Страница:
“Дьявольская кундалианская дверь убила гэргона, — подумал он, — и я дал им ключ! А если бы я оставил Кольцо Пяти Драконов у себя и попытался отпереть дверь сам!..”
Он уставился на Кольцо, вставленное в пасть каменного дракона. Что за колдовская сила заключена в нем, сила, непостижимая даже для гэргонов? Ни один в'орнн не мог представить себе такой силы. Неужели он ошибался, не принимая в расчет все кундалианское? Этот вопрос стоило бы выяснить.
— С тех пор, как я видел тебя в последний раз, Стогггул Курган, все изменилось, — сказал Старый В'орнн, занимая шестую позицию.
Сколько Курган помнил, Старый В'орнн всегда называл его официальным именем. Ему это нравилось. Уважительно.
— Дом Ашеров уничтожен. — Курган перешел в звездную защиту. — Мой отец — новый регент Кундалы. Я теперь адъютант звезд-адмирала Морки.
Он и Старый В'орнн сошлись в Ка-Форме — подвижной и сложной системе боя, давным-давно позабытой другими. Они находились в гимнастическом зале Старого В'орнна. В обитых толстой тканью стенах были сделаны три ряда все более и более узких ярусов, на которых давались уроки.
Схватка длилась пятьдесят минут. Когда они закончили, Курган смотрел на Старого В'орнна с чувством, близким к симпатии. Темный блестящий череп, морщинистое лицо, сильные искусные руки — все это было знакомо ему, как запах собственного тела. Старый В'орнн научил его всему самому важному. А еще он неизменно выслушивал Кургана. И был терпелив. Терпелив, как камень, терпелив, как океан, лижущий этот камень.
— Сегодня вечером я должным образом воспользовался твоими уроками, — гордо сказал Курган. — Кефффир Гутттин умер, как и пристало такой предательской болотной ящерице.
— Ты ударил его в спину, не так ли?
Курган замер. Он знал Старого В'орнна с семи лет — кажется, всю жизнь. Они встретились совершенно случайно возле уличного ларька, куда Курган любил ходить, чтобы полюбоваться на продаваемые ножи с длинными лезвиями. Пока мать покупала лееесту в пекарне напротив, Старый В'орнн подошел к нему и спросил, какой нож ему нравится больше всего. Курган сразу же указал на один — с длинным, тонким, трехгранным клинком. Старый В'орнн тотчас купил его и сказал Кургану, что научит его пользоваться ножом на охоте; а когда он научится обращаться с оружием — подарит. Неделю спустя Курган улизнул из хингатта лииина до мори на первое из множества трудных занятий в зале Старого В'орнна.
Теперь он настороженно смотрел в спину Старому В'орнну.
— Скажи мне, Стогггул Курган, почему ты раздуваешь грудь, как радужный петух, когда твой лучший друг погиб?
Курган был настолько удивлен, что не смог выговорить ни слова.
Старый В'орнн помолчал и повернулся к нему.
— Ашеру Аннона привезли сюда, в Аксис Тэр, и его голову отдали гэргонам. Разве не так?
Курган молча кивнул.
— И в блеске твоего недавнего триумфа ты хочешь сказать мне, что не потратил даже мига на размышления о его кончине?
— Я стал орудием его смерти. Я дал Морке то, что он хотел, а взамен... — Курган широко раскинул руки. — Он дал мне то, что хотел я.
Старый В'орнн сжал губы.
— Надеюсь, когда ты говоришь обо мне, Стогггул Курган, ты говоришь с должным уважением.
— Я никогда не говорю о тебе.
На губах Старого В'орнна мелькнула улыбка.
— Ах да, часть наших правил... — Кожа на его черепе была почти медного цвета и такой тонкой, что Курган видел сеточку пурпурных жил, пульсирующих в такт бегу крови. Бледные от старости глаза смотрели на него в упор. — Тебе не следовало бы считать низкой цену, которую ты заплатишь за вновь обретенную высоту.
— Цену? Какую цену?
Старый В'орнн ушел на другой конец зала. Стенная панель повернулась при его прикосновении. Он посмотрел на двор, который построил сам. Двор заполняли скалы, камни, валуны всевозможных размеров и форм. Где-то журчала вода, но, как знал Курган, маленький пруд можно увидеть, только если встать точно в центре двора. Это тоже было уроком, который Старый В'орнн преподал ему, когда они вдвоем устраивали пруд вокруг ручейка на участке: стоять в центре значит видеть все.
— Когда-то у тебя был друг. Теперь он обращен в пепел. Из-за тебя, Стогггул Курган. Из-за тебя.
Что-то привлекло внимание Старого В'орнна. Курган вышел следом за ним во двор. Старый В'орнн осторожно направился к центру. Он ни разу не ходил одной и той же дорогой.
— Это случилось три месяца назад, — сказал Курган. — Старая история. Зачем лицемерно лить слезы?
— Конечно. Раскаяние — всего лишь проявление совести, а у тебя ее нет. — На лице Старого В'орнна отразилось удовлетворение, будто он наконец увидел цвет и очертания долгожданного горизонта. — Однако же помни, что заплатить придется. Теперь или позже — не имеет значения. Таков Уклад Вселенной. Закон Равновесия.
— Ты научил меня, что дорога к власти не бывает прямой. Я не боюсь.
Маленький глубокий пруд словно кипел. Вода была черной как смоль даже при ярком солнце. Курган все еще помнил, какая она была холодная, когда он окунул туда руки. У края стояла маленькая, оправленная в серебро чаша, более изысканная, чем могли создать в'орннские тускугггуны. Курган представил себе, как Старый В'орнн подходит сюда, окунает чашу в ледяную воду, утоляет жажду.
— Если ты веришь в это, то ты неправильно понял уроки. Я учил тебе не трусить. Но бывают времена, когда страх — единственное, что может спасти жизнь. Здоровый страх оттачивает чувства, настраивает разум. Таким образом, появляются возможности. Поддаться страху — это слабость; полное бесстрашие порождает надменность. — Он заглянул в глубины пруда. — Твоя надменность приводит меня в замешательство.
— Почему? Ты учил меня, что надменность — это сила.
— Твоя эмблема — солнце... это не только твоя символическая цель, но и твой талисман; оно пульсирует безграничной силой. Но если смотреть на солнце слишком долго, можно ослепнуть.
— Нет, если время от времени сосредоточиваться на темном пятне.
Старый В'орнн подумал о солнце Кундалы с таинственным пурпурным пятном и радостно засмеялся.
— Ого! Учиться никогда не поздно: это придает жизни новые краски. — Он обнял Кургана рукой, и юноша, как обычно, ощутил силу, скрытую в древнем худом теле.
— Однако при злоупотреблении надменность становится слабостью, — продолжал Старый В'орнн. — Ты выполз из-под тени отца. Это значительное достижение.
Кургану стало тепло, словно на полуденном солнце.
— Спасибо.
Старый В'орнн помахал длинным и тонким указательным пальцем.
— Не забывай, однако, что это лишь кратковременный успех.
— Я не переоцениваю свои успехи.
— О, думаю, ты в своей надменности уже переоценил их... Ты всей душой презираешь отца.
— Он заслужил презрение.
Лицо Старого В'орнна потемнело.
— Подумай, что ты говоришь. Эмоции взяли верх. Ты во власти презрения, которое ты испытываешь к своему отцу. Он увидел это и действует соответственно. Следовательно, возник фундамент твоего краха. Что Веннн Стог-ггул достоин презрения, это факт... полезный — при соответствующих условиях. Но всего лишь факт. Опасны твои эмоции, потому что они заслонят от тебя его силу и хитрость.
Юноша долго молчал. Осмыслить слова Старого В'орнна всегда было нелегко; иногда это казалось невозможным.
— Ты, разумеется, прав. Кто такой Веннн Стогггул? Отныне он перестает быть моим отцом. Просто еще один игрок на поле.
— Если ты так думаешь... если ты действительно чувствуешь это, Стогггул Курган, то на сегодня мы закончили.
В пустом банкетном зале регент Стогггул пристально разглядывал голографическое изображение Кундалы, когда в открытую дверь вошла Далма.
— Любимый.
Он повернулся к ней и нахмурился.
— Я наблюдал за тобой сегодня. Сколько раз я просил тебя не показываться в официальных комнатах? Они предназначены для государственных дел.
— Уже рычишь? — Далма приблизилась в вихре парчи. Последнее время она пристрастилась покупать украшенные пышной вышивкой кундалианские ткани и мастерила из них платья. — Ах, я не помню, чтобы ты вообще о чем-то меня просил. — Она всунула ногу ему между ног.
Стогггул не ответил на призыв. Не следовало позволять ей догадываться, насколько он стал зависеть от ее ума и связей. Как любая высококлассная лооорм, она имела доступ в самые разные круги общества — и в'орннского, и кундалианского, — куда ему, несмотря на сосредоточенную в его руках власть, было бы не попасть. Разговоры в постели — мощный инструмент, если их подтолкнуть в нужном направлении.
— Я позволил тебе пользоваться моими личными покоя — ми. Очевидно, этого тебе недостаточно.
Она нежно улыбнулась, прижимаясь к нему с жаром звезды, превращающейся в новую.
— Ты должна быть благодарна за то, что я разрешаю тебе жить в стенах дворца, — продолжал Стогггул. — Какая еще лооорм может притязать на такое?
— Это потому, что я не похожа на других лооорм, любимый. — Когда Далма лизнула его шею, регент схватил ее за запястья и резко отстранил. Она вскрикнула от боли, и это ему понравилось.
Далма надула губы.
— Я пришла, чтобы сделать тебе замечательной сюрприз, а ты...
Он притянул ее к себе уже нежнее.
— Последнее время я в дурном настроении. Прости.
— Конечно, любимый. Но что в пещерах внизу могло причинить тебе страдания?
Стогггул отвернулся, выключая голограмму.
— Впрочем, не важно. Ручаюсь, твое настроение улучшится, когда ты увидишь мой сюрприз. — Далма вывела его из комнаты, повела через переднюю, мимо главной лестницы, по коридорам... Стогггул быстро запутался. Несомненно, она гораздо лучше его освоилась в дворцовых лабиринтах.
Наконец они вышли на балкон, и регент узнал травный сад Джийан. Он собирался вырвать все растения и замостить двор, но Далма попросила его ничего не трогать. Ему нравилось, когда она просит, и он уступил. Теперь она подвела его к филигранной балюстраде.
— Вот. Как тебе?
Стогггул посмотрел вниз. В лунном свете молодая кундалианка с густыми платиновыми волосами стояла на коленях посреди аккуратных рядов похожих на сорняки растений.
От резких запахов регент расчихался.
— Что такое? — Он раздраженно повысил голос. — Эти сорняки не только уродливы, они еще и воняют так, что до дна Н'Луууры дойдет!
Молодая женщина встала и обернулась — очень высокая, гибкая, с тонкими чертами лица. На мгновение регенту показалось, что его сердца перестали биться. Он ухватился за балюстраду, да так, что костяшки пальцев побелели. Веннн Стогггул никогда не был восприимчив к очарованию кундалианских женщин: откровенно говоря, он находил их внешность просто отвратительной. Но встретив серьезный взгляд больших, очень светлых глаз, он почувствовал нечто небывалое; неведомый прежде огонь воспламенил его плоть.
Ее одеяние словно на миг растаяло. Стогггул представил себе крутые изгибы, тайные долины великолепного тела — и каждое местечко стало источником глубокого любопытства и неудержимо манило. Даже с такого расстояния он чувствовал исходящий от нее жар, чувствовал ее необычный аромат. Все запахи в саду стали чудесны, со всех растений капала влага, которую он жаждал слизнуть языком.
— Я знаю, трудно поверить, что “вонючие сорняки” могут быть полезны и в'орннам, и кундалианам.
Она улыбнулась — Стогггула будто коснулись нежные пальчики. Он хотел ответить, но не смог собрать лихорадочно разбегающиеся мысли.
Вероятно, приняв молчание регента за сомнение, кундалианка продолжила:
— Уверяю вас, владыка, я говорю правду. — Она показала черную базальтовую ступку и белый агатовый пестик. — Если владыка позволит, я подкреплю свои слова делом.
Стогггул наконец овладел собой достаточно, чтобы произнести:
— Скажи мне свое имя, женщина.
— Малистра, владыка.
Ему понравилось, что она называет его владыкой. Он кивнул и поманил ее.
— Поднимайся сюда, Малистра, и я сам определю, сколько истины в твоих словах.
Как только Малистра скрылась, Далма сказала:
— Эта та кундалианская колдунья, о которой я тебе говорила. Я велела ей посадить здесь травы, чтобы она могла ухаживать за ними и собирать их для тебя одного.
Регент нахмурился.
— Проклятая ашерова счеттта Джийан использовала колдовство, чтобы попасть под защиту Реккка Хачилара. Несомненно, именно ее колдовство помогло им ускользнуть от свор-командира Рэдддлина и его кхагггунов четыре ночи назад. С тех пор мы не не в состоянии их выследить.
— Понимаешь, на что способно кундалианское колдовство? А теперь у тебя будет собственная колдунья, которая способна бороться с Джийан на равных.
Он заглянул ей в глаза — на лице Далмы появилась улыбка — и позволил себе вздохнуть.
— Возможно, ты права. Она тихонько рассмеялась.
— Ты знаешь, что я права.
— По-твоему, она сумеет найти беглецов?
— Ты сам должен попросить ее об этом, любимый. — Ее руки двигались у него под одеждой. — А теперь скажи, почему ты заставил меня подлизываться к этому вонючему банннтору?
Стогггул с отвращением фыркнул.
— Звезд-адмирал не оправдал мою оценку... его кхагггунов. — Регент покачал головой. — Они не зря были Малой кастой. Возвысившись, Киннний Морка может стать опасным, если не держать его на привязи.
В этот миг на балконе появилась Малистра. Она остановилась в сторонке, молча и уважительно, держа в руках ступку, полную растертых трав, но все равно казалась жрицей какого-то эротического культа. При виде ее разум Стогггула включился (ему даже послышался щелчок), и план — восхитительно злобный план — вступил в следующую фазу. Двух тэйев одним манком, так, кажется, звучит гэргонская поговорка? Обладать Малистрой и с помощью ее колдовства отпереть дверь Хранилища — вот мастерский двойной удар. Он укротит огонь, бушующий внутри, и заставит гэргонов вырвать контроль над саламуууном у Консорциума Ашеров. Наконец. Справедливая месть. Впрочем, сначала Малистра должна показать себя. Надо действовать осторожно. Погибли несколько гэргонов. Кольцо Пяти Драконов уже продемонстрировало, что оно слишком опасно.
— Пока я попробую эту кундалианскую ерунду, ступай к звезд-адмиралу.
— С какой целью?
— Прелюбодеяние.
Далма широко открыла глаза.
— Ты спятил?
— Как краэлский солнопес. — Стогггул был так доволен собой, что решил не наказывать лооорм за непочтительность. Кроме того, ее нежелание расставаться с ним вызвало толчок наслаждения в интимных местах. — Я хочу, чтобы ты показала Морке щелку, о которой он мечтает.
— Щелку?
Регент отвел ее на дальний конец балкона, где их нельзя было подслушать.
— Все кхагггуны натасканы находить слабые места противника. Зачем ему усердствовать, выискивая мои? Морка втайне вожделеет тебя. Пусть считает, будто ты устала от меня и моих коровых манер. — Он хихикнул. — Это ему наверняка понравится. Он решит, что благодаря тебе получил прямой доступ к моим мыслям и планам, и тем самым ослабит бдительность. И окажется именно там, где надо мне. — Он снова хихикнул. — У тебя на ладони.
Далма, обожающая интриги, расхохоталась и поцеловала его.
— Совершенно восхитительно, любимый! Какое удовольствие будет отдать его тебе. — Она надула губы. — Мне только жаль, что я буду проводить с тобой меньше времени.
— Нам всем нужно чем-то жертвовать, не так ли? — Стогггул посмотрел мимо нее туда, где на другом конце балкона стояла Малистра; лунный свет запутался в платиновых волосах.
Далма крепко поцеловала его в губы. Проходя мимо Малистры, она на миг сжала плечо кундалианки.
Оставшись с Малистрой наедине, Веннн Стогггул знаком велел ей подойти. Вблизи она выглядела еще более поразительно. Платиновые волосы, прилегающие к черепу, и странные светлые глаза придавали ей экзотический вид. Прекрасной формы руки под темной накидкой были обнажены. Правую руку от локтя до плеча обвила искусно сделанная свирепая бронзовая змея. Плоская головка в форме клина, казалось, равнодушно смотрела на регента.
— Насколько я понимаю, ты умеешь с этим обращаться. — Он указал на смесь трав.
— Таков мой Дар, владыка, хоть и скромный.
— Колдовство. — Стогггул покачал головой. — Иррациональная чушь.
По ее лицу скользнула тень улыбки.
— Разве оно так уж отличается от техномагии гэргонов, владыка? Цель и того, и другого — объяснить то, что находится за пределами круга наших знаний.
Регент фыркнул.
— Можешь быть уверена, гэргоны не интересуются растертыми травами и корешками.
— Зато явно интересуетесь вы, владыка. Он нахмурился.
— Ты дерзишь. Наказать тебя?
— Я не хотела быть непочтительной... совсем не хотела, владыка. Напротив. Для в'орнна вы великодушны и прогрессивны. Я благодарна за дозволение посадить и собирать травы у вас во дворце.
Веннн Стогггул постарался сохранить хмурый вид. Так она не заметит, как быстро колотятся его сердца.
— Интересно, насколько благодарна?
Неуловимым движением Малистра опустилась на колени. Поставив ступку и пестик, она зачерпнула пригоршню только что растертого порошка и плевала в него, пока не получилась густая паста. Потом ловко засунула руку ему под одежду и размазала пасту по интимным местам.
Изумительно странное лицо поднялось к нему, как цветок к солнцу.
— Должна ли я показать длину и ширину моей благодарности, владыка?
Она ласкала его, а может, начинала действовать паста из трав. Как бы то ни было, у Стогггула не было выбора, и он молча кивнул, когда ее лицо последовало за рукой между многочисленных складок парадного одеяния.
Потом он лежал, глядя на мерцающие звезды; свет их был тверд, как хрусталь. Малистра приподнялась на локте.
— Я доставила вам удовольствие, владыка? — Да.
— Хотя я инопланетянка?
Регент Стогггул протянул руку к длинной косе. Малистра улыбнулась, отвела его руку, прикоснулась ею к безволосой груди, и он почувствовал, как снова зашевелились интимные места. Бронзовая змея блестела и искрилась, выгравированные чешуйки двигались волнами в такт ее движениям.
— Ты кундалианка. То, что мы сделали, — случайность. — Он поднял руку, дал ей упасть. — Видишь? Все уже прошло.
— Но я хочу чего-то более долговременного, владыка.
— Ты — кундалианка, — повторил Стогггул. Для него этим было сказано все.
Малистра села, подогнув ноги под себя. Он не мог оторвать взгляд от густых волос, рассыпавшихся по плечам и свисавших между грудей.
— Вы позволите мне показать вам другое применение моего порошка?
— Первое мне очень понравилось. — Он кивнул. — Пожалуйста.
Она быстро смешала щепотку смеси трав с глотком чистой жидкости и предложила ему выпить залпом.
— Как это подействует?
— Вам лучше испытать, владыка.
Поскольку для его интимных мест это оказалось только полезно, регент без колебаний одним глотком проглотил смесь. Почти сразу же его затошнило. На теле выступил пот, голова закружилась так, что когда он попытался ударить женщину, то умудрился стукнуться виском об изящные стойки балюстрады. Стогггул с трудом свесил голову над оградой, и его вырвало. Он повернулся и застонал, чувствуя себя слабым, как умирающая от голода блоха-кровосос.
— Ты... — пробормотал он. — Ты...
Малистра одной рукой приподняла его голову и поднесла к губам маленькую фляжку из коровой шкуры.
— Вот, владыка, выпейте.
Теплая жидкость потекла по горлу. И сразу силы буквально хлынули в него, как вздувшиеся от талой воды ручьи.
— Что... что ты сделала со мной?
— Я могла бы убить вас, владыка, — сказала она со странной нежностью. — Очень легко. Понадобилось бы только удвоить дозу. Ваших хааар-кэутов поблизости нет, никто не знает, что я здесь, а вскрытие ничего бы не показало. Смесь трав распадается на биохимические части за несколько минут.
Он уставился на нее, широко открыв глаза.
— Я прикажу отрубить тебе голову.
— Разумеется, владыка, если таково ваше желание. — Малистра опрокинула ступку, полную растертых трав. — Но сначала примите этот дар, дабы использовать против своих врагов, если пожелаете. А вы сами теперь, после принятия половинной дозы, невосприимчивы.
Стогггул долго молчал. Малистра понимала, что он размышляет.
— Далма говорит, что этим садом когда-то пользовалась счеттта бывшего регента, Джийан.
— Да.
— Ты знаешь ее?
— Только понаслышке, владыка.
— По слухам, она умна. — Регент встал, оперся локтями о балюстраду и долго смотрел вниз — в сад, заполненный колдовскими травами, корнями и грибами. — Скажи, кто собирал эти наркотические травы для счеттты?
Малистра рассмеялась — тихим журчанием, будто вода, льющаяся на хрусталь.
— Уж конечно, не я, владыка. Колдунья не может получать травы от кого-то другого: масла этого человека загрязнят их, сделают инертными или хуже — изменят действие на противоположное. Травы нельзя собирать и машиной, потому что они слишком нежны, и даже если пользоваться перчатками, аура заразит их. Как все колдуньи, Джийан растила и собирала травы сама, и так же делаю я.
Наконец Малистра подошла и встала рядом, небрежно обняв регента за талию.
— О чем вы так глубоко задумались, владыка? — спросила она ласково. — Если я могу помочь, вам стоит только попросить.
Разум Стогггула был в огне. Вожделение к ней, пожалуй, усилилось, не укладываясь в сознании. Он посмотрел на смесь трав. Какие еще плоды своих колдовских сил она могла бы предложить? Им владело такое желание, что интимные места тряслись.
— Я разыскиваю беглецов. Один из них — та счеттта, Джийан. Она использовала колдовство, чтобы исчезнуть. Ты найдешь ее для меня. Твое колдовство способно на это, да?
— Несомненно, владыка.
— Если сумеешь найти ее и ее спутника, я буду знать, что ты сказала правду, и тогда наша связь может стать более долговременной.
“Но не раньше, чем ты при помощи кундалианского колдовства добудешь мне Кольцо Пяти Драконов”, — подумал он.
Звезд-адмирал Киннний Морка растянулся обнаженным на веранде своего павильона, купаясь в бледном лунном свете. Он лежал в ажурном кресле-качалке; еще одно такое же кресло-качалка стояло рядом. Аккуратные ряды подстриженных, ветвистых аммоновых деревьев скрывали веранду от любопытных глаз. Пол из искусственного камня, белого, как снег, отражал и усиливал лунный свет.
Звезд-адмирал услышал тихие шаги и сразу понял, кто приближается, потому что отдал приказ пропускать в павильон только его молодого адъютанта.
— Знаешь, Курган, ночь — время интриг.
— Теперь знаю, господин.
— Где ты был? — рявкнул звезд-адмирал совершенно другим тоном. — Твое отсутствие после банкета было замечено.
— Женщина, господин. — Курган замер по стойке “смирно”.
— Женщина? В твоем возрасте?
— Лооорм, господин. — Ложь соскользнула с губ легко, почти весело. — Она учит меня.
— Хорошо, когда в жизни есть такой учитель, адъютант. Нас учат испытывать к тускугггунам, особенно лооормам, только презрение. Но в жизни наступают времена, когда кто-то заползает тебе под кожу, и ты вдруг понимаешь, что испытываешь чувства, на которые считал себя не способным. Тогда, и только тогда, становится ясно, что ты упустил, будучи кхагггуном.
— Надеюсь в один прекрасный день найти такую тускугггун.
— Если найдешь, то, уверяю тебя, все равно не сможешь решить, благословение это или проклятие. — Киннний Морка поднял сильную руку. — Но довольно о чувствах. Подойди, адъютант. Сбрасывай мундир и присоединяйся ко мне. — Почувствовав колебания мальчика, он привстал на локте. — Это часть моего ночного режима. В путешествиях я подвергался самому разному атмосферному излучению и скажу определенно: кундалианское самое ласковое. — Он подмигнул. — Между нами, я обнаружил, что это оздоравливает интимнейшие из интимных мест.
Курган разделся и занял соседнее кресло.
— Наверняка нам обоим надо немного восстановиться после отвратительного банкета, устроенного твоим отцом.
— Я думал, все прошло неплохо.
— Правда? Полагаю, ты заметил удивление на лице твоего отца, когда ты выстрелил в спину Кефффира Гутттина.
— Нет.
— Его обличительная речь была продумана заранее. Он хотел спровоцировать одного из них: Бака Оуррроса или Кефффира Гутттина. Бак Оурррос слишком умен для прилюдных перебранок с регентом. А вот Кефффир Гутттин оказался не столь осмотрителен.
— Я знаю, что отец желает смерти Бака Оуррроса.
— Они желают смерти друг другу, — фыркнул Киннний Морка. — Однако регент задумал еще что-то. Он придумал для меня хитрое испытание — на проверку верности.
— Разве вы уже не доказали свою верность?
— По-моему, твой отец проверяет практическую осуществимость, скажем так, нового межкастового общества, которое мы с ним создаем. Это совершенно неведомый мир; я не виню его. — Морка поднял левую руку. — Я только-только начал понимать действие моего нового окумммона; как ему понять меня? — Он тяжело повернулся. — Но он совершенно не рассчитывал, что ты убьешь его врага.
— Отец ничего мне не сказал.
— А чего ты ожидал?
— Что он поздравит меня с первым убийством. Звезд-адмирал вздохнул.
— Тогда, адъютант, ты обречен на разочарование. Я вот действительно горжусь тобой, потому что ты понял, что надо сделать, даже раньше, чем я дал тебе знак. Молодец. Но твой отец? Нет, никогда. Он не из таких.
Он уставился на Кольцо, вставленное в пасть каменного дракона. Что за колдовская сила заключена в нем, сила, непостижимая даже для гэргонов? Ни один в'орнн не мог представить себе такой силы. Неужели он ошибался, не принимая в расчет все кундалианское? Этот вопрос стоило бы выяснить.
— С тех пор, как я видел тебя в последний раз, Стогггул Курган, все изменилось, — сказал Старый В'орнн, занимая шестую позицию.
Сколько Курган помнил, Старый В'орнн всегда называл его официальным именем. Ему это нравилось. Уважительно.
— Дом Ашеров уничтожен. — Курган перешел в звездную защиту. — Мой отец — новый регент Кундалы. Я теперь адъютант звезд-адмирала Морки.
Он и Старый В'орнн сошлись в Ка-Форме — подвижной и сложной системе боя, давным-давно позабытой другими. Они находились в гимнастическом зале Старого В'орнна. В обитых толстой тканью стенах были сделаны три ряда все более и более узких ярусов, на которых давались уроки.
Схватка длилась пятьдесят минут. Когда они закончили, Курган смотрел на Старого В'орнна с чувством, близким к симпатии. Темный блестящий череп, морщинистое лицо, сильные искусные руки — все это было знакомо ему, как запах собственного тела. Старый В'орнн научил его всему самому важному. А еще он неизменно выслушивал Кургана. И был терпелив. Терпелив, как камень, терпелив, как океан, лижущий этот камень.
— Сегодня вечером я должным образом воспользовался твоими уроками, — гордо сказал Курган. — Кефффир Гутттин умер, как и пристало такой предательской болотной ящерице.
— Ты ударил его в спину, не так ли?
Курган замер. Он знал Старого В'орнна с семи лет — кажется, всю жизнь. Они встретились совершенно случайно возле уличного ларька, куда Курган любил ходить, чтобы полюбоваться на продаваемые ножи с длинными лезвиями. Пока мать покупала лееесту в пекарне напротив, Старый В'орнн подошел к нему и спросил, какой нож ему нравится больше всего. Курган сразу же указал на один — с длинным, тонким, трехгранным клинком. Старый В'орнн тотчас купил его и сказал Кургану, что научит его пользоваться ножом на охоте; а когда он научится обращаться с оружием — подарит. Неделю спустя Курган улизнул из хингатта лииина до мори на первое из множества трудных занятий в зале Старого В'орнна.
Теперь он настороженно смотрел в спину Старому В'орнну.
— Скажи мне, Стогггул Курган, почему ты раздуваешь грудь, как радужный петух, когда твой лучший друг погиб?
Курган был настолько удивлен, что не смог выговорить ни слова.
Старый В'орнн помолчал и повернулся к нему.
— Ашеру Аннона привезли сюда, в Аксис Тэр, и его голову отдали гэргонам. Разве не так?
Курган молча кивнул.
— И в блеске твоего недавнего триумфа ты хочешь сказать мне, что не потратил даже мига на размышления о его кончине?
— Я стал орудием его смерти. Я дал Морке то, что он хотел, а взамен... — Курган широко раскинул руки. — Он дал мне то, что хотел я.
Старый В'орнн сжал губы.
— Надеюсь, когда ты говоришь обо мне, Стогггул Курган, ты говоришь с должным уважением.
— Я никогда не говорю о тебе.
На губах Старого В'орнна мелькнула улыбка.
— Ах да, часть наших правил... — Кожа на его черепе была почти медного цвета и такой тонкой, что Курган видел сеточку пурпурных жил, пульсирующих в такт бегу крови. Бледные от старости глаза смотрели на него в упор. — Тебе не следовало бы считать низкой цену, которую ты заплатишь за вновь обретенную высоту.
— Цену? Какую цену?
Старый В'орнн ушел на другой конец зала. Стенная панель повернулась при его прикосновении. Он посмотрел на двор, который построил сам. Двор заполняли скалы, камни, валуны всевозможных размеров и форм. Где-то журчала вода, но, как знал Курган, маленький пруд можно увидеть, только если встать точно в центре двора. Это тоже было уроком, который Старый В'орнн преподал ему, когда они вдвоем устраивали пруд вокруг ручейка на участке: стоять в центре значит видеть все.
— Когда-то у тебя был друг. Теперь он обращен в пепел. Из-за тебя, Стогггул Курган. Из-за тебя.
Что-то привлекло внимание Старого В'орнна. Курган вышел следом за ним во двор. Старый В'орнн осторожно направился к центру. Он ни разу не ходил одной и той же дорогой.
— Это случилось три месяца назад, — сказал Курган. — Старая история. Зачем лицемерно лить слезы?
— Конечно. Раскаяние — всего лишь проявление совести, а у тебя ее нет. — На лице Старого В'орнна отразилось удовлетворение, будто он наконец увидел цвет и очертания долгожданного горизонта. — Однако же помни, что заплатить придется. Теперь или позже — не имеет значения. Таков Уклад Вселенной. Закон Равновесия.
— Ты научил меня, что дорога к власти не бывает прямой. Я не боюсь.
Маленький глубокий пруд словно кипел. Вода была черной как смоль даже при ярком солнце. Курган все еще помнил, какая она была холодная, когда он окунул туда руки. У края стояла маленькая, оправленная в серебро чаша, более изысканная, чем могли создать в'орннские тускугггуны. Курган представил себе, как Старый В'орнн подходит сюда, окунает чашу в ледяную воду, утоляет жажду.
— Если ты веришь в это, то ты неправильно понял уроки. Я учил тебе не трусить. Но бывают времена, когда страх — единственное, что может спасти жизнь. Здоровый страх оттачивает чувства, настраивает разум. Таким образом, появляются возможности. Поддаться страху — это слабость; полное бесстрашие порождает надменность. — Он заглянул в глубины пруда. — Твоя надменность приводит меня в замешательство.
— Почему? Ты учил меня, что надменность — это сила.
— Твоя эмблема — солнце... это не только твоя символическая цель, но и твой талисман; оно пульсирует безграничной силой. Но если смотреть на солнце слишком долго, можно ослепнуть.
— Нет, если время от времени сосредоточиваться на темном пятне.
Старый В'орнн подумал о солнце Кундалы с таинственным пурпурным пятном и радостно засмеялся.
— Ого! Учиться никогда не поздно: это придает жизни новые краски. — Он обнял Кургана рукой, и юноша, как обычно, ощутил силу, скрытую в древнем худом теле.
— Однако при злоупотреблении надменность становится слабостью, — продолжал Старый В'орнн. — Ты выполз из-под тени отца. Это значительное достижение.
Кургану стало тепло, словно на полуденном солнце.
— Спасибо.
Старый В'орнн помахал длинным и тонким указательным пальцем.
— Не забывай, однако, что это лишь кратковременный успех.
— Я не переоцениваю свои успехи.
— О, думаю, ты в своей надменности уже переоценил их... Ты всей душой презираешь отца.
— Он заслужил презрение.
Лицо Старого В'орнна потемнело.
— Подумай, что ты говоришь. Эмоции взяли верх. Ты во власти презрения, которое ты испытываешь к своему отцу. Он увидел это и действует соответственно. Следовательно, возник фундамент твоего краха. Что Веннн Стог-ггул достоин презрения, это факт... полезный — при соответствующих условиях. Но всего лишь факт. Опасны твои эмоции, потому что они заслонят от тебя его силу и хитрость.
Юноша долго молчал. Осмыслить слова Старого В'орнна всегда было нелегко; иногда это казалось невозможным.
— Ты, разумеется, прав. Кто такой Веннн Стогггул? Отныне он перестает быть моим отцом. Просто еще один игрок на поле.
— Если ты так думаешь... если ты действительно чувствуешь это, Стогггул Курган, то на сегодня мы закончили.
В пустом банкетном зале регент Стогггул пристально разглядывал голографическое изображение Кундалы, когда в открытую дверь вошла Далма.
— Любимый.
Он повернулся к ней и нахмурился.
— Я наблюдал за тобой сегодня. Сколько раз я просил тебя не показываться в официальных комнатах? Они предназначены для государственных дел.
— Уже рычишь? — Далма приблизилась в вихре парчи. Последнее время она пристрастилась покупать украшенные пышной вышивкой кундалианские ткани и мастерила из них платья. — Ах, я не помню, чтобы ты вообще о чем-то меня просил. — Она всунула ногу ему между ног.
Стогггул не ответил на призыв. Не следовало позволять ей догадываться, насколько он стал зависеть от ее ума и связей. Как любая высококлассная лооорм, она имела доступ в самые разные круги общества — и в'орннского, и кундалианского, — куда ему, несмотря на сосредоточенную в его руках власть, было бы не попасть. Разговоры в постели — мощный инструмент, если их подтолкнуть в нужном направлении.
— Я позволил тебе пользоваться моими личными покоя — ми. Очевидно, этого тебе недостаточно.
Она нежно улыбнулась, прижимаясь к нему с жаром звезды, превращающейся в новую.
— Ты должна быть благодарна за то, что я разрешаю тебе жить в стенах дворца, — продолжал Стогггул. — Какая еще лооорм может притязать на такое?
— Это потому, что я не похожа на других лооорм, любимый. — Когда Далма лизнула его шею, регент схватил ее за запястья и резко отстранил. Она вскрикнула от боли, и это ему понравилось.
Далма надула губы.
— Я пришла, чтобы сделать тебе замечательной сюрприз, а ты...
Он притянул ее к себе уже нежнее.
— Последнее время я в дурном настроении. Прости.
— Конечно, любимый. Но что в пещерах внизу могло причинить тебе страдания?
Стогггул отвернулся, выключая голограмму.
— Впрочем, не важно. Ручаюсь, твое настроение улучшится, когда ты увидишь мой сюрприз. — Далма вывела его из комнаты, повела через переднюю, мимо главной лестницы, по коридорам... Стогггул быстро запутался. Несомненно, она гораздо лучше его освоилась в дворцовых лабиринтах.
Наконец они вышли на балкон, и регент узнал травный сад Джийан. Он собирался вырвать все растения и замостить двор, но Далма попросила его ничего не трогать. Ему нравилось, когда она просит, и он уступил. Теперь она подвела его к филигранной балюстраде.
— Вот. Как тебе?
Стогггул посмотрел вниз. В лунном свете молодая кундалианка с густыми платиновыми волосами стояла на коленях посреди аккуратных рядов похожих на сорняки растений.
От резких запахов регент расчихался.
— Что такое? — Он раздраженно повысил голос. — Эти сорняки не только уродливы, они еще и воняют так, что до дна Н'Луууры дойдет!
Молодая женщина встала и обернулась — очень высокая, гибкая, с тонкими чертами лица. На мгновение регенту показалось, что его сердца перестали биться. Он ухватился за балюстраду, да так, что костяшки пальцев побелели. Веннн Стогггул никогда не был восприимчив к очарованию кундалианских женщин: откровенно говоря, он находил их внешность просто отвратительной. Но встретив серьезный взгляд больших, очень светлых глаз, он почувствовал нечто небывалое; неведомый прежде огонь воспламенил его плоть.
Ее одеяние словно на миг растаяло. Стогггул представил себе крутые изгибы, тайные долины великолепного тела — и каждое местечко стало источником глубокого любопытства и неудержимо манило. Даже с такого расстояния он чувствовал исходящий от нее жар, чувствовал ее необычный аромат. Все запахи в саду стали чудесны, со всех растений капала влага, которую он жаждал слизнуть языком.
— Я знаю, трудно поверить, что “вонючие сорняки” могут быть полезны и в'орннам, и кундалианам.
Она улыбнулась — Стогггула будто коснулись нежные пальчики. Он хотел ответить, но не смог собрать лихорадочно разбегающиеся мысли.
Вероятно, приняв молчание регента за сомнение, кундалианка продолжила:
— Уверяю вас, владыка, я говорю правду. — Она показала черную базальтовую ступку и белый агатовый пестик. — Если владыка позволит, я подкреплю свои слова делом.
Стогггул наконец овладел собой достаточно, чтобы произнести:
— Скажи мне свое имя, женщина.
— Малистра, владыка.
Ему понравилось, что она называет его владыкой. Он кивнул и поманил ее.
— Поднимайся сюда, Малистра, и я сам определю, сколько истины в твоих словах.
Как только Малистра скрылась, Далма сказала:
— Эта та кундалианская колдунья, о которой я тебе говорила. Я велела ей посадить здесь травы, чтобы она могла ухаживать за ними и собирать их для тебя одного.
Регент нахмурился.
— Проклятая ашерова счеттта Джийан использовала колдовство, чтобы попасть под защиту Реккка Хачилара. Несомненно, именно ее колдовство помогло им ускользнуть от свор-командира Рэдддлина и его кхагггунов четыре ночи назад. С тех пор мы не не в состоянии их выследить.
— Понимаешь, на что способно кундалианское колдовство? А теперь у тебя будет собственная колдунья, которая способна бороться с Джийан на равных.
Он заглянул ей в глаза — на лице Далмы появилась улыбка — и позволил себе вздохнуть.
— Возможно, ты права. Она тихонько рассмеялась.
— Ты знаешь, что я права.
— По-твоему, она сумеет найти беглецов?
— Ты сам должен попросить ее об этом, любимый. — Ее руки двигались у него под одеждой. — А теперь скажи, почему ты заставил меня подлизываться к этому вонючему банннтору?
Стогггул с отвращением фыркнул.
— Звезд-адмирал не оправдал мою оценку... его кхагггунов. — Регент покачал головой. — Они не зря были Малой кастой. Возвысившись, Киннний Морка может стать опасным, если не держать его на привязи.
В этот миг на балконе появилась Малистра. Она остановилась в сторонке, молча и уважительно, держа в руках ступку, полную растертых трав, но все равно казалась жрицей какого-то эротического культа. При виде ее разум Стогггула включился (ему даже послышался щелчок), и план — восхитительно злобный план — вступил в следующую фазу. Двух тэйев одним манком, так, кажется, звучит гэргонская поговорка? Обладать Малистрой и с помощью ее колдовства отпереть дверь Хранилища — вот мастерский двойной удар. Он укротит огонь, бушующий внутри, и заставит гэргонов вырвать контроль над саламуууном у Консорциума Ашеров. Наконец. Справедливая месть. Впрочем, сначала Малистра должна показать себя. Надо действовать осторожно. Погибли несколько гэргонов. Кольцо Пяти Драконов уже продемонстрировало, что оно слишком опасно.
— Пока я попробую эту кундалианскую ерунду, ступай к звезд-адмиралу.
— С какой целью?
— Прелюбодеяние.
Далма широко открыла глаза.
— Ты спятил?
— Как краэлский солнопес. — Стогггул был так доволен собой, что решил не наказывать лооорм за непочтительность. Кроме того, ее нежелание расставаться с ним вызвало толчок наслаждения в интимных местах. — Я хочу, чтобы ты показала Морке щелку, о которой он мечтает.
— Щелку?
Регент отвел ее на дальний конец балкона, где их нельзя было подслушать.
— Все кхагггуны натасканы находить слабые места противника. Зачем ему усердствовать, выискивая мои? Морка втайне вожделеет тебя. Пусть считает, будто ты устала от меня и моих коровых манер. — Он хихикнул. — Это ему наверняка понравится. Он решит, что благодаря тебе получил прямой доступ к моим мыслям и планам, и тем самым ослабит бдительность. И окажется именно там, где надо мне. — Он снова хихикнул. — У тебя на ладони.
Далма, обожающая интриги, расхохоталась и поцеловала его.
— Совершенно восхитительно, любимый! Какое удовольствие будет отдать его тебе. — Она надула губы. — Мне только жаль, что я буду проводить с тобой меньше времени.
— Нам всем нужно чем-то жертвовать, не так ли? — Стогггул посмотрел мимо нее туда, где на другом конце балкона стояла Малистра; лунный свет запутался в платиновых волосах.
Далма крепко поцеловала его в губы. Проходя мимо Малистры, она на миг сжала плечо кундалианки.
Оставшись с Малистрой наедине, Веннн Стогггул знаком велел ей подойти. Вблизи она выглядела еще более поразительно. Платиновые волосы, прилегающие к черепу, и странные светлые глаза придавали ей экзотический вид. Прекрасной формы руки под темной накидкой были обнажены. Правую руку от локтя до плеча обвила искусно сделанная свирепая бронзовая змея. Плоская головка в форме клина, казалось, равнодушно смотрела на регента.
— Насколько я понимаю, ты умеешь с этим обращаться. — Он указал на смесь трав.
— Таков мой Дар, владыка, хоть и скромный.
— Колдовство. — Стогггул покачал головой. — Иррациональная чушь.
По ее лицу скользнула тень улыбки.
— Разве оно так уж отличается от техномагии гэргонов, владыка? Цель и того, и другого — объяснить то, что находится за пределами круга наших знаний.
Регент фыркнул.
— Можешь быть уверена, гэргоны не интересуются растертыми травами и корешками.
— Зато явно интересуетесь вы, владыка. Он нахмурился.
— Ты дерзишь. Наказать тебя?
— Я не хотела быть непочтительной... совсем не хотела, владыка. Напротив. Для в'орнна вы великодушны и прогрессивны. Я благодарна за дозволение посадить и собирать травы у вас во дворце.
Веннн Стогггул постарался сохранить хмурый вид. Так она не заметит, как быстро колотятся его сердца.
— Интересно, насколько благодарна?
Неуловимым движением Малистра опустилась на колени. Поставив ступку и пестик, она зачерпнула пригоршню только что растертого порошка и плевала в него, пока не получилась густая паста. Потом ловко засунула руку ему под одежду и размазала пасту по интимным местам.
Изумительно странное лицо поднялось к нему, как цветок к солнцу.
— Должна ли я показать длину и ширину моей благодарности, владыка?
Она ласкала его, а может, начинала действовать паста из трав. Как бы то ни было, у Стогггула не было выбора, и он молча кивнул, когда ее лицо последовало за рукой между многочисленных складок парадного одеяния.
Потом он лежал, глядя на мерцающие звезды; свет их был тверд, как хрусталь. Малистра приподнялась на локте.
— Я доставила вам удовольствие, владыка? — Да.
— Хотя я инопланетянка?
Регент Стогггул протянул руку к длинной косе. Малистра улыбнулась, отвела его руку, прикоснулась ею к безволосой груди, и он почувствовал, как снова зашевелились интимные места. Бронзовая змея блестела и искрилась, выгравированные чешуйки двигались волнами в такт ее движениям.
— Ты кундалианка. То, что мы сделали, — случайность. — Он поднял руку, дал ей упасть. — Видишь? Все уже прошло.
— Но я хочу чего-то более долговременного, владыка.
— Ты — кундалианка, — повторил Стогггул. Для него этим было сказано все.
Малистра села, подогнув ноги под себя. Он не мог оторвать взгляд от густых волос, рассыпавшихся по плечам и свисавших между грудей.
— Вы позволите мне показать вам другое применение моего порошка?
— Первое мне очень понравилось. — Он кивнул. — Пожалуйста.
Она быстро смешала щепотку смеси трав с глотком чистой жидкости и предложила ему выпить залпом.
— Как это подействует?
— Вам лучше испытать, владыка.
Поскольку для его интимных мест это оказалось только полезно, регент без колебаний одним глотком проглотил смесь. Почти сразу же его затошнило. На теле выступил пот, голова закружилась так, что когда он попытался ударить женщину, то умудрился стукнуться виском об изящные стойки балюстрады. Стогггул с трудом свесил голову над оградой, и его вырвало. Он повернулся и застонал, чувствуя себя слабым, как умирающая от голода блоха-кровосос.
— Ты... — пробормотал он. — Ты...
Малистра одной рукой приподняла его голову и поднесла к губам маленькую фляжку из коровой шкуры.
— Вот, владыка, выпейте.
Теплая жидкость потекла по горлу. И сразу силы буквально хлынули в него, как вздувшиеся от талой воды ручьи.
— Что... что ты сделала со мной?
— Я могла бы убить вас, владыка, — сказала она со странной нежностью. — Очень легко. Понадобилось бы только удвоить дозу. Ваших хааар-кэутов поблизости нет, никто не знает, что я здесь, а вскрытие ничего бы не показало. Смесь трав распадается на биохимические части за несколько минут.
Он уставился на нее, широко открыв глаза.
— Я прикажу отрубить тебе голову.
— Разумеется, владыка, если таково ваше желание. — Малистра опрокинула ступку, полную растертых трав. — Но сначала примите этот дар, дабы использовать против своих врагов, если пожелаете. А вы сами теперь, после принятия половинной дозы, невосприимчивы.
Стогггул долго молчал. Малистра понимала, что он размышляет.
— Далма говорит, что этим садом когда-то пользовалась счеттта бывшего регента, Джийан.
— Да.
— Ты знаешь ее?
— Только понаслышке, владыка.
— По слухам, она умна. — Регент встал, оперся локтями о балюстраду и долго смотрел вниз — в сад, заполненный колдовскими травами, корнями и грибами. — Скажи, кто собирал эти наркотические травы для счеттты?
Малистра рассмеялась — тихим журчанием, будто вода, льющаяся на хрусталь.
— Уж конечно, не я, владыка. Колдунья не может получать травы от кого-то другого: масла этого человека загрязнят их, сделают инертными или хуже — изменят действие на противоположное. Травы нельзя собирать и машиной, потому что они слишком нежны, и даже если пользоваться перчатками, аура заразит их. Как все колдуньи, Джийан растила и собирала травы сама, и так же делаю я.
Наконец Малистра подошла и встала рядом, небрежно обняв регента за талию.
— О чем вы так глубоко задумались, владыка? — спросила она ласково. — Если я могу помочь, вам стоит только попросить.
Разум Стогггула был в огне. Вожделение к ней, пожалуй, усилилось, не укладываясь в сознании. Он посмотрел на смесь трав. Какие еще плоды своих колдовских сил она могла бы предложить? Им владело такое желание, что интимные места тряслись.
— Я разыскиваю беглецов. Один из них — та счеттта, Джийан. Она использовала колдовство, чтобы исчезнуть. Ты найдешь ее для меня. Твое колдовство способно на это, да?
— Несомненно, владыка.
— Если сумеешь найти ее и ее спутника, я буду знать, что ты сказала правду, и тогда наша связь может стать более долговременной.
“Но не раньше, чем ты при помощи кундалианского колдовства добудешь мне Кольцо Пяти Драконов”, — подумал он.
Звезд-адмирал Киннний Морка растянулся обнаженным на веранде своего павильона, купаясь в бледном лунном свете. Он лежал в ажурном кресле-качалке; еще одно такое же кресло-качалка стояло рядом. Аккуратные ряды подстриженных, ветвистых аммоновых деревьев скрывали веранду от любопытных глаз. Пол из искусственного камня, белого, как снег, отражал и усиливал лунный свет.
Звезд-адмирал услышал тихие шаги и сразу понял, кто приближается, потому что отдал приказ пропускать в павильон только его молодого адъютанта.
— Знаешь, Курган, ночь — время интриг.
— Теперь знаю, господин.
— Где ты был? — рявкнул звезд-адмирал совершенно другим тоном. — Твое отсутствие после банкета было замечено.
— Женщина, господин. — Курган замер по стойке “смирно”.
— Женщина? В твоем возрасте?
— Лооорм, господин. — Ложь соскользнула с губ легко, почти весело. — Она учит меня.
— Хорошо, когда в жизни есть такой учитель, адъютант. Нас учат испытывать к тускугггунам, особенно лооормам, только презрение. Но в жизни наступают времена, когда кто-то заползает тебе под кожу, и ты вдруг понимаешь, что испытываешь чувства, на которые считал себя не способным. Тогда, и только тогда, становится ясно, что ты упустил, будучи кхагггуном.
— Надеюсь в один прекрасный день найти такую тускугггун.
— Если найдешь, то, уверяю тебя, все равно не сможешь решить, благословение это или проклятие. — Киннний Морка поднял сильную руку. — Но довольно о чувствах. Подойди, адъютант. Сбрасывай мундир и присоединяйся ко мне. — Почувствовав колебания мальчика, он привстал на локте. — Это часть моего ночного режима. В путешествиях я подвергался самому разному атмосферному излучению и скажу определенно: кундалианское самое ласковое. — Он подмигнул. — Между нами, я обнаружил, что это оздоравливает интимнейшие из интимных мест.
Курган разделся и занял соседнее кресло.
— Наверняка нам обоим надо немного восстановиться после отвратительного банкета, устроенного твоим отцом.
— Я думал, все прошло неплохо.
— Правда? Полагаю, ты заметил удивление на лице твоего отца, когда ты выстрелил в спину Кефффира Гутттина.
— Нет.
— Его обличительная речь была продумана заранее. Он хотел спровоцировать одного из них: Бака Оуррроса или Кефффира Гутттина. Бак Оурррос слишком умен для прилюдных перебранок с регентом. А вот Кефффир Гутттин оказался не столь осмотрителен.
— Я знаю, что отец желает смерти Бака Оуррроса.
— Они желают смерти друг другу, — фыркнул Киннний Морка. — Однако регент задумал еще что-то. Он придумал для меня хитрое испытание — на проверку верности.
— Разве вы уже не доказали свою верность?
— По-моему, твой отец проверяет практическую осуществимость, скажем так, нового межкастового общества, которое мы с ним создаем. Это совершенно неведомый мир; я не виню его. — Морка поднял левую руку. — Я только-только начал понимать действие моего нового окумммона; как ему понять меня? — Он тяжело повернулся. — Но он совершенно не рассчитывал, что ты убьешь его врага.
— Отец ничего мне не сказал.
— А чего ты ожидал?
— Что он поздравит меня с первым убийством. Звезд-адмирал вздохнул.
— Тогда, адъютант, ты обречен на разочарование. Я вот действительно горжусь тобой, потому что ты понял, что надо сделать, даже раньше, чем я дал тебе знак. Молодец. Но твой отец? Нет, никогда. Он не из таких.