Страница:
Он не шевелился; казалось, он едва дышит.
— Я так долго мечтал об этом моменте. В Каменном Рубеже...
— Нет, Реккк. Не надо.
— Но я хочу. — Реккк судорожно вздохнул. — Джийан, я полюбил тебя с первого же взгляда, когда увидел в покоях регента. А потом, когда ты вышла на площадь, я почувствовал, как тает душа. В тот миг мне хотелось забрать всю твою боль, все страдания... но я не мог ничего сделать.
— Мог — и сделал, — прошептала она.
— Я сделал все, что мог, — сказал он, — а трагедию прозевал. Бедный Аннон, захваченный кровавым противостоянием.
— Да, бедный Аннон.
Слезы полились по щекам Джийан.
Она слышала успокаивающий ритм дождя, барабанящего по широким листьям ядровника, под которым они сидели, точно так же, как чувствовала первобытный пульс леса, так похожий на стук ее собственного пульса. Она чувствовала, как мгновение за мгновением вокруг возникает новая жизнь.
Она снова произнесла его имя, и он, вздохнув, прислонился к грубой коре и закрыл глаза.
Элеане в лесу было хорошо. Она привыкла к одиночеству, и, кроме того, сколько помнила себя, лес был ей другом. Терпкий запах земли, тихие, осторожные звуки ночных хищников, темнота, наполненная ласковым бормотанием дождя, всегда успокаивали и утешали ее. В лесу не было существ, которых бы она не любила, даже самых крупных хищников. Она скорее уважала, чем боялась их, и это различие очень важно, чтобы выжить здесь. Горожанам лес противопоказан; они падают и набивают шишки, или ломают кости, или получают раны, наткнувшись на снежную рысь или еще кого-нибудь из многочисленных хищников.
Элеана беззвучно двинулась дальше, обходя лагерь по периметру. У опушки помедлила, прислушалась к далекому голосу квавда, затем спустилась к реке, напилась, зачерпнув ладонью воды, почувствовала капли дождя на плечах и волосах.
Элеана думала об Анноне. Ей не верилось, что он мертв. Это казалось просто невозможным. Она-то мечтала о дне, когда они встретятся снова, когда она скажет ему о своих чувствах, когда они упадут в объятия друг друга и сольются воедино.
Умер. Ушел, оставив рану в ее сердце.
По щекам текли слезы, она вытирала их тыльной стороной ладони...
Неожиданно на затылок обрушился тяжелый удар, сбросив потерявшую сознание девушку в холодную воду.
22
23
— Я так долго мечтал об этом моменте. В Каменном Рубеже...
— Нет, Реккк. Не надо.
— Но я хочу. — Реккк судорожно вздохнул. — Джийан, я полюбил тебя с первого же взгляда, когда увидел в покоях регента. А потом, когда ты вышла на площадь, я почувствовал, как тает душа. В тот миг мне хотелось забрать всю твою боль, все страдания... но я не мог ничего сделать.
— Мог — и сделал, — прошептала она.
— Я сделал все, что мог, — сказал он, — а трагедию прозевал. Бедный Аннон, захваченный кровавым противостоянием.
— Да, бедный Аннон.
Слезы полились по щекам Джийан.
Она слышала успокаивающий ритм дождя, барабанящего по широким листьям ядровника, под которым они сидели, точно так же, как чувствовала первобытный пульс леса, так похожий на стук ее собственного пульса. Она чувствовала, как мгновение за мгновением вокруг возникает новая жизнь.
Она снова произнесла его имя, и он, вздохнув, прислонился к грубой коре и закрыл глаза.
Элеане в лесу было хорошо. Она привыкла к одиночеству, и, кроме того, сколько помнила себя, лес был ей другом. Терпкий запах земли, тихие, осторожные звуки ночных хищников, темнота, наполненная ласковым бормотанием дождя, всегда успокаивали и утешали ее. В лесу не было существ, которых бы она не любила, даже самых крупных хищников. Она скорее уважала, чем боялась их, и это различие очень важно, чтобы выжить здесь. Горожанам лес противопоказан; они падают и набивают шишки, или ломают кости, или получают раны, наткнувшись на снежную рысь или еще кого-нибудь из многочисленных хищников.
Элеана беззвучно двинулась дальше, обходя лагерь по периметру. У опушки помедлила, прислушалась к далекому голосу квавда, затем спустилась к реке, напилась, зачерпнув ладонью воды, почувствовала капли дождя на плечах и волосах.
Элеана думала об Анноне. Ей не верилось, что он мертв. Это казалось просто невозможным. Она-то мечтала о дне, когда они встретятся снова, когда она скажет ему о своих чувствах, когда они упадут в объятия друг друга и сольются воедино.
Умер. Ушел, оставив рану в ее сердце.
По щекам текли слезы, она вытирала их тыльной стороной ладони...
Неожиданно на затылок обрушился тяжелый удар, сбросив потерявшую сознание девушку в холодную воду.
22
Матерь
Огромная женщина пошевелила пышное бирюзовое одеяние. Морщинистая белая кожа обвисла складками, как второе платье. Платиновые волосы заколоты булавками из черных ракушек-муоддов. Высокий широкий лоб — мощный, внушительный. Лицо богини, какие примитивные племена рисовали на стенах пещер, высекали на каменных монументах, кому поклонялись с благоговением. Все в ней дышало состраданием и силой.
Риана покачала головой.
— Ты говоришь, что я знаю тебя, но это не так. Серо-зеленые глаза — загадочные, бесхитростные — внимательно смотрели на нее.
— Обо мне рассказывала Астар.
— Астар умерла, — прошептала Риана.
— Знаю.
Бирюзовое одеяние мерцало, как ртуть, складки переливались, как волны на берегу. Иногда казалось, что это одеяние вообще не из ткани.
— Бартта колдовством заставила меня смотреть, когда опускала хад-атта в горло Астар. — По щекам Рианы потекли слезы. — Я не могла помочь ей.
Женщина взяла ее руку в свою, ласково сжала.
— Никто бы не смог.
В келле царила полутьма. Источник света был совершенно неожиданный: колдовские цветы с яркими сердцевинами.
Стены казались металлическими, резные панели соединялись огромными заклепками. Они усиливали малейшие звуки, и приглушенные голоса двух женщин возвращались к ним шелестящим откликом. Призрачный хор.
— Так это ты — тот секрет, который она не смела открыть мне...
— Я — узница, Риана.
— Кто ты? — Риана широко открыла глаза. Сердце колотилось в груди.
— Тигпен рассказывала обо мне. — Женщина улыбнулась. — Ты же знаешь, кто я, а, Риана?
— Матерь? — Риана вытерла глаза.
Огромная женщина кивнула, слегка шевельнулась, и золотые кисти, пришитые к краю одеяния, закачались, как колокольчики.
— Нас учат, что Матерь убили раппы больше ста лет назад.
— Еще вам говорили, что раппы уничтожены. Это правда? Риана покачала головой:
— Нет.
— Ты уже познакомилась с Тигпен. По-твоему, возможно, чтобы ее сородичи убили меня?
— Нет, конечно, нет. Абсурд.
— Так и моя смерть. Как видишь, я не убита. — Ее голос вдруг изменился. Риана поняла, что сейчас услышит давно хранимый, строго оберегаемый секрет. — Сто один год назад... был рассвет седьмого дня Главного Праздника Урожая, который начинается в иды лонона, пятого времени года. Шесть дней и шесть ночей кундалиане праздновали щедрый урожай. Они пели и танцевали; благодарили Великую Богиню Миину и спаривались, как голоноги; наедались и напивались, чтобы снова петь и танцевать, снова благодарить и снова спариваться. В тот день высадились в'орнны, в тот День Жемчужина была использована неправильно и пропала. В тот день меня захватил Недху, предводитель инакомыслящих рамахан-мужчин.
Я знала, что в'орнны идут. Так было предсказано; вот почему была создана Жемчужина. Я приказала Блюстительнице открыть дверь Хранилища. И Недху воспользовался моментом. Он подождал, пока Блюстительница открыла дверь, и убил ее. Потом заставил меня зайти с ним в Хранилище. Мы прошли по мосту столь узкому, что два человека не в состоянии идти рядом. Перил не было, не было ничего, что предохраняло бы от неверного шага, что спасло бы неосторожного или неловкого путника от падения в бездну.
На другой стороне Недху столкнулся с юной девочкой, которую я послала принести Жемчужину. Раздался шорох — откуда-то из глубокого сумрака позади нее. Внезапный резкий запах горечавки, столь знакомый мне, заставил Недху поперхнуться. Что-то огромное возникало из темноты на дальнем конце пещеры. Хагошрин, страж Хранилища.
Недху не стал ждать, когда страж приблизится, а сам бросился вперед. Когда он дернул девочку к себе и сильно ударил ее по лицу, я испустила крик на Древнем наречии. Хагошрин ответил на мой зов и двинулся на Недху.
Вопя от ярости и страха, Недху вырвал десятигранник из рук девочки и изо всех сил толкнул ее. Она сорвалась в черноту, даже не доставив ему удовольствия криком. Недху со стоном повернулся и побежал. Пробегая мимо меня, он толкнул меня назад, в объятия хагошрина.
Внезапно Матерь словно обессилела — не от разговора, а от ужасных воспоминаний, раздутых, как угли, в которых еще осталось достаточно жара, чтобы снова вспыхнул пожар.
— За глупость и грех хагошрину следовало бы убить меня, как воображал Недху и как он сказал всем в Среднем дворце. Но этого не произошло. Поскольку такова была воля Миины, хагошрин взял меня, заботился обо мне, поддерживал меня, дожидаясь, когда я буду готова вернуться в монастырь.
— Ты — великая колдунья. Как ты позволила Недху взять Жемчужину?
Матерь вздохнула.
— В тот день сто один год назад я, сама того не зная, была сильно... ослаблена.
— Из-за Недху?
— Нет. — Матерь печально покачала головой. — Причина в Жемчужине.
— Но Жемчужина — самый святой предмет. Ее создала Миина. Как же она могла ослабить тебя?
— Я была глупа и доверяла Недху. Он обманул мое доверие. Я не исполнила свой долг — хранить Жемчужину. Допустила тех, кто не должен был видеть ее, тех, кто не должен был касаться ее. — Руки Матери приподнялись — и упали на большие колени. — И была наказана. Я лишилась большей части колдовской силы, пять лет провела во власти лихорадки. Вернувшись после выздоровления в пещеры, я обнаружила, что Средний дворец осквернен в'орннами. Святой храм Миины больше не принадлежал рамаханам; Кундала больше не принадлежала нам.
Со временем я узнала, что здесь, в монастыре Плывущей Белизны, создан Деа Критан. Пришла сюда — и стала угрозой для тех конар, что вырвали власть у мужской клики. Они полностью реформировали рамахан. Жрецы-мужчины были изгнаны; раппы перебиты; само учение Миины начало меняться. Когда я попыталась объяснить, что эти изменения нечестивы, конары выступили против меня. Вот тогда я обнаружила, что они используют только Кэофу и что обладающих Даром выбраковывают.
Матерь подняла палец, кисть, руку. Одеяние замерцало, ее глаза потемнели.
— Прошло пятьдесят лет... Силы мои были малы, но я наконец смогла установить связь с одной шимой, обладающей Даром. Она весьма благоразумно сохранила свой Дар в тайне и не была отсеяна вместе с остальными. Я попросила ее находить послушниц с Даром и учить их скрывать свой талант. Тайно развивать, если получится. Так произошло с Осору Джийан. Однако подобные случаи были крайне редки. Мы ждали, Риана. Ждали тебя.
Ее руки, маленькие и изящные для такого огромного тела, были удивительно выразительными. Очень бледные, в прожилках, как мрамор, просвечивающие, как алебастр; пальцы струились, как шелк на ветру.
— Кэофу связало меня здесь колдовскими цепями под властью трех могущественных конар. Каждая из них была хуже предыдущей, а теперь у нас Бартта, худшая из всех.
Матерь помолчала, прислушиваясь к эху, отвыкшая от звука голосов — даже своего собственного голоса.
— В моем распоряжении остались мелкие заклинания, однако больше, чем подозревает Бартта. Астар выполняла мои поручения — трудное и очень опасное дело. Когда Бартта догадалась, что Джийан учится Осору, она пошла прямо к конаре Моххе, и та сразу же начала тайное расследование. Мне пришлось отступить, затаиться, стать неподвижной, как лорг, терпеливой, как крис-пауки в паутине. Я научилась ничего не делать — только думать. Шли годы. Расследование сошло на нет, и я начала все снова. Это отнимало силы и здоровье. Я сама обучала Астар. Усилие истощило меня, однако я не сдавалась. Астар служила моими глазами и ушами. Для всех в монастыре она была простой лейной, но знала больше, чем половина здешних конар.
— Бартта использовала меня, чтобы расставить ей ловушку. Астар погибла из-за меня.
— Нет. — Длинные ногти Матери щелкали наподобие быстрого биения крыльев голонога. — Она погибла потому, что ее убила Бартта. Я направляла Астар: если ты — Дар Сала-ат, она хотела участвовать в твоем обучении. Астар погибла потому, что такова была ее судьба. — Матерь смотрела Риане в глаза. — Верь, ибо это правда, а правда — это твой путь.
— Понимаю. — Риана кивнула, борясь с эмоциями. — Зло в монастыре распространилось, Матерь. Оно набрало большую силу.
— Больше, чем ты думаешь.
Здесь, в святом месте, ставшем тюрьмой, даже тени имели значение. Казалось, что часы, дни, ночи не покидают келл, а накапливаются в укромных уголках, документах, дневниках, картах, набросках, рисунках, рассказывающих о разочаровании, терпении, неудачах, печали заключения Матери. Здесь ощущалось тяжелое бремя, словно каждый миг потраченного времени Матери оставался тут, как разбросанные вокруг книги, выжимая из комнаты воздух.
— Что Бартта сделала с тобой?
Матерь печально улыбнулась, вытаскивая из тени еще одно воспоминание.
— Она наложила на меня Сферу Связывания, необычайно мощное заклятие. Как она ему научилась, понятия не имею. В монастыре такого не преподают. Когда-то я отразила бы его, но теперь у меня нет средств и даже памяти не осталось.
С каждым днем Риана все больше поражалась, какие боль и страдания кундалиане причиняли себе сами. Да были ли муки, причиненные им в'орннами, хуже? Если она действительно Дар Сала-ат, как покончить с этим кругом страданий?
— Как ты узнала, что я — Дар Сала-ат? — спросила она.
— Эа-унн — проверка, которую устроила тебе Астар с кви, показала твою истинную личность без тени сомнения. Ты сказала слово.
— Дьенн.
— Дьенн освещает путь Дар Сала-ату, — объяснила Матерь. Келл внезапно наполнился ее словами, их эхом, слогами силы. — Ты — Дар Сала-ат, знамение от Великой Богини Миины, Тот, кого мы ждали, Тот, кто поведет Кундалу к добродетели и славе.
Руки Матери разжались, открыв белые ладони.
— Когда Астар принесла подтверждение, я задумала, чтобы ты нашла меня. Используя мелкие заклятия, имеющиеся в моем распоряжении, я устроила, чтобы шима Рокк заболела, потом — чтобы шима Ведда выбрала тебя для археологических работ. Я знала, что она копает возле келлов. Третье заклятие расширило трещину в скальной породе. Больше я ничего сделать не могла.
— Понимаю, — сразу же сказала Риана. — Ты хочешь, чтобы я была твоими глазами и ушами, как раньше Астар.
— Нет, вовсе нет. — Матерь наклонила голову. — Пожалуйста, подойди сюда. Теперь дай мне свои руки. — Она заглянула в глаза Рианы, и девушку охватило такое же ощущение подключения к машине, какое она испытала, когда Астар воткнула в нее кви.
— Миина говорит, что Дар Сала-ат будет рожден на “обоих концах Космоса”, — тихо сказала Матерь. — Столетиями эта фраза вызывала горячие споры среди рамахан. Толкований было почти столько же, сколько конар во всех монастырях на Кундале. — Она вытянула пальцы над тыльной стороной рук Рианы, словно они были лепестками цветов. — Теперь Миина дала ответ через тебя — живое олицетворение Ее Пророчества.
Риана почувствовала, как у нее внезапно сжалось под ложечкой.
— Что ты... — забормотала она. — Я не понимаю.
— Разумеется, понимаешь, — сказала Матерь. — Я знаю твой секрет, Риана. Знаю, что ты наполовину в'орнн.
— Нет, я... — Риане не выдержала пронзительного взгляда. — Я поклялась не говорить никому, — прошептала она.
— А ты и не сказала... Смотри на меня, Риана. Ведь ты не нарушила клятвы, верно?
Риана покачала головой:
— Не нарушила. И не нарушу.
— Нарушишь, — сказала Матерь. В глазах ее появилось отсутствующее выражение. — Одну и только один раз. Это принесет великую радость и великую боль.
Риана долго молчала, а Матерь была достаточно умна и терпелива, чтобы не тревожить ее мысли.
— Больше не в'орнн, однако и не совсем кундалианка, я чувствовала себя пойманной в чужом теле, потерявшейся в первобытной пустыне, не способной доверять другим, зная, что таких, как я, нет и никогда не будет.
— Такова судьба Дар Сала-ата, Риана. Быть единым с Космосом и одновременно отдельно от всех, кто населяет его. Но, возможно, то, что я сейчас скажу, чем-то тебе поможет. В славе всегда есть печаль. Нельзя позволить, чтобы печаль взяла верх, заполнила твои чувства, ибо слишком скоро это все обернется опустошенностью и отчаянием. Тогда силы зла найдут возможность для нападения, затмевая свет, выходя из-под контроля, извращая все.
— Как не допустить этого?
— Учись, девочка моя. Развивай ум. Впитывай знания. В бесконечной мудрости Своей Миина наградила тебя многими Дарами. В твоих силах найти их и использовать.
— Ты поможешь мне, Матерь? Матерь кивнула.
— Не беспокойся, я сделаю все, что в моих силах. — Она поправила одеяние. Кисти на подоле затрепетали. — Не только пространство полно трудными для постижения тайнами, но и Время. Мы узнаем это при первой Припрыжке. — Она с улыбкой погладила Риану по щеке. — Никому другому не хватит смелости или правдивости, чтобы сказать тебе это, однако истинная опасность Припрыжки — обнаружить, как мало мы знаем. Самый Космос трепещет непостижимой жизнью! Какими мелкими и ничтожными это нас делает! На нас — тех, кто Припрыгает, на тех, кто может двигаться по своей воле через магическую макровселенную, мерцающий Космос, — ложится тяжкая ответственность. Ибо благодаря этой силе мы обладаем возможностью стать чем-то большим. Большим, чем кундалиане; большим, чем рамаханы. Большим, чем мы вообще способны вообразить!
Где-то в глубине келла капала вода — истекали слезами воспоминания, похороненные так глубоко, что стали недоступны.
— Миина пошла на риск, когда наградила нас Даром Припрыжки. Зная это, мы принимали все меры предосторожности, какие могли придумать, чтобы не допустить злоупотребления силой, находящейся в распоряжении рамахан. Но кундалиане есть кундалиане, мы не смогли заткнуть все Дырки. — Матерь подняла указательный палец. — Сила и власть развращают, Риана. А абсолютная власть развращает абсолютно. Ты должна запомнить это, ибо это — прописная истина во всех мирах Космоса. В каждой обладающей сознанием душе есть темнота, выжидающая шанса затмить солнечный свет. Возможно, такова расплата за самосознание.
— “Зло входит в нас через трещину в Белокостных Вратах”, — тотчас сказала Риана.
Матерь помедлила, глядя на нее.
— Да, Белокостные Врата. Скажи, Риана, откуда ты знаешь священные слова?
— Просто знаю...
Матерь едва заметно улыбнулась.
— Так гласит “Величайший Источник”, Святая Святых Миины, утраченный после Мятежа больше ста лет назад. Интересно, где ты услышала их? Эти знания давным-давно перестали быть понятными даже старейшим конарам монастыря.
— Вычитала в книге, — сказала Риана. Ее охватила уверенность, что Матерь — единственный человек, кому она может довериться, не боясь гнева или наказания.
— В книге? — Матерь задрожала. — В какой книге?
— “Величайший Источник”.
— Хвала Миине, Священный текст найден! — Матерь на мгновение закрыла глаза.
— Я выучила все — от первого до последнего слова. — Риана рассказала, как Аннон нашел ее рядом с собой после встречи с Сеелин, Драконом, скрывающимся за дверью Хранилища.
— Да, Джийан права. Конечно, тебе было предназначено получить книгу. Но скажи, Риана, как ты смогла прочитать ее?
— Кундалианская часть меня знала, Матерь. Джийан сказала мне, что книга написана на Древнем наречии. Наверное, Риана когда-то обучалась Древнему наречию.
— Важное открытие. — Глаза Матери сияли. — Джийан ошиблась. И понятно — она никогда не видела “Величайший Источник”: книга пропала задолго до нее. Но она видела парный том, “Книгу Отречения”, написанную на Древнем наречии. Естественно, она предположила, что “Величайший Источник” написан на том же языке. — Матерь покачала головой. — “Величайший Источник”, однако, гораздо древнее. Он принадлежит иной эпохе. И написан на Венче, праязыке. В алфавите Венчи было семьсот семьдесят семь букв, в десять раз больше, чем в Древнем языке. Это язык чистого колдовства. В наши дни им пользуются только друуги, кочевники Большого Воорга.
— Значит, Риана — друуг? — Риана покачала головой. — Как такое возможно? Она — искусный скалолаз, привыкла к разреженному воздуху и страшному холоду. Порой всплывают обрывки воспоминаний — неизменно ледяные поля и скалы.
Матерь откинулась на спинку кресла.
— Что ж, это, пожалуй, тайна, не так ли?
— Я бы очень хотела знать, кем она была, — сказала Риана.
— Понимаю, — кивнула Матерь. — Разве не к этому стремимся мы все: познать самое себя?
— Я почти ничего о себе не знаю.
— А, просвещение! — Матерь улыбнулась. — Как далеко ты ушла от нетерпеливого, высокомерного в'орнна! Определив проблему, ты уже сделала первый шаг. В конечном счете понимание самих себя — вот то, что отделяет нас от Тьмы.
— Под Тьмой ты имеешь в виду Кэофу? Астар рассказывала мне о колдовстве Черной Грезы.
— Это один из смыслов Тьмы, — сказала Матерь. — Тем, кто избирает только Кэофу, предназначено от него и погибнуть.
— Как Бартта.
Матерь наклонила голову.
— Таких людей надо опасаться, потому что их страсть к колдовству Черной Грезы — сама по себе сила. Это она делает Сферу Связывания таким мощным и опасным заклинанием, какое не посмеет применить ни одна колдунья Осору.
— А ты — колдунья Осору, да, Матерь?
— Не совсем. — Матерь сжала руки Рианы. — Я — первая и последняя из моего поколения, кто использовал Просвет, сочетание Осору и Кэофу. И тебе, Риана, тоже предназначено быть колдуньей Просвета. Риана была потрясена.
— Я еще даже не знаю Осору.
— Тебе действительно еще надо многому научиться, а соблазн Кэофу очень силен, — сказала Матерь. — Но ты можешь Припрыгать. И Астар говорила мне, что ты способна сопротивляться Кольцам Гармонии. Будут и более опасные заклятия, каких ты не сможешь отразить без должного обучения, однако, думаю, шанс у нас есть.
— На что?
— Освободить меня. — Она перевернула руки Рианы ладонями вверх. — Скажи, ты чувствуешь силовые ручьи?
— Да, Матерь.
— Хорошо, ибо я не в силах их чувствовать. Ты Припрыгнула сюда; можешь Припрыгнуть и обратно.
— Я тебя не оставлю. Матерь покачала головой.
— Скажи, ты ведь знаешь, где находится Библиотека?
— Конечно. Я провела там много часов, в том числе и с Астар.
— Как тебе было предназначено. — Матерь подняла указательный палец. — Где-то в самой глубине Библиотеки есть маленькая, тесная, полутемная комнатка. Там на одной из полок стоит “Книга Отречения”. Ее редко, можно сказать, никогда не читают. Большинство рамахан не подозревают о ее существовании, а тех, кому известно о ней, можно не брать в расчет. Они считают ее несущественным пережитком вышедшей из моды эпохи. Но мы знаем, что они ошибаются.
“Книга Отречения” — учебник Кэофу. Я немного знакома с ним, хотя некоторые разделы защищены сильными заклятиями. Каким-то образом Бартта узнала о “Книге Отречения” и прилежно изучила — целиком. Понятия не имею, как она сняла защитное заклятие; наверняка не сама.
— Зло в монастыре, — прошептала Риана.
— Именно. Понимаешь, у Бартты нет Дара в отличие от Джийан, весьма сильной колдуньи — гораздо более сильной, следует сказать, чем она сама думает. А Бартта всегда страшно завидовала Джийан. Что сделало ее чрезвычайно восприимчивой к Тьме.
В любом случае “Книга Отречения” содержит средство от заклятия, держащего меня в плену. Астар никогда не смогла бы разрушить защитное заклятие, но я уверена, что ты, Риана, с твоим исключительным Даром, справишься.
Однако сначала — самое главное. Ты Припрыгнешь отсюда. Мой дух сможет последовать за тобой, но только на один час. За это время ты должна войти в Библиотеку, украсть “Книгу Отречения” и вернуться. Здесь ты попытаешься разрушить защитное заклятие, и я отыщу средство.
— А что произойдет в конце часа?
— Если ты не вернешься, мой дух не сможет воссоединиться с телом, и я умру.
Риана содрогнулась.
— Не беспокойся, — продолжала Матерь. — Я хочу, чтобы ты сосредоточилась на предстоящем. Все надо сделать незаметно. Если Бартта узнает, что ты делаешь, она применит другое заклятие, какое ни ты, ни я не готовы отразить. Вот почему нам нужна книга — для защиты от колдовства Черной Грезы.
Риана покачала головой.
— В Библиотеке много посетителей. Вряд ли все, о чем ты просишь, можно успеть за час.
Матерь улыбнулась.
— О, ты успеешь. Я помогу тебе. — Она посмотрела Риане в глаза. — Помни, когда ты окажешься в Библиотеке, я буду с тобой.
Ее лицо стало таким серьезным, что у Рианы подогнулись колени.
— Слушай меня внимательно. Вот почему ты должна быть особенно осторожной, вот почему тебя не должны видеть. Если Бартта обнаружит тебя, она снова применит Сферу Связывания, и я буду поймана внутри тебя. Мы обе — и я, и ты — окажемся в ее власти, и ни одна из нас не сможет вырваться. Ты понимаешь?
— Да, Матерь. — Внутри у Рианы все заледенело, но она все равно приняла вызов. — Я готова. Времени мало. Надо начинать, не медля.
Матерь кивнула.
— Мы должны свести Припрыжку до минимума. Малейшее волнение в мирах будет замечено. Закрой глаза. Коснись точки в центре лба... Нет, разумом. Есть такой колодец, Место Глубочайшего Знания. Оно перенесет тебя в Айаме.
Слова Матери звучали уже словно сквозь ткань другого мира. Усиком разума Риана коснулась Места Глубочайшего Знания. Мгновение боли и сильного холода, а потом, будто разорвалась вуаль, она почувствовала, что падает, падает, возможно, в описанный Матерью колодец, падает в абсолютную темноту Айаме.
Риана покачала головой.
— Ты говоришь, что я знаю тебя, но это не так. Серо-зеленые глаза — загадочные, бесхитростные — внимательно смотрели на нее.
— Обо мне рассказывала Астар.
— Астар умерла, — прошептала Риана.
— Знаю.
Бирюзовое одеяние мерцало, как ртуть, складки переливались, как волны на берегу. Иногда казалось, что это одеяние вообще не из ткани.
— Бартта колдовством заставила меня смотреть, когда опускала хад-атта в горло Астар. — По щекам Рианы потекли слезы. — Я не могла помочь ей.
Женщина взяла ее руку в свою, ласково сжала.
— Никто бы не смог.
В келле царила полутьма. Источник света был совершенно неожиданный: колдовские цветы с яркими сердцевинами.
Стены казались металлическими, резные панели соединялись огромными заклепками. Они усиливали малейшие звуки, и приглушенные голоса двух женщин возвращались к ним шелестящим откликом. Призрачный хор.
— Так это ты — тот секрет, который она не смела открыть мне...
— Я — узница, Риана.
— Кто ты? — Риана широко открыла глаза. Сердце колотилось в груди.
— Тигпен рассказывала обо мне. — Женщина улыбнулась. — Ты же знаешь, кто я, а, Риана?
— Матерь? — Риана вытерла глаза.
Огромная женщина кивнула, слегка шевельнулась, и золотые кисти, пришитые к краю одеяния, закачались, как колокольчики.
— Нас учат, что Матерь убили раппы больше ста лет назад.
— Еще вам говорили, что раппы уничтожены. Это правда? Риана покачала головой:
— Нет.
— Ты уже познакомилась с Тигпен. По-твоему, возможно, чтобы ее сородичи убили меня?
— Нет, конечно, нет. Абсурд.
— Так и моя смерть. Как видишь, я не убита. — Ее голос вдруг изменился. Риана поняла, что сейчас услышит давно хранимый, строго оберегаемый секрет. — Сто один год назад... был рассвет седьмого дня Главного Праздника Урожая, который начинается в иды лонона, пятого времени года. Шесть дней и шесть ночей кундалиане праздновали щедрый урожай. Они пели и танцевали; благодарили Великую Богиню Миину и спаривались, как голоноги; наедались и напивались, чтобы снова петь и танцевать, снова благодарить и снова спариваться. В тот день высадились в'орнны, в тот День Жемчужина была использована неправильно и пропала. В тот день меня захватил Недху, предводитель инакомыслящих рамахан-мужчин.
Я знала, что в'орнны идут. Так было предсказано; вот почему была создана Жемчужина. Я приказала Блюстительнице открыть дверь Хранилища. И Недху воспользовался моментом. Он подождал, пока Блюстительница открыла дверь, и убил ее. Потом заставил меня зайти с ним в Хранилище. Мы прошли по мосту столь узкому, что два человека не в состоянии идти рядом. Перил не было, не было ничего, что предохраняло бы от неверного шага, что спасло бы неосторожного или неловкого путника от падения в бездну.
На другой стороне Недху столкнулся с юной девочкой, которую я послала принести Жемчужину. Раздался шорох — откуда-то из глубокого сумрака позади нее. Внезапный резкий запах горечавки, столь знакомый мне, заставил Недху поперхнуться. Что-то огромное возникало из темноты на дальнем конце пещеры. Хагошрин, страж Хранилища.
Недху не стал ждать, когда страж приблизится, а сам бросился вперед. Когда он дернул девочку к себе и сильно ударил ее по лицу, я испустила крик на Древнем наречии. Хагошрин ответил на мой зов и двинулся на Недху.
Вопя от ярости и страха, Недху вырвал десятигранник из рук девочки и изо всех сил толкнул ее. Она сорвалась в черноту, даже не доставив ему удовольствия криком. Недху со стоном повернулся и побежал. Пробегая мимо меня, он толкнул меня назад, в объятия хагошрина.
Внезапно Матерь словно обессилела — не от разговора, а от ужасных воспоминаний, раздутых, как угли, в которых еще осталось достаточно жара, чтобы снова вспыхнул пожар.
— За глупость и грех хагошрину следовало бы убить меня, как воображал Недху и как он сказал всем в Среднем дворце. Но этого не произошло. Поскольку такова была воля Миины, хагошрин взял меня, заботился обо мне, поддерживал меня, дожидаясь, когда я буду готова вернуться в монастырь.
— Ты — великая колдунья. Как ты позволила Недху взять Жемчужину?
Матерь вздохнула.
— В тот день сто один год назад я, сама того не зная, была сильно... ослаблена.
— Из-за Недху?
— Нет. — Матерь печально покачала головой. — Причина в Жемчужине.
— Но Жемчужина — самый святой предмет. Ее создала Миина. Как же она могла ослабить тебя?
— Я была глупа и доверяла Недху. Он обманул мое доверие. Я не исполнила свой долг — хранить Жемчужину. Допустила тех, кто не должен был видеть ее, тех, кто не должен был касаться ее. — Руки Матери приподнялись — и упали на большие колени. — И была наказана. Я лишилась большей части колдовской силы, пять лет провела во власти лихорадки. Вернувшись после выздоровления в пещеры, я обнаружила, что Средний дворец осквернен в'орннами. Святой храм Миины больше не принадлежал рамаханам; Кундала больше не принадлежала нам.
Со временем я узнала, что здесь, в монастыре Плывущей Белизны, создан Деа Критан. Пришла сюда — и стала угрозой для тех конар, что вырвали власть у мужской клики. Они полностью реформировали рамахан. Жрецы-мужчины были изгнаны; раппы перебиты; само учение Миины начало меняться. Когда я попыталась объяснить, что эти изменения нечестивы, конары выступили против меня. Вот тогда я обнаружила, что они используют только Кэофу и что обладающих Даром выбраковывают.
Матерь подняла палец, кисть, руку. Одеяние замерцало, ее глаза потемнели.
— Прошло пятьдесят лет... Силы мои были малы, но я наконец смогла установить связь с одной шимой, обладающей Даром. Она весьма благоразумно сохранила свой Дар в тайне и не была отсеяна вместе с остальными. Я попросила ее находить послушниц с Даром и учить их скрывать свой талант. Тайно развивать, если получится. Так произошло с Осору Джийан. Однако подобные случаи были крайне редки. Мы ждали, Риана. Ждали тебя.
Ее руки, маленькие и изящные для такого огромного тела, были удивительно выразительными. Очень бледные, в прожилках, как мрамор, просвечивающие, как алебастр; пальцы струились, как шелк на ветру.
— Кэофу связало меня здесь колдовскими цепями под властью трех могущественных конар. Каждая из них была хуже предыдущей, а теперь у нас Бартта, худшая из всех.
Матерь помолчала, прислушиваясь к эху, отвыкшая от звука голосов — даже своего собственного голоса.
— В моем распоряжении остались мелкие заклинания, однако больше, чем подозревает Бартта. Астар выполняла мои поручения — трудное и очень опасное дело. Когда Бартта догадалась, что Джийан учится Осору, она пошла прямо к конаре Моххе, и та сразу же начала тайное расследование. Мне пришлось отступить, затаиться, стать неподвижной, как лорг, терпеливой, как крис-пауки в паутине. Я научилась ничего не делать — только думать. Шли годы. Расследование сошло на нет, и я начала все снова. Это отнимало силы и здоровье. Я сама обучала Астар. Усилие истощило меня, однако я не сдавалась. Астар служила моими глазами и ушами. Для всех в монастыре она была простой лейной, но знала больше, чем половина здешних конар.
— Бартта использовала меня, чтобы расставить ей ловушку. Астар погибла из-за меня.
— Нет. — Длинные ногти Матери щелкали наподобие быстрого биения крыльев голонога. — Она погибла потому, что ее убила Бартта. Я направляла Астар: если ты — Дар Сала-ат, она хотела участвовать в твоем обучении. Астар погибла потому, что такова была ее судьба. — Матерь смотрела Риане в глаза. — Верь, ибо это правда, а правда — это твой путь.
— Понимаю. — Риана кивнула, борясь с эмоциями. — Зло в монастыре распространилось, Матерь. Оно набрало большую силу.
— Больше, чем ты думаешь.
Здесь, в святом месте, ставшем тюрьмой, даже тени имели значение. Казалось, что часы, дни, ночи не покидают келл, а накапливаются в укромных уголках, документах, дневниках, картах, набросках, рисунках, рассказывающих о разочаровании, терпении, неудачах, печали заключения Матери. Здесь ощущалось тяжелое бремя, словно каждый миг потраченного времени Матери оставался тут, как разбросанные вокруг книги, выжимая из комнаты воздух.
— Что Бартта сделала с тобой?
Матерь печально улыбнулась, вытаскивая из тени еще одно воспоминание.
— Она наложила на меня Сферу Связывания, необычайно мощное заклятие. Как она ему научилась, понятия не имею. В монастыре такого не преподают. Когда-то я отразила бы его, но теперь у меня нет средств и даже памяти не осталось.
С каждым днем Риана все больше поражалась, какие боль и страдания кундалиане причиняли себе сами. Да были ли муки, причиненные им в'орннами, хуже? Если она действительно Дар Сала-ат, как покончить с этим кругом страданий?
— Как ты узнала, что я — Дар Сала-ат? — спросила она.
— Эа-унн — проверка, которую устроила тебе Астар с кви, показала твою истинную личность без тени сомнения. Ты сказала слово.
— Дьенн.
— Дьенн освещает путь Дар Сала-ату, — объяснила Матерь. Келл внезапно наполнился ее словами, их эхом, слогами силы. — Ты — Дар Сала-ат, знамение от Великой Богини Миины, Тот, кого мы ждали, Тот, кто поведет Кундалу к добродетели и славе.
Руки Матери разжались, открыв белые ладони.
— Когда Астар принесла подтверждение, я задумала, чтобы ты нашла меня. Используя мелкие заклятия, имеющиеся в моем распоряжении, я устроила, чтобы шима Рокк заболела, потом — чтобы шима Ведда выбрала тебя для археологических работ. Я знала, что она копает возле келлов. Третье заклятие расширило трещину в скальной породе. Больше я ничего сделать не могла.
— Понимаю, — сразу же сказала Риана. — Ты хочешь, чтобы я была твоими глазами и ушами, как раньше Астар.
— Нет, вовсе нет. — Матерь наклонила голову. — Пожалуйста, подойди сюда. Теперь дай мне свои руки. — Она заглянула в глаза Рианы, и девушку охватило такое же ощущение подключения к машине, какое она испытала, когда Астар воткнула в нее кви.
— Миина говорит, что Дар Сала-ат будет рожден на “обоих концах Космоса”, — тихо сказала Матерь. — Столетиями эта фраза вызывала горячие споры среди рамахан. Толкований было почти столько же, сколько конар во всех монастырях на Кундале. — Она вытянула пальцы над тыльной стороной рук Рианы, словно они были лепестками цветов. — Теперь Миина дала ответ через тебя — живое олицетворение Ее Пророчества.
Риана почувствовала, как у нее внезапно сжалось под ложечкой.
— Что ты... — забормотала она. — Я не понимаю.
— Разумеется, понимаешь, — сказала Матерь. — Я знаю твой секрет, Риана. Знаю, что ты наполовину в'орнн.
— Нет, я... — Риане не выдержала пронзительного взгляда. — Я поклялась не говорить никому, — прошептала она.
— А ты и не сказала... Смотри на меня, Риана. Ведь ты не нарушила клятвы, верно?
Риана покачала головой:
— Не нарушила. И не нарушу.
— Нарушишь, — сказала Матерь. В глазах ее появилось отсутствующее выражение. — Одну и только один раз. Это принесет великую радость и великую боль.
Риана долго молчала, а Матерь была достаточно умна и терпелива, чтобы не тревожить ее мысли.
— Больше не в'орнн, однако и не совсем кундалианка, я чувствовала себя пойманной в чужом теле, потерявшейся в первобытной пустыне, не способной доверять другим, зная, что таких, как я, нет и никогда не будет.
— Такова судьба Дар Сала-ата, Риана. Быть единым с Космосом и одновременно отдельно от всех, кто населяет его. Но, возможно, то, что я сейчас скажу, чем-то тебе поможет. В славе всегда есть печаль. Нельзя позволить, чтобы печаль взяла верх, заполнила твои чувства, ибо слишком скоро это все обернется опустошенностью и отчаянием. Тогда силы зла найдут возможность для нападения, затмевая свет, выходя из-под контроля, извращая все.
— Как не допустить этого?
— Учись, девочка моя. Развивай ум. Впитывай знания. В бесконечной мудрости Своей Миина наградила тебя многими Дарами. В твоих силах найти их и использовать.
— Ты поможешь мне, Матерь? Матерь кивнула.
— Не беспокойся, я сделаю все, что в моих силах. — Она поправила одеяние. Кисти на подоле затрепетали. — Не только пространство полно трудными для постижения тайнами, но и Время. Мы узнаем это при первой Припрыжке. — Она с улыбкой погладила Риану по щеке. — Никому другому не хватит смелости или правдивости, чтобы сказать тебе это, однако истинная опасность Припрыжки — обнаружить, как мало мы знаем. Самый Космос трепещет непостижимой жизнью! Какими мелкими и ничтожными это нас делает! На нас — тех, кто Припрыгает, на тех, кто может двигаться по своей воле через магическую макровселенную, мерцающий Космос, — ложится тяжкая ответственность. Ибо благодаря этой силе мы обладаем возможностью стать чем-то большим. Большим, чем кундалиане; большим, чем рамаханы. Большим, чем мы вообще способны вообразить!
Где-то в глубине келла капала вода — истекали слезами воспоминания, похороненные так глубоко, что стали недоступны.
— Миина пошла на риск, когда наградила нас Даром Припрыжки. Зная это, мы принимали все меры предосторожности, какие могли придумать, чтобы не допустить злоупотребления силой, находящейся в распоряжении рамахан. Но кундалиане есть кундалиане, мы не смогли заткнуть все Дырки. — Матерь подняла указательный палец. — Сила и власть развращают, Риана. А абсолютная власть развращает абсолютно. Ты должна запомнить это, ибо это — прописная истина во всех мирах Космоса. В каждой обладающей сознанием душе есть темнота, выжидающая шанса затмить солнечный свет. Возможно, такова расплата за самосознание.
— “Зло входит в нас через трещину в Белокостных Вратах”, — тотчас сказала Риана.
Матерь помедлила, глядя на нее.
— Да, Белокостные Врата. Скажи, Риана, откуда ты знаешь священные слова?
— Просто знаю...
Матерь едва заметно улыбнулась.
— Так гласит “Величайший Источник”, Святая Святых Миины, утраченный после Мятежа больше ста лет назад. Интересно, где ты услышала их? Эти знания давным-давно перестали быть понятными даже старейшим конарам монастыря.
— Вычитала в книге, — сказала Риана. Ее охватила уверенность, что Матерь — единственный человек, кому она может довериться, не боясь гнева или наказания.
— В книге? — Матерь задрожала. — В какой книге?
— “Величайший Источник”.
— Хвала Миине, Священный текст найден! — Матерь на мгновение закрыла глаза.
— Я выучила все — от первого до последнего слова. — Риана рассказала, как Аннон нашел ее рядом с собой после встречи с Сеелин, Драконом, скрывающимся за дверью Хранилища.
— Да, Джийан права. Конечно, тебе было предназначено получить книгу. Но скажи, Риана, как ты смогла прочитать ее?
— Кундалианская часть меня знала, Матерь. Джийан сказала мне, что книга написана на Древнем наречии. Наверное, Риана когда-то обучалась Древнему наречию.
— Важное открытие. — Глаза Матери сияли. — Джийан ошиблась. И понятно — она никогда не видела “Величайший Источник”: книга пропала задолго до нее. Но она видела парный том, “Книгу Отречения”, написанную на Древнем наречии. Естественно, она предположила, что “Величайший Источник” написан на том же языке. — Матерь покачала головой. — “Величайший Источник”, однако, гораздо древнее. Он принадлежит иной эпохе. И написан на Венче, праязыке. В алфавите Венчи было семьсот семьдесят семь букв, в десять раз больше, чем в Древнем языке. Это язык чистого колдовства. В наши дни им пользуются только друуги, кочевники Большого Воорга.
— Значит, Риана — друуг? — Риана покачала головой. — Как такое возможно? Она — искусный скалолаз, привыкла к разреженному воздуху и страшному холоду. Порой всплывают обрывки воспоминаний — неизменно ледяные поля и скалы.
Матерь откинулась на спинку кресла.
— Что ж, это, пожалуй, тайна, не так ли?
— Я бы очень хотела знать, кем она была, — сказала Риана.
— Понимаю, — кивнула Матерь. — Разве не к этому стремимся мы все: познать самое себя?
— Я почти ничего о себе не знаю.
— А, просвещение! — Матерь улыбнулась. — Как далеко ты ушла от нетерпеливого, высокомерного в'орнна! Определив проблему, ты уже сделала первый шаг. В конечном счете понимание самих себя — вот то, что отделяет нас от Тьмы.
— Под Тьмой ты имеешь в виду Кэофу? Астар рассказывала мне о колдовстве Черной Грезы.
— Это один из смыслов Тьмы, — сказала Матерь. — Тем, кто избирает только Кэофу, предназначено от него и погибнуть.
— Как Бартта.
Матерь наклонила голову.
— Таких людей надо опасаться, потому что их страсть к колдовству Черной Грезы — сама по себе сила. Это она делает Сферу Связывания таким мощным и опасным заклинанием, какое не посмеет применить ни одна колдунья Осору.
— А ты — колдунья Осору, да, Матерь?
— Не совсем. — Матерь сжала руки Рианы. — Я — первая и последняя из моего поколения, кто использовал Просвет, сочетание Осору и Кэофу. И тебе, Риана, тоже предназначено быть колдуньей Просвета. Риана была потрясена.
— Я еще даже не знаю Осору.
— Тебе действительно еще надо многому научиться, а соблазн Кэофу очень силен, — сказала Матерь. — Но ты можешь Припрыгать. И Астар говорила мне, что ты способна сопротивляться Кольцам Гармонии. Будут и более опасные заклятия, каких ты не сможешь отразить без должного обучения, однако, думаю, шанс у нас есть.
— На что?
— Освободить меня. — Она перевернула руки Рианы ладонями вверх. — Скажи, ты чувствуешь силовые ручьи?
— Да, Матерь.
— Хорошо, ибо я не в силах их чувствовать. Ты Припрыгнула сюда; можешь Припрыгнуть и обратно.
— Я тебя не оставлю. Матерь покачала головой.
— Скажи, ты ведь знаешь, где находится Библиотека?
— Конечно. Я провела там много часов, в том числе и с Астар.
— Как тебе было предназначено. — Матерь подняла указательный палец. — Где-то в самой глубине Библиотеки есть маленькая, тесная, полутемная комнатка. Там на одной из полок стоит “Книга Отречения”. Ее редко, можно сказать, никогда не читают. Большинство рамахан не подозревают о ее существовании, а тех, кому известно о ней, можно не брать в расчет. Они считают ее несущественным пережитком вышедшей из моды эпохи. Но мы знаем, что они ошибаются.
“Книга Отречения” — учебник Кэофу. Я немного знакома с ним, хотя некоторые разделы защищены сильными заклятиями. Каким-то образом Бартта узнала о “Книге Отречения” и прилежно изучила — целиком. Понятия не имею, как она сняла защитное заклятие; наверняка не сама.
— Зло в монастыре, — прошептала Риана.
— Именно. Понимаешь, у Бартты нет Дара в отличие от Джийан, весьма сильной колдуньи — гораздо более сильной, следует сказать, чем она сама думает. А Бартта всегда страшно завидовала Джийан. Что сделало ее чрезвычайно восприимчивой к Тьме.
В любом случае “Книга Отречения” содержит средство от заклятия, держащего меня в плену. Астар никогда не смогла бы разрушить защитное заклятие, но я уверена, что ты, Риана, с твоим исключительным Даром, справишься.
Однако сначала — самое главное. Ты Припрыгнешь отсюда. Мой дух сможет последовать за тобой, но только на один час. За это время ты должна войти в Библиотеку, украсть “Книгу Отречения” и вернуться. Здесь ты попытаешься разрушить защитное заклятие, и я отыщу средство.
— А что произойдет в конце часа?
— Если ты не вернешься, мой дух не сможет воссоединиться с телом, и я умру.
Риана содрогнулась.
— Не беспокойся, — продолжала Матерь. — Я хочу, чтобы ты сосредоточилась на предстоящем. Все надо сделать незаметно. Если Бартта узнает, что ты делаешь, она применит другое заклятие, какое ни ты, ни я не готовы отразить. Вот почему нам нужна книга — для защиты от колдовства Черной Грезы.
Риана покачала головой.
— В Библиотеке много посетителей. Вряд ли все, о чем ты просишь, можно успеть за час.
Матерь улыбнулась.
— О, ты успеешь. Я помогу тебе. — Она посмотрела Риане в глаза. — Помни, когда ты окажешься в Библиотеке, я буду с тобой.
Ее лицо стало таким серьезным, что у Рианы подогнулись колени.
— Слушай меня внимательно. Вот почему ты должна быть особенно осторожной, вот почему тебя не должны видеть. Если Бартта обнаружит тебя, она снова применит Сферу Связывания, и я буду поймана внутри тебя. Мы обе — и я, и ты — окажемся в ее власти, и ни одна из нас не сможет вырваться. Ты понимаешь?
— Да, Матерь. — Внутри у Рианы все заледенело, но она все равно приняла вызов. — Я готова. Времени мало. Надо начинать, не медля.
Матерь кивнула.
— Мы должны свести Припрыжку до минимума. Малейшее волнение в мирах будет замечено. Закрой глаза. Коснись точки в центре лба... Нет, разумом. Есть такой колодец, Место Глубочайшего Знания. Оно перенесет тебя в Айаме.
Слова Матери звучали уже словно сквозь ткань другого мира. Усиком разума Риана коснулась Места Глубочайшего Знания. Мгновение боли и сильного холода, а потом, будто разорвалась вуаль, она почувствовала, что падает, падает, возможно, в описанный Матерью колодец, падает в абсолютную темноту Айаме.
23
Гроза
Ледяная вода, наполнив ноздри Элеаны, задействовала автономную нервную систему и привела девушку в себя. Она очнулась в панике, под водой, хотела закричать — и чуть не захлебнулась. Пыталась выбраться из реки, но что-то тяжело давило на затылок. Боролась... бесполезно. Впрочем, ей хватило присутствия духа выплевывать воду, а не глотать ее.
Кто-то очень старался утопить ее. Она отбивалась. Но чем отчаянней она силилась поднять голову, тем настойчивее становилось давление. Она чувствовала, как поднимается в ней паника, и старалась рассеять ее. Легкие горели огнем, утомление словно расползалось по телу из-за нехватки воздуха.
Вместо того чтобы напрасно бороться, Элеана заставила себя расслабиться. Река несла ее, и направление течения помогало определиться. Она попыталась обнажить ударный меч, включив при этим ионный поток, но тот ударил в заиленное дно, потом в камень. Девушка отчаянно цеплялась за жизнь, и усилия были вознаграждены, когда ее подбросило с такой силой, что она, задыхаясь, вылетела из воды.
Элеана наугад взмахнула ударным мечом. Лезвие задело что-то твердое; энергетический поток неуловимо изменился, когда оружие пронзило броню, потом плоть. Обрадованная, она обернулась — и увидела кхагггуна. Тот шатался, из дыры в наплечнике брони лилась кровь.
Девушка необдуманно шагнула к нему, неправильно оценив и серьезность раны, и его стойкость. Кхагггун парировал неуклюжее движение ударом бронированного кулака, другим ударил прямо в грудь. Оглушенная, она осела в грязь, все еще тяжело дыша. Враг выпрямился, обнажил ударный меч.
Элеана с трудом поднялась на ноги, обеими руками сжимая рукоять оружия. Внезапно кхагггун сделал выпад, который она едва успела парировать. Когда два заряженных ионами клинка встретились, у нее онемели руки от болезненного удара.
Кто-то очень старался утопить ее. Она отбивалась. Но чем отчаянней она силилась поднять голову, тем настойчивее становилось давление. Она чувствовала, как поднимается в ней паника, и старалась рассеять ее. Легкие горели огнем, утомление словно расползалось по телу из-за нехватки воздуха.
Вместо того чтобы напрасно бороться, Элеана заставила себя расслабиться. Река несла ее, и направление течения помогало определиться. Она попыталась обнажить ударный меч, включив при этим ионный поток, но тот ударил в заиленное дно, потом в камень. Девушка отчаянно цеплялась за жизнь, и усилия были вознаграждены, когда ее подбросило с такой силой, что она, задыхаясь, вылетела из воды.
Элеана наугад взмахнула ударным мечом. Лезвие задело что-то твердое; энергетический поток неуловимо изменился, когда оружие пронзило броню, потом плоть. Обрадованная, она обернулась — и увидела кхагггуна. Тот шатался, из дыры в наплечнике брони лилась кровь.
Девушка необдуманно шагнула к нему, неправильно оценив и серьезность раны, и его стойкость. Кхагггун парировал неуклюжее движение ударом бронированного кулака, другим ударил прямо в грудь. Оглушенная, она осела в грязь, все еще тяжело дыша. Враг выпрямился, обнажил ударный меч.
Элеана с трудом поднялась на ноги, обеими руками сжимая рукоять оружия. Внезапно кхагггун сделал выпад, который она едва успела парировать. Когда два заряженных ионами клинка встретились, у нее онемели руки от болезненного удара.