Ван Ластбадер Эрик. Кольцо Пяти Драконов

   Слева от них сидел новый прим-агент Сорннн СаТррэн. В этом высоком худом в'орнне было что-то неопределенно опасное, что Стогггулу, пожалуй, нравилось. СаТррэн всегда и везде привлекал к себе внимание, к его словам всегда прислушивались. Интересно было видеть, как два немолодых баскира подчиняются молодому коллеге. Конечно, его отец, недавно умерший Хадиннн СаТррэн, был старым другом Элевсина Ашеры, и именно Консорциум СаТррэнов первым присоединился к Ашерам в планах строительства За Хара-ата в пустыне Корруш еще до того, как и Бак Оурррос, и Кефффир Гутттин вошли в дело. Теперь, со смертью Элевсина, работы в За Хара-ате начали пробуксовывать.
   Стогггул сделал Сорннна СаТррэна прим-агентом только в уплату за Кольцо Пяти Драконов. Но за это недолгое время регент осознал, что поставил нужного в'орнна на нужное место. СаТррэн преобразовал сферы влияния пререкающихся Консорциумов и с успехом провел мудреные дебаты, касающиеся находки весьма прибыльного месторождения необработанного терция в холмах за ручьем Шелкового Бамбука к западу от Борободурского леса.
   Все это время Стогггул украдкой наблюдал за Курганом. Он не мог свыкнуться с видом баскира в кхагггунской форме, тем более собственного сына! Но ведь Курган всегда был странным ребенком. В восемь лет он увлекся охотой со страстью, граничащей с одержимостью. Сыновья вообще были бременем Стогггула. Терреттт, младший брат Кургана, родился умственно неполноценным и содержался в одном из отделений “Недужного духа”, построенного кундалианами у Гавани приюта. Стогггул никогда не навещал его, целиком полагаясь на периодические отчеты Маретэн, младшей из двух дочерей, которая частенько заглядывала к брату. Хотя на самом деле нужды в отчетах не было: улучшения все равно не предвиделось.
   Маретэн доводила свойственное женщинам сочувствие до крайности. Именно она заботилась о брате. Это несколько раздражало Стогггула, который считал, что дочь обладает большим художественным талантом, однако губит его, тратя время на глупую благотворительность.
   С Курганом тоже всегда были проблемы. Сначала мальчишка то и дело исчезал из хингатты, потом подружился с Анионом Ашерой, а теперь сумел как-то подольститься к звезд-адмиралу. Морка-то слишком глуп, но Стогггул достаточно хорошо знал сына, чтобы понимать: у того какой-то опасный перекос в мозгах. С мальчишкой что-то не так. С самого раннего детства он пренебрегал правилами и предписаниями — и нарывался на наказания. Хотя толку от них не было никакого. У Кургана отсутствовало чувство истории, уважения к традициям. По слухам, Бак Оурррос позволил себе даже острить по этому поводу. Что ж, теперь Курган стал проблемой звезд-адмирала, и вроде бы Морка благоволил ему.
   Кстати о Баке Оуррросе. Стогггул пригласил его специально, чтобы подлить кремния в рану. Бак Оурррос чуть не умер, когда регент увел у него Далму. С того случая между двумя Консорциумами началась ожесточенная и продолжительная торговая война. Не важно. Приглашение Бака Оуррроса и Кефффира Гутттина на первый банкет будет знаком доброжелательности и великодушия.
   Стогггул, широко улыбаясь, но внутренне смеясь, встал со своего места во главе стола. Гости замолчали.
   — Надеюсь, все вы хорошо провели время. Мне хотелось бы официально представить в'орнна, которого многие из вас уже знают, нашего нового прим-агента Сорннна СаТррэна. — Стогггул поднял руку; молодой в'орнн встал, поклонился в ответ на аплодисменты и сел. — Между командировками в Корруш новый прим-агент очень деятельно занимался реформированием нашей касты, обеспечивая более высокие прибыли каждому баскирскому Консорциуму.
   Он посмотрел на звезд-адмирала, перевел взгляд на Олннна Рэдддлина, на Кургана, потом оглядел остальных гостей и наконец остановился на бледных лицах Бака Оуррроса и Кефффира Гутттина.
   “Два праэна в одном стручке, — подумал он. — Один замышляет предательство, другой совершает его. А ведь Кефффир Гутттин, с его вспыльчивостью и пугающей физической удалью, вполне годится на роль загонщика Бака Оуррроса”.
   — Следующее сообщение касается предполагаемого строительства За Хара-ата. К сожалению, мои сотрудники обнаружили многочисленные нарушения в разрешениях и договорах, поданных в канцелярию регента.
   — Что? Что это значит? — сразу же взревел Кефффир Гутттин. — Сам регент Элевсин Ашера заверил нас...
   — Теперь регент — я! — отрезал Стогггул, оскалившись. — Вероятно, нарушений удалось бы избежать, если бы в проекте не участвовал сам бывший регент. Конфликт интересов, знаете ли.
   Бак Оурррос пошевелился.
   — И когда, скажите, пожалуйста, эти нарушения будут рассматриваться?
   Стогггул повернулся к нему:
   — Дорогой Бак Оурррос, поверьте мне, у канцелярии есть гораздо более срочные дела.
   — А что думаете об этой задержке вы? — обратился Бак Оурррос к Сорннну СаТррэну.
   Молодой прим-агент пожал плечами.
   — Все именно так, как говорит Веннн Стогггул. Это дело должна распутывать канцелярия регента. Таков закон.
   — О да, я знаю, какое важное дело занимает регента в последние дни, — вмешался Кефффир Гутттин. — Прореживание популяции месагггунов.
   — Преследования коснулись только жрецов Энлиля и их самых ожесточенных приверженцев, — невозмутимо сказал Стогггул.
   — Их преследовали, пытали и убивали. — Кефффир Гутттин все больше заводился. — Будьте любезны не редактировать отчет.
   — Отчет? С каких это пор регент отчитывается о своих делах?
   — Элевсин Ашера отчитывался. Он запрашивал инвестиции на каждом шагу проектирования и строительства За Хара-ата. Многие среди нас кровно заинтересованы в его завершении. Такой важный межкультурный эксперимент...
   — “Межкультурный эксперимент!” — Презрение Стогггула было очевидно всем. — Эвфемизм для характеристики города любителей скотоложства!
   — Это слова Элевсина Ашеры.
   Оурррос мог бы усмирить своего загонщика одним-единственным жестом. И его каменное молчание, дающее безмолвное согласие на эту вспышку гнева, еще больше подстегнуло Стоптула.
   — Не говорите мне о бывшем регенте. Годами благонамеренные в'орнны стояли в стороне и наблюдали, как он допускает неоправданное смешение рас. Это внушает нам отвращение, и не зря. Мы — в'орнны! Мы — хозяева вселенной! Мы не валяемся в сточных канавах. За Хара-ат был глупой причудой бывшего регента. И для меня умер вместе с ним.
   — Элевсин Ашера! — прогремел Гутттин. — У бывшего регента было имя. Прославленное имя. Вы унижаете его и всех нас, отзываясь о покойном недоброжелательно.
   — Теперь регент — я, — повторил Стогггул, вложив в голос всю угрозу, на какую был способен. Он до смерти устал от Элевсина Ашеры. — А вы сейчас — во дворце регента, по моему приглашению. Вы унижаете себя и своих соратников, когда говорите с вашим регентом в такой предательской манере.
   — С каких это пор откровенность стала называться предательством? Вы так боитесь взглядов, не совпадающих с вашими? Вы не мой регент; вы не регент ни для кого из сидящих здесь и слушающих вашу нелепую ложь. Если вы вообще регент, то только и исключительно для Консорциума Стогггулов.
   Стогггул удивлялся, сколько еще звезд-адмирал позволит наглецу извергать еретические речи.
   — Я знал, что ты дурак, Кефффир Гутттин. Но сегодня вечером ты проявил себя опасным дураком.
   Кефффир Гутттин вскочил.
   — Это угроза, регент? Ты убьешь меня в моей собственной спальне так же трусливо, как убил Элевсина Ашеру? Ты убьешь всех и каждого из нас, кто не согласен с твоим образом мыслей?
   — Слушайте, мои друзья и коллеги! — воскликнул Стогггул. — Он вынес себе приговор своими же собственными словами!
   — Регент, ты не представляешь последствий своих действий. Помяни мое слово. Так же наверняка, как я стою здесь... — Внезапно выражение лица Гутттина изменилось. Из губ его вырвалось хриплое бульканье вместе с тонкой струйкой бирюзовой крови. Потом он упал. В спине торчал металлический штырь.
   Позади него стоял Курган, вытянув левую руку в том направлении, где стоял Гутттин. Это он выстрелил.
   — Берегитесь, — сказал Курган. — Вот так кхагггуны обходятся с предателями.
   Стогггул уставился на тело Гутттина. Неожиданность была не из приятных. Действовать следовало звезд-адмиралу. То, что он доверил убийство Кургану, наводило на размышления. С другой стороны, Курган решил задачу весьма рационально. Возможно, не зря он позволил мальчишке стать адъютантом звезд-адмирала. Далма снова дала ему хороший совет.
   Когда по приказу Киннния Морки тело Гутттина унесли, Стогггул сказал:
   — Друзья и коллеги, никто не сожалеет об этом несчастном случае больше меня. — Он окинул пристальным взглядом собравшихся в'орннов, пытаясь понять выражения лиц и размышляя, сколько из присутствующих баскиров втайне согласны с Оуррросом и Гутттином. Это необходимо выяснить, хотя процесс обещал быть долгим и болезненным. Наконец его взгляд остановился на заклятом враге. — Мой дорогой Бак Оурррос, — сказал регент сладким голосом, — желаете ли вы закончить то, что начал Кефффир Гутттин?
   — Взгляды Кефффира Гутттина были его собственными, — сухо произнес Оурррос. — Он мертв. Пусть покоится в мире.
   Стогггул склонил голову. Он видел, каким ударом оказалась для Бака Оуррроса смерть друга и союзника. Он наслаждался потрясением и горем Бака Оуррроса. С другой стороны, Сорннн СаТррэн казался совершенно равнодушным. Он спокойно сидел, наблюдая за Стогггулом из-под прикрытых век. Не мелькала ли у него на лице тень улыбки?
   Стогггул приказал подать еще огнесортного нумааадиса, и вскоре полилось вино, появились блюда с горячей пищей, и банкет начался всерьез. Как истинные в'орнны, гости сразу же выкинули из головы совершившееся у них на глазах убийство, а когда из зала унесли пустой стул и столовый прибор, вместе с ними исчез и последний след Кефффира Гутттина.
   Уже подали десерт, когда к звезд-адмиралу приблизился один из хааар-кэутов и что-то шепнул. Киннний Морка сразу же поймал взгляд Стогггула и незаметно кивнул. Потом встал из-за стола и вышел из комнаты. Через минуту регент тоже встал, предложил гостям продолжить веселье и, извинившись, вышел. Сорннн СаТррэн проводил его взглядом.
   За дверью регента ждали звезд-адмирал и тяжеловооруженные хааар-кэуты.
   — Неприятное происшествие, — сказал звезд-адмирал. — В главной казарме хааар-кэутов сработало самодельное взрывное устройство.
   Регент Стогггул сердито погрозил кулаком.
   — Я говорил вам, что Элевсин Ашера был слишком снисходителен к кундалианам!.. Ну, что предпринято?
   — Убиты двое членов Сопротивления. К несчастью, нам не представилась возможность допросить их. Третий все еще на свободе.
   — Насколько велик ущерб?
   — Довольно велик. Пятнадцать погибших, еще два десятка раненых.
   — Найти третьего члена Сопротивления и примерно наказать.
   — Да, регент.
   Вместе они спустились в подземные пещеры, над которыми был построен дворец.
   — Кстати, о другом, — заметил звезд-адмирал. — Кефффир Гутттин не одинок в своих взглядах.
   Регент фыркнул.
   — Насадите голову предателя на пику и выставьте перед главным входом во дворец, пока не почернеет. Это заставит сочувствующих забиться в норы.
   Звезд-адмирал велел одному из кхагггунов передать приказ.
   Стогггул шепнул:
   — Я хочу сделать из отсечения головы зрелище для черни. Церемонию. Вы, кхагггуны, знаете о церемониях и ритуалах больше нас, баскиров. — Он не заметил выражение, промелькнувшее на лице Киннния Морки. — Я хочу, чтобы свидетели запомнили, а все остальные услышали об этом от тех, кто видел.
   — Как пожелаете, регент, — четко сказал звезд-адмирал. Когда они спешили мимо циклопической двери Хранилища, Стогггул махнул рукой.
   — Знаете, звезд-адмирал, гэргоны считают, что там — величайшая награда и величайшая тайна Кундалы.
   — Ну и пусть получат их.
   — Я дал им ключ от двери — Кольцо Пяти Драконов. Я вижу его там, в центральном медальоне, однако дверь остается запертой. Странно, вам не кажется?
   Киннний Морка пожал плечами; кундалианские легенды интересовали его не больше, чем регента. Они быстро прошли по коридору к тюремным камерам. Когда Аннон и Джийан бежали из дворца, здесь было совершенно пусто. Теперь самую дальнюю камеру охраняла пара крепких хааар-кэутов, вытянувшихся во фрунт при появлении начальства.
   — Жрец Па'ан, — сказал звезд-адмирал. — Он последний.
   Стогггул, вглядевшись в сумрак камеры, увидел изнуренного в'орнна, на котором из одежды осталось лишь несколько жалких тряпок. Запах свежей крови и отбросов делал вонь почти осязаемой.
   — Как видите, регент, мы делали все от нас зависящее, чтобы развлечь жреца.
   — И он отплатил вам тем же?
   — О да, регент. Показать?
   Стогггул поднял руку.
   — Пожалуйста.
   Звезд-адмирал отключил защитную решетку, и в'орнны вошли в вонючую камеру. Жрец, подвешенный за кольцо к потолку, посмотрел на них налитыми кровью глазами, с трудом сфокусировав взгляд. Он зажмурился и застонал, когда вспыхнули атомные лампы.
   Киннний Морка остановился перед несчастным, широко расставив ноги.
   — Ну и где же теперь твой бог, а, жрец? — Морка ткнул пленника в ребра. — Где же Энлиль, которому ты клялся в верности, учение которого ты проповедовал невежественным и легковерным?
   — Энлиль здесь, — прохрипел жрец распухшими и почерневшими от засохшей крови губами. — Он повсюду, в самом воздухе, которым мы дышим.
   — Да ну? — В голосе звезд-адмирала звучала насмешка. — Тогда ему, должно быть, так же тошно, как нам. — Он хмыкнул. — Ты тут крепко нагадил, а?
   — “Энлиль — мой меч, мой вожатый, мой праведный гнев...”
   Звезд-адмирал нанес ему страшный удар по почке. Жрец застонал и повис на цепи; изо рта потекла свежая кровь.
   — Не болтай перед регентом!
   — Довольно, звезд-адмирал. — Стогггул поддержал жреца и снял с него цепи.
   — Регент, что вы делаете?
   Не обращая на него внимания, Стогггул уложил жреца на скамью, прикрепленную к каменной стене.
   — Послушай меня, брат Па'ан, — прошептал он. — Я хочу знать все, что знаешь ты. Жрецы — духовные хранители месагггунов. Эта каста очень многочисленна, но совершенно неизвестна мне, как и предыдущему регенту. Он не трогал ни их, ни их отмирающую религию, проповедующую ересь против воли гэргонов. Теперь все изменилось. Но прежде чем подчинить их, я должен узнать их пламенные надежды, их заветнейшие мечты... и их глубочайшие страхи. И все это откроешь мне ты.
   — Я скорее умру, — ответил жрец. — Энлиль примет меня в объятия и сбережет мою душу.
   — Ты так думаешь, брат Па'ан? — Стогггул снял плащ и накрыл им жреца. — Думаешь, я буду пытать тебя до смерти? А ты все героически выдержишь из верности давно забытому богу? Энлиль умер, друг мой, если вообще когда-либо существовал. Единственные живые боги во вселенной — это гэргоны.
   — Ты меня с кем-то спутал, — прохрипел жрец. — Я не друг тебе; я твой враг.
   — Надо же, жрец с чувством юмора! — фыркнул звезд-адмирал. — И что вы будете делать, регент? Этот паразит понимает боль и только боль.
   — Брат Па'ан достаточно выстрадал. — Стогггул посмотрел на измученное лицо. — Не так ли, друг мой? — Он осторожно дал пленнику попить, потом набрал на окумммоне какой-то код. Выползла терциевая проволока и всунулась в центр маленького бледного шрама на левой стороне шеи жреца. — Ну-с, — шепнул Стогггул, — если память мне не изменяет, ты был связан с богом кусочком его боевого щита, верно? — Жрец безучастно смотрел на него. — Именно этот обломок щита Энлиля позволяет тебе быть его представителем в этом мире. Он позволяет тебе соединяться с ним, позволяет ему слышать твои молитвы и отвечать на них. Без него ты отрезан от своего бога. Я пока прав?
   Понимание отразилось на лице жреца, когда он почувствовал короткую, резкую боль.
   — Что ты собираешься делать? — прошептал он. Тоненькая струйка крови начала собираться в лужицу во впалой ямке плеча.
   — Да я уже все сделал. — Стогггул показал ему маленький обломок, извлеченный терциевой проволокой из шеи.
   Жрец закрыл глаза и застонал. Из глаз потекли слезы.
   — Теперь ты — ничто. Ты утратил Энлиля. Если я решу убить тебя — что вполне возможно, — он уже не примет тебя. Твоя душа канет в Бездну, где разделит вечность с неверующими, богохульниками и развратниками. Вот что ждет тебя. Если...
   Глаза жреца распахнулись.
   — Если — что?
   — Если ты не расскажешь мне то, что я хочу знать о твоей пастве.
   В камере надолго воцарилось молчание. Потом жрец медленно, запинаясь, проговорил:
   — Верни то, что предназначено мне.
   Стогггул поместил обломок на кончик проволоки, и та снова заползла в шрам на шее жреца.
   — Вот, брат. Твоя связь с богом Энлилем восстановлена. Слезы снова потекли по щекам жреца.
   — Среди месагггунов большое волнение. Их враждебность к кхагггунам дошла до точки кипения. Настолько, что традиционалисты и прогрессисты заключили соглашение.
   — Вот самая бесполезная дезинформация, какую я только слышал, — сказал звезд-адмирал. — Счеттта дурачит нас.
   Отмахнувшись от него, Веннн Стогггул прошептал:
   — Неужели ты говоришь правду? Вражда между традиционалистами и прогрессистами тянется много поколений. Как это сомнительное соглашение состоялось?
   — Нашелся посредник, — сказал жрец.
   — Кто?
   — Не знаю.
   — Да убейте этот лживый кусок дерьма! — прогремел Киннний Морка.
   — Брат Па'ан, предупреждаю тебя, — надавил Стогггул. — Если ты солжешь, если утаишь информацию, я вытащу твой знак посвященности, и никакие мольбы не заставят меня вернуть его.
   — Это не ложь, — твердо сказал жрец. — Знаю только, что посредник не в'орнн.
   — Так этот жрец хочет, чтобы мы поверили, будто чужаки не только установили контакт с месагггунами, но и устроили с ними заговор против нас?
   — На первый взгляд это звучит нелепо, — согласился регент. — И однако я не могу позволить себе пренебречь этими сведениями, звезд-адмирал. Если в его словах есть хоть немного истины, мы должны знать. Я ясно выразился?
   — Да, регент.
   Стогггул снова повернулся к жрецу.
   — Последний вопрос, друг мой, и можешь отдыхать. Что объединило твою касту? Ради чего они отказались от давней ненависти и недоверия?
   — Строительство За Хара-ата. Город Миллиона Самоцветов важен для нас. Мы объединяемся, чтобы продолжить его строительство.
   — Все это очень занятно, но едва ли серьезно. — Стогггул склонился над жрецом. — У нас есть способы ведения дел с вашим братом.
   — Вам не удастся расколоть месагггунов, — вяло сказал жрец.
   Стогггул помедлил, глядя на жреца. Тот отвернулся.
   — Что такое, брат Па'ан? Чего ты не говоришь мне?
   — Поверь мне, регент, ты не захочешь услышать это. Стогггул ласково положил руку на лоб жреца и повернул его голову.
   — Как бы то ни было, я услышу это.
   — Как хочешь, регент. — Жрец облизнул губы. — В сущности, группировки месагггунов связывает страх.
   — Страх? Чего им бояться, кроме кары регента?
   — Они боятся центофеннни.
   Звезд-адмирал побелел и резким жестом отослал хааар-кэута за пределы слышимости.
   — Так что там насчет центофеннни? — спросил Стогггул голосом чуть менее повелительным, чем раньше.
   — О них говорится в самых древних пророчествах. Вы, отрезавшие себя от бога Энлиля, не знаете об этом, — сказал жрец. — “Посреди миллиона самоцветов, на стыке вселенной, когда миры столкнутся, когда восстанет Узурпатор, кровавые центофеннни последуют за ним”.
   — Что за ерунда! — воскликнул звезд-адмирал. — Какое прогрессистам дело до пророчества от мертвого бога, в которого они не верят?
   Стогггул поднял руку.
   — Нет, не так. Брат Па'ан, что вдруг придало злободневность древнему пророчеству?
   — Мы узнали об аналогичном кундалианском пророчестве.
   — Он лжет, — прорычал звезд-адмирал. — Никогда не слышал, чтобы рамаханы говорили об этом на допросах.
   — Потому что это не рамаханское пророчество, — ответил жрец. — Оно друугское.
   — Друугское? — удивился Веннн Стогггул. — Какое мне дело до кочевников пустыни?
   — Город Миллиона Самоцветов есть в их космологии. Он известен как Земля Пяти Встреч. Земля Пяти Встреч — стык вселенной, святой город, построенный на развалинах древней крепости, место, где кундалиане будут держать последнюю оборону против Вечной Ночи. Друуги считают За Хара-ат этим городом.
   — Какое мне дело до примитивных людей, которые глупо решили жить посреди трех тысяч квадратных километров пустоты?
   — В их пророчествах также говорится об Узурпаторе. Пришествие Узурпатора возвещает начало Анамордора, Конца Всего Сущего.
   Стогггул присел на корточки.
   — И кто же этот Узурпатор, который навлечет на нас центофеннни и вызовет конец света?
   — Ну, регент, это, по-моему, уже ясно, — сказал жрец. — Узурпатор — это ты.
   — Я? — Веннн Стогггул вскочил. — Ты зашел слишком далеко!
   — Напротив. Я зашел недостаточно далеко. — С этими словами жрец выхватил кинжал из ножен на левом бедре регента и полоснул себя изогнутым клинком по горлу.
   — Нет! — крикнул Стогггул, выхватывая кинжал из дергающейся руки. Но было слишком поздно. Жрец лежал мертвым в луже собственной крови. — Н'Лууура его забери!
   — Или Энлиль, — сказал звезд-адмирал. — Не имеет значения.
   Регент повернулся.
   — Быстро уходим из этого проклятого места. Организуйте, чтобы жреца сожгли.
   — Сделаем.
   Двое в'орннов поспешно вернулись к двери Хранилища. На мгновение они остались одни. Звезд-адмирал смотрел на внедренный в предплечье новый окумммон со смесью восторга и сомнения.
   — Привыкну ли я когда-нибудь?
   — Вы этого хотели, не так ли? — заметил регент Стогггул. Он пристально смотрел на бледное, залитое кровью тело жреца, которое хааар-кэуты выносили из камеры.
   — О, конечно. — Киннний Морка потыкал кожу вокруг нового импланта, проверяя, не сошло ли воспаление. Как кхагггун он был обучен доверять только тем, кто сражался рядом с ним в бою, тем, кто доказал храбрость в ужасном котле межвидовых конфликтов. — Просто надо изменить образ мышления. — Наступил звездный час его жизни, миг, о котором он мечтал с юных лет, но звезд-адмирал хмурился. — Образ мышления, за которым стоят звездные столетия традиций.
   — Именно тех традиций, от которых вы жаждали освободиться. Так вы, во всяком случае, утверждали, когда мы заключили сэйгггон.
   — Регент, сэйгггон — священный обет. Тех, кто изменяет ему, убивают, как скотину.
   Стогггул кивнул.
   — Тогда нам обоим нечего бояться. Морка рассвирепел.
   — Кхагггуны ничего не боятся! Регент внимательно посмотрел на него.
   — Вы боитесь гэргонов, звезд-адмирал.
   — А гэргоны боятся центофеннни.
   — Как и мы все, — ответил регент. — Послушайте, звезд-адмирал. То, что выяснилось там, — для наших и только наших ушей. Я достаточно ясно выразился?
   Киннний Морка кивнул.
   — Никто не знает этого лучше меня, регент. Я был на Хеллеспеннне, помните? И сражался с центофеннни. Пророчество Энлиля, которое мы только что слышали, просто не может быть истинным. Оно слишком ужасно, чтобы исполниться.
   — Пророчество мертвого бога? Думаю, нам не о чем беспокоиться. Хотя кое-что из сказанного жрецом тревожит меня. Он хотел, чтобы мы поверили, будто племя друугов устроило союз между группировками месагггунов. Нет, скорее это похоже на уловку, при помощи которой умный жрец пытался отвлечь нас от истинных посредников союза. Скажите-ка, звезд-адмирал, кому выгоднее всего бунт месагггунов?
   — Кундалианскому Сопротивлению, регент.
   — Точно! При режиме Ашеров они обнаглели. Нападают на казармы хааар-кэутов, вмешиваются в дела в'орннов. Мне это не нравится. Сопротивлению надо преподать последний урок.
   — Я прикажу Олннну Рэдддлину немедленно позаботиться об этом.
   — Нет, звезд-адмирал. — Стогггул поднял палец. — Для Олннна Рэдддлина у меня найдется другое дело. Есть у вас еще кто-нибудь подходящий?
   — Несомненно, регент, — твердо сказал Киннний Морка. Стогггул кивнул.
   — Приготовьте подразделения к немедленному бою. Товарищество нас поддерживает.
   — Кстати о гэргонах, регент. Новый окумммон начал причинять мне чрезмерную боль.
   — Импланту нужно время...
   — Нет. Это началось только что. Здесь. Когда мы поравнялись с дверью кундалианского Хранилища. — Звезд-адмирал огляделся, потом опустился на одно колено. — Что здесь?
   — Что? — спросил Веннн Стогггул. — Что вы нашли? Звезд-адмирал отстегнул с пояса, который он носил под одеждой, поисковик. Провел прибором по полу прямо перед дверью. Хмыкнул, потом поднял глаза на регента.
   — Кровь, причем пролитая совсем недавно. — Он встал. — Странно то, что это кровь гэргона.
   — Вы уверены?
   — Геномный анализатор на поисковике не ошибается. Здесь умерло не меньше двух гэргонов, регент. Что это, по-вашему, означает?
   — Понятия не имею, — солгал Стогггул. Потому что теперь он понял все: почему дверь осталась закрытой, почему здесь нет гэргонов, хотя Кольцо осталось, и почему они были в такой ярости на последнем Призывании.