– А, Франческа,– дрожащим голосом проговорил Руперт.– Не волнуйся, это всего лишь вино.
   – Привет, Руп! – бодро поздоровался Том.– Мы знали, что найдем тебя здесь.
   – Значит, это и есть Милли,– процедила девушка, сверля Руперта глазами.– Том сказал, ты встретил старую знакомую. Милли из Оксфорда.– Она недобро усмехнулась.– Знаешь, что самое забавное, Руперт? Ты говорил, что не желаешь общаться с Милли из Оксфорда. Велел мне игнорировать ее звонки. Сказал, что она чокнутая.
   – Чокнутая? – возмутилась Милли.
   – Я не хотел с ней разговаривать! – с жаром защищался Руперт.– И не хочу.
   Он посмотрел на Милли. В его голубых глазах плескалось смятение.
   – Послушайте, я, пожалуй, пойду.– Милли встала и схватила сумочку.– Приятно было познакомиться,– кивнула она Франческе.– Честное слово, я всего лишь старая знакомая.
   – Правда? – спросила Франческа, вперив пристальный взгляд светлых глаз в лицо мужа.– И все-таки, что ты должен мне сказать?
   – Пока, Руперт,– торопливо попрощалась Милли.– Пока, Франческа.
   – Что ты должен мне сказать, Руперт? Что? А вы,– Франческа повернулась к Милли,– не смейте никуда уходить.
   – У меня поезд,– сказала Милли.– В самом деле, мне пора. Искренне сожалею.
   Не глядя на Руперта, она быстро миновала барную стойку и, взбежав по деревянной лестнице, вышла на улицу. Очутившись на свежем воздухе, Милли вспомнила, что забыла на столе зажигалку. Дешево отделалась, подумала она.
 
   Изабел сидела на кухне дома номер один по Бертрам-стрит и обшивала кружевную подвязку синей лентой. Оливия сидела напротив, пытаясь сделать из куска ярко-розового шелка замысловатый бант. Время от времени она с недовольством поглядывала на дочь и вновь возвращалась к своему занятию. В конце концов Оливия отложила бант в сторону и подошла к столу, чтобы заварить чай.
   – Как поживает Пол?
   – Кто? – не поняла Изабел.
   – Пол! Тот самый, доктор! Часто с ним видишься?
   – А, этот,– скривилась Изабел.– Нет, не встречала его уже несколько месяцев. У нас и была-то всего пара свиданий.
   – Какая досада,– посетовала Оливия.– Обаятельный молодой человек. И, по-моему, настоящий красавчик.
   – Просто у нас с ним не сложилось.
   – Дорогая моя, как жалко!
   – А мне нет. Я сама порвала отношения.
   – Почему? – Оливия начала всерьез злиться.– Чем он тебе не угодил?
   – Честно говоря, странноватый он какой-то.
   – Странноватый? – подозрительно переспросила миссис Хэвилл.– В каком смысле?
   – Ну так, странноватый.
   – Ты имеешь в виду психические отклонения?
   – Да нет же! Странноватый, и все.
   – А мне он показался очень милым,– вздохнула Оливия, заливая чайник кипятком.– Таким приятным молодым человеком.
   Изабел промолчала, и только ее иголка в ее руках запрыгала резче.
   – Позавчера я встретила Брэнду Уайт,– сменила тему Оливия.– Ее дочь в июне выходит замуж.
   – В самом деле? – подняла глаза Изабел.– Она все еще работает в «Шелл»?
   – Не знаю,– буркнула миссис Хэвилл, потом улыбнулась дочери.– Я к чему говорю: она познакомилась со своим женихом на вечеринке для молодых специалистов в одном шикарном лондонском ресторане. Кстати, очень модная затея в последнее время. Наверняка там было полно достойных мужчин.
   – Да уж, не сомневаюсь.
   – Брэнда может узнать телефон этого ресторана, если тебе интересно.
   – Не надо, спасибо.
   – Дорогая, ты не даешь себе ни единого шанса!
   – Отстань! – рявкнула Изабел и воткнула иголку в ткань.– Это ты не даешь мне шанса! Пилишь и пилишь, как будто у меня в жизни нет другой цели, кроме как найти мужа. А как насчет моей работы? Насчет друзей?
   – А как насчет детей? – резко перебила ее Оливия.
   Изабел побледнела.
   – Может быть, я рожу ребенка без мужа,– помолчав, сказала она.– Так сейчас многие поступают.
   – Теперь ты начала молоть чушь,– рассердилась миссис Хэвилл.– Ребенку нужна полноценная семья.– Она поставила чайник на стол, уселась и раскрыла свой красный блокнот.– Так, что еще нужно сделать…
   Изабел, не моргая, уставилась на чайник – большой, разрисованный яркими утками; он участвовал в семейных чаепитиях, сколько она себя помнила. Еще с тех пор, когда они с Милли бок о бок сидели за столом в одинаковых платьицах и ели бутерброды с пастой «Мармайт». Ребенку нужна полноценная семья… Что значит «полноценная», черт побери?
   – Представляешь,– удивленно протянула Оливия,– на сегодня я все сделала.
   – Отлично. С чистой совестью можешь посвятить вечер отдыху.
   – А что, если позвонить помощнику Гарри…
   – Не надо никому звонить,– решительно возразила Изабел.– Ты уже миллион раз со всеми созванивалась. Лучше выпей чашечку хорошего чая и расслабься.
   Оливия налила себе чаю, пригубила напиток и вздохнула.
   – О господи! – Она вытянула ноги и откинулась на спинку стула.– Признаться, порой мне казалось, мы ни за что не уложимся вовремя с подготовкой этой свадьбы.
   – Что ж, теперь все готово, и тебе надо отвлечься. Не пересчитывать копии листков с церковным гимном и не пришивать бантики на туфли. Отдыхай и развлекайся!
   Изабел грозно посмотрела на мать. Услышав телефонный звонок, обе расхохотались.
   – Я возьму трубку,– сказала Оливия.
   – Если это Милли,– крикнула Изабел,– позови меня, я с ней поговорю.
   – Бертрам-стрит, дом номер один. Добрый день,– произнесла Оливия в трубку и, обернувшись к дочери, скроила постную физиономию.– Здравствуйте, каноник Литтон. Как поживаете? Да… Да… Нет!
   Приветливый тон миссис Хэвилл вдруг сменился на беспокойный. Изабел подняла глаза.
   – Нет, не в курсе. Не имею понятия, о чем речь. Да-да, вы уж лучше сами. Хорошо, до встречи.
   Оливия положила трубку и озадаченно посмотрела на Изабел.
   – Звонил каноник Литтон.
   – Чего хотел?
   – Он придет поговорить.– Оливия села.– Ничего не понимаю.
   – В чем дело? Что-то не так?
   – Понятия не имею! Он сказал, что получил некую информацию и хочет с нами поговорить.
   – Информацию? – Сердце Изабел заколотилось.– Какую еще информацию?
   – Откуда мне знать? – Миссис Хэвилл обратила на Изабел растерянный взгляд голубых глаз.– Это касается Милли. Что именно, он не уточнил.

Глава 9

   Руперт и Франческа сидели в гостиной своего дома и молча смотрели друг на друга. По совету Тома, оба отпросились с работы на вторую половину дня. В такси, которое довезло их до Фулема, они не произнесли ни слова. Франческа изредка бросала на Руперта взгляд, полный боли и непонимания; он же, опустив голову, разглядывал свои ладони, мучительно размышляя, что сказать жене – сочинить байку или открыть правду.
   Как она отреагирует, если он все-таки решится не лгать? Придет в ярость? Почувствует отвращение? Или скажет: «Я всегда знала, что ты какой-то не такой». А может быть, попытается понять… Но как она сумеет понять то, чего не понимает он сам?
   – Ну вот,– констатировала Франческа,– мы одни.
   Она выжидающе глянула на супруга, тот отвернулся.
   С улицы доносились пение птиц, урчание автомобилей, плач малыша, которого нянька усаживала в коляску,– полуденные звуки, непривычные для уха Руперта. Он ощущал неловкость, находясь дома в разгар зимнего дня, чувствуя на себе тревожный, напряженный взгляд жены.
   – Думаю, нам следует помолиться,– неожиданно предложила Франческа.
   – Что? – ошеломленно спросил Руперт.
   – Перед началом разговора.– Франческа серьезно посмотрела на него.– Если мы помолимся вместе, станет легче.
   – Вряд ли мне поможет молитва.
   Руперт покосился на шкафчик со спиртным и опять отвел взгляд.
   – Руперт, что случилось? Почему ты так странно себя ведешь? У тебя роман с Милли?
   – Нет!
   – Но у вас была интрижка в Оксфорде.
   – Нет.
   – Нет? Ты за ней не ухаживал?
   – Нет.– Если бы не взвинченное состояние, Руперт расхохотался бы.– Я никогда за ней не ухаживал, и мы не встречались. В том смысле, который ты имеешь в виду.
   – В том смысле, не в том смысле… Что это значит?
   – Франческа, это абсолютно не то, о чем ты думаешь.– Руперт выдавил из себя улыбку.– Слушай, давай просто обо всем забудем. Милли – моя старая знакомая. Точка.
   – Мне очень хочется тебе верить,– с сомнением проговорила Франческа,– но я вижу, что происходит нечто из ряда вон.
   – Ничего не происходит.
   – О чем тогда она говорила? – Франческа вдруг повысила голос.– Руперт, я твоя жена! Ты клялся быть верным мне. Если у тебя есть тайна, я должна знать.
   Руперт пристально посмотрел на Франческу. Ее светлые глаза сверкали, стиснутые руки лежали на коленях. На запястье поблескивали дорогие часы, которые он подарил ей на день рождения. Они вместе выбрали их в «Селфридже», а потом отправились в кино – в общем, провели счастливый день, полный простых маленьких радостей.
   – Я не хочу тебя терять,– услышал он свой голос.– Я люблю тебя. Мне дорог наш брак. Я буду любить наших детей, когда они у нас появятся.
   Франческа не сводила с него беспокойного взгляда.
   – Но? В чем «но»?
   Руперт молча смотрел на нее. Он не знал, как ответить, с чего начать.
   – У тебя неприятности? – вдруг спросила Франческа.– Ты от меня что-то скрываешь?
   В ее голосе зазвенела тревога.
   – Нет! У меня все в порядке. Просто я…
   – Что? Что ты? – не отставала Франческа.
   – Хороший вопрос.
   В груди Руперта все туже натягивалась невидимая пружина; он хмуро сдвинул брови.
   – О чем, о чем ты должен мне рассказать? Руперт вонзил ногти в ладони и глубоко вздохнул. Он понял, что пути назад нет.
   – Когда я учился в Оксфорде, там был один мужчина…
   – Мужчина?
   Руперт посмотрел в глаза жене и не увидел в них ни малейшего подозрения, лишь ожидание. Она не догадывалась, куда он клонит.
   – У меня с ним были отношения,– продолжил он, не отводя взгляда.– Очень близкие отношения.
   Он снова сделал паузу и подождал, пока Франческа переварит информацию и сделает вывод. Некоторое время – Руперту оно показалось вечностью – на лице жены ничего не отражалось. А затем внезапно до нее дошло. Зрачки Франчески мгновенно расширились и сузились, как у кошки. Она поняла. Осознала. Руперт в смятении смотрел на нее, пытаясь предугадать реакцию.
   – Я не понимаю,– наконец произнесла она хрипловатым голосом.– Руперт, ты несешь какой-то вздор. Мы только теряем время!
   Франческа встала с дивана и принялась отряхивать с колен невидимые крошки, избегая глядеть на мужа.
   – Дорогой, я напрасно в тебе сомневалась. Прости. Мне не следовало терять доверия к тебе. Разумеется, ты вправе встречаться с кем угодно. Давай просто обо всем забудем, ладно?
   Руперт в изумлении уставился на Франческу. Неужели она говорит серьезно? Действительно считает, что можно жить по-прежнему? Делать вид, что не слышала его признания? Отмахнуться от кучи вопросов, которые уже наверняка терзают ее ум? Так сильно боится получить ответы?
   – Я заварю чай,– промолвила Франческа с фальшивой бодростью.– И разогрею булочки. Будет очень вкусно.
   – Франческа, прекрати. Ты слышала, что я сказал. Не хочешь узнать подробности?
   Руперт встал и взял жену за запястье.
   – Руперт! – деланно засмеялась та.– Отпусти! Я… я не понимаю, о чем ты. Я уже извинилась за то, что не доверяла тебе. Чего же еще?
   – Еще мне надо…– начал Руперт и крепче стиснул запястье Франчески. Внезапно его охватило чувство неотвратимости.– Мне надо рассказать тебе обо всем.
   – Ты уже все мне рассказал,– поспешно произнесла она.– Я поняла. Глупая связь по молодости.
   – Ничего я тебе еще не рассказывал.– Руперту отчаянно хотелось говорить и говорить, облегчить душу.– Послушай, Франческа…
   – Ну почему мы не можем просто забыть об этом? – на грани истерики воскликнула она.
   – Потому что так будет нечестно!
   – А ты спросил меня, нужна ли мне твоя честность?
   Лицо Франчески покраснело, глаза испуганно бегали. Она походила на пойманного в капкан зайца.
   «Оставь ее в покое,– сказал себе Руперт,– молчи, не продолжай». Однако желание говорить стало непреодолимым. Начав, он уже не мог дольше сдерживаться.
   – Не нужна моя честность? Хочешь, чтобы я лжесвидетельствовал? Этого ты хочешь, Франческа?
   Он смотрел, как одни эмоции на лице жены сменялись другими, как будто усилием воли она пыталась примирить свои потаенные страхи с моральным законом.
   – Ты прав. Прости,– в конце концов сказала она, с опаской покосившись на него, затем покорно опустила голову.– О чем ты хочешь мне рассказать?
   Остановись, приказал себе Руперт. Остановись, пока не поздно, пока ты еще не превратил ее жизнь в сплошное страдание.
   – У меня был роман с мужчиной.
   Он помолчал, ожидая хоть какой-нибудь реакции: вздоха, крика.
   Франческа не поднимала головы и оставалась недвижной.
   – Мужчину звали Аллан.– Руперт сглотнул.– Я его любил.
   Он посмотрел на жену, едва осмеливаясь дышать.
   – Ты все выдумал,– вдруг сказала она.
   – Что?
   – Я поняла. Тебя грызет вина из-за той девчонки, Милли, и ты решил выдумать глупую историю, чтобы отвлечь мое внимание.
   – Я ничего не выдумывал. Это правда.
   – Нет,– замотала головой Франческа.– Нет.
   – Да.
   – Нет!
   – Да, Франческа! – крикнул Руперт.– Да! Да! Да! У меня была любовная связь с мужчиной. Его звали Аллан, Аллан Кепински.
   Воцарилось долгое молчание. Потом Франческа подняла глаза на мужа. Она выглядела совсем измученной.
   – Ты в самом деле…
   – Да.
   – Прямо вот так…
   – Да.– Руперт испытывал одновременно облегчение и боль, как будто с плеч свалился тяжелый камень, освободив его от бремени, но оставив кровоточащие раны.– Мы занимались сексом.– Он закрыл глаза.– Занимались любовью.
   Внезапно на Руперта нахлынули воспоминания. Он снова был с Алланом, в темноте, ласкал его кожу, волосы, язык; трепетал от наслаждения…
   – Я не хочу больше ничего слышать,– прошептала Франческа.– Мне нехорошо.
   Руперт открыл глаза. Его жена встала и, пошатываясь, побрела к двери. Она страшно побледнела. Когда она взялась за дверь, Руперт заметил, что у нее трясутся руки.
   Его накрыло чувство вины.
   – Прости,– вымолвил он.– Франческа, прости.
   – Не у меня проси прощения,– нервным, скрипучим голосом сказала она.– Проси прощения у Господа нашего.
   – Франческа…
   – Молись о прощении. Я…– Она не смогла продолжить и глубоко вздохнула.– Я тоже буду молиться.
   – Пожалуйста, давай поговорим! – в отчаянии произнес Руперт.– Ну почему мы не можем хотя бы поговорить?
   Он поднялся и подошел к Франческе.
   – Не смей! – взвизгнула она, когда он дотронулся до ее рукава.– Не прикасайся ко мне!
   Ее глаза гневно сверкали на белом как полотно лице.
   – Я…
   – Не подходи ко мне!
   – Но…
   – Ты занимался со мной любовью,– прошептала она,– ты трогал меня! Ты…
   – Франческа…
   – Меня сейчас стошнит,– сдавленно проговорила она и выбежала из комнаты.
 
   Стоя у двери, Руперт слышал, как она взбежала по лестнице и заперлась в ванной. Его била дрожь, ноги были словно ватные. В глазах жены он увидел такое омерзение, что ему хотелось уползти прочь и забиться в самый дальний угол. Она отшатнулась от него, как от прокаженного, точно боялась, что его тяжкий грех может просочиться сквозь поры и заразить ее; точно он был неприкасаемым.
   Руперт чувствовал, что вот-вот не выдержит и разрыдается. Вместо этого он нетвердым шагом подошел к шкафчику со спиртным и достал оттуда бутылку виски. Откручивая пробку, вдруг увидел свое отражение в зеркале: воспаленные глаза, на щеках алые пятна, затравленное выражение лица… Он выглядит больным как изнутри, так и снаружи.
   «Молись,– сказала Франческа.– Молись о прощении».
   Руперт крепче сжал горлышко бутылки. «Господи,– начал он,– Отец наш небесный, прости меня…» Однако слова застревали на губах, он произносил их без души, он не горел желанием раскаиваться, искупать свою вину. Он презренный грешник, и ему на это наплевать.
   «Бог ненавидит меня,– подумал Руперт, глядя на себя в зеркало.– Бога нет». И то и другое казалось одинаково вероятным.
 
   Немного позже Франческа спустилась в гостиную. Она причесалась, умыла лицо и переоделась в джинсы и свитер. Руперт все так же сидел на диване с полупустой бутылкой виски.
   – Я поговорила с Томом,– сообщила Франческа.– Он обещал чуть позже зайти.
   – Том? – вскинул голову Руперт.
   – Я обо всем ему рассказала.– Голос Франчески дрожал.– Он попросил не волноваться. Ему приходилось сталкиваться с подобными случаями.
   В висках у Руперта глухо застучало.
   – Пусть не приходит.
   – Он хочет помочь!
   – Я не желаю, чтобы лезли в мою личную жизнь!
   Руперт уловил в своем голосе нотки паники. Он представил выражение, с которым Том на него посмотрит: жалость, смешанная с гадливостью. Глядя на него, Том испытает отвращение. Они все будут испытывать отвращение.
   – Он хочет помочь,– повторила Франческа.– Дорогой,– она сменила тон, и Руперт удивленно поднял глаза.– Прости меня, пожалуйста. Я повела себя неправильно. Я просто испугалась. Том сказал, что это вполне естественная реакция. Он сказал…– Франческа оборвала фразу и прикусила губу.– Как бы то ни было, мы справимся. Если поддерживать друг друга и молиться…
   – Франческа…– начал Руперт, но она предостерегающе подняла руку и медленно пошла к нему.
   – Том объяснил, как важно, чтобы мои личные чувства не стали помехой нашей…– Франческа замялась,– физической близости. Мне не следовало тебя отвергать. Я повела себя как последняя эгоистка. Это грешно.– Она сглотнула.– Пожалуйста, прости меня.
   Франческа придвинулась еще ближе. Теперь ее и Руперта разделяли какие-то дюймы.
   – Я не должна сторониться мужа,– прошептала она.– Ты имеешь полное право касаться меня. Ты – мой супруг. Я дала клятву перед Господом любить тебя, повиноваться и принадлежать тебе.
   От изумления Руперт лишился дара речи. Он медленно протянул ладонь и дотронулся до ее рукава. Волна отвращения пробежала по лицу Франчески, но она не отводила от него глаз, как будто твердо решила выдержать пытку до конца.
   – Нет! – воскликнул Руперт и отдернул руку.– Это неправильно! Франческа, ты не жертвенный агнец, ты человек!
   – Я хочу сохранить наш брак,– трясущимися губами проговорила Франческа.– Том сказал, что…
   – Что как только мы ляжем в кровать, все сразу наладится? – с горьким сарказмом перебил ее Руперт.– Том велел тебе лечь со мной в постель и думать об Иисусе?
   – Руперт!
   – Я не допущу, чтобы ты подчинялась мне, как рабыня. Франческа, я люблю и уважаю тебя!
   – Если ты любишь и уважаешь меня,– вдруг рассвирепела она,– то почему ты мне врал? – Ее голос прерывался от гнева.– Зачем женился на мне, зная, что ты такой?!
   – Франческа, это же я, Руперт! Я по-прежнему твой.
   – Нет! Только не для меня! – В ее глазах сверкнули слезы.– Я больше не вижу тебя. Все, что я вижу…– Ее передернуло от омерзения.– Меня тошнит, когда я об этом думаю.
   Руперт с несчастным видом смотрел на жену.
   – Ладно, скажи, чего ты хочешь,– наконец промолвил он.– Мне съехать?
   – Нет! – мгновенно воскликнула Франческа.– Нет. Том предложил…
   – Что?
   – Том предложил…– она замялась и всхлипнула,– публичное покаяние. Во время вечерней службы. Если ты покаешься в своих грехах перед всеми прихожанами и перед Господом, тогда, наверное, ты сможешь начать новую жизнь. Без лжи, без скверны.
   В душе Руперта все протестовало против слов Франчески.
   – А еще Том сказал, что ты, вероятно, не осознаешь до конца тяжесть греха,– продолжала она.– Но как только осознаешь и полностью раскаешься, мы сможем начать все сначала. Это будет возрождением. Для нас обоих.– Франческа вытерла слезы.– Как ты считаешь, Руперт?
   – Я не намерен каяться,– услышал он себя словно со стороны.
   Франческа была потрясена.
   – Что?
   – Я не собираюсь раскаиваться. Не собираюсь публично признавать, что погрузился в пучину греха.
   – Но…
   – Я любил Аллана, а он любил меня. И мы не делали ничего дурного или порочного. Это…– К горлу Руперта подступил комок.– Это были прекрасные, нежные отношения, что бы там ни говорилось в Библии.
   – Ты серьезно?
   – Да.– Руперт содрогнулся и резко выдохнул, в упор посмотрев на жену.– Я ничуть не сожалею о своих поступках.
   – Тогда ты просто болен! – со страхом в голосе крикнула Франческа.– Болен! Ты спал с мужчиной! Что в этом прекрасного? Это отвратительно!
   – Послушай…
   – А как насчет меня? – Она еще сильнее повысила голос.– Когда мы с тобой были в постели? Ты каждый раз мечтал, чтобы на моем месте был он?
   – Зачем ты так? Конечно нет!
   – Но ты же сказал, что любил его!
   – Да. Только тогда я этого не сознавал.– Руперт помолчал.– Франческа, прости меня.
   Мучительное мгновение она смотрела на него, потом отшатнулась, рукой нащупывая стул.
   – Не понимаю,– сдавленным голосом произнесла она.– Ты на самом деле гомосексуалист? Том сказал, что нет. Он сказал, очень много юношей поначалу сбиваются с пути.
   – Да что он об этом знает? – огрызнулся Руперт.
   Ему показалось, что его загнали в угол, поймали в западню.
   – Ну, так ты действительно гомосексуалист? – настаивала Франческа.
   Руперт долго молчал.
   – Не знаю.– Он тяжело опустился на диван и закрыл лицо руками.– Я не знаю, кто я.
 
   Когда через несколько минут он поднял голову, Франчески не было. Птицы все так же щебетали за окном, в отдалении по-прежнему урчали машины. Ничего не изменилось. Изменилось все.
   Руперт глядел на свои дрожащие пальцы, на кольцо с печаткой – свадебный подарок Франчески. Воспоминания посетили его внезапной вспышкой: какое счастье он испытал в тот день, какое облегчение ощутил, когда всего после нескольких произнесенных слов влился в огромную массу людей, состоящих в законном браке! Когда он выходил из церкви, рука об руку с Франческой, ему казалось, что он наконец-то обрел себя, что он нормален. Этого ему и хотелось. Он не хотел быть «голубым», относиться к «сексуальному меньшинству». Он просто мечтал быть как все.
   Все случилось именно так, как предсказывал Аллан. Аллан все понимал. Аллан знал, что чувствует Руперт. В конце того лета страстное обожание Руперта постепенно сменилось стыдом. Аллан терпеливо сносил то, что Руперт избегает его общества, не появляется у него по нескольку дней подряд, только затем, чтобы потом окунуться в любовь с еще большим пылом. Аллан старался его поддержать, был чутким и понимающим. А в ответ Руперт сбежал.
   Семена этого дезертирства были посеяны в начале сентября. Руперт с Алланом прогуливались по Брод-стрит; за руки не держались, но шли бок о бок, негромко переговариваясь, счастливо улыбаясь друг другу. А потом кто-то окликнул:
   – Эй, Руперт!
   От неожиданности он дернулся. На противоположной стороне улицы стоял Бен Фишер, который учился с ним в школе, но был на год младше. Внезапно Руперт вспомнил письмо, полученное из дома пару недель назад. Отец выражал слабую надежду, что Руперт выберется навестить его как-нибудь на каникулах, и с гордостью сообщал о том, что еще один парень из маленькой корнуолльской деревушки тоже стал студентом Оксфорда.
   – Бен! – воскликнул Руперт, спеша через дорогу.– Добро пожаловать! Я знал, что ты должен приехать.
   – Надеюсь, ты все мне тут покажешь,– ответил тот с радостным блеском темно-карих глаз.– И познакомишь с девчонками! Наверняка они здесь все твои, жеребец! – Затем, с любопытством покосившись на Аллана, стоявшего на другой стороне улицы, спросил: – А это кто? Приятель?
   У Руперта екнуло сердце. В приступе непонятной паники он представил, как будет выглядеть дома, в глазах друзей, учителей, отца.
   – Да так, никто,– помявшись, сказал он.– Один из преподавателей.
   На следующий вечер Руперт вместе с Беном отправился в бар, глушил там текилу и отчаянно флиртовал с компанией симпатичных итальянок.
   Аллан его ждал.
   – Хорошо провел время? – любезно поинтересовался он, когда Руперт вернулся.
   – Да,– выдавил Руперт, не смея поднять голову.– Я был… с товарищами.
   Он быстро разделся, нырнул в постель и закрыл глаза, ощутив прикосновение Аллана; выбросил из головы всякое чувство вины, как только начал испытывать пьянящее наслаждение от их физической близости.
   Однако на следующий день он опять ушел с Беном и в этот раз заставил себя поцеловать одну из смазливых девчонок, которые роем вились вокруг. Та охотно ответила на поцелуй, подставляя его рукам свое непривычно мягкое тело. В конце вечера она пригласила Руперта в квартиру на Каули-роуд, которую снимала вместе с подругой.
   Он раздел ее, медленно и неуклюже, копируя сцены из фильмов и рассчитывая на явный опыт партнерши. Каким-то образом ему удалось довести дело до успешного конца; были ее стоны настоящими или притворными – он не знал, да и не хотел знать. Утром он проснулся в ее постели и обнаружил, что спал, уютно свернувшись калачиком, прижимаясь к атласной коже своей новой подружки, вдыхая сладкий девичий запах. Он поцеловал ее в плечо, как всегда целовал Аллана, для интереса провел рукой по ее груди и вдруг, совершенно неожиданно, почувствовал возбуждение. Ему хотелось трогать тело этой девушки, хотелось ее целовать. При мысли о том, что он снова может заняться с ней любовью, Руперт возбудился еще сильнее. Выходило, что он – нормальный, что он может быть нормальным.