Едва догадка закипала в ее мозгу, облако проносилось с ошеломляющей силой и от него к щекам Яны шли грозные электрические разряды, отчего все ее жаждущее разгадки существо трепетало. Яна летела, чувствуя, что в ее волосы впрягается огненный ветер. Постепенно он терял силу и блеск и вдруг предстал в виде раздираемой неистовыми порывами дымки. Внезапно Яна почувствовала удушье. Она нащупала рукой горло, точно его сжимала стальная удавка или металлический галстук. Попробовала ослабить давление, но удушье только возросло.
Яна вскрикнула и открыла глаза. В зрачки ей ударила тьма, сковавшая помещение купе. И вслед за этим в дверцу купе постучались. В этом стуке Яна отчетливо различила испуг, который кто-то желал скрыть под покрывалом заботы. До нее донесся ритмичный голос проводницы:
– Выходим в соседний вагон… Аварийное отключение света… Без паники… выходим…
Кромешная тьма купе наполнилась встревоженными голосами пассажиров, жалобами и недовольством.
– Что такое? – испуганно спрашивала женщина с нижней полки.
– Не знаю, но если велено… – отвечал ей баритон мужчины сверху.
– А багаж? – взвизгнула женщина, лежащая на полке, располагавшейся под Яной.
– Ужас! – воскликнула соседка Яны. – Как же одеваться – света-то нет!
– Без паники, – скомандовала Яна, – ничего страшного. Это ненадолго.
– Откуда вы знаете? – с тревожным недоверием спросила рыжеволосая дама, с которой Яна обменялась при посадке вежливой улыбкой.
– Знаю, – сурово ответила Яна, удивляясь про себя силе своего ставшего неожиданно чужим голоса.
– А багаж? – повторила колхозница, ехавшая на нижней полке.
– Выходи, сестра, – мужчина, еще две минуты назад спавший на верхней полке напротив Яны, был батюшкой, то есть попом.
Он вез две огромные сумки с церковной макулатурой и при каждом удобном случае пытался ввернуть в неприхотливый разговор пассажиров Слово Божье.
– Бред какой-то! – истерически вскрикнула рыжеволосая. – Ничего не видно.
Мрак купе наполнился суетливым копошением. Яна начала осторожно спускаться с полки и наткнулась на тучное тело попа.
– Извините, – сказала она, пытаясь нащупать сапоги.
В этот момент на нее налетела колхозница.
– Блин, так это ж пожар! – вдруг осенило ту.
– Никакого пожара нет, – с непреклонной интонацией в голосе ответила Яна, набросив на обнаженные плечи пиджак и рывком открывая дверь купе.
Тут ей в ноги ударило что-то тяжелое и огромное. Это поп повалился на пол, на своем пути увлекая за собой колхозницу.
– А-а-а! – истошно верещала та.
Свет, прянувший из коридора, вырвал из тьмы темный комок скукожившихся на полу людей. По коридору шли люди, постоянно вопрошая дрожащую от волнения проводницу о грядущей судьбе их багажа.
– Задымление, – бросила облаченная в пестрый бархатный халат женщина.
– Ничего особенного, – утешал всех парень в милицейской форме, – сработала пожарная сигнализация и включился порошковый огнетушитель. Через десять минут вы вернетесь в свои купе.
Яна еще раз посоветовала обитателям своего купе эвакуироваться, пообещав, что ничего не случиться с их багажом, и спокойным шагом двинулась по проходу к тамбуру. Люди галдели, обмениваясь возгласами недоумения, страхами и опасениями. Где-то душераздирающе плакал ребенок.
– Ни хрена себе! – нервно смеялся стоявший в одном исподнем мужчина. – Так и околеть недолго!
– Да скоро все закончится, – успокаивала его девушка лет двадцати пяти в джинсах и пуховике, надетом на голое тело.
Она глубоко затягивалась сигаретой, судорожным жестом поднося и вынимая ее изо рта.
– Ну и цирк! – хохотал мужик в черной болоньевой куртке, стоявший у самой двери.
Яна еле протиснулась через задымленный тамбур в соседний вагон.
– Минуты через две все кончится, – улыбнулась она девушке.
– И вагон наш отцеплять не будут? – ухмыльнулся седовласый мужик в куртке.
У него была ярко выраженная внешность алкоголика, его колени подгибались, а руки бессмысленно шевелились в воздухе.
– Не будут, – Яна снова вспомнила тот страшный вечер, когда в катастрофе погибли ее муж и сын.
– Кому расскажешь – не поверят, – не унимался мужик.
Видно, ему хотелось поболтать. Вскоре дверь за его спиной подалась и до трясущихся в вагоне людей донесся ободряющий возглас:
– Все, заходите!
Ехавшие в Янином купе люди так и не добрались до тамбура. Рыжеволосая тряслась как в лихорадке, стоя у туалета, колхозница, выпучив глаза, пялилась на находившихся рядом ментов, а поп отрешенно созерцал проносящиеся за окнами поезда пейзажи. Яна по-доброму усмехнулась этой его отстраненности. Сама она не различала ничего, кроме запорошенной снегом черноты.
– По грехам нашим, – вздохнул батюшка, не оборачиваясь к ней, – видно, почувствовал ее присутствие, – на все воля Божья, Яна Борисовна.
– Не буду спорить, отец Пантелеймон, – тихо произнесла Яна.
Пребывавшие в трансе попутчики Яны и отца Пантелеймона двинулись вслед за ними. В купе было непривычно светло. Коробка апельсинового сока, купленного Яной в привокзальном киоске, мирно соседствовала с початой бутылкой коньяка, которым баловалась рыжеволосая женщина, заполонившая купе своим дорогим парфюмом. У нее был расстроенный вид, но держалась она с апломбом, присущим людям нового сословия.
Яна за версту чувствовала таких. Они не раз приезжали к ней на своих шикарных иномарках за советами и консультациями. Жены пытались вернуть своих совращенных «простолюдинками» мужей, мужья жаловались на измену жен, любовники требовали, чтобы Яна сняла сглаз с их любовниц, любовницы «заказывали» остуду для своих ставших привязчивыми и малообещающими любовников, престарелые жены жаждали нагнать порчу на своих более молодых соперниц и так далее, и тому подобное.
Яна часто прибегала к отказу, когда чувствовала, что просьба клиента вызвана только корыстью или злобой. Существовало несколько вариантов отказа. «Не хочу», «не могу», «не умею». Последний вариант, к которому она иногда прибегала, в отличие от первых двух, которыми не пользовалась никогда, был довольно слабым, но достаточным. По отношению к просителям таким отказом она ставила себя где-то между их интересами и возможными контринтересами в виде прямого отказа.
Конечно, такой ответ играл непосредственную роль отказа, но и таил в себе гласное признание собственной беспомощности и неумения, давая повод просителю всячески принижать ее как специалиста при каждом удобном случае. Короче говоря, таким ответом Яна вооружала человека против себя. Но бывали ситуации, когда ради собственного благополучия следовало пожертвовать своими интересами – все зависело от конкретного положения вещей.
Самым же мягким для клиента и в тоже время окончательным отказом служил вариант: «Сейчас неподходящее время для моей работы». Она жаловалась на неблагоприятное положение планет, время года, погоду и все прочее, мешающее ей принимать космическую энергию. Иной раз она притворно сожалела по поводу того, что у нее закончилась камфора, необходимая для смещения сознания.
Яна была чуткой, а потому порой беззащитной перед наплывом насквозь прагматических интересов, и поэтому должна была защищаться от подобных просьб. Она знала, что ее сила в сфере мистики и предсказания оборачивается слабостью и уязвимостью в делах земных, а потому более всего блюла свою чистоту, которую трактовала как возможность отключаться от сиюминутных людских слабостей, чтобы, открыв себя для восприятия космической мощи, оказать действенную помощь людям, подлинно нуждающимся в ее способностях и испробовавших все известные методы до того, как прибегнуть к ее услугам.
– А вы что по этому поводу думаете? – рыжеволосая заставила ее вернуться в обычное состояние сознания. – Вы, кажется, были уверены, что ничего страшного не случится? С вами все в порядке?
В голосе рыжеволосой звучало беспокойство. Вызвано оно было скорее всего тем, что Милославская слегка прикрыла глаза и сидела, прислонившись к перегородке, разделявшие соседние купе.
– Не беспокойтесь, – улыбнулась Яна и открыла глаза, – я – в норме.
– А как насчет пожара? – не унималась рыжеволосая.
– Так ведь не было никакого пожара, – уверенно произнесла Милославская.
– Но вы знали об этом заранее?
– Можно и так сказать, – уклонилась от прямого ответа Яна Борисовна.
– Не хотите отвечать – не надо, – рыжеволосая обиженно поджала пухлые губы и сделала вид, что собирается снова лечь спать.
– Не обижайтесь, – остановила ее Милославская, – я действительно могу кое-что предсказывать, но люди относятся к этому по-разному.
– Ерунда, – сидевший рядом с ней батюшка провел рукой по пышной купеческой бороде, – только Господь знает, что нас ожидает. Так что не гневите Бога, сестра.
– Не буду с вами спорить, отец Пантелеймон, – Милославская скромно потупила глаза, – я уважаю человеческие заблуждения.
– Что вы имеете в виду? – грузно, всем телом повернулся к ней поп.
– Спросите у вашего Бога, – улыбнулась Яна, – возможно, он вам объяснит.
– Не богохульствуй, сестра, – батюшка осенил себя крестным знаменем и собрался еще что-то сказать, наверное, привести цитату из Святого Писания, но рыжеволосая перебила его.
– Простите, отец Пантелей, – быстро проговорила она, бросив на попа короткий взгляд и посмотрела на Милославскую.
– Нам нужно с вами поговорить.
– Пантелеймон, – недовольно пробурчал батюшка и, выдвинув лестницу, стал забираться на верхнюю полку. – Спокойной ночи.
– Пожалуй, мне тоже необходимо немного поспать, – Яна встала и полезла на соседнюю полку.
– Но… – неуверенно произнесла рыжеволосая.
– Поговорим завтра, – кивнула ей сверху Милославская, – поезд прибывает вСеменовск около часа дня, так что еще успеем.
– Хорошо, – на удивление быстро согласилась рыжеволосая, – кстати, меня зовут Вероника.
– Яна Борисовна, – Милославская кивнула ей сверху, – спокойной ночи.
– Надеюсь, что ничего страшного до утра не произойдет, – рыжеволосая сделала большой глоток коньяка прямо из горлышка.
«Как знать», – подумала Яна Борисовна и закрыла глаза. Заснула она моментально, как приучила себя делать в любых ситуациях.
* * *
Утром, за завтраком пассажиры вспомнили о вчерашнем инциденте с задымлением.
– Вот Яна Борисовна… я правильно говорю? – обратилась колхозница к Милославской, и та кивнула, – сразу сказала, что ничего страшного. Такая спокойная была… – уважительно добавила она.
Яна тихо рассмеялась. Наивность этой женщины тронула ее.
– А как вы догадались? – заинтересованно спросила Вероника.
– Просто увидела, – улыбнулась Яна.
– Как в кино? – наивно спросила колхозница.
– Это особый дар, – со значением обвела взглядом присутствующих Вероника, – им немногие владеют, но многие притворяются, что его имеют и вводят простых людей в заблуждение.
На ее губах появилась горькая усмешка.
– Вы о ком говорите? – спросила колхозница.
– Об экстрасенсах, – нехотя сказала Вероника, – я у одной такой дамы была – знакомую разыскивала. Так она меня в Подмосковье направила, к ее родственникам, а оказалось, что те ее не видели уже несколько лет. Зря проездила, – разочарованно вздохнула она.
– И сколько вы ей заплатили? – поинтересовалась колхозница, – проводя руками по всклокоченным волосам в тщетной попытке заправить неровные пряди за уши.
– Достаточно, – уклончиво ответила Вероника и выразительно посмотрела на Яну.
– А что, ваша знакомая пропала? – удивленно приподняла брови колхозница.
– Да, – односложно ответила Вероника и опустила глаза. – Вы могли бы помочь мне? – шепнула она сидящей рядом Яне.
– Поговорим позже, – Яна поднялась с полки, достала с вешалки сумку, где у нее лежал дамский несессер и, прихватив вафельное полотенце, отправилась умываться.
* * *
Поезд прибыл на станцию без опоздания. Сойдя на заснеженный перрон, Вероника терпеливо ждала свою попутчицу. Наконец, та появилась с небольшой темно-синей сумкой. Она была без шапки, и ее отливающие как вороново крыло черные волосы, собранные в течение всей поездки на затылке, получив свободу, рассылались гладкими блестящими прядями по светлому меху ее полушубка. Ей можно было дать лет сорок. Немного резкие черты лица, тонкий профиль и плотно сомкнутые губы придавали ей сосредоточенное выражение. Глубоко сидящие синие глаза, казавшиеся черными из-за темных кругов под ними и выступающих надбровных дуг, смотрели пронзительно, словно цепляли собеседника, и одновременно поражали какой-то неземной отрешенностью. Создавалось двойственное впечатление, словно Яна проницала взглядом человека и в то же время с какой-то ожесточенной пристальностью всматривалась в надмирные сущности, стремясь открыть за видимой оболочкой вещей их подлинное значение.
Вероника еще колебалась, стоя на перроне, но, увидев свою черноволосую попутчицу, поняла, как должна поступить.
– Вы должны мне помочь… – взволнованно проговорила она, пристраиваясь с правой стороны – осаждаемые неуемно-алчными таксистами пассажиры шагали к тоннелю.
Яна чуть заметно поморщилась, и Вероника поняла, что выразилась неуклюже.
– То есть вы, конечно, мне ничего не должны, но я вас умоляю, помогите!
– Несмотря на ваше разочарование в экстрасенсорике, вы готовы снова прибегнуть к помощи такого рода? – чуть приподняла брови Яна.
– Есть разные врачи, инженеры и политики… – затараторила Вероника, – также есть и разные экстрасенсы. Я читала одну такую книгу… Ах да, «Дар бессмертия» называется, там про настоящих экстрасенсов речь шла. Разные случаи описывались. Я знаю, что быть экстрасенсом не просто, что они теряют массу энергии, часто становятся жертвами недобрых людей…
– Видите ли, я не экстрасенс, точнее говоря, не совсем экстрасенс. У меня свои методы.
– Так вы поможете мне? – неожиданно просияла Вероника, – у меня очень неприятная ситуация…
Тут ее лицо погасло, брови сомкнулись на переносице, а между ними образовалась глубокая складка. На глаза навернулись слезы.
– Вы уверены, что никак по-другому не сможете преодолеть эту трудную ситуацию? – недоверчиво спросила Яна.
– Уверена, – влажно блеснули глаза Вероники.
– Хорошо, – Яна остановилась перед входом в тоннель, – записывайте мой адрес. Только я вас должна предупредить: стопроцентной гарантии, что я возьмусь за ваше дело, нет. Вначале я должна узнать, о чем идет речь, то есть побеседовать с вами в спокойной обстановке, все взвесить и тогда уже…
– Конечно-конечно, – вновь повеселела Вероника, светившаяся надеждой, – я вам щедро заплачу!
– Об этом поговорим, когда вы введете меня в курс дела и когда я точно буду знать, смогу ли вам помочь… – ровным голосом сказала Яна.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Яна вскрикнула и открыла глаза. В зрачки ей ударила тьма, сковавшая помещение купе. И вслед за этим в дверцу купе постучались. В этом стуке Яна отчетливо различила испуг, который кто-то желал скрыть под покрывалом заботы. До нее донесся ритмичный голос проводницы:
– Выходим в соседний вагон… Аварийное отключение света… Без паники… выходим…
Кромешная тьма купе наполнилась встревоженными голосами пассажиров, жалобами и недовольством.
– Что такое? – испуганно спрашивала женщина с нижней полки.
– Не знаю, но если велено… – отвечал ей баритон мужчины сверху.
– А багаж? – взвизгнула женщина, лежащая на полке, располагавшейся под Яной.
– Ужас! – воскликнула соседка Яны. – Как же одеваться – света-то нет!
– Без паники, – скомандовала Яна, – ничего страшного. Это ненадолго.
– Откуда вы знаете? – с тревожным недоверием спросила рыжеволосая дама, с которой Яна обменялась при посадке вежливой улыбкой.
– Знаю, – сурово ответила Яна, удивляясь про себя силе своего ставшего неожиданно чужим голоса.
– А багаж? – повторила колхозница, ехавшая на нижней полке.
– Выходи, сестра, – мужчина, еще две минуты назад спавший на верхней полке напротив Яны, был батюшкой, то есть попом.
Он вез две огромные сумки с церковной макулатурой и при каждом удобном случае пытался ввернуть в неприхотливый разговор пассажиров Слово Божье.
– Бред какой-то! – истерически вскрикнула рыжеволосая. – Ничего не видно.
Мрак купе наполнился суетливым копошением. Яна начала осторожно спускаться с полки и наткнулась на тучное тело попа.
– Извините, – сказала она, пытаясь нащупать сапоги.
В этот момент на нее налетела колхозница.
– Блин, так это ж пожар! – вдруг осенило ту.
– Никакого пожара нет, – с непреклонной интонацией в голосе ответила Яна, набросив на обнаженные плечи пиджак и рывком открывая дверь купе.
Тут ей в ноги ударило что-то тяжелое и огромное. Это поп повалился на пол, на своем пути увлекая за собой колхозницу.
– А-а-а! – истошно верещала та.
Свет, прянувший из коридора, вырвал из тьмы темный комок скукожившихся на полу людей. По коридору шли люди, постоянно вопрошая дрожащую от волнения проводницу о грядущей судьбе их багажа.
– Задымление, – бросила облаченная в пестрый бархатный халат женщина.
– Ничего особенного, – утешал всех парень в милицейской форме, – сработала пожарная сигнализация и включился порошковый огнетушитель. Через десять минут вы вернетесь в свои купе.
Яна еще раз посоветовала обитателям своего купе эвакуироваться, пообещав, что ничего не случиться с их багажом, и спокойным шагом двинулась по проходу к тамбуру. Люди галдели, обмениваясь возгласами недоумения, страхами и опасениями. Где-то душераздирающе плакал ребенок.
– Ни хрена себе! – нервно смеялся стоявший в одном исподнем мужчина. – Так и околеть недолго!
– Да скоро все закончится, – успокаивала его девушка лет двадцати пяти в джинсах и пуховике, надетом на голое тело.
Она глубоко затягивалась сигаретой, судорожным жестом поднося и вынимая ее изо рта.
– Ну и цирк! – хохотал мужик в черной болоньевой куртке, стоявший у самой двери.
Яна еле протиснулась через задымленный тамбур в соседний вагон.
– Минуты через две все кончится, – улыбнулась она девушке.
– И вагон наш отцеплять не будут? – ухмыльнулся седовласый мужик в куртке.
У него была ярко выраженная внешность алкоголика, его колени подгибались, а руки бессмысленно шевелились в воздухе.
– Не будут, – Яна снова вспомнила тот страшный вечер, когда в катастрофе погибли ее муж и сын.
– Кому расскажешь – не поверят, – не унимался мужик.
Видно, ему хотелось поболтать. Вскоре дверь за его спиной подалась и до трясущихся в вагоне людей донесся ободряющий возглас:
– Все, заходите!
Ехавшие в Янином купе люди так и не добрались до тамбура. Рыжеволосая тряслась как в лихорадке, стоя у туалета, колхозница, выпучив глаза, пялилась на находившихся рядом ментов, а поп отрешенно созерцал проносящиеся за окнами поезда пейзажи. Яна по-доброму усмехнулась этой его отстраненности. Сама она не различала ничего, кроме запорошенной снегом черноты.
– По грехам нашим, – вздохнул батюшка, не оборачиваясь к ней, – видно, почувствовал ее присутствие, – на все воля Божья, Яна Борисовна.
– Не буду спорить, отец Пантелеймон, – тихо произнесла Яна.
Пребывавшие в трансе попутчики Яны и отца Пантелеймона двинулись вслед за ними. В купе было непривычно светло. Коробка апельсинового сока, купленного Яной в привокзальном киоске, мирно соседствовала с початой бутылкой коньяка, которым баловалась рыжеволосая женщина, заполонившая купе своим дорогим парфюмом. У нее был расстроенный вид, но держалась она с апломбом, присущим людям нового сословия.
Яна за версту чувствовала таких. Они не раз приезжали к ней на своих шикарных иномарках за советами и консультациями. Жены пытались вернуть своих совращенных «простолюдинками» мужей, мужья жаловались на измену жен, любовники требовали, чтобы Яна сняла сглаз с их любовниц, любовницы «заказывали» остуду для своих ставших привязчивыми и малообещающими любовников, престарелые жены жаждали нагнать порчу на своих более молодых соперниц и так далее, и тому подобное.
Яна часто прибегала к отказу, когда чувствовала, что просьба клиента вызвана только корыстью или злобой. Существовало несколько вариантов отказа. «Не хочу», «не могу», «не умею». Последний вариант, к которому она иногда прибегала, в отличие от первых двух, которыми не пользовалась никогда, был довольно слабым, но достаточным. По отношению к просителям таким отказом она ставила себя где-то между их интересами и возможными контринтересами в виде прямого отказа.
Конечно, такой ответ играл непосредственную роль отказа, но и таил в себе гласное признание собственной беспомощности и неумения, давая повод просителю всячески принижать ее как специалиста при каждом удобном случае. Короче говоря, таким ответом Яна вооружала человека против себя. Но бывали ситуации, когда ради собственного благополучия следовало пожертвовать своими интересами – все зависело от конкретного положения вещей.
Самым же мягким для клиента и в тоже время окончательным отказом служил вариант: «Сейчас неподходящее время для моей работы». Она жаловалась на неблагоприятное положение планет, время года, погоду и все прочее, мешающее ей принимать космическую энергию. Иной раз она притворно сожалела по поводу того, что у нее закончилась камфора, необходимая для смещения сознания.
Яна была чуткой, а потому порой беззащитной перед наплывом насквозь прагматических интересов, и поэтому должна была защищаться от подобных просьб. Она знала, что ее сила в сфере мистики и предсказания оборачивается слабостью и уязвимостью в делах земных, а потому более всего блюла свою чистоту, которую трактовала как возможность отключаться от сиюминутных людских слабостей, чтобы, открыв себя для восприятия космической мощи, оказать действенную помощь людям, подлинно нуждающимся в ее способностях и испробовавших все известные методы до того, как прибегнуть к ее услугам.
– А вы что по этому поводу думаете? – рыжеволосая заставила ее вернуться в обычное состояние сознания. – Вы, кажется, были уверены, что ничего страшного не случится? С вами все в порядке?
В голосе рыжеволосой звучало беспокойство. Вызвано оно было скорее всего тем, что Милославская слегка прикрыла глаза и сидела, прислонившись к перегородке, разделявшие соседние купе.
– Не беспокойтесь, – улыбнулась Яна и открыла глаза, – я – в норме.
– А как насчет пожара? – не унималась рыжеволосая.
– Так ведь не было никакого пожара, – уверенно произнесла Милославская.
– Но вы знали об этом заранее?
– Можно и так сказать, – уклонилась от прямого ответа Яна Борисовна.
– Не хотите отвечать – не надо, – рыжеволосая обиженно поджала пухлые губы и сделала вид, что собирается снова лечь спать.
– Не обижайтесь, – остановила ее Милославская, – я действительно могу кое-что предсказывать, но люди относятся к этому по-разному.
– Ерунда, – сидевший рядом с ней батюшка провел рукой по пышной купеческой бороде, – только Господь знает, что нас ожидает. Так что не гневите Бога, сестра.
– Не буду с вами спорить, отец Пантелеймон, – Милославская скромно потупила глаза, – я уважаю человеческие заблуждения.
– Что вы имеете в виду? – грузно, всем телом повернулся к ней поп.
– Спросите у вашего Бога, – улыбнулась Яна, – возможно, он вам объяснит.
– Не богохульствуй, сестра, – батюшка осенил себя крестным знаменем и собрался еще что-то сказать, наверное, привести цитату из Святого Писания, но рыжеволосая перебила его.
– Простите, отец Пантелей, – быстро проговорила она, бросив на попа короткий взгляд и посмотрела на Милославскую.
– Нам нужно с вами поговорить.
– Пантелеймон, – недовольно пробурчал батюшка и, выдвинув лестницу, стал забираться на верхнюю полку. – Спокойной ночи.
– Пожалуй, мне тоже необходимо немного поспать, – Яна встала и полезла на соседнюю полку.
– Но… – неуверенно произнесла рыжеволосая.
– Поговорим завтра, – кивнула ей сверху Милославская, – поезд прибывает вСеменовск около часа дня, так что еще успеем.
– Хорошо, – на удивление быстро согласилась рыжеволосая, – кстати, меня зовут Вероника.
– Яна Борисовна, – Милославская кивнула ей сверху, – спокойной ночи.
– Надеюсь, что ничего страшного до утра не произойдет, – рыжеволосая сделала большой глоток коньяка прямо из горлышка.
«Как знать», – подумала Яна Борисовна и закрыла глаза. Заснула она моментально, как приучила себя делать в любых ситуациях.
* * *
Утром, за завтраком пассажиры вспомнили о вчерашнем инциденте с задымлением.
– Вот Яна Борисовна… я правильно говорю? – обратилась колхозница к Милославской, и та кивнула, – сразу сказала, что ничего страшного. Такая спокойная была… – уважительно добавила она.
Яна тихо рассмеялась. Наивность этой женщины тронула ее.
– А как вы догадались? – заинтересованно спросила Вероника.
– Просто увидела, – улыбнулась Яна.
– Как в кино? – наивно спросила колхозница.
– Это особый дар, – со значением обвела взглядом присутствующих Вероника, – им немногие владеют, но многие притворяются, что его имеют и вводят простых людей в заблуждение.
На ее губах появилась горькая усмешка.
– Вы о ком говорите? – спросила колхозница.
– Об экстрасенсах, – нехотя сказала Вероника, – я у одной такой дамы была – знакомую разыскивала. Так она меня в Подмосковье направила, к ее родственникам, а оказалось, что те ее не видели уже несколько лет. Зря проездила, – разочарованно вздохнула она.
– И сколько вы ей заплатили? – поинтересовалась колхозница, – проводя руками по всклокоченным волосам в тщетной попытке заправить неровные пряди за уши.
– Достаточно, – уклончиво ответила Вероника и выразительно посмотрела на Яну.
– А что, ваша знакомая пропала? – удивленно приподняла брови колхозница.
– Да, – односложно ответила Вероника и опустила глаза. – Вы могли бы помочь мне? – шепнула она сидящей рядом Яне.
– Поговорим позже, – Яна поднялась с полки, достала с вешалки сумку, где у нее лежал дамский несессер и, прихватив вафельное полотенце, отправилась умываться.
* * *
Поезд прибыл на станцию без опоздания. Сойдя на заснеженный перрон, Вероника терпеливо ждала свою попутчицу. Наконец, та появилась с небольшой темно-синей сумкой. Она была без шапки, и ее отливающие как вороново крыло черные волосы, собранные в течение всей поездки на затылке, получив свободу, рассылались гладкими блестящими прядями по светлому меху ее полушубка. Ей можно было дать лет сорок. Немного резкие черты лица, тонкий профиль и плотно сомкнутые губы придавали ей сосредоточенное выражение. Глубоко сидящие синие глаза, казавшиеся черными из-за темных кругов под ними и выступающих надбровных дуг, смотрели пронзительно, словно цепляли собеседника, и одновременно поражали какой-то неземной отрешенностью. Создавалось двойственное впечатление, словно Яна проницала взглядом человека и в то же время с какой-то ожесточенной пристальностью всматривалась в надмирные сущности, стремясь открыть за видимой оболочкой вещей их подлинное значение.
Вероника еще колебалась, стоя на перроне, но, увидев свою черноволосую попутчицу, поняла, как должна поступить.
– Вы должны мне помочь… – взволнованно проговорила она, пристраиваясь с правой стороны – осаждаемые неуемно-алчными таксистами пассажиры шагали к тоннелю.
Яна чуть заметно поморщилась, и Вероника поняла, что выразилась неуклюже.
– То есть вы, конечно, мне ничего не должны, но я вас умоляю, помогите!
– Несмотря на ваше разочарование в экстрасенсорике, вы готовы снова прибегнуть к помощи такого рода? – чуть приподняла брови Яна.
– Есть разные врачи, инженеры и политики… – затараторила Вероника, – также есть и разные экстрасенсы. Я читала одну такую книгу… Ах да, «Дар бессмертия» называется, там про настоящих экстрасенсов речь шла. Разные случаи описывались. Я знаю, что быть экстрасенсом не просто, что они теряют массу энергии, часто становятся жертвами недобрых людей…
– Видите ли, я не экстрасенс, точнее говоря, не совсем экстрасенс. У меня свои методы.
– Так вы поможете мне? – неожиданно просияла Вероника, – у меня очень неприятная ситуация…
Тут ее лицо погасло, брови сомкнулись на переносице, а между ними образовалась глубокая складка. На глаза навернулись слезы.
– Вы уверены, что никак по-другому не сможете преодолеть эту трудную ситуацию? – недоверчиво спросила Яна.
– Уверена, – влажно блеснули глаза Вероники.
– Хорошо, – Яна остановилась перед входом в тоннель, – записывайте мой адрес. Только я вас должна предупредить: стопроцентной гарантии, что я возьмусь за ваше дело, нет. Вначале я должна узнать, о чем идет речь, то есть побеседовать с вами в спокойной обстановке, все взвесить и тогда уже…
– Конечно-конечно, – вновь повеселела Вероника, светившаяся надеждой, – я вам щедро заплачу!
– Об этом поговорим, когда вы введете меня в курс дела и когда я точно буду знать, смогу ли вам помочь… – ровным голосом сказала Яна.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Дома Яну ждало настороженное молчание стен. Она свыкалась с этим молчанием, когда долго никуда не уезжала, и спокойно переносила его, испытывая зачастую удовольствие от сознания своей уединенности. Но вот когда возвращалась из какой-нибудь поездки… Словно в ней подсознательно жила уверенность, что кто-то остался ждать ее в этом пустом и тихом жилище, словно стоит ей погромыхать ключом в замке и навстречу ей выскочит ее сын…
Приняв ванну, Яна вытянулась на обитом зеленым бархатом диване. Она любила свой кабинет, его немного мрачноватые тона, его магический ореол.
Задрапированные плотной материей стены, старинное кресло, спинка которого поблескивала темной бронзой, подушечка для ног – на черном фоне три красные лилии. Плотные занавеси, делящие кабинет на две комнаты, широкий диван, коврик для упражнений, небольшой алтарь с семирожковым каббалистическим подсвечником с высокими свечами. Изумрудный ковер с вышитыми катренами Нострадамуса, африканская маска, крохотный комод, статуэтки египетской кошки, Анубиса и бога Тота, два удобных кресла для посетителей, низкий и узкий столик, покрытый черным китайским лаком, на котором замерла копия скульптуры Родена – «Две танцующие руки». Ее взгляд скользил с одного предмета на другой, пока не потонул в огромном венецианском зеркале, рассекающем книжные полки на два симметричных отдела и – стоило только довериться ему – поглощающему всю комнату без остатка, уводящему сверкающими лабиринтами в страну нездешних грез и возможностей…
Яна закрыла глаза. Она чувствовала себя уставшей. Можно даже было сказать, что она чувствовала себя подавленной и угнетенной. Она глубоко вдохнула, задержала дыхание и медленно выпустила воздух из легких.
«Я спокойна, я спокойна и раскована, внушала себе Яна.
– Чудесное чувство покоя и уверенности распространяется во мне, я полна мира и гармонии. Я хорошо чувствую себя такой, какая я есть сейчас, я по-настоящему радостна и счастлива…»
Яна смежила веки и уснула. Она проспала до шести утра и проснулась отдохнувшей и просветленной. Ее сон был настолько крепок, что привидевшееся ей пламя, клокочущее тысячью языков и плавящее черный воздух, не смогло вырвать ее из дремучей бездны сна, где она витала точно срощенная с покойной сумеречной жизнью океанских глубин.
* * *
Ровно в одиннадцать утра в прихожей раздался звонок. Накинув на плечи старый полушубок, Яна вышла во двор и, пройдя по узкой дорожке к калитке, отодвинула щеколду.
– Здравствуйте, Яна Борисовна, – за забором стояла Вероника в дорогой короткой шубе из чернобурки.
– Добрый день, – Милославская окинула посетительницу беглым взглядом. – Проходите.
Она заметила, что та приехала одна на маленьком желтом «Фольксвагене», который теперь стоял на дороге.
Готовясь к этому визиту, Яна уже знала, что рыжеволосая посетительница, как, впрочем, и многие другие, старается произвести на собеседника особое впечатление. Для этого у Милославской имелась колода специальных карт, при помощи которых она настраивалась на определенную ситуацию. Карты эти она изготавливала сама, постоянно их изменяя и усовершенствуя. Они представляли собой картонные прямоугольники размером с обычные игральные карты. Отличие же заключалось в том, что на них вместо обычных изображений королей или десяток-девяток были нарисованы черной тушью оригинальные символы, понятные только Яне Борисовне. Например, карту, которую Милославская для себя называла «Царство Аида», она изображала то в виде полной луны с потухшим взором, то в виде разверзнувшейся между двух гигантских скал бездны, из которой вырывалось всепоглощающее пламя.
Вместе с изменением изображения менялась и сила воздействия карты. Чисто интуитивно Яна подбирала такой рисунок, который помогал ей настроиться на какое-то действие наилучшим образом с наименьшими затратами энергии. Но даже самая лучшая карта отбирала у нее столько сил, что она не могла использовать подряд больше двух карт. Единственной картой, которой она могла пользоваться три или даже четыре раза подряд был «Джокер» или, как она ее еще называла, «Сюрприз». На ней в прошлый раз Яна нарисовала висящий над пустыней остророгий полумесяц с задорно звонящим колокольчиком.
Эта карта иной раз выдавала такую информацию, которую не всегда и не сразу можно было понять, но в конечном итоге, приложив дополнительные усилия, можно было подойти к проблеме с неожиданной стороны. Перед появлением Вероники Милославская использовала другую карту – «Взгляд сквозь оболочку», которая помогала ей определить настроение человека и его стремления в данный момент. Два витка уходящей в бесконечность спирали словно развертывали недреманное око, в зрачке которого, как в камее, был запечатлен профиль то ли индейца, то ли древнего египтянина. Нижняя спираль, острым концом тянущаяся к зрачку справа, скользила над верхним полушарием некого шароообразного тела. Было впечатление, что глаз висит в черном океане космоса, где острывками млечного пути клубились звездные острова.
Вернувшись в сопровождении Вероники в дом, Яна предложила ей раздеться и прошла в приемную. Сверкая навешанными на себя драгоценностями, рыжеволосая проследовала за ней.
– Присаживайтесь, пожалуйста, – не дожидаясь, пока Вероника усядется, Яна заняла свое рабочее кресло. – Я вас слушаю.
– Вот, – немного помолчав, Вероника достала из черной, расшитой стразами сумочки маленькую коричневую пуговицу и положила ее на лакированную поверхность стола.
Яна выжидательно смотрела на посетительницу, положив руки на подлокотники. Та явно занервничала.
– Если хотите, я могу заплатить вам заранее, – произнесла Вероника, явно чувствуя себя не в своей тарелке.
– Об этом поговорим позднее, – Яна отрицательно покачала головой, не глядя на пуговицу, лежащую на столе. – Изложите свою просьбу.
– Я хочу, – собравшись с мыслями, сказала Вероника, – чтобы вы помогли мне отыскать одного человека.
– Эта пуговицу принадлежала ему? – Милославская скосила глаза на стол.
– Да.
– Вы мне говорили, что не первый раз пытаетесь воспользоваться услугами экстрасенса, – посмотрела на Веронику Яна Борисовна.
– Да, – Вероника недовольно поджала губы, – только меня отправили в неверном направлении.
– Это бывает, – усмехнулась Яна, откинув назад свои черные блестящие волосы.
– Но… – замялась Вероника.
– Вы же сами говорили, – спокойно возразила Яна Борисовна, – что, как и люди обычных профессий, экстрасенсы бывают разной квалификации. К слову сказать, у меня нет никаких дипломов или грамот. Может быть, вы хотите обратиться к кому-то другому?
– Нет, – резко покачала головой Вероника, – я пришла к вам и хочу, чтобы вы со мной поработали.
– Отлично, – улыбнулась Яна, – ваша уверенность мне очень импонирует. – Так что же это за пуговица?
– Эта пуговица, – Вероника наклонилась к столу, и коснулась пальцем коричневого кругляшка, – с костюма одного человека…
Вероника замолчала как бы пытаясь получше сформулировать свою просьбу, и Яна не стала ей мешать. Она только откинулась на спинку кресла и расслабилась.
– …Человека, который мне дорог, – сдавленно произнесла наконец рыжеволосая.
Что-то в ее словах показалось Яне неискренним, но она не стала пока напрягаться, не зная точно, что все-таки от нее требуется.
– Если вы сможете мне сказать, где сейчас находится этот человек, я хорошо вам заплачу, – добавила Вероника.
– Вы заплатите мне столько, сколько я скажу, – Яна слегка склонила голову на бок, – иначе мы просто не договоримся. Моя работа, как и всякая другая, может быть оценена. Но оцениваю ее я сама, потому что никто другой сделать это не в состоянии. Если цена вас не устроит, мы просто расстанемся, пожелав друг другу всего хорошего. Кстати, я могу отказаться выполнять ваш заказ и без объяснения причин. В этом случае, естественно, я ничего с вас не возьму. Устраивает вас такой расклад?
– Думаю, да, – неуверенно приподняла плечи Вероника.
– Кажется, ничего другого мне не остается…
– Ну, почему же, – Яна подняла глаза к потолку. – Вы можете отказаться уже сейчас.
– Я остаюсь, – нахмурив брови, прошептала Вероника.
– Хорошо, – Яна Борисовна вздохнула и поднялась с кресла. – Хотите кофе?
Не дожидаясь ответа, она отправилась на кухню, оставив гостью в некотором замешательстве. Что, собственно, и требовалось. Человек в состоянии даже легкого стресса раскрывается, и тогда становится гораздо проще понять, что он из себя представляет. Человек, обладающий необыкновенными способностями, все же не Бог и даже не волшебник, хотя он часто совершает поступки или действия, не понятные обычному, малочувствительному человеку. Он может заглянуть в прошлое или будущее, зачастую сам не вполне понимая, как это ему удается.
Пока Яна заваривала кофе в маленькой серебряной джезве, мысленно она была там, в своем рабочем кабинете. Чем-то Вероника была ей неприятна, но она еще не понимала, отчего это происходило. Пока что та не сказала ничего о своих меркантильных интересах, если они присутствовали, и Яна предполагала, что их может и не быть. Что ж, всегда лучше разыскивать пропавших людей, чем исчезнувшие деньги или драгоценности. По крайней мере, Яне это было гораздо ближе и понятнее.
Она вернулась в комнату с маленьким подносом, на котором стояли две темные керамические чашечки, от которых исходил изумительный аромат. Этот аромат был сродни запаху сандала или лаванды.
– Угощайтесь, пожалуйста, – она поставила поднос в центр стола и снова заняла свое удобное кресло, в котором так удобно было расслабляться и концентрироваться.
Она первой взяла с подноса чашку и сделала крохотный глоток. Тепло, смешанное с ароматом кофейных зерен, приятно согревало тело.
– Итак, – подождав, пока и Вероника попробует кофе, спросила Яна Борисовна, – что вы хотите узнать о человеке, которому принадлежала эта пуговица?
– Скажите мне, – Вероника поставила чашку на стол рядом с пуговицей, – жив ли он?
– Вы в этом сомневаетесь? – Яна приподняла брови.
Ей что-то определенно не нравилось.
– Да, – торопливо кивнула Вероника.
– Это все, что вы хотели бы знать? – Яна приготовилась к сеансу.
– В любом случае, мне нужно еще знать, где он находится, – гостья снова подняла кофе и поднесла чашку к губам.
– Хорошо, – Яна Борисовна сосредоточенно кивнула, – вы мне поможете, если тоже будете думать об этом человеке, – добавила она. – Вам это будет стоить тысячу рублей. Надеюсь, это не слишком разорительно?
Приняв ванну, Яна вытянулась на обитом зеленым бархатом диване. Она любила свой кабинет, его немного мрачноватые тона, его магический ореол.
Задрапированные плотной материей стены, старинное кресло, спинка которого поблескивала темной бронзой, подушечка для ног – на черном фоне три красные лилии. Плотные занавеси, делящие кабинет на две комнаты, широкий диван, коврик для упражнений, небольшой алтарь с семирожковым каббалистическим подсвечником с высокими свечами. Изумрудный ковер с вышитыми катренами Нострадамуса, африканская маска, крохотный комод, статуэтки египетской кошки, Анубиса и бога Тота, два удобных кресла для посетителей, низкий и узкий столик, покрытый черным китайским лаком, на котором замерла копия скульптуры Родена – «Две танцующие руки». Ее взгляд скользил с одного предмета на другой, пока не потонул в огромном венецианском зеркале, рассекающем книжные полки на два симметричных отдела и – стоило только довериться ему – поглощающему всю комнату без остатка, уводящему сверкающими лабиринтами в страну нездешних грез и возможностей…
Яна закрыла глаза. Она чувствовала себя уставшей. Можно даже было сказать, что она чувствовала себя подавленной и угнетенной. Она глубоко вдохнула, задержала дыхание и медленно выпустила воздух из легких.
«Я спокойна, я спокойна и раскована, внушала себе Яна.
– Чудесное чувство покоя и уверенности распространяется во мне, я полна мира и гармонии. Я хорошо чувствую себя такой, какая я есть сейчас, я по-настоящему радостна и счастлива…»
Яна смежила веки и уснула. Она проспала до шести утра и проснулась отдохнувшей и просветленной. Ее сон был настолько крепок, что привидевшееся ей пламя, клокочущее тысячью языков и плавящее черный воздух, не смогло вырвать ее из дремучей бездны сна, где она витала точно срощенная с покойной сумеречной жизнью океанских глубин.
* * *
Ровно в одиннадцать утра в прихожей раздался звонок. Накинув на плечи старый полушубок, Яна вышла во двор и, пройдя по узкой дорожке к калитке, отодвинула щеколду.
– Здравствуйте, Яна Борисовна, – за забором стояла Вероника в дорогой короткой шубе из чернобурки.
– Добрый день, – Милославская окинула посетительницу беглым взглядом. – Проходите.
Она заметила, что та приехала одна на маленьком желтом «Фольксвагене», который теперь стоял на дороге.
Готовясь к этому визиту, Яна уже знала, что рыжеволосая посетительница, как, впрочем, и многие другие, старается произвести на собеседника особое впечатление. Для этого у Милославской имелась колода специальных карт, при помощи которых она настраивалась на определенную ситуацию. Карты эти она изготавливала сама, постоянно их изменяя и усовершенствуя. Они представляли собой картонные прямоугольники размером с обычные игральные карты. Отличие же заключалось в том, что на них вместо обычных изображений королей или десяток-девяток были нарисованы черной тушью оригинальные символы, понятные только Яне Борисовне. Например, карту, которую Милославская для себя называла «Царство Аида», она изображала то в виде полной луны с потухшим взором, то в виде разверзнувшейся между двух гигантских скал бездны, из которой вырывалось всепоглощающее пламя.
Вместе с изменением изображения менялась и сила воздействия карты. Чисто интуитивно Яна подбирала такой рисунок, который помогал ей настроиться на какое-то действие наилучшим образом с наименьшими затратами энергии. Но даже самая лучшая карта отбирала у нее столько сил, что она не могла использовать подряд больше двух карт. Единственной картой, которой она могла пользоваться три или даже четыре раза подряд был «Джокер» или, как она ее еще называла, «Сюрприз». На ней в прошлый раз Яна нарисовала висящий над пустыней остророгий полумесяц с задорно звонящим колокольчиком.
Эта карта иной раз выдавала такую информацию, которую не всегда и не сразу можно было понять, но в конечном итоге, приложив дополнительные усилия, можно было подойти к проблеме с неожиданной стороны. Перед появлением Вероники Милославская использовала другую карту – «Взгляд сквозь оболочку», которая помогала ей определить настроение человека и его стремления в данный момент. Два витка уходящей в бесконечность спирали словно развертывали недреманное око, в зрачке которого, как в камее, был запечатлен профиль то ли индейца, то ли древнего египтянина. Нижняя спираль, острым концом тянущаяся к зрачку справа, скользила над верхним полушарием некого шароообразного тела. Было впечатление, что глаз висит в черном океане космоса, где острывками млечного пути клубились звездные острова.
Вернувшись в сопровождении Вероники в дом, Яна предложила ей раздеться и прошла в приемную. Сверкая навешанными на себя драгоценностями, рыжеволосая проследовала за ней.
– Присаживайтесь, пожалуйста, – не дожидаясь, пока Вероника усядется, Яна заняла свое рабочее кресло. – Я вас слушаю.
– Вот, – немного помолчав, Вероника достала из черной, расшитой стразами сумочки маленькую коричневую пуговицу и положила ее на лакированную поверхность стола.
Яна выжидательно смотрела на посетительницу, положив руки на подлокотники. Та явно занервничала.
– Если хотите, я могу заплатить вам заранее, – произнесла Вероника, явно чувствуя себя не в своей тарелке.
– Об этом поговорим позднее, – Яна отрицательно покачала головой, не глядя на пуговицу, лежащую на столе. – Изложите свою просьбу.
– Я хочу, – собравшись с мыслями, сказала Вероника, – чтобы вы помогли мне отыскать одного человека.
– Эта пуговицу принадлежала ему? – Милославская скосила глаза на стол.
– Да.
– Вы мне говорили, что не первый раз пытаетесь воспользоваться услугами экстрасенса, – посмотрела на Веронику Яна Борисовна.
– Да, – Вероника недовольно поджала губы, – только меня отправили в неверном направлении.
– Это бывает, – усмехнулась Яна, откинув назад свои черные блестящие волосы.
– Но… – замялась Вероника.
– Вы же сами говорили, – спокойно возразила Яна Борисовна, – что, как и люди обычных профессий, экстрасенсы бывают разной квалификации. К слову сказать, у меня нет никаких дипломов или грамот. Может быть, вы хотите обратиться к кому-то другому?
– Нет, – резко покачала головой Вероника, – я пришла к вам и хочу, чтобы вы со мной поработали.
– Отлично, – улыбнулась Яна, – ваша уверенность мне очень импонирует. – Так что же это за пуговица?
– Эта пуговица, – Вероника наклонилась к столу, и коснулась пальцем коричневого кругляшка, – с костюма одного человека…
Вероника замолчала как бы пытаясь получше сформулировать свою просьбу, и Яна не стала ей мешать. Она только откинулась на спинку кресла и расслабилась.
– …Человека, который мне дорог, – сдавленно произнесла наконец рыжеволосая.
Что-то в ее словах показалось Яне неискренним, но она не стала пока напрягаться, не зная точно, что все-таки от нее требуется.
– Если вы сможете мне сказать, где сейчас находится этот человек, я хорошо вам заплачу, – добавила Вероника.
– Вы заплатите мне столько, сколько я скажу, – Яна слегка склонила голову на бок, – иначе мы просто не договоримся. Моя работа, как и всякая другая, может быть оценена. Но оцениваю ее я сама, потому что никто другой сделать это не в состоянии. Если цена вас не устроит, мы просто расстанемся, пожелав друг другу всего хорошего. Кстати, я могу отказаться выполнять ваш заказ и без объяснения причин. В этом случае, естественно, я ничего с вас не возьму. Устраивает вас такой расклад?
– Думаю, да, – неуверенно приподняла плечи Вероника.
– Кажется, ничего другого мне не остается…
– Ну, почему же, – Яна подняла глаза к потолку. – Вы можете отказаться уже сейчас.
– Я остаюсь, – нахмурив брови, прошептала Вероника.
– Хорошо, – Яна Борисовна вздохнула и поднялась с кресла. – Хотите кофе?
Не дожидаясь ответа, она отправилась на кухню, оставив гостью в некотором замешательстве. Что, собственно, и требовалось. Человек в состоянии даже легкого стресса раскрывается, и тогда становится гораздо проще понять, что он из себя представляет. Человек, обладающий необыкновенными способностями, все же не Бог и даже не волшебник, хотя он часто совершает поступки или действия, не понятные обычному, малочувствительному человеку. Он может заглянуть в прошлое или будущее, зачастую сам не вполне понимая, как это ему удается.
Пока Яна заваривала кофе в маленькой серебряной джезве, мысленно она была там, в своем рабочем кабинете. Чем-то Вероника была ей неприятна, но она еще не понимала, отчего это происходило. Пока что та не сказала ничего о своих меркантильных интересах, если они присутствовали, и Яна предполагала, что их может и не быть. Что ж, всегда лучше разыскивать пропавших людей, чем исчезнувшие деньги или драгоценности. По крайней мере, Яне это было гораздо ближе и понятнее.
Она вернулась в комнату с маленьким подносом, на котором стояли две темные керамические чашечки, от которых исходил изумительный аромат. Этот аромат был сродни запаху сандала или лаванды.
– Угощайтесь, пожалуйста, – она поставила поднос в центр стола и снова заняла свое удобное кресло, в котором так удобно было расслабляться и концентрироваться.
Она первой взяла с подноса чашку и сделала крохотный глоток. Тепло, смешанное с ароматом кофейных зерен, приятно согревало тело.
– Итак, – подождав, пока и Вероника попробует кофе, спросила Яна Борисовна, – что вы хотите узнать о человеке, которому принадлежала эта пуговица?
– Скажите мне, – Вероника поставила чашку на стол рядом с пуговицей, – жив ли он?
– Вы в этом сомневаетесь? – Яна приподняла брови.
Ей что-то определенно не нравилось.
– Да, – торопливо кивнула Вероника.
– Это все, что вы хотели бы знать? – Яна приготовилась к сеансу.
– В любом случае, мне нужно еще знать, где он находится, – гостья снова подняла кофе и поднесла чашку к губам.
– Хорошо, – Яна Борисовна сосредоточенно кивнула, – вы мне поможете, если тоже будете думать об этом человеке, – добавила она. – Вам это будет стоить тысячу рублей. Надеюсь, это не слишком разорительно?