затем удвоился за 150 лет (1750 -- 1900 гг. ). Он снова удвоился к 1950
году, затем -- к 1960, к 1968 и к 1973 году, когда Андерля проводил свое
исследование. Сейчас все говорит о том, что эта скорость не снизилась, а
наоборот, существенно возросла, во многом за счет развития микропроцессорной
техники.
Когда родился Иисус Христос, человечеству было известно лишь девять
химических элементов, причем понятия "химический элемент" еще не
существовало. Под "элементами" понимали "стихии" -- землю, воздух, огонь и
воду. Во времена Французской революции уже появилось понятие "химический
элемент" и было известно около двадцати химических элементов с описанием их
свойств. Через 150 лет, в 1932 году, были "открыты" все 92 природных
элемента. Остальные элементы создавались физиками в искусственных условиях.
Вероятно, смутное представление о причинности (или каузальности)
возникло еще на начальном этапе формирования человеческого интеллекта, но
классическая западная метафора причины появилась лишь в конце эпохи
Возрождения после объединения аристотелевой логики с экспериментальным
методом. Первые сомнения в незыблемости причинно-следственной связи возникли
в 20-х годах двадцатого столетия у физиков, занимавшихся квантовой
механикой. Теперь, когда нелокальные эффекты не укладываются в
причинно-следственную модель, физики все больше привыкают использовать две
теории: каузальную (локальную) и акаузальную (нелокальную).
Сегодня любой человек имеет представление о теории относительности и
может вам рассказать, что длина стержня уменьшается при скоростях, близких к
скорости света. Хотя эта формулировка не совсем верна, ибо основана на
аристотелевской "истине", что "реальна" та длина стержня, которую мы
измеряем на привычных нам скоростях, тем не менее на обывательском уровне
она весьма точно отражает суть теории относительности. И этот уровень знаний
поразителен, особенно если вспомнить, что наши прадедушки и прабабушки были
неграмотными и считали Землю плоской. Возможно, в следующем веке все люди
будут иметь представление о квантовой механике и понимать, что у некоторых
явлений есть причины, и они укладываются в причинно-следственную модель, а у
других явлений нет причины, и они в эту модель не укладываются.
Сегодня в средствах массовой информации активно обсуждается перспектива
появления на свет чуть ли не бессмертных людей в сотни раз умнее нас,
которую сулит развитие генной инженерии; сейчас такая возможность кажется
вполне "мыслимой".
В зарождающемся мире суррогатных матерей, детей из пробирки и
клонирования меняется смысл самой идеи "воспроизведения".
Не меняются лишь туннели реальности фундаменталистов (католических,
исламских, марксистских, экологических), и сами
фундаменталисты-модельные-монотеисты, которые точно знают, что возможно, а
что нет. Эти джентльмены живут в "реальной" вселенной. Они вживаются в нее,
как актер "вживается" в роль. Они знают "реальную" вселенную, знают ее
законы и знают, что в этой вселенной возможно, а что невозможно.
К сожалению, у этих "реальных" вселенных, какими бы разными и
причудливыми они ни казались со стороны, есть общий недостаток. Они
практически не связаны с воспринимаемым нами миром, тем миром
экзистенциальной борьбы, в котором живут остальные люди.
Когда мы по-настоящему глубоко удовлетворены некой моделью на
интеллектуальном, эстетическом и эмоциональном уровне, мы входим в состояние
гипнотического транса, принимая эту модель за "реальный" мир. И если мы не
хотим навсегда остаться в таком состоянии транса, мы просто обязаны
объективно анализировать другие модели.
Экзистенциальная "реальность", с которой мы находимся в
непосредственном контакте, никогда не перестанет нас удивлять, всегда
оставаясь сложнее любой нашей модели.
А теперь расскажу вам еще одну таинственную историю, над которой стоит
задуматься, чем бы она ни была, -- "фактом", видимостью или параболой.
16 октября 1888 года сент-луисская "Глоуб демократ" сообщила, что три
ночи подряд на маяке в Пойнт-Изабел (Техас) происходило нечто странное.
В первую ночь на маяк и прилегающую к нему территорию выпал целый
ливень гвоздей. Во вторую ночь все повторилось. В третью ночь собрались
толпы любопытных, чтобы посмотреть на чудо, и с неба снова упали гвозди, а
также комья земли и устричные раковины.
Вот так и музыка Бетховена: как только вам кажется, что вы уловили его
творческий замысел, он удивляет вас неожиданным поворотом. Возможно поэтому
мы порой ощущаем, что такая музыка намного ближе к экзистенциальной
реальности, чем любая теория, которую мы способны разработать.

    Глава 8


    ТВОРЧЕСКИЙ АГНОСТИЦИЗМ


(с дальнейшими комментариями по поводу человеческого мозга и его
использования)

Одно из величайших достижений человеческого ума, -- современная наука,
-- отказывается признать глубину cвоего творческого потенциала и в настоящее
время достигла в своем развитии момента, когда этот отказ препятствует ее
дальнейшему росту. Современные физики доказывают с пеной у рта, что не
существует абсолютной материальной реальности и, что бы мы ни описывали, наш
ум от этого неотделим.

Роджер Джонс, "Физика как метафора"


Если Колин Уилсон был прав в том, что история человечества -- это
история преступлений, то только потому, что у людей есть странная
способность уходить из экзистенциальной реальности в придуманный мир,
который они считают "реальной" вселенной, а я всегда называл гипнозом. Любой
платонический "реальный" мир -- это модель, абстракция, к которой мы
прибегаем, когда теряемся в хаосе экзистенциальной реальности, или
повседневного опыта О таком гипнотическом состоянии мы сначала узнаем от
других людей, а потом обучаемся входить в него по собственному желанию. В
этом гипнотическом трансе "реальный" мир настолько нас подавляет, что
огромная часть экзистенциального, сенсорно-чувственного опыта без труда
игнорируется, забывается или вытесняется. Чем глубже мы загипнотизированы
этой "реальной" вселенной, тем активнее мы редактируем, экранируем и
подстраиваем наш экзистенциальный опыт под "реальную" вселенную.
Человек, который всегда прав, вычеркивает при таком редактировании
страдание и боль, которые причиняет людям. Это ведь только видимость, и,
значит, этим можно пренебречь. В "реальном" мире каждая жертва -- это всего
лишь одна из тех "сволочей, которые портят жизнь" человеку, который всегда
прав.
В экзистенциальной реальности здоровенный мужик избивает ребенка; в
"реальном" мире самогипноза человек, который всегда прав мстит угнетателям
за унижение.
Помните метафору Ницше, в которой он сравнивает экзистенциальную
реальность с бездной? В обычном смысле это просто констатация ее
бесконечности: чем глубже в нее заглядываешь, тем больше видишь. В ней есть
это ощущение бесконечности, вне зависимости от того, конечна она или
бесконечна топологически в пространстве-времени.
Напротив, "реальная" вселенная, вернее, модель, которую мы принимаем за
реальную вселенную, вполне конечна. Она компактна и аккуратна, поскольку
искусственно сконструирована и очищена от всего лишнего, что несет с собой
экзистенциальное восприятие. Именно поэтому люди, загипнотизированные
"реальной" вселенной, не замечают окружающий их экзистенциальный континуум.
"Неужели человек может быть таким жестоким?) -- спрашиваем мы себя в ужасе,
когда, наконец, человек, который всегда прав, совершает преступление и
задерживается с поличным. Но эта жестокость существует "лишь" в мире
экзистенциальных видимостей; в отредактированной и улучшенной "реальной"
вселенной человека, который всегда прав, ее просто не существует.
Стремительный рост жестоких, необъяснимых и кажущихся "бессмысленными"
преступлений, совершенных в двадцатом столетии людьми, которые всегда правы,
указывает на преобладание самогипноза, который сопровождается "внутренним
страхом". "Внутренний страх" -- это сочетание ощущения полной беспомощности
и постоянной уверенности в собственной правоте. Как ни парадоксально, но чем
увереннее человек в своей правоте, тем он беспомощнее. Это объясняется тем,
что "ощущение правоты" означает "знание", а "знание" подразумевает понимание
"реального" мира Так как "реальный" мир, по определению, "объективен",
"существует независимо от нас" и "создан не нами", мы ощущаем себя в этом
мире маленькими и ничтожными. Мы не можем действовать, мы способны лишь
реагировать: "реальный" мир толкает нас, мы толкаем его. Но он больше,
поэтому мы всегда проигрываем. Наша единственная защита -- всегда ощущать
собственную правоту и сражаться без правил.

На мой взгляд, именно такой была философия Адольфа Гитлера, маркиза де
Сада, а также всех насильников и убийц в мире. Туда, где царит одномерное
видение,
где "реальная" вселенная безлична и существует отдельно от нас,
неизбежно спускается мрачная паутина насилия и ужаса.
Вероятно, именно поэтому Ницше, который понял внутренний механизм этой
патологии, восставал не только против гносеологии модельного монотеизма,
полностью отрицая "реальный" мир, но и против "мотива мести". Он не
переставал повторять, что даже если бы этот "реальный" мир был на самом деле
реален, мы не могли бы об этом знать, потому что знаем лишь экзистенциальный
мир нашего восприятия. Более того, лингвистический анализ отчетливо
показывает, что "реальная" вселенная -- это наше творение, созданное из
наших метафор и моделей. Но яростнее всего Ницше нападал на психологию
"реальной" вселенной с присущей ей мстительностью и масками, за которыми
скрывается мстительность. Человек, который ощущает, что "реальная" вселенная
его подавляет, стремится уничтожить то, что его подавляет. Так как он не
может уничтожить "реальный" мир, он направляет месть на символические мишени
в экзистенциальном континууме. И тогда воля к власти, которая, по мнению
Ницше, отражает волю к победе над собой, а по моему мнению, способность к
нейрологической самокритичности, а также стремление стать больше, чем ты
есть, перерождается в волю к разрушению.
С точки зрения современной экзистенциальной и гуманистической
психологии, Ницше описывает процесс нашего ухода от ответственности. Мы ищем
отмщения, но так как мы способны лишь реагировать, то объясняем себе, что на
это толкает нас "реальный" мир. Любой преступник изложит вам собственную
версию ухода от ответственности: "Во всем виновата моя мать", "Во всем
виноват мой отец", "Во всем виновато общество", хотел расквитаться с
этими гадами", "Я перестал себя контролировать, просто слетел с катушек",
"Они зашли слишком далеко, и я взорвался".
Человек, ощущающий себя реагирующим механизмом отмщения, не может быть
добрым. Мне кажется, мироощущение человека XX века отражают следующие
строки:

    Я испуганный странник


    В мире, созданном не мною.


Таков автопортрет современного человека, причем не только человека,
который всегда прав,
но и вообще людей, вжившихся в туннель реальности
материалистического фундаментализма и превративших эту метафору в нового
идола.
Пессимизм и ярость -- приметы искусства эпохи материализма. Вспомним
печальных клоунов раннего Пикассо и неистовых чудовищ зрелого Пикассо,
разочарованных героев и героинь Хемингуэя, Сартра и Фолкнера, убийственный
кошмар боевиков и фильмов ужасов; вспомним бездельников, головорезов и не
способных к борьбе бунтарей, населяющих практически все романы, пьесы и
фильмы, которые претендуют на натурализм; вспомним музыку, которая все
быстрее превращается из мелодии в пронзительный крик.
Прочитав Ницше, Адольф Гитлер ошибочно принял диагноз за рецепт и
приступил к реализации самого ужасного сценария (который только мог
вообразить Ницше), обосновывая этот сценарий с позиций столь презираемых
Ницше национализма и антисемитизма Мир, взирая на это с ужасом, не извлек
никаких уроков и решил, что Гитлер был "чудовищем". Мир по-прежнему
загипнотизирован тем же материалистически-биологическим детерминизмом,
который, по мнению Гитлера, оправдывает жалость к себе и стремление к мести.
Вот так мы приближаемся к очередному Холокосту, считая его
"неизбежным". Дескать, таковы реалии "реального" мира.
Когда я говорю, что "реальная" вселенная создается в результате
самогипноза, я имею в виду психологический контекст. В состоянии гипноза
экзистенциальная "реальность" экранируется и сводится к некоему подобию
"реальной" вселенной, созданной гипнотизером. Причина, по которой людей так
легко ввести в гипнотический транс, связана с тем, что наше "сознание" не
выдерживает экзистенциального хаоса и неясности, поэтому легко уносится в
такие "реальные" вселенные.
Даже во время обычной беседы мы можем
многократно "отключаться", редактируя звуки на уровне барабанных перепонок,
словно кот Брунера. Как указывает Колин Уилсон, мы уносимся в одну из
"реальных" вселенных всякий раз, когда, едва посмотрев на часы, мы тотчас
забываем время, и опять вынуждены смотреть на часы. Мы уносимся в такие
вселенные постоянно, особенно в периоды страдания или стресса.
"Реальные" миры несложно понять, так как все они гораздо проще
экзистенциального континуума. Теисты, нацисты и "плоскоземельцы" опишут свои
"реальные" вселенные с такой же легкостью, с какой
материалисты-фундаменталисты опишут материальную вселенную, ибо на фоне
невыразимой сложности сенсорно-чувственного континуума, в котором мы живем,
когда бодрствуем (то есть не под гипнозом), отредактированный объект кажется
неимоверно простым.
Загипнотизированные "реальной" вселенной, мы все больше теряем связь с
экзистенциальным континуумом и очень раздражаемся, когда он дает о себе
знать.
Однако "реальные" вселенные с их жестокими законами заставляют нас
ощущать собственную уязвимость и ничтожность. Видимо, этим и объясняется
беспомощность и апатия материалистического общества, живущего в "реальной"
вселенной материалистического фундаментализма. Смутно осознавая, что
находимся под гипнозом, мы даже не пытаемся действовать, а лишь механически
реагируем.
Такая загипнотизированность "реальной" вселенной создает благоприятную
почву для развития преступной ментальности. Вот почему преступники стали
приметой нашего времени. Когда "реальная" вселенная политизируется, а ее
гипнотическая модель основывается на аристотелевской логике "либо мы -- их,
либо они -- нас", преступник перерождается в террориста, еще одну примету
эпохи материализма.
Против такого механического варварства выступают экзистенциальная и
гуманистическая психология, которые с позиций квантовой механики предлагают
другие, вполне возможные, мыслимые и желательные модели человеческого
существования.
В этих моделях, разработанных Маслоу, Салливаном, Эймсом, Перлзом,
Лири, Криппнером и многими другими исследователями, человека рассматривают
как индивида, который един с сущим. Восприятие человека строится не на
собственно "фактах", а на его интерпретации этих "фактов", причем способам
"интерпретации" он обучается у других людей или же вырабатывает их
самостоятельно. Каждый человек получает экзистенциальный опыт, но этот опыт
может не вписываться в нашу любимую модель, или лингвистическую конструкцию,
которая называется "реальной" вселенной.
С позиций экзистенциально-гуманистической психологии, вместо
материалистической фразы "я воспринимаю" правильнее говорить "держу пари,
что это так".
Конкретный пример: в "комнате абсурда" Эймса мы "держим пари",
что видим обычную картину и находимся в привычной обстановке. Но если бы мы
попытались коснуться угловой части потолка указкой, то быстро обнаружили бы
обманчивость нашего восприятия. Однако при первых попытках мы, как правило,
тычем указкой куда попало - в стены, остальные части потолка и т. д., но не
туда куда надо.
Мы продолжаем пытаться -- и происходит удивительное: наше
восприятие изменяется.
И только с изменением нашего восприятия мы постепенно
обретаем способность найти ту угловую часть потолка, которую ищем.
То же самое происходит с человеком во время психоделического сеанса или
медитации, когда сознание "очищается" от привычных стереотипов. Когда мы
возвращаемся в повседневный мир социальных взаимодействий, пережив
потрясение "комнаты абсурда", психоделического сеанса или медитации, то
видим, что там происходят такие же процессы, и люди держат пари на
эффективность той или иной модели в данное время, но делают это
бессознательно,
поскольку загипнотизированы любимыми моделями. Если модели
оказываются не вполне адекватными, их не пересматривают, а сердятся на мир
за его неадекватность или, что бывает еще чаще, ищут виновных.
Эдмунд Гуссерль, который вместе с Ницше был родоначальником
экзистенциального анализа, указывает, что с материалистической точки зрения
сознание кажется пассивным, но когда мы осознаем обманчивость нашего
восприятия, сознание оказывается активным. Люди не рождаются великими
пианистами, квантовыми физиками, теологами или убийцами; они ими становятся,
активно выбирая, какие обманы восприятия считать нормальными, а какие
забраковать за ненадобностью. Поэтому не удивительно, что мир содержит
католические туннели реальности, марксистские туннели реальности,
музыкальные туннели реальности, материалистические туннели реальности,
литературные туннели реальности, итак до бесконечности. И даже немного
удивительно, что два отдельных человека способны совместить свои туннели
реальности и нормально общаться.
Но это удивление проходит, когда мы вспоминаем, что никто из нас не
рождается и не воспитывается в вакууме. Все мы -- "социализированные"
личности, и даже самые "творческие" из нас значительную часть времени
"живут" в социальном туннеле реальности, созданном многие тысячи лет назад:
даже язык, на котором мы говорим, контролирует наше восприятие, наше
ощущение "возможного".
Впрочем, процесс социализации, или приобщения к культуре, во время
которого общество, манипулируя правилами игры, навязывает гражданам
групповой туннель реальности, эффективен лишь статистически. В личном
туннеле реальности каждого человека всегда появляются некоторые особенности,
даже в тоталитарных государствах и в авторитарных церквях. Поговорите с
типичным банковским клерком, и вы узнаете, что в его конформистском туннеле
реальности есть место творчеству.
Итак, сознание не пассивно, оно активно занимается творчеством, каждое
мгновение создавая собственный туннель реальности, который в состоянии
гипнотического транса
считает "реальной" вселенной. Этот гипнотический транс
сродни наркозу, который вводят для обезболивания во время хирургической
операции. К примеру, преступник подавляет в себе симпатию и милосердие таким
же "чудом", каким пациент подавляет боль во время операции. Мы вовсе не
жертвы "реальной" вселенной; мы сами создаем "реальную" вселенную, в которой
нам приходится жить.
Экзистенциально-гуманистическая психология приходит к тому же выводу,
что и большинство квантовых физиков: все, о чем мы говорим, сконструировано
нашим умом.
"Все реально и все нереально", как говорит Гриббин. Он имеет в
виду, что в этой модели нет ничего абсолютно реального в философском смысле,
но в то же время все реально для тех, кто в эту модель верит и отбирает ее
из множества других обманов восприятия.
Если мы поймем справедливость этих наблюдений и попытаемся
"пробудиться" от гипнотического транса модельного монотеизма, если мы
постараемся все время себе напоминать, что сами создаем модель, которую
считаем "реальной" вселенной, хотя живем в экзистенциальной реальности,
намного более сложной, чем любая модель, -- то обретем новое сознание. То,
что Блейк называл "одномерным видением", начнет превращаться в многомерное
видение, в сознательный процесс "заключения пари", когда человек, по словам
Ницше, "повсюду видит бездны". (Блейк говорит об этом мягче: "В одном
мгновенье видеть вечность, огромный мир -- в зерне песка, в единой горсти --
бесконечность, и небо -- в чашечке цветка". ) Мир жизненного опыта не так
конечен, статичен и аккуратен, как гипнотический транс, называемый
"реальной" вселенной. В нем есть тот бесконечный регресс, о котором говорил
Гедель. За пару минут общения с другим человеком ваше "я" воспринимает и
создает десятки туннелей реальности, но узнает об этом человеке не больше,
чем квантовый физик об электроне, который может вести себя как волна,
частица, волночастица (были и такие определения) или нечто, создаваемое в
процессе нашего эксперимента. Точно так же вам не узнать, каково
"настроение" этого человека, или состояние его "я" в данный момент времени,
ибо оно меняется столь быстро, что не поддается обозначению: вот оно
доброжелательное, а вот уже скучающее, неприязненное или вовсе такое, какое
я помог ему создать при попытке настроиться на его "волну".
Как говорят буддисты, другой человек и поистине весь континуум
сиюминутного восприятия кажется X и не-Х, одновременно X и не-Х, и ни X ни
не-Х. Такая относительная определенность моего "знания" о человеке и целом
мире отражает самое последнее из заключенных мной пари.
Человек начинает понимать, что "есть" по меньшей мере два типа
сознания. (Похоже, их намного больше. ) В "обычном" состоянии сознания, или
состоянии гипноза, мы принимаем наши модели за "реальную" вселенную. Мы
выступаем модельными монотеистами, фундаменталистами и механическими
роботами с пассивным и механическим восприятием. Мы "бессознательно"
(нейрологически) редактируем и отбираем информационные биты
экзистенциального восприятия, впуская их в "реальную" вселенную только после
того, как обработаем их по ее "законам". Оставаясь пассивными роботами, мы
ощущаем себя "рабами" "реальной" вселенной, которая с жестокой безличностью
творит с нами что угодно.
В другом состоянии сознания, экзистенциально-гуманистическом, мы
выступаем агностиками, прекрасно осознавая, что наши модели сконструированы
нашим умом. В этом состоянии сознания наше восприятие активно. Мы
рассматриваем мир с позиций модельного релятивизма, новаторства и активного
творчества. Мы знаем, что постоянно "заключаем пари". Мы сознательно
стремимся как можно меньше редактировать и как можно точнее настраиваться;
мы специально выискиваем явления, которые не вписываются в нашу сегодняшнюю
модель, чтобы они помогли нам сконструировать новую улучшенную модель в
будущем. "Реальная" вселенная нас не подавляет, поскольку мы всегда помним,
что это лингвистическая конструкция, которую можно быстро усовершенствовать.
В обычном (материалистическом) состоянии сознания нас, по словам Тимоти
Лири, можно сравнить с человеком, который пассивно сидит перед телевизором,
жалуется, что показывают чепуху, но вынужден "терпеть", потому что ничего не
может сделать. В экзистенциальном состоянии сознания мы берем на себя
ответственность за переключение каналов и обнаруживаем, что у нас есть выбор
смотреть то, что нам нравится. Настройка освещает лишь выделенный фрагмент
бытия, но никак не все бытие.
Бессмысленно пытаться выяснить, какое из этих состояний сознания
"истинно", как бессмысленно пытаться понять, что такое "свет": волна или
частица. У "выбора" и "творчества", о которых говорит
экзистенциально-гуманистическая психология, есть точные аналоги в квантовой
механике: многие физики считают, что мы сами "создаем" волну или частицу в
зависимости от того, какую экспериментальную установку "выбираем".
При более глубоком анализе выясняется, что корпускулярно-волновой
дуализм прекрасно отражает экзистенциальность сознания. Обычное сознание
нашего "я" (в самом буквальном смысле, без технического и философского
толкования) весьма напоминает частицу: оно "сплошное", "изолированное",
"реальное", "запечатанное в кожу" и практически статичное. Когда человек
способен отстраниться от происходящего и обретает способность к
нейрологической самокритичности и пересмотру моделей, его "я" начинает
напоминать волновой процесс. Оно превращается в последовательность
состояний, переставая быть собственно состоянием (как заметил Юм), и эти
состояния сменяют друг друга, как волны. Наблюдая за этим процессом, человек
учится сознательно выбирать желаемые состояния, как в эксперименте с двумя
щелями "выбираются" волны или частицы.
Чтобы научиться ощущать волновой аспект сознания и почувствовать его
синергическую природу, не обязательно медитировать: достаточно послушать с
закрытыми глазами музыку в стиле барокко. В момент кульминации сознание