Ключи, собственно, лежали у него в кармане, но он собирался перед тем, как предоставить Монссону свободу действий, убрать из квартиры определенные следы фотографической деятельности Стенстрёма.
На следующий день в половине второго зазвонил телефон на письменном столе Мартина Бека.
— Привет, это Пер.
— Какой Пер?
— Монссон.
— А, это ты. Ну, как дела?
— Я в квартире Стенстрёма. Здесь нет той страницы.
— Ты уверен?
— Уверен ли я? — Судя по его голосу, Монссон был крайне обижен. — Конечно уверен. А откуда у вас уверенность, что это именно он взял ту страницу?
— Во всяком случае, мы так полагаем.
— Ну, если так, я еще где-нибудь поищу.
Мартин Бек помассировал лоб.
— Что ты имеешь в виду под словами «где-нибудь»? — спросил он, однако Монссон уже положил трубку.
— В архиве ведь должны быть копии, — заметил Гюнвальд Ларссон. — Или в прокуратуре.
— Верно, — согласился Мартин Бек.
Он нажал кнопку и переключил телефон на внутреннюю линию.
В соседнем кабинете Колльберг разговаривал с Меландером.
— Я просмотрел твой список.
— Ну и как, тебе пришло что-нибудь в голову?
— Очень многое. Я только не знаю, пригодится ли тебе все это.
— Предоставь решать это мне.
— Там есть рецидивисты. Например, Карл Андерсон, Вильгельм Росберг и Бенгт Бальберг. Все трое старые воры. Неоднократно судимы. Теперь они уже слишком стары, чтобы работать по специальности.
— Дальше.
— Юхан Гран был сутенером и наверняка продолжает им оставаться. Профессия официанта — это только прикрытие. Еще год назад сидел. А знаешь, каким образом Вальтер Эриксон стал вдовцом?
— Нет.
— Он в пьяном безумии убил жену табуреткой. Отсидел пять лет.
— Ну и тип, черт возьми.
— Таких субъектов хватает в твоем списке. Уве Эриксон и Бенгт Фредриксон были осуждены за нанесение побоев, причем Фредриксон сидел не меньше шести раз. Судя по некоторым приговорам, там были даже попытки убийства. Торговец подержанными вещами Ян Карлсон подозрительная фигура. За решетку никогда не попадал, но много раз был близок к этому. Бьёрна Форсберга я тоже помню. Когда-то на его счету была не одна махинация и его хорошо знали в преступном мире во второй половине сороковых годов. Однако потом он сменил род деятельности и сделал прекрасную карьеру. Женился на богатой и стал солидным финансистом. Он лишь однажды, в сорок шестом году, был признан виновным в мошенничестве. Зато у Ханса Венстрёма длиннющий список прегрешений: от растраты до взлома сейфа. Кстати, что-то я не пойму, чем он занимался.
— Бывший продавец рыбного магазина, — сказал Колльберг, заглянув в свой список.
— Действительно, двадцать пять лет назад он торговал рыбой на рынке в Сундбюберге. Теперь он уже очень стар. Ингвар Бенгтсон теперь выдает себя за журналиста. Он был одним из пионеров в области подделки чеков. И кроме того, альфонсом. Бу Фростенсон третьеразрядный актер и известный наркоман.
— Неужели эта женщина никогда не спала с порядочными мужчинами? — сочувственно спросил Колльберг.
— Ну почему же? Таких тоже много в списке. Например, Руне Бенгтсон, Леннарт Линдгрен, Курт Ольсон и Рагнер Виклунд. Их репутация безупречна.
У Колльберга в памяти еще было свежо все это дело.
— И все четверо женаты, — сказал он. — Им, наверное, дьявольски трудно было оправдаться перед своими женами.
— Нет, в этом деле полиция проявила такт. А тех молодых ребят, которым было около двадцати или того меньше, тоже не в чем упрекнуть. Их в этом списке шестеро, и только один не очень хорошо вел себя. Кеннет Карлсон, сидел два раза. В исправительной колонии. Впрочем, это было давно, да и правонарушения не очень серьезные. Тебе что, действительно необходимо, чтобы я покопался в прошлом этих людей?
— Буду весьма благодарен тебе. Стариков можешь исключить, всех, кому за шестьдесят. Самых молодых тоже, моложе тридцати восьми.
— К первой группе относится восемь человек, ко второй — семь. Остается тринадцать. Область поиска сужается.
— Какая еще область?
— У всех этих мужчин, естественно, имеется алиби, если говорить об убийстве Терезы, — сказал Меландер.
— Несомненно. По крайней мере, если речь идет о том времени, когда труп подбросили в кусты возле стадиона «Штадсхаген».
Поиски протоколов допросов по делу Терезы, начатые сразу после праздников, растянулись вплоть до следующего года.
Только пятого января кипа покрытых пылью документов оказалась на письменном столе Мартина Бека. Даже недетективу с первого взгляда было ясно, что эти документы извлечены из самых дальних уголков архива и что прошло много лет с тех пор, как к ним прикасалась рука человека.
Мартин Бек быстро нашел страницу 1244. Текст был плотным. Колльберг наклонился через плечо Мартина Бека, и они вместе читали:
— Что ты собираешься делать?
— То, что Стенстрём сделать не успел. Поехать в Экшё.
— Кубики начинают укладываться в единое целое, — сказал Мартин Бек.
— Да. А куда подевалея Монссон?
— Наверное, торчит в Халстахаммаре и разыскивает ту страницу у матери Стенстрёма.
— Он легко не сдается. Жаль, что его нет. Я хотел взять его автомобиль. В моем какая-то неисправность.
Колльберг приехал в Экшё утром восемнадцатого января. Он ехал всю ночь — триста тридцать пять километров — сквозь метель, по гололедице, однако не чувствовал себя уставшим. Городская гостиница находилась возле рынка и располагалась в красивом старинном здании, которое великолепно вписывалось в этот идиллический городок, словно вырезанный из цветной рождественской открытки. Бармена, которого звали Сверкер Юхансон, уже не было в живых, однако копия счета, оплаченного Нильсом Эриком Ёранссоном, сохранилась. Правда, понадобилось несколько часов, чтобы разыскать ее в покрытой пылью коробке на чердаке.
Счет подтверждал сведения о том, что Ёранссон проживал в гостинице одиннадцать дней. Питался он в гостиничном ресторане и ежедневно подписывал чеки за еду и напитки; эти суммы приплюсовывали к его счету. В счете имелись и другие записи, например, за телефонные переговоры, однако номер, но которому звонил Ёранссон, не был записан. Впрочем не это, а кое-что другое сразу же привлекло к себе внимание Колльберга.
Шестого июня тысяча девятьсот пятьдесят первого года гостиница внесла в счет гостя пятьдесят две кроны и двадцать пять эре, уплаченные ею одной автомастерской. Оплата за буксировку и ремонт.
— Эта автомастерская еще существует? — спросил Колльберг владельца гостиницы.
— Конечно, причем за двадцать пять лет владелец там не сменился. Вам нужно пойти в направлении Лонганес и…
Человек, который в течение двадцати пяти лет был владельцем мастерской, недоверчиво глядел на Колльберга.
— Шестнадцать с половиной лет назад? Черт возьми, как я могу такое помнить?
— А журналы учета вы ведете?
— В этом деле у меня все в полном порядке, можете не сомневаться.
Полчаса он искал старую тетрадь. Потом не захотел выпускать ее из рук. Сам осторожно перелистывал страницы, пока не добрался до нужного дня.
— Шестое нюня, — сказал он. — Вот, пожалуйста. Буксировка от гостиницы. У него сел аккумулятор. Все это развлечение обошлось ему в пятьдесят две кроны и двадцать пять эре, включая буксировку.
Колльберг ждал.
— Буксировка, — буркнул владелец автомастерской. — Какая глупость. Почему он не вынул аккумулятор и сам не привез его сюда?
— У вас имеются какие-нибудь данные об автомобиле?
— Да. Погодите… секундочку… ага, вот. Кто-то пропел испачканным маслом пальцем по записанному здесь номеру. Но в любом случае это был автомобиль со стокгольмским номером.
— А вы не знаете, какой марки?
— Конечно. Это был «форд-ведетта».
— А не «моррис-майнор»?
— Если тут написано «форд-ведетта», могу дать голову на отсечение, что так оно и было, — сказал владелец мастерской. — «Моррис-майнор»? Да ведь между ними колоссальное различие.
Колльберг забрал с собой журнал. Это стоило ему получаса угроз и уговоров. Когда он наконец выходил, одержав победу, владелец автомастерской сказал:
— Теперь во всяком случае понятно, почему он выбросил деньги на совершенно не нужную буксировку.
— Почему же?
— Стокгольмец.
Уже стемнело, когда Колльберг вернулся в гостиницу. Он продрог, устал и проголодался, поэтому вместо того, чтобы сесть за руль и уехать, снял номер в гостинице. Первым делом он принял душ и заказал ужин. Ожидая, пока приготовят еду, он дважды звонил по телефону. Первый разговор у него был с Меландером.
— Не мог бы ты проверить, кто из моего списка имел автомобили в июне пятьдесят первого года? И какой марки.
— Конечно. Завтра утром.
— И какого цвета был «моррис» Ёранссона.
— Хорошо.
Потом он позвонил Мартину Беку.
— Ёранссон приехал сюда не на своем «моррисе». У него был другой автомобиль.
— Значит, Стенстрём был прав.
— Ты не мог бы распорядиться, чтобы выяснили, кто был владельцем той фирмы на Холлендергатан, где работал Ёранссон, и чем она занималась?
— Хорошо.
— Завтра около полудня я буду в Стокгольме.
Он спустился вниз и принялся за еду. Внезапно он вспомнил, что однажды уже был в этой гостинице. Он проживал здесь ровно шестнадцать лет назад. В то время он уже служил в полиции и заминался убийством в такси. Его расследовали в течение трех или четырех дней. Если бы тогда он знал то, что ему известно сейчас, то наверняка смог бы раскрыть загадочное убийство Терезы в течение десяти минут.
Рённ думал об Ольсоне и счете, обнаруженном в кармане рубашки Ёранссона. Во вторник днем ему кое-что пришло в голову, его начала мучить какая-то смутная мысль, и он пошел к Гюнвальду Ларссону. Несмотря на сдержанные отношения на службе, Рённ и Гюнвальд Ларссон были друзьями, о чем мало кто знал. Они вместе провели рождественский вечер и новогоднюю ночь. Известие об этом невероятно удивило бы большинство их коллег.
— Я думаю об этом листочке с буквами Б. Ф., — сказал Рённ. — В списке, составленном Меландером и Колльбергом, имеются три человека с такими инициалами. Бу Фростенсон, Бенгт Фредриксон и Бьёрн Форсберг.
— Ну?
— Можно было бы незаметно понаблюдать за ними, посмотреть, не похож ли кто-нибудь из них на Ольсона.
— А ты знаешь, где их нужно искать?
— Меландер, наверное, знает.
Меландер знал. Ему понадобилось двадцать минут, чтобы добыть информацию, что Форсберг находится дома, а после обеда придет в свой офис в центре. Обедать он должен был с одним из клиентов в двенадцать часов в «Амбассадоре». Фростенсон был на киностудии, он играл небольшую роль в фильме Арне Матссона.
— А Фредриксон пьет пиво в «Десятке». Его там всегда можно найти.
— Я поеду с вами, — довольно неожиданно заявил Мартин Бек. — Возьмем автомобиль Монссона. Ему я дал один из служебных автомобилей.
Бенгт Фредриксон, художник и забияка, действительно сидел в пивной в Старом городе. Он был очень толстый, с буйной запущенной рыжей бородой и взъерошенными седыми волосами. Он уже был пьян.
Директор фильма провел их по длинным узким коридорам в угол большого киноателье в Сольне.
— Фростенсон будет сниматься через пять минут. Это его единственный эпизод во всем фильме.
Они встали на безопасном удалении, однако сюда тоже доставал резкий яркий свет прожекторов. Они видели декорации, позади которых на полу змеились перепутанные электрические кабели. Декорации изображали, судя по всему, магазин.
— Внимание! — крикнул режиссер. — Тишина. Камера. Мотор!
Человек в высоком колпаке пекаря и белом фартуке вошел в поток света и сказал:
— Слушаю вас. Чем могу служить?
— Стоп! — зарычал режиссер.
Фростенсону пришлось пять раз повторять одну и ту же фразу. Это был худой лысый мужчина, он заикался, уголки рта и веки у него нервно подергивались.
Спустя полчаса Гюнвальд Ларссон притормозил в двадцати пяти метрах от калитки виллы Бьёрна Форсберга в Стоксунде. Мартин Бек и Рённ скорчились на заднем сиденье. В открытую дверь гаража был виден большой черный «мерседес».
— Ему уже пора выезжать, если он не хочет опоздать на обед.
Они ждали минут пятнадцать. Наконец дверь виллы открылась и на крыльцо вышел мужчина в сопровождении привлекательной блондинки, пса и девочки лет семи. Женщину он поцеловал в щеку, девочку обнял и приподнял. Потом широким быстрым шагом направился к гаражу, сел в машину и выехал из гаража. Девочка посылала ему воздушные поцелуи, что-то кричала и смеялась.
Бьёрн Форсберг был высокий и стройный. Его неописуемо красивое лицо с крупными чертами и открытым взглядом походило на те, которые изображают на иллюстрациях к романам, публикуемых еженедельниками. Он был загорелый, двигался ловко и пружинисто. Форсберг выглядел очень молодо, с непокрытой головой, волнистыми, зачесанными назад волосами, в светло-сером плаще. Ему никак нельзя было дать его сорок восемь лет.
— Как Ольсон, — сказал Рснн. — Особенно фигура и одежда, этот светлый плащ.
— С той разницей, — произнес Гюнвальд Ларссон, — что Ольсон на свое барахло потратил три сотни три года назад на дешевой распродаже, а этот уплатил за свой плащик эдак тысяч пять. Однако такие, как Шверин, разницы не замечают.
— Честно говоря, я тоже, — признался Рённ.
— А я замечаю, — заявил Гюнвальд Ларссон. — Есть еще на свете люди, которые знают толк в хорошей одежде. Если бы не это, можно было бы построить бордели на всей Савил-Роу.[16]
— Где? — изумленно спросил Рённ.
Колльберг совершенно выбился из расписания. Отчасти потому, что проспал, отчасти оттого, что погода была отвратительная как никогда. До половины второго он смог доехать до мотеля на окраине Линчёпинга. Он выпил кофе, съел пирожное и позвонил в Стокгольм.
— Ну как, ты выяснил?
— Только у девяти из них были автомобили летом пятьдесят первого года, — сказал Меландер. — У Ингвара Бенгтсона был новый «фольксваген», у Руне Бенгтсона — «паккард», модель сорок девятого года, у Кента Карлсона — «ДКВ» тридцать восьмого года выпуска, у Уве Эриксона — старый «опель-капитан» довоенной модели, у Бьёрна Форсберга — «форд-ведетта», модель сорок девятого года выпуска…
— Стоп. А еще у кого-нибудь из них был такой же автомобиль?
— «Форд-ведетта?» Нет.
— Ладно, пока что достаточно.
— «Моррис» Ёранссона первоначально был окрашен в серый цвет. Естественно, он легко мог перекрасить автомобиль.
— Хорошо. Пожалуйста, переключи телефон на Мартина.
— Еще одна деталь. Летом пятьдесят первого года Ёранссон сдал свой автомобиль в металлолом. Его автомобиль вычеркнут из реестра пятнадцатого августа, через неделю после допроса Ёранссона.
Колльберг бросил в телефон-автомат очередную монетку и, пока на линии раздавался треск, с нетерпением думал о двухстах сорока километрах, которые ему еще предстоит преодолеть. При такой погоде на это понадобится несколько часов. Он пожалел, что не отправил вчера по почте регистрационную книгу автомастерской.
— Комиссар Бек слушает.
— Привет. Так чем же занималась та фирма?
— По-моему, продавала краденые вещи. Впрочем, доказать это не удалось. У них было несколько продавцов, которые выезжали в провинцию и сбывали одежду и другие вещи.
— Кто был владельцем?
— Бьёрн Форсберг.
Колльберг немного подумал и сказал:
— Поручи Меландеру заняться только Форсбергом. И попроси Хелма, чтобы он или кто-нибудь из его сотрудников задержался в лаборатории до моего приезда. У меня есть предмет, который нужно отдать на экспертизу.
Около пяти Колльберга все еще не было. Меландер постучал в дверь кабинета Мартина Бека и вошел с трубкой в одной руке и несколькими листами бумаги в другой. Он сразу начал говорить:
— Бьёрн Форсберг женился семнадцатого июня пятьдесят первого года на некой Эльзе Беатрисе Хокансон, единственной дочери директора Магнуса Хокансона, владельца фирмы строительных материалов. Хокансона считали очень богатым человеком. Форсберг немедленно ликвидировал свою фирму на Холлендергатан и прекратил заниматься подозрительными делишками. Он начал упорно трудиться, изучил торговлю и экономику и стал ловким предпринимателем. Когда девять лет назад Хокансон умер, дочери достались в наследство его состояние и фирма, однако, уже начиная с середины пятидесятых годов, Форсберг исполнял обязанности директора. Виллу в Стоксунде он купил в пятьдесят девятом году. Она обошлась ему примерно в пятьсот тысяч.
Мартин Бек высморкался.
— Сколько времени он был знаком с той девушкой до того, как женился на ней?
— Насколько известно, они познакомились в Оре в марте пятьдесят первого года. Форсберг увлекался горными лыжами. Впрочем, он и сейчас увлекается ими. Его жена тоже. Это была так называемая любовь с первого взгляда. Они начали встречаться. Он бывал в доме ее родителей. Тогда ему было тридцать два года, а Эльзе Хокансон — двадцать пять. — Меландер перетасовал свои бумажки. — Их брак считают счастливым. У них трое детей. Два мальчика, тринадцати и двенадцати лет, и семилетняя девочка. Автомобиль «форд-ведетта» он продал вскоре после свадьбы и купил «линкольн». Потом у него было множество других автомобилей.
Меландер закурил трубку.
— Это все, что тебе удалось установить?
— Нет, есть кое-что еще. Как мне кажется, очень важное. Бьёрн Форсберг участвовал как доброволец в зимней финской войне в тысяча девятьсот сороковом году. Тогда ему был двадцать один год, на фронт он уехал сразу после прохождения здесь военной службы. Он родом из хорошей семьи и вначале подавал большие надежды, однако после войны пошел по дурной дорожке.
— Да, наверное, это он.
— Похоже на то, — сказал Меландер.
— Кто у нас сейчас на месте?
— Гюнвальд, Рённ, Нордин и Эк. Проверить его алиби?
— Да.
Колльберг добрался до Стокгольма только после семи. Он поехал прямо в лабораторию и оставил там регистрационную книгу автомастерской.
— У нас есть определенные часы работы, — с кислым видом заметил Хелм. — Наш рабочий день заканчивается в пять часов.
— Очень любезно с твоей стороны, что ты…
— Ладно, ладно. Я скоро позвоню. Тебе нужно узнать только номер?
— Да. Я буду на Кунгсхольмсгатан.
Колльберг и Мартин Бек едва начали разговор, как зазвонил телефон.
— А, шесть, семь, ноль, восемь, — лаконично сказал Хелм.
— Прекрасно.
— Легкое задание. Ты и сам мог бы его прочесть.
Колльберг положил трубку. Мартин Бек вопросительно посмотрел на него.
— Да. Ёранссон приехал в Экшё на автомобиле Форсберга. Это установлено. Как выглядит алиби Форсберга?
— Плохо. В июне пятьдесят первого года у него была маленькая квартира на Холлендергатан в том же доме, где располагалась его подозрительная фирма. На допросе он сказал, что десятого вечером находился в Нортелье. У него была назначена там встреча с кем-то в семь часов. Потом, по его словам, он последним поездом вернулся домом. В Стокгольм приехал в половине двенадцатого. Свой автомобиль он одолжил одному из продавцов, который в своих показаниях подтвердил это.
— Однако Форсберг постарался не упоминать о том, что обменялся автомобилями с Ёранссоном.
— Да, — сказал Мартин Бек. — У него был «моррис», принадлежащий Ёранссону. А это придает делу совершенно иной оборот. На автомобиле он без труда мог вернуться в Стокгольм в течение одного часа. Автомобили обычно стояли во дворе на Холлендергатан; находятся они там или нет, проверить было трудно. Однако мы выяснили, что там был холодильник. В нем находились меха, которые официально отдавали на хранение на время летнего сезона, на самом же деле, вероятнее всего, краденые. Как ты думаешь, зачем они обменялись автомобилями?
— Объяснение кажется мне очень простым, — сказал Колльберг. — Ёранссон был продавцом, он брал с собой много одежды и другого товара. В «ведетте» Форсберга этого барахла могло поместиться раза в три больше, чем в его собственном «моррисе». — Он помолчал несколько секунд и добавил: — Ёранссон, наверное, только потом все понял. Вернувшись, он понял, что произошло и что автомобиль представляет для него опасность. Поэтому сразу же после допроса он сдал автомобиль в металлолом.
— А что Форсберг говорил о своих связях с Терезой? — спросил Мартин Бек.
— Говорил, что познакомился с ней в дансинге в пятидесятом году и много раз спал с ней, сколько, не помнит. Потом зимой познакомился со своей будущей женой и потерял интерес к нимфоманкам.
— Он сказал именно так?
— Да, дословно. Как ты думаешь, почему он убил ее? Для того, чтобы убрать ее, как Стенстрём написал на полях?
— Вероятно. Все говорили, что она была назойливой. Это не было эротическое убийство.
— Нет, но он хотел, чтобы так решили. А потом ему неожиданно повезло. Свидетели ошиблись в марке автомобиля. Наверняка ему стало известно об этом и он мог чувствовать себя в полной безопасности. Единственное, что его тревожило, так это Ёранссон.
— Ёранссон и Форсберг были в хороших отношениях, — сказал Мартин Бек.
— К тому же ничего не происходило до тех пор, пока Стенстрём не начал копаться в протоколах дела Терезы и не получил неожиданную информацию от Биргерсона. Стенстрём проверил, что из всех, кто проходил по этому делу, только у Ёранссона был «моррис-майнор», причем красного цвета. Стенстрём по собственной инициативе допросил множество людей и начал следить за Ёранссоном. Ёранссон все больше и больше нервничал… Кстати, известно, где он жил между восемнадцатым октября и тринадцатым ноября?
— Да. На пароходе, на озере Клара. Нордин установил это вчера утром.
Колльберг кивнул.
— Стенстрём рассчитывал на то, что рано или поздно Ёранссон приведет его к убийце, и поэтому следил за ним изо дня в день, причем делал это, вероятно, совершенно открыто. В общем-то он был прав. Хотя результат оказался для него трагическим. Если бы вместо этого он не откладывая съездил в Смоланд…
Колльберг замолчал, Мартин Бек, как обычно, когда он задумывался, тер большим и указательным пальцами основание носа.
— Да, все сходится, — сказал он, — психологически тоже. Остается девять лет до истечения срока давности убийства Терезы. Только такое серьезное преступление, как убийство, могло толкнуть нормального человека на подобную крайность, чтобы избежать разоблачения. К тому же Форсбергу пришлось бы слишком много потерять.
— Известно, что он делал вечером тринадцатого ноября?
— Да, он застрелил всех в автобусе, включая Стенстрёма и Ёранссона, потому что в той ситуации они угрожали его жизни. Однако единственное, что нам известно, так это то, что у него была возможность совершить убийство.
— Откуда это известно?
— Гюнвальду удалось увлечь служанку Форсбергов. Немку. Каждый понедельник вечером у нее выходной. Судя по календарику, который был у нее в сумочке, ночь с тринадцатого на четырнадцатое она провела у своего парня. Из того же источника нам известно, что фру Форсберг в тот вечер находилась на дамском приеме. Это означает, что Форсберг должен был оставаться дома, потому что они никогда не оставляют детей одних.
На следующий день в половине второго зазвонил телефон на письменном столе Мартина Бека.
— Привет, это Пер.
— Какой Пер?
— Монссон.
— А, это ты. Ну, как дела?
— Я в квартире Стенстрёма. Здесь нет той страницы.
— Ты уверен?
— Уверен ли я? — Судя по его голосу, Монссон был крайне обижен. — Конечно уверен. А откуда у вас уверенность, что это именно он взял ту страницу?
— Во всяком случае, мы так полагаем.
— Ну, если так, я еще где-нибудь поищу.
Мартин Бек помассировал лоб.
— Что ты имеешь в виду под словами «где-нибудь»? — спросил он, однако Монссон уже положил трубку.
— В архиве ведь должны быть копии, — заметил Гюнвальд Ларссон. — Или в прокуратуре.
— Верно, — согласился Мартин Бек.
Он нажал кнопку и переключил телефон на внутреннюю линию.
В соседнем кабинете Колльберг разговаривал с Меландером.
— Я просмотрел твой список.
— Ну и как, тебе пришло что-нибудь в голову?
— Очень многое. Я только не знаю, пригодится ли тебе все это.
— Предоставь решать это мне.
— Там есть рецидивисты. Например, Карл Андерсон, Вильгельм Росберг и Бенгт Бальберг. Все трое старые воры. Неоднократно судимы. Теперь они уже слишком стары, чтобы работать по специальности.
— Дальше.
— Юхан Гран был сутенером и наверняка продолжает им оставаться. Профессия официанта — это только прикрытие. Еще год назад сидел. А знаешь, каким образом Вальтер Эриксон стал вдовцом?
— Нет.
— Он в пьяном безумии убил жену табуреткой. Отсидел пять лет.
— Ну и тип, черт возьми.
— Таких субъектов хватает в твоем списке. Уве Эриксон и Бенгт Фредриксон были осуждены за нанесение побоев, причем Фредриксон сидел не меньше шести раз. Судя по некоторым приговорам, там были даже попытки убийства. Торговец подержанными вещами Ян Карлсон подозрительная фигура. За решетку никогда не попадал, но много раз был близок к этому. Бьёрна Форсберга я тоже помню. Когда-то на его счету была не одна махинация и его хорошо знали в преступном мире во второй половине сороковых годов. Однако потом он сменил род деятельности и сделал прекрасную карьеру. Женился на богатой и стал солидным финансистом. Он лишь однажды, в сорок шестом году, был признан виновным в мошенничестве. Зато у Ханса Венстрёма длиннющий список прегрешений: от растраты до взлома сейфа. Кстати, что-то я не пойму, чем он занимался.
— Бывший продавец рыбного магазина, — сказал Колльберг, заглянув в свой список.
— Действительно, двадцать пять лет назад он торговал рыбой на рынке в Сундбюберге. Теперь он уже очень стар. Ингвар Бенгтсон теперь выдает себя за журналиста. Он был одним из пионеров в области подделки чеков. И кроме того, альфонсом. Бу Фростенсон третьеразрядный актер и известный наркоман.
— Неужели эта женщина никогда не спала с порядочными мужчинами? — сочувственно спросил Колльберг.
— Ну почему же? Таких тоже много в списке. Например, Руне Бенгтсон, Леннарт Линдгрен, Курт Ольсон и Рагнер Виклунд. Их репутация безупречна.
У Колльберга в памяти еще было свежо все это дело.
— И все четверо женаты, — сказал он. — Им, наверное, дьявольски трудно было оправдаться перед своими женами.
— Нет, в этом деле полиция проявила такт. А тех молодых ребят, которым было около двадцати или того меньше, тоже не в чем упрекнуть. Их в этом списке шестеро, и только один не очень хорошо вел себя. Кеннет Карлсон, сидел два раза. В исправительной колонии. Впрочем, это было давно, да и правонарушения не очень серьезные. Тебе что, действительно необходимо, чтобы я покопался в прошлом этих людей?
— Буду весьма благодарен тебе. Стариков можешь исключить, всех, кому за шестьдесят. Самых молодых тоже, моложе тридцати восьми.
— К первой группе относится восемь человек, ко второй — семь. Остается тринадцать. Область поиска сужается.
— Какая еще область?
— У всех этих мужчин, естественно, имеется алиби, если говорить об убийстве Терезы, — сказал Меландер.
— Несомненно. По крайней мере, если речь идет о том времени, когда труп подбросили в кусты возле стадиона «Штадсхаген».
Поиски протоколов допросов по делу Терезы, начатые сразу после праздников, растянулись вплоть до следующего года.
Только пятого января кипа покрытых пылью документов оказалась на письменном столе Мартина Бека. Даже недетективу с первого взгляда было ясно, что эти документы извлечены из самых дальних уголков архива и что прошло много лет с тех пор, как к ним прикасалась рука человека.
Мартин Бек быстро нашел страницу 1244. Текст был плотным. Колльберг наклонился через плечо Мартина Бека, и они вместе читали:
«Допрос Нильса Эрика Ёранссона, продавца, состоявшийся 7.12.1951.— Что ж, — сказал Колльберг. — Дело ясное. Пока.
Ёранссон сообщает о себе, что родился в Стокгольме 4.10.1929. Отец — электрик Альгот Эрик Ёранссон, мать — Бенита Ёранссон, в девичестве Рантанен. Допрашиваемый в настоящее время работает продавцом в фирме „Импорт“, Холлендергатан, 10, Стокгольм.
Ёранссон показывает, что знал Терезу Камарао, которая вращалась иногда в тех же кругах, что и он, однако не в месяцы, непосредственно предшествующие ее смерти. Далее он показывает, что дважды вступил в интимную связь (половое сношение) с Терезой Камарао. В первый раз в квартире на Свартмангатан, где присутствовало много других людей. Во второй раз связь имела место в заведении, известном как „пивной погребок“, на Холлендергатан. При этом присутствовал Свенсон-Раск, который также вступил в связь (совершил половой акт) с Т. Камарао. Ёранссон утверждает, что точной даты не помнит, однако эти события имели место (второе произошло спустя несколько дней после первого) в конце ноября или в начале декабря прошлого, т.е. 1950 года. Ёранссон утверждает, что ему больше ничего не известно о Т. Камарао.
Со 2 по 13 июня текущего года Ёранссон находился в Экшё, куда отправился на автомобиле с регистрационным номером А 6310 и вернулся оттуда после того, как продал там партию одежды по поручению фирмы, в которой он работал. Ёранссон является владельцем автомобиля марки „моррис-майнор“, модель 1949 года, регистрационный номер А 6310.
Протокол допроса прочел, записано верно.
Допрашиваемый
(Подпись)
Следует дополнить, что вышеупомянутый Карл Оке Биргер Свенсон-Раск является тем человеком, который первым проинформировал полицию, что Ёранссон находился в интимных сношениях с Т. Камарао. Информация о пребывании Ёранссона в Экшё подтверждается персоналом городской гостиницы. Бармен вышеупомянутой гостиницы Сверкер Юхансон, специально допрошенный с целью проверки показаний Ёранссона, утверждает, что тот весь вечер 10 июня просидел в гостиничном ресторане вплоть до закрытия, т.е. до 23.30. Ёранссон был пьян. Показаниям Сверкера Юхансона можно верить, тем более, что они подтверждаются записями в гостиничном счете Ёранссона».
— Что ты собираешься делать?
— То, что Стенстрём сделать не успел. Поехать в Экшё.
— Кубики начинают укладываться в единое целое, — сказал Мартин Бек.
— Да. А куда подевалея Монссон?
— Наверное, торчит в Халстахаммаре и разыскивает ту страницу у матери Стенстрёма.
— Он легко не сдается. Жаль, что его нет. Я хотел взять его автомобиль. В моем какая-то неисправность.
Колльберг приехал в Экшё утром восемнадцатого января. Он ехал всю ночь — триста тридцать пять километров — сквозь метель, по гололедице, однако не чувствовал себя уставшим. Городская гостиница находилась возле рынка и располагалась в красивом старинном здании, которое великолепно вписывалось в этот идиллический городок, словно вырезанный из цветной рождественской открытки. Бармена, которого звали Сверкер Юхансон, уже не было в живых, однако копия счета, оплаченного Нильсом Эриком Ёранссоном, сохранилась. Правда, понадобилось несколько часов, чтобы разыскать ее в покрытой пылью коробке на чердаке.
Счет подтверждал сведения о том, что Ёранссон проживал в гостинице одиннадцать дней. Питался он в гостиничном ресторане и ежедневно подписывал чеки за еду и напитки; эти суммы приплюсовывали к его счету. В счете имелись и другие записи, например, за телефонные переговоры, однако номер, но которому звонил Ёранссон, не был записан. Впрочем не это, а кое-что другое сразу же привлекло к себе внимание Колльберга.
Шестого июня тысяча девятьсот пятьдесят первого года гостиница внесла в счет гостя пятьдесят две кроны и двадцать пять эре, уплаченные ею одной автомастерской. Оплата за буксировку и ремонт.
— Эта автомастерская еще существует? — спросил Колльберг владельца гостиницы.
— Конечно, причем за двадцать пять лет владелец там не сменился. Вам нужно пойти в направлении Лонганес и…
Человек, который в течение двадцати пяти лет был владельцем мастерской, недоверчиво глядел на Колльберга.
— Шестнадцать с половиной лет назад? Черт возьми, как я могу такое помнить?
— А журналы учета вы ведете?
— В этом деле у меня все в полном порядке, можете не сомневаться.
Полчаса он искал старую тетрадь. Потом не захотел выпускать ее из рук. Сам осторожно перелистывал страницы, пока не добрался до нужного дня.
— Шестое нюня, — сказал он. — Вот, пожалуйста. Буксировка от гостиницы. У него сел аккумулятор. Все это развлечение обошлось ему в пятьдесят две кроны и двадцать пять эре, включая буксировку.
Колльберг ждал.
— Буксировка, — буркнул владелец автомастерской. — Какая глупость. Почему он не вынул аккумулятор и сам не привез его сюда?
— У вас имеются какие-нибудь данные об автомобиле?
— Да. Погодите… секундочку… ага, вот. Кто-то пропел испачканным маслом пальцем по записанному здесь номеру. Но в любом случае это был автомобиль со стокгольмским номером.
— А вы не знаете, какой марки?
— Конечно. Это был «форд-ведетта».
— А не «моррис-майнор»?
— Если тут написано «форд-ведетта», могу дать голову на отсечение, что так оно и было, — сказал владелец мастерской. — «Моррис-майнор»? Да ведь между ними колоссальное различие.
Колльберг забрал с собой журнал. Это стоило ему получаса угроз и уговоров. Когда он наконец выходил, одержав победу, владелец автомастерской сказал:
— Теперь во всяком случае понятно, почему он выбросил деньги на совершенно не нужную буксировку.
— Почему же?
— Стокгольмец.
Уже стемнело, когда Колльберг вернулся в гостиницу. Он продрог, устал и проголодался, поэтому вместо того, чтобы сесть за руль и уехать, снял номер в гостинице. Первым делом он принял душ и заказал ужин. Ожидая, пока приготовят еду, он дважды звонил по телефону. Первый разговор у него был с Меландером.
— Не мог бы ты проверить, кто из моего списка имел автомобили в июне пятьдесят первого года? И какой марки.
— Конечно. Завтра утром.
— И какого цвета был «моррис» Ёранссона.
— Хорошо.
Потом он позвонил Мартину Беку.
— Ёранссон приехал сюда не на своем «моррисе». У него был другой автомобиль.
— Значит, Стенстрём был прав.
— Ты не мог бы распорядиться, чтобы выяснили, кто был владельцем той фирмы на Холлендергатан, где работал Ёранссон, и чем она занималась?
— Хорошо.
— Завтра около полудня я буду в Стокгольме.
Он спустился вниз и принялся за еду. Внезапно он вспомнил, что однажды уже был в этой гостинице. Он проживал здесь ровно шестнадцать лет назад. В то время он уже служил в полиции и заминался убийством в такси. Его расследовали в течение трех или четырех дней. Если бы тогда он знал то, что ему известно сейчас, то наверняка смог бы раскрыть загадочное убийство Терезы в течение десяти минут.
Рённ думал об Ольсоне и счете, обнаруженном в кармане рубашки Ёранссона. Во вторник днем ему кое-что пришло в голову, его начала мучить какая-то смутная мысль, и он пошел к Гюнвальду Ларссону. Несмотря на сдержанные отношения на службе, Рённ и Гюнвальд Ларссон были друзьями, о чем мало кто знал. Они вместе провели рождественский вечер и новогоднюю ночь. Известие об этом невероятно удивило бы большинство их коллег.
— Я думаю об этом листочке с буквами Б. Ф., — сказал Рённ. — В списке, составленном Меландером и Колльбергом, имеются три человека с такими инициалами. Бу Фростенсон, Бенгт Фредриксон и Бьёрн Форсберг.
— Ну?
— Можно было бы незаметно понаблюдать за ними, посмотреть, не похож ли кто-нибудь из них на Ольсона.
— А ты знаешь, где их нужно искать?
— Меландер, наверное, знает.
Меландер знал. Ему понадобилось двадцать минут, чтобы добыть информацию, что Форсберг находится дома, а после обеда придет в свой офис в центре. Обедать он должен был с одним из клиентов в двенадцать часов в «Амбассадоре». Фростенсон был на киностудии, он играл небольшую роль в фильме Арне Матссона.
— А Фредриксон пьет пиво в «Десятке». Его там всегда можно найти.
— Я поеду с вами, — довольно неожиданно заявил Мартин Бек. — Возьмем автомобиль Монссона. Ему я дал один из служебных автомобилей.
Бенгт Фредриксон, художник и забияка, действительно сидел в пивной в Старом городе. Он был очень толстый, с буйной запущенной рыжей бородой и взъерошенными седыми волосами. Он уже был пьян.
Директор фильма провел их по длинным узким коридорам в угол большого киноателье в Сольне.
— Фростенсон будет сниматься через пять минут. Это его единственный эпизод во всем фильме.
Они встали на безопасном удалении, однако сюда тоже доставал резкий яркий свет прожекторов. Они видели декорации, позади которых на полу змеились перепутанные электрические кабели. Декорации изображали, судя по всему, магазин.
— Внимание! — крикнул режиссер. — Тишина. Камера. Мотор!
Человек в высоком колпаке пекаря и белом фартуке вошел в поток света и сказал:
— Слушаю вас. Чем могу служить?
— Стоп! — зарычал режиссер.
Фростенсону пришлось пять раз повторять одну и ту же фразу. Это был худой лысый мужчина, он заикался, уголки рта и веки у него нервно подергивались.
Спустя полчаса Гюнвальд Ларссон притормозил в двадцати пяти метрах от калитки виллы Бьёрна Форсберга в Стоксунде. Мартин Бек и Рённ скорчились на заднем сиденье. В открытую дверь гаража был виден большой черный «мерседес».
— Ему уже пора выезжать, если он не хочет опоздать на обед.
Они ждали минут пятнадцать. Наконец дверь виллы открылась и на крыльцо вышел мужчина в сопровождении привлекательной блондинки, пса и девочки лет семи. Женщину он поцеловал в щеку, девочку обнял и приподнял. Потом широким быстрым шагом направился к гаражу, сел в машину и выехал из гаража. Девочка посылала ему воздушные поцелуи, что-то кричала и смеялась.
Бьёрн Форсберг был высокий и стройный. Его неописуемо красивое лицо с крупными чертами и открытым взглядом походило на те, которые изображают на иллюстрациях к романам, публикуемых еженедельниками. Он был загорелый, двигался ловко и пружинисто. Форсберг выглядел очень молодо, с непокрытой головой, волнистыми, зачесанными назад волосами, в светло-сером плаще. Ему никак нельзя было дать его сорок восемь лет.
— Как Ольсон, — сказал Рснн. — Особенно фигура и одежда, этот светлый плащ.
— С той разницей, — произнес Гюнвальд Ларссон, — что Ольсон на свое барахло потратил три сотни три года назад на дешевой распродаже, а этот уплатил за свой плащик эдак тысяч пять. Однако такие, как Шверин, разницы не замечают.
— Честно говоря, я тоже, — признался Рённ.
— А я замечаю, — заявил Гюнвальд Ларссон. — Есть еще на свете люди, которые знают толк в хорошей одежде. Если бы не это, можно было бы построить бордели на всей Савил-Роу.[16]
— Где? — изумленно спросил Рённ.
Колльберг совершенно выбился из расписания. Отчасти потому, что проспал, отчасти оттого, что погода была отвратительная как никогда. До половины второго он смог доехать до мотеля на окраине Линчёпинга. Он выпил кофе, съел пирожное и позвонил в Стокгольм.
— Ну как, ты выяснил?
— Только у девяти из них были автомобили летом пятьдесят первого года, — сказал Меландер. — У Ингвара Бенгтсона был новый «фольксваген», у Руне Бенгтсона — «паккард», модель сорок девятого года, у Кента Карлсона — «ДКВ» тридцать восьмого года выпуска, у Уве Эриксона — старый «опель-капитан» довоенной модели, у Бьёрна Форсберга — «форд-ведетта», модель сорок девятого года выпуска…
— Стоп. А еще у кого-нибудь из них был такой же автомобиль?
— «Форд-ведетта?» Нет.
— Ладно, пока что достаточно.
— «Моррис» Ёранссона первоначально был окрашен в серый цвет. Естественно, он легко мог перекрасить автомобиль.
— Хорошо. Пожалуйста, переключи телефон на Мартина.
— Еще одна деталь. Летом пятьдесят первого года Ёранссон сдал свой автомобиль в металлолом. Его автомобиль вычеркнут из реестра пятнадцатого августа, через неделю после допроса Ёранссона.
Колльберг бросил в телефон-автомат очередную монетку и, пока на линии раздавался треск, с нетерпением думал о двухстах сорока километрах, которые ему еще предстоит преодолеть. При такой погоде на это понадобится несколько часов. Он пожалел, что не отправил вчера по почте регистрационную книгу автомастерской.
— Комиссар Бек слушает.
— Привет. Так чем же занималась та фирма?
— По-моему, продавала краденые вещи. Впрочем, доказать это не удалось. У них было несколько продавцов, которые выезжали в провинцию и сбывали одежду и другие вещи.
— Кто был владельцем?
— Бьёрн Форсберг.
Колльберг немного подумал и сказал:
— Поручи Меландеру заняться только Форсбергом. И попроси Хелма, чтобы он или кто-нибудь из его сотрудников задержался в лаборатории до моего приезда. У меня есть предмет, который нужно отдать на экспертизу.
Около пяти Колльберга все еще не было. Меландер постучал в дверь кабинета Мартина Бека и вошел с трубкой в одной руке и несколькими листами бумаги в другой. Он сразу начал говорить:
— Бьёрн Форсберг женился семнадцатого июня пятьдесят первого года на некой Эльзе Беатрисе Хокансон, единственной дочери директора Магнуса Хокансона, владельца фирмы строительных материалов. Хокансона считали очень богатым человеком. Форсберг немедленно ликвидировал свою фирму на Холлендергатан и прекратил заниматься подозрительными делишками. Он начал упорно трудиться, изучил торговлю и экономику и стал ловким предпринимателем. Когда девять лет назад Хокансон умер, дочери достались в наследство его состояние и фирма, однако, уже начиная с середины пятидесятых годов, Форсберг исполнял обязанности директора. Виллу в Стоксунде он купил в пятьдесят девятом году. Она обошлась ему примерно в пятьсот тысяч.
Мартин Бек высморкался.
— Сколько времени он был знаком с той девушкой до того, как женился на ней?
— Насколько известно, они познакомились в Оре в марте пятьдесят первого года. Форсберг увлекался горными лыжами. Впрочем, он и сейчас увлекается ими. Его жена тоже. Это была так называемая любовь с первого взгляда. Они начали встречаться. Он бывал в доме ее родителей. Тогда ему было тридцать два года, а Эльзе Хокансон — двадцать пять. — Меландер перетасовал свои бумажки. — Их брак считают счастливым. У них трое детей. Два мальчика, тринадцати и двенадцати лет, и семилетняя девочка. Автомобиль «форд-ведетта» он продал вскоре после свадьбы и купил «линкольн». Потом у него было множество других автомобилей.
Меландер закурил трубку.
— Это все, что тебе удалось установить?
— Нет, есть кое-что еще. Как мне кажется, очень важное. Бьёрн Форсберг участвовал как доброволец в зимней финской войне в тысяча девятьсот сороковом году. Тогда ему был двадцать один год, на фронт он уехал сразу после прохождения здесь военной службы. Он родом из хорошей семьи и вначале подавал большие надежды, однако после войны пошел по дурной дорожке.
— Да, наверное, это он.
— Похоже на то, — сказал Меландер.
— Кто у нас сейчас на месте?
— Гюнвальд, Рённ, Нордин и Эк. Проверить его алиби?
— Да.
Колльберг добрался до Стокгольма только после семи. Он поехал прямо в лабораторию и оставил там регистрационную книгу автомастерской.
— У нас есть определенные часы работы, — с кислым видом заметил Хелм. — Наш рабочий день заканчивается в пять часов.
— Очень любезно с твоей стороны, что ты…
— Ладно, ладно. Я скоро позвоню. Тебе нужно узнать только номер?
— Да. Я буду на Кунгсхольмсгатан.
Колльберг и Мартин Бек едва начали разговор, как зазвонил телефон.
— А, шесть, семь, ноль, восемь, — лаконично сказал Хелм.
— Прекрасно.
— Легкое задание. Ты и сам мог бы его прочесть.
Колльберг положил трубку. Мартин Бек вопросительно посмотрел на него.
— Да. Ёранссон приехал в Экшё на автомобиле Форсберга. Это установлено. Как выглядит алиби Форсберга?
— Плохо. В июне пятьдесят первого года у него была маленькая квартира на Холлендергатан в том же доме, где располагалась его подозрительная фирма. На допросе он сказал, что десятого вечером находился в Нортелье. У него была назначена там встреча с кем-то в семь часов. Потом, по его словам, он последним поездом вернулся домом. В Стокгольм приехал в половине двенадцатого. Свой автомобиль он одолжил одному из продавцов, который в своих показаниях подтвердил это.
— Однако Форсберг постарался не упоминать о том, что обменялся автомобилями с Ёранссоном.
— Да, — сказал Мартин Бек. — У него был «моррис», принадлежащий Ёранссону. А это придает делу совершенно иной оборот. На автомобиле он без труда мог вернуться в Стокгольм в течение одного часа. Автомобили обычно стояли во дворе на Холлендергатан; находятся они там или нет, проверить было трудно. Однако мы выяснили, что там был холодильник. В нем находились меха, которые официально отдавали на хранение на время летнего сезона, на самом же деле, вероятнее всего, краденые. Как ты думаешь, зачем они обменялись автомобилями?
— Объяснение кажется мне очень простым, — сказал Колльберг. — Ёранссон был продавцом, он брал с собой много одежды и другого товара. В «ведетте» Форсберга этого барахла могло поместиться раза в три больше, чем в его собственном «моррисе». — Он помолчал несколько секунд и добавил: — Ёранссон, наверное, только потом все понял. Вернувшись, он понял, что произошло и что автомобиль представляет для него опасность. Поэтому сразу же после допроса он сдал автомобиль в металлолом.
— А что Форсберг говорил о своих связях с Терезой? — спросил Мартин Бек.
— Говорил, что познакомился с ней в дансинге в пятидесятом году и много раз спал с ней, сколько, не помнит. Потом зимой познакомился со своей будущей женой и потерял интерес к нимфоманкам.
— Он сказал именно так?
— Да, дословно. Как ты думаешь, почему он убил ее? Для того, чтобы убрать ее, как Стенстрём написал на полях?
— Вероятно. Все говорили, что она была назойливой. Это не было эротическое убийство.
— Нет, но он хотел, чтобы так решили. А потом ему неожиданно повезло. Свидетели ошиблись в марке автомобиля. Наверняка ему стало известно об этом и он мог чувствовать себя в полной безопасности. Единственное, что его тревожило, так это Ёранссон.
— Ёранссон и Форсберг были в хороших отношениях, — сказал Мартин Бек.
— К тому же ничего не происходило до тех пор, пока Стенстрём не начал копаться в протоколах дела Терезы и не получил неожиданную информацию от Биргерсона. Стенстрём проверил, что из всех, кто проходил по этому делу, только у Ёранссона был «моррис-майнор», причем красного цвета. Стенстрём по собственной инициативе допросил множество людей и начал следить за Ёранссоном. Ёранссон все больше и больше нервничал… Кстати, известно, где он жил между восемнадцатым октября и тринадцатым ноября?
— Да. На пароходе, на озере Клара. Нордин установил это вчера утром.
Колльберг кивнул.
— Стенстрём рассчитывал на то, что рано или поздно Ёранссон приведет его к убийце, и поэтому следил за ним изо дня в день, причем делал это, вероятно, совершенно открыто. В общем-то он был прав. Хотя результат оказался для него трагическим. Если бы вместо этого он не откладывая съездил в Смоланд…
Колльберг замолчал, Мартин Бек, как обычно, когда он задумывался, тер большим и указательным пальцами основание носа.
— Да, все сходится, — сказал он, — психологически тоже. Остается девять лет до истечения срока давности убийства Терезы. Только такое серьезное преступление, как убийство, могло толкнуть нормального человека на подобную крайность, чтобы избежать разоблачения. К тому же Форсбергу пришлось бы слишком много потерять.
— Известно, что он делал вечером тринадцатого ноября?
— Да, он застрелил всех в автобусе, включая Стенстрёма и Ёранссона, потому что в той ситуации они угрожали его жизни. Однако единственное, что нам известно, так это то, что у него была возможность совершить убийство.
— Откуда это известно?
— Гюнвальду удалось увлечь служанку Форсбергов. Немку. Каждый понедельник вечером у нее выходной. Судя по календарику, который был у нее в сумочке, ночь с тринадцатого на четырнадцатое она провела у своего парня. Из того же источника нам известно, что фру Форсберг в тот вечер находилась на дамском приеме. Это означает, что Форсберг должен был оставаться дома, потому что они никогда не оставляют детей одних.