Они шли по верху Великой Стены, о которой многие невежественные иностранцы думают, что она была возведена чисто в оборонительных целях. Это не так. Ее важной функцией было служить в качестве транспортной артерии в гористой местности для быстрой доставки кратчайшим путем провианта, людей и прочего. Поэтому гребень стены делался достаточно широким, чтобы по нему можно было ездить в запряженных лошадьми повозках. Так что в том, что У Айпин назначил это рандеву именно здесь, был определенный символический смысл: с помощью бумаг, полученных от Чжан Хуа, он надеялся напрямую выйти на своего врага, минуя хитросплетения высокой политики. В выборе места встречи проявилось своеобразное чувство юмора У Айпина.
   — С помощью этих документов, — говорил он на ходу, — мы легко разделаемся с Чжилинем. Как видите, я не ошибся в своей оценке вас. — Он засмеялся вполне добродушным смехом. — Роль патриота вам подходит, хотя вы и противитесь ей изо всех сил. Ну да ладно!.. Многое в плане Чжилиня мне теперь совершенно ясно. Этот его «Митра», сэр Джон Блустоун, является главным проводником его политики в Гонконге, и сам план закручен вокруг Камсангского проекта. Это меня беспокоит, но я к этому пункту еще вернусь. Сейчас о главном... Из последних донесений становится очевидным, что выход из игры компании «Маттиас и Кинг» вызвал изменения в плане Чжилиня. Теперь пятьдесят процентов западных акций Камсангского проекта выбрасываются на рынок. Маттиас и Кинг освободились от своей половины — и в самый неблагоприятный момент для нас: когда строительство вошло в заключительную стадию. В образовавшуюся брешь Чжилинь, очевидно, намерен бросить «Тихоокеанский союз звезд», фирму своего агента. Это обоюдоострый ход. Он дает дополнительный капитал, необходимый для пуска проекта, и одновременно предоставляет Чжилиню больший контроль над ним.
   Они уже добрались до Бадалина, пройдя недавно реставрированную арку, не утратившую своей красоты. Теперь они двигались к месту, известному под названием Калган (от монгольского слова, означающего «перевал»). Поднявшись по крутым каменным ступенькам, они оказались на самом верху стены, на уровне смотровых башен. К северу можно было рассмотреть недавно построенное водохранилище.
   — Мы рассматриваем ситуацию с точки зрения Ши Чжилиня. — сказал У Айпин. — Самое главное — это научиться мыслить, как твой противник. Проникнуть в его мозг, изучить все его извилины, установить закономерности. Почерк, лаошу, онесть у всякого. И мне кажется, я начинаю разбирать почерк Чжилиня.
   Он издал короткий нутряной звук и остановился, прислонившись плечом к пыльной бойнице, чтобы укрыться от палящего солнца. Его глаза лениво скользнули по линии, где янтарная земля смыкалась с серо-голубым небом. Там высились серые единообразные коробки современного Китая.
   — Я вижу опасность, которой он не замечает. Этот Блустоун, хоть и агент Чжилиня, а все-таки гвай-ло.И поэтому ненадежен. Я его подозреваю в том, что он подыгрывает Чжилиню ради одной цели: влезть в Камсангский проект.
   — Но мы не можем ему позволить узнать секреты Камсанга! — возмутился Чжан Хуа.
   — Вот это мне нравится! — одобрительно заметил у Айпин. — Вы все-таки в душе патриот. Ну что ж! Я разделяю вашу озабоченность. Камсангский проект насущно необходим для нашего выживания. Было крайне трудно сохранить его секреты от гвай-ло.Нам нужны их деньги, но совать им нос в государственные тайны мы им позволить не можем. Конечно, они получают барыши от Камсанга. Конечно, Камсанг выгоден и Гонконгу. Но главное, он даст нам в руки скальпель, которым мы отсечем советскую угрозу, разросшуюся вдоль границы, как злокачественная опухоль.
   У Айпин подождал, пока небольшая группа иностранных туристов, щелкающих своими камерами направо и налево, как полчище сверчков, пройдет мимо. В туманной дымке перед ним расстилалось нагорье, которое вело к двум пикам-близнецам — Тигру и Дракону. Между ними можно было разглядеть красную арку, за которой была гробница, где спят вечным сном представители династии Мин.
   — Главной проблемой Блустоуна и, я подозреваю, Ши Чжилиня, являются долги. Согласно этим документам, «Тихоокеанский союз пяти звезд» сильно пострадал во время паники, охватившей колонию в 1982 году. Митра трижды напоминает Ши Чжилиню о краткосрочных долгах его компании. Сейчас тот намеревается воспользоваться случаем, чтобы отделаться от неликвидного капитала, купить акции Пак Ханмина и перехватить контроль над Камсангом. И он указывает Ши Чжилиню, что такой шаг может сделать его компанию уязвимой. Но тот проигнорировал это предупреждение и дал команду действовать.
   — По моему, все идет нормально, — сказал Чжан Хуа. — Я считаю, нам не надо предпринимать никаких шагов. Блустоун сунется в Камсангский проект и расквасит себе нос. В этом я с вами согласен.
   У Айпин бросил на замминистра уничтожающий взгляд, которым он имел обыкновение осаживать своих не слишком умных помощников.
   — Это еще раз доказывает, что вы не видите дальше собственного носа. Мне вовсе не нужно уничтожать «Пять звезд», мне надо уничтожить Чжилиня. «Пять звезд» — это ключ к его плану. Через эту компанию он намеревается влезть в Камсангский проект. Мойпроект. Я знаю, он является противником нашего негласного использования Камсанга. Через ту компанию он намеревается подобраться к проекту и саботировать мое участие в нем. Поэтому я хочу, чтобы «Тихоокеанский союз пяти звезд» был оставлен в покое. Я хочу, чтобы Чжилинь оказался настолько связанным с этими гвай-ло, что у него не осталось бы никаких шансов освободиться.
   Он помолчал немного, потом громко рассмеялся.
   — Да, я, кажется, нашел правильное решение. Мы поймаем Ши Чжилиня, а в качестве капкана используем его собственную компанию!
   — Не понял, — признался Чжан Хуа.
   — Где вам понять! — сказал У Айпин таким ядовитым тоном, что замминистра поежился. — Но если вы думаете, что я настолько глуп, что начну сейчас разжевывать все для вас, то вы ошибаетесь. Я хочу быть совершенно уверен, что Чжилинь будет застигнут врасплох. Рисковать мне, как вы сами понимаете, не хочется.
   Он многого не договаривал. Он не сказал Чжан Хуа, что уже дал указания другим членам своей группы узнать, какие банки и ведущие компании Гонконга держат закладные «Пяти звезд». Таковых оказалось очень много. Таким образом, хотя внешне компания казалась вполне благополучной, но на самом деле она погрязла в долгах, как в шелках.
   Теперь надо только через подставную компанию перекупить эти закладные одну за другой. Конечно, он знал, что для этого нужны миллионы. Ни у кого из членов его ЦУН таких денег не было. Придется позаимствовать их из министерских фондов и из фонда правительственного учреждения, возглавляемого им самим. Конечно, риск велик, но игра стоит свеч. Когда он сделает свой главный ход, он одновременно разоблачит Чжилиня как предателя и овладеет компанией «Тихоокеанский союз пяти звезд». Все одним махом.
   Спускаясь с Великой Стены вместе с Чжан Хуа, которого он перекрестил в Лаошу, У Айпин гордо рассмеялся.
   — Радуйся этим денькам, Ши Чжилинь! — провозгласил он, запрокинув голову к небесам. — Они твои последние!
* * *
   Микио Комото снова встретился с Джейком в йатай, круглосуточной закусочной недалеко от храма Каннон, богини милосердия, расположенном в Асакузе, старом квартале Токио. У этой богини была масса поклонников и среди туристов, и среди местных. В течение всего дня парк напротив храма был заполнен народом.
   Вечерело. Люди торопились домой, к семьям. Детей, целый день игравших на свежем воздухе, разбирали родители. Только старики не торопились расходиться, кто судача о разных разностях, кто наблюдая за медленно развертывающимися партиями в го.
   Смесь влаги, повисшей в воздухе, с выхлопными газами, которую англичане прозвали смогом, приобрела с началом сумерек сапфировый оттенок. Темный силуэт храма придавал пейзажу задумчивый и немного хмурый вид.
   Уставшие от целого дня мотания по городу Комото и Джейк устроились у выдвижного столика в Натай.Здесь можно было получить китайскую или японскую суп-лапшу, жареного в специях цыпленка или то, что сейчас ел Джейк, — оден.Это был густой суп с различными овощами, морской капустой, рублеными вареными яйцами, к которому подается жареный пирожок, густая рыбная паста и немного ужасно острой горчицы.
   Микио выдвинул для себя стул и тоже заказал оден.Повсюду слышались разговоры. Есть такая привычка у японцев, людей обычно немногословных и замкнутых в кругу знакомых, болтать без передышки в закусочной, рассказывая первому встречному такие секреты о себе, о которых не рассказывают и женам.
   — Ну что, удалось что-нибудь узнать?
   — Ничего, — мрачно ответил Джейк. Он добавил еще немного горчицы, взял дешевые пластиковые палочки и с жадностью набросился на еду. Расставшись с Комото у выхода из зала игровых автоматов он, позвонив тому японцу с физиономией хорька, с которым встречался в бане до своего знакомства с Комото и договорился с ним встретиться в Роппонги. Трехчасовой допрос с пристрастием не дал ничего. Джейк помешал палочкой остатки оден.
   — Это возвращает нас в квадрат номер один, — резюмировал он.
   — Не совсем так, Джейк-сан, — возразил Комото, который ел, низко склонившись над чашкой. Палочки мелькали в его руках с быстротою молнии. — Я тоже провел напряженный день, как и ты. Подобно мотыльку порхал я с цветка на цветок, собирая пыльцу фактов то здесь, то там. Незадолго до прихода сюда к моим лапкам пристал кусочек очень любопытной информации. Похоже, что Сизуки-сан имел соперника в любви к очаровательной дочке начальника полиции Танабы.
   Через несколько стульев от них посетитель, еще до прихода Джейка и Комото усидевший не одну чашечку сакэ, начал петь. У него был приятный голос, и он им прекрасно владел. Возможно, это даже был профессиональный певец. Хоть он и был пьян, но из тональности не выходил.
   Мелодия песни была очень грустная, и она напомнила Джейку его неудачный рейд на Дом Паломника. Густую зелень, напоенную влагой, пятна неонового света на мокром асфальте. Волна печали накрыла его с головой, когда он вспомнил о потерях той страшной ночи.
   Он отвернулся от певца, мысленно выключая его песню.
   — Как это тебе удалось узнать?
   Комото пожал плечами.
   — У меня по всему городу разбросана кое-какая недвижимость. Один из домовладельцев, работающих на меня, знает эту девушку, потому что она снимает усагигойув его доме. Он уверен, что она не всегда бывает одна в своей квартирке. И, что самое интересное, он никогда не видел Сизуки. Я ему показывал его фотографию. Говорит, что ни разу не видал его. Человек, которого он имеет в виду, на него абсолютно не похож.
   Джейк думал о том, какой, наверно, ужас испытал Сизуки-сан, когда его спихнули с запруженной толпой народа платформы под колеса поезда, со страшным грохотом вырвавшегося из туннеля. Он вспоминал ежик черных волос и верхнюю часть уха, торчавшие из шляпной коробки, что стояла на лакированном столике. Три человека окружили тот столик, когда он ворвался в комнату, отбиваясь от наседавших на него татуированных охранников: Кизан, Хигира и...
   — Ты показал тому домовладельцу другую фотографию? — спросил Джейк.
   Комото улыбнулся, доставая черно-белый снимок. Черты лица, форма головы, разворот плеч — именно таким помнит Джейк этого человека, образ которого словно выжжен в его памяти.
   Ничирен.
* * *
   Даниэла заметила, что за нею следят, с того самого момента, как только вышла из здания КГБ. Прямо перед ней была площадь. Мамаши гуляли с малышами, держа их за ручку, или давали им возможность побегать под низким, водянистым солнцем, распугивая голубей. Почти пасторальная сцена в самом сердце Москвы.
   Она пошла, и машина сразу же тронулась. Был конец рабочего дня, и улицы представляли собой сплошной поток машин, среди которых в этой части города почти не было частных. На каждом шагу светофоры, и поэтому нетрудно заметить, что за тобой с черепашьей скоростью тащится машина. Она удивилась такой топорной работе. Как будто кто-то специально хочет, чтобы она заметила слежку.
   Поэтому вместо того, чтобы продолжать идти, она замедлила шаг и дала возможность этой машине — «Волга» последней модели — поравняться с ней. За рулем сидел белобрысый тип с довольно бандитской рожей. Таких она навидалась предостаточно за свою жизнь.
   С каменным выражением лица Даниэла приблизилась в опущенному стеклу. Все в ней клокотало от гнева: она не любила, когда за ней следят. Да и кому это нравится! Слегка наклонившись, чтобы в глаза не попадал солнечный зайчик, отбрасываемый надраенным капотом машины, она резко осведомилась: — Кто вы такой?
   Белобрысый посмотрел на нее, как будто только сейчас заметил.
   — Садитесь, — буркнул он.
   Даниэле не понравился его тон.
   — Вы из какого отдела?
   — Из никакого, — ответил он, открывая для нее заднюю дверцу. — Пожалуйста, садитесь товарищ генерал. Меня за вами прислали.
   — И кто же вас прислал? — спросила она, но все-таки села.
   — Здесь неподалеку, — ответил он более дружелюбным тоном.
   Сейчас у него был такой вид, словно он регулярно вот таким образом заезжает за ней после работы.
   Объехав площадь, он сразу же вырулил в крайний левый ряд, зарезервированный для правительственных машин, и прибавил ходу. Даниэла смотрела в окно, гадая, куда ее везут. Белобрысый знал свое дело. Проскочив центр, выскочил на набережную Москвы-реки, сверкающей в свете закатного солнца. За рекой подымались высокие корпуса новых жилых домов. Неподалеку от Парка Горького он опять пересек реку по каменному мосту с высоченным парапетом, идя все время с высокой скоростью, попав в зеленую волну светофоров. Пятнадцать минут такой езды начали убеждать ее, что они едут за город.
   Время от времени водитель посматривал в зеркало заднего обзора. Даниэла заметила это, но тем не менее оказалась неподготовленной к его внезапным маневрам Он вдруг взял резко вправо, подрезая голубой «Запорожец». Сбоку раздался резкий гудок и, почти одновременно с ним, скрежет тормозов, мгновенно оставшиеся позади, когда он, не снижая скорости, съехал с главной дороги. Высокие деревья внезапно выросли справа, шофер резко тормознул и, сделав левый поворот, проскочив под мостом, вернулся на магистраль и поехал уже в противоположном направлении: назад в город.
   Солнце уже село. Небо еще не начало темнеть, но на горизонте угасала лимонно-желтая полоса заката, наливаясь пурпурным цветом.
   Белобрысый шофер снова пересек Москву-реку, но уже по другому мосту. Сейчас они ехали не по проспекту, а по довольно узкой улочке, возвращаясь в центр.
   — Что, кто-то висел на хвосте? — спросила Даниэла.
   Белобрысый посмотрел в зеркало заднего вида, пожал плечами.
   — Береженого бог бережет, — был его лаконичный ответ.
   Проехав мимо Красной площади, они обогнули центр и выскочили на Кутузовский проспект. Проехав водитель сбавил ход, свернул на боковую улицу, где стояли желтые особняки, построенные, в основном, в середине прошлого века.
   Остановившись возле одного из них, он вышел первым из машины и галантно, словно на нем была ливрея, а не обычная кожаная куртка, открыл боковую дверцу.
   — Прошу вас, товарищ генерал, — сказал он вполне Дружелюбно. — Вверх по ступенькам.
   Даниэла смерила его взглядом, затем повернулась и поднялась на крыльцо. Теплый свет, приглушенный занавесками, уже струился из окон. Она чувствовала себя совершенно голой, стоя перед входом в эту цивилизованную пещеру. Но не успела она позвонить, как дверь открылась и она увидела его высокую фигуру, продолговатое красивое лицо, весь его немного мрачноватый облик. Интересно, что таится за этим импозантным фасадом, -подумала она.
   — Товарищ Лантин, — сказала она. — У вас весьма своеобразный способ приглашать в гости.
   — Входите, — произнес он, отступая в сторону. Пропустив ее, он закрыл дверь и пошел впереди нее по коридору.
   — Есть хотите? Надеюсь, что да. Я жарю блины.
   Он провел ее в большую, сверкающую чистотой кухню, оборудованную импортной плитой «Вулкан», мраморным разделочным столиком, холодильником с огромной морозильной камерой. Ярко начищенные медные котелки свисали на цепочках с потолка. Лантин сразу же прошел к плите и возобновил стряпню, повернувшись к ней спиной. На нем были свободного покроя легкие брюки, очевидно, сшитые в Европе, идеально отутюженная полотняная рубашка и щегольские домашние туфли, которые он носил на босу ногу.
   — В пошлой роскоши живете, товарищ, — довольно ехидно заметила Даниэла.
   Ей надоела эта игра в кошки-мышки.
   Лантин засмеялся, и она удивилась, до чего открытым вдруг стало его лицо. В нем появилось что-то симпатично-мальчишеское, несмотря на его холеные усики.
   — Юрий, — поправил он. — Здесь есть только Юрий и Даниэла. Никаких «товарищей».
   Она не ответила, и Лантин, уменьшив жар на горелке, опять повернулся к ней.
   — Вы что?
   Даниэла вертела головой, внимательно оглядывая кухню.
   — Не это ли вы ищите? — спросил он, открывая дверцу шкафчика и доставая портативный магнитофон. — Как видите, он не включен.
   Даниэла внимательно его осмотрела. Достала кассету, выложила ее на стол и вернула ему аппарат.
   — А где камера?
   Все с тем же отсутствующим выражением лица Лантин указал. Следуя направлению его взгляда, Даниэла обнаружила видеокамеру за зеркалом. Она была установлена так, что в ее объектив попадала вся комната. Провод, отходивший от нее, привел её к видеомагнитофону, спрятанному под кухонной раковиной. Наклонившись, она вынула из аппарата видеокассету и положила ее рядом с аудио.
   — В этом не было необходимости, — сказал Лантин. — Эта штука все равно не работает.
   — Ничего удивительного, — ответила Даниэла. — Повышенная влажность плохо сказывается на любой аппаратуре. Лучше найти для нее другое место.
   Какое-то время они изучали друг друга. Когда масло начало гореть, Лантину пришлось опять повернуться к плите.
   — Я не собираюсь записывать наш разговор, — сказал он. — Вы слишком подозрительны.
   — Ничего подобного, — возразила она, заглядывая ему через плечо.
   Лантин ловко разливал по сковородке очередной блин.
   — Где это вы так научились?
   — У матери, — ответил он. — Об этом ни в какой кулинарной книге не вычитаешь. Кроме знания рецепта приготовления, нужна еще и ловкость рук. Ели они за кухонным столиком, вроде как муж с женой. Пища, однако, была явно неординарная для обычного ужина. К блинам с черной икрой Лантин добавил графинчик охлажденной водки, настоенной на зверобое. Это было похоже больше на то, что они отмечают какое-то важное событие. С другой стороны, Даниэла подозревала, что Лантин начинает соблазнять ее. Она вспомнила, что в американских фильмах и романах женщина начинает обхаживать понравившегося ей мужчину, именно угощая его чем-нибудь изысканным. Однако путь не только к мужскому сердцу — и не только в Америке — проходит через желудок.
   О своем теле и о том воздействии, которое оно производит на мужчин, она никогда не забывала. Как же иначе? Она была прагматиком. Очень рано в жизни она поняла свои сильные качества и настроила себя на то, чтобы полностью использовать этот потенциал для трудного продвижения вверх по советской бюрократической лестнице.
   Даниэла не была распутницей. Она только использовала секс, как умные мужчины пользуются умом. Поскольку им трудно внушить, что она может соперничать с ними в сфере интеллекта, почему бы не использовать другие отпущенные ей природой активы, чтобы достичь своей цели и делать мужчин своим послушным орудием?
   Эта тактика сработала с Карповым, а до него — с Валентином и с Анатолием. Может она сработать и с Юрием Лантиным, но Даниэла не могла не сознавать, что сейчас она находится на несколько непривычном для себя поле. Вообще-то она давно собиралась попасть на него, но риск был слишком велик.
   — Можете меня поздравить, — говорил между тем Лантин, когда они закончили с блинами и он готовил кофе по-турецки. — Наша война с использованием роботов идет прекрасно.
   — Вы имеете в виду использование вьетнамцев в пограничных инцидентах в провинции Юньнань? — осведомилась она, думая о том, является ли случайностью, что Лантин варит кофе именно по-турецки, или же он разузнавал о ее вкусах.
   Лантин кивнул.
   — Сегодня утром агентство Синьхуа распространило заявление, в котором клеймятся позором эти «вооруженные провокации» и указывается, что армейское командование вынуждено развернуть вдоль границы еще тридцать дивизий.
   — Значит, это ваших рук дело?
   — Карпов вам скажет, что его, но это не так: идея принадлежит всецело мне. Как и идея послать «группу экспертов» в Японию, чтобы прикончить Ничирена.
   Даниэла чуть не поперхнулась. Сытная пища встала колом в горле. Стараясь унять бешено забившееся сердце, она сказала:
   — Вы дали мне указание послать своих людей, чтобы они проследили за передвижениями Ничирена, вот и все. — Она отчаянно пыталась восстановить утраченное равновесие. — Карпов в курсе этих ваших действий?
   — Карпов является — как это говорят американцы? — частью заднего кармана моих брюк. Он там бренчит вместе с вывалившейся из кошелька мелочью. — Он улыбнулся. — Пейте кофе, Даниэла, пока не остыл.
   Он налил ей еще чашку. Часы в гостиной, собираясь пробить, хрипели, как старик в приступе астмы.
   — Значит, вы просто взяли и отозвали моих людей? — сказала она после паузы.
   Лантин покачал головой.
   — Нет, я просто заменил им программу.
   — Это называется узурпацией властных функций другого должностного лица, — сказала Даниэла. — Вы превысили свои полномочия.
   — Нет, я только переориентировал данный вами приказ.
   Очевидно, он получал необыкновенное удовольствие от этого диалога.
   — Они все погибли, — сказала она тоном, который ясно давал понять, кого она считает в этом виновным.
   — Увы, да, — ответил он после небольшой паузы. — Я не учел того, что в дело может вмешаться американский агент.
   — Джейк Мэрок.
   — Вот именно. — Он посмотрел в окно, за которым уже царила ночь. — Совершенно непонятно, что он там делал.
   Даниэла не стала высказывать своих соображений по этому вопросу. Она только заметила:
   — Дела моего отдела — мои дела.
   Лантин будто ждал от нее этого заявления. Не исключено, он его даже спровоцировал. Не спеша достал он из ящика стола некий предмет и положил перед ней. — И это тоже дела вашего отдела, насколько я понял.
   Усилием воли Даниэла заставила себя оторвать глаза от этого хорошо знакомого ей предмета. Боже мой, -подумала она, — они нашли мою записную книжку с материалами «Медеи»!
* * *
   Питер Ынг ждал в просторном, как холл баронского замка, фойе дома Эндрю Сойера, построенном на горе над бухтой Шеко. Все в доме было на широкую ногу, по-американски: шкафы и кресла из старого дуба, буфеты из сучковатой сосны, на стенах — живописные полотна. На одном был изображен дедушка Эндрю Сойера — Даниэль Мартин Сойер в охотничьем костюме. За его спиной зеленели холмы его родной Вирджинии. На противоположной стене — портрет отца Эндрю — Бартона Сойера, тоже в охотничьем костюме, но на фоне гавани Виктории и поселения Цзюлун, каким оно было семьдесят лет назад.
   Ынг знал, что во внутренних покоях висит портрет самого Эндрю, хотя и не в охотничьем костюме, но все же на фоне пика Виктории — чтобы не очень нарушать стилистики семейных портретов.
   Хоть у Ынга и не было особо важных дел к патрону, тем не менее он сидел в холодке передней комнаты и ждал. Через какое-то время он услышал звук подъезжающей машины и сразу же встал с кресла.
   Когда дверь открылась, он уже склонился в поклоне.
   — Прекрасный вечер, — сказал он с истинно китайской вежливостью.
   — Прекрасный вечер, Младший племянник.
   Крохотный китаец в мешковатом костюме, не менее чем на три размера превышавшем габариты своего обладателя, вошел в дом по ковровой дорожке. Прищурившись, он окинул фойе критическим взглядом. Заметив голову бизона над дверью, он повернулся к Ынгу.
   — Это что, еще одна непостижимая уму традиция гвай-ло?
   — Ты имеешь в виду бизона, Старший дядя? — Это обращение принято не только в семейном кругу, но и может употребляться по отношению к постороннему человеку, как знак особого уважения. Сейчас, однако, оно было употреблено в своем исконном смысле: разговаривали дядя и племянник. — Это животное когда-то было широко распространено в Новом Свете. Отец почтенного Сойера застрелил его, когда был еще мальчиком. Он привез этот трофей сюда уже более ста лет назад.
   — Трофей? — переспросил Преподобный Чен, для которого это слово почему-то ассоциировалось с чем-то неприличным.
   — Это такой ритуал у мужчин на Западе: хранить какую-нибудь часть убитого на охоте животного, — объяснил Ынг. — У многих народов мира есть такой ритуал.
   Преподобный Чен бросил на Питера Ынга насмешливый взгляд.
   — Чего ж еще можно ожидать от чужеземных чертей, не так ли, Младший племянник? Они держат деньги в консервной банке, и привычки у них, как у животных. Но они нам нужны, что поделать! — Он опять поднял глаза к бородатой и рогатой голове на стене. — Но не забывай, что они к нам именно так и относятся. Как к трофеям, которые они вешают на стенку... Скажи мне, Младший племянник, должны ли мы только клонить голову и бормотать, что это судьба наша такая? Должны ли мы только вздыхать и разводить руками? — Его глаза сверлили Ынга. — Ты ведь китаец, не забывай этого.