Уикхем Маделин. Невеста

   – Не знаю. Я не…– она судорожно сглотнула,– не хотела все испортить.
   – Не хотела все испортить? Поэтому выждала, пока осталось два дня до свадьбы?!
   – Я думала, это не помешает…
   – Ты думала, что сможешь сохранить это в секрете? – Саймон резко обернулся: внезапно до него дошло.– Ты и не хотела мне ничего рассказывать! Так?
   – Я не…
   – Хотела утаить это от меня! – Он повысил голос.– От своего мужа!
   – Нет! Я собиралась сказать!
   – Когда? В первую брачную ночь? После рождения ребенка? На золотую свадьбу?
   Милли открыла рот – и опять захлопнула его. Страх, как раскаленная лава, обжег ее изнутри. Она никогда не видела Саймона в такой ярости, не знала, как погасить эту вспышку, что предпринять.
   – Какие еще маленькие тайны у тебя есть от меня? Дети, о которых я не знаю? Любовники?
   – Нет.
   – Ас чего это я должен верить? – Слова Саймона рассекали воздух, и Милли вздрагивала, словно от ударов хлыста.– Как теперь мне верить тому, что ты говоришь?
   – Не знаю.– Ею овладела безысходность.– Не знаю. Ты просто должен доверять мне.
   – Доверять тебе?
   – Я понимаю, что поступила плохо, не рассказав тебе обо всем вовремя. Но это не означает, что я скрываю от тебя еще что-либо…
   – Дело не только в этом,– сурово перебил ее Саймон.– Не только в том, что ты утаила от меня правду.
   Сердце Милли бешено заколотилось.
   – А в чем еще?
   Саймон опустился в кресло и потер переносицу.
   – Милли, ты принесла брачный обет другому мужчине. Поклялась любить его и заботиться о нем. Ты понимаешь?
   – Но это же не имело никакого значения! Ни одно словечко!
   – Неужели? – От ледяного тона Саймона Милли стало еще страшнее.– А я думал, ты относишься к брачным клятвам так же серьезно, как и я.
   – Я и относилась к ним серьезно, то есть…– Милли вконец смешалась,– отношусь.
   – Как ты можешь? Ты уже нарушила их, запятнала их чистоту!
   – Саймон, пожалуйста, не смотри на меня так,– с мукой прошептала Милли.– Не считай меня порочной. Я совершила ошибку, но осталась все той же Милли. Ничего не изменилось!
   – Изменилось все,– без всякого выражения произнес Саймон. Повисло гнетущее молчание.– Если честно, ты мне теперь как чужая.
   – Нет, это ты мне теперь как чужой! – с болью вскричала Милли.– Я больше тебя не знаю! Да, Саймон, я испортила свадьбу и вообще все на свете, но не будь ханжой! Не смотри на меня так, словно я не достойна даже презрения. Я не преступница!– Она сглотнула.– То есть, может быть, формально я и нарушила закон, но это была моя ошибка. Одна-единственная! И ты простил бы меня, если бы любил! – Ее начали сотрясать рыдания.– Если бы любил по-настоящему!
   – А если бы ты любила меня по-настоящему,– крикнул Саймон, потеряв самообладание,– ты бы рассказала мне о своем замужестве! Можешь говорить что угодно, Милли, но если бы ты меня любила, то не скрыла бы правды!
   Милли растерянно посмотрела на жениха.
   – Не обязательно,– запинаясь, проговорила она.
   – Должно быть, у нас разные понятия о любви. Наверное, мы с самого начала не понимали друг друга.
   Саймон встал и взял пальто. Милли уставилась на него, страшась поверить догадке.
   – Ты имеешь в виду,– она подавила внезапную тошноту,– что больше не хочешь на мне жениться?
   – Насколько я помню,– ледяным тоном ответил Саймон,– у тебя уже есть супруг. Так что, согласись, вопрос праздный.– У двери он задержался – Надеюсь, вы будете счастливы.
   – Скотина! – крикнула Милли.
   Задыхаясь от слез, она лихорадочно пыталась сорвать с пальца подаренное Саймоном кольцо. В конце концов она швырнула кольцо ему вслед, но дверь уже закрылась.

Глава 11

   Вернувшись, Изабел обнаружила, что дом погружен в тишину. Свет в прихожей был притушен, гостиная пустовала. Распахнув дверь в кухню, Изабел увидела мать, сидевшую за столом в тени абажура. Перед ней стояла бутылка вина, почти опорожненная, в углу тихо играла музыка.
   Услышав звук, Оливия повернула к двери бледное, отекшее лицо.
   – Ну что,– безучастно промолвила она,– все кончено.
   – Ты о чем? – подозрительно спросила Изабел.
   – Помолвка Саймона и Милли расторгнута.
   – Что? – Изабел не поверила своим ушам.– Окончательно? Но почему?
   – Они поссорились, и Саймон все отменил. Миссис Хэвилл отхлебнула вина.
   – Из-за чего? Из-за ее первого брака?
   – Вероятно. Она мне не сообщила.
   – А где Милли?
   – Ушла ночевать к Эсме. Сказала, ей надо убраться из этого дома. Подальше от всех нас.
   – Ее можно понять.– Изабел тяжело опустилась на табуретку, не снимая пальто.– Господи, бедняжка! Просто не верится. Что именно сказал Саймон?
   – Этой тайной Милли со мной не поделилась. Она вообще ничего мне не говорит в последнее время.– Оливия снова приложилась к бокалу.– По всей видимости, я больше не заслуживаю ее доверия.
   – Мамочка, только не начинай,– закатила глаза Изабел.
   – Десять лет замужем за нелегальным иммигрантом! Десять лет – и ни словечка матери.
   – Да как же она могла тебе об этом рассказать?
   – А попав в переплет, побежала к Эсме…– Оливия подняла воспаленные глаза на дочь.– К Эсме Ормерод!
   – Она всегда бегала к Эсме.
   – Знаю. Со всех ног несется в тот дом и возвращается с таким видом, будто она царица Савская.
   – Мам…
   – С тобой она тоже поделилась.– Оливия заговорила громче.– Почему ей никогда не приходило в голову прийти ко мне, родной матери?
   – Да не могла она! – воскликнула Изабел.– Милли прекрасно знала, как ты отреагируешь.
   А ей, если откровенно, нужен спокойный, разумный совет.
   – Я не способна дать разумный совет?
   – Если это касается свадьбы – да, способна. Способна, мамочка.
   – Ну, поскольку свадьбы уже не будет,– резко произнесла миссис Хэвилл,– может, вы опять начнете доверять матери. Относиться ко мне по-человечески.
   – Мама, ради бога, прекрати себя жалеть! – вспылила Изабел.– Расстроилась свадьба Милли, а не твоя.
   – Спасибо, я в курсе,– едко бросила Оливия.
   – Ты не в курсе. На самом деле ты не думаешь о Милли и Саймоне, о том, что они чувствуют. Тебе вообще не важно, останутся они вместе или нет. Тебя волнует только свадьба. Цветы, которые придется отослать обратно, твое шикарное платье, которого никто не увидит, несостоявшаяся мечта о том, что Гарри Пиннакл пригласит тебя на танец. На все остальное тебе плевать.
   – Как ты смеешь! – возмутилась Оливия, и на ее щеках вспыхнули два ярких пятна.
   – Я угадала, верно? Неудивительно, что папа…
   – А что папа?
   – Ничего.– Изабел осеклась, сообразив, что переступила рамки.– Просто… я знаю его мнение, вот и все.
   Возникла пауза. Изабел сидела, сощурившись, в тусклом свете кухонного абажура. Внезапно на нее навалилась страшная усталость.
   – Ладно, – она заставила себя нарушить молчание.– Пожалуй, я пойду спать.
   – Подожди,– взглянула на дочь Оливия.– Ты совсем ничего не ела.
   – Ерунда. Я не голодна.
   – Дело не в этом. Тебе надо есть.
   Изабел равнодушно пожала плечами.
   – Тебе надо есть.– Миссис Хэвилл в упор посмотрела на Изабел.– В твоем положении.
   – Мама, не сейчас,– устало сказала Изабел.
   – Мы можем не обсуждать эту тему,– с обидой произнесла Оливия.– Ты не обязана мне ничего рассказывать, если не хочешь. Храни свои секреты при себе, сколько влезет.
   Изабел с неловким видом отвернулась.
   – Я сделаю тебе омлет,– заключила миссис Хэвилл.
   – Хорошо,– помолчав, ответила Изабел.
   – И налью тебе бокал вина.
   – Мне нельзя.
   – Почему?
   Изабел не отвечала, стараясь привести в порядок противоречивые мысли. Пить нельзя в случае, если она решит оставить ребенка.
   – Подумаешь! – фыркнула Оливия.– Я пила по три порции джина в день, когда носила тебя, а ты вон какая получилась. Очень даже ничего, а?
   Изабел невольно улыбнулась.
   – Ладно, один бокал не повредит.
   – Мне тоже. Давай откроем еще бутылочку.– Оливия закрыла глаза.– Господи, это самый ужасный вечер в моей жизни.
   – Как тут все было? – Изабел уселась за стол.– Надеюсь, Милли в порядке?
   – Наверняка Эсме позаботится о ней,– с оттенком горечи проговорила миссис Хэвилл.
 
   Милли сидела в гостиной Эсме, обхватив ладонями кружку с обжигающим, густым напитком из бельгийских шоколадных хлопьев с капелькой апельсинового ликера. Эсме уговорила Милли принять роскошную горячую ванну, благоухающую какими-то загадочными снадобьями из безымянных бутылочек, надела на нее махровый белый халат и мягкие тапочки, а затем взялась расчесывать волосы Милли старинной щеткой. Устремив взор вперед, на мерцающее пламя в камине, девушка чувствовала прикосновения щетки к голове, ощущала тепло огня, гладкость чистой кожи под халатом. Она приехала к крестной с час назад, расплакалась навзрыд, как только открылась дверь, и потом, в ванне. Однако теперь Милли охватил странный покой. Она сделала еще один глоток горячего шоколада и прикрыла глаза.
   – Ну как, лучше? – низким голосом спросила Эсме.
   – Да. Гораздо лучше.
   – Вот и отлично.
   Они замолчали. Одна из двух гончих Эсме встала со своего места у камина, подошла к Милли и положила голову ей на колени.
   – Ты права,– сказала девушка, гладя собаку по голове.– Права. Мы с Саймоном чужие люди.– Ее голос слегка задрожал.– Все плохо.
   Эсме, не говоря ни слова, продолжала расчесывать волосы Милли.
   – Я знаю, что сама виновата во всем. Я понимаю это. Я, а не кто-то другой, вышла замуж и заварила кашу. Но он повел себя так, будто я сделала это нарочно. Он и не попытался взглянуть на ситуацию с моей точки зрения.
   – Характерная мужская черта,– заметила Эсме.– Женщины готовы сунуть голову в петлю, чтобы понять, что чувствуют другие. Мужчины же один раз оглядываются и как ни в чем не бывало идут дальше.
   – Саймон даже не оглянулся,– всхлипнула Милли.– Не стал меня слушать.
   – Очень типично. Еще один упрямый гордец.
   – Я чувствовала себя такой идиоткой…– По лицу Милли вновь заструились слезы.– Мне уже и замуж за него не хотелось. Он сказал, что я запятнала чистоту брачных клятв и что он больше не поверит ни одному моему слову. Он смотрел на меня, как на чудовище!
   – Понимаю,– ласково молвила Эсме.
   За все время, что мы были вместе,– продолжала Милли, вытирая слезы,– мы так и не узнали друг друга по-настоящему. А как можно соединять свою жизнь с незнакомым человеком, как? Не стоило нам устраивать помолвку. По большому счету это все…– Милли не договорила: ей пришла в голову новая мысль.– Помнишь, когда Саймон попросил меня стать его женой? Он все запланировал так, как ему хотелось. Привел меня на скамейку в отцовском саду, достал из кармана приготовленное кольцо, а под дерево заранее положил бутылку шампанского.
   – Солнышко…
   – Но все это не имело отношения ко мне! Это касалось только его. Он не думал обо мне уже тогда.
   – Совсем как его отец,– неожиданно резко произнесла Эсме.
   Милли удивленно повернула голову.
   – Ты знаешь Гарри?
   – Раньше знала. Очень давно.
   Расческа в руке крестной задвигалась быстрее.
   – Я всегда считала Гарри очень милым человеком,– подавив всхлип, сказала Милли,– но опять же, как я могу судить? Насчет Саймона я ведь ошибалась!
   Ее плечи затряслись от рыданий.
   – Милая, почему бы тебе не пойти спать,– предложила Эсме, заплетая волосы Милли в свободную косу.– Ты устала, перенервничала, тебе надо выспаться. Не забывай, сегодня ты рано встала, успела съездить в Лондон и вернуться обратно. Денек еще тот.
   Милли, как ребенок, подняла на крестную заплаканное лицо.
   – Я не смогу заснуть.
   – Сможешь,– невозмутимо ответила Эсме.– Я кое-что добавила в твой шоколад. Скоро подействует.
   – Да? – Милли удивленно уставилась в свою кружку, потом осушила ее до дна.– Ты всем своим гостям подсыпаешь снотворное?
   – Нет, только особым,– безмятежно улыбнулась Эсме.
 
   Покончив с омлетом, Изабел вздохнула и откинулась на спинку стула.
   – Было очень вкусно. Спасибо, мама.
   Не услышав ответа, Изабел подняла глаза. Оливия клевала носом, склонившись над бокалом.
   – Мама?
   Оливия открыла глаза.
   – Ты поела? – сонным голосом спросила она.– Еще хочешь?
   – Нет, спасибо. Мам, может, пойдешь спать? Завтра у нас куча дел.
   Какое-то мгновение Оливия непонимающе смотрела на нее, потом, словно встряхнувшись, кивнула.
   – Пожалуй, ты права,– сказала она со вздохом.– Знаешь, я на минутку расслабилась и забыла про хлопоты.
   – Иди спать,– повторила Изабел.– Я здесь приберу.
   – Но ты…
   – Со мной все в порядке,– твердо сказала Изабел.– Я все равно собиралась выпить чашку чаю. Иди.
   – Ладно, спокойной ночи.
   – Спокойной ночи.
   Изабел проводила мать взглядом, затем встала и налила воды в чайник. Опершись о раковину, она смотрела в окно, на темную, безмолвную улицу – и вдруг услыхала звук поворачивающегося ключа.
   – Милли, это ты? – позвала она.
   Секундой позже дверь в кухню открылась, и вошел незнакомый молодой человек в джинсовой куртке, с огромной сумкой на плече, довольно неряшливого вида и потому не похожий на обычного постояльца. Изабел с любопытством посмотрела на него, потом вдруг до нее дошло. Раскаленной лавой закипела ярость. Значит, это он. Александр. Причина всех несчастий.
   – Добрый вечер,– поздоровался молодой человек, кинул сумку на пол и беззаботно улыбнулся.– Ты, должно быть, многоязыкая и многоодаренная Изабел.
   – Не понимаю, как ты осмелился сюда вернуться,– тихо произнесла Изабел, стараясь сдержать себя.– Не понимаю, как у тебя хватило смелости.
   – Я вообще храбрый.– Александр приблизился к ней вплотную.– Мне не сказали, что ты еще и красива.
   – Отойди от меня! – сквозь зубы процедила Изабел.
   – Как нелюбезно!
   – Нелюбезно? Ты хочешь, чтобы я рассыпалась в любезностях после всего того, что ты сделал с моей сестрой?
   Александр во весь рот улыбнулся.
   – Так ты знаешь ее маленький секрет?
   – Ее маленький секрет знает весь мир, и все из-за тебя!
   – В каком смысле? – невинно спросил юноша.– Что-то случилось?
   – Дай-ка сообразить,– язвительно бросила Изабел,– что же у нас случилось? Ах да, свадьбу отменили. Но для тебя это наверняка не новость.
   Александр изумленно уставился на нее.
   – Ты шутишь?
   – Конечно, черт тебя побери, шучу! – крикнула Изабел.– Свадьбы не будет, так что поздравляю. Ты добился, чего хотел. Поломал жизнь Милли, не говоря уже о всех нас.
   – О господи.– Александр нервно провел рукой по волосам.– Эй, я не собирался…
   – Не собирался? – прошипела Изабел.– Следовало подумать об этом до того, как открывать свой большой рот. А чего ты, собственно, ожидал?
   – Только не этого! Честное слово. С какой стати ей вздумалось отменить свадьбу?
   – Не ей. Саймону.
   – Что? – не понял фотограф.– Почему?
   – Не твое дело,– отрезала Изабел.– Скажем так, если бы кое-кто помалкивал о ее первом браке, все могло быть чудесно. Если бы только ты держал рот на замке…– Не договорив, она махнула рукой.– Да что теперь рассуждать. Ты просто чертов псих.
   – Неправда! – воскликнул Александр.– Боже, я вовсе не хотел, чтобы свадьба расстроилась! Я только…
   – Только что? Чего тебе надо было?
   – Ничего… Я только хотел… немножко оживить ситуацию.
   – Как же ты жалок! – проговорила Изабел, в упор глядя на Александра.– Жалкий, чокнутый придурок.– Она бросила взгляд на его сумку.– Надеюсь, ты сам понимаешь, что здесь ночевать не будешь.
   – Но мою комнату заняли!
   – Уже освободили, чтоб тебя! – Изабел пнула сумку, и та отлетела к двери.– Ты понимаешь, что натворил? Мать в шоке, сестра в слезах…
   – Послушай, мне очень жаль. Правда, я сожалею, что свадьбу отменили. Но нельзя же винить в этом меня!
   – Можно, и еще как! – Изабел открыла парадную дверь.– А теперь выметайся.
   – Я ничего не делал! – сердито воскликнул фотограф, выходя на крыльцо.– Подумаешь, отпустил пару шуток!
   – Ах ты, дрянной мальчишка! Побежать и рассказать все викарию – это, по-твоему, шутка? – окончательно рассвирепела Изабел и, прежде чем юноша успел что-то сказать, захлопнула дверь.
 
   Оливия медленно поднималась по лестнице. На нее навалилось тусклое, вязкое уныние. Жаркие эмоции вечера схлынули; она чувствовала усталость и разочарование, ей хотелось плакать. Все рухнуло. Цель, к достижению которой она стремилась все это время, внезапно исчезла, осталась лишь пустота.
   Никто и никогда не поймет, сколько энергии она вложила в свадьбу Милли. Вероятно, это было ее ошибкой. Следовало отойти в сторону и позволить людям Гарри подготовить все с их холодным профессионализмом, а в день торжества просто появиться в элегантном наряде и выказать вежливый интерес… Оливия вздохнула. Нет, так она не могла. Не в ее характере стоять и смотреть, как кто-то другой устраивает свадьбу ее дочери. Поэтому она собралась с силами и взялась за дело сама, потратив долгие и долгие часы на то, чтобы все обдумать, спланировать и организовать. Теперь ей уже не придется увидеть плоды своего труда.
   В ее ушах до сих пор звенел резкий голос Изабел. Оливия поморщилась. В какой-то момент семья перестала ее понимать. Ее же еще и обвинили в желании, чтобы все было именно так, а не иначе. Может, Джеймс и прав, может, подготовка к свадьбе действительно на время заслонила для нее все остальное. Но она ведь только хотела, чтобы все прошло идеально. Для Милли и остальных. Теперь этого никто не поймет, ведь результатов они не увидят. Не получат ярких впечатлений от радостного, счастливого, щедрого на приятные сюрпризы дня, а будут вспоминать лишь суматоху.
   Проходя мимо комнаты Милли, миссис Хэвилл остановилась. Заметив, что дверь слегка приоткрыта, она вошла. Свадебное платье дочери так и висело в чехле на дверце шкафа. Оливия закрыла глаза и вспомнила лицо дочери в тот момент, когда Милли впервые надела это платье, уже седьмое по счету, которое ей пришлось примерить. Мать с дочерью сразу поняли: они нашли то, что надо. Они молча смотрели в зеркало, а потом, поймав взгляд Милли, Оливия задумчиво произнесла: «Берем?» С Милли сняли размеры, и где-то в Ноттингеме платье тщательно подогнали по ее фигуре. И вот теперь дочь его не наденет… Не удержавшись, Оливия расстегнула молнию на чехле, вытащила кусочек тяжелого шелка и принялась его разглядывать. Из глубины чехла блеснула крошечная переливчатая жемчужина. Платье на самом деле было великолепно. Оливия вздохнула и, прежде чем вновь погрузиться в сентиментальную грусть, взялась за молнию, чтобы застегнуть чехол.
   Проходивший мимо Джеймс заметил траурный взор, которым жена обводила свадебное платье Милли, и почувствовал прилив раздражения.
   – Ради всего святого, Оливия! – грубо сказал он, войдя в комнату.– Свадьбы не будет. Не будет! Неужели ты еще этого не уразумела?
   От неожиданности Оливия дернулась и дрожащими руками стала засовывать платье обратно в чехол.
   – Уразумела. Я просто…
   – Купаешься в жалости к самой себе,– уколол ее Джеймс.– Все думаешь о том, что такая замечательно организованная свадьба не состоится.
   Оливия застегнула молнию на чехле и обернулась.
   – Джеймс, почему ты ведешь себя так, будто это моя вина? – нервно спросила она.– Почему я вдруг стала главной злодейкой? Я не заставляла Милли выходить замуж, устраивать свадьбу. Она сама так решила. Я лишь постаралась устроить все как можно лучше.
   – Как можно лучше для себя?
   – Может, и так. А что в этом плохого?
   – Нет, я умываю руки! – Джеймс побледнел от гнева.– До тебя нельзя достучаться.
   – Не понимаю, просто не понимаю. Ты разве не радовался, что Милли выходит замуж?
   – Не знаю.– Он с суровым видом подошел к окну.– Замужество… Что это чертово замужество может дать такой молодой девушке, как Милли?
   – Счастье,– помолчав, ответила Оливия.– Счастливую жизнь с Саймоном.
   Джеймс развернулся и с любопытством посмотрел на жену.
   – Ты всерьез думаешь, что браки приносят счастье?
   – Конечно.
   – Хм, ты сохранила больше оптимизма, чем я.
   Джеймс прислонился к батарее и с непроницаемым выражением лица смотрел на Оливию.
   – Что ты имеешь в виду? – неровным голосом спросила та.– О чем ты говоришь?
   – А как ты думаешь?
   В комнате воцарилась звенящая тишина.
   – Погляди на нас с тобой, Оливия. Супружеская пара с многолетним стажем. Разве мы приносим друг другу счастье? Поддерживаем друг друга? За эти годы мы не сблизились, а, наоборот, отдалились.
   – Это не так! – с тревогой воскликнула Оливия.– Мы очень счастливы вместе.
   Джеймс Хэвилл покачал головой.
   – Мы счастливы по отдельности. У тебя своя жизнь, у меня своя. У тебя свои друзья, у меня свои. Врак – это нечто другое.
   – Мы не живем по отдельности,– испуганно возразила Оливия.
   – Ради бога, Оливия! Не лги себе. Для тебя более интересны постояльцы твоей гостиницы, чем я.
   – Неправда! – вспыхнула Оливия и покраснела.
   – Правда. Сначала они, потом я. Я и остальные члены семьи.
   – Ты несправедлив! – мгновенно отреагировала Оливия.– Я держу домашнюю гостиницу ради семьи. Чтобы мы могли позволить себе праздники, какие-то маленькие удовольствия. Ты ведь сам знаешь!
   – Возможно, на свете есть более важные вещи.
   Миссис Хэвилл нерешительно взглянула на мужа.
   – Ты хочешь, чтобы я закрыла гостиницу?
   – Нет,– с досадой произнес Джеймс.– Я…
   – Что?
   Джеймс долго молчал, затем вздохнул.
   – Наверное,– задумчиво произнес он,– мне просто хочется быть нужным тебе.
   – Ты нужен мне,– вполголоса промолвила Оливия.
   – Неужели? – Джеймс криво улыбнулся.– Оливия, когда в последний раз ты мне доверялась? Когда в последний раз спрашивала моего совета?
   – Тебе неинтересно то, о чем я с тобой говорю! – в свое оправдание воскликнула Оливия.– Как только я завожу разговор, тебе становится скучно. Ты начинаешь смотреть в окно или читать газету. Ведешь себя так, будто все, о чем я толкую, ерунда и пустяки. И вообще, как насчет тебя? Ты и сам не бываешь со мной откровенен!
   – Я пытаюсь,– сердито буркнул Джеймс,– но ты, черт возьми, никогда не слушаешь! Знай себе тараторишь об этой дурацкой свадьбе. Свадьба то, свадьба се. А не свадьба, так что-нибудь еще. Трещишь и трещишь. С ума можно сойти!
   Последовала долгая пауза.
   – Да, порой я бываю болтлива,– нехотя признала Оливия.– Друзья напрямую говорят мне: «Оливия, замолчи, дай хоть слово вставить», и я замолкаю.– Она набрала в грудь воздуха.– Но ты же не делаешь мне замечаний. Тебе вообще все равно.
   Джеймс устало провел рукой по лицу.
   – Возможно, ты права, и это действительно перестало меня волновать. Я знаю одно…– Он помолчал.– Я больше не могу так жить.
   Его слова мгновенно разнеслись по крошечной комнате, точно газ из баллончика. Кровь отхлынула от лица Оливии, а где-то в груди медленно, как похоронный звон, запульсировали тяжелые, глухие удары.
   – Джеймс,– сказала Оливия, прежде чем он успел продолжить.– Пожалуйста, не сегодня.
   Джеймс Хэвилл посмотрел на жену и заколебался: ее щеки были пепельно-серого цвета, губы дрожали, в глазах стоял страх.
   – Оливия…– начал он.
   – Если ты хочешь мне что-то сказать,– миссис Хэвилл сглотнула,– пожалуйста, не делай этого сегодня.– Она нервно попятилась, не глядя ему в глаза.– Только не сегодня,– прошептала она, нащупав позади себя дверную ручку.– Сегодня я просто не вынесу.
 
   Руперт сидел за столом в своем кабинете и глядел в темную, безмолвную ночь. Перед ним лежал список телефонных номеров; некоторые из них были вычеркнуты или исправлены, другие нацарапаны заново. Последние два часа Руперт провел на телефоне, общаясь с людьми, которые, как он раньше считал, навсегда исчезли из его жизни: старый товарищ Аллана по Кебл-колледжу, перебравшийся в Крайст-Черч; давний однокашник, теперь работавший в Бирмингеме; полузабытые знакомые, друзья друзей, имена, обладателей которых он уже не помнил. Никто не знал, где Аллан.
   Однако последний звонок дал надежду. Руперт поговорил с профессором английской словесности из Лидса, знавшим Аллана по работе в Манчестере.
   – Он неожиданно покинул Манчестер,– сообщил профессор.
   – Так я и думал.– Руперт слышал эту информацию уже трижды или четырежды.– Как вы думаете, куда он мог поехать?
   Профессор помолчал.
   – Эксетер,– сказал он наконец.– Да, точно. Я уверен, потому что годом позже он написал мне и попросил прислать одну книгу. В адресе значился Эксетер. Возможно, я даже занес его в электронный блокнот.
   – Не могли бы вы…– не смея надеяться, проговорил Руперт.– Вы считаете…
   – Вот, нашел,– удовлетворенно сказал профессор.– Сент-Дэвидс-Хаус.
   – Что это? – спросил Руперт.– Название колледжа?
   – Не слыхал о таком,– ответил профессор.– Вероятно, какое-нибудь новое общежитие.
   Руперт распрощался с профессором и тут же набрал номер справочной службы. Через несколько секунд перед ним лежал записанный номер. Он медленно снял трубку и набрал нужные цифры. Может быть, Аллан еще там. Может, он сам подойдет к телефону.
   Сердце в груди заколотилось; пальцы, сжимавшие трубку, вспотели. От напряжения Руперт едва не потерял сознание.
   – Алло? – ответил молодой мужской голос.– Сент-Дэвидс-Хаус.
   – Здравствуйте.– Руперт стиснул трубку.– Я бы хотел поговорить с Алланом Кепински.