри на это! – воскликнул он.
Мэгги снова села на кровати и, проследив за его взглядом, увидела, что Люси преспокойно спит на ковре.
– Что ж, очевидно, мы ей не помешали,– заметила она, усмехнувшись.
– Может быть, она вообще предпочитает спать на полу? Интересно, зачем мы тогда покупали ей такую дорогую кроватку?
Джайлс на цыпочках прокрался к журнальному столику и, взяв с него поднос, протянул Мэгги.
– Прошу, мадам…
– Кофе совсем холодный,– немедленно заявила Мэгги.– Я такой не пью.
– Управляющий приносит свои глубочайшие извинения и заверяет, что подобное больше не повторится. Пожалуйста, попробуйте этот свежайший апельсиновый сок и круассаны от нашего лучшего повара. Еще раз извините, мадам.
– Гм…– Мэгги пригубила сок.– Я требую в качестве компенсации ужин на двоих в ресторане. В каком – я сама выберу. Лучше соглашайтесь, а нет – пеняйте на себя!
– Разумеется, мадам. Управляющий с удовольствием пойдет вам навстречу. «Клиент всегда прав, даже если он не прав» – таков наш девиз.
Джайлс взял кофейник и вышел из комнаты, что-то тихонько мурлыча себе под нос, а Мэгги взяла круассан и, разрезав его вдоль маленьким серебряным ножичком, густо намазала обе половинки джемом. Снова сложив их вместе, она откусила большой кусок и подумала, что уже давно не завтракала с таким аппетитом. И никогда еще такая простая еда не казалась ей столь вкусной. Должно быть, усталость подействовала и на ее вкусовые рецепторы тоже, но отдых снова вернул их к жизни.
– Ну вот, так-то лучше,– сказал Джайлс, возвращаясь в комнату и садясь на кровать.– Как ты считаешь?
– Угу,– согласилась Мэгги и, отпив апельсинового сока, откусила еще кусок круассана с джемом.
Когда она ставила стакан обратно на поднос, луч солнца отразился в стекле, и во все стороны брызнули оранжевые зайчики. Сладкий джем. свет и тепло – именно так Мэгги представляла себе счастье! Взгляд ее упал за окно, где зеленели освещенные солнцем поля. Это был настоящий английский рай, и Мэгги вдруг захотелось отправиться на прогулку.
«Грязь, ухабы и ежевика! – напомнила она себе.– Коровы и овцы, а также коровьи лепешки, которые плохо видны в траве. А ведь где-то еще существуют такси, магазины, яркие огни, люди, неумолчный шум огромного города…»
– Знаешь, чего мне хочется? – осторожно начала Мэгги.– Мне хочется вернуться на работу. На днях я об этом думала и решила, что можно попробовать.– Она сделала глоток горячего кофе и искоса посмотрела на Джайлса.– Что ты скажешь?
– На твою старую работу? – уточнил он.– Или ты имеешь в виду работу вообще?
– Конечно, на старую! В «Лондонец». Я ведь была неплохим редактором, и к тому же мне этого не хватает.– Мэгги снова глотнула кофе. Она чувствовала себя хозяйкой положения, и ей это определенно нравилось.– Конечно,– добавила она рассудительно,– это произойдет не завтра и не послезавтра. По закону я могу сидеть с ребенком еще несколько месяцев, а потом… потом Люси подрастет, и мы сможем нанять няню.
Пока Джайлс молча обдумывал услышанное, Мэгги прикончила первый круассан и принялась намазывать джемом второй.
– Мэгги…– промолвил наконец Джайлс.
– Что, дорогой? – улыбнулась она.
– Ты… уверена, что действительно этого хочешь? Тебе будет трудно.
– Я знаю. Но вряд ли это труднее, чем быть матерью двадцать четыре часа в сутки.
– И ты считаешь, что мы сможем найти подходящую няню, которая бы…
– О-о, тысячи семей нанимают нянь для своих младенцев! Не понимаю, почему мы не сможем. Разумеется, это должна быть хорошая няня…
Джайлс нахмурился:
– Но представь: тебе придется вставать очень рано, садиться на поезд, мчаться в Лондон… а вечером возвращаться назад. Это очень нелегко!
– Конечно, нелегко, если мы будем жить здесь, в «Соснах».– Мэгги лучезарно улыбнулась.– Вот почему нам придется переселиться в Лондон.
– Что-о? – Лицо у Джайлса вытянулось.– Ты это серьезно?
– Абсолютно серьезно. И Люси тоже не против, правда, маленькая? – Мэгги с любовью посмотрела на дочь.– Она хочет расти городской девочкой, как мама.
– Но, Мэгги…– Джайлс судорожно сглотнул.– Не кажется ли тебе, что это… немного чересчур? Ведь мы всегда хотели…
– Ты хотел,– мягко поправила его Мэгги.– Меня никто не спрашивал.
– Но ведь здесь и свежий воздух, и природа, и моя мама под боком! Мне кажется, было бы неразумно от всего этого…
– Твоя мама со мной согласна.– Мэгги снова улыбнулась.– Кстати, если ты не в курсе, Пэдди – просто прелесть.
Несколько секунд Джайлс таращился на нее в немом изумлении. Потом он вдруг откинул назад голову и расхохотался.
– Ох уж эти женщины! – воскликнул он.– Похоже, вы тут составили самый настоящий заговор!
– Похоже,– усмехнулась Мэгги.
– А завтра ты скажешь, что звонила в агентство недвижимости и договорилась, чтобы нам подыскали в Лондоне подходящую квартиру?
– Не исключено,– ответила Мэгги после небольшой паузы, и Джайлс ошарашенно вздохнул.
– Ну и ну! Ты, я вижу, все предусмотрела. Может, ты уже побеседовала и со своими коллегами по работе?
– Пока нет,– скромно призналась Мэгги.– Я собиралась сделать это сегодня. У нас там сменилось руководство, и я должна поговорить с новым начальником. Кроме того, мне хотелось узнать, что изменилось в редакции за время моего отсутствия.
– А какая роль отводится мне? – робко спросил Джайлс.– Если, конечно, ты решишь доверить мне какое-нибудь маленькое дело…
– Гм…– Мэгги притворилась, будто сосредоточенно думает.– Для начала можешь сварить еще кофе, а там посмотрим.
Кэндис и Эд сидели на деревянном крыльце, на самом солнцепеке, и пили растворимый кофе из глиняных кружек необычной формы. Рядом стояла коробка просроченных диетических галет, найденных в кладовке. Галеты оказались абсолютно несъедобными, зато сахара в доме оказалось вдоволь, и Кэндис положила себе целых четыре ложки, рассудив, что имеет право немного подсластить свою горькую участь.
– Знаешь,– задумчиво проговорила она, проводив взглядом метнувшуюся через дорожку белку,– самое странное, что я до сих пор чувствую себя виноватой перед Хизер.
– Виноватой? – удивился Эд.– После всего, что она тебе сделала?
– Боюсь, это будет трудно объяснить, но… Я чувствую себя виноватой именно потому, что она все это сделала. Если Хизер ненавидела меня так сильно, значит…– Она покачала головой.– Это значит, что мой отец причинил ее родителям настоящее зло, которое не так-то просто забыть. Он едва их не уничтожил.– Кэндис грустно посмотрела на Эда.– Вот почему каждый раз, когда я об этом думаю, мне становится не по себе.
Некоторое время они сидели молча. Где-то вдалеке пронзительно кричал дрозд.
– Не знаю, как насчет вины,– проговорил наконец Эд.– Я, во всяком случае, никакой особенной вины здесь не вижу, а ведь я юрист. Впрочем, это дело, скорее всего, относится к компетенции не права, а морали.– Он задумчиво глотнул кофе.– Но я почему-то уверен, что ты ни в чем не виновата. Ведь не ты разорила отца Хизер, правда?
– Я знаю, и все же…
– Да, ты можешь сожалеть о происшедшем, как сожалеют о землетрясении, наводнении или торнадо. Но винить себя в том, что произошло столько лет назад…– Эд покачал головой.– Ты здесь ни при чем, Кэндис, совершенно ни при чем!
Я знаю,– грустно согласилась Кэндис.– Умом я понимаю, что ты прав, но вот тут…– Она положила руку на сердце и вздохнула: – Почему у меня все не так, Эд? Почему я все вижу вверх тормашками, а не как нормальные люди? – Кэндис осторожно поставила кружку с кофе на ступеньки и откинулась назад, прислонившись спиной к нагревшемуся на солнце косяку.– А ведь в последние несколько недель я была такой счастливой! Мне казалось, что мы с Хизер стали как…
– Как сестры?
– Да, что-то вроде того.– Кэндис опустила голову и смущенно кашлянула.– Мы отлично ладили – то есть, конечно, это я так думала. Хизер была большая мастерица по части разных мелочей, приятных для меня. Она готовила вкусные завтраки и ужины, брала в прокате хорошие фильмы, прибиралась в квартире… Один раз она даже подарила мне ручку…
– Ручку? – переспросил Эд и ухмыльнулся.
– Да, ручку.
– И такой малости оказалось достаточно, чтобы завоевать твое сердце? – Эд тоже поставил кофе на пол, полез в карман и, достав поцарапанную шариковую ручку, протянул ей.– Дарю,– сказал он.– Ну как, теперь ты меня любишь?
– Зачем ты надо мной смеешься?
Кэндис почувствовала, как ее щеки краснеют от обиды.
– Я вовсе не смеюсь.
– Нет, смеешься! Ты считаешь, что я – круглая идиотка, над которой можно…
– Я не считаю тебя идиоткой.
– Ты меня презираешь!
– Это тебе кажется.– Эд без улыбки посмотрел на нее.– Ты действительно думаешь, что ничего не значишь для меня, Кэндис?
Кэндис подняла голову и заглянула прямо в его темные глаза. Эд смотрел на нее так, что она вдруг почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Не в силах отвести взгляд, Кэндис продолжала сидеть неподвижно. Сорванный ветром лист запутался у нее в волосах, но она не обратила на это внимания.
Прошла, казалось, целая вечность, но никто из них так и не двинулся с места. Потом – очень медленно – Эд наклонился к ней. Подняв руку, он провел пальцем по щеке Кэндис, коснулся подбородка и уголка губ. Кэндис по-прежнему не шевелилась, парализованная внезапно вспыхнувшим желанием, которое было столь сильным, что почти пугало.
Эд наклонился еще ниже, его губы коснулись мочки ее уха, затем шеи, и Кэндис вздрогнула, не в силах справиться с собой. Она страстно желала продолжения! И вот наконец Эд поцеловал ее в губы – сначала нерешительно, почти робко, потом все с большей жадностью. На мгновение оба замерли, потом, отстранившись, очень серьезно поглядели друг на друга. Никто из них не произнес ни слова. Так прошло несколько секунд, после чего Эд решительно поднялся, помог Кэндис встать и повел ее в дом. Она пошла за ним без возражений, и только ноги ее слегка подгибались, как у новорожденного теленка.
Еще никогда Кэндис не было так хорошо с мужчиной. Эд не спешил, и вскоре ей стало казаться, что весь мир сжался и в нем остались только глаза Эда, которые казались бездонными, как колодцы. Они отражали ее собственный голод, ее желание и предчувствие близкого наслаждения. Кульминации они достигли одновременно, и Кэндис, не удержавшись, вскрикнула от невероятной, невообразимой радости, которая накатила, захлестнула ее, как волна, и унесла прочь все печали и тревоги.
Потом они долго лежали рядом, усталые и абсолютно счастливые. Эд дремал, а Кэндис неторопливо рассматривала комнату. Стены здесь были пастельно-голубыми, на окнах висели простые белые занавески. По сравнению с буйством красок внизу, эта комнатка во втором этаже представлялась спокойной, тихой гаванью, где хотелось думать о прекрасном.
– Ты спишь? – спросил Эд.
Его рука поднялась, легла на ее обнаженный живот, и Кэндис почувствовала, как ее тело снова встрепенулось и напряглось.
– Нет.
– Я хотел тебя с того самого дня, когда впервые увидел.
Кэндис долго молчала, потом сказала:
– Я знаю.
Рука Эда двинулась вверх, коснулась ее груди, и Кэндис не сдержала сладостной дрожи.
– А ты… ты хотела меня? – спросил Эд.
– Я хочу тебя сейчас,– ответила Кэндис, поворачиваясь к нему.– Разве тебе этого мало?
– Это гораздо больше, чем я мог надеяться! – сказал Эд и снова привлек ее к себе.
Много времени спустя, когда вечернее солнце коснулось вершин холмов на западе, они наконец спустились вниз.
– Здесь где-то было вино,– пробормотал Эд, заглядывая в холодильник.– Погляди-ка в буфете, может, отыщешь пару стаканов.
Кэндис послушно отправилась в гостиную. Сосновый буфет в углу был буквально забит глиняной и фаянсовой посудой, а также стаканами из толстого пузырчатого стекла. Чтобы подойти к нему, Кэндис пришлось обогнуть высокую конторку темного дерева. При этом взгляд ее упал на крошечный ящик, из которого торчал уголок письма. Письмо начиналось словами «Дорогой Эдвард…»
Несколько секунд Кэндис боролась с собой, потом, не в силах справиться с любопытством, наклонилась и, оглянувшись на кухонную дверь, вытащила письмо из щели еще немного.
«Дорогой Эдвард,– прочла она.– Тетя Джин была очень рада твоему приезду. Каждый твой визит буквально возвращает ее к жизни. Последний чек она получила три дня назад. Не стану скрывать: деньги подоспели вовремя. Тетя очень благодарна тебе за поддержку и щедрость, которую ты…»– Нашла? – донесся до Кэндис голос Эда.
– Да! – крикнула она в ответ и, поспешно сунув письмо обратно в ящик, схватила с полки два стакана.– Иду.
Вернувшись в кухню, где Эд возился с бутылкой вина, Кэндис с новым интересом поглядела на него.
– Ты, должно быть, очень горюешь по своей тете,– проговорила она.– Скажи, ты часто у нее бывал?
– Да, частенько.– Он пожал плечами.– Под конец она была уже немного того… Мне пришлось нанять сиделку, которая постоянно у нее жила.
– Понятно,– заметила Кэндис небрежно.– Должно быть, это обходилось недешево?
Эд слегка покраснел.
– Родственники тоже помогали,– сказал он и отвернулся.– Где, черт возьми, стаканы? – пробурчал он.– Еще полчаса, и я ее, пожалуй, открою…
И снова они сидели на крыльце, глядя, как солнце опускается за холмы. Наступили сумерки, с полей потянуло прохладным ветром, и верхушки деревьев глухо зашептались. Озябнув, Кэндис придвинулась ближе к Эду, и он обнял ее за плечи. «Какая глубокая тишина,– подумала Кэндис.– В Лондоне такой не бывает…»
Ее мысли блуждали, перескакивая с одного предмета на другой. Вот они наткнулись на Хизер – и брезгливо отскочили, прежде чем Кэндис успела снова почувствовать боль и горечь предательства. «Не буду об этом думать,– решила она.– Хизер того не стоит».
– Как не хочется возвращаться! – сказала она неожиданно.
– Давай останемся на ночь,– предложил Эд.
– А можно?
– Это мой дом,– ответил он и крепче прижал ее к себе.– Мы можем жить здесь столько, сколько захотим.
Глава 19
Прошло целых три дня, прежде чем Мэгги собралась позвонить Чарльзу Оллсопу, чтобы поговорить с ним о своем возвращении на работу. Дождавшись, пока приедет Пэдди, она попросила ее унести Люси в гостиную.
– Это деловой разговор,– сказала Мэгги.– Я не хочу, чтобы Чарльз слышал, как на заднем плане плачет ребенок.
– Правильно,– одобрила Пэдди и взглянула на лежащие на телефонном столике рекламки.– А это что? Лондонские квартиры?
– Да, их прислали сегодня утром. Я их уже просмотрела и пометила крестиком подходящие предложения. Можешь посмотреть, если хочешь.
Когда Пэдди унесла Люси в гостиную, Мэгги набрала номер «Оллсоп пабликейшнз».
– Алло,– быстро сказала она, когда ее соединили.– Я хочу поговорить с мистером Чарльзом Оллсопом. Передайте ему, что звонит Мэгги Филипс.– На лице ее появилась улыбка.– А, это ты, Дорин? Спасибо, у меня все хорошо. Да, Люси отлично себя чувствует. Настоящая мартышка!
Пэдди вручила Люси розового резинового осьминога, который с некоторых пор был ее любимой игрушкой, и, на секунду выглянув из гостиной, ободряюще улыбнулась невестке. «Наконец-то она стала похожа на настоящую Мэгги»,– подумала Пэдди. С тех пор как Мэгги начала высыпаться, она стала гораздо спокойнее, жизнерадостнее, увереннее и даже пыталась командовать. Трудности больше не пугали ее, а, наоборот, вызывали желание поскорее справиться с ними.
– Я буду скучать по тебе, лапочка,– шепнула Пэдди Люси, которая, оставив осьминога в покое, вцепилась ей в палец.– Но в Лондоне ты действительно будешь счастливее, правда?
Вздохнув, она взяла в руки рекламу агентства недвижимости и стала читать описание приглянувшегося Мэгги дома, стараясь не особенно ужасаться. Сад при доме был крошечным, а цена – непомерно высокой, и Пэдди невольно подумала, что за те же деньги можно было бы проложить узкоколейку от «Солнечных сосен» до дверей редакции «Лондонца». Или купить еще одну такую же усадьбу.
– Да, я тоже с нетерпением жду, когда смогу вернуться,– услышала она голос Мэгги.– Хорошо, я свяжусь с Джастином. Вы и правда могли бы?.. О, спасибо! До свидания, мистер Оллсоп.
Подняв голову и увидев, что Пэдди снова заглядывает в дверь, Мэгги показала свекрови сложенные колечком пальцы – дескать, все о'кей.
– Чарльз – настоящий душка! – прошептала она, прикрывая микрофон рукой.– Он даже предложил поставить мне дома компьютер, чтобы я могла… О, Джастин, привет! – сказала она громче, убрав руку.– Вот, хотела узнать, как там у вас дела.
– А тебе, случайно, не нужен компьютер? – спросила Пэдди у Люси.– Это замечательная штука, особенно если на нем не работать, а играть в компьютерные игры. Или смотреть мультики.– Она пощекотала девочке животик и улыбнулась, когда Люси принялась корчиться от удовольствия и пускать пузыри.– Ведь ты хочешь быть такой умной, как мама? Ты хочешь быть такой же доброй, красивой, спокойной?
– Что-о? Что ты сделал?! – вдруг закричала в кухне Мэгги, и Пэдди вздрогнула от неожиданности.
– Боже мой! – пробормотала она.– Хотела бы я знать, что там стряслось…
Ах, она не смогла ничего объяснить? – Мэгги вскочила и заметалась по кухне.– Да она просто не захотела ничего объяснять, Джастин! Не сочла нужным, понимаешь? А ты решил, что это признание, не так ли? Понимаю… И конечно, никому из вашей шайки-лейки не пришло в голову посоветоваться со мной.– Последовала пауза.– Нет, Джастин, я не сержусь. Я просто вне себя от ярости! – Последовала еще одна пауза, потом Мэгги воскликнула: – Да плевать я хотела на твои выборочные проверки, Джастин! Можешь засунуть их себе в задницу!
– Боже мой…– испуганно прошептала Пэдди и, прикрыв ладонью рот, с беспокойством посмотрела на Люси.
– Да, я сомневаюсь в твоих выводах! И в твоей профессиональной пригодности тоже! – рявкнула Мэгги в трубку.– Между нами говоря, Джастин, ты вообще не заслуживаешь уважения, ясно? – Она швырнула трубку на рычаг.– Самодовольный болван!
Тут же Мэгги снова схватила трубку и принялась яростно тыкать пальцем в кнопки, набирая номер.
– Что случилось, дорогая? – робко поинтересовалась Пэдди.– Что там…
– Ну, давай же! – пробормотала Мэгги, в нетерпении барабаня пальцами по столу.– Давай же, Кэндис, возьми трубку! Где тебя только черти носят?
Кэндис лежала в гамаке и смотрела на листья деревьев над головой. Теплое утреннее солнце приятно согревало ей лицо, а ветер нес запахи лаванды и шиповника. Утро было поистине чудесным, но на душе у Кэндис было пасмурно. Все мысли и переживания, от которых она так старалась отделаться, выкинуть из головы, внезапно снова нахлынули на нее, и Кэндис чувствовала себя подавленной.
«Итак,– мрачно думала она,– меня отправили в вынужденный отпуск. Меня публично назвали воровкой и мошенницей. Кроме того, я потеряла двух подруг, которыми дорожила больше всего на свете».
Боль, которую испытала Кэндис при воспоминании о Роксане и Мэгги, была такой острой, что она невольно зажмурилась. Давно ли они втроем сидели в «Манхэттене», беззаботно смеялись, заказывали коктейли и сплетничали? Казалось, это было только вчера – вчера и вечность назад. Тогда никто из них не мог знать, что светловолосая официантка в зеленом приталенном костюме вот-вот ворвется в их жизнь и все испортит, все переломает. «Ах, если бы можно было снова вернуться в прошлое и все исправить!» – с тоской подумала Кэндис. Ну почему, почему им так не повезло? Почему именно Хизер работала в тот день, когда состоялось очередное заседание их коктейль-клуба? Почему, наконец, они не пошли в какой-нибудь другой, более уютный и тихий бар? Почему они не…
Кэндис вдруг стало так больно, что она не выдержала и села. Тряхнув головой, чтобы разогнать мрачные мысли, она подумала об Эде. Интересно, куда это он отправился? Эд таинственно исчез сегодня утром, невнятно пробормотав что-то насчет «сюрприза», который он хотел ей устроить. Против сюрприза Кэндис не возражала. «Пусть только это будет не сидр местного производства»,– подумала она сейчас, машинально потирая виски. Впрочем, голова у нее почти не болела, поскольку яблочный сидр действовал главным образом на желудок. Зато пить его было очень приятно.
Вздохнув, Кэндис снова подставила лицо душистому, прохладному ветерку. Они с Эдом прожили в коттедже тетушки Джин уже четыре дня, но ей казалось – они провели здесь несколько недель, и были эти недели счастливыми и беззаботными. Оба почти ничего не делали – только спали, ели, занимались любовью или загорали на лужайке, подставляя бледные городские тела ласковому летнему солнцу. В ближайший поселок они выбрались только пару раз, чтобы купить продукты, мыло и зубные щетки. Ни ей, ни Эду не пришло в голову захватить с собой какую-либо одежду, кроме той, что была на них, но в шкафу в гостевой спальне нашлось с полдюжины ни разу не надеванных маек с рекламой какой-то художественной выставки на груди. Правда, ей эти майки были велики, а ему – малы, но они решили не обращать внимания на подобные мелочи. Кроме этого, для Кэндис нашлась старая соломенная шляпа с широкими полями, за ленту которой она заткнула букетик крупных садовых незабудок. Они ни с кем не виделись, ни с кем не разговаривали, даже не читали газет (впрочем, и взять их было неоткуда). Коттедж тетушки Джин, таким образом, стал для Кэндис чем-то вроде безопасного порта, где можно было укрыться в бурю, чтобы привести себя в порядок: подштопать паруса, проконопатить швы, наконец – просто отдохнуть.
– Это деловой разговор,– сказала Мэгги.– Я не хочу, чтобы Чарльз слышал, как на заднем плане плачет ребенок.
– Правильно,– одобрила Пэдди и взглянула на лежащие на телефонном столике рекламки.– А это что? Лондонские квартиры?
– Да, их прислали сегодня утром. Я их уже просмотрела и пометила крестиком подходящие предложения. Можешь посмотреть, если хочешь.
Когда Пэдди унесла Люси в гостиную, Мэгги набрала номер «Оллсоп пабликейшнз».
– Алло,– быстро сказала она, когда ее соединили.– Я хочу поговорить с мистером Чарльзом Оллсопом. Передайте ему, что звонит Мэгги Филипс.– На лице ее появилась улыбка.– А, это ты, Дорин? Спасибо, у меня все хорошо. Да, Люси отлично себя чувствует. Настоящая мартышка!
Пэдди вручила Люси розового резинового осьминога, который с некоторых пор был ее любимой игрушкой, и, на секунду выглянув из гостиной, ободряюще улыбнулась невестке. «Наконец-то она стала похожа на настоящую Мэгги»,– подумала Пэдди. С тех пор как Мэгги начала высыпаться, она стала гораздо спокойнее, жизнерадостнее, увереннее и даже пыталась командовать. Трудности больше не пугали ее, а, наоборот, вызывали желание поскорее справиться с ними.
– Я буду скучать по тебе, лапочка,– шепнула Пэдди Люси, которая, оставив осьминога в покое, вцепилась ей в палец.– Но в Лондоне ты действительно будешь счастливее, правда?
Вздохнув, она взяла в руки рекламу агентства недвижимости и стала читать описание приглянувшегося Мэгги дома, стараясь не особенно ужасаться. Сад при доме был крошечным, а цена – непомерно высокой, и Пэдди невольно подумала, что за те же деньги можно было бы проложить узкоколейку от «Солнечных сосен» до дверей редакции «Лондонца». Или купить еще одну такую же усадьбу.
– Да, я тоже с нетерпением жду, когда смогу вернуться,– услышала она голос Мэгги.– Хорошо, я свяжусь с Джастином. Вы и правда могли бы?.. О, спасибо! До свидания, мистер Оллсоп.
Подняв голову и увидев, что Пэдди снова заглядывает в дверь, Мэгги показала свекрови сложенные колечком пальцы – дескать, все о'кей.
– Чарльз – настоящий душка! – прошептала она, прикрывая микрофон рукой.– Он даже предложил поставить мне дома компьютер, чтобы я могла… О, Джастин, привет! – сказала она громче, убрав руку.– Вот, хотела узнать, как там у вас дела.
– А тебе, случайно, не нужен компьютер? – спросила Пэдди у Люси.– Это замечательная штука, особенно если на нем не работать, а играть в компьютерные игры. Или смотреть мультики.– Она пощекотала девочке животик и улыбнулась, когда Люси принялась корчиться от удовольствия и пускать пузыри.– Ведь ты хочешь быть такой умной, как мама? Ты хочешь быть такой же доброй, красивой, спокойной?
– Что-о? Что ты сделал?! – вдруг закричала в кухне Мэгги, и Пэдди вздрогнула от неожиданности.
– Боже мой! – пробормотала она.– Хотела бы я знать, что там стряслось…
Ах, она не смогла ничего объяснить? – Мэгги вскочила и заметалась по кухне.– Да она просто не захотела ничего объяснять, Джастин! Не сочла нужным, понимаешь? А ты решил, что это признание, не так ли? Понимаю… И конечно, никому из вашей шайки-лейки не пришло в голову посоветоваться со мной.– Последовала пауза.– Нет, Джастин, я не сержусь. Я просто вне себя от ярости! – Последовала еще одна пауза, потом Мэгги воскликнула: – Да плевать я хотела на твои выборочные проверки, Джастин! Можешь засунуть их себе в задницу!
– Боже мой…– испуганно прошептала Пэдди и, прикрыв ладонью рот, с беспокойством посмотрела на Люси.
– Да, я сомневаюсь в твоих выводах! И в твоей профессиональной пригодности тоже! – рявкнула Мэгги в трубку.– Между нами говоря, Джастин, ты вообще не заслуживаешь уважения, ясно? – Она швырнула трубку на рычаг.– Самодовольный болван!
Тут же Мэгги снова схватила трубку и принялась яростно тыкать пальцем в кнопки, набирая номер.
– Что случилось, дорогая? – робко поинтересовалась Пэдди.– Что там…
– Ну, давай же! – пробормотала Мэгги, в нетерпении барабаня пальцами по столу.– Давай же, Кэндис, возьми трубку! Где тебя только черти носят?
Кэндис лежала в гамаке и смотрела на листья деревьев над головой. Теплое утреннее солнце приятно согревало ей лицо, а ветер нес запахи лаванды и шиповника. Утро было поистине чудесным, но на душе у Кэндис было пасмурно. Все мысли и переживания, от которых она так старалась отделаться, выкинуть из головы, внезапно снова нахлынули на нее, и Кэндис чувствовала себя подавленной.
«Итак,– мрачно думала она,– меня отправили в вынужденный отпуск. Меня публично назвали воровкой и мошенницей. Кроме того, я потеряла двух подруг, которыми дорожила больше всего на свете».
Боль, которую испытала Кэндис при воспоминании о Роксане и Мэгги, была такой острой, что она невольно зажмурилась. Давно ли они втроем сидели в «Манхэттене», беззаботно смеялись, заказывали коктейли и сплетничали? Казалось, это было только вчера – вчера и вечность назад. Тогда никто из них не мог знать, что светловолосая официантка в зеленом приталенном костюме вот-вот ворвется в их жизнь и все испортит, все переломает. «Ах, если бы можно было снова вернуться в прошлое и все исправить!» – с тоской подумала Кэндис. Ну почему, почему им так не повезло? Почему именно Хизер работала в тот день, когда состоялось очередное заседание их коктейль-клуба? Почему, наконец, они не пошли в какой-нибудь другой, более уютный и тихий бар? Почему они не…
Кэндис вдруг стало так больно, что она не выдержала и села. Тряхнув головой, чтобы разогнать мрачные мысли, она подумала об Эде. Интересно, куда это он отправился? Эд таинственно исчез сегодня утром, невнятно пробормотав что-то насчет «сюрприза», который он хотел ей устроить. Против сюрприза Кэндис не возражала. «Пусть только это будет не сидр местного производства»,– подумала она сейчас, машинально потирая виски. Впрочем, голова у нее почти не болела, поскольку яблочный сидр действовал главным образом на желудок. Зато пить его было очень приятно.
Вздохнув, Кэндис снова подставила лицо душистому, прохладному ветерку. Они с Эдом прожили в коттедже тетушки Джин уже четыре дня, но ей казалось – они провели здесь несколько недель, и были эти недели счастливыми и беззаботными. Оба почти ничего не делали – только спали, ели, занимались любовью или загорали на лужайке, подставляя бледные городские тела ласковому летнему солнцу. В ближайший поселок они выбрались только пару раз, чтобы купить продукты, мыло и зубные щетки. Ни ей, ни Эду не пришло в голову захватить с собой какую-либо одежду, кроме той, что была на них, но в шкафу в гостевой спальне нашлось с полдюжины ни разу не надеванных маек с рекламой какой-то художественной выставки на груди. Правда, ей эти майки были велики, а ему – малы, но они решили не обращать внимания на подобные мелочи. Кроме этого, для Кэндис нашлась старая соломенная шляпа с широкими полями, за ленту которой она заткнула букетик крупных садовых незабудок. Они ни с кем не виделись, ни с кем не разговаривали, даже не читали газет (впрочем, и взять их было неоткуда). Коттедж тетушки Джин, таким образом, стал для Кэндис чем-то вроде безопасного порта, где можно было укрыться в бурю, чтобы привести себя в порядок: подштопать паруса, проконопатить швы, наконец – просто отдохнуть.