* * *
Яна возвращалась домой на предусмотрительно вызванном Альбиным такси. Сам Юрий не пожелал доставить ее лично, пробормотав что-то о важных делах и срочных конфиденциальных разговорах. Яна не особенно огорчилась по этому поводу. Она лишь пожала плечами и усмехнулась. Провожая, Альбин с таким энтузиазмом целовал ей руку и порывался было нашептать что-то на ухо, что стороннему наблюдателю, должно быть, могло показаться, что между ними отнюдь не только деловые отношения. Впрочем, Яна постаралась как можно быстрее пресечь эти утомительные и ненужные ухаживания. Она прекрасно знала, что со стороны Юрия это всего лишь притворство, которое не поможет ей вытянуть хотя бы немного больше информации об Олеге и его деятельности.А деятельность Олега действительно казалась подозрительной. Разговор с его сослуживцами дал не много, но все же заставил Яну задуматься. Лубочный образ пай-мальчика, нарисованный в первую встречу матерью Олега не выдерживал ни какой критики и стремительно рушился. Яна с самого первого мгновения, зная современную молодежь, не очень-то верила словам матери. «Родители всегда видят в своих детях только лишь самое хорошее, упорно и самозабвенно закрывая глаза на все тревожные сигналы, говорящие о том, что их детка вовсе уже не тот двухлетний ангелочек, топающий ножкой и тянущийся за конфеткой», – горько усмехнулась Яна, вспомнив своего обожаемого сынишку, погибшего несколько лет тому назад. Кто знает, каким бы вырос он? Ну уж во всяком случае не таким, как этот самый Олег, столь многими тайно ненавидимый.
Усилием воли Милославская не позволила горьким воспоминаниям о перенесенной потере возобладать и вновь вернулась к вырисовывающемуся со слов окружающих образу Олега. Яна безоговорочно не принимала на веру ничьих слов, понимая, что иногда люди из тех или иных побуждений сознательно стремятся скрыть правду об известном им человеке, приукрашивая или наоборот принижая, например, из зависти его. Помимо этого яна осознавала, что иным даже близкого, а уж тем более знакомого, приятеля не так и легко понять и разгадать. Практически каждый человек носит определенную маску, скрывающую его недостатки или пороки или же нарочито выставляющую их. Эта маска, такое притворство помогает ему жить, общаться с окружающими и добиваться внимания к своей персоне. Ну а обнаруживает под этой маской друга или приятеля каждый разное.
Ведь человек воспринимает окружающий мир, отражая его, как сквозь кривое зеркало, через свою душу, ум и сердце, а также свои устремления и побуждения, то определенных искажений и разногласий в рассказах знакомых Олега не избежать. Ведь именно поэтому образ одного и того же человека непременно окажется воспринят по разному. Кроме того, все мы в своей жизни играем различные роли. Не удивительно, что перед матерью Олег разыгрывал послушного и примерного сыночка, перед сослуживцами недоступного племянника босса.
И все же слова знающих Олега по работе насторожили Яну. Конечно, откровений она и не ожидала. Все, как одни, работающие с Олегом, опасливо поглядывали на нее и распевали дифирамбы усопшему. Безусловно, кое-кто мимоходом, увлекшись беседой и аппетитным внешним видом дамы, отметил практичность и цепкость Олега. Видимо, подразумевались под этим его жадность и умение выжать из людей и обстоятельств все возможное к своей выгоде, но тут же оговаривались, что данные замечательные в наше время качества помогли бы мальчику в дальнейшем много достичь.
Таким образом, несмотря на скованность людей, весьма сдержанно и уважительно отзывающихся о племяннике хозяина, Яна пришла к выводу, что мало кто на базе так уж сильно его любил. Напротив, по ее впечатлениям, все старались держаться от Олега подальше.
Милославская прекрасно понимала, почему все беседовавшие с ней были столь замкнуты и старались во что бы то ни стало не обронить лишнее слово о том подлинном Сизове, чье лицо уже давно казалось Яне не столь уж идеальным. Ведь Альбин, несмотря на ее противодействие, сам подводил и знакомил Милославскую, уважительно представляя ее экстрасенсом-сыщиком, расследующим убийство его племянника.
Яну настораживало такое неоднозначное поведение якобы любящего дяди. Он словно опасался, что кто-нибудь скажет лишнее о племяннике, поэтому всем своим видом представлял служащим: Яна работает почти что на него и каждое слово доложит ему.
Милославская была немного разочарована, так как разговора с Альбиным, как и с его работниками, знающими Олега, в принципе не получилось. И все же определенный результат этой встречи был, Яна Борисовна чувствовала: Юрий мало того, что не откровенен с ней, но и постоянно насторожен, взвинчен. По какой-то причине он стремится общаться с нанятым его сестрой экстрасенсом, проникнуть в ее мысли, устремления, узнать о ее планах на будущее, но при этом постоянно держать под контролем, не выдавая своих чувств и мыслей.
Все это однозначно наводила на то, что Альбину что-то известно. Может он напрямую связан с убийством, поэтому так и старается переманить Яну, предлагая ей немалые деньги?
В принципе, такая теория имела право на существование. Мотивы, при желании, также вполне можно было обнаружить. Например, вполне возможно, что автобаза – всего лишь удобное прикрытие для каких-то незаконных комбинаций дядюшки. Если же Олег случайно получил какую-то опасную информацию и попытался шантажировать Альбина, его вполне могли и устранить. Способность Сизова пойти на шантаж Яна уже не подвергала сомнению – его практичность, переходящая в жадность и абсолютное отсутствие каких-либо моральных ценностей и установок были ясны даже из того, что он приучил к героину своего лучшего друга детства, при этом сам оставаясь в стороне и лишь выкачивая из него деньги.
Так что особой душевной тонкостью мальчик вряд ли обладал. В процессе общения с Альбиным, Яна поняла, что дядя в чем-то очень близок своему племяннику. Конечно, Дарья Владимировна была свято убеждена: родственные узы любви и дружбы настолько их тесно связывают, что опереться на руку брата она и ее близкие могут в любой момент, но все же у Яны возникали вполне резонные сомнения. Из речей и поведения этого предпринимателя пока вырисовывался облик человека, превыше всего ценящего свою персону, свои удобства, а также материальные ценности, в их денежном эквиваленте. Он свято верит: все можно купить.
И все же, мог ли человек стать настолько беспринципным и безнравственным эгоистом, чтобы столь спокойно убрать со своего пути родного племянника? Яне было трудно представить такое, хотя она прекрасно понимала: пытаясь спасти себя от чего-то люди способны совершать не менее страшные преступления. А уж если в незаконную деятельность замешаны личности, значительно крупнее какого-то там провинциального предпринимателя, и члена областной думы, устранение ненужного свидетеля казалась вполне закономерным вне зависимости от его родственных связей с Альбиным.
Вот только странным казался в подобной теории метод устранения ненужного свидетеля. Яна с трудом могла поверить, что Альбин изобретет и примется претворять в жизнь столь изощренный план убийства. Конечно, она не сомневалась, что если только убийство не было совершено в состоянии аффекта, Альбин не стал бы сам марать руки, а использовал бы кого-то из своих людей. И все же для совершения подобного убийства дяде должно было быть известно, что Олег распространяет наркотики и принимает их сам. Но в таком случае, значительно легче было заставить племянника держать язык за зубами другим, менее категоричным образом, угрожая ему разоблачением или поставляя наркотики.
Яна еще никак не могла увязать со всем этим вырисовавшимся наброском свое видение могилы тринадцатилетнего мальчика и неизвестной старушки. Так что первым делом она решила вновь побеседовать с Руденко, для выяснения именно этого обстоятельства.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Добравшись до дома, приняв душ и немного перекусив, Яна позвонила лейтенанту, оказавшемуся на рабочем месте.
– Семеныч?
– А-а, это ты, – протянул Руденко, тщательно маскируя свою радость. По его тону было понятно, что дела на служебном фронте идут не блестяще.
– Я, – весело проговорила Яна, доставая из пачки новую сигарету и придвигая пепельницу. – Как успехи?
– Да какие могут быть успехи, – с некоторой ехидцей проговорил Руденко. – Нам же небес никто не нашепчет, где убийца прячется.
– Небеса и нас не очень балуют, – Яна не обращала внимания на подколы лейтенанта. – А вот ты бы поделился информацией, не забыл, о чем я тебя просила?
– Да, да, – «Три семерки», видимо, потянулся за своими записями, так как в трубке зашуршало и послушался какой-то стук. – Так вот, портвешок с тебя за содействие властей, ясно! О твоем Александре упокоенном все, что мог, я разузнал. Должен сказать, что информация в чем-то интересна, хотя и не имеет прямого отношения к нашему делу. Слушай… впрочем, чем ты там занимаешься? Может я лучше после работы к тебе подъеду и мы обстоятельно побеседуем?
– И что тебе за это надо?
Лейтенант довольно захохотал:
– Умница, сразу все просекла! С тебя портвешок и бутерброды! До сих пор вспоминаю те, которыми ты меня в прошлый раз угощала.
– Договорились! Буду ждать.
Яна повесила трубку и отправилась на кухню. Приготовление бутербродов и салатика из огурцов, редиса и зелени, конечно, не заняло слишком уж много времени и сил. За это Милославская их и любила.
Дожидаясь прихода лейтенанта и хлопоча на кухне, Яна обдумывала полученную ей информацию. Попутно она успела приготовить не только столь любимые Руденко бутерброды, но и себе – кофе. В результате Яна решила отправиться в кабинет и поэксплуатировать свой дар, попытаться узнать что-то с помощью карт.
Задумчиво перебирала Милославская картонные прямоугольнички, обладающие такой магической силой. Карты «Внушение», «Чтение» и «Да», «Нет» она отложила сразу. Не понадобится ей сейчас также карты «Царство мертвых» и «Царство живых». А вот узнать еще немного о прошлом Олега, может быть даже проникнуть взглядом в то время, когда он встретил убийцу, она хотела. Поэтому Яна взяла карту «Взгляд в прошлое» и взглянула на изображенную на ней винтовую лестницу, загадочной спиралью уносящуюся в бесконечность.
Милославская расслабилась, прикрыв глаза, и откинула голову на спинку дивана. Правую руку она положила на карту, казалось бы, пульсирующую под ее сверхчуткими пальцами. Она даже не успела должным образом настроиться, вызвать в памяти облик Олега, когда погрузилась в вызванное картой ирреальное пространство.
Джемма, лежащая у ног женщины, с тревогой смотрела на запрокинувшееся, мгновенно покрывшееся пепельной бледностью лицо хозяйки. Собаку пугала такая перемена, но своим необъяснимым животным инстинктом она понимала, что прикасаться к Яне да и вообще как-то шевелиться ей не следует. Застыв, умная овчарка внимательно наблюдала за быстро двигающимися под закрытыми веками глазами Милославской. Врач, наблюдая эти движения глазных яблок, сказал бы, что женщина находится в фазе дельта-сна (быстрого сна), а не погружается в сумеречную зону пограничного с ирреальным сознания.
А перед Яной в этот момент открывались другие миры, мелькали иные лица. Мгновенно провалившись в непроницаемый мрак, она неожиданно почувствовала, что летит в бездонную пропасть. Тьма давила на нее, сжимаясь и пульсируя, как живое существо, поглотившее беспомощную женщину.
Внезапно мрак прорезал тоненький лучик, разъединивший пространство перед ней надвое. Яна стремительно приближалась к этому лучику, все увеличивающемуся в размерах. Милославская поняла, что она стоит в небольшой комнатке. Светлые обои с рисунком «под дерево», легкая мебель из белого пластика. Лучи, пробивающиеся сквозь жалюзи, бросали неровные блики на две фигуры в центре.
Спиной к Яне на бамбуковом дачного типа кресле сидела девочка судя по всему лет 12–13. Милославская могла рассмотреть лишь длинные вьющиеся рыжие волосы, да очертания худеньких плеч, перечеркнутых бретельками легкого летнего сарафанчика.
Перед ней присел на корточки симпатичный мальчишка, приблизительно того же возраста. Яна неотрывно смотрела в лицо мальчишки. Именно такой серьезный взгляд темных глаз на полудетском лице она видела на фотографии. Сомнений не было, перед Яной предстал Александр, чью могилу она искала после первого видения.
Но на этот раз он был более чем живой. Его взгляд, обращенный в лицо рыженькой кудрявой девчушке, сидящей спиной к Яне, выражал робкое нетерпеливое ожидание, прикрывающее испытываемый им страх. Александр протягивал девочке крупную, необычной формы ракушку. Казалось, он опасался, что собеседница оттолкнет этот скромны дар. Но неизвестная Яне девочка лишь протянула обе ладошки, сложенные ковшиком, подставляя их под этот подарок. Ясная, совсем детская радостная улыбка на лице Александра, казалось, озарила комнату. Яна еще раз взглянула на ракушку, в ее перламутровую внутренность и… внезапно поняла, что ее затягивает, поглощает отправляя в далекий путь прямо в глубь раковины.
Милославская поняла, что с огромной скоростью скользит по гладкой, отполированной моллюском внутренней поверхности ракушки, по спирали спускаясь все ниже и ниже. Но, внезапно, движение замедлилось и она вновь выскользнула из ракушки. Только на этот раз окружающая ее обстановка была иной.
Слабый скользящий свет висевшей над головой лампочки озарял безликую комнату с белыми стенами. Там стояла кровать, заправленная белыми простынями, тумбочка, намертво привинченная к полу и столик, на котором и лежала ракушка. На небольшом надежно запертом окне, выходящем в пустынный внутренний дворик, была закреплена решетка. Внезапно боковым зрением Яна заметила какое-то движение. В дальнем от окна уголке, сжавшись в комок, сидел на полу худенький подросток в белой больничной пижаме. Яна поняла, что это девочка только по длинным рыжим локонам.
Она сидела, прижав к груди колени и обхватив их намертво сцепленными руками. Костлявые маленькие пальцы были с обгрызенными почти до мяса ногтями. Голову она наклонила вниз, так что почти всю ее скрывали упавшие на лицо спутанные, явно дано не мытые и не расчесываемые кудри. Девочку колотило, словно в ознобе. Казалось, она не воспринимает реальности, раскачиваясь, сидя на полу, монотонно, словно зомби.
Внезапно, мир в глазах Яны словно перевернулся, резко изменившись. Да, перед ней была все та же комната, но уже под другим углом зрения. Милославская видела ее откуда-то снизу, почему-то через завесу волос. Множество чувств, ощущений, мыслей нахлынули на экстрасенса, словно волной. Каким-то неведомым образом Яна поняла, что она видит окружающее глазами этой девочки. Причем, видимо от испытываемой боли, не только физической, но и духовной, предметы казались угрожающим, они давили на нее. Все вокруг несло угрозу, опасность. Руки и ноги выкручивало так, что хотелось их просто отрезать. Лишь одна мысль о наркотике набатом била в голове.
Яна, как ошпаренная, отлетела от поглотившей ее на одно лишь короткое, показавшееся бесконечностью, мгновение девочки. Теперь она вновь была в противоположном конце комнаты.
Дверь за спиной Яны, до этого не замеченная, стала открываться. Девочка, посмотрев сквозь спутанные волосы, увидев вошедшего, дернулась, как от удара током. Мгновенно она вскочила на ноги и кинулась к двери. Ее худенькое, с заострившимися чертами бледное личико выразило облегчение и животную радость, она тянула руки, задрав широкие рукава пижамы и обнажив изуродованные следами уколов вены.
Яна хотела перевести взгляд и посмотреть на вошедшего, возникшего за ее спиной и шагнувшего прямо в ее бесплотное тело, но вдруг все окружающее стало заволакивать неизвестно откуда взявшимся черным дымом, как от пожара. Тьма нарастала, обретала всласть и силу до тех пор, пока не поглотила Милославскую.
Яна медленно открыла глаза. Видение казалось столь реальным, что сейчас, очутившись среди привычных, давно знакомых ей вещей, она почувствовала неприятную дрожь, пробегающую по телу. Жуткая сцена, открывшаяся перед этим ее внутреннему оку потрясала. Яна молча сидела на диване вплоть до того момента, когда весело прозвучал дверной звонок.
Милославская, сопровождаемая насторожившейся овчаркой, прошла к калитке и впустила лейтенанта.
– Ну, – проговорил тот, бросая внимательные взгляды на женщину, – я уж собрался комплимент сказать, что, мол, расцветаешь на глазах, несмотря на жару, пыль и комариное нашествие, а ты опять какая-то бледная, осунувшаяся.
– Ну вот, весь комплимент и испортил, – слабо улыбнулась Яна. Руденко уже второй раз заставал ее уставшей, еще не пришедшей в себя после видения.
Милославская проводила лейтенанта в свой кабинет, попутно сообщая ему:
– Ты уж извини, твоего обожаемого портвейна нет, предложить могу лишь бутылку «кьянти» или коньяк.
– Какой еще «кьянти»? – подозрительно уставился на нее Руденко. – Сроду такого напитка не пил. Он покрепче коньяка будет?
– Ну что ты, – Яна расхохоталась, – «кьянти» – это вино, кстати, очень хорошее. Мне одна бывшая клиентка его подарила, из Парижа привезла.
– Нет уж, – категорически отрезал Руденко. – Свои парижские вина будешь пить где-нибудь на своем Монпарнасе, – лейтенант с таким удовольствием раскатисто произнес это слово, видимо, гордясь знанием подобных ньюансов парижского ландшафта, что это привело в замешательство Джемму, важно шагающую между Яной и Руденко. Собака, обернувшись и уставившись в лицо лейтенанту, неожиданно негромко гавкнула. «Три семерки», не ожидавший подобного подвоха даже споткнулся, чуть не выронив сумку.
Покосившись на овчарку, лейтенант продолжил:
– Я как чувствовал, что на тебя в этом вопросе полагаться нельзя! С собой принес, – проговорил он, приподнимая и нежно поглаживая звякнувшую о пряжку ремня бутылку. – Не пропадем! А почему не на кухню идем-то? – только тут он понял, что очутился в кабинете.
– Да вот, – усмехнулась Яна, придвигая кресло к столу, – решила допустить тебя в святая святых, свой кабинет. Здесь попрохладней, так что приземляйся.
Яна придвинула большое блюдо с бутербродами и два бокала, после чего с удобством устроилась в другом кресле. Руденко, взглянув на бело-розовое изобилие на блюде, состоящее из обжаренного Яной хлеба, масла, корейки или сыра, с вкраплениями майонеза и зелени, извлек бутылку любимого им портвейна «Семьсот семьдесят седьмого».
– Ну что, – лейтенант поднял бокал с плещущимся в нем напитком, – за то, чтобы это дело было как можно скорее распутано!
Яна в ответ приподняла свой бокал и отпила совсем маленький глоточек «кьянти». После этого несколько минут она лишь молча наблюдала за тем, как Руденко управляется с бутербродами, усиленно запивая их портвейном.
Когда же сытый и довольный лейтенант откинулся в кресле, вытирая салфеткой пышные усы, Яна приступила к расспросам:
– Ну и что же именно ты узнал?
Лейтенант не спеша достал сигарету, зачем-то внимательно ее рассмотрел, прикурил, затянувшись, и, выпустив клуб дыма проговорил:
– Ты мне лучше скажи, откуда ты этого Александра выкопала?
– Ну, а ты прямо не знаешь! – Яна усмехнулась.
– Да-да, возвышенные сферы… А вот если бы смерть этого мальчонки и вправду имела отношение к нашему убийству, как я в отчетах записал бы, кто мне про него нашептал? – «Три семерки» с некоторой отеческой укоризной смотрел на Яну, как бы упрекая ее за неумелое содействие. Впрочем, все это было напускное, так что через секунду он продолжил: – А узнал я, что этот твой Александр действительно умер семь месяцев назад, причем усоп не просто так, а именно от передозировки. Спасибо, что хоть не в подвале. Не дай Бог оказалось бы, что это какой-нибудь маньяк чокнутый их всех порешил.
– А что, маньяк этого мальчика в другом месте убить не мог?
– Нет, – самонадеянно отрезал Руденко. – Не мог. Тут ты меня не путай, даже слышать ничего не желаю. С твоим выкопанным Александром все ясно. Он находился в частной клинике, где и проходил курс лечения от наркозависимости. Но кто-то умудрился передать ему немалую дозу героина и все! Кранты! Перестарался.
Яна прекрасно понимала, что такая, совершенно неожиданная смерть не столь уж и редка и определить степень вины того, кто передал наркотики практически невозможно. Случайно ли доза оказалась больше привычной или все было подстроено специально, теперь через семь месяцев определить точно могло помочь лишь чудо или собственноручное признание передавшего наркоту. А подобное признание само по себе являлось бы именно чудом. Так что уверенность лейтенанта, не желающего браться еще и за этот безусловный «висяк», в случайности гибели Александра была вполне объяснима.
И все же согласиться с этим Яна не могла. Видение явно должно было натолкнуть ее на мысль, вот только о чем? Быть может в городе действительно появился маньяк, решивший убивать наркоманов таким образом? Яна решила попросить потом Руденко изучить статистику смертей от передозировки наркотических веществ в городе за последний год. Но после того, как эта просьбы была ею озвучена, ответом Милославской стал только густой смех лейтенанта:
– Милая, – снисходительно проговорил он, ты хоть понимаешь, о чем просишь? Тебе для этого дела придется привлекать весь отдел по борьбе с наркотиками. Ты думаешь, если я милиционер, то они так и побегут мне информацию предоставлять и подсчеты производить? Даже не думай! Я к своему делу это пришивать не собираюсь!
Руденко так раскипятился, что даже забыл о зажженной сигарете и пепел упал на безупречно чистую полированную поверхность столика.
– Извини, – опомнился «Три семерки» и своей большой крестьянской ладонью попытался очистить стол. Яна бросила ему пару салфеток и проговорила:
– Ну ладно, продиктуй мне тогда, имена родителей мальчика и их адрес.
Руденко в ответ лишь извлек из кармана и кинул ей бумажку с нужной информацией. «Знал, что я на этом не успокоюсь», – подумала Яна и добавила:
– Скажи, а никаких связей между Александром и Олегом раньше не было?
– Абсолютно никаких! – непререкаемым тоном проговорил лейтенант. – Родители мальчиков говорят, что их дети никогда не были знакомы, живут они в разных районах, и раньше рядом не жили, учились в разных школах, да и общих знакомых, вроде бы пока не вырисовывается.
Яна немного приуныла. Впрочем, она считала, что разговор с родителями Александра может прояснить ситуацию.
– А эта бабка, могилу которой я также видела?
– А уж про нее вообще не знаю, что и сказать! Одинокая бабуська, мирно и спокойно «почила в бозе», среди горюющих внуков и правнуков. Ничего, имеющего отношения к данному делу здесь не наблюдается и в родстве с убитым и его знакомыми не состоит, – Руденко выпустил клуб дыма и с нескрываемой иронией глянул на Яну: – Быть может, твои небеса на этот раз ошиблись, не ту картиночку тебе сверху там спустили?
Яна промолчала, но ее уверенность в том, что мальчик, уже второй раз появляющийся в видениях, а возможно и старуха, имеют прямое отношение к расследуемому делу, не поколебалась. Рассказывать же про то, что она видела перед приходом к ней лейтенанта, Милославская пока не собиралась. Он все равно не мог помочь ей в разгадывании очередной загадки, преподнесенной картами, а слушать его простодушно-нелепые, иронично-язвительные комментарии не хотелось. Так что Милославская плавно переключилась на другое:
– А как там обстоят дела с информацией о Никитине? Ты, кстати, знаешь, что его сын – наркоман?
– Что? – Руденко вылупил глаза и наигранно простонал: – Боже, да когда же это засилье наркоманов, сынков городских шишек закончится? Все что ли они там колятся? Перемрут от этого, а на меня валят дела, расследуй!
Лейтенант ловко наполнил бокал портвейном, поднес ко рту и опрокинул в себя. Довольно вытирая салфеткой усы, захмелевший милиционер пробормотал:
– Только не говори, что твое видение показало и его смерть от передозировки. Только этого мне еще не хватало.
– Нет насчет Дмитрия я ничего сказать не могу, кроме того, что его папаша запер в клинике. А, кстати, – неожиданная мысль пришла ей в голову, – в какой именно клинике находился на излечении Александр, когда умер от передозировки?
– Да, где-то на самой окраине, там где дачные коттеджи строятся. У нас в городе одно подобное заведение, для богатеньких. Там за бешенные деньги лечат по методике Назарлиева, а также хирургическим путем, – Руденко пьяно хихикнул. – Что-то этим нарикам из головного мозга выковыривают, чтобы и воспоминаний о зелье не оставалось. На каждую операцию из Москвы светило приезжает. Не понимаю только, почему они, – Руденко ткнул пальцем куда-то в потолок, – не везут своих деток в Москву. Пусть бы их там и выхаживали.
Яна, не давая Руденко слишком уж увлекаться, перевела разговор на другое:
– У тебя еще никак не проявилась информация о том, что Олег, как это по вашему, барыжничал?
– Та я и думал, что все подтвердится, – потер руки лейтенант. Честно-то говоря мы обнаружили того человека, который поставлял наркотики твоему Олегу. Вот только клиентуру его никак не обнаружим. Странно прямо, как-то.
– Ничего странного, – Яна пожала плечами. – Просто он охмурял глупых наивных молоденьких девчонок, а потом предлагал им кайф словить. Сажал на иглу и поставлял наркотики. А те и не знали, как его зовут, да откуда он взялся. Вы попробуйте по описанию на его клиенточек выйти.
– Семеныч?
– А-а, это ты, – протянул Руденко, тщательно маскируя свою радость. По его тону было понятно, что дела на служебном фронте идут не блестяще.
– Я, – весело проговорила Яна, доставая из пачки новую сигарету и придвигая пепельницу. – Как успехи?
– Да какие могут быть успехи, – с некоторой ехидцей проговорил Руденко. – Нам же небес никто не нашепчет, где убийца прячется.
– Небеса и нас не очень балуют, – Яна не обращала внимания на подколы лейтенанта. – А вот ты бы поделился информацией, не забыл, о чем я тебя просила?
– Да, да, – «Три семерки», видимо, потянулся за своими записями, так как в трубке зашуршало и послушался какой-то стук. – Так вот, портвешок с тебя за содействие властей, ясно! О твоем Александре упокоенном все, что мог, я разузнал. Должен сказать, что информация в чем-то интересна, хотя и не имеет прямого отношения к нашему делу. Слушай… впрочем, чем ты там занимаешься? Может я лучше после работы к тебе подъеду и мы обстоятельно побеседуем?
– И что тебе за это надо?
Лейтенант довольно захохотал:
– Умница, сразу все просекла! С тебя портвешок и бутерброды! До сих пор вспоминаю те, которыми ты меня в прошлый раз угощала.
– Договорились! Буду ждать.
Яна повесила трубку и отправилась на кухню. Приготовление бутербродов и салатика из огурцов, редиса и зелени, конечно, не заняло слишком уж много времени и сил. За это Милославская их и любила.
Дожидаясь прихода лейтенанта и хлопоча на кухне, Яна обдумывала полученную ей информацию. Попутно она успела приготовить не только столь любимые Руденко бутерброды, но и себе – кофе. В результате Яна решила отправиться в кабинет и поэксплуатировать свой дар, попытаться узнать что-то с помощью карт.
Задумчиво перебирала Милославская картонные прямоугольнички, обладающие такой магической силой. Карты «Внушение», «Чтение» и «Да», «Нет» она отложила сразу. Не понадобится ей сейчас также карты «Царство мертвых» и «Царство живых». А вот узнать еще немного о прошлом Олега, может быть даже проникнуть взглядом в то время, когда он встретил убийцу, она хотела. Поэтому Яна взяла карту «Взгляд в прошлое» и взглянула на изображенную на ней винтовую лестницу, загадочной спиралью уносящуюся в бесконечность.
Милославская расслабилась, прикрыв глаза, и откинула голову на спинку дивана. Правую руку она положила на карту, казалось бы, пульсирующую под ее сверхчуткими пальцами. Она даже не успела должным образом настроиться, вызвать в памяти облик Олега, когда погрузилась в вызванное картой ирреальное пространство.
Джемма, лежащая у ног женщины, с тревогой смотрела на запрокинувшееся, мгновенно покрывшееся пепельной бледностью лицо хозяйки. Собаку пугала такая перемена, но своим необъяснимым животным инстинктом она понимала, что прикасаться к Яне да и вообще как-то шевелиться ей не следует. Застыв, умная овчарка внимательно наблюдала за быстро двигающимися под закрытыми веками глазами Милославской. Врач, наблюдая эти движения глазных яблок, сказал бы, что женщина находится в фазе дельта-сна (быстрого сна), а не погружается в сумеречную зону пограничного с ирреальным сознания.
А перед Яной в этот момент открывались другие миры, мелькали иные лица. Мгновенно провалившись в непроницаемый мрак, она неожиданно почувствовала, что летит в бездонную пропасть. Тьма давила на нее, сжимаясь и пульсируя, как живое существо, поглотившее беспомощную женщину.
Внезапно мрак прорезал тоненький лучик, разъединивший пространство перед ней надвое. Яна стремительно приближалась к этому лучику, все увеличивающемуся в размерах. Милославская поняла, что она стоит в небольшой комнатке. Светлые обои с рисунком «под дерево», легкая мебель из белого пластика. Лучи, пробивающиеся сквозь жалюзи, бросали неровные блики на две фигуры в центре.
Спиной к Яне на бамбуковом дачного типа кресле сидела девочка судя по всему лет 12–13. Милославская могла рассмотреть лишь длинные вьющиеся рыжие волосы, да очертания худеньких плеч, перечеркнутых бретельками легкого летнего сарафанчика.
Перед ней присел на корточки симпатичный мальчишка, приблизительно того же возраста. Яна неотрывно смотрела в лицо мальчишки. Именно такой серьезный взгляд темных глаз на полудетском лице она видела на фотографии. Сомнений не было, перед Яной предстал Александр, чью могилу она искала после первого видения.
Но на этот раз он был более чем живой. Его взгляд, обращенный в лицо рыженькой кудрявой девчушке, сидящей спиной к Яне, выражал робкое нетерпеливое ожидание, прикрывающее испытываемый им страх. Александр протягивал девочке крупную, необычной формы ракушку. Казалось, он опасался, что собеседница оттолкнет этот скромны дар. Но неизвестная Яне девочка лишь протянула обе ладошки, сложенные ковшиком, подставляя их под этот подарок. Ясная, совсем детская радостная улыбка на лице Александра, казалось, озарила комнату. Яна еще раз взглянула на ракушку, в ее перламутровую внутренность и… внезапно поняла, что ее затягивает, поглощает отправляя в далекий путь прямо в глубь раковины.
Милославская поняла, что с огромной скоростью скользит по гладкой, отполированной моллюском внутренней поверхности ракушки, по спирали спускаясь все ниже и ниже. Но, внезапно, движение замедлилось и она вновь выскользнула из ракушки. Только на этот раз окружающая ее обстановка была иной.
Слабый скользящий свет висевшей над головой лампочки озарял безликую комнату с белыми стенами. Там стояла кровать, заправленная белыми простынями, тумбочка, намертво привинченная к полу и столик, на котором и лежала ракушка. На небольшом надежно запертом окне, выходящем в пустынный внутренний дворик, была закреплена решетка. Внезапно боковым зрением Яна заметила какое-то движение. В дальнем от окна уголке, сжавшись в комок, сидел на полу худенький подросток в белой больничной пижаме. Яна поняла, что это девочка только по длинным рыжим локонам.
Она сидела, прижав к груди колени и обхватив их намертво сцепленными руками. Костлявые маленькие пальцы были с обгрызенными почти до мяса ногтями. Голову она наклонила вниз, так что почти всю ее скрывали упавшие на лицо спутанные, явно дано не мытые и не расчесываемые кудри. Девочку колотило, словно в ознобе. Казалось, она не воспринимает реальности, раскачиваясь, сидя на полу, монотонно, словно зомби.
Внезапно, мир в глазах Яны словно перевернулся, резко изменившись. Да, перед ней была все та же комната, но уже под другим углом зрения. Милославская видела ее откуда-то снизу, почему-то через завесу волос. Множество чувств, ощущений, мыслей нахлынули на экстрасенса, словно волной. Каким-то неведомым образом Яна поняла, что она видит окружающее глазами этой девочки. Причем, видимо от испытываемой боли, не только физической, но и духовной, предметы казались угрожающим, они давили на нее. Все вокруг несло угрозу, опасность. Руки и ноги выкручивало так, что хотелось их просто отрезать. Лишь одна мысль о наркотике набатом била в голове.
Яна, как ошпаренная, отлетела от поглотившей ее на одно лишь короткое, показавшееся бесконечностью, мгновение девочки. Теперь она вновь была в противоположном конце комнаты.
Дверь за спиной Яны, до этого не замеченная, стала открываться. Девочка, посмотрев сквозь спутанные волосы, увидев вошедшего, дернулась, как от удара током. Мгновенно она вскочила на ноги и кинулась к двери. Ее худенькое, с заострившимися чертами бледное личико выразило облегчение и животную радость, она тянула руки, задрав широкие рукава пижамы и обнажив изуродованные следами уколов вены.
Яна хотела перевести взгляд и посмотреть на вошедшего, возникшего за ее спиной и шагнувшего прямо в ее бесплотное тело, но вдруг все окружающее стало заволакивать неизвестно откуда взявшимся черным дымом, как от пожара. Тьма нарастала, обретала всласть и силу до тех пор, пока не поглотила Милославскую.
Яна медленно открыла глаза. Видение казалось столь реальным, что сейчас, очутившись среди привычных, давно знакомых ей вещей, она почувствовала неприятную дрожь, пробегающую по телу. Жуткая сцена, открывшаяся перед этим ее внутреннему оку потрясала. Яна молча сидела на диване вплоть до того момента, когда весело прозвучал дверной звонок.
Милославская, сопровождаемая насторожившейся овчаркой, прошла к калитке и впустила лейтенанта.
– Ну, – проговорил тот, бросая внимательные взгляды на женщину, – я уж собрался комплимент сказать, что, мол, расцветаешь на глазах, несмотря на жару, пыль и комариное нашествие, а ты опять какая-то бледная, осунувшаяся.
– Ну вот, весь комплимент и испортил, – слабо улыбнулась Яна. Руденко уже второй раз заставал ее уставшей, еще не пришедшей в себя после видения.
Милославская проводила лейтенанта в свой кабинет, попутно сообщая ему:
– Ты уж извини, твоего обожаемого портвейна нет, предложить могу лишь бутылку «кьянти» или коньяк.
– Какой еще «кьянти»? – подозрительно уставился на нее Руденко. – Сроду такого напитка не пил. Он покрепче коньяка будет?
– Ну что ты, – Яна расхохоталась, – «кьянти» – это вино, кстати, очень хорошее. Мне одна бывшая клиентка его подарила, из Парижа привезла.
– Нет уж, – категорически отрезал Руденко. – Свои парижские вина будешь пить где-нибудь на своем Монпарнасе, – лейтенант с таким удовольствием раскатисто произнес это слово, видимо, гордясь знанием подобных ньюансов парижского ландшафта, что это привело в замешательство Джемму, важно шагающую между Яной и Руденко. Собака, обернувшись и уставившись в лицо лейтенанту, неожиданно негромко гавкнула. «Три семерки», не ожидавший подобного подвоха даже споткнулся, чуть не выронив сумку.
Покосившись на овчарку, лейтенант продолжил:
– Я как чувствовал, что на тебя в этом вопросе полагаться нельзя! С собой принес, – проговорил он, приподнимая и нежно поглаживая звякнувшую о пряжку ремня бутылку. – Не пропадем! А почему не на кухню идем-то? – только тут он понял, что очутился в кабинете.
– Да вот, – усмехнулась Яна, придвигая кресло к столу, – решила допустить тебя в святая святых, свой кабинет. Здесь попрохладней, так что приземляйся.
Яна придвинула большое блюдо с бутербродами и два бокала, после чего с удобством устроилась в другом кресле. Руденко, взглянув на бело-розовое изобилие на блюде, состоящее из обжаренного Яной хлеба, масла, корейки или сыра, с вкраплениями майонеза и зелени, извлек бутылку любимого им портвейна «Семьсот семьдесят седьмого».
– Ну что, – лейтенант поднял бокал с плещущимся в нем напитком, – за то, чтобы это дело было как можно скорее распутано!
Яна в ответ приподняла свой бокал и отпила совсем маленький глоточек «кьянти». После этого несколько минут она лишь молча наблюдала за тем, как Руденко управляется с бутербродами, усиленно запивая их портвейном.
Когда же сытый и довольный лейтенант откинулся в кресле, вытирая салфеткой пышные усы, Яна приступила к расспросам:
– Ну и что же именно ты узнал?
Лейтенант не спеша достал сигарету, зачем-то внимательно ее рассмотрел, прикурил, затянувшись, и, выпустив клуб дыма проговорил:
– Ты мне лучше скажи, откуда ты этого Александра выкопала?
– Ну, а ты прямо не знаешь! – Яна усмехнулась.
– Да-да, возвышенные сферы… А вот если бы смерть этого мальчонки и вправду имела отношение к нашему убийству, как я в отчетах записал бы, кто мне про него нашептал? – «Три семерки» с некоторой отеческой укоризной смотрел на Яну, как бы упрекая ее за неумелое содействие. Впрочем, все это было напускное, так что через секунду он продолжил: – А узнал я, что этот твой Александр действительно умер семь месяцев назад, причем усоп не просто так, а именно от передозировки. Спасибо, что хоть не в подвале. Не дай Бог оказалось бы, что это какой-нибудь маньяк чокнутый их всех порешил.
– А что, маньяк этого мальчика в другом месте убить не мог?
– Нет, – самонадеянно отрезал Руденко. – Не мог. Тут ты меня не путай, даже слышать ничего не желаю. С твоим выкопанным Александром все ясно. Он находился в частной клинике, где и проходил курс лечения от наркозависимости. Но кто-то умудрился передать ему немалую дозу героина и все! Кранты! Перестарался.
Яна прекрасно понимала, что такая, совершенно неожиданная смерть не столь уж и редка и определить степень вины того, кто передал наркотики практически невозможно. Случайно ли доза оказалась больше привычной или все было подстроено специально, теперь через семь месяцев определить точно могло помочь лишь чудо или собственноручное признание передавшего наркоту. А подобное признание само по себе являлось бы именно чудом. Так что уверенность лейтенанта, не желающего браться еще и за этот безусловный «висяк», в случайности гибели Александра была вполне объяснима.
И все же согласиться с этим Яна не могла. Видение явно должно было натолкнуть ее на мысль, вот только о чем? Быть может в городе действительно появился маньяк, решивший убивать наркоманов таким образом? Яна решила попросить потом Руденко изучить статистику смертей от передозировки наркотических веществ в городе за последний год. Но после того, как эта просьбы была ею озвучена, ответом Милославской стал только густой смех лейтенанта:
– Милая, – снисходительно проговорил он, ты хоть понимаешь, о чем просишь? Тебе для этого дела придется привлекать весь отдел по борьбе с наркотиками. Ты думаешь, если я милиционер, то они так и побегут мне информацию предоставлять и подсчеты производить? Даже не думай! Я к своему делу это пришивать не собираюсь!
Руденко так раскипятился, что даже забыл о зажженной сигарете и пепел упал на безупречно чистую полированную поверхность столика.
– Извини, – опомнился «Три семерки» и своей большой крестьянской ладонью попытался очистить стол. Яна бросила ему пару салфеток и проговорила:
– Ну ладно, продиктуй мне тогда, имена родителей мальчика и их адрес.
Руденко в ответ лишь извлек из кармана и кинул ей бумажку с нужной информацией. «Знал, что я на этом не успокоюсь», – подумала Яна и добавила:
– Скажи, а никаких связей между Александром и Олегом раньше не было?
– Абсолютно никаких! – непререкаемым тоном проговорил лейтенант. – Родители мальчиков говорят, что их дети никогда не были знакомы, живут они в разных районах, и раньше рядом не жили, учились в разных школах, да и общих знакомых, вроде бы пока не вырисовывается.
Яна немного приуныла. Впрочем, она считала, что разговор с родителями Александра может прояснить ситуацию.
– А эта бабка, могилу которой я также видела?
– А уж про нее вообще не знаю, что и сказать! Одинокая бабуська, мирно и спокойно «почила в бозе», среди горюющих внуков и правнуков. Ничего, имеющего отношения к данному делу здесь не наблюдается и в родстве с убитым и его знакомыми не состоит, – Руденко выпустил клуб дыма и с нескрываемой иронией глянул на Яну: – Быть может, твои небеса на этот раз ошиблись, не ту картиночку тебе сверху там спустили?
Яна промолчала, но ее уверенность в том, что мальчик, уже второй раз появляющийся в видениях, а возможно и старуха, имеют прямое отношение к расследуемому делу, не поколебалась. Рассказывать же про то, что она видела перед приходом к ней лейтенанта, Милославская пока не собиралась. Он все равно не мог помочь ей в разгадывании очередной загадки, преподнесенной картами, а слушать его простодушно-нелепые, иронично-язвительные комментарии не хотелось. Так что Милославская плавно переключилась на другое:
– А как там обстоят дела с информацией о Никитине? Ты, кстати, знаешь, что его сын – наркоман?
– Что? – Руденко вылупил глаза и наигранно простонал: – Боже, да когда же это засилье наркоманов, сынков городских шишек закончится? Все что ли они там колятся? Перемрут от этого, а на меня валят дела, расследуй!
Лейтенант ловко наполнил бокал портвейном, поднес ко рту и опрокинул в себя. Довольно вытирая салфеткой усы, захмелевший милиционер пробормотал:
– Только не говори, что твое видение показало и его смерть от передозировки. Только этого мне еще не хватало.
– Нет насчет Дмитрия я ничего сказать не могу, кроме того, что его папаша запер в клинике. А, кстати, – неожиданная мысль пришла ей в голову, – в какой именно клинике находился на излечении Александр, когда умер от передозировки?
– Да, где-то на самой окраине, там где дачные коттеджи строятся. У нас в городе одно подобное заведение, для богатеньких. Там за бешенные деньги лечат по методике Назарлиева, а также хирургическим путем, – Руденко пьяно хихикнул. – Что-то этим нарикам из головного мозга выковыривают, чтобы и воспоминаний о зелье не оставалось. На каждую операцию из Москвы светило приезжает. Не понимаю только, почему они, – Руденко ткнул пальцем куда-то в потолок, – не везут своих деток в Москву. Пусть бы их там и выхаживали.
Яна, не давая Руденко слишком уж увлекаться, перевела разговор на другое:
– У тебя еще никак не проявилась информация о том, что Олег, как это по вашему, барыжничал?
– Та я и думал, что все подтвердится, – потер руки лейтенант. Честно-то говоря мы обнаружили того человека, который поставлял наркотики твоему Олегу. Вот только клиентуру его никак не обнаружим. Странно прямо, как-то.
– Ничего странного, – Яна пожала плечами. – Просто он охмурял глупых наивных молоденьких девчонок, а потом предлагал им кайф словить. Сажал на иглу и поставлял наркотики. А те и не знали, как его зовут, да откуда он взялся. Вы попробуйте по описанию на его клиенточек выйти.