Страница:
научно-технологическую элиту, которая поддерживает и пользуется поддержкой
альфа-самцов из военно-промышленного комплекса. Эта цитадель в большинстве
стран получает из бюджета миллионы фунтов на каждые два пенса, скупо
выделяемые на гуманитарные науки, социальные исследования и искусства. По
мнению Баки Фуллера, основную часть времени и интеллектуальных способностей
цитадель посвящает задаче доставки все более разрушительного оружия на все
большее расстояние за все меньшее время для уничтожения все большего
количества людей. По этой причине цитадель все больше нас пугает, и ее
существование вызывает во всем мире огромный, хотя пока не организованный
протест. Основная масса протестующих ратует за возвращение к прежней
философии, или прежнему туннелю реальности, но в научном мире этот протест
принимает конкретные формы поиска нового туннеля реальности, или новой
парадигмы.
Цитадель всегда самонадеянна и крайне озабочена территориальными
проблемами, поскольку рождена наукой и философией XVIII-XIX веков. Она
унаследовала многие характерные черты той эпохи, в том числе
антирелигиозность (борьба с Церковью за место под солнцем) и молчаливую
преданность политическим силам, которые ее поддерживают и кормят. Поскольку
рядовые сотрудники Цитадели относятся к одомашненным приматам -- этот
научно-сатирический термин относится также ко мне и моим друзьям, -- меня не
удивляют и не ужасают их территориальные притязания, которые проявляет даже
министерство культуры. Меня ужасает хладнокровие, с которым Цитадель
спокойно планирует все более масштабные и разрушительные катастрофы, но это
отдельная тема для обсуждения. Сейчас меня интересует не гуманистический, а
правозащитный аспект взаимоотношений цитадели и общества, поскольку она
проявляет все большую нетерпимость и инквизиторскую ненависть ко всем старым
и новым парадигмам, которые не вписываются в ее излюбленный туннель
реальности.
Бросая свифтовский взгляд на современную Лапуту, я не отстаиваю ни одну
из парадигм, а как любой свободомыслящий политик ратую за агностицизм и
терпимость к чужим взглядам. Как сказал лорд Эктон, власть продажна, а
цитадель приобрела такую власть и степень продажности, что стала не менее
опасной для открытого независимого расследования, чем сама церковь.
Понятно, что цитадель" -- это удобная метафора. Многие талантливые
ученые второй половины XX века резко отмежевались от официальной догмы
цитадели и даже погрязли в "ереси", а подавляющее большинство "научных"
материалистов оказались вовсе не учеными, а капризными деревенскими
атеистами -- реликтами доавтомобильной эпохи.
А теперь рассмотрим парадокс о коте, который жив и мертв одновременно.
Впервые это грациозное существо, обязанное славой нобелевскому лауреату в
области физики д-ру Эрвину Шредингеру, упоминается в 23-м томе "Der
Naturwissenschaft" (1935). Многие из вас наверняка вздохнут с облегчением,
узнав, что этот кот существует лишь теоретически. Возможно, остальные
немного утешатся, узнав, что в туннеле реальности квантовой физики этот
чертов кот Шредингера кое-что значит, хотя все знакомые мне квантовые физики
расходятся во мнении, что именно он значит. Точно так же многим людям
приятно узнавать, что в эмической реальности западной классической музыки
Бетховен кое-что значит, пусть даже для вас более значим Бах или Моцарт.
Итак, внутри атома, или на субатомном уровне, есть такие штуковины
(точнее не скажешь), которые иногда называют волнами, а иногда -- частицами.
Для читателя, "переварившего" первую часть этой главы, переведу: часть
времени эти штуковины эффективно описываются волновой моделью, а часть
времени -- корпускулярной.
Если мы захотим узнать, что делает и куда направляется одна из этих
субатомных штуковин, то найдем "ответ" в решении одного из уравнений, за
которые Шредингер получил Нобелевскую премию. Не будем забивать формулами
головы отважных гуманитариев, лишь упомянем о наличии в них символического
обозначения компонентов
"вектора состояния". Обратите внимание на множественное число в слове
"компоненты". Мой друг-физик Сол Пол Сираг дал точное и понятное
неспециалистам определение вектора состояния:
Вектор состояния -- это математическое выражение, описывающее одно из
двух или более состояний, в котором может находиться квантовая система;
например, электрон может находиться в одном из двух спиновых состояний:
"спином вверх" и "спином вниз". Квантовая механика особенно интересна тем,
что каждый вектор состояния можно считать суперпозицией других векторов
состояния.
Любой вектор состояния содержит не менее двух компонентов. В этом
заключается причина широко известной квантово-механической неопределенности.
Физики не могут предсказывать поведение квантовой системы; они могут лишь
рассчитать вероятность ее перехода в каждое из двух или более вероятных
состояний с помощью этого уравнения. Только вероятности, а не
определенности.
Эта неопределенность стала горькой пилюлей для физиков, и даже для
самого Шредингера, который разработал для нее математический аппарат.
Тогда-то и появился живой-мертвый кот, привлекший внимание физиков к
философскому анализу вопроса о роли квантовой неопределенности в наших
представлениях о реальности.
Предположим, в коробке вместе с котом находится орудие убийства
(заряженный пистолет со взведенным курком или шарик с ядовитым газом),
которое на каком-то этапе квантового распада может сработать и убить кота.
Если мы хотим узнать, сработало ли это устройство в данную секунду t, то
решаем уравнение и в "самом лучшем случае", когда известны значения всех
остальных функций, выясняем, что этот чертов вектор неопределенности
по-прежнему находится в двух состояниях. А отсюда следует, что кот
одновременно жив и мертв.
Естественно, здравый смысл подсказывает, что это не может быть правдой,
и если мы откроем коробку, то найдем в ней или мертвого, или живого кота, а
не живое-мертвое чудище...
Но математическая квантовая физика об этом не "знает", а "знает" лишь,
что вектор состояния находится в "неопределенном состоянии" (такой термин
действительно применяется), поэтому предсказывает, что кот тоже находится в
"неопределенном" состоянии...
Так чему же нам верить: математической физике или здравому смыслу? Если
читатель, знакомый лишь с той или иной формой фундаментализма, подозревает,
что я собираюсь ответить на этот вопрос, то я его разочарую. За полвека,
прошедшие с момента постановки Шредингером этой проблемы, физики так и не
смогли прийти к общему мнению и до сих пор ведут жаркие споры.
Любая аргументация в пользу здравого смысла непосредственно связана с
гносеологией, о которой ведется речь в данной главе. Все физические модели
представляют собой выведенные из опыта абстракции, которые кодируются в
полезные в данное время и в данной области исследований символические или
формальные языки. Когда при расширении модели формализм придает ей
неопределенность и приводит к "явно" абсурдным результатам, как в примере с
котом Шредингера, нужно вспомнить, что любая модель -- это полезный
эмический инструмент, который создан человеческим умом и вовсе не тождествен
этической (невербальной) реальности.
Итак, если человек слепо верит в истинность какой-то модели, то
непременно становится ее идолопоклонником.
В то же время, здравый смысл нас тоже подводит, и "очевидное" с точки
зрения здравого смысла -- не всегда правильно. Достаточно вспомнить
"абсурдное" учение Коперника, противоречившее "знанию" и уверенности в
неподвижности Земли, или "абсурдное" учение Дарвина о том, что люди -- это
приматы, или "фантастическую" теорию Эйнштейна, противоречившую
"объективному знанию" о том, что у стержня может быть лишь одна длина.
"Абсурдная" с точки зрения здравого смысла квантовая механика оказалась
одной из самых полезных областей современной науки; на ее принципах
построена не только современная физика (с разработками страшного ядерного
оружия), но и телевидение, микроэлектроника и молекулярная биология. Если
квантовая модель так эффективна, возможно, она истинна? А если квантовые
уравнения ничего не значат, почему тогда работают квантовые технологии?
Эта неопределенность привела к созданию теории множественных вселенных,
или модели ЭУГ, разработанной учеными Эвереттом, Уилером и Грэхемом.
Согласно этой теории, каждый вектор состояния приводит к двум или более
результатам. Эти результаты не могут одновременно существовать в одной
вселенной, но могут существовать в разных вселенных. Отсюда вывод:
существует множество вселенных. Значит, все, что может произойти, происходит
в пространственно-временном континууме разных вселенных.
Сторонник этой теории Джон Гриббиы, редактор физического раздела
журнала "Нью сайентист", в книге "В поисках кота Шредингера" откровенно
пишет:
Есть живой кот, и есть мертвый кот, но они находятся в разных мирах...
В момент принятия решения весь мир -- наша вселенная -- распадается
надвое... [Эта теория] похожа на научную фантастику, но она гораздо глубже
любой научной фантастики. Основанная на точных математических уравнениях,
эта последовательная и логичная теория возникает при буквальном толковании
квантовой механики.
Великий квантовый физик Джон Арчибальд Уилер, участвовавший в
разработке этой модели, ныне утверждает, что больше в нее не верит. Д-р Брюс
де Витт, вначале насмешливо относившийся к этой теории, ныне стал одним из
ее активных пропагандистов. Многие физики пытаются найти способы обойти
проблему этого чертова живого-мертвого кота.
Когда наше знание математических основ физических структур находится в
таком плачевном состоянии, а физики не могут договориться, что реально
возможно, а что -- игра воображения, любой фундаментализм кажется несколько
преждевременным.
Новое чудодейственное лекарство? Последняя модель японского компьютера?
"Туалет" на языке суахили? Очередное словечко из "Поминок по Финнегану"?
На мой взгляд, нам крайне необходимо слово некневсе, которое означает
"некоторые, но не все".
Вспомним, что восприятие предполагает потери (или вычитание): когда мы
смотрим на яблоко, то видим не все яблоко, а только часть его поверхности.
Поэтому наши заключения, или модели, или туннели реальности, строятся на
совокупности таких энергетических потерь. Мы никогда не знаем "все", -- в
лучшем случае мы знаем некневсе.
Представьте мир, где в немецком языке нет слова "alles" и его
производных, а есть слово "некневсе". В таком мире Адольф Гитлер никогда не
смог бы придумать и сформулировать теории про всех евреев. В лучшем случае,
он смог бы говорить о некневсех евреях.,
Я не утверждаю, что это предотвратило бы Холокост, и не предлагаю
теорию лингвистического детерминизма, опровергающую теорию экономического
детерминизма Маркса и теорию расового детерминизма Гитлера, но считаю, что
любая "все-общность" провоцирует геноцидный психоз, а
"некневсе-выделенность" препятствует геноцидному психозу.
Представьте словарь Артура Шопенгауэра со словом некневсе вместо все.
Он по-прежнему мог бы теоретизировать, но уже не обо всех, а лишь о
некневсех женщинах, и тогда бы из нашей культуры исчез главный рассадник
женоненавистничества в литературе. Представьте феминисток, пишущих не обо
всех, а лишь о некневсех мужчинах, Представьте споры уфологов, в которых
оппоненты приходили бы ккаким угодно заключениям о некневсех наблюдениях
НЛО, поскольку язык не позволяет им говорить обо всех наблюдениях.
А представьте, что было бы, если бы вдобавок в семантической санитарии
аристотелевское "является" заменили нейрологически аккуратным "как мне
кажется".
Вместо "вся современная музыка -- дрянь" говорили бы "некневся
современная музыка кажется мне дрянью". Перефразировались бы и другие
догматические высказывания: "Некневсе ученые кажутся мне полными невеждами в
литературе", "По-моему, некневсе гуманитарии невежественны в точных науках",
"По-моему, некневсе англичане страдают излишним самомнением", "По-моему,
некневсе ирландцы много пьют"...
И тогда идолы снова превратились бы в модели, или туннели реальности, а
мы припомнили бы, что создали их сами. Какими удивительно нормальными могли
бы мы тогда стать. Впрочем, это лишь предположение.
В основе средневекового идолопоклонничества лежали метафоры
богооткровенной истины. В основе современного идолопоклонничества лежат
метафоры объективной истины. Человеческие лингвистические структуры (точнее,
сложные формулировки приматов) фактически стали Богами, любое сомнение в
Богах стало ересью, а жрецы Богов стали палачами для еретиков. Именно
поэтому в 1300 году сжигали книги во Флоренции и в 1956 году в Нью-Йорке.
Замена одного набора метафор другим набором метафор может привести к
прогрессу в области прогнозирования, а значит, и технологии, но не
обязательно ведет к интеллектуальному прогрессу.
Отношение к метафоре как метафоре, а не Богу, способно привести к
настоящему прогрессу в области интеллекта и поведения.
Каждый туннель реальности, или нейросемантическая система, заставляет
нас "видеть" (и считать важной) определенную информацию и внимательно
относиться к определенному виду сигналов. Так, астрономы, которые по
математическим причинам верят в существование за Плутоном десятой планеты,
тщательно исследуют все сигналы, поступающие из этой области
пространства-времени; художник пристально вглядывается в класс визуальных
сигналов из иной пространственно-временной игры; а поэта больше интересуют
звуковые сигналы и их окрашенность, а не сугубо визуальные раздражители.
Увы, каждый туннель реальности подавляет внимание и чувствительность к
чужим классам сигналов. Меня раздражает, когда во время работы звонит
телефон. Говорят, что чемпион мира по шахматам Бобби Фишер раздраженно
прервал политическую дискуссию вопросом: "Причем здесь шахматы, черт
побери?" Как однажды заметил Чарльз П. Сноу, многие гуманитарии не только не
знают второй закон термодинамики, но и не стесняются своего невежества; они
считают, что он им просто не нужен.
Из-за присущих нейрологии приматов рефлексов защиты территории,
некоторая часть информации не просто игнорируется, но даже активно
опровергается. В недоверии, гневе и даже желании наказать посланца, который
принес "плохие новости", проявляется типичная реакция сопротивления новой
информации. Если мы осознаем в себе эту склонность и стараемся ей
противостоять, то добровольно отыскиваем "чуждые" нам сигналы и, к примеру,
как советовал Бертран Рассел, читаем периодические издания представителей
оппозиционных туннелей реальности. Когда мы "забывчиво" не замечаем в себе
такую склонность приматов, то скатываемся в фундаментализм,
идолопоклонничество и инквизиторский стиль поведения.
Гражданские свободы несовместимы с интуитивными ощущениями. Необходима
добрая воля и сила воображения, чтобы помнить: у наших противников есть
такие же законные права, как и у наших сторонников. И прежде чем искренне и
последовательно стремиться к "равному правосудию для всех", необходимо стать
хотя бы частично агностиком.
Предположим, вы завели щенка и хотите, чтобы он считал "хозяином"
именно вас, а не другого члена вашей семьи. Для этого вы должны регулярно
его кормить и следить, чтобы первые несколько месяцев никто из домочадцев
его не кормил.
С этологической точки зрения, собака импринтирует вас как вожака в стае
диких собак или ближайшую к вожаку фигуру в среде одомашненных собак и
приматов.
Этот принцип, как правило, неосознанно используют все промыватели
мозгов, когда кормят своих жертв. Возможно, это не только необходимый
процесс для сохранения жизни жертвы до окончания промывания мозгов, но и
одна из техник переимпринтирования. Мы тоже млекопитающие и нейрологически
импринтируем в качестве фигуры вожака того, кто нас кормит, когда мы
беспомощны. Наверное, этим объясняется "парадоксальная" симпатия заложников
к террористам. Скорее всего, как это ни прискорбно, этим объясняется также и
любовь младенца к матери.
Интересно, какая часть туннеля реальности военно-промышленного
комплекса импринтирует и обусловливает научную цитадель, которую кормит?
(с комментариями по поводу сожжения книг, биологического сюрреализма и
правил игры)
Не сотвори себе кумира и не изображай то, что на небе вверху, и что на
земле внизу, и что в воде ниже земли; не поклоняйся им и не служи им...
Исход 20: 4-5
Религиозные фундаменталисты-экстремисты зачастую трактуют этот стих
буквально и считают искусство преступлением против Бога. Религиозные
либералы, напротив, понимают, что предложение, в середине которого стоит
точка с запятой, читается как единое целое. Они резонно говорят, что стих
запрещает не сотворение собственно образа и подобия, а поклонение образу и
подобию. Однако на языке логики, автор стиха (Моисей или Бог, как вам
угодно) не осуждает р или q (сотворение образа или поклонение ему), а
осуждает р и q (сотворение образам поклонение ему).
Это может несколько утешить любителей создавать образы. Как художник
(если только писателя по-прежнему можно считать художником) я создаю образы,
метафоры и аллегории, но сам им не поклоняюсь и не рассчитываю на поклонение
со стороны читателей.
Тем не менее, любой образ может быстро превратиться в идола, если его
тотчас же не объявят произведением искусства; до меня об этом говорили Бэкон
и Ницше.
Основная мысль данной книги заключается в том, что с закатом старого
идолопоклонничества и старой инквизиции мы стали пассивными свидетелями
расцвета нового идолопоклонничества и новой инквизиции.
Да, это спорное положение, явно сатирическое преувеличение, громкая
риторика. Все так. Но на следующих страницах мы исследуем скандалы, о
которых большинство людей предпочло бы забыть, и рассмотрим истории, которые
обыватель, пожалуй, проигнорировал бы. Назовем это экспедицией в философское
подсознание, куда материалисты вытесняют фантазии и страхи.
Боюсь, вам это не понравится.
Вы познакомитесь с учеными, которые проявляют фанатизм линчевателей,
объединяют усилия для подавления неканонических взглядов и ведут себя как
клоуны и хулиганы.
Я попотчую (или растревожу) вас рассказами о существах, похожих на
волков, но не волках; небесных знамениях и чудесах, довольно нетрадиционных
для обычных летающих тарелок; крылатых кошках, двухголовом козле и говорящем
мангусте; парящей в воздухе мебели, летающих млекопитающих и исчезающих
поездах; о даме, которая якобы поднялась на Эверест в туфельках на высоких
каблуках; о человеке, который вызвал грозовой дождь с помощью несуществующей
энергии, после чего приверженцы "здравого смысла" бросили его в тюрьму и
сожгли его книги. Я воскрешу преданные забвению ереси, буду защищать
беззащитных и размышлять о немыслимом.
Конечно, большую часть этих историй я предлагаю вам в качестве
интеллектуального развлечения, философской комедии в стиле греческих
софистов, сбивающих с толку ортодоксов доказательствами абсурдных
высказываний. И не рассчитываю, что обычный здравомыслящий читатель
отнесется к этому более серьезно, чем обыватель в начале века, узнавший об
относительности пространства и времени.
Лично я не настолько смел или безрассуден, чтобы во все это верить. Я
полон сарказма и губительных сомнений, я опрокидываю идолов и задаю
нескромные вопросы о новом платье короля, но все это делаю с долей юмора.
Честно. Сатиры в этой книге не больше, чем в "Путешествиях Гулливера".
Но вот цитата философа-лингвиста Джосаи Уоррена: "Опасно понимать новые
явления слишком быстро".
Возможно, мне стоило бы иногда быть немного серьезнее.
Большая часть жалованья жрецов (служащих) цитадели, или представителей
современной научно-технологической элиты, поступает от военно-промышленного
комплекса, который, владея и управляя почти всем миром, хочет владеть и
управлять оставшейся его частью.
Не обязательно быть убежденным марксистом, чтобы признать некпевесь
марксистский "туннель реальности" и поинтересоваться, не преследуют ли жрецы
цитадели законный экономический интерес, поддерживая точку зрения
работодателей и материалистической философии империализма в целом.
Действительно, с точки зрения личных экономических интересов в некоторых
ситуациях бывает опасен даже намек на отклонение от идеологии
материалистического фундаментализма в сторону "еретического" диалектического
материализма. Само собой разумеется, что жрец цитадели, ставший членом
религиозной секты ненасилия, обязан покинуть цитадель "по моральным
соображениям".
Таковы неукоснительные, пусть и неписанные, правила, задающие границы
внутрицитаделъного туннеля реальности.
Поскольку в цитадели работают, главным образом, белые мужчины с
характерным набором предубеждений, можно даже предсказать, какие взгляды
считаются в цитадели недопустимыми.
Отрицание влияния таких экономических и статистических факторов на
формирование внутрицитаделъных. моделей и туннелей реальности равносильно
отрицанию наиболее значительных открытий века в области социологии,
антропологии и социальной психологии.
Вряд ли случайно, что только философия материалистического
фундаментализма оправдывает деятельность военно-промышленного комплекса.
Христианство, буддизм, экзистенциализм и прочие философии считают
материалистско-милитаристскую элиту чудовищной.
А теперь давайте обратимся к списку высказываний (см. стр. 38), которые
я просил вас классифицировать с точки зрения аристотелевой логики как
"истинные" или "ложные".
Первые высказывание: "Вода кипит при 100 С".
В рамках аристотелевой логики "или-или", предусматривающей лишь два
варианта ответа, вполне вероятно, что большинство читателей считают это
высказывание "истинным", глядя на показания термометра. Поскольку
исторически сложилось так, что большая часть населения планеты живет на
уровне моря или на высотах, близких к уровню моря, такая точка зрения вполне
понятна. Но люди, живущие в Альпах, Скалистых горах или Гималаях, и ученые,
проводившие исследования на таких высотах, понимают, что это высказывание
можно считать истинным с уточнением: "На нашей планете вода кипит при 100 С
на уровне моря".
Точно так же второе высказывание: "pq=qp" истинно, или обоснованно,
только в простой алгебре, но не истинно в такой же логически обоснованной
алгебре Уильяма Гамильтона.
Возможно, имеет смысл говорить об "истине" лишь в конкретных условиях
или в конкретной области применения.
Чтобы прийти к тому или иному выводу по поводу высказывания "Коммунисты
тайно планируют нас поработить", потребуется особо тщательный анализ. Даю
читателю время самостоятельно подумать, прежде чем мы снова вернемся к этому
высказыванию...
В этой совершенно безумной книге я пытаюсь продемонстрировать что-то
вроде нового закона Ньютона в психологии, согласно которому каждое
психическое действие вызывает равное психическое противодействие. Поэтому
каждый идол, которому достаточно слепо (и без скептицизма) поклоняются,
постепенно превращается в свою противоположность.
Мы увидим, что скептицизм и слепая вера часто превращаются друг в
друга, когда сухая логика или безумие доводят их до уровня чистой
абстракции, где ради определенности жертвуют обычным здравым смыслом.
Совершенно очевидно, что любая догматическая вера окружает себя стеной
сомнений, отрицаний и откровенного скептицизма в отношении конкурирующих
вероисповеданий. К примеру, фанатичный христианский фундаменталист крайне
скептично оценивает чудеса Будды, а фанатичный марксист весьма скептичен в
отношении догмата о непогрешимости Папы Римского. Аятолла Хомейни фанатично
верил каждому слову Корана, но крайне атеистически относился к заявлениям
представителей Госдепартамента США. Это общее правило: любая вера, любая
догма неизбежно ставят под сомнение или разоблачают все, что к ней не
относится. Каждый идол ревнует к другим идолам.
Менее очевидно, что каждый твердолобый, фанатичный или воинствующий
скептик становится рабом собственной слепой веры, подсознательно окружив
себя психологической стеной, о существовании которой даже не подозревает.
Догматическое отрицание любого явления подразумевает его невозможность. Тем
самым вы молчаливо признаете, что заранее знаете весь спектр возможного.
Какая поистине огромная, безрассудная и нахальная вера в наш век, когда в
альфа-самцов из военно-промышленного комплекса. Эта цитадель в большинстве
стран получает из бюджета миллионы фунтов на каждые два пенса, скупо
выделяемые на гуманитарные науки, социальные исследования и искусства. По
мнению Баки Фуллера, основную часть времени и интеллектуальных способностей
цитадель посвящает задаче доставки все более разрушительного оружия на все
большее расстояние за все меньшее время для уничтожения все большего
количества людей. По этой причине цитадель все больше нас пугает, и ее
существование вызывает во всем мире огромный, хотя пока не организованный
протест. Основная масса протестующих ратует за возвращение к прежней
философии, или прежнему туннелю реальности, но в научном мире этот протест
принимает конкретные формы поиска нового туннеля реальности, или новой
парадигмы.
Цитадель всегда самонадеянна и крайне озабочена территориальными
проблемами, поскольку рождена наукой и философией XVIII-XIX веков. Она
унаследовала многие характерные черты той эпохи, в том числе
антирелигиозность (борьба с Церковью за место под солнцем) и молчаливую
преданность политическим силам, которые ее поддерживают и кормят. Поскольку
рядовые сотрудники Цитадели относятся к одомашненным приматам -- этот
научно-сатирический термин относится также ко мне и моим друзьям, -- меня не
удивляют и не ужасают их территориальные притязания, которые проявляет даже
министерство культуры. Меня ужасает хладнокровие, с которым Цитадель
спокойно планирует все более масштабные и разрушительные катастрофы, но это
отдельная тема для обсуждения. Сейчас меня интересует не гуманистический, а
правозащитный аспект взаимоотношений цитадели и общества, поскольку она
проявляет все большую нетерпимость и инквизиторскую ненависть ко всем старым
и новым парадигмам, которые не вписываются в ее излюбленный туннель
реальности.
Бросая свифтовский взгляд на современную Лапуту, я не отстаиваю ни одну
из парадигм, а как любой свободомыслящий политик ратую за агностицизм и
терпимость к чужим взглядам. Как сказал лорд Эктон, власть продажна, а
цитадель приобрела такую власть и степень продажности, что стала не менее
опасной для открытого независимого расследования, чем сама церковь.
Понятно, что цитадель" -- это удобная метафора. Многие талантливые
ученые второй половины XX века резко отмежевались от официальной догмы
цитадели и даже погрязли в "ереси", а подавляющее большинство "научных"
материалистов оказались вовсе не учеными, а капризными деревенскими
атеистами -- реликтами доавтомобильной эпохи.
А теперь рассмотрим парадокс о коте, который жив и мертв одновременно.
Впервые это грациозное существо, обязанное славой нобелевскому лауреату в
области физики д-ру Эрвину Шредингеру, упоминается в 23-м томе "Der
Naturwissenschaft" (1935). Многие из вас наверняка вздохнут с облегчением,
узнав, что этот кот существует лишь теоретически. Возможно, остальные
немного утешатся, узнав, что в туннеле реальности квантовой физики этот
чертов кот Шредингера кое-что значит, хотя все знакомые мне квантовые физики
расходятся во мнении, что именно он значит. Точно так же многим людям
приятно узнавать, что в эмической реальности западной классической музыки
Бетховен кое-что значит, пусть даже для вас более значим Бах или Моцарт.
Итак, внутри атома, или на субатомном уровне, есть такие штуковины
(точнее не скажешь), которые иногда называют волнами, а иногда -- частицами.
Для читателя, "переварившего" первую часть этой главы, переведу: часть
времени эти штуковины эффективно описываются волновой моделью, а часть
времени -- корпускулярной.
Если мы захотим узнать, что делает и куда направляется одна из этих
субатомных штуковин, то найдем "ответ" в решении одного из уравнений, за
которые Шредингер получил Нобелевскую премию. Не будем забивать формулами
головы отважных гуманитариев, лишь упомянем о наличии в них символического
обозначения компонентов
"вектора состояния". Обратите внимание на множественное число в слове
"компоненты". Мой друг-физик Сол Пол Сираг дал точное и понятное
неспециалистам определение вектора состояния:
Вектор состояния -- это математическое выражение, описывающее одно из
двух или более состояний, в котором может находиться квантовая система;
например, электрон может находиться в одном из двух спиновых состояний:
"спином вверх" и "спином вниз". Квантовая механика особенно интересна тем,
что каждый вектор состояния можно считать суперпозицией других векторов
состояния.
Любой вектор состояния содержит не менее двух компонентов. В этом
заключается причина широко известной квантово-механической неопределенности.
Физики не могут предсказывать поведение квантовой системы; они могут лишь
рассчитать вероятность ее перехода в каждое из двух или более вероятных
состояний с помощью этого уравнения. Только вероятности, а не
определенности.
Эта неопределенность стала горькой пилюлей для физиков, и даже для
самого Шредингера, который разработал для нее математический аппарат.
Тогда-то и появился живой-мертвый кот, привлекший внимание физиков к
философскому анализу вопроса о роли квантовой неопределенности в наших
представлениях о реальности.
Предположим, в коробке вместе с котом находится орудие убийства
(заряженный пистолет со взведенным курком или шарик с ядовитым газом),
которое на каком-то этапе квантового распада может сработать и убить кота.
Если мы хотим узнать, сработало ли это устройство в данную секунду t, то
решаем уравнение и в "самом лучшем случае", когда известны значения всех
остальных функций, выясняем, что этот чертов вектор неопределенности
по-прежнему находится в двух состояниях. А отсюда следует, что кот
одновременно жив и мертв.
Естественно, здравый смысл подсказывает, что это не может быть правдой,
и если мы откроем коробку, то найдем в ней или мертвого, или живого кота, а
не живое-мертвое чудище...
Но математическая квантовая физика об этом не "знает", а "знает" лишь,
что вектор состояния находится в "неопределенном состоянии" (такой термин
действительно применяется), поэтому предсказывает, что кот тоже находится в
"неопределенном" состоянии...
Так чему же нам верить: математической физике или здравому смыслу? Если
читатель, знакомый лишь с той или иной формой фундаментализма, подозревает,
что я собираюсь ответить на этот вопрос, то я его разочарую. За полвека,
прошедшие с момента постановки Шредингером этой проблемы, физики так и не
смогли прийти к общему мнению и до сих пор ведут жаркие споры.
Любая аргументация в пользу здравого смысла непосредственно связана с
гносеологией, о которой ведется речь в данной главе. Все физические модели
представляют собой выведенные из опыта абстракции, которые кодируются в
полезные в данное время и в данной области исследований символические или
формальные языки. Когда при расширении модели формализм придает ей
неопределенность и приводит к "явно" абсурдным результатам, как в примере с
котом Шредингера, нужно вспомнить, что любая модель -- это полезный
эмический инструмент, который создан человеческим умом и вовсе не тождествен
этической (невербальной) реальности.
Итак, если человек слепо верит в истинность какой-то модели, то
непременно становится ее идолопоклонником.
В то же время, здравый смысл нас тоже подводит, и "очевидное" с точки
зрения здравого смысла -- не всегда правильно. Достаточно вспомнить
"абсурдное" учение Коперника, противоречившее "знанию" и уверенности в
неподвижности Земли, или "абсурдное" учение Дарвина о том, что люди -- это
приматы, или "фантастическую" теорию Эйнштейна, противоречившую
"объективному знанию" о том, что у стержня может быть лишь одна длина.
"Абсурдная" с точки зрения здравого смысла квантовая механика оказалась
одной из самых полезных областей современной науки; на ее принципах
построена не только современная физика (с разработками страшного ядерного
оружия), но и телевидение, микроэлектроника и молекулярная биология. Если
квантовая модель так эффективна, возможно, она истинна? А если квантовые
уравнения ничего не значат, почему тогда работают квантовые технологии?
Эта неопределенность привела к созданию теории множественных вселенных,
или модели ЭУГ, разработанной учеными Эвереттом, Уилером и Грэхемом.
Согласно этой теории, каждый вектор состояния приводит к двум или более
результатам. Эти результаты не могут одновременно существовать в одной
вселенной, но могут существовать в разных вселенных. Отсюда вывод:
существует множество вселенных. Значит, все, что может произойти, происходит
в пространственно-временном континууме разных вселенных.
Сторонник этой теории Джон Гриббиы, редактор физического раздела
журнала "Нью сайентист", в книге "В поисках кота Шредингера" откровенно
пишет:
Есть живой кот, и есть мертвый кот, но они находятся в разных мирах...
В момент принятия решения весь мир -- наша вселенная -- распадается
надвое... [Эта теория] похожа на научную фантастику, но она гораздо глубже
любой научной фантастики. Основанная на точных математических уравнениях,
эта последовательная и логичная теория возникает при буквальном толковании
квантовой механики.
Великий квантовый физик Джон Арчибальд Уилер, участвовавший в
разработке этой модели, ныне утверждает, что больше в нее не верит. Д-р Брюс
де Витт, вначале насмешливо относившийся к этой теории, ныне стал одним из
ее активных пропагандистов. Многие физики пытаются найти способы обойти
проблему этого чертова живого-мертвого кота.
Когда наше знание математических основ физических структур находится в
таком плачевном состоянии, а физики не могут договориться, что реально
возможно, а что -- игра воображения, любой фундаментализм кажется несколько
преждевременным.
Новое чудодейственное лекарство? Последняя модель японского компьютера?
"Туалет" на языке суахили? Очередное словечко из "Поминок по Финнегану"?
На мой взгляд, нам крайне необходимо слово некневсе, которое означает
"некоторые, но не все".
Вспомним, что восприятие предполагает потери (или вычитание): когда мы
смотрим на яблоко, то видим не все яблоко, а только часть его поверхности.
Поэтому наши заключения, или модели, или туннели реальности, строятся на
совокупности таких энергетических потерь. Мы никогда не знаем "все", -- в
лучшем случае мы знаем некневсе.
Представьте мир, где в немецком языке нет слова "alles" и его
производных, а есть слово "некневсе". В таком мире Адольф Гитлер никогда не
смог бы придумать и сформулировать теории про всех евреев. В лучшем случае,
он смог бы говорить о некневсех евреях.,
Я не утверждаю, что это предотвратило бы Холокост, и не предлагаю
теорию лингвистического детерминизма, опровергающую теорию экономического
детерминизма Маркса и теорию расового детерминизма Гитлера, но считаю, что
любая "все-общность" провоцирует геноцидный психоз, а
"некневсе-выделенность" препятствует геноцидному психозу.
Представьте словарь Артура Шопенгауэра со словом некневсе вместо все.
Он по-прежнему мог бы теоретизировать, но уже не обо всех, а лишь о
некневсех женщинах, и тогда бы из нашей культуры исчез главный рассадник
женоненавистничества в литературе. Представьте феминисток, пишущих не обо
всех, а лишь о некневсех мужчинах, Представьте споры уфологов, в которых
оппоненты приходили бы ккаким угодно заключениям о некневсех наблюдениях
НЛО, поскольку язык не позволяет им говорить обо всех наблюдениях.
А представьте, что было бы, если бы вдобавок в семантической санитарии
аристотелевское "является" заменили нейрологически аккуратным "как мне
кажется".
Вместо "вся современная музыка -- дрянь" говорили бы "некневся
современная музыка кажется мне дрянью". Перефразировались бы и другие
догматические высказывания: "Некневсе ученые кажутся мне полными невеждами в
литературе", "По-моему, некневсе гуманитарии невежественны в точных науках",
"По-моему, некневсе англичане страдают излишним самомнением", "По-моему,
некневсе ирландцы много пьют"...
И тогда идолы снова превратились бы в модели, или туннели реальности, а
мы припомнили бы, что создали их сами. Какими удивительно нормальными могли
бы мы тогда стать. Впрочем, это лишь предположение.
В основе средневекового идолопоклонничества лежали метафоры
богооткровенной истины. В основе современного идолопоклонничества лежат
метафоры объективной истины. Человеческие лингвистические структуры (точнее,
сложные формулировки приматов) фактически стали Богами, любое сомнение в
Богах стало ересью, а жрецы Богов стали палачами для еретиков. Именно
поэтому в 1300 году сжигали книги во Флоренции и в 1956 году в Нью-Йорке.
Замена одного набора метафор другим набором метафор может привести к
прогрессу в области прогнозирования, а значит, и технологии, но не
обязательно ведет к интеллектуальному прогрессу.
Отношение к метафоре как метафоре, а не Богу, способно привести к
настоящему прогрессу в области интеллекта и поведения.
Каждый туннель реальности, или нейросемантическая система, заставляет
нас "видеть" (и считать важной) определенную информацию и внимательно
относиться к определенному виду сигналов. Так, астрономы, которые по
математическим причинам верят в существование за Плутоном десятой планеты,
тщательно исследуют все сигналы, поступающие из этой области
пространства-времени; художник пристально вглядывается в класс визуальных
сигналов из иной пространственно-временной игры; а поэта больше интересуют
звуковые сигналы и их окрашенность, а не сугубо визуальные раздражители.
Увы, каждый туннель реальности подавляет внимание и чувствительность к
чужим классам сигналов. Меня раздражает, когда во время работы звонит
телефон. Говорят, что чемпион мира по шахматам Бобби Фишер раздраженно
прервал политическую дискуссию вопросом: "Причем здесь шахматы, черт
побери?" Как однажды заметил Чарльз П. Сноу, многие гуманитарии не только не
знают второй закон термодинамики, но и не стесняются своего невежества; они
считают, что он им просто не нужен.
Из-за присущих нейрологии приматов рефлексов защиты территории,
некоторая часть информации не просто игнорируется, но даже активно
опровергается. В недоверии, гневе и даже желании наказать посланца, который
принес "плохие новости", проявляется типичная реакция сопротивления новой
информации. Если мы осознаем в себе эту склонность и стараемся ей
противостоять, то добровольно отыскиваем "чуждые" нам сигналы и, к примеру,
как советовал Бертран Рассел, читаем периодические издания представителей
оппозиционных туннелей реальности. Когда мы "забывчиво" не замечаем в себе
такую склонность приматов, то скатываемся в фундаментализм,
идолопоклонничество и инквизиторский стиль поведения.
Гражданские свободы несовместимы с интуитивными ощущениями. Необходима
добрая воля и сила воображения, чтобы помнить: у наших противников есть
такие же законные права, как и у наших сторонников. И прежде чем искренне и
последовательно стремиться к "равному правосудию для всех", необходимо стать
хотя бы частично агностиком.
Предположим, вы завели щенка и хотите, чтобы он считал "хозяином"
именно вас, а не другого члена вашей семьи. Для этого вы должны регулярно
его кормить и следить, чтобы первые несколько месяцев никто из домочадцев
его не кормил.
С этологической точки зрения, собака импринтирует вас как вожака в стае
диких собак или ближайшую к вожаку фигуру в среде одомашненных собак и
приматов.
Этот принцип, как правило, неосознанно используют все промыватели
мозгов, когда кормят своих жертв. Возможно, это не только необходимый
процесс для сохранения жизни жертвы до окончания промывания мозгов, но и
одна из техник переимпринтирования. Мы тоже млекопитающие и нейрологически
импринтируем в качестве фигуры вожака того, кто нас кормит, когда мы
беспомощны. Наверное, этим объясняется "парадоксальная" симпатия заложников
к террористам. Скорее всего, как это ни прискорбно, этим объясняется также и
любовь младенца к матери.
Интересно, какая часть туннеля реальности военно-промышленного
комплекса импринтирует и обусловливает научную цитадель, которую кормит?
(с комментариями по поводу сожжения книг, биологического сюрреализма и
правил игры)
Не сотвори себе кумира и не изображай то, что на небе вверху, и что на
земле внизу, и что в воде ниже земли; не поклоняйся им и не служи им...
Исход 20: 4-5
Религиозные фундаменталисты-экстремисты зачастую трактуют этот стих
буквально и считают искусство преступлением против Бога. Религиозные
либералы, напротив, понимают, что предложение, в середине которого стоит
точка с запятой, читается как единое целое. Они резонно говорят, что стих
запрещает не сотворение собственно образа и подобия, а поклонение образу и
подобию. Однако на языке логики, автор стиха (Моисей или Бог, как вам
угодно) не осуждает р или q (сотворение образа или поклонение ему), а
осуждает р и q (сотворение образам поклонение ему).
Это может несколько утешить любителей создавать образы. Как художник
(если только писателя по-прежнему можно считать художником) я создаю образы,
метафоры и аллегории, но сам им не поклоняюсь и не рассчитываю на поклонение
со стороны читателей.
Тем не менее, любой образ может быстро превратиться в идола, если его
тотчас же не объявят произведением искусства; до меня об этом говорили Бэкон
и Ницше.
Основная мысль данной книги заключается в том, что с закатом старого
идолопоклонничества и старой инквизиции мы стали пассивными свидетелями
расцвета нового идолопоклонничества и новой инквизиции.
Да, это спорное положение, явно сатирическое преувеличение, громкая
риторика. Все так. Но на следующих страницах мы исследуем скандалы, о
которых большинство людей предпочло бы забыть, и рассмотрим истории, которые
обыватель, пожалуй, проигнорировал бы. Назовем это экспедицией в философское
подсознание, куда материалисты вытесняют фантазии и страхи.
Боюсь, вам это не понравится.
Вы познакомитесь с учеными, которые проявляют фанатизм линчевателей,
объединяют усилия для подавления неканонических взглядов и ведут себя как
клоуны и хулиганы.
Я попотчую (или растревожу) вас рассказами о существах, похожих на
волков, но не волках; небесных знамениях и чудесах, довольно нетрадиционных
для обычных летающих тарелок; крылатых кошках, двухголовом козле и говорящем
мангусте; парящей в воздухе мебели, летающих млекопитающих и исчезающих
поездах; о даме, которая якобы поднялась на Эверест в туфельках на высоких
каблуках; о человеке, который вызвал грозовой дождь с помощью несуществующей
энергии, после чего приверженцы "здравого смысла" бросили его в тюрьму и
сожгли его книги. Я воскрешу преданные забвению ереси, буду защищать
беззащитных и размышлять о немыслимом.
Конечно, большую часть этих историй я предлагаю вам в качестве
интеллектуального развлечения, философской комедии в стиле греческих
софистов, сбивающих с толку ортодоксов доказательствами абсурдных
высказываний. И не рассчитываю, что обычный здравомыслящий читатель
отнесется к этому более серьезно, чем обыватель в начале века, узнавший об
относительности пространства и времени.
Лично я не настолько смел или безрассуден, чтобы во все это верить. Я
полон сарказма и губительных сомнений, я опрокидываю идолов и задаю
нескромные вопросы о новом платье короля, но все это делаю с долей юмора.
Честно. Сатиры в этой книге не больше, чем в "Путешествиях Гулливера".
Но вот цитата философа-лингвиста Джосаи Уоррена: "Опасно понимать новые
явления слишком быстро".
Возможно, мне стоило бы иногда быть немного серьезнее.
Большая часть жалованья жрецов (служащих) цитадели, или представителей
современной научно-технологической элиты, поступает от военно-промышленного
комплекса, который, владея и управляя почти всем миром, хочет владеть и
управлять оставшейся его частью.
Не обязательно быть убежденным марксистом, чтобы признать некпевесь
марксистский "туннель реальности" и поинтересоваться, не преследуют ли жрецы
цитадели законный экономический интерес, поддерживая точку зрения
работодателей и материалистической философии империализма в целом.
Действительно, с точки зрения личных экономических интересов в некоторых
ситуациях бывает опасен даже намек на отклонение от идеологии
материалистического фундаментализма в сторону "еретического" диалектического
материализма. Само собой разумеется, что жрец цитадели, ставший членом
религиозной секты ненасилия, обязан покинуть цитадель "по моральным
соображениям".
Таковы неукоснительные, пусть и неписанные, правила, задающие границы
внутрицитаделъного туннеля реальности.
Поскольку в цитадели работают, главным образом, белые мужчины с
характерным набором предубеждений, можно даже предсказать, какие взгляды
считаются в цитадели недопустимыми.
Отрицание влияния таких экономических и статистических факторов на
формирование внутрицитаделъных. моделей и туннелей реальности равносильно
отрицанию наиболее значительных открытий века в области социологии,
антропологии и социальной психологии.
Вряд ли случайно, что только философия материалистического
фундаментализма оправдывает деятельность военно-промышленного комплекса.
Христианство, буддизм, экзистенциализм и прочие философии считают
материалистско-милитаристскую элиту чудовищной.
А теперь давайте обратимся к списку высказываний (см. стр. 38), которые
я просил вас классифицировать с точки зрения аристотелевой логики как
"истинные" или "ложные".
Первые высказывание: "Вода кипит при 100 С".
В рамках аристотелевой логики "или-или", предусматривающей лишь два
варианта ответа, вполне вероятно, что большинство читателей считают это
высказывание "истинным", глядя на показания термометра. Поскольку
исторически сложилось так, что большая часть населения планеты живет на
уровне моря или на высотах, близких к уровню моря, такая точка зрения вполне
понятна. Но люди, живущие в Альпах, Скалистых горах или Гималаях, и ученые,
проводившие исследования на таких высотах, понимают, что это высказывание
можно считать истинным с уточнением: "На нашей планете вода кипит при 100 С
на уровне моря".
Точно так же второе высказывание: "pq=qp" истинно, или обоснованно,
только в простой алгебре, но не истинно в такой же логически обоснованной
алгебре Уильяма Гамильтона.
Возможно, имеет смысл говорить об "истине" лишь в конкретных условиях
или в конкретной области применения.
Чтобы прийти к тому или иному выводу по поводу высказывания "Коммунисты
тайно планируют нас поработить", потребуется особо тщательный анализ. Даю
читателю время самостоятельно подумать, прежде чем мы снова вернемся к этому
высказыванию...
В этой совершенно безумной книге я пытаюсь продемонстрировать что-то
вроде нового закона Ньютона в психологии, согласно которому каждое
психическое действие вызывает равное психическое противодействие. Поэтому
каждый идол, которому достаточно слепо (и без скептицизма) поклоняются,
постепенно превращается в свою противоположность.
Мы увидим, что скептицизм и слепая вера часто превращаются друг в
друга, когда сухая логика или безумие доводят их до уровня чистой
абстракции, где ради определенности жертвуют обычным здравым смыслом.
Совершенно очевидно, что любая догматическая вера окружает себя стеной
сомнений, отрицаний и откровенного скептицизма в отношении конкурирующих
вероисповеданий. К примеру, фанатичный христианский фундаменталист крайне
скептично оценивает чудеса Будды, а фанатичный марксист весьма скептичен в
отношении догмата о непогрешимости Папы Римского. Аятолла Хомейни фанатично
верил каждому слову Корана, но крайне атеистически относился к заявлениям
представителей Госдепартамента США. Это общее правило: любая вера, любая
догма неизбежно ставят под сомнение или разоблачают все, что к ней не
относится. Каждый идол ревнует к другим идолам.
Менее очевидно, что каждый твердолобый, фанатичный или воинствующий
скептик становится рабом собственной слепой веры, подсознательно окружив
себя психологической стеной, о существовании которой даже не подозревает.
Догматическое отрицание любого явления подразумевает его невозможность. Тем
самым вы молчаливо признаете, что заранее знаете весь спектр возможного.
Какая поистине огромная, безрассудная и нахальная вера в наш век, когда в