Страница:
Даже сквозь собственные истерические всхлипы она уловила в голосе Жемчужникова смятение.
– Как ты... Как ты там оказалась?!! Почему ты ревешь? Где Ольга?!
– Борька... Я... пришла... А она... она в ванне... умерла-а-а...
– Как – умерла?.. Что ты несешь?! Да что случилось, говори толком!
– Н-не знаю... Разрыв сердца... или еще что. Захлебнулась... может быть... Воды полно кругом... Борька, что мне делать?! Приезжай, слышишь! Я тут одна... с ума сойду!
– Воды полно, говоришь?.. – словно эхо повторил Борис.
Саша до глубины души возмутилась его непонятливостью.
– Ах, да при чем здесь вода, Господи! Приезжай немедленно, я же не знаю, что делать! Она умерла, умерла, понимаешь?! А ты про какую-то воду...
– Понял, понял, не кричи. Теперь вижу, что ты не шутишь. Ну-ну, Шурик, не плачь...
Услышав в его голосе прежние ласковые интонации, девушка заревела еще сильнее.
– Перестань же, будь умницей. Послушай меня... Ты внимательно слушаешь?
Саша промямлила что-то маловразумительное, но хлюпать носом перестала.
– Я сейчас приеду и сделаю все что нужно. – Голос Борьки зазвучал твердо, он уже оправился от первого шока. – А ты... Тебе лучше оттуда исчезнуть, Шурик, и побыстрее. Тебя кто-нибудь видел?
– Не-ет... Борька, но почему я должна...
– Ради Бога, не трать время на вопросы и возражения! Потом, когда успокоишься, ты и сама поймешь. Соберись и отвечай на мои вопросы. Ты ее трогала?
– Д-да, я думала, может быть, она еще... Хотела вынуть ее из ванны.
– Ч-черт! Ну ладно, это не так страшно... К чему-нибудь прикасалась?
– Конечно – ко всему. Краны закрыла...
Борис отчетливо выругался. Это случалось с ним только в состоянии крайнего возбуждения. Впрочем, в теперешней ситуации это нисколько не удивило Сашу.
– Немедленно открой их, слышишь? – Он повысил голос в ответ на ее изумленный возглас. – Я говорю, сделай все как было! Возьми сухую тряпку и быстро протри все, где могли остаться твои отпечатки. Кран, ванну, телефон... Что там еще? Да, ручку двери!
Александра слушала его словно во сне – во сне, в котором показывали плохой детектив. «Почему, почему я должна стирать свои отпечатки, как преступница?! Неужели он думает, что...»
– Впрочем, нет: лучше я сам! Не трать на это время. Мы же затопили соседей, они могут в любую минуту примчаться! Просто открой краны и быстро уходи. Только посмотри, чтобы на лестнице никого не было, тебя никто не должен видеть, поняла? Да дверь за собой захлопни. Бегом, Шурик, торопись!
– Борька, да ты что! Ты думаешь, что это... я ее..?
– Не болтай глупости, это просто несчастный случай, – отмахнулся Жемчужников. – Но другие могут так подумать. Соображаешь, что начнется, если тебя случайно застукают там рядышком с трупом? И запомни: я сюда не звонил, с тобой не говорил и вообще знать ничего не знаю, ясно? Ну же, будь умницей, Шурик! Послушайся меня – и все будет о'кей.
– Ладно, если ты считаешь...
Он перебил:
– Да, еще, Шурик: ради Бога, ни к чему больше не прикасайся, особенно в ванной! Ни к чему! Там кафель, металл... На них остаются особенно четкие отпечатки. Быстро открой оба крана и уходи незамеченной. Можно – крышами. Вопросы есть, миледи?
Это был прежний Борька Жемчужников, ее Борька! Саше даже хватило духу ответить ему в его же манере.
– Вопросов нет, поручик. Будет исполнено!
– Вот и класс. Целую, Шурик! До встречи... когда все это кончится!
В трубке раздался щелчок, его сменили короткие гудки.
Прежде чем положить ее на рычаг, Александра все же тщательно протерла весь аппарат своим носовым платком, который лежал в нагрудном кармане рубашки и потому остался относительно сухим. Она замешкалась на мгновение, борясь с искушением нарушить Борькины распоряжения и поступить так, как подобает отличнице, спортсменке и комсомолке: то есть не спасаться бегством, а лицом к лицу встретить свою судьбу – судьбу главного свидетеля по делу. Потом она прерывисто вздохнула и, не глядя на мертвое тело в ванне, решительно открыла краны...
Борька, конечно, прав: так будет лучше. Какое там еще «дело»? Никакого «дела» не будет, не может быть: просто несчастный случай, это точно! С людьми часто происходят несчастные случаи в ванне. Даже с теми, от кого этого меньше всего ожидают.
Когда Александра была уже внизу, никем не встреченная и не замеченная, у нее над головой с шумом распахнулась тяжелая металлическая дверь. Прижавшись к стенке во мраке подъезда, девушка затаила дыхание. Кажется, шлепанцы со второго этажа зашаркали вверх по лестнице. Слава Богу...
– Люба, это ты там, что ли? – Какая-то женщина перегнулась через перила, пристально вглядываясь в темноту. – А я к тебе! Сахарку занять хотела, в магазин неохота бежать по этой мокрети... Что молчишь? Или не ты?..
Вместо ответа внизу хлопнули двери подъезда – сначала одна, потом вторая.
«Она меня не видела. Никто меня не видел! Я все сделала так, как он сказал, и все будет о'кей. О'кей!»
Саша Александрова бежала по улице Комиссаржевской, перепрыгивая через бурные последствия недавней грозы, и твердила это как заклинание. Вот так же, как через эти лужицы и ручейки, она сможет перепрыгнуть через все проблемы, большие и маленькие. «Мы с Борькой!» – поправилась Александра, и сама удивилась: до чего естественно это у нее вышло.
«До встречи... когда все это кончится!.. Целую, Шурик!» Это совсем не то что «извини, Шурик». Это – прежний Борька! Может быть, ужасная смерть этой женщины и в самом деле сделает его прежним, вернет их друг другу?..
Он понял, что ему плохо без своего «Шурика»! Он любит ее. Они любят друг друга. Они ждут ребенка. Они будут вместе!
11
– Как ты... Как ты там оказалась?!! Почему ты ревешь? Где Ольга?!
– Борька... Я... пришла... А она... она в ванне... умерла-а-а...
– Как – умерла?.. Что ты несешь?! Да что случилось, говори толком!
– Н-не знаю... Разрыв сердца... или еще что. Захлебнулась... может быть... Воды полно кругом... Борька, что мне делать?! Приезжай, слышишь! Я тут одна... с ума сойду!
– Воды полно, говоришь?.. – словно эхо повторил Борис.
Саша до глубины души возмутилась его непонятливостью.
– Ах, да при чем здесь вода, Господи! Приезжай немедленно, я же не знаю, что делать! Она умерла, умерла, понимаешь?! А ты про какую-то воду...
– Понял, понял, не кричи. Теперь вижу, что ты не шутишь. Ну-ну, Шурик, не плачь...
Услышав в его голосе прежние ласковые интонации, девушка заревела еще сильнее.
– Перестань же, будь умницей. Послушай меня... Ты внимательно слушаешь?
Саша промямлила что-то маловразумительное, но хлюпать носом перестала.
– Я сейчас приеду и сделаю все что нужно. – Голос Борьки зазвучал твердо, он уже оправился от первого шока. – А ты... Тебе лучше оттуда исчезнуть, Шурик, и побыстрее. Тебя кто-нибудь видел?
– Не-ет... Борька, но почему я должна...
– Ради Бога, не трать время на вопросы и возражения! Потом, когда успокоишься, ты и сама поймешь. Соберись и отвечай на мои вопросы. Ты ее трогала?
– Д-да, я думала, может быть, она еще... Хотела вынуть ее из ванны.
– Ч-черт! Ну ладно, это не так страшно... К чему-нибудь прикасалась?
– Конечно – ко всему. Краны закрыла...
Борис отчетливо выругался. Это случалось с ним только в состоянии крайнего возбуждения. Впрочем, в теперешней ситуации это нисколько не удивило Сашу.
– Немедленно открой их, слышишь? – Он повысил голос в ответ на ее изумленный возглас. – Я говорю, сделай все как было! Возьми сухую тряпку и быстро протри все, где могли остаться твои отпечатки. Кран, ванну, телефон... Что там еще? Да, ручку двери!
Александра слушала его словно во сне – во сне, в котором показывали плохой детектив. «Почему, почему я должна стирать свои отпечатки, как преступница?! Неужели он думает, что...»
– Впрочем, нет: лучше я сам! Не трать на это время. Мы же затопили соседей, они могут в любую минуту примчаться! Просто открой краны и быстро уходи. Только посмотри, чтобы на лестнице никого не было, тебя никто не должен видеть, поняла? Да дверь за собой захлопни. Бегом, Шурик, торопись!
– Борька, да ты что! Ты думаешь, что это... я ее..?
– Не болтай глупости, это просто несчастный случай, – отмахнулся Жемчужников. – Но другие могут так подумать. Соображаешь, что начнется, если тебя случайно застукают там рядышком с трупом? И запомни: я сюда не звонил, с тобой не говорил и вообще знать ничего не знаю, ясно? Ну же, будь умницей, Шурик! Послушайся меня – и все будет о'кей.
– Ладно, если ты считаешь...
Он перебил:
– Да, еще, Шурик: ради Бога, ни к чему больше не прикасайся, особенно в ванной! Ни к чему! Там кафель, металл... На них остаются особенно четкие отпечатки. Быстро открой оба крана и уходи незамеченной. Можно – крышами. Вопросы есть, миледи?
Это был прежний Борька Жемчужников, ее Борька! Саше даже хватило духу ответить ему в его же манере.
– Вопросов нет, поручик. Будет исполнено!
– Вот и класс. Целую, Шурик! До встречи... когда все это кончится!
В трубке раздался щелчок, его сменили короткие гудки.
Прежде чем положить ее на рычаг, Александра все же тщательно протерла весь аппарат своим носовым платком, который лежал в нагрудном кармане рубашки и потому остался относительно сухим. Она замешкалась на мгновение, борясь с искушением нарушить Борькины распоряжения и поступить так, как подобает отличнице, спортсменке и комсомолке: то есть не спасаться бегством, а лицом к лицу встретить свою судьбу – судьбу главного свидетеля по делу. Потом она прерывисто вздохнула и, не глядя на мертвое тело в ванне, решительно открыла краны...
Борька, конечно, прав: так будет лучше. Какое там еще «дело»? Никакого «дела» не будет, не может быть: просто несчастный случай, это точно! С людьми часто происходят несчастные случаи в ванне. Даже с теми, от кого этого меньше всего ожидают.
Когда Александра была уже внизу, никем не встреченная и не замеченная, у нее над головой с шумом распахнулась тяжелая металлическая дверь. Прижавшись к стенке во мраке подъезда, девушка затаила дыхание. Кажется, шлепанцы со второго этажа зашаркали вверх по лестнице. Слава Богу...
– Люба, это ты там, что ли? – Какая-то женщина перегнулась через перила, пристально вглядываясь в темноту. – А я к тебе! Сахарку занять хотела, в магазин неохота бежать по этой мокрети... Что молчишь? Или не ты?..
Вместо ответа внизу хлопнули двери подъезда – сначала одна, потом вторая.
«Она меня не видела. Никто меня не видел! Я все сделала так, как он сказал, и все будет о'кей. О'кей!»
Саша Александрова бежала по улице Комиссаржевской, перепрыгивая через бурные последствия недавней грозы, и твердила это как заклинание. Вот так же, как через эти лужицы и ручейки, она сможет перепрыгнуть через все проблемы, большие и маленькие. «Мы с Борькой!» – поправилась Александра, и сама удивилась: до чего естественно это у нее вышло.
«До встречи... когда все это кончится!.. Целую, Шурик!» Это совсем не то что «извини, Шурик». Это – прежний Борька! Может быть, ужасная смерть этой женщины и в самом деле сделает его прежним, вернет их друг другу?..
Он понял, что ему плохо без своего «Шурика»! Он любит ее. Они любят друг друга. Они ждут ребенка. Они будут вместе!
11
– Ну что ж... Перекурим, пожалуй – если вы не возражаете.
Старший следователь городской прокуратуры Сергей Юрьевич Мыздеев вежливо улыбнулся, блеснув золотыми очками. Изящным щелчком выбил из початой пачки «Мальборо» длинную тонкую сигаретину, чиркнул зажигалкой, купленной прошлым летом в одной из маленьких лавчонок на Брайтон-Бич. В данном случае он был избавлен от необходимости ухаживать за дамой: его собеседница не курила. Поэтому Сергей Юрьевич не торопясь, со вкусом прикурил сам, затянулся, затем подошел к окну и широко распахнул форточку.
Скрестив не груди холеные руки с длинными тонкими пальцами и ухоженными ногтями, старший следователь с наслаждением вдыхал весну, смешанную с ароматным голубоватым дымком сигареты.
Сергей Юрьевич Мыздеев был молодым человеком лет двадцати восьми-тридцати, хорошо воспитанным и всегда хорошо одетым. На работу он скромно ездил на «стареньком» – предпоследней модели – «вольво», неброский темно-синий цвет которого очень гармонировал с «нейтральными» костюмами Сергея Юрьевича, сшитыми в «третьих странах» вроде Италии и Австрии. Внешность этого скромного труженика тоже была под стать его мягким манерам и заграничному прикиду. По совокупности всех названных причин Сергей Юрьевич считался у сослуживцев в юбках первым парнем на деревне... Пардон – на шестом этаже учреждения, именуемого на местном жаргоне «конторой», который занимал следственный отдел.
Пальму его первенства подпирали и факторы, так сказать, иного – но не второго! – плана. Во-первых, Сергей Юрьевич весьма быстро продвигался по службе. Во-вторых, он был единственным сыном Мыздеева-старшего – бессменного первого зама начальника областного управления торговли, пережившего за семнадцать лет своего заместительства восьмерых шефов. Злые языки были склонны тесно связывать между собой «во-первых» и «во-вторых», но... на то они и злые языки!
Самые бесспорные красотки и самые профессиональные соблазнительницы удивлялись, что слишком хорошее воспитание не позволяет Сергею Юрьевичу переступать границы служебных или, в крайнем случае, приятельских отношений. Удивлялись, обижались, но – не теряли надежды. И поскольку личная жизнь старшего следователя Мыздеева была для всех что называется «большой-большой секрет», все были уверены, что причина кроется в тайной связи либо сильном чувстве, либо – всего вероятнее – в том и другом сразу.
Бедняжки... Им всем было невдомек, что шансов у них нет никаких. Ни у бесспорных красоток, ни у профессиональных соблазнительниц, ни даже у тех, кто подходил под оба определения. Сергей Юрьевич не интересовался женщинами вообще. Он интересовался... мужчинами.
Это и был «большой-большой секрет» старшего следователя, который делал его жизнь вне «конторы» практически недоступной для товарищей по работе обоего пола. Можно даже сказать – страшный секрет! Легко себе представить дальнейшую судьбу «безупречного» Мыздеева-младшего, если всплывет на свет Божий хотя бы его последний дружок – этот Алик, актеришка местной оперетты... Партия – «наш рулевой» – хоть и теряет мало-помалу управление, а все же раздавить «голубого» в своих рядах, да еще и в органах прокуратуры, – на это у нее газу хватит, можно не сомневаться! Тогда и Мыздеев-старший не спасет: такие пойдут круги по всем «компетентным конторам», что и престарелый родитель потонет не за понюшку «Мальборо»... Брр!
Сергей Юрьевич нервно передернул плечами и прикрыл форточку: ему как-то вдруг стало холодно.
«Какая же сука могла настучать Соколову? – смятенно думал старший следователь. – Если вообще кто-то настучал... Может, старик просто брал меня на понт? Да нет, зачем бы ему... Может, пронюхал что-то насчет отца, хотел прощупать почву? Тоже не в кон: папашка, по-моему, сидит крепко, будь что – я бы знал... Е-к-л-м-н, за все пять лет безупречной карьеры ни единого облачка на горизонте, а ведь у меня бывали „девочки“ покруче этого говнюка Алика... А тут враз – ушат дерьма на голову! Неужто он засветился, падла?!. Точно он! Больше некому... Ладно, с ним я разберусь. Главное – самому теперь выкрутиться, спасти свою задницу!»
Если б кто-то из сослуживцев мог в эту минуту прочитать на расстоянии мысли Сергея Юрьевича, он, разумеется, сильно удивился бы. Однако у Мыздеева-младшего были сейчас все основания для того, чтоб не следить за своими выражениями хотя бы наедине с собою! Он-то думал, что у него все о'кей – по крайней мере, на службе. Что касается некоторых сложностей в личной жизни, то к ним он давно притерпелся и научился преодолевать их ради удовольствий, которые были их обратной стороной. Не далее как в прошлом месяце «старик» – главный прокурор города Соколов – недвусмысленно дал понять, что Зорина, шефа следственного отдела, проводят на пенсию сразу же, как только в июле тому стукнет шестьдесят, и кандидатура на эту вакантную должность – только одна...
Сергею Юрьевичу уже грезились в недалеком будущем просторные кабинеты восьмого этажа – с кондиционерами, толстыми коврами на полу, с двойными солидными дверями и секретаршами в «предбанниках» – на восьмом этаже размещалось руководство не только городской, но и областной прокуратуры. Он мечтал даже, что обязательно найдет себе секретаря – лет двадцати двух-двадцати трех, белокурого, хорошенького и не болтливого... Опасно, конечно, но... Кто не рискует – тот не пьет шампанского! А шампанское Сергей Юрьевич очень уважал – настоящее, французское.
И вдруг... «Слезь с подножки, Сергей Юрьевич!» Приехали... Позавчера Старик вдруг ни с того ни с сего вызывает его, усаживает в кресло, бросает секретарше: «Меня ни для кого нет». И... начинает откровенно разглядывать своего старшего следователя – будто впервые видит! Потом смотрит в глаза так серьезно-многозначительно и говорит: «Я возлагал на вас большие надежды, Сергей Юрьевич»... От этого прошедшего времени старшему следователю сразу стало так паскудно, словно на него возложили не надежды, а нечто совсем другое. Однако шеф продолжал:
– И сейчас еще возлагаю. Хотя не скрою: могут возникнуть, м-м... обстоятельства, которые заставят меня пересмотреть мое отношение к вам. Я говорю, разумеется, не о слухах, а о фактах, доказанных фактах. Вы понимаете, о чем я?
Тут бы старшему следователю, прямо глядя в очи начальнику своими честными глазами, твердо заявить, что ни черта он, извините, не понимает, и попросить объясниться. Но вместо этого Сергей Юрьевич заюлил, заерзал в кресле и промямлил что-то насчет того, что, мол, обстоятельства прокурорской немилости могут быть разные.
«Кретин! – ругал он себя.
Взгляд Соколова не стал ласковей.
– Добро, Сергей Юрьевич. Надеюсь, что вы меня правильно поняли. Ваша задача – не допустить непоправимых обстоятельств, при которых ни я и никто другой не смогут вам помочь.
Старик снял очки и наклонился к Мыздееву через огромный дубовый стол.
– Я тебе так скажу, Сережа. Откровенно скажу. Что бы там ни болтали, я на твоей стороне. Ты знаешь, мы с твоим отцом... не чужие, одним словом. Но не все зависит от меня, пойми ты это, голубушка моя! И над Соколовым есть люди... А слухи уже поползли и выше, смекаешь? Не мне тебе объяснять, чем это может кончиться, в такое говно вляпаешься, что... И не ты один! Так что тебе, парень, осторожнее надо быть, понял? Теперь – вдвойне и втройне! А для начала надо заткнуть глотки этим... любителям совать носы в чужие дела. Знаешь что? Возьми-ка себе это дельце, которое мы перетащили из Центрального райотдела. Ну, этой, утонувшей бабы, как ее...
– Жемчужниковой, – подсказал Сергей Юрьевич. – «Дело» номер 1313.
– Вот-вот. Дельце, по-моему, плевое, там тебе на полдня работы. Ну, шучу: от силы на недельку. Но эффектное! И, скажу тебе по секрету, в нем кое-кто заинтересован... Мне вчера звонили. Словом, Мыздеев, это дело может тебе сильно помочь, ты меня понял? Забирай его, с Зориным я уже все обговорил. Но смотри, долго не возись! И в дебри не лезь... Выводи там на чистую воду кого следует – и делу конец. Все понял?
– Понял, Михал Петрович. Все будет четко! – заверил старший следователь, настроение которого с начала беседы заметно улучшилось. – С-спасибо вам!
– На здоровье. – Соколов водрузил очки обратно на нос, давая понять, что аудиенция окончена. – Вы свободны, Сергей Юрьевич. Идите работать.
Старший следователь со вздохом отошел от окна, уселся за свой рабочий стол и вдавил окурок в серебряную пепельницу девятнадцатого века – безделица, подарок одного благодарного антиквара... Впрочем, неважно: к «делу» номер 1313 это не имело никакого отношения.
К «делу» номер 1313 имела отношение – самое прямое! – вот эта зеленоглазая девчонка, что сидела сейчас напротив Мыздеева.
– Ну что же, Александра Александровна, подозреваемая вы моя... Вернемся, так сказать, к нашим баранам?
Подозреваемая по «делу» номер 1313 ничего не ответила. Только приподняла густые темные брови – и снова сдвинула их к переносице.
– Итак, вы продолжаете упорствовать?
– В каком смысле?
– То есть продолжаете утверждать, что двадцать восьмого апреля, в вокресенье, вы не были в квартире потерпевшей Жемчужниковой, Ольги Геннадьевны, по адресу...
– Так что же, Александрова? Я должен занести в протокол.
– Да, утверждаю. То есть, продолжаю... В общем, меня там не было! И вы уже сто раз заносили это в свои протоколы.
Сергей Юрьевич терпеливо улыбнулся.
– Что поделать, вы сами виноваты, Александра Александровна. С такими упрямыми клиентами, как вы, приходится понапрасну изводить горы бумаги. Итак, ваш ответ – нет?
– Нет!
– Пишите, Валя, – следователь кивнул стенографистке и, откинувшись на стуле, с интересом воззрился на подозреваемую. – Не понимаю я вас, Саша... Можно мне так вас называть? На что вы надеетесь? Ведь против вас все улики.
– Какие улики? Они все косвенные!
– Что ж, почти верно, – улыбнулся Мыздеев. – Но их слишком много, Сашенька! А когда косвенных улик слишком много, согласитесь, все вместе взятые они очень смахивают на прямую улику. Вас заметила соседка Жемчужниковых, когда вы спускались по лестнице: это в точности совпадает по времени с установленным экспертизой временем смерти Ольги Жемчужниковой...
– Она опознала меня неуверенно. Я имею в виду – соседка, Марьина.
– Понятно: сама потерпевшая вас опознать уже не сможет. Да, Марьина не уверена: в подъезде было темно. Но она показала, что это могли быть вы. Кстати, поднявшись на четвертый этаж, Марьина заметила на резиновом коврике перед дверью сорок первой квартиры и на лестнице множество мокрых следов. На основании чего свидетельница сделала заключение, что неизвестная, которую она заметила в подъезде, приходила именно к Жемчужниковым... Ладно, Александрова: предположим, это свидетельство против вас – действительно косвенное. Зато вас уверенно опознали два других свидетеля – Долин и Курышев, которые в тот день вместе с вами пережидали грозу в магазине «Океан». И опять-таки, было это примерно в то время, когда Жемчужникова умерла от разрыва сердца в результате утопления. Один из них показал, что вы разговаривали по телефону-автомату с женщиной по имени Ольга Геннадьевна и просили ее о встрече. Другой слышал, как вы произносили угрозы в адрес некой особы, которую называли «рыжей гадиной», при этом упомянули также имя «Борис» – следствие полагает, что это Борис Жемчужников, еще один свидетель по делу. И наконец, вы, в состоянии крайнего возбуждения, выбежали из укрытия под дождь и направились именно в сторону дома, где жила потерпевшая.
– Вот именно: в состоянии крайнего возбуждения! Я была взволнована, расстроена... вы знаете чем. Разве можно относиться серьезно к таким «угрозам»?!
– Предположим, это так, и ваши слова действительно не стоило бы принимать всерьез – если бы Ольга Жемчужникова осталась жива и невредима. Но она умерла, Александра Александровна! И умерла именно в этот день и в этот час. Не кажется вам, что это довольно странное совпадение?
Саша опять переживала хорошо ей знакомое с недавних пор чувство: словно все происходящее происходит не с ней. Вот она сидит в этом почти что уютном кабинете и спокойно беседует с этим милым молодым следователем – беседует о чем-то отстраненном, не имеющем к ней, к ее судьбе никакого отношения.
– ... Я говорю – «совпадение»-то получается не в вашу пользу, Саша! Кстати, могу угостить хорошим кофейком. Хотите?
– Нет, спасибо. В самом деле, совпадение странное. Но от этого оно еще не перестает быть совпадением, правда? Ведь, насколько я понимаю, не доказано, что Жемчужникова умерла насильственной смертью. Если бы я или кто-то другой пытались ее утопить, она бы, наверное, сопротивлялась! Остались бы следы борьбы, ну, я не знаю... Соседи слышали бы шум. Наконец, на трупе остались бы синяки, ссадины...
– Верно. В логике вам не откажешь, Александра Александровна, – кивнул Мыздеев. – Но вы забываете об эффекте внезапности. Скорее всего, убийце удалось проникнуть в квартиру незамеченным – иначе он не застал бы свою жертву в ванне. Возможно, вернувшись с турбазы, Жемчужникова забыла запереть дверь. Или заперла ее недостаточно тщательно. Во-вторых, убийцей был, скорее всего, человек, физически более крепкий, чем его жертва.
Следователь окинул подозреваемую оценивающим взглядом.
– Вы знаете, что Ольга Жемчужникова отличалась хрупким телосложением, значит...
– Я этого не знаю! Я никогда ее не видела!
– Хорошо, пусть так. Я только хотел сказать, что сильной, спортивной девушке вроде вас вряд ли было бы трудно утопить в ванне особу вроде Жемчужниковой, да еще если бы вы застали ее врасплох. Соседи внизу не могли ничего слышать: их не было дома. Наконец, вы – или кто-то другой, прошу прощения! – могли воспользоваться, к примеру, полотенцем, чтобы не оставить следов на трупе. Кстати, оно и было обнаружено на полу в ванне – мокрое полотенце, скрученное жгутом...
«Господи, неужели оно там было?! Я не заметила никакого полотенца...»
– Абсурд какой-то... Я ее не убивала, понимаете?! Это был несчастный случай! И вообще: как это я могла вот так взять и убить совершенно незнакомого человека?! Ведь я никогда раньше не видела Жемчужникову, говорю же вам...
– «Раньше»? Вот вы и попались, Саша! – добродушно засмеялся Мыздеев.
– То есть, я хотела сказать – никогда не видела, вообще! Это вы меня запутали!
«Дура, дура, дура!!!»
– Хорошо, забудем об этом. Как вы могли вот так взять и убить, вы говорите? Ревность, Александра Александровна, все ревность! Она порой толкает людей и не на такое.
Сергей Юрьевич знал, о чем говорил.
– Ведь вы не скрываете своих... м-м... близких отношений с Борисом Жемчужниковым, который проживал в одной квартире с потерпевшей. И вы подозревали его в любовной связи со своей мачехой. В распоряжении следствия имеется письмо, написанное вами и адресованное Ольге Жемчужниковой. И в нем вы обвиняете Жемчужникову в таких вещах, что... Ну, вы-то понимаете, о чем я: сами писали! Конечно, свидетель Жемчужников категорически отрицает эти обвинения, но ведь вас это, как я понимаю, не убеждает...
– Вы сказали, он отрицает?!
– Категорически: вот его показания. Скажу вам больше, нет никаких свидетельств, указывающих на наличие между ними интимной связи – в настоящем или прошлом. Кроме вашего письма, разумеется. Напротив: свидетели показывают, что в течение многих лет отношения между Жемчужниковым и его мачехой были весьма натянутыми. Между нами говоря, – следователь доверительно наклонился к Саше, – я бы нисколько не удивился, если б это ему пришла в голову мысль убрать свою «мамочку» с дороги! Но он отпадает: стопроцентное алиби. Весь день провел с друзьями – вплоть до восемнадцати пятидесяти пяти, когда Жемчужников вернулся домой вместе с приятелями, небезызвестными вам Филимоновым и Чипковым, и обнаружил труп своей мачехи в ванне... Вы там, случайно, не пишете, Валя? Моя доверительная беседа с подозреваемой – не для протокола!
– Ладно, шутки в сторону! – Сергей Юрьевич хлопнул ладонями по столу и стер с лица улыбку. – К сожалению, уважаемая Александра Александровна, улик против вас предостаточно. И не только косвенных. Вы знаете, что повсюду в квартире были обнаружены ваши пальчики, совершенно свежие отпечатки...
«Почему же Борька их не стер, как обещал?! Вероятно, помешали Филя и Чип. Но зачем он их с собой притащил, он же знал, что у него в квартире труп?.. Нет, я ничего не понимаю!»
– ...Не было их только на телефонном аппарате потерпевшей. Но и это, Сашенька, является уликой против вас!
– Это почему же?!
– Да потому, что на нем не было вообще никаких отпечатков! А мы точно знаем, что непосредственно перед своей смертью Ольга Жемчужникова разговаривала по телефону – с вами же и разговаривала. Согласитесь, маловероятно, чтобы сразу после разговора ей вздумалось тщательно протереть аппарат: она же не уборкой занималась, а собиралась принять ванну! Значит, это сделали вы, Саша. Очевидно, вы зачем-то взяли телефон в руки, быть может, хотели позвонить, да передумали...
«Нет, это мне позвонили, да передумали! Если он сейчас спросит меня об этом, я расскажу про Борькин звонок. Я не выдержу больше вранья!»
– А про другие отпечатки – на ванне, на дверях и стенах – вы от волнения просто позабыли, правда? Так часто бывает: люди теряются в экстремальных ситуациях и допускают досадные промахи, которых никогда не совершили бы в обычном состоянии... Несколько сложнее было идентифицировать следы вашей обуви: милиция взялась за дело, когда эти парни, Жемчужников с компанией, уже порядком все затоптали. Но все же один довольно четкий отпечаток женской ножки найти удалось – на линолеуме прихожей. Как вы знаете, обувка была у вас изъята в тот же вечер и приобщена к делу. Даже рвотные массы на полу ванной – пордон за такую натуралистическую подробность! – принадлежат именно вам, что установлено экспертизой.
Следователь резко захлопнул папку с «делом» номер 1313 и оттолкнул ее от себя.
– Так что, милая девушка, наследили вы там предостаточно! Были вы в день смерти Ольги Жемчужниковой в ее квартире или не были – это уже не вопрос для следствия. Были, Саша! Вопросы в другом: зачем вы там появились и что вы там делали? Уверен, в свое время мы ответим и на них. Только вы как хотите, а у нас еще и с первым вопросом не покончено, Александра Александровна. Не могу я согласиться с этим вашим «нет» в протоколе. Ну никак не могу!
Сергей Юрьевич уставился на подозреваемую своим пристально-проникновенным взглядом, который так нравился женщинам (и мужчинам тоже). Александра отвела глаза и пожала плечами.
– Послушайте, Саша! Неужели вам не надоела эта бесконечная карусель? Кабинеты, следователи, допросы, очные ставки... Следственный изолятор, наконец? Условия там, м-м... оставляют желать лучшего. Молоденькой девушке, как вы, из хорошей семьи, там не место.
– Вы считаете, что тюрьма будет для меня более подходящим местом?
Мыздеев рассмеялся: он всегда был рад случаю продемонстрировать свои великолепные фарфоровые зубы – чудо дантистского искусства.
– Хорошая шутка! Что вы, Сашенька, зачем так мрачно смотреть на вещи... До этого еще далеко. И вообще, – поспешно поправился Сергей Юрьевич, – это будет решать суд. А суд, он, как известно, у нас независимый, следствие ему не указ. Пока вы не преступница, а только подозреваемая по делу.
– Спасибо, то-то мне стало легче!
– Нет, я понимаю, это тоже очень нелегко. Особенно для человека, впервые совершившего... то есть, я хотел сказать – впервые столкнувшегося с нашей, мягко скажем, не слишком маневренной следственной машиной. Валя, это тоже писать не надо... Именно об этом я и говорю, уважаемая Александра Александровна! Зачем вам лишние страдания, моральные и физические? Кстати, зря отказываетесь от кофе, я бы тоже с удовольствием выпил... Вы же умный человек, отличница... Такую профессию выбрали: журналист, так сказать, наш идеологический авангард! Должны же вы понимать: следствие и без вас установит истину, но помочь ему – в ваших же интересах! Чистосердечное признание...
Старший следователь городской прокуратуры Сергей Юрьевич Мыздеев вежливо улыбнулся, блеснув золотыми очками. Изящным щелчком выбил из початой пачки «Мальборо» длинную тонкую сигаретину, чиркнул зажигалкой, купленной прошлым летом в одной из маленьких лавчонок на Брайтон-Бич. В данном случае он был избавлен от необходимости ухаживать за дамой: его собеседница не курила. Поэтому Сергей Юрьевич не торопясь, со вкусом прикурил сам, затянулся, затем подошел к окну и широко распахнул форточку.
Скрестив не груди холеные руки с длинными тонкими пальцами и ухоженными ногтями, старший следователь с наслаждением вдыхал весну, смешанную с ароматным голубоватым дымком сигареты.
Сергей Юрьевич Мыздеев был молодым человеком лет двадцати восьми-тридцати, хорошо воспитанным и всегда хорошо одетым. На работу он скромно ездил на «стареньком» – предпоследней модели – «вольво», неброский темно-синий цвет которого очень гармонировал с «нейтральными» костюмами Сергея Юрьевича, сшитыми в «третьих странах» вроде Италии и Австрии. Внешность этого скромного труженика тоже была под стать его мягким манерам и заграничному прикиду. По совокупности всех названных причин Сергей Юрьевич считался у сослуживцев в юбках первым парнем на деревне... Пардон – на шестом этаже учреждения, именуемого на местном жаргоне «конторой», который занимал следственный отдел.
Пальму его первенства подпирали и факторы, так сказать, иного – но не второго! – плана. Во-первых, Сергей Юрьевич весьма быстро продвигался по службе. Во-вторых, он был единственным сыном Мыздеева-старшего – бессменного первого зама начальника областного управления торговли, пережившего за семнадцать лет своего заместительства восьмерых шефов. Злые языки были склонны тесно связывать между собой «во-первых» и «во-вторых», но... на то они и злые языки!
Самые бесспорные красотки и самые профессиональные соблазнительницы удивлялись, что слишком хорошее воспитание не позволяет Сергею Юрьевичу переступать границы служебных или, в крайнем случае, приятельских отношений. Удивлялись, обижались, но – не теряли надежды. И поскольку личная жизнь старшего следователя Мыздеева была для всех что называется «большой-большой секрет», все были уверены, что причина кроется в тайной связи либо сильном чувстве, либо – всего вероятнее – в том и другом сразу.
Бедняжки... Им всем было невдомек, что шансов у них нет никаких. Ни у бесспорных красоток, ни у профессиональных соблазнительниц, ни даже у тех, кто подходил под оба определения. Сергей Юрьевич не интересовался женщинами вообще. Он интересовался... мужчинами.
Это и был «большой-большой секрет» старшего следователя, который делал его жизнь вне «конторы» практически недоступной для товарищей по работе обоего пола. Можно даже сказать – страшный секрет! Легко себе представить дальнейшую судьбу «безупречного» Мыздеева-младшего, если всплывет на свет Божий хотя бы его последний дружок – этот Алик, актеришка местной оперетты... Партия – «наш рулевой» – хоть и теряет мало-помалу управление, а все же раздавить «голубого» в своих рядах, да еще и в органах прокуратуры, – на это у нее газу хватит, можно не сомневаться! Тогда и Мыздеев-старший не спасет: такие пойдут круги по всем «компетентным конторам», что и престарелый родитель потонет не за понюшку «Мальборо»... Брр!
Сергей Юрьевич нервно передернул плечами и прикрыл форточку: ему как-то вдруг стало холодно.
«Какая же сука могла настучать Соколову? – смятенно думал старший следователь. – Если вообще кто-то настучал... Может, старик просто брал меня на понт? Да нет, зачем бы ему... Может, пронюхал что-то насчет отца, хотел прощупать почву? Тоже не в кон: папашка, по-моему, сидит крепко, будь что – я бы знал... Е-к-л-м-н, за все пять лет безупречной карьеры ни единого облачка на горизонте, а ведь у меня бывали „девочки“ покруче этого говнюка Алика... А тут враз – ушат дерьма на голову! Неужто он засветился, падла?!. Точно он! Больше некому... Ладно, с ним я разберусь. Главное – самому теперь выкрутиться, спасти свою задницу!»
Если б кто-то из сослуживцев мог в эту минуту прочитать на расстоянии мысли Сергея Юрьевича, он, разумеется, сильно удивился бы. Однако у Мыздеева-младшего были сейчас все основания для того, чтоб не следить за своими выражениями хотя бы наедине с собою! Он-то думал, что у него все о'кей – по крайней мере, на службе. Что касается некоторых сложностей в личной жизни, то к ним он давно притерпелся и научился преодолевать их ради удовольствий, которые были их обратной стороной. Не далее как в прошлом месяце «старик» – главный прокурор города Соколов – недвусмысленно дал понять, что Зорина, шефа следственного отдела, проводят на пенсию сразу же, как только в июле тому стукнет шестьдесят, и кандидатура на эту вакантную должность – только одна...
Сергею Юрьевичу уже грезились в недалеком будущем просторные кабинеты восьмого этажа – с кондиционерами, толстыми коврами на полу, с двойными солидными дверями и секретаршами в «предбанниках» – на восьмом этаже размещалось руководство не только городской, но и областной прокуратуры. Он мечтал даже, что обязательно найдет себе секретаря – лет двадцати двух-двадцати трех, белокурого, хорошенького и не болтливого... Опасно, конечно, но... Кто не рискует – тот не пьет шампанского! А шампанское Сергей Юрьевич очень уважал – настоящее, французское.
И вдруг... «Слезь с подножки, Сергей Юрьевич!» Приехали... Позавчера Старик вдруг ни с того ни с сего вызывает его, усаживает в кресло, бросает секретарше: «Меня ни для кого нет». И... начинает откровенно разглядывать своего старшего следователя – будто впервые видит! Потом смотрит в глаза так серьезно-многозначительно и говорит: «Я возлагал на вас большие надежды, Сергей Юрьевич»... От этого прошедшего времени старшему следователю сразу стало так паскудно, словно на него возложили не надежды, а нечто совсем другое. Однако шеф продолжал:
– И сейчас еще возлагаю. Хотя не скрою: могут возникнуть, м-м... обстоятельства, которые заставят меня пересмотреть мое отношение к вам. Я говорю, разумеется, не о слухах, а о фактах, доказанных фактах. Вы понимаете, о чем я?
Тут бы старшему следователю, прямо глядя в очи начальнику своими честными глазами, твердо заявить, что ни черта он, извините, не понимает, и попросить объясниться. Но вместо этого Сергей Юрьевич заюлил, заерзал в кресле и промямлил что-то насчет того, что, мол, обстоятельства прокурорской немилости могут быть разные.
«Кретин! – ругал он себя.
Взгляд Соколова не стал ласковей.
– Добро, Сергей Юрьевич. Надеюсь, что вы меня правильно поняли. Ваша задача – не допустить непоправимых обстоятельств, при которых ни я и никто другой не смогут вам помочь.
Старик снял очки и наклонился к Мыздееву через огромный дубовый стол.
– Я тебе так скажу, Сережа. Откровенно скажу. Что бы там ни болтали, я на твоей стороне. Ты знаешь, мы с твоим отцом... не чужие, одним словом. Но не все зависит от меня, пойми ты это, голубушка моя! И над Соколовым есть люди... А слухи уже поползли и выше, смекаешь? Не мне тебе объяснять, чем это может кончиться, в такое говно вляпаешься, что... И не ты один! Так что тебе, парень, осторожнее надо быть, понял? Теперь – вдвойне и втройне! А для начала надо заткнуть глотки этим... любителям совать носы в чужие дела. Знаешь что? Возьми-ка себе это дельце, которое мы перетащили из Центрального райотдела. Ну, этой, утонувшей бабы, как ее...
– Жемчужниковой, – подсказал Сергей Юрьевич. – «Дело» номер 1313.
– Вот-вот. Дельце, по-моему, плевое, там тебе на полдня работы. Ну, шучу: от силы на недельку. Но эффектное! И, скажу тебе по секрету, в нем кое-кто заинтересован... Мне вчера звонили. Словом, Мыздеев, это дело может тебе сильно помочь, ты меня понял? Забирай его, с Зориным я уже все обговорил. Но смотри, долго не возись! И в дебри не лезь... Выводи там на чистую воду кого следует – и делу конец. Все понял?
– Понял, Михал Петрович. Все будет четко! – заверил старший следователь, настроение которого с начала беседы заметно улучшилось. – С-спасибо вам!
– На здоровье. – Соколов водрузил очки обратно на нос, давая понять, что аудиенция окончена. – Вы свободны, Сергей Юрьевич. Идите работать.
Старший следователь со вздохом отошел от окна, уселся за свой рабочий стол и вдавил окурок в серебряную пепельницу девятнадцатого века – безделица, подарок одного благодарного антиквара... Впрочем, неважно: к «делу» номер 1313 это не имело никакого отношения.
К «делу» номер 1313 имела отношение – самое прямое! – вот эта зеленоглазая девчонка, что сидела сейчас напротив Мыздеева.
– Ну что же, Александра Александровна, подозреваемая вы моя... Вернемся, так сказать, к нашим баранам?
Подозреваемая по «делу» номер 1313 ничего не ответила. Только приподняла густые темные брови – и снова сдвинула их к переносице.
– Итак, вы продолжаете упорствовать?
– В каком смысле?
– То есть продолжаете утверждать, что двадцать восьмого апреля, в вокресенье, вы не были в квартире потерпевшей Жемчужниковой, Ольги Геннадьевны, по адресу...
– Так что же, Александрова? Я должен занести в протокол.
– Да, утверждаю. То есть, продолжаю... В общем, меня там не было! И вы уже сто раз заносили это в свои протоколы.
Сергей Юрьевич терпеливо улыбнулся.
– Что поделать, вы сами виноваты, Александра Александровна. С такими упрямыми клиентами, как вы, приходится понапрасну изводить горы бумаги. Итак, ваш ответ – нет?
– Нет!
– Пишите, Валя, – следователь кивнул стенографистке и, откинувшись на стуле, с интересом воззрился на подозреваемую. – Не понимаю я вас, Саша... Можно мне так вас называть? На что вы надеетесь? Ведь против вас все улики.
– Какие улики? Они все косвенные!
– Что ж, почти верно, – улыбнулся Мыздеев. – Но их слишком много, Сашенька! А когда косвенных улик слишком много, согласитесь, все вместе взятые они очень смахивают на прямую улику. Вас заметила соседка Жемчужниковых, когда вы спускались по лестнице: это в точности совпадает по времени с установленным экспертизой временем смерти Ольги Жемчужниковой...
– Она опознала меня неуверенно. Я имею в виду – соседка, Марьина.
– Понятно: сама потерпевшая вас опознать уже не сможет. Да, Марьина не уверена: в подъезде было темно. Но она показала, что это могли быть вы. Кстати, поднявшись на четвертый этаж, Марьина заметила на резиновом коврике перед дверью сорок первой квартиры и на лестнице множество мокрых следов. На основании чего свидетельница сделала заключение, что неизвестная, которую она заметила в подъезде, приходила именно к Жемчужниковым... Ладно, Александрова: предположим, это свидетельство против вас – действительно косвенное. Зато вас уверенно опознали два других свидетеля – Долин и Курышев, которые в тот день вместе с вами пережидали грозу в магазине «Океан». И опять-таки, было это примерно в то время, когда Жемчужникова умерла от разрыва сердца в результате утопления. Один из них показал, что вы разговаривали по телефону-автомату с женщиной по имени Ольга Геннадьевна и просили ее о встрече. Другой слышал, как вы произносили угрозы в адрес некой особы, которую называли «рыжей гадиной», при этом упомянули также имя «Борис» – следствие полагает, что это Борис Жемчужников, еще один свидетель по делу. И наконец, вы, в состоянии крайнего возбуждения, выбежали из укрытия под дождь и направились именно в сторону дома, где жила потерпевшая.
– Вот именно: в состоянии крайнего возбуждения! Я была взволнована, расстроена... вы знаете чем. Разве можно относиться серьезно к таким «угрозам»?!
– Предположим, это так, и ваши слова действительно не стоило бы принимать всерьез – если бы Ольга Жемчужникова осталась жива и невредима. Но она умерла, Александра Александровна! И умерла именно в этот день и в этот час. Не кажется вам, что это довольно странное совпадение?
Саша опять переживала хорошо ей знакомое с недавних пор чувство: словно все происходящее происходит не с ней. Вот она сидит в этом почти что уютном кабинете и спокойно беседует с этим милым молодым следователем – беседует о чем-то отстраненном, не имеющем к ней, к ее судьбе никакого отношения.
– ... Я говорю – «совпадение»-то получается не в вашу пользу, Саша! Кстати, могу угостить хорошим кофейком. Хотите?
– Нет, спасибо. В самом деле, совпадение странное. Но от этого оно еще не перестает быть совпадением, правда? Ведь, насколько я понимаю, не доказано, что Жемчужникова умерла насильственной смертью. Если бы я или кто-то другой пытались ее утопить, она бы, наверное, сопротивлялась! Остались бы следы борьбы, ну, я не знаю... Соседи слышали бы шум. Наконец, на трупе остались бы синяки, ссадины...
– Верно. В логике вам не откажешь, Александра Александровна, – кивнул Мыздеев. – Но вы забываете об эффекте внезапности. Скорее всего, убийце удалось проникнуть в квартиру незамеченным – иначе он не застал бы свою жертву в ванне. Возможно, вернувшись с турбазы, Жемчужникова забыла запереть дверь. Или заперла ее недостаточно тщательно. Во-вторых, убийцей был, скорее всего, человек, физически более крепкий, чем его жертва.
Следователь окинул подозреваемую оценивающим взглядом.
– Вы знаете, что Ольга Жемчужникова отличалась хрупким телосложением, значит...
– Я этого не знаю! Я никогда ее не видела!
– Хорошо, пусть так. Я только хотел сказать, что сильной, спортивной девушке вроде вас вряд ли было бы трудно утопить в ванне особу вроде Жемчужниковой, да еще если бы вы застали ее врасплох. Соседи внизу не могли ничего слышать: их не было дома. Наконец, вы – или кто-то другой, прошу прощения! – могли воспользоваться, к примеру, полотенцем, чтобы не оставить следов на трупе. Кстати, оно и было обнаружено на полу в ванне – мокрое полотенце, скрученное жгутом...
«Господи, неужели оно там было?! Я не заметила никакого полотенца...»
– Абсурд какой-то... Я ее не убивала, понимаете?! Это был несчастный случай! И вообще: как это я могла вот так взять и убить совершенно незнакомого человека?! Ведь я никогда раньше не видела Жемчужникову, говорю же вам...
– «Раньше»? Вот вы и попались, Саша! – добродушно засмеялся Мыздеев.
– То есть, я хотела сказать – никогда не видела, вообще! Это вы меня запутали!
«Дура, дура, дура!!!»
– Хорошо, забудем об этом. Как вы могли вот так взять и убить, вы говорите? Ревность, Александра Александровна, все ревность! Она порой толкает людей и не на такое.
Сергей Юрьевич знал, о чем говорил.
– Ведь вы не скрываете своих... м-м... близких отношений с Борисом Жемчужниковым, который проживал в одной квартире с потерпевшей. И вы подозревали его в любовной связи со своей мачехой. В распоряжении следствия имеется письмо, написанное вами и адресованное Ольге Жемчужниковой. И в нем вы обвиняете Жемчужникову в таких вещах, что... Ну, вы-то понимаете, о чем я: сами писали! Конечно, свидетель Жемчужников категорически отрицает эти обвинения, но ведь вас это, как я понимаю, не убеждает...
– Вы сказали, он отрицает?!
– Категорически: вот его показания. Скажу вам больше, нет никаких свидетельств, указывающих на наличие между ними интимной связи – в настоящем или прошлом. Кроме вашего письма, разумеется. Напротив: свидетели показывают, что в течение многих лет отношения между Жемчужниковым и его мачехой были весьма натянутыми. Между нами говоря, – следователь доверительно наклонился к Саше, – я бы нисколько не удивился, если б это ему пришла в голову мысль убрать свою «мамочку» с дороги! Но он отпадает: стопроцентное алиби. Весь день провел с друзьями – вплоть до восемнадцати пятидесяти пяти, когда Жемчужников вернулся домой вместе с приятелями, небезызвестными вам Филимоновым и Чипковым, и обнаружил труп своей мачехи в ванне... Вы там, случайно, не пишете, Валя? Моя доверительная беседа с подозреваемой – не для протокола!
– Ладно, шутки в сторону! – Сергей Юрьевич хлопнул ладонями по столу и стер с лица улыбку. – К сожалению, уважаемая Александра Александровна, улик против вас предостаточно. И не только косвенных. Вы знаете, что повсюду в квартире были обнаружены ваши пальчики, совершенно свежие отпечатки...
«Почему же Борька их не стер, как обещал?! Вероятно, помешали Филя и Чип. Но зачем он их с собой притащил, он же знал, что у него в квартире труп?.. Нет, я ничего не понимаю!»
– ...Не было их только на телефонном аппарате потерпевшей. Но и это, Сашенька, является уликой против вас!
– Это почему же?!
– Да потому, что на нем не было вообще никаких отпечатков! А мы точно знаем, что непосредственно перед своей смертью Ольга Жемчужникова разговаривала по телефону – с вами же и разговаривала. Согласитесь, маловероятно, чтобы сразу после разговора ей вздумалось тщательно протереть аппарат: она же не уборкой занималась, а собиралась принять ванну! Значит, это сделали вы, Саша. Очевидно, вы зачем-то взяли телефон в руки, быть может, хотели позвонить, да передумали...
«Нет, это мне позвонили, да передумали! Если он сейчас спросит меня об этом, я расскажу про Борькин звонок. Я не выдержу больше вранья!»
– А про другие отпечатки – на ванне, на дверях и стенах – вы от волнения просто позабыли, правда? Так часто бывает: люди теряются в экстремальных ситуациях и допускают досадные промахи, которых никогда не совершили бы в обычном состоянии... Несколько сложнее было идентифицировать следы вашей обуви: милиция взялась за дело, когда эти парни, Жемчужников с компанией, уже порядком все затоптали. Но все же один довольно четкий отпечаток женской ножки найти удалось – на линолеуме прихожей. Как вы знаете, обувка была у вас изъята в тот же вечер и приобщена к делу. Даже рвотные массы на полу ванной – пордон за такую натуралистическую подробность! – принадлежат именно вам, что установлено экспертизой.
Следователь резко захлопнул папку с «делом» номер 1313 и оттолкнул ее от себя.
– Так что, милая девушка, наследили вы там предостаточно! Были вы в день смерти Ольги Жемчужниковой в ее квартире или не были – это уже не вопрос для следствия. Были, Саша! Вопросы в другом: зачем вы там появились и что вы там делали? Уверен, в свое время мы ответим и на них. Только вы как хотите, а у нас еще и с первым вопросом не покончено, Александра Александровна. Не могу я согласиться с этим вашим «нет» в протоколе. Ну никак не могу!
Сергей Юрьевич уставился на подозреваемую своим пристально-проникновенным взглядом, который так нравился женщинам (и мужчинам тоже). Александра отвела глаза и пожала плечами.
– Послушайте, Саша! Неужели вам не надоела эта бесконечная карусель? Кабинеты, следователи, допросы, очные ставки... Следственный изолятор, наконец? Условия там, м-м... оставляют желать лучшего. Молоденькой девушке, как вы, из хорошей семьи, там не место.
– Вы считаете, что тюрьма будет для меня более подходящим местом?
Мыздеев рассмеялся: он всегда был рад случаю продемонстрировать свои великолепные фарфоровые зубы – чудо дантистского искусства.
– Хорошая шутка! Что вы, Сашенька, зачем так мрачно смотреть на вещи... До этого еще далеко. И вообще, – поспешно поправился Сергей Юрьевич, – это будет решать суд. А суд, он, как известно, у нас независимый, следствие ему не указ. Пока вы не преступница, а только подозреваемая по делу.
– Спасибо, то-то мне стало легче!
– Нет, я понимаю, это тоже очень нелегко. Особенно для человека, впервые совершившего... то есть, я хотел сказать – впервые столкнувшегося с нашей, мягко скажем, не слишком маневренной следственной машиной. Валя, это тоже писать не надо... Именно об этом я и говорю, уважаемая Александра Александровна! Зачем вам лишние страдания, моральные и физические? Кстати, зря отказываетесь от кофе, я бы тоже с удовольствием выпил... Вы же умный человек, отличница... Такую профессию выбрали: журналист, так сказать, наш идеологический авангард! Должны же вы понимать: следствие и без вас установит истину, но помочь ему – в ваших же интересах! Чистосердечное признание...