Купив билет и сдав пальто в гардероб, Яна вошла в зал. Куполообразный потолок уходил, казалось, в бесконечность. Высокое серое небо лило сквозь его мерцающее в запредельной выси сводчатое стекло дымчато-белесый свет. Циркульные своды, обилие пустого незаполненного пространства превращали человеческие голоса и шепот в гулкое эхо. Яна спросила у смотрительницы, где она может посмотреть Мане.
Полноватая женщина в очках и твидовом брючном костюме объяснила ей, что произведения Мане выставлены и на первом, и на третьем этаже. «Олимпия» была на третьем. Яна нашла лестницу, птицей взлетела по ней и, пройдя несколько арок, выстраивающих смотровые залы в огромную анфиладу, увидела полотно. Оно соседствовало с «Завтраком на траве» и работами Берты Моризо.
Яна несколько минут разглядывала картину, то и дело теснимая неугомонными японцами, щелкающими фотоаппаратами.
Потом Яна села на скамью и стала рассеянно наблюдать за толпой. Никого похожего на Вячеслава в ее темной массе не было. Она провела перед картиной в общей сложности четыре часа, скиталась по залу, слонялась от полотна к полотну, но все безрезультатно. Прекрасная живопись Мане маячила перед глазами Яны неразрешимой загадкой. Это полотно представилось ей непроницаемой стеною, плоскостью, испещренной хаотичными мазками, безумной насмешкой мастера. Яна достала из сумочки карты. Вслед за этим вынула из колоды «Джокера» и попыталась настроиться. Безрезультатно. Потом попробовала «заглянуть в прошлое». Ничего.
Она спрятала карты, прикусила губу и пошла прочь. Нет, сердце ее екало исключительно из-за пережитого ею эстетического потрясения. Никакого видения, никакого откровения. Яна стояла перед картиной, и это злосчастное полотно молчало, в то время как в ее ушах булькала мешанина голосов, неукоснительно сливающих в ледяное, утекающее по невидимому желобу к потолку эхо.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Полноватая женщина в очках и твидовом брючном костюме объяснила ей, что произведения Мане выставлены и на первом, и на третьем этаже. «Олимпия» была на третьем. Яна нашла лестницу, птицей взлетела по ней и, пройдя несколько арок, выстраивающих смотровые залы в огромную анфиладу, увидела полотно. Оно соседствовало с «Завтраком на траве» и работами Берты Моризо.
Яна несколько минут разглядывала картину, то и дело теснимая неугомонными японцами, щелкающими фотоаппаратами.
Потом Яна села на скамью и стала рассеянно наблюдать за толпой. Никого похожего на Вячеслава в ее темной массе не было. Она провела перед картиной в общей сложности четыре часа, скиталась по залу, слонялась от полотна к полотну, но все безрезультатно. Прекрасная живопись Мане маячила перед глазами Яны неразрешимой загадкой. Это полотно представилось ей непроницаемой стеною, плоскостью, испещренной хаотичными мазками, безумной насмешкой мастера. Яна достала из сумочки карты. Вслед за этим вынула из колоды «Джокера» и попыталась настроиться. Безрезультатно. Потом попробовала «заглянуть в прошлое». Ничего.
Она спрятала карты, прикусила губу и пошла прочь. Нет, сердце ее екало исключительно из-за пережитого ею эстетического потрясения. Никакого видения, никакого откровения. Яна стояла перед картиной, и это злосчастное полотно молчало, в то время как в ее ушах булькала мешанина голосов, неукоснительно сливающих в ледяное, утекающее по невидимому желобу к потолку эхо.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
В гостиницу она вернулась разочарованная и расстроенная. Поднявшись к себе, она набрала номер ресторана, желая заказать вино. Что ей оставалось еще делать? Она услышала приятный баритон, которому дополнительное обаяние придавал французский прононс, и уже раскрыла рот, как в дверь кто-то постучал. И прежде, чем Яна успела крикнуть «войдите», в номер просочилась – именно так можно было охарактеризовать ее движение – Эльвира. Декольте открывало ее золотистые плечи – видимо, она пользовалась кремом для загара – и держалось при помощи перевитой ленты, хомутиком обвивавшей ее тонкую шею.
На Эльвире не было украшений. И вид у нее был не из радостных.
– В Мулен-Руж билетов нет! – с плаксивыми нотками в голосе сказала она. – Не знаю, что делать…
И вдруг Яну осенило. Она повесила трубку, так и не удостоив приятный баритон ответом. Прочь хандру, прочь тревоги!
– Да разве на этом Мулен-Руж свет клином сошелся! – весело взглянула она на Эльвиру, чем повергла последнюю в искреннее замешательство. – Помнишь, Муза говорила о мюзик-холле «Олимпия» на бульваре Капуцинов?
– Ну, – промычала растерянная Эльвира.
– Давай пойдем туда! – Яна подлетела к шкафу и стремительно распахнула его. – Так, что тут у нас…
Она принялась перебирать плечики с туалетами. Эльвира таращила на нее глаза, которым изумление и тихо закипающая радость придали более светлый, кошачий оттенок. Яна подхватила и извлекла на свет божий красное ажурное платье на бретельках. И тут же натянула его на себя. Потом, не давая Эльвире опомниться, метнулась к зеркалу, стерла розовую помаду с губ и покрыла их алой. От этого ее бледная кожа стала казаться особенно прозрачной и нежной. Она взяла с ночного столика флакончик «Dolce vita», мазнула запястья, шею, провела надушенными пальцами по волосам у висков.
– Ну как? – победоносно посмотрела она на Эльвиру.
– Прекрасно! – не могла сдержать та восхищенного возгласа.
– Думаю, в «Олимпии» не такая свалка, как в Мулен-Руж, – подмигнула она приободрившейся Эльвире.
Яна накинула черное норковое манто до колен, на ноги надела изящные полусапожки на каблуках. Эльвира выскользнула из номера и вскоре появилась в пятнистом, «под леопарда» пальто.
Они спустились в лифе, прошли мимо негра, сопроводившего их понимающим взглядом, и, поймав такси, вольготно устроились на заднем сиденье. Шофер тоже был негр, а изящное такси – маленьким серебристым «Мерседесом».
Яна достала из сумочки карты.
– Что это? – удивленно приподняла брови Эльвира.
Яна лишь лукаво улыбнулась. Она вынула из колоды карту «Взгляд в будущее». Попробовала сосредоточиться.
– Что ты делаешь? – изумленно смотрела на Яну Эльвира.
В красных сумерках мелькнуло бледное лицо женщины. Оно было до болезненности напряженным и каким-то хрупким. Создавалось впечатление, что оно вот-вот растает. Сердце с тяжелым гулом ухнуло у Яны в груди. Лицо определенно было ей знакомо, но точно сказать, где она его видела, Яна не могла. Она лишь чувствовала, что необходимо сделать все, чтобы это лицо не исчезло. Она сосредоточилась на этом бледном овале, пытаясь разглядеть черты. Но это ей не удавалось. И вскоре, точно размываемое изнутри, лицо стало угасать. Яна напрягла все свои силы, но женщина растворилась в ночи.
– Что ты делаешь? – спросила наблюдавшая за пассами Яне Эльвира.
– Я предсказываю будущее, – через силу улыбнулась Яна.
– И что же нас ждет?
– Некая тайна, которая пока не хочет открываться – хагадочно ответила Яна.
– Чепуха, – пренебрежительно хмыкнула Эльвира.
Здание «Олимпии» было втиснуто между двумя пятиэтажными домами стиля модерн, столь характерного для архитектурного облика Парижа. Огромная вывеска-плакат, на которой одетая в розовое платье блондинка отчаянно и весело била в литавры, охваченная безудержным ритмом пляски, пылала синими огнями. Они бегали, забавно перемигиваясь, и падали на тротуар снопами синего света. Эта синева, смешиваясь с сизыми сумерками и рассеянными ухмылками изогнутых фонарей, одевала силуэты людей в пышные одеяния из кружащейся пыли желтовато-сапфирного оттенка.
Перед «Олимпией» царило жгучее веселье – парижане отдыхали и расслаблялись на полную катушку. Смазливый паренек, которого Яна вначале приняла за просящего милостыню бедняка, разговаривал по сотовому, усевшись прямо на тротуаре. Группы молодых людей и девушек, жестикулируя и дергаясь от смеха, стояли по обе стороны от входа. Их силуэты немного загораживали два панно, воспроизводящих полотна Тулуз-Лотрека. Дамы, под руку с солидными мужчинами, распространяя волны одуряющих ароматов, сверкая бриллиантами, поражая элегантностью манто, дефилировали ко входу.
Фойе мюзик-холла встретило Яну и Эльвиру приглушенным светом многочисленных бра и тонкими улыбками обслуживающего персонала. Тем не менее им пришлось выстоять небольшую очередь, чтобы приобрести входные билеты. Они сбросили свои манто в гардеробе и прошли в зал.
Он был задрапирован темно-красным бархатом, что только усилило чувство погружения в огненную бездну страсти и веселья. Рубинового цвета скатерти застилали круглые столики, где, озаряемые мягким светом ламп, прикрытых алыми абажурами, стояли приборы для двух персон. Лучи широкими ручейками стекали с белых тарелок, плескались в пустых бокалах. Атмосфере роскоши и уюта, оттененной миллионом изысканных деталей, в том числе и розовыми салфетками, башенками замершими на тарелках, придавали пикантность мерцающие на стенах панно Лотрека.
Подтянутый, немного чопорный мужчина во фраке, с гладко выбритым, отливающим синевой лицом, показал Яне и Эльвире их места, не преминув пожелать прекрасного вечера. На своем столе, располагавшемся недалеко от сцены, они нашли высокий узкий графинчик с ликером и – кроме перевернутых довольно массивных фужеров – две маленькие изящные рюмочки. Эльвира тут же наполнила их розоватой жидкостью, пахнущей земляникой, и провозгласила тост:
– За Париж!
Яна усмехнулась про себя и пригубила ликер. Эльвира же осушила рюмку до дна и вскоре по ее лицу, на котором резвились красные зайчики, растеклась довольная улыбка. Она почмокала губами.
– Божественно!
Зал быстро заполнялся. Посетители без спешки и суеты усаживались на свои места, не переставая болтать друг с другом. Рядом с Яной и Эльвирой по одну сторону приземлились одетые по-парадному пожилые супруги из числа коренной парижской буржуазии, по другую – два молодых человека. Эльвира скосила на них глаза и, наклонившись через стол шепнула Яне:
– Спорим, что геи?
Яна пожала плечами. Геи так геи – она не имела ничего против. Ее это не касалось.
Официанты стали разносить вино и закуски. Их было приличное количество, так что со своей благородной миссией они справились минут за двадцать. А потом освещение в зале стало тускнеть, как в театре, в то время как пространство сцены окутал оранжеватый ореол. Послышался нестройный гул оркестра. И еще минуты через три заиграла праздничная увертюра.
Занавес таинственно шелохнулся и стремительно взвился, открывая залитую густым синим светом сцену. Потом в центр упало ярко желтое пятно от софита и из-за кулис вприпрыжку выбежал ведущий – худощавый, одетый в серебристый фрак и белые брюки мужчина с лысеющей головой и повадками дамского угодника. Он затараторил, задергался, наполняя голубой воздух сцены пламенной жестикуляцией и рокотом слов. Он шутил, иронизировал, информировал о программе вечера, напевал, восторгался женскими туалетами, сиянием женских глаз, благодарил, щедро одаривая улыбками, публику за решение скоротать вечер в «Олимпии».
Грянула музыка, умолкшая с появлением конферансье. Теперь это был веселый канкан. На сцену выскочили девушки в черном нижнем белье и чулках. Встав в ряд, они принялись лихо задирать ноги, издавая при этом зажигательно-плотоядные возгласы.
Яна краем глаза посмотрела на Эльвиру, продолжавшую коситься на парней, и, повернув голову, углубилась взглядом в рдеющее пространство зала. И тут чуть не подскочила. У правой стены, метрах в двадцати от себя, она увидела знакомое лицо: бледное, сосредоточенно-напряженное, гордое, почти злое. Взгляд исподлобья, капризно надутые губы, продолговатые жесткие глаза.
Яна вздрогнула, словно по ее телу прошел электрический ток. Она интуитивно почувствовала, что именно это лицо она видела час назад, когда они с Эльвирой шли к такси.
Да, это была Рита. Яна закрыла глаза, потом открыла. Рита не исчезла. Более того, Янины глаза различили детали ее облика. Светлое платье с глубоким вырезом, уходящим к животу смелым острым углом, открывало ее ключицы и боковые полуокружья грудей. На шее что-то блестело. По лицу метались алые язычки, делая ее похожей на больную чахоткой героиню Ремарка. Тонкие руки были сцеплены, тень от их зигзага чернела на красной стене. Рядом с ней, вполоборота к сцене, сидел дородный темноволосый мужчина в белой рубашке с бабочкой и черном пиджаке. Он выглядел лет на сорок пять. На его холеном, немного одутловатом лице застыло выражение сытого умиротворения. Яна чувствовала растерянность. Что теперь делать? «Ничего», – мысленно ответила она себе.
Яна решила ждать, наблюдать. Потом она что-нибудь придумает. Вслед за угасшим волнением к ней пришла радость. Невидимая нить Ариадны вела ее в опасный лабиринт. Значит, неспроста туристическая группа высадилась на пляс д`Опера и Муза Григорьевна упомянула об этом мюзик-холле. «Олимпия» стала вехой на пути к разгадке. Но это слово, этот символ многослоен, – чувствовала Яна. Еще одна разгадка, связанная с живописью Мане, ждала ее. Где, когда предстанет перед ней вся правда? У Яны стало покалывать сердце. Чтобы разрядиться она предложила Эльвире отведать наконец вина. Та была поглощена переглядыванием с парнем в жилете. Не успела Яна коснуться бутылки «Шато Добьяк», как шатен подозвал официанта и, шепнув ему пару слов, кивнул на столик Яны и Эльвиры.
– Господа спрашивают разрешение присоединиться к вам, – сказал подошедший официант, – если вы согласны, можно было бы сдвинуть ваши столики.
– Это возможно? – просияла Эльвира.
Яна подняла глаза к потолку. Черт, что еще придумала эта экспансивная бабенка!?
– Да, – ответил официант Эльвире, – тем более что вы сидите рядом.
Он и еще один верзила в белой рубашке, черном жилете и бабочке подхватили столик, за которым сидели парни. Те встали заранее и, улыбаясь, перенесли стулья.
– Bonsoir, – услышала Яна задорный тенор шатена в фиолетовой рубашке, – прекрасный вечер! Увидев вас, мы поняли, что он вдвойне прекрасен. Меня зовут Жан, а это мой друг Люсьен.
– Вы не в обиде на нас за то, что мы взяли на себя смелость предложить столь простое решение? – улыбнулся Люсьен.
– Мы из России, – неожиданно выпалила Эльвира, хлопая глазами, – но в Париже не в первый раз.
– Это сразу заметно, – поддержал разговор брюнет в жилете, – у вас отменный вкус.
– Эльвира, – протянула она Люсьену руку и тот с небрежным изяществом поцеловал тыльную поверхность ладони, – а это моя подруга Яна.
– Очень приятно, – показал в улыбке ровные белые зубы Люсьен, а Жан кивнул.
– Нам тоже безумно приятно, – саркастически произнесла Яна.
Парни, различив в ее голосе издевку, кисло улыбнулись. Люсьен нагло оглядел Эльвирин туалет. Яна бы поежилась от такого бесцеремонного разглядывания, но Эльвире, похоже, это доставляло известное удовольствие. Она чувствовала себя объектом желания. Смазливый парижанин ласкал ее глазами – чего еще желать! Ее глаза все больше напоминали двух порхающих бабочек – так часто она моргала.
На сцене теперь отплясывала группа девушек в длинных, с разрезами до самого паха изумрудных юбках. Они не хуже первых задирали ноги и издавали плотоядные крики. При каждом дружном взлете ног из разрезов на юбках выплескивались белые волны оборок.
– Это немного утомляет, – усмехнулся Люсьен, – а так ничего. Но в Париже есть масса куда более интересных мест.
– И что это места? – растянула губы в томной улыбке Эльвира.
– Могу показать, – сверкнул глазами парень.
Пока Эльвира болтала с Люсьеном, Жан спокойно и миролюбиво изучал Яну. Но этого медленного рассматривания вполне хватило, чтобы Яна потеряла желание отведать изысканные закуски. Она попросила парня налить всем вина и снова посмотрела туда, где сидели Рита и ее кавалер. Они тоже пили вино и рассеянно наблюдали за сценой.
– А что, это мысль, – в глазах Эльвиры запылал огонь сладострастия. – Ты как, Яна, не соскучилась еще? – обратилась она к Милославской по-французски.
– Нет, мне хорошо, – Яна допила вино и поставила пустой фужер на стол.
– А я не прочь отсюда слинять, слишком тут прилично, – намекающе улыбнулась Эльвира Люсьену. – Мюзик-холл нынче не тот, – с видом завсегдатая увеселительных заведений вздохнула она.
– Итак, – усмехнулась Эльвира, стакнувшись с Люсьеном, – Люсьен хочет показать нам изнанку Парижа. Это, я чувствую, безумно интересно. Ну, ты идешь?
Она с надеждой взглянула на Яну.
– Нет, – отрезала та, – мне и здесь нравится.
– А ты, Жан, остаешься или идешь?
Жан вопросительно взглянул на Яну. Не различив на ее лице ничего, кроме безразличия, он поднялся.
– Я с вами, – коротко сказал он и вежливо простился с Яной.
А та облегченно вздохнула.
Музыка в зале стихла и хмельную публику теперь развлекал конферансье, компанию которому составила хрупкая, затянутая в узкое черное платье молодая женщина.
– Встретимся в отеле, Гене ни слова, – хихикнулаЭльвира, встав из-за стола.
Яналукаво кивнулаей. Когда трио скрылось из вида, она пригубила фужер и снова скользнула взглядом по Рите. Последняя как-то натянуто смеялась, ее спутник, видимо, довольный рассказанным анекдотом или шуткой, улыбался.
Прошло еще как минимум двадцать минут, прежде чем на сцену выбежали участники нового номера. На этот раз девушек сопровождали парни в облегающих черных брюках и болеро. Это было фламенко. Яна залюбовалась стройными кружащимися силуэтами, многоцветными юбками и отточенно-страстными движениями танцующих. И скорее почувствовала, чем увидела, что Рита направляется к выходу. Яна повернула голову: Горбушкина семенила под руку со своим провожатым, который, достав из кармана сотовый, с кем-то говорил. Его лицо сделалось озабоченным и даже недовольным.
Яна догнала их в фойе. Она услышала обрывки разговора и поняла, что завтра приятель Риты должен с кем-то встретиться в три часа в кафе «Флор». Получив манто, Яна выскочила на улицу. На стоянке, расположенной метрах в тридцати, за углом прилегающего к «Олимпии» здания, пару ожидал большой темный «Пежо». Яна попробовала поймать такси. Машины проносились мимо, до отказа набитые пассажирами. «Пежо» тронулся со стоянки.
Яна, сгорая от досады, побежала вслед, словно надеялась догнать шикарное авто. Она пересекла дорогу, решив поймать машину на другой улице. Но ей не повезло и к тому времени, как она села в остановившееся такси, машина с Ритой и ее таинственным спутником растворилась в потоке автомобилей.
Вернувшись в гостиницу, Яна прошла к себе в номер. Но словно он ее ждал, к ней тут же постучался немного взволнованный Геннадий. Он спросил об Эльвире. Яна сказала, что та поехала в какой-то ночной клуб. Геннадий с покорным недоверием пожал плечами. Среди ночи Яна слышала брань в соседнем номере. Слов, конечно, она разобрать не могла, но и без того понимала, чем вызвана эта ссора. На утро, проходя мимо номера супругов, она не различила за дверью ни единого шороха.
На Эльвире не было украшений. И вид у нее был не из радостных.
– В Мулен-Руж билетов нет! – с плаксивыми нотками в голосе сказала она. – Не знаю, что делать…
И вдруг Яну осенило. Она повесила трубку, так и не удостоив приятный баритон ответом. Прочь хандру, прочь тревоги!
– Да разве на этом Мулен-Руж свет клином сошелся! – весело взглянула она на Эльвиру, чем повергла последнюю в искреннее замешательство. – Помнишь, Муза говорила о мюзик-холле «Олимпия» на бульваре Капуцинов?
– Ну, – промычала растерянная Эльвира.
– Давай пойдем туда! – Яна подлетела к шкафу и стремительно распахнула его. – Так, что тут у нас…
Она принялась перебирать плечики с туалетами. Эльвира таращила на нее глаза, которым изумление и тихо закипающая радость придали более светлый, кошачий оттенок. Яна подхватила и извлекла на свет божий красное ажурное платье на бретельках. И тут же натянула его на себя. Потом, не давая Эльвире опомниться, метнулась к зеркалу, стерла розовую помаду с губ и покрыла их алой. От этого ее бледная кожа стала казаться особенно прозрачной и нежной. Она взяла с ночного столика флакончик «Dolce vita», мазнула запястья, шею, провела надушенными пальцами по волосам у висков.
– Ну как? – победоносно посмотрела она на Эльвиру.
– Прекрасно! – не могла сдержать та восхищенного возгласа.
– Думаю, в «Олимпии» не такая свалка, как в Мулен-Руж, – подмигнула она приободрившейся Эльвире.
Яна накинула черное норковое манто до колен, на ноги надела изящные полусапожки на каблуках. Эльвира выскользнула из номера и вскоре появилась в пятнистом, «под леопарда» пальто.
Они спустились в лифе, прошли мимо негра, сопроводившего их понимающим взглядом, и, поймав такси, вольготно устроились на заднем сиденье. Шофер тоже был негр, а изящное такси – маленьким серебристым «Мерседесом».
Яна достала из сумочки карты.
– Что это? – удивленно приподняла брови Эльвира.
Яна лишь лукаво улыбнулась. Она вынула из колоды карту «Взгляд в будущее». Попробовала сосредоточиться.
– Что ты делаешь? – изумленно смотрела на Яну Эльвира.
В красных сумерках мелькнуло бледное лицо женщины. Оно было до болезненности напряженным и каким-то хрупким. Создавалось впечатление, что оно вот-вот растает. Сердце с тяжелым гулом ухнуло у Яны в груди. Лицо определенно было ей знакомо, но точно сказать, где она его видела, Яна не могла. Она лишь чувствовала, что необходимо сделать все, чтобы это лицо не исчезло. Она сосредоточилась на этом бледном овале, пытаясь разглядеть черты. Но это ей не удавалось. И вскоре, точно размываемое изнутри, лицо стало угасать. Яна напрягла все свои силы, но женщина растворилась в ночи.
– Что ты делаешь? – спросила наблюдавшая за пассами Яне Эльвира.
– Я предсказываю будущее, – через силу улыбнулась Яна.
– И что же нас ждет?
– Некая тайна, которая пока не хочет открываться – хагадочно ответила Яна.
– Чепуха, – пренебрежительно хмыкнула Эльвира.
Здание «Олимпии» было втиснуто между двумя пятиэтажными домами стиля модерн, столь характерного для архитектурного облика Парижа. Огромная вывеска-плакат, на которой одетая в розовое платье блондинка отчаянно и весело била в литавры, охваченная безудержным ритмом пляски, пылала синими огнями. Они бегали, забавно перемигиваясь, и падали на тротуар снопами синего света. Эта синева, смешиваясь с сизыми сумерками и рассеянными ухмылками изогнутых фонарей, одевала силуэты людей в пышные одеяния из кружащейся пыли желтовато-сапфирного оттенка.
Перед «Олимпией» царило жгучее веселье – парижане отдыхали и расслаблялись на полную катушку. Смазливый паренек, которого Яна вначале приняла за просящего милостыню бедняка, разговаривал по сотовому, усевшись прямо на тротуаре. Группы молодых людей и девушек, жестикулируя и дергаясь от смеха, стояли по обе стороны от входа. Их силуэты немного загораживали два панно, воспроизводящих полотна Тулуз-Лотрека. Дамы, под руку с солидными мужчинами, распространяя волны одуряющих ароматов, сверкая бриллиантами, поражая элегантностью манто, дефилировали ко входу.
Фойе мюзик-холла встретило Яну и Эльвиру приглушенным светом многочисленных бра и тонкими улыбками обслуживающего персонала. Тем не менее им пришлось выстоять небольшую очередь, чтобы приобрести входные билеты. Они сбросили свои манто в гардеробе и прошли в зал.
Он был задрапирован темно-красным бархатом, что только усилило чувство погружения в огненную бездну страсти и веселья. Рубинового цвета скатерти застилали круглые столики, где, озаряемые мягким светом ламп, прикрытых алыми абажурами, стояли приборы для двух персон. Лучи широкими ручейками стекали с белых тарелок, плескались в пустых бокалах. Атмосфере роскоши и уюта, оттененной миллионом изысканных деталей, в том числе и розовыми салфетками, башенками замершими на тарелках, придавали пикантность мерцающие на стенах панно Лотрека.
Подтянутый, немного чопорный мужчина во фраке, с гладко выбритым, отливающим синевой лицом, показал Яне и Эльвире их места, не преминув пожелать прекрасного вечера. На своем столе, располагавшемся недалеко от сцены, они нашли высокий узкий графинчик с ликером и – кроме перевернутых довольно массивных фужеров – две маленькие изящные рюмочки. Эльвира тут же наполнила их розоватой жидкостью, пахнущей земляникой, и провозгласила тост:
– За Париж!
Яна усмехнулась про себя и пригубила ликер. Эльвира же осушила рюмку до дна и вскоре по ее лицу, на котором резвились красные зайчики, растеклась довольная улыбка. Она почмокала губами.
– Божественно!
Зал быстро заполнялся. Посетители без спешки и суеты усаживались на свои места, не переставая болтать друг с другом. Рядом с Яной и Эльвирой по одну сторону приземлились одетые по-парадному пожилые супруги из числа коренной парижской буржуазии, по другую – два молодых человека. Эльвира скосила на них глаза и, наклонившись через стол шепнула Яне:
– Спорим, что геи?
Яна пожала плечами. Геи так геи – она не имела ничего против. Ее это не касалось.
Официанты стали разносить вино и закуски. Их было приличное количество, так что со своей благородной миссией они справились минут за двадцать. А потом освещение в зале стало тускнеть, как в театре, в то время как пространство сцены окутал оранжеватый ореол. Послышался нестройный гул оркестра. И еще минуты через три заиграла праздничная увертюра.
Занавес таинственно шелохнулся и стремительно взвился, открывая залитую густым синим светом сцену. Потом в центр упало ярко желтое пятно от софита и из-за кулис вприпрыжку выбежал ведущий – худощавый, одетый в серебристый фрак и белые брюки мужчина с лысеющей головой и повадками дамского угодника. Он затараторил, задергался, наполняя голубой воздух сцены пламенной жестикуляцией и рокотом слов. Он шутил, иронизировал, информировал о программе вечера, напевал, восторгался женскими туалетами, сиянием женских глаз, благодарил, щедро одаривая улыбками, публику за решение скоротать вечер в «Олимпии».
Грянула музыка, умолкшая с появлением конферансье. Теперь это был веселый канкан. На сцену выскочили девушки в черном нижнем белье и чулках. Встав в ряд, они принялись лихо задирать ноги, издавая при этом зажигательно-плотоядные возгласы.
Яна краем глаза посмотрела на Эльвиру, продолжавшую коситься на парней, и, повернув голову, углубилась взглядом в рдеющее пространство зала. И тут чуть не подскочила. У правой стены, метрах в двадцати от себя, она увидела знакомое лицо: бледное, сосредоточенно-напряженное, гордое, почти злое. Взгляд исподлобья, капризно надутые губы, продолговатые жесткие глаза.
Яна вздрогнула, словно по ее телу прошел электрический ток. Она интуитивно почувствовала, что именно это лицо она видела час назад, когда они с Эльвирой шли к такси.
Да, это была Рита. Яна закрыла глаза, потом открыла. Рита не исчезла. Более того, Янины глаза различили детали ее облика. Светлое платье с глубоким вырезом, уходящим к животу смелым острым углом, открывало ее ключицы и боковые полуокружья грудей. На шее что-то блестело. По лицу метались алые язычки, делая ее похожей на больную чахоткой героиню Ремарка. Тонкие руки были сцеплены, тень от их зигзага чернела на красной стене. Рядом с ней, вполоборота к сцене, сидел дородный темноволосый мужчина в белой рубашке с бабочкой и черном пиджаке. Он выглядел лет на сорок пять. На его холеном, немного одутловатом лице застыло выражение сытого умиротворения. Яна чувствовала растерянность. Что теперь делать? «Ничего», – мысленно ответила она себе.
Яна решила ждать, наблюдать. Потом она что-нибудь придумает. Вслед за угасшим волнением к ней пришла радость. Невидимая нить Ариадны вела ее в опасный лабиринт. Значит, неспроста туристическая группа высадилась на пляс д`Опера и Муза Григорьевна упомянула об этом мюзик-холле. «Олимпия» стала вехой на пути к разгадке. Но это слово, этот символ многослоен, – чувствовала Яна. Еще одна разгадка, связанная с живописью Мане, ждала ее. Где, когда предстанет перед ней вся правда? У Яны стало покалывать сердце. Чтобы разрядиться она предложила Эльвире отведать наконец вина. Та была поглощена переглядыванием с парнем в жилете. Не успела Яна коснуться бутылки «Шато Добьяк», как шатен подозвал официанта и, шепнув ему пару слов, кивнул на столик Яны и Эльвиры.
– Господа спрашивают разрешение присоединиться к вам, – сказал подошедший официант, – если вы согласны, можно было бы сдвинуть ваши столики.
– Это возможно? – просияла Эльвира.
Яна подняла глаза к потолку. Черт, что еще придумала эта экспансивная бабенка!?
– Да, – ответил официант Эльвире, – тем более что вы сидите рядом.
Он и еще один верзила в белой рубашке, черном жилете и бабочке подхватили столик, за которым сидели парни. Те встали заранее и, улыбаясь, перенесли стулья.
– Bonsoir, – услышала Яна задорный тенор шатена в фиолетовой рубашке, – прекрасный вечер! Увидев вас, мы поняли, что он вдвойне прекрасен. Меня зовут Жан, а это мой друг Люсьен.
– Вы не в обиде на нас за то, что мы взяли на себя смелость предложить столь простое решение? – улыбнулся Люсьен.
– Мы из России, – неожиданно выпалила Эльвира, хлопая глазами, – но в Париже не в первый раз.
– Это сразу заметно, – поддержал разговор брюнет в жилете, – у вас отменный вкус.
– Эльвира, – протянула она Люсьену руку и тот с небрежным изяществом поцеловал тыльную поверхность ладони, – а это моя подруга Яна.
– Очень приятно, – показал в улыбке ровные белые зубы Люсьен, а Жан кивнул.
– Нам тоже безумно приятно, – саркастически произнесла Яна.
Парни, различив в ее голосе издевку, кисло улыбнулись. Люсьен нагло оглядел Эльвирин туалет. Яна бы поежилась от такого бесцеремонного разглядывания, но Эльвире, похоже, это доставляло известное удовольствие. Она чувствовала себя объектом желания. Смазливый парижанин ласкал ее глазами – чего еще желать! Ее глаза все больше напоминали двух порхающих бабочек – так часто она моргала.
На сцене теперь отплясывала группа девушек в длинных, с разрезами до самого паха изумрудных юбках. Они не хуже первых задирали ноги и издавали плотоядные крики. При каждом дружном взлете ног из разрезов на юбках выплескивались белые волны оборок.
– Это немного утомляет, – усмехнулся Люсьен, – а так ничего. Но в Париже есть масса куда более интересных мест.
– И что это места? – растянула губы в томной улыбке Эльвира.
– Могу показать, – сверкнул глазами парень.
Пока Эльвира болтала с Люсьеном, Жан спокойно и миролюбиво изучал Яну. Но этого медленного рассматривания вполне хватило, чтобы Яна потеряла желание отведать изысканные закуски. Она попросила парня налить всем вина и снова посмотрела туда, где сидели Рита и ее кавалер. Они тоже пили вино и рассеянно наблюдали за сценой.
– А что, это мысль, – в глазах Эльвиры запылал огонь сладострастия. – Ты как, Яна, не соскучилась еще? – обратилась она к Милославской по-французски.
– Нет, мне хорошо, – Яна допила вино и поставила пустой фужер на стол.
– А я не прочь отсюда слинять, слишком тут прилично, – намекающе улыбнулась Эльвира Люсьену. – Мюзик-холл нынче не тот, – с видом завсегдатая увеселительных заведений вздохнула она.
– Итак, – усмехнулась Эльвира, стакнувшись с Люсьеном, – Люсьен хочет показать нам изнанку Парижа. Это, я чувствую, безумно интересно. Ну, ты идешь?
Она с надеждой взглянула на Яну.
– Нет, – отрезала та, – мне и здесь нравится.
– А ты, Жан, остаешься или идешь?
Жан вопросительно взглянул на Яну. Не различив на ее лице ничего, кроме безразличия, он поднялся.
– Я с вами, – коротко сказал он и вежливо простился с Яной.
А та облегченно вздохнула.
Музыка в зале стихла и хмельную публику теперь развлекал конферансье, компанию которому составила хрупкая, затянутая в узкое черное платье молодая женщина.
– Встретимся в отеле, Гене ни слова, – хихикнулаЭльвира, встав из-за стола.
Яналукаво кивнулаей. Когда трио скрылось из вида, она пригубила фужер и снова скользнула взглядом по Рите. Последняя как-то натянуто смеялась, ее спутник, видимо, довольный рассказанным анекдотом или шуткой, улыбался.
Прошло еще как минимум двадцать минут, прежде чем на сцену выбежали участники нового номера. На этот раз девушек сопровождали парни в облегающих черных брюках и болеро. Это было фламенко. Яна залюбовалась стройными кружащимися силуэтами, многоцветными юбками и отточенно-страстными движениями танцующих. И скорее почувствовала, чем увидела, что Рита направляется к выходу. Яна повернула голову: Горбушкина семенила под руку со своим провожатым, который, достав из кармана сотовый, с кем-то говорил. Его лицо сделалось озабоченным и даже недовольным.
Яна догнала их в фойе. Она услышала обрывки разговора и поняла, что завтра приятель Риты должен с кем-то встретиться в три часа в кафе «Флор». Получив манто, Яна выскочила на улицу. На стоянке, расположенной метрах в тридцати, за углом прилегающего к «Олимпии» здания, пару ожидал большой темный «Пежо». Яна попробовала поймать такси. Машины проносились мимо, до отказа набитые пассажирами. «Пежо» тронулся со стоянки.
Яна, сгорая от досады, побежала вслед, словно надеялась догнать шикарное авто. Она пересекла дорогу, решив поймать машину на другой улице. Но ей не повезло и к тому времени, как она села в остановившееся такси, машина с Ритой и ее таинственным спутником растворилась в потоке автомобилей.
Вернувшись в гостиницу, Яна прошла к себе в номер. Но словно он ее ждал, к ней тут же постучался немного взволнованный Геннадий. Он спросил об Эльвире. Яна сказала, что та поехала в какой-то ночной клуб. Геннадий с покорным недоверием пожал плечами. Среди ночи Яна слышала брань в соседнем номере. Слов, конечно, она разобрать не могла, но и без того понимала, чем вызвана эта ссора. На утро, проходя мимо номера супругов, она не различила за дверью ни единого шороха.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Найти кафе «Флор» в Париже оказалось проще, чем «Прагу» на Арбате. Оно располагалось на углу бульваров Монпарнас и Распай. Час аперитива еще не наступил, поэтому посетителей в кафе было немного.
Милославская опустилась на бамбуковый стул рядом с миниатюрным столиком не больше сомбреро в диаметре. До встречи, которую назначил Вячеслав, оставалось еще минут пятнадцать, и Яна решила, что успеет выпить чашечку кофе. Официант в короткой черной курточке и длинном белом переднике, похожем на простыню, принял заказ и, улыбнувшись, удалился к стойке.
Откинувшись на спинку стула, Милославская неторопливым взглядом окинула уютный зал и приготовилась ждать, но тут глаза ее остановились на молодом мужчине, устроившемся в дальнем углу кафе, неподалеку от стойки бара. Узнав его, она, стараясь не подать вида, слегка опустила голову, словно смутившись. Это без сомнения был Вячеслав Горбушкин. Он нервно постукивал кончиками пальцев по бокалу с красным вином и смотрел в сторону входной двери каким-то настороженно-отсутствующим взглядом.
Если бы Яна заметила его сразу, она бы, конечно, постаралась устроиться где-нибудь поближе, но теперь было поздно менять столик – это могло привлечь к ней излишнее внимание. Что ж, оставалось только ждать. Сейчас главное было не упустить его из вида. Слава богу, для этого не требовалось прилагать каких-то особых усилий. К счастью, официант уже подал ей кофе, и Яна, прихлебывая горячий ароматный напиток, могла спокойно наблюдать за залом поверх чашки, когда подносила ее к губам.
Милославская не была профессиональным сыщиком, но природная женская интуиция подсказывала ей, как нужно действовать. Она даже решила, что подойдет к стойке и включит диктофон, который не забыла прихватить с собой, когда появится тот, кого ожидает Горбушкин, чтобы услышать и записать их разговор, если, конечно, они будут говорить здесь, а не уйдут куда-нибудь еще.
Время шло, а Горбушкин продолжал нервничать в одиночестве. Что-то у них срывается, – Яна взглянула на часы, стрелки которых показывали десять минут четвертого. В этот момент тишину кафе нарушила мелодичная трель телефонного звонка. Горбушкин торопливо сунул руку в карман пиджака и и приложил к уху мобильник.
«Да», – смогла расслышать Яна его отрывистую фразу.
Вячеслав говорил что-то еще, кажется, что-то спрашивал у своего невидимого собеседника, но что конкретно, разобрать на таком расстоянии было невозможно. «Жди меня, Жоэль, я еду», – последнюю фразу он произнес уже пробираясь к выходу, поэтому Яна хорошо ее разобрала. Она открыла сумочку, оставила деньги за кофе на столе и, подождав, пока Горбушкин откроет дверь, двинулась следом.
Вячеслав махнул рукой и возле него затормозил новенький «Мерседес» с надписью «Taxi» на оранжевом «гребешке». Горбушкин вскочил в салон, захлопнул дверцу, и такси рвануло в сторону Булонского леса.
«На этом твоя сыщицкая карьера закончена, – с грустью отметила про себя Милославская, провожая взглядом „Мерседес“, увозивший Горбушкина, – надо было взять машину на прокат». «Нет, – тут же добавила она, – не единственное же это такси в Париже!» Она посмотрела в другую сторону бульвара и приметила в потоке машин еще несколько оранжевых «гребешков». Словно ветряная мельница при сильном порыве, Милославская замахала руками и через несколько секунд уже садилась в остановившуюся перед ней машину.
– Быстрее за тем такси, – показывая рукой вслед удалявшемуся «Мерседесу», закричала Милославская, но машина почему-то не трогалась с места. Тут до нее дошло, что она произнесла эту фразу по-русски.
– Вперед, – перешла она на французский, – держитесь за той машиной.
– Я бы не стал изменять такой красивой женщине, – услышала Милославская, когда такси наконец тронулось с места.
Повернув голову, она увидела, что за рулем сидит молодой симпатичный мулат, улыбаясь в тонкую полосочку аккуратно подстриженных усов.
– Это не то, что вы думаете, – она улыбнулась в ответ.
– Конечно, мадемуазель, – мулат пожал плечами, мол, я все понимаю.
– Меня интересует вот тот «Мерседес», – Милославская показала на такси, в котором маячила голова Горбушкина, – держитесь за ним.
– Как скажете, мадемуазель, – мулат согласно кивнул и задорно улыбнулся, держась от преследуемого такси на благоразумном расстоянии.
Видимо, Горбушкин очень торопился, потому что его такси двигалось на предельной разрешенной скорости. Несколько поворотов направо и налево, и вот уже впереди заблестела Сена с бороздящими ее небольшими корабликами и катерами. Миновав набережную Кеннеди, такси Вячеслава сбавило скорость. Это был престижный район Пасси, застроенный в основном двух-трехэтажными особняками. Через пару минут «Мерседес» замер возле одного из таких особняков. Высадив пассажира, такси плавно тронулось с места и вскоре исчезло за поворотом.
Мулат тоже остановил машину и вопросительно посмотрел на Милославскую. Видя, что Горбушкин направляется к дому, Яна расплатилась с водителем и тоже вышла из машины.
– Удачи, – улыбнулся ей на прощанье мулат, отсчитывая сдачу.
– Удача мне сейчас не помешает, – кивнула в ответ Милославская, краем глаза продолжая следить за Горбушкиным, который торопливо поднимался на крыльцо.
Как она будет действовать и что предпринимать, Милославская совершенно себе не представляла. Пока она преследовала Горбушкина в такси, в ней разыгрался охотничий азарт, и она даже не думала, будет ли она вообще что-то делать, когда Горбушкин прибудет на место встречи. Теперь же ей просто нестерпимо захотелось узнать, кто этот таинственный незнакомец, живущий в таком роскошном особняке. Двигаясь словно сомнамбула, она переложила диктофон из сумочки в карман пальто и, подчиняясь какому-то непонятному порыву, включила его.
Она пересекла небольшой газон, на котором бурыми и рыжими пятнами темнела жухлая трава, и поднялась на крыльцо. Милославская не пыталась пригибаться или еще как-то скрыть свое намерение проникнуть в дом – а в том, что такое намерение у нее было, она уже не сомневалась – но и, благодаря природной грации, излишнего шума не создавала, переступая мягко, почти неслышно. Горячая ладонь легла на бронзовую дверную ручку. Дверное полотно легко подалось и без скрипа отворилось. Так же бесшумно, придерживая защелку рукой, Яна закрыла за собой дверь.
Оказавшись в просторном двухсветном холле, Милославская огляделась. Каменные полы из двухцветной крупноразмерной плитки, вычурные полосатые диваны, стоявшие вдоль стен, затянутых шелком, тяжелые часы с вращающимся маятником, тикающие на каминной полке, литые бра с модерновыми абажурами, дневной свет, падающий сквозь высокие окна – все это было эклектично и в тоже время создавало приятное впечатление покоя и уюта. Только в душе у Милославской не было покоя. Какие-то тревожные сигналы резкими волнами стекали в холл по широкой, покрытой ковром лестнице. Вся внутренне подобравшись, Яна начала подниматься на второй этаж.
На антресолях, нависающих над холлом, она остановилась, раздумывая, куда же дальше? Те же энергетические волны, которые будоражили ее мозг, подсказали нужное направление. Она повернула направо и пошла по коридору, куда выходило несколько высоких дверей. Одна из них была приоткрыта и из-за нее доносились мужские голоса. Видимо, разговор был не из легких, потому что спорящие то и дело перебивали друг друга, пытаясь что-то доказать своему оппоненту. Не думая о том, что будет, если ее увидят, и как она сможет объяснить свое присутствие, Милославская приблизилась к открытой двери и увидела Горбушкина, который ожесточенно жестикулируя, наседал на мужчину средних лет, сидевшего на диване с бокалом красного вина. Это был дородный франт из «Олимпии», сидевший за одним столиком с Ритой.
Милославская опустилась на бамбуковый стул рядом с миниатюрным столиком не больше сомбреро в диаметре. До встречи, которую назначил Вячеслав, оставалось еще минут пятнадцать, и Яна решила, что успеет выпить чашечку кофе. Официант в короткой черной курточке и длинном белом переднике, похожем на простыню, принял заказ и, улыбнувшись, удалился к стойке.
Откинувшись на спинку стула, Милославская неторопливым взглядом окинула уютный зал и приготовилась ждать, но тут глаза ее остановились на молодом мужчине, устроившемся в дальнем углу кафе, неподалеку от стойки бара. Узнав его, она, стараясь не подать вида, слегка опустила голову, словно смутившись. Это без сомнения был Вячеслав Горбушкин. Он нервно постукивал кончиками пальцев по бокалу с красным вином и смотрел в сторону входной двери каким-то настороженно-отсутствующим взглядом.
Если бы Яна заметила его сразу, она бы, конечно, постаралась устроиться где-нибудь поближе, но теперь было поздно менять столик – это могло привлечь к ней излишнее внимание. Что ж, оставалось только ждать. Сейчас главное было не упустить его из вида. Слава богу, для этого не требовалось прилагать каких-то особых усилий. К счастью, официант уже подал ей кофе, и Яна, прихлебывая горячий ароматный напиток, могла спокойно наблюдать за залом поверх чашки, когда подносила ее к губам.
Милославская не была профессиональным сыщиком, но природная женская интуиция подсказывала ей, как нужно действовать. Она даже решила, что подойдет к стойке и включит диктофон, который не забыла прихватить с собой, когда появится тот, кого ожидает Горбушкин, чтобы услышать и записать их разговор, если, конечно, они будут говорить здесь, а не уйдут куда-нибудь еще.
Время шло, а Горбушкин продолжал нервничать в одиночестве. Что-то у них срывается, – Яна взглянула на часы, стрелки которых показывали десять минут четвертого. В этот момент тишину кафе нарушила мелодичная трель телефонного звонка. Горбушкин торопливо сунул руку в карман пиджака и и приложил к уху мобильник.
«Да», – смогла расслышать Яна его отрывистую фразу.
Вячеслав говорил что-то еще, кажется, что-то спрашивал у своего невидимого собеседника, но что конкретно, разобрать на таком расстоянии было невозможно. «Жди меня, Жоэль, я еду», – последнюю фразу он произнес уже пробираясь к выходу, поэтому Яна хорошо ее разобрала. Она открыла сумочку, оставила деньги за кофе на столе и, подождав, пока Горбушкин откроет дверь, двинулась следом.
Вячеслав махнул рукой и возле него затормозил новенький «Мерседес» с надписью «Taxi» на оранжевом «гребешке». Горбушкин вскочил в салон, захлопнул дверцу, и такси рвануло в сторону Булонского леса.
«На этом твоя сыщицкая карьера закончена, – с грустью отметила про себя Милославская, провожая взглядом „Мерседес“, увозивший Горбушкина, – надо было взять машину на прокат». «Нет, – тут же добавила она, – не единственное же это такси в Париже!» Она посмотрела в другую сторону бульвара и приметила в потоке машин еще несколько оранжевых «гребешков». Словно ветряная мельница при сильном порыве, Милославская замахала руками и через несколько секунд уже садилась в остановившуюся перед ней машину.
– Быстрее за тем такси, – показывая рукой вслед удалявшемуся «Мерседесу», закричала Милославская, но машина почему-то не трогалась с места. Тут до нее дошло, что она произнесла эту фразу по-русски.
– Вперед, – перешла она на французский, – держитесь за той машиной.
– Я бы не стал изменять такой красивой женщине, – услышала Милославская, когда такси наконец тронулось с места.
Повернув голову, она увидела, что за рулем сидит молодой симпатичный мулат, улыбаясь в тонкую полосочку аккуратно подстриженных усов.
– Это не то, что вы думаете, – она улыбнулась в ответ.
– Конечно, мадемуазель, – мулат пожал плечами, мол, я все понимаю.
– Меня интересует вот тот «Мерседес», – Милославская показала на такси, в котором маячила голова Горбушкина, – держитесь за ним.
– Как скажете, мадемуазель, – мулат согласно кивнул и задорно улыбнулся, держась от преследуемого такси на благоразумном расстоянии.
Видимо, Горбушкин очень торопился, потому что его такси двигалось на предельной разрешенной скорости. Несколько поворотов направо и налево, и вот уже впереди заблестела Сена с бороздящими ее небольшими корабликами и катерами. Миновав набережную Кеннеди, такси Вячеслава сбавило скорость. Это был престижный район Пасси, застроенный в основном двух-трехэтажными особняками. Через пару минут «Мерседес» замер возле одного из таких особняков. Высадив пассажира, такси плавно тронулось с места и вскоре исчезло за поворотом.
Мулат тоже остановил машину и вопросительно посмотрел на Милославскую. Видя, что Горбушкин направляется к дому, Яна расплатилась с водителем и тоже вышла из машины.
– Удачи, – улыбнулся ей на прощанье мулат, отсчитывая сдачу.
– Удача мне сейчас не помешает, – кивнула в ответ Милославская, краем глаза продолжая следить за Горбушкиным, который торопливо поднимался на крыльцо.
Как она будет действовать и что предпринимать, Милославская совершенно себе не представляла. Пока она преследовала Горбушкина в такси, в ней разыгрался охотничий азарт, и она даже не думала, будет ли она вообще что-то делать, когда Горбушкин прибудет на место встречи. Теперь же ей просто нестерпимо захотелось узнать, кто этот таинственный незнакомец, живущий в таком роскошном особняке. Двигаясь словно сомнамбула, она переложила диктофон из сумочки в карман пальто и, подчиняясь какому-то непонятному порыву, включила его.
Она пересекла небольшой газон, на котором бурыми и рыжими пятнами темнела жухлая трава, и поднялась на крыльцо. Милославская не пыталась пригибаться или еще как-то скрыть свое намерение проникнуть в дом – а в том, что такое намерение у нее было, она уже не сомневалась – но и, благодаря природной грации, излишнего шума не создавала, переступая мягко, почти неслышно. Горячая ладонь легла на бронзовую дверную ручку. Дверное полотно легко подалось и без скрипа отворилось. Так же бесшумно, придерживая защелку рукой, Яна закрыла за собой дверь.
Оказавшись в просторном двухсветном холле, Милославская огляделась. Каменные полы из двухцветной крупноразмерной плитки, вычурные полосатые диваны, стоявшие вдоль стен, затянутых шелком, тяжелые часы с вращающимся маятником, тикающие на каминной полке, литые бра с модерновыми абажурами, дневной свет, падающий сквозь высокие окна – все это было эклектично и в тоже время создавало приятное впечатление покоя и уюта. Только в душе у Милославской не было покоя. Какие-то тревожные сигналы резкими волнами стекали в холл по широкой, покрытой ковром лестнице. Вся внутренне подобравшись, Яна начала подниматься на второй этаж.
На антресолях, нависающих над холлом, она остановилась, раздумывая, куда же дальше? Те же энергетические волны, которые будоражили ее мозг, подсказали нужное направление. Она повернула направо и пошла по коридору, куда выходило несколько высоких дверей. Одна из них была приоткрыта и из-за нее доносились мужские голоса. Видимо, разговор был не из легких, потому что спорящие то и дело перебивали друг друга, пытаясь что-то доказать своему оппоненту. Не думая о том, что будет, если ее увидят, и как она сможет объяснить свое присутствие, Милославская приблизилась к открытой двери и увидела Горбушкина, который ожесточенно жестикулируя, наседал на мужчину средних лет, сидевшего на диване с бокалом красного вина. Это был дородный франт из «Олимпии», сидевший за одним столиком с Ритой.