Страница:
* * *
В скольких войнах он участвовал? В войне с Чан Кайши, в войне с капитализмом, в войне с неправильными коммунистами. Но самая трудная война — это война с самим собой.Как альпинист, измученный долгим восхождением, стоит, окутанный облаками, стоял Чжилинь у окна своей виллы, погруженный в раздумья.
Его тайная жизнь, посвященная йуань-хуаню,протекала в постоянной борьбе. Со стороны казалось, что он неустанно работает над претворением в жизнь предначертаний каждого следующего режима: нажимал на кнопки, тянул за веревочки, заворачивал гайки. Но, несмотря на все его старания, Китай не вылезал из зыбучих песков политической нестабильности, болота стагнации системы производства и распределения и, главное, из пучины хронической неспособности ставить более или менее реалистические долговременные планы и придерживаться их.
Возможно, -думал Чжилинь, — это не столько неспособность, сколько нежелание.После дурацких пятилеток Мао в правительстве не горели желанием вернуться к попыткам жить по плану, хотя необходимость в этом и ощущалась.
Мы просто неповоротливая и неуклюжая нация, -думал Чжилинь с горечью. — Нас слишком много, мы слишком темны и забиты. Наше коммунистическое чванство столкнуло нас в область неэффективной экономики. Наша боязнь «капиталистической заразы» обрекает пас на девственное невежество в вопросах современного бизнеса.
Но у китайцев врожденный талант к бизнесу. Снова и снова Чжилинь вспоминал о том, как хорошо зарекомендовали себя в этом отношении китайцы во всех уголках земного шара. И в большинстве случаев они платят за это дорогую цену. Филиппинским китайцам отказывают в гражданстве, хотя они живут там на протяжении нескольких поколений. В шестидесятые годы тысячи китайцев погибли во время расовых беспорядков в Малайзии и Индонезии именно из-за того, что они занимали ведущие места в деловом мире этих стран.
А десять лет спустя Ханойский режим предпочел сбросить вьетнамских китайцев в Южно-Китайское море, вместо того чтобы воспользоваться их колоссальными знаниями в области экономики и бизнеса. В наши дни все наиболее влиятельные бизнесмены в Джакарте являются китайцами по национальности, но, не желая подвергать опасности себя и свои семьи, индонезирутотся, принимая новые имена.
Хотя китайцев в Индонезии и не преследуют так откровенно, как в былые времена, отношение к ним как к людям второго сорта остается. Согласно правительственному постановлению, бумипутры, то есть коренные малайцы, имеют преимущества в сфере бизнеса, и «иностранным» бизнесменам рекомендуется брать малайцев в деловые партнеры.
В Америке, правда, китайцы процветают. Среди них можно отметить Энь Вана, гения-компьютерщика. Иногда Чжилинь сожалел, что никогда не увидит Америки.
Но еще более он сожалел, что в свое время покинул жену и любовницу, обеих с его детьми на руках.
Его юношеские мечты осчастливить свою Родину казались ему в такие минуты чушью, родившейся в незрелом мозгу. Тоже еще Небесный Покровитель нашелся! физические боли, от которых он так страдал последние годы, напоминали ему, что он — всего лишь смертный. Как и все люди, что его окружают.
Правда, некоторые из этих смертных все более и более проявляли свою демоническую натуру. Например, У Айпин. Его кожистые крылья все громче и громче хлопали в ночи, окружающей Чжилиня на его вилле. Ночь казалась ему черным плащом, который министр набросил ему на голову, подкравшись сзади, и для верности еще и руками обхватил вокруг тела. Чжилиня в пот бросало, когда такие образы посещали его.
Покинуть Афину и Шен Ли его вынудила мечта, родившаяся в его сознании давным-давно в садике Цзяна в Сучжоу. Продуманный до мелочей садик, кажущийся созданием природы. Его искусственническая философия, дающая ему силы жить и бороться. Но в минуты сомнений ему казалась, что она также извратила его сознание до неузнаваемости.
Он Цзян. Созидатель и стратег.
Конечно, современное лицо Китая — это плод его трудов, хотя об этом мало кто знает. Но в самом ли деле будущее Китая более важно для него, чем его собственное человеческое счастье и счастье его близких? Поднимаясь к вершинам власти, он был свидетелем таких проявлений жестокости, глупости и бесчеловечности, что немудрено, что его посещали сомнения в правильности выбранной стратегии. Он не мог остановить потока злобы и алчности. Ему приходилось приспосабливаться к нему, подлаживаться к власть имущим. Иначе бы он просто не выжил бы. Мао сожрал бы его. Его сожрали бы после смерти Мао вместе с Бандой Четырех. Или когда-нибудь после. Но сожрали бы, это точно.
Дети мои, дети! -думал он. — Я должен вернуть себе детей! Даже Китай не значит для меня сейчас так много, как значат они.
В глубине виллы тихо прозвучал зуммер. Чжилинь со вздохом поднялся с кресла. Подошел к передатчику и щелкнул переключателем. Но отключиться от своих мыслей было не так просто. Еще не окончательно стряхнув с себя задумчивость, он механически выполнил все необходимые операции, обеспечивающие секретность его переговоров с агентами.
Контакт.
Без запинки они обменялись паролями.
— Докладывай, — сказал Чжилинь.
— Я... Голос заколебался и Чжилинь вышел из задумчивости.
— В чем дело?
— Не знаю, — откликнулся Ничирен издалека. — Что-то, кажется, изменилось.
— В Гонконге?
— Во мне.
— Объяснись толком, — приказал Ничирену его Источник с твердостью в голосе, которой в самом деле не чувствовал.
— Как? Меня никто не учил объяснять свои... чувства.
— Мне кажется, я научил тебя делать это, вырвав тебя из-под контроля твоей матери, который она осуществляла и за могилой.
— Я сомневаюсь, что этого было достаточно.
— Не понял.
— Я хочу... — Мгновение слышался только треск эфира. — Я хочу прекратить это.
— Прекратить что?
— Повиноваться приказам, подчиняться дисциплине, оставаться в йуань-хуане.
—Что ты такое говоришь? Чушь какая-то! Ты осознаешь, сколько времени и сил я потратил на то, чтобы связать тебя с Даниэлой Воркутой? Через тебя я был в курсе всего, что она говорит и делает. Я узнал о том, что она завербовала Химеру, проникнув таким образом в святая святых Куорри. Поэтому я велел тебе забрать Марианну Мэрок и фуиз Гонконга. Химера каким-то образом пронюхал про фуи издал директиву найти и уничтожить Марианну Мэрок. Благодаря тебе, Даниэла Воркута была частью нашего йуань-хуаня,даже не подозревая об этом. Она убрала руками Лантина нашего главного противника в России — генерала Карпова. Если я хоть чуть-чуть знаю Даниэлу, она найдет способ сделать то же самое и с Лантиным. Как только это произойдет, мы сможем смело делать наш ход. Ты, наверное, уже догадался, что это Лантин прислал убийц в Цуруги. Это Лантин пытается удушить Китай, подтолкнув его к войне, которую страна не может выиграть... Послушай меня. Я спас твою душу от анархии, заложенной туда стараниями твоей матушки. Не приди я к тебе на помощь, один Будда знает, что бы ты натворил. Подумай об этом. Сделав тебя членом йуань-хуаня,я многое поставил на карту. Подумай об этом тоже. Ты не можешь сейчас выйти из игры. Твой долг — идти с нами до конца.
— Я полагаю, главный долг человека — перед самим собой Он тяжкой ношей лежит на моих плечах с недавних пор. Урок, преподанный мне Марианной Мэрок.
— Но послушай меня...
— Я хочу жить своей собственной жизнью! — В этом крике прозвучало отчаяние потерянного ребенка, и слова замерли на губах Чжилиня. — Хочу и буду!
Связь прервалась. Будто тонкая нить порвалась. Нить, соединяющая отца с сыном, не подозревавшим, что он говорил с отцом.
Рука Чжилиня дрожала, когда он ставил микрофон на место и выключал передатчик-приемник. Йуань-хуань, -подумал он. — Пятьдесят лет прожектерства.Пятьдесят лет жертв, чтобы доказать, что он — Цзян.
Я хочу жить своей собственной жизнью!
Крик в ночи. Чжилинь почувствовал страстное желание встретиться с детьми лицом к лицу, сказать им, что он жив, что он любит их, что всегда любил, даже покидая их. Желание это было таким острым, что оно даже пересилило боль, дробящую его тело на части, как камнедробилка.
Его всего трясло. Что толку, что он — Цзян? Он потерял своих детей на столько долгих лет! На губах своих он почувствовал пепел своей сгоревшей жизни, пыль и песок бесплодно прожитых лет. Он сам себе стал чужим. Цзян не может плакать. Цзян не может смеяться. Ничто на свете не должно его печалить или радовать. Есть только его йуань-хуань,спланированный в безвоздушном пространстве абстрактной мысли. Как полководец, что посылает своих людей на смерть, но их боли и их скорби его не касаются. Вот страхи — это его забота. Зная о них, он может предугадать желание человека совершать действия, идущие вразрез с его планами, и он может создавать мотивацию для действий, выгодных для него.
Я хочу жить своей собственной жизнью. Хочу и буду!
Он ни разу не был рядом с детьми, когда они нуждались в нем. Вот и теперь Ничирен, одинокий и покинутый, может опять наломать дров. Он слишком уязвим в таком состоянии. Он так долго не протянет. Женщина может утешить, но кто, кроме отца, может наставить на путь истинный?
О Будда, помоги мне! -взмолился он. — Что мне делать?
И Чжилинь зарыдал такими горькими слезами, что они щипали кожу, скатываясь по щекам.
* * *
Интересно, почему это ночной звонок всегда кажется громче клаксона обгоняющего вас на дороге грузовика? Может, благодаря своим особым свойствам проникать в сонное сознание? Или это потому, что у людей, как у собачек Павлова, особый рефлекс выработался — ожидать только дурных новостей ночью?Так или иначе, телефон вырвал Генри Вундермана из глубокого сна. Он тотчас же сел в кровати и схватил трубку. Другой рукой он успокаивающе прикоснулся к плечу пошевелившейся во сне жены. Прикрыв рукой трубку, он шепнул:
— Ничего, спи. У детей все тихо, и ты спи. Он подождал, пока не почувствовал, что она снова расслабилась в сонной истоме. Хотя дети были не такими уж маленькими, она все не могла привыкнуть, что к ним не надо вскакивать по ночам.
Наконец Вундерман откликнулся в трубку.
— В ночном клубе танцы идут во всю, — услышал он знакомый голос.
— Хорошо, — ответил Вундерман. — Буду через двадцать минут, максимум.
Он уже вставал с кровати.
«Ночной клуб» было в Куорри кодовым названием азиатского направления, а «танцы» означали высшую категорию срочности.
Езда по ночному Вашингтону всегда заставляла Вундермана вспоминать Париж. Оба города являются символами власти, каждый на своем континенте. Города тысяч огней. Кроме того, по своей планировке Вашингтон был очень европейским городом: все главные улицы расходятся от одной точки, от Капитолия. Такой город легко защищать.
Париж занимал в сердце Вундермана особое место. Сюда они с Марджори приезжали на медовый месяц. Туристическая поездка. Большего он не мог себе позволить в те годы, поскольку отказался взять деньги, предложенные семьей Марджори. Автобусные экскурсии. Не беда. Париж — это такой город, в который нельзя не j влюбиться, беден ты или богат. Он попытался представить себе, как выглядел Роджер Донован, прогуливаясь по парижским бульварам. Наверно был все в тех же белоснежных брючках, в рубашке стиля «поло» и в туфлях-топсайдерах. Типичный американец среди всего этого гальского очарования.
Наверно, парижские красотки были от него без ума. А о московских уж и говорить не приходится: так, поди, и норовили в кустики в Парке Горького затащить. Не человек, а сплошной День Независимости.
Вундерман прошел все пять стадий проверки, когда входил в здание. Хотя его все прекрасно знали в лицо, он не хотел, чтобы для него в этом отношении делались какие-нибудь послабления.
На восьмом этаже его встретил оперативный дежурный, серьезный человек по фамилии Роунз, которого Вундерман сам откопал среди вашингтонских умельцев.
— Что здесь у нас стряслось?
Роунз не стал извиняться за то, что вытащил босса из постели: он службу знал и был безупречным исполнителем.
— Компьютерная связь.
— Ты шутишь? — уставился на него Вундерман. — С ночным клубом компьютерной связи быть не может.
— Конечно, сэр. Но вызов пришел из Гонконга. Он автоматически переключился на компьютер, потому что был набран соответствующий шифр.
— Роунз, вся наша связь зашифрована. Как внутренние линии, так и зарубежные.
— Я знаю, сэр. Но это же АТАС!
Алгоритмизированная Транслитерация Аграфическим Способом -это был шифр, придуманный не так давно Донованом. Он объяснил Вундерману, что название звучит как шутка и ключевым словом является «аграфия». Вундерману пришлось лезть в словарь, где он прочел, что оно означает патологическую неспособность грамотно писать.
Разрабатывая этот полный атас системы кодирования, Донован брал за основу не буквы, а звуки речи, которые он затем перемешал по определенным правилам, создав репрезентативный словарь. Это означало, что только компьютер Куорри мог понять закодированную таким образом речь.
Донован придумал свой АТАС шутки ради, но Вундерман и Беридиен нашли для кода практическое применение, внедрив его в память ГПР-3700.
В результате Куорри получил на вооружение самый надежный шифр из всех известных Вундерману.
Вундерман сел за терминал компьютера, и Роунз вышел. Сообщения, передаваемые этим шифром, предназначались только для директора или его доверенных лиц.
Он набрал серию цифр и, когда на экране загорелись буквы ПРОДОЛЖАЙТЕ, набрал кодовое слово для приема сообщений, зашифрованных по системе АТАС. система РАБОТАЕТ, — сообщил ГПР-3700.
В этой комнате без окон было душновато. Вундерман позвонил Роунзу и попросил его подрегулировать кондиционер, работающий в ночное время чисто символически.
ПРОДОЛЖАЙТЕ.
Вундерман набрал второе кодовое слово и на экране появилось сообщение:
СООБЩАЮ, ЧТО ДЖЕЙК МЭРОК ОТВЕТСТВЕНЕН ЗА СМЕРТЬ ТРЕХ АГЕНТОВ КУОРРИ В ГОНКОНГЕ. ТРЕБУЮ ПЕРЕВЕСТИ ЕГО В КАТЕГОРИЮ «ОПАСНЫЙ ОТЩЕПЕНЕЦ». ЖДУ СООТВЕТСТВУЮЩЕГО ПРИКАЗА.
Вундермана словно окатило холодной волной прибоя. Взглянув на свою руку, лежащую на клавиатуре, он заметил, что она дрожит.
Как он мог отдать приказ?
Я сам привел Джейка в Куорри. Я его наставник. Я готовил его к полевой работе и отправлял в Гонконг.
Но Боже мой! Трое агентов убито, и это дело рук Джейка. Вундерман почему-то подумал о своей жене и детях, спокойно спящих дома. Надо его остановить, -подумал он. — Он несется, не разбирая дороги. Как бешеный волк. Надо остановить его во что бы то ни стало...
Вундерман был готов нажать на клавишу, когда на экране появилось слово ДАЛЕЕ. Значит, еще одно важное сообщение есть. Вундерман быстро очистил экран и напечатал ПРОДОЛЖАЙТЕ. И вот что он далее прочел:
ПОЛУЧЕНО ПОДТВЕРЖДЕНИЕ ПО КРАСНОЙ РОЗЕ. — «Красная роза» значит Россия. — НОВЫМ РУКОВОДИТЕЛЕМ ПЕРВОГО ГЛАВНОГО УПРАВЛЕНИЯ КГБ НАЗНАЧЕНА ДАНИЭЛА ВОРКУТА. В БЛИЖАЙШИЕ 48 ЧАСОВ БУДЕТ ОФИЦИАЛЬНОЕ СООБЩЕНИЕ. ПО СЛУХАМ, ОЖИДАЕТСЯ ИЗБРАНИЕ ГЕНЕРАЛА ВОРКУТЫ В ПОЛИТБЮРО. КОНЕЦ СООБЩЕНИЯ.
Господи Иисусе! -подумал Вундерман. — Надо немедленно связаться с Аполлоном. Позвоню из уличного телефона-автомата по дороге домой. Такие звонки рисковано делать в черте города.
Он очистил экран и напечатал распоряжение через систему АТАС:
ДИРЕКТОР БАЗЕ: ПОДТВЕРЖДАЮ ПРИНЯТИЕ СООБЩЕНИЯ. МЭРОК ПЕРЕВОДИТСЯ В КАТЕГОРИЮ «ОПАСНЫЙ ОТЩЕПЕНЕЦ». ПОДТВЕРЖДАЮ ПЕРЕВОД МЭРОКА В ЭТУ КАТЕГОРИЮ.
Он выключил терминал и отвернулся от экрана. Теперь, -подумал он устало, — как только он попадется им на глаза, его пристрелят. Как бешеного волка.
* * *
Что еще мог предпринять Эндрю Сойер, кроме передачи фотографий Преподобному Чену? Питер Ынг был его компрадором, но он также был племянником Преподобного Чена. За свою жизнь Сойер достаточно освоил китайскую жизненную философию и традиции, чтобы знать, что семья имеет приоритет даже над бизнесом. Неважно, сколько секретов Питер Ынг украл у фирмы «Сойер и сыновья». Важно то, что он родственник Преподобного Чена.— Вы знаете человека со шрамом?
Преподобный Чен кивнул.
— Белоглазый Гао. — Лицо его было полно невыразимой скорби. — Питающийся нечистотами агент сучьего КГБ.
— Они все в одной компании, — сказал Сойер. — Ынг, Гао и Блустоун.
Преподобный Чен поднял на него глаза.
— Вы ужепредприняли какие-либо действия?
Сойер покачал головой.
— Я уже говорил, Почтенный Чен, что первым человеком, которому я об этом сообщаю, являетесь вы. Я решил, что это просто мой долг, поскольку Питер Ынг — член вашей семьи.
Они сидели в кабинете Преподобного Чена в районе Сай Йин-Пун на Острове.
Когда Преподобный Чен заговорил снова, то на тему, внешне не связанную с их разговором.
— Я слыхал, что вы недавно были на Свадьбе Духов.
Сойер кивнул.
— У моей дочери Мики. Она умерла, когда ей было восемнадцать месяцев.
— Это очень печально. Тяжелая судьба для такой крохи. Но теперь, соединившись с другим духом, она счастлива.
— Наконец-то.
Старики обменялись взглядами, будто впервые увидев друг друга в новом свете.
— Очевидно, мистер Сойер, мой племянник нанес огромный урон вашей фирме?
Разговор внезапно стал хрупким, как стекло.
— Пустяки, по сравнению с тем разочарованием, которое он принес вам.
— Ценю ваше сочувствие, но меня волнуют размеры ущерба, который он причинил фирме «Сойер и сыновья».
— Чтобы точно подсчитать размеры ущерба, — осторожно заметил Сойер, — потребуется время. — Он сделал паузу. — И мне может потребоваться ваша помощь.
Преподобный Чен, казалось, ждал этих слов.
— Вы ее получите, стоит вам только попросить.
Сойер поклонился.
— Глубоко польщен, Почтенный Чен.
Шанхаец поднял глаза.
— Как насчет наказания?
— Преступление совершено против всего Гонконга. Наказание должно соответствовать тяжести проступка. Во всяком случае, я так считаю.
Преподобный Чен испытующе посмотрел на Сойера.
— Значит, вы не видите необходимости сообщать о случившемся в спецотдел?
— На ваше усмотрение. — Сойер понимал, что рискует, и сердце его екнуло в груди.
Чен кивнул. Смешно семеня своими маленькими ножками, он пошел к письменному столу и положил фотографию, которая была у него в руке, в ряд с другими. Еще раз внимательно посмотрев на них, он повернулся к Сойеру.
Он увидел перед собой доброго человека с открытым лицом, в котором сквозил не только большой ум, но и искреннее чувство. Насколько китаец мог разбираться в лицах европейцев, это было лицо союзника.
— Мое суждение таково, мистер Сойер. Пусть китайцы позаботятся о китайцах, а тай-пэни о тай-пэнях.
Сойер сделал шаг вперед и поклонился.
— При всем моем уважении к вам, я бы хотел высказать и свое предложение.
— Пожалуйста.
— Давайте накажем их вместе. Пусть это наказание, о котором мы сейчас договоримся, будет нашим первым взносом в складывающиеся между нами отношения делового партнерства и личной дружбы.
Преподобный Чен позволил себе внутренне улыбнуться сквозь слезы, которые лил в душе по своему племяннику. Клянусь Буддой, -подумал он, — с этим варваром можно иметь дело.
* * *
Главный офис Верзилы Суна находился на фабрике игрушек. Там из красного, зеленого, желтого и голубого пластика мастерили крохотных самураев, хотя, возможно, эти чистые цвета, столь любимые китайцами, и не очень соответствовали теме.Вдоль прямых как стрелы проходов стояли гигантские коробки, в которых лежали миллионы крохотных рук, ног, торсов и голов. Мечи и подставки под ноги находились в конце прохода, потому что их приделывали последними.
Китаянки в возрасте между тринадцатью и шестнадцатью годами, одетые одинаково, с одинаковыми косыночками на голове, сидели на жестких стульях и добавляли каждая свою деталь к свирепым воинам, движущимся мимо них на конвейере.
Хотя, возможно, у хозяина и были средства для того, чтобы оснастить эту фабрику — да и другие фабрики такого рода — новейшими сверкающими роботами, это было бы просто непрактично. Человеческий труд здесь стоил гораздо дешевле автоматики.
Человек из триады Суна с щетинистыми волосами и колючим взглядом заметил Джейка на подходе к фабрике. Он встретил его в дверях и проводил сквозь шумный цех.
Верзила Сун его ждал. Чай уже заваривался. Пара драконов — один зеленый, другой золотой — симметрично переплетенные над шкафчиком из камфарного дерева, смотрели на него своими рубиновыми глазами. Дымились сандаловые палочки, наполняя неповторимым запахом тесно заставленный мебелью офис.
Деревянные пластины жалюзи впускали с улицы тонкие полоски света. Свет здесь зажигался только вечером, о чем Джейк знал из собственного опыта. Но даже при свете чернильно-черные тени жили во всех углах. Драконы, как сказал Суну его фэншо,предпочитают сумрак, и хозяин офиса хотел им угодить. Он верил в этих своих личных стражей с неистовостью фанатика. Людей, которые им не нравились, он и на порог не пускал, советуясь с фэншопо поводу всех своих потенциальных деловых партнеров.
— А-а! — приветствовал Верзила Сун своего гостя. — Мистер Мэрок!
У китайцев не принято рассыпаться в комплиментах и вообще демонстрировать свои чувства в подобных ситуациях. Тем более это было бы неприлично делать старшему человеку, вроде Верзилы Суна, по отношению к младшему, каким был Джейк.
Вместо этого он своими руками заварил чай.
Джейк остался с глазу на глаз с руководителем триады, что бывает не так уж часто. В Китае учишься, как говорится, выжимать эмоции из самых незначительных явлений, как в пустыне порой находишь воду в самых неожиданных местах. И в том, и в другом случае это относится к технике выживания.
Чай пили молча, наслаждаясь ритуалом и нисколько не пытаясь при этом «прощупать» друг друга. Джейк чувствовал, что может в любой момент спросить своего хозяина о чем угодно. Но это бы означало конец их взаимоотношениям. Вежливость обязывала Джейка принимать момент таким, каков он есть: спокойное времяпрепровождение равных.
Наконец в их чашках не осталось ничего, кроме мокрых чайных листьев. И тогда Верзила Сун сказал:
— Война за склады закончена.
— Рад это слышать, — отозвался Джейк. — Это значит, что потерянных жизней больше не будет.
Кроме этого ничего не было сказано такого, что можно было бы классифицировать как признание победы Джейка.
Они сидели друг против друга, и звуки работающей фабрики создавали своеобразный фон их разговору. Оба мужчины обладали мощной аурой, и их внутренняя энергия встречалась в середине комнаты, как воды двух полноводных рек.
— Ничирен, — произнес Верзила Сун, как бы открывая тему для разговора.
— Я хочу знать, зачем он встречается с вами, бывая в Гонконге.
— Нам с ним есть о чем поговорить. Но он встречается не только со мной, когда приезжает сюда. Он встречается также с Преподобным Ченом, с Туном Зуб Акулы, главой триады Хак Сам. Фактически он встречается со всеми драконами.
— Но с каждым порознь, насколько я понял.
Джейк сказал это между прочим, но Верзила Сун ответил не сразу.
— Он бы предпочел иначе, но после двух неудачных попыток собрать нас вместе для переговоров, был вынужден довольствоваться этим. Я ответил на ваш вопрос?
— Встреча руководителей триад? — заинтересовался Джейк. — Но зачем?
Глава 14К повернулся к нему, на лице его было неподдельно удивленное выражение.
— Разве вы не знаете об этом от своего друга?
— Друга?
— А что, вы как-то иначе называете ту женщину?
— Блисс? Сун кивнул.
— И Блисс обо всем этом знает?
— Дорогой мой мистер Мэрок, — мягко сказал Верзила Сун, — она является членом йуань-хуанятак же, как и вы.
— Ну а вам о нем откуда известно?
— А вы не догадываетесь? Я сам в нем состою. Так же, как и Ничирен.
— Ничирен? — У Джейка появилось ощущение, что из-под него выдернули половик. — Но Ничирен ведь работает на Советы!
— Не совсем так, — улыбнулся Сун. — Советы думают, что он работает на них. Но его деятельность направлена на пользу йуань-хуаня.
—Я даже не знаю, что это за организация.
— К сожалению, в этом вопросе я вас просветить не могу.
— После того, что я сделал для вас?
— Мистер Мэрок, вы прекрасно знаете пределы нашей договоренности. Йуань-хуаньне упоминался.
— Хорошо, — согласился Джейк. — Тогда Ничирен. Зачем он хотел собрать руководителей троек?
— Я полагаю, цели совещания очевидны. Сплотить триады вокруг одного дела.
— Понятно, какого. Дела йуань-хуаня.
Верзила Сун не стал на это возражать.
— И как же вас удалось втянуть в «круг»? Насколько я понимаю, драконы всегда гордились своей независимостью.
— Независимость, мистер Мэрок, есть понятие историческое. Позвольте мне рассказать вам одну подходящую историю. Начало ее уводит нас в далекое прошлое. Некий горячий юноша гонял свою лорку по всем водным путям вокруг Гонконга в компании с капитаном другой лорки. Они знали каждый подводный камень и каждую мель в этих водах. Некоторые вещи никогда не меняются в Китае. Я полагаю, вы об этом сами хорошо знаете. Например, наркотики всегда были и остаются прибыльным делом. Поэтому конкурентная борьба в этом бизнесе никогда не ослабевала. Ну а юноша был, как я уже говорил, не в меру горячим. Вот его и угораздило однажды по пьянке расхвастаться перед людьми, которых он считал надежными. Но, как он позже уразумел, надежда на быстрое обогащение весьма часто подтачивает дружбу... И вот однажды этот горячий юноша и его старший товарищ попали в засаду, когда возвращались после завершения удачной сделки. Четверо людей из их экипажей погибли, а сам юноша получил тяжелое ранение. Наставник не оставил своего ученика в беде, а выходил его и никогда впредь ни словом не поминал о том инциденте и о материальных и моральных потерях, которых он им обоим стоил. Но, чтобы компенсировать эти потери своему наставнику, тот юноша безвозмездно работал на него целый год и в процессе этой работы еще больше сблизился с ним... А наставник тот был весьма необычным человеком. И вот, когда обстоятельства принудили его уйти из этого прибыльного дела, он передал все тому юноше, который, по сути, не был таким уж не в меру горячим.