Однако в глубине его больших серых глаз девушка разглядела нечто, что выдавало его с головой, словно Борис отчаянно боялся перестать производить такое впечатление.
   Сколько же раз она представляла себе вот эту встречу с бывшим возлюбленным...
   «Странно. Когда-то я любила его. А теперь не чувствую даже желания уничтожить».
   – Господин Кофи, вы ведь знакомы с моим зятем? Борис?..
   – Да-да, мы уже встречались...
   Он говорил что-то подобающее случаю, а глаза глядели мимо африканца – на девушку в облегающем жемчужном платье. Когда Борис Феликсович увидел ее, он мгновенно позабыл обо всех брюнетках на свете. Он понял, чего ему не хватает для счастья: этой женщины.
   Опять последовала порядком осточертевшая Саше процедура знакомства. Кондрашов шутливо попенял подчиненному за то, что не успела, мол, жена за порог, как он уже показывается на людях с другой женщиной. «Ага, значит, эта самая Анна – всего лишь любовница, – отметила Александра. – Что ж, тем хуже для него!». Когда Борис взял ее руку в свою, чтобы поднести к губам, девушка почувствовала, как в его ладони пульсирует горячая кровь, а губы полны желания – все как когда-то...
   «Боже мой! – думала она. – Неужели он проглотил наживку, на которую я ловила не его?! Ведь в мои планы вовсе не входило вступать с ним в контакт... Чем ближе мы будем друг от друга, тем больше вероятность, что он меня узнает!»
   «Господи, – думал Жемчужников, – эта женщина... Эта рука... Должно быть, я в самом деле схожу с ума! Ведь я же точно знаю, что ничего подобного не испытывал никогда – и вместе с тем все это как будто уже было со мной... Проклятый ниггер! Его Любовь должна быть моей!»
   «О Иисус, дай мне терпения!» – думал Рэймонд Кофи, которому женщина-вамп как раз предлагала в свободное от бизнеса время позировать ей в мастерской...
   Тут, на его счастье, какая-то иссиня-черная лапища в белом манжете в нарушение всякого этикета схватила его за плечо, и господин Кофи был таким образом избавлен от семейства Кондрашовых и примкнувшей к ним дамы с тонким художественным вкусом.
   Видя, что ее черная «половина» отвернулась, чтобы поболтать с земляком, Александра тоже произнесла «извините!» и покинула Бориса Феликсовича, даже не взглянув на него. Но с этой минуты повсюду, куда бы она ни обернулась, она встречала его пронзительные глаза.
   Улучив момент, когда поблизости никого не было, Рэй простонал:
   – Проклятье! Я убью его, Саша!
   – Тсс!..
   – Что «тсс»?! Этот парень просто срывает с тебя одежду глазами! А на тебе ее и так почти нету...
   – О Господи, ты думаешь, он меня узнал?!
   – Узнал ли он? Да мне на это наплевать! Я ревную, понимаешь ты?! Как будто и не было этих лет, как будто...
   – Рэйчик, дурачок! Я торжественно обещаю тебе, что дальше глаз у него дело не пойдет. Но сейчас ты должен меня покинуть.
   – Что?!
   – Пожалуйста, исчезни отсюда под любым предлогом или без всякого – мне все равно, – и жди меня дома. Я должна с ним поговорить и прощупать, не заподозрил ли он чего. А если ты все время будешь торчать рядом, как часовой, мы этого так и не узнаем.
   – Ты правда хочешь, чтобы я ушел? Оставил тебя с ним?!
   – Рэймонд Кофи, я тебя умоляю! Неужели после всего, что между нами было, ты еще мне не веришь?
   – О Иисус, тебе-то я верю, но не этому донжуану! – горячился африканец. – Ведь тебя некому будет спасать от него, если меня здесь не будет, эта женщина, которая пришла с ним, по-моему, уже слишком много выпила...
   Глоток холодного мартини немного притушил страсти. В томных карих глазах Рэя появилось их обычное выражение, та самая смесь влюбленности и ироничности, которая сводила Сашу с ума.
   – Ты должна понять бедного негра, моя неверная блондинка! Вдруг тебе вспомнится то, что у тебя было с этим красивым белым мужчиной давным-давно? Тогда я ему не соперник, увы!
   – Не смей называть Жемчужникова красивым! Если хочешь знать, я никогда его таким не считала, – соврала Александра. И добавила чистую правду: – Для меня нет никого прекрасней тебя, моя черная пантера... Ну прошу тебя, дай мне часок на разборку с этим бледнолицым!
   – Так и быть, Любочка. Только час!
   Он послал ей пламенный взгляд, не нуждающийся в комментариях, и громко сказал:
   – Дорогая, у меня так разболелась голова... Пожалуй, я бы уехал. Как ты думаешь?
   – О, Рэймонд... Здесь так превосходно, я только начала расслабляться. Если ты устал, милый, поезжай один, а я еще повеселюсь. Не возражаешь?
   – Как хочешь, дорогая. Но кто тебя отвезет домой?
   – Не беспокойся, я доберусь на такси. Спокойной ночи, дорогой.
   Рэй поднес руку девушки к губам, потом шепнул ей на ушко:
   – Веселись, Дездемона, да знай меру!
   Саша ответила ему в тон:
   – А ты не вздумай уснуть до моего возвращения, Отелло!
   Роскошная блондинка, слегка прикрытая жемчужной материей, проводила господина Кофи до выхода из зала, ей надо было привести себя в порядок. И пока они не скрылись за дверью большого зала, Саша прямо-таки физически чувствовала обнаженной спиной обжигающий взгляд Бориса.
   «Ага, голубчик!.. Пострадай, пострадай. Ты же думаешь, что я ухожу насовсем, а ты ко мне так и не „пришвартовался“ и даже не спросил телефончик».
   В дамской комнате мрамора и позолоты было ничуть не меньше, чем повсюду, зато зеркал – значительно больше. Еще здесь стояли очень славные кресла для отдыха уставших тусоваться дам. В одном из них, подобрав под себя ноги в черных колготках с блестящим «змеиным» рисунком, мирно дремала женщина-вамп. Рядом валялись ее туфли и мокрое полотенце – очевидно, оно упало с Аннушкиной головы. Когда Саша вошла, Борькина брюнетка продрала мутные глаза.
   – А, это ты, милочка... Славный вечерок, правда? – И она опять погрузилась в пьяное забытье.
   – Гораздо лучше, чем вы можете предположить, дорогая.
   Убедившись, что ее макияж на месте и она не стала больше походить на Сашу Александрову, мнимая Люба вышла в коридор и едва не была сбита с ног Борисом Феликсовичем, летевшим со стороны холла. От неожиданности девушка потеряла равновесие и... оказалась в объятиях неловкого чиновника.
   – О, простите меня! Ах, это вы...
   Он не смог скрыть мгновенного торжества, вспыхнувшего в его глазах. Но вместе с радостью эти серые глаза излучали сейчас такое смущение, что Саша невольно усомнилась, а тот ли это самый Борька Жемчужников?
   – Как вы меня напугали, Борис... Феликсович! Может быть, вы меня все-таки отпустите?
   – О-о, простите... – Он смутился еще больше и медленно разжал пальцы, сжимавшие локти Александры. – Ради Бога, умоляю вас: просто Борис, без отчества. Я еще не такой старый, Любочка!
   – Не кокетничайте, таким мужчинам, как вы, вовсе ни к чему об этом напоминать. Так куда же вы неслись, сметая всех на своем пути?
   – Я...
   – Должно быть, разыскиваете свою спутницу, Анну?
   – А?.. Да-да. В самом деле, она куда-то исчезла. Я подумал, может быть, она вышла на воздух, проветриться... Вы ее не видели?
   «Ври больше, Жемчужников. Конечно, ты выскочил за нами следом, и тебе, конечно, сказали, что Рэй уехал один. И ты помчался как угорелый разыскивать меня, а не Анну!»
   – Я ее видела ровно минуту назад. Она осталась вот за этой дверцей, – Александра указала себе через плечо.
   Борис нахмурился.
   – Она в порядке?
   – Более-менее. По-моему, будет лучше некоторое время ее не тревожить.
   Жемчужников понимающе покачал головой.
   – Я должен был предвидеть, что этим все закончится. Ах, Аннушка! Она прекрасный друг, но ничего не может поделать со своей слабостью к спиртному...
   «Точно так же, как я в свое время ничего не могла поделать со своей слабостью к тебе! И еще неизвестно, какое из двух зол имеет более разрушительные последствия...»
   – Я думаю, вам следует отвезти ее домой, Борис.
   – Разумеется, но не сию минуту. Вы же сами сказали: лучше ее пока не беспокоить.
   От его озабоченности не осталось и следа.
   – А где ваш друг, Любочка? Важный черный господин Кофи?
   Саша сделала вид, что не заметила скрытой в его словах иронии.
   – К сожалению, Рэймонду пришлось уехать, у него сегодня был трудный день.
   – Как жаль! – произнес Борис с нескрываемым воодушевлением. – И вы не составили ему компанию?
   – Как видите. Мне захотелось побыть еще немного. И вообще, с Рэймондом мы только друзья. Хотя, конечно, вы не обязаны этому верить...
   «Любочка» тщательно изображала в своей речи легкий прибалтийский акцент, который в течение трех лет перенимала в зоне от одной из заключенных – просто так, на всякий случай. Как выяснилось, акцент довольно существенно меняет голос.
   Ухмылка Бориса Феликсовича дала ей понять, что он и не думает верить в эти сказки.
   – Со стороны вашего друга большое легкомыслие – покидать такую женщину одну в подобном местечке. Да и в любом другом тоже!
   «Вот оно: начинается...»
   Саша улыбнулась.
   – Сразу видно, что вы не знаете Рэймонда. Он очень уверенный в себе мужчина. И поверьте, у него есть на то все основания!
   – Нисколько в этом не сомневаюсь. Но что если у какого-нибудь другого мужчины их окажется еще больше?
   Александра внимательно взглянула ему прямо в глаза – не то чтоб поощряюще, но уже заинтересованно...
   – Я вижу, вам хорошо знакома эта тема. Почему бы нам не продолжить ее где-нибудь в более приятном местечке? Скажем, за коктейлем или в танцевальном зале? Я осталась без кавалера, вы – без дамы... Что скажете?
   – Отличная идея!
   – Какая именно? Их было две.
   – Да любая, черт возьми! Все ваши идеи, Любочка, я заранее принимаю с восторгом. Кроме одной – послать меня подальше.
   Блондинка засмеялась серебристым смехом.
   – Не волнуйтесь, Борис Феликсович, это вам не грозит, если будете хорошо себя вести. По крайней мере, в ближайшие час-полтора.
   Когда прошли час и еще двадцать минут, Борис был на волосок от того, чтобы, схватив ее за руку, прошептать: «Уедем отсюда... К тебе или ко мне?». Но какая-то неведомая сила удерживала у него на языке такие старые, такие привычные слова. Впервые в жизни он был не совсем уверен в себе. Он чувствовал, что с этой женщиной так нельзя. Он даже до сих пор не рискнул перейти с ней на «ты», какое уж тут «уедем»...
   Пока он так глупо медлил, Люба решилась первая. Она выпрямилась, явно собираясь подняться со стула. Они сидели за уединенным столиком на двоих в баре отеля.
   – Мне пора. Вы проводите меня?
   – О, Любочка... Неужели я могу?!.
   – До такси, Борис Феликсович, только до такси. Именно это я имела в виду.
   – Да, конечно. Извините меня! Я сегодня весь вечер думаю, говорю и делаю одни только глупости, и все из-за вас, Люба. Вот и сейчас сидел и думал, что я не в силах с вами расстаться.
   – Неужели вы думаете, что я вам поверю? Вы же всем так говорите, наверняка...
   – Да, вы правы! Говорил я это часто, даже слишком часто. Но вся штука в том, что думаю я так впервые!
   – Давайте оставим этот бесполезный разговор. Вы женатый человек, Борис... Вам не кажется, что все это слишком уж банально?
   – Вы путаете брак с приговором, Люба! Разве женатому человеку запрещено испытывать чувства к другой женщине? Особенно если к собственной жене он их никогда не испытывал...
   – Зачем же вы женились?
   – Черт возьми! Да потому что мне было все равно, жениться или нет! И Лариске тоже было наплевать – выйти за меня или за кого-то еще, она же не пропускала ни одних штанов... Извините, Люба. Ее отец – вы его сегодня видели – был моим шефом, и он хотел, чтоб я на ней женился. Может быть, поэтому он до сих пор остался моим уважаемым начальником, а я – его любимым подчиненным. Откуда же мне было знать, что когда-то мне станет не все равно?!
   – Неужели вы никогда никого не любили, Борис?
   Ей показалось, что он вздрогнул. Во всяком случае, когда Жемчужников заговорил снова, голос его охрип, а глаза глядели куда-то в сторону.
   – Я не знаю... Право, не знаю, что вам ответить. Любил, наверное. Во всяком случае, думал, что люблю. Но это было давно, очень давно... Задолго до моей женитьбы. Люба, я...
   – Почему же вы не женились на той девушке?
   – П-почему?.. Я не мог. И она... она тоже. Были обстоятельства... Пожалуйста, Люба, хватит об этом! Сейчас все это не имеет никакого значения. Особенно теперь, когда я встретил вас. Теперь-то я точно знаю: все, что было раньше, это ненастоящее, неважное – все прежние женщины, чувства, отношения. Вы, Любочка! Только вы теперь для меня существуете на всем свете. Вы – мой мир, мой бог, смысл моей жизни. Со мной еще никогда такого не было.
   Честно говоря, Александра чувствовала то же самое, такого Жемчужникова она еще не видела! А она-то думала, что он уже не сможет ее удивить. Девушка мягко высвободила руку из плена горячих ладоней.
   – Борис, вы меня просто пугаете. Я не хочу сомневаться в искренности ваших слов, но... Но это же просто смешно! Вы меня впервые видите, и вдруг – такая буря чувств.
   – Ах, да я и сам себя пугаю! Я же сказал, что никогда еще такого не испытывал. Когда я вас увидел сегодня, меня будто молнией поразило. Я ослеп и оглох, и очень резко поглупел, уверяю вас! У вас даже имя особенное: Любовь! Вы так похожи...
   – На кого я похожа?!
   – Да на любовь, Бог ты мой! Вы похожи на саму любовь. Но не только потому, что вы – самая соблазнительная женщина из всех, кого я встречал. Вы – самая удивительная, самая загадочная и самая необыкновенная из всех.
   – А я думала, вы скажете, что я похожа на ту девушку, которую вы любили когда-то.
   – Что?..
   На доли секунды в его глазах, подернутых влажным блеском, промелькнуло выражение, которое испугало Александру. «Черт тебя дернул за язык, дура!» – ругнула она себя.
   – Странно, что вы это сказали, Люба. – Борис пристально вглядывался ей в лицо, будто только сейчас увидел. – Очень странно... Я где-то читал, что человек склонен искать и находить в своих любимых черты тех людей, которых он любил раньше. Да, действительно, меня с первой минуты не покидает чувство, что я вас уже видел. Нет, не так, что я вас знаю всю жизнь. Наверное, это и называют любовью с первого взгляда.
   Несколько секунд серые глаза посылали девушке любовные импульсы – как когда-то, в прежние времена.
   – Нет, Люба, вы совсем другая. Ни на кого не похожи. Я уже сказал: вы удивительная.
   Блондинка решительно отодвинула от себя давно опустевший бокал и встала.
   – Мне в самом деле пора. Не ходите за мной, Борис.
   – Только до такси, мы же договорились!
   – Я передумала. А то вы, чего доброго, запишете номер машины, отыщете таксиста и выпытаете у него, куда он меня отвез.
   – Я надеюсь, что вы мне это сами скажете. Вы же не уйдете просто так, не оставив даже телефона? – Жемчужников заторопился, стараясь оттянуть страшную минуту расставания.
   – Я вам сама позвоню, обещаю.
   «Нет, Жемчужников. Мы с тобой обречены не любить друг друга, а погубить. Посмотрим – кто кого? Я однажды уже умирала из-за тебя. Но, к счастью, выжила, и теперь у меня мощный иммунитет к твоим словам, улыбкам, глазам. Сейчас – мой ход, и ты, похоже, крепко влип, дружочек... Мне тебя жаль, но теперь поздно давать отбой. Да я и не хочу! Пусть все идет как идет: судьбе виднее».
   Когда она ушла, ушла необратимо, Борис Феликсович понял, что он так ничего и не узнал об этой женщине. Кроме ее удивительного имени и прибалтийской фамилии. Да еще того, что он не может без нее жить.

25

   Леха Хохряков, начальник внутренней охраны, был вне себя. Эта долбаная сигнализация его уже заколебала! Начиная с двух сорока пяти, когда лампочка на пульте мигнула в первый раз, они с Саньком почти не приседая носились по двухэтажному мыздеевскому коттеджу общей площадью триста сорок два квадратных мэ в поисках нарушителей спокойствия. Разумеется, никакими нарушителями и не пахло – ни в самом коттедже, ни вокруг него. Нигде никаких следов, замки на дверях и окнах в полном порядке. То есть все так, как и должно быть на его, Лехиной, территории. В натуре! А эта паскудная лампочка все мигала и мигала...
   Лехина должность гордо именовалась «начальником внутренней охраны», так что можно было подумать, он мордует не меньше роты караульных. На самом же деле под началом у Хохрякова были всего-навсего пять гавриков, дежуривших парами посменно – по двенадцать часов. Сам Леха нес службу наравне с другими, при этом за каждого своего «кадра» отвечал головой (или, как предпочитал выражаться босс, задницей), а получал за эту канитель всего на каких-то пятьдесят баксов больше. В неделю, разумеется.
   Сегодня у Лехи и его напарника Санька по графику было дневное дежурство. Однако нынче в восемь вечера смениться с поста им не светило, на предстоящую ночь босс потребовал усиленный наряд. Хохряков прекрасно знал, с чем это связано, и про себя материл «Сереню» как только умел – а уж в этом-то деле Леха знал толку не меньше, чем во «внутренней охране»! За каким, спрашивается, ... держать здесь всю ночь четверых ребят, если дом все равно будет напичкан косоглазой шпаной Вьетнамца и быками Паневича?! Ни тех, ни других начальник охраны не жаловал и опасался – надо сказать, не без оснований – разных провокаций со стороны блатных.
   На днях Леха услышал по радио одну фразочку, которая произвела на него впечатление, и теперь решил сразить наповал своего напарника. Пусть знает, что Хохряков вышел в начальники не только пудовыми кулачищами, но и башкой!
   – ...Вот я тебя и спрашиваю, Санек: на фига создавать прецедент?
   Санек хрюкнул в банку с пивом, тупо уставился на шефа.
   – Чего создавать?
   Мигание лампочки на пульте – дьявол знает, в какой уже раз! – лишило Леху возможности насладиться своим моральным превосходством. Он от души выматерился.
   – Все, достала, мать твою! Вырубай эту гребаную систему, Муравлев, а я звоню в эту долбаную фирму, пусть присылают ремонтников.
   – Ты че, Лех? Времени – пятый час, суббота! Кто тебе щас ремонтников пришлет? И ваще, отключать сигнализацию... Босс нам с тобой башку оторвет, если что.
   – Ага, ты хочешь, чтоб эта сучья лампочка мигала тут всю ночь?! Да нам тогда гости, мать их, устроят такой фейерверк, что мало не покажется. Вырубай, я сказал!
   В это время на стоянке при маленькой частной автомастерской, расположенной в полукилометре от вышеупомянутого коттеджа, бородатый человек, который сидел за рулем скромной старенькой «Нивы» с затемненными стеклами, поднял вверх свой внушительный большой палец. Двое пассажиров на заднем сиденье – интеллигентного вида парень в очках и молодая женщина, одетые как для турпохода, – торжествующе переглянулись. Все трое слышали каждое слово, произнесенное в доме. Потому как два часа назад его посетил некий суровый испектор пожарной охраны, и теперь загородная резиденция Сергея Юрьевича Мыздеева была нашпигована «жучками», как кусок сала – чесноком. Кстати, инспектор был самый настоящий, а так называемые разовые поручения бородача выполнял по старой дружбе и, разумеется, за хороший гонорар.
   Так же безмолвно, но эмоционально вся компания прослушала телефонные переговоры Лехи Хохрякова с фирмой «Элма», устанавливавшей сигнализацию по адресу Березовая роща, 15. Переговоры шли, мягко говоря, на повышенных тонах, потому что Леха давил на собеседника, пытаясь заполучить мастера немедленно, а дежурный по офису всеми силами старался оттянуть этот визит до понедельника. Наконец в ход пошла «тяжелая артиллерия» – неминуемый гнев Мыздеева, оставленного без сигнализации, и бедный «элмовец» дрогнувшим голосом пообещал поискать мастера.
   – Вот-вот! Ты поищи, браток, поищи. Да смотри, постарайся! А если через полчаса не найдешь – ну, тогда я сам тебя найду, не будь я Леха Хохряков!
   Ровно через семь минут после того, как начальник внутренней охраны закончил разговор, сбившегося с ног дежурного по офису снова призвал к ответу мобильный телефон.
   – Слышь, браток, – Хриплый голос Вано звучал примирительно. – Это опять я, Хохряков. Ну да, из Березовой рощи. Мастер к нам еще не выехал? Нет?.. Да не, все нормально, браток, я без претензий. Я и хотел тебе сказать, что не надо нам мастера. Ну да! У нас все тип-топ, ваша система работает как часы. Это тут у нас свои причины, внутренние. Что было? Да нашли, блин, злоумышленника: кошка... Ну да! Тут ее ребята как-то валерьянкой побаловали, для смеха, да, видать, осталось еще чуток кайфа, вот и терлась... Вот такие дела. Чего? Конечно, отменяй вызов, какой базар! Все нормально, браток. Извиняй, что нашумел на тебя, работа, понимаешь, вредная. Ну, бывай!
   Детектив швырнул трубку на сиденье.
   – С этим все. А теперь вытряхивайтесь из машины. Времени в обрез, браток Леха Хохряков еще не знает, что ихняя сигнализация работает как часы, может и занервничать... Сверим время. Сейчас шестнадцать тридцать три. Ровно через пятнадцать минут вы должны быть на месте и начать незаконное вторжение в частное владение господина прокурора. На все про все вам ровно двадцать минут и ни секунды больше. Действуем четко по плану, никакой самодеятельности. При малейшей опасности, Данька, посылаешь радиосигнал, как договорились. Вопросы есть?
   – Вопросов нет. Мы пошли, Вано.
   – С Богом!
   Две тени выскользнули из автомобиля и растаяли в быстро густеющих ноябрьских сумерках. Один из «туристов» нес за плечами увесистый рюкзак со снаряжением. Почти бесшумно «Нива» тронулась с места и на самой малой скорости вырулила со стоянки на грунтовую дорогу, уходящую в противоположную сторону от трассы. Выезжая, водитель посигналил фарами знакомому механику, а тот за ярко освещенным окном своей конторы приветственно поднял руку.
   Километрах в трех от автосервиса грунтовая дорога резко взяла вправо и вплотную приблизилась к той самой асфальтовой магистрали, от которой так старательно удалялась. Выждав момент, когда ни спереди, ни сзади не было ненужных свидетелей, Иванов-Вано включил свет в салоне и, выбравшись на трассу, рванул обратно. Вскоре мелькнула мимо знакомая мастерская, но бородач даже не взглянул на нее.
   Резиденция Мыздеева на фоне соседних домов выглядела приятным исключением: и двор, и дом – вернее, несколько окошек на первом этаже – были ярко освещены. Когда, затормозив перед запертыми стальными воротами, водитель нетерпеливо ударил несколько раз по клаксону, его часы показывали шестнадцать сорок восемь.
   В свете мощных уличных прожекторов Хохряков обстоятельно изучил мандат «мастера-ремонтника». Однако он напрасно старался обнаружить в документе какой-либо изъян. Стас Иванов по праву гордился своей коллекцией «липовых» удостоверений, которая пополнялась непрестанно. Выяснить правду Леха мог только одним путем: перезвонив в фирму «Элма» и поинтересовавшись, работает ли у них некто Иванов Станислав Сергеевич. Но комбинация такой сложности была недоступна серым клеточкам начальника охраны, а потому прозрение Лехе не грозило. Он нехотя вернул удостоверение хозяину и кивнул на асфальтовую площадку перед домом.
   – Поставь тачку здесь и пошли.
   Хохряков провел мастера в помещение дежурки, где торчал его напарник и располагался злополучный пульт – нарушитель спокойствия.
   – Вот, мигает и мигает...
   – Посмотрим.
   – И че ей, падле, надо? Вроде все путем.
   – Поглядим.
   – Я сам полчаса проторчал на третьем объекте, смотрел в оба. И ни хрена! А она все равно, сука. Наверно, пожарник что-то задел, когда лазил по дому. Был у нас тут сегодня...
   – Проверим. Когда отключили сигнализацию?
   – Минут сорок.
   – Ясненько. Знаешь, друг, тут все о'кей. Где этот твой третий объект? Надо взглянуть, что там. А ты, парень, – мастер кивнул второму охраннику, – не вздумай включать рубильник без моего сигнала, если не хочешь потом всю жизнь платить пенсию моей молодой вдове.
   – Я с ним на третий объект. Гляди тут, – коротко распорядился Леха.
   Они прошли через холл, сплошь устеленный мягким ковровым покрытием, и спустились в подземный гараж, который и был тем самым «объектом номер три». Сейчас он был пуст. Наскоро осмотревшись, Иванов-Вано безошибочно направился к датчику суперсовременной сигнализации, реагирующей даже на усиление звука и изменение температуры. Осторожно вскрыл крохотную пластмассовую коробочку и принялся колдовать над ней.
   Леха остановился у него за спиной и скрестил на груди руки. Он терпеть не мог всю эту хитромудрую механику-электронику, гораздо больше полагаясь на собственные глаза, уши и кулаки. Сегодня Хохряков лишний раз убедился в том, насколько ненадежна техника. Он своими глазами видел, что в гараже даже мышь не пробегала, а эта чертова сигнализация реагировала невесть на что! Соответственно, люди, которые разбирались в технике, тоже были на особом подозрении у старшего охранника. Но он понимал, что иногда без их услуг не обойтись, и вынужден был их терпеть.
   На самом деле датчик был в полном порядке, и сыщик это знал как никто другой. Ту самую хитроумную штуковину, из-за которой эта «падла» все время мигала, он удалил еще там, в дежурке. Теперь Вано просто тянул время, которое неумолимо отсчитывала секундная стрелка его часов.
   Времени у них оставалось еще шестьсот секунд – у Даньки и у этой ненормальной зеленоглазой девчонки, втравившей его, Вано, в дурацкую вендетту по-русски. Отвинчивая микроскопической отверткой какой-то микроскопический шурупчик, большой человек пытался представить себе, где сейчас эти двое, что делают? Здесь они уже, в доме, или все еще копаются с замком балконной двери, дилетанты? Если так – скверно, тогда им не успеть.