Страница:
– Если вы получите предписание суда и вернетесь сюда с ним, я покажу вам все регистрационные записи и вообще все, что вы захотите.
– Судебное предписание, – пробормотал Кроукер, – откуда тебе известны такие тонкости? Что-либо подобное уже случалось?
– Слава Богу, я не имела дела с судом, – торопливо проговорила она.
– Тогда скажи мне, Вонда, – он положил локти на стол, – откуда ты знаешь, как должно выглядеть судебное предписание?
Она вынула из стола три листочка бумаги, основательно заляпанных кофе, и постучала по ним длинным ногтем.
– Босс дал мне этот образец и сказал, что если мне покажут что-то другое, это будет фальшивка.
Кроукер одобрительно кивнул, стараясь показать Вонде, что она произвела на него неотразимое впечатление своими познаниями.
– Похоже, твой босс все предусмотрел. Как его зовут?
А про себя Кроукер подумал: «Весьма подозрительная предусмотрительность. Ишь ты, даже о судебном предписании вспомнил!»
– Его зовут Трей Мерли. – И она, не дожидаясь, пока Кроукер попросит ее об этом, стала диктовать его имя по буквам, словно делала это уже не раз. Что ж, неудивительно, раз у босса такое необычное имя.
– Благодарю за помощь, – сказал Кроукер и направился к выходу. У самой двери он остановился, словно вспомнив что-то важное, и спросил:
– Кстати, во сколько закрывается контора?
– Ровно в половине седьмого.
Выйдя на улицу, Кроукер уселся за руль своего «Т-берда» и поставил кассету «Эверли Бразерс». Он вытащил визитную карточку Майера, внимательно изучил ее, затем включил компьютер и обратился к телефонной базе данных. Он запросил информацию на тот номер, по которому, если верить Майеру, его можно было найти в любое время дня и ночи. Кроукер не стал дожидаться результата, завел двигатель и отправился в Эль-Порталь.
Автомобиль Сони, «камаро» пятилетней давности, все так же стоял под навесом рядом с домом. На заднем стекле виднелась сине-зеленая наклейка с надписью: «Спасите морских коров от истребления!». Заглушив двигатель, Кроукер не сразу вышел из своей машины. До его слуха донеслись веселые крики детей, катавшихся на велосипедах в соседнем дворе. Кроукер молча глядел на дом Сони и на морских коньков у фонтана на лужайке перед домом. Ему подумалось, что этот фонтан похож на свою хозяйку, Соню. Пустой, весь в трещинах, терпеливо дожидающийся, когда его отремонтируют и наполнят водой, чтобы возле него снова щебетали птицы. Для этого нужно совсем немного, и совсем немного было нужно Соне для счастья. Теперь уже никогда не быть Соне счастливой и никогда не быть этому старому фонтану отремонтированным. Замшелые морские коньки и пустая растрескавшаяся чаша фонтана казались материальным воплощением печали, которой дышало все вокруг, словно дух Сони все еще витал где-то рядом, моля об отмщении. Наверное, как и дух деда Бенни, ее дух не мог отправиться в иной мир, пока не наказаны убийцы.
Братья Бонита.
Когда Кроукеру стало так жарко, что по спине у него потекла струйка пота, он вышел из машины и направился к дому. Поднявшись на крыльцо, Кроукер оглянулся на соседний, выкрашенный в розовый цвет дом с разросшимся грейпфрутовым деревом у входа.
Открыв дверь, Кроукер вошел в дом Сони, где еще пахло ее сладкими духами.
– Соня?
Он произнес ее имя тихо и нежно, зная, что никто не отзовется на его голос.
– Это я, – сказал он, чувствуя себя последним дураком. – Я вернулся.
В доме было очень душно, и Кроукер первым делом распахнул настежь все окна.
Войдя в спальню Сони, он сбросил туфли и рухнул на кровать. В открытые окна дул слабый бриз, и в комнате постепенно становилось прохладнее.
Кроукера переполняла боль потери, ему не лежалось. Через открытое окно доносился шум телевизора: рев моторов и голос диктора, скороговоркой комментировавшего автогонки.
Заинтересовавшись, Кроукер встал с постели и выглянул в окно. Очевидно, хозяева соседнего дома смотрели круглосуточный спортивный канал. Кроукер взглянул на свои часы, и ему в голову внезапно пришла идея.
С колотящимся сердцем он постучался в дверь к соседям Сони. Как раз в это время накануне была убита Соня. Если сегодня кто-то дома и смотрит телевизор, то, вполне возможно, кто-то был дома и вчера в то время, когда была убита Соня. Покачав головой, Кроукер снова постучал в дверь.
Наконец, ему открыли, и Кроукер увидел перед собой круглолицего мужчину в инвалидном кресле – на каталке. На первый взгляд ему можно было дать лет пятьдесят с небольшим. Он был смуглокожим и почти лысым, с седым венчиком волос на затылке. У него были водянистые глаза – возможно, результат долгого сидения у телевизора. Мускулистые руки с широкими ладонями и толстыми пальцами были сложены на коленях.
Мужчина выжидательно посмотрел на Кроукера.
– Чем могу быть полезен?
За его спиной диктор взволнованно рассказывал что-то о машине «скорой помощи», желтых предупредительных флажках и покореженных машинах.
– Извините, что оторвал вас от любимого занятия. – Кроукер протянул мужчине руку. – Меня зовут Лью Кроукер. Я друг Сони Виллалобос, вашей соседки.
– Да-да, моя жена лучше знает Соню, чем я. – Мужчина в инвалидном кресле тоже протянул руку Кроукеру. – Меня зовут Пабло Лейес. Что ж, заходите, составьте мне компанию.
Его взгляд упал на биомеханический протез Кроукера, и он понимающе кивнул.
– Заходите, не стесняйтесь, – повторил он. – У меня в холодильнике всегда найдется угощение для гостя.
В отличие от дома Сони, где царили яркие солнечные краски, здесь оказалось весьма сумрачно. Окна были закрыты алюминиевыми жалюзи. Все внутреннее убранство дома было выдержано в коричневых тонах. В комнатах было тщательно прибрано, все было расставлено и разложено по своим местам. Однако мебель была явно слишком старой – твидовая обивка небольших диванчиков была сильно потерта, подлокотники кресел готовы были отвалиться в любую минуту, а ножки обеденного стола угрожающе скрипели при каждом прикосновении.
Ловко маневрируя, Лейес откатился в глубь дома по ничем не покрытым полам. Любые ковры затрудняли бы передвижение инвалидной коляски по комнатам.
На минуту скрывшись в кухне, Лейес появился оттуда с подносом на коленях. На подносе стояли большой пластиковый кувшин и два дешевых стаканчика в цветочек. Лейес весело кивнул в сторону кофейного столика.
– Не хотите отведать?
Кроукер снял со стола портативный компьютер.
– Когда надоедает смотреть спортивный канал, я люблю бродить по Интернету. – Лейес переставил поднос на кофейный столик и, взяв в руки пульт, приглушил звук телевизора. – Там много интересного...
Похоже, ему не хотелось упускать подробности автомобильных гонок.
– Впрочем, ничто не может заменить мне утерянную возможность свободно передвигаться, выходить из дома и делать все своими руками. А я всегда любил находиться при деле...
Лейес наполнил стаканы и один протянул Кроукеру.
– Выглядит как лимонад и пахнет лимоном. – Лейес подмигнул Кроукеру. – Но, скажу я вам, эта штука не для слабых.
Сделав большой жадный глоток, Кроукер упал на диванчик, сраженный неожиданной крепостью напитка. Вот это да! Надо будет спросить рецепт для Бенни.
– Это домашний ром, настоящий напиток для мужчин, – засмеялся Лейес, потирая руки. – Хотите верьте, хотите нет, но его делает моя Эстрелла! Моя жена настоящая волшебница. Она может исцелить и душу, и тело, это сущая правда, скажу я вам.
Лейес взял кувшин и снова наполнил стаканы. Потом он коснулся биомеханической руки Кроукера и спросил:
– Это правда, что говорят?
Кроукер хорошо понял, что имел в виду Лейес.
– Я до сих пор иногда чувствую мои настоящие пальцы. И мне часто снится моя настоящая рука, живая и прекрасная, как роза.
Лейес грустно кивнул.
– Я работал линейным электромонтером и однажды упал с того чертова столба... Такая нелепость! – Он ударил себя кулаком по колену. – Потом я какое-то время еще поработал контролером, но это было уже совсем не то... Вы же понимаете меня, я надеюсь? Конечно, они хотели мне добра, но я уже не мог работать по-прежнему электромонтером, а бумажная работа меня никак не устраивала. От этого бесконечного перекладывания бумажек и глядения на экран компьютера у меня просто мозги сохли! – Он снова погладил свою руку, словно это успокаивало его. – Я все спрашиваю мою Эстреллу, не хочет ли она вернуться обратно в Парагвай. Я бы с удовольствием уехал туда. Хотя я никогда там не был, но слышал очень много рассказов от Эстреллы. – Он задумчиво покачал головой. – Похоже, жизнь в Асунсьоне гораздо безопаснее, чем здесь. – Он отхлебнул рома. – У нас тут действительно становится все опаснее жить. Я даже запрещаю Эстрелле выходить из дому после наступления темноты. Говорят, в пятидесятых – шестидесятых годах можно было совершенно безбоязненно гулять по улицам хоть всю ночь. Тогда неподалеку от нас был известный ночной клуб «8600». – Его выцветшие глаза уставились на Кроукера. – Вот это было заведение, скажу я вам! Клуб работал всю ночь напролет, но в семь утра всех клиентов выгоняли на улицу на полчаса, чтобы вымести полы. – Он засмеялся. – Это не выдумка!
– Я бы хотел задать вам один вопрос, мистер Лейес. Насчет вчерашнего дня. Вы были дома весь день?
– Да, конечно! Сидел вот тут и смотрел спортивный канал. – Он улыбнулся. – Мои дни похожи друг на друга, как братья. Что же, я не жалуюсь. По крайней мере я знаю, чего ждать.
– Вы были один?
– Да, Эстрелла работает с девяти до пяти.
Кроукер чуть подался вперед.
– Вы не слышали ничего необычного? Или, может быть, что-то видели?
– Ну, мне показалось, будто я слышал что-то такое...
– Какое? Что вы слышали?
Круглое лицо Лейеса даже сморщилось от напряжения.
– Честное слово, не знаю, что и сказать. Это было похоже на шум двигателя, сначала мне даже показалось, что это начались гонки. Знаете, я люблю смотреть гонки... – Он задумчиво пожевал губами. – Но потом я подумал, что это скорее не двигатель, а генератор.
– Генератор? А не могли бы вы мне сказать, откуда доносился этот звук?
– Может, из того грузового автофургона?
У Кроукера екнуло в груди.
– Какого автофургона?
Лейес нетерпеливо замотал головой.
– Из белого автофургона, который стоял на бетонной дорожке возле дома Сони.
– В какое время это было?
– Надо подумать... – Лицо снова сморщилось от напряжения. – Кажется, между часом и половиной третьего.
– А что вы еще заметили, кроме цвета автофургона? – как можно спокойнее и отчетливее произнес Кроукер. – Год выпуска? Модель? Номерные знаки?
– Он был белый, это я уже сказал, – проговорил Лейес. – Флоридские номера, это точно. Модель... не помню точно, но это был американский автофургон, а не японский, какие сейчас можно встретить повсюду.
– Может, на нем были какие-нибудь надписи? – с надеждой спросил Кроукер. – Это был муниципальный фургон? Или на нем было написано название компании?
Лейес покачал головой:
– Нет, я не заметил никаких надписей:
– Ну хоть что-нибудь?
– Пожалуй, да, – медленно проговорил Лейес – Сейчас я припоминаю, что сзади была небольшая переводная картинка – треугольник, вписанный в окружность.
Кроукер не сразу вернулся в дом Сони. Сначала он сел в машину и отправился к Нестору, умирающему другу Сони. У него не выходили из головы слова мистера Лейеса о том, что он увидел на задней стенке автофургона – треугольник внутри крута, один из двух символов, написанных кровью на стенках холодильника, и один из четырех магических знаков целителей народа гварани. Дед Бенни посвятил братьев Бонита в магическую науку целительства хета-и, обучив их всем ритуалам, хотя они так и не стали настоящими целителями. Вместо этого они стали настоящими разбойниками.
В отличие от подавляющего большинства домов в Эль-Портале, очень аккуратных и свежевыкрашенных, дом Нестора давно нуждался в ремонте. Тут явно не хватало умелых мужских рук.
Штукатурка осыпалась, местами обнажая прутья арматуры, стены от старости приобрели цвет овсянки на воде.
На настойчивый стук Кроукера дверь открыла смуглокожая женщина.
– Таким стуком можно поднять мертвого из могилы? – недовольно сказала она. – Вы кто?
– Лью Кроукер, друг Сони Виллалобос.
Женщина колебалась, не решаясь впустить его, пока из глубины дома не донесся слабый голос:
– Все в порядке, миссис Лейес, впустите его...
Миссис Лейес была весьма привлекательной женщиной и выглядела по крайней мере лет на двадцать моложе своего мужа. У нее были большие карие глаза, высокие скулы и полные губы. Густые темные волосы, заколотые на затылке серебряной заколкой, прорезала тонкая седая прядь.
Кроукер вошел в дом, и в нос ему ударила невероятная смесь запахов – кисловатый запах болезни, освежающий аромат кедра, мяты и розмарина. Оглядевшись, Кроукер заметил на столике бронзовую жаровню, над которой поднимался ароматный дымок.
Эстрелла Лейес, женщина с завидным самообладанием, умела чудесно улыбаться.
– Прошу прощения, – сказала она, закрывая за Кроукером дверь. – Бедняжка Нестор... его атакуют кредиторы.
Из угла комнаты раздался слабый смех.
– Она хочет сказать, что я не в состоянии оплатить мои счета. У меня нет даже денег, чтобы заплатить за аренду дома. Но это меня уже не волнует, ведь и жить мне осталось совсем недолго.
Хозяин дома был в еще более бедственном положении, чем его жилище. Худой и бледный, словно мертвец, он полулежал в пыльном шезлонге на грязных простынях, укрытый ворохом одеял. Сквозь тонкую кожу просвечивала тонкая сеточка сосудов.
– Не надо так говорить, – укоризненно сказала Эстрелла Лейес. – К чему такие разговоры?
Нестор с трудом повернул голову на неправдоподобно тонкой шее.
– Хочу оправдать ожидания могильщиков...
Должно быть, совсем недавно он был чрезвычайно красивым человеком – с высоким лбом и орлиным носом. Но лихорадка стерла все краски с его лица Красноватые язвочки сплошь покрывали его щеки и губы, и все тело было усеяно страшными струпьями незаживающих ран.
– Мне кажется, вам стоило бы лечь в больницу, – сказал Кроукер. – Если у вас нет медицинской страховки, я мог бы договориться...
– Чтобы медики продлевали мне жизнь с помощью всяческих дьявольских приспособлений? – Нестор улыбнулся и слабо взмахнул истощенной рукой. – Почему я должен доверять слепой и бездушной науке, если ко мне приходит миссис Лейес?
– Лежи спокойно, – строго произнесла Эстрелла из-за плеча Кроукера. – Тебе нужно экономить силы.
– Экономить силы? Странно звучит применительно ко мне, но тем не менее я понял, что вы хотели сказать. – Нестор бессильно откинулся на влажные от пота подушки. – Миссис Лейес не хочет, чтобы вы стали свидетелем таинств ее целительства.
То, что Нестор разговаривал с закрытыми глазами, делало его похожим на марионетку в руках невидимого хозяина.
– Ничего подобного! – с жаром воскликнула Эстрелла Лейес, пытаясь заслонить собой большую тростниковую корзину, стоявшую на круглом столике.
– Миссис Лейес, – мягко произнес Кроукер. – Возможно, вас успокоит тот факт, что я только что имел честь разговаривать с вашим мужем. Он очень гордится вашим даром целительницы.
На лице Эстреллы Лейес появилась застенчивая улыбка.
– Ох уж этот Пабло...
Она стала выкладывать содержимое корзины на стол, а Нестор сказал:
– Сегодня я не видел Соню. Как она?
– У нее все в порядке, – как можно спокойнее сказал Кроукер. – Она слишком занята сегодня и просила меня заглянуть к вам.
– Это так любезно с вашей стороны, – тихо произнес Нестор. Краем глаза Кроукер заметил, что Эстрелла Лейес при этих словах подозрительно взглянула на него. Кроукер хотел улыбнуться ей, но, к собственному удивлению, не смог этого сделать. Казалось, ее гипнотизирующий взгляд полностью подчинил себе его волю.
Потом ее глаза наполнились слезами, и она тихо всхлипнула.
Нестор повернул к ней голову и, открыв бесцветные глаза, обеспокоенно спросил:
– Что случилось, миссис Лейес?
– Ничего, детка. – Она отвернулась, не в силах взглянуть на Нестора. – Я просто просыпала свой порошок, вот и все.
Нестор вздохнул и снова закрыл глаза, словно у него уже не было сил держать их открытыми. Пока миссис Лейес возилась со своими травами и порошками, он погрузился в глубокое нездоровое забытье.
– Эта болезнь полностью истощила его силы, – печально сказала Эстрелла Лейес.
Кроукер подошел к столу, и она, не поворачивая головы, спросила:
– Моя маленькая Соня... она мертва?
Кроукер молча кивнул, и Эстрелла Лейес низко склонила голову.
– По вашему голосу я поняла, что это была ужасная, насильственная смерть.
– Но откуда вам это известно?
Она подняла свои смуглые руки, испачканные травами и лекарствами, и провела ими вокруг Кроукера.
– Тревога и беспокойство здесь... и здесь. Память о прошлых событиях окружает человека, словно плащ.
В этот момент Кроукер вдруг почувствовал в своей ладони необычное тепло и понял, что все это время он машинально сжимал рукой в кармане камень духов. Вынув камень из кармана, он показал его Эстрелле Лейес.
– Я хотел бы попробовать его действие на Несторе, – тихо сказал он. – А вдруг ему поможет?
– О Боже! – У нее широко раскрылись глаза, и она быстрым движением взяла гладкий камень и крепко сжала его в кулаке.
– Вам известно, что это такое? – прошептала она, испытующе глядя на Кроукера.
– Вчера я положил этот камень моей племяннице на грудь, и она на некоторое время вышла из комы, хотя все врачи в один голос уверяли, что это совершенно невозможно.
Эстрелла со страхом взглянула на темно-зеленый камень.
– Не надо бы вам, сеньор, носить с собой этот камень.
– Не могу с вами согласиться, миссис Лейес. Знаете, что я нашел в доме Сони?
Он окунул указательный палец правой руки в какой-то темный порошок и прямо на поверхности стола нарисовал треугольник внутри окружности и точку внутри квадрата.
Ахнув, Эстрелла отшатнулась, потом поспешно стерла рисунки и нарисовала контуры человеческого глаза с двумя зрачками. Сузив глаза, она пристально посмотрела на Кроукера.
– Вы знаете то, что не имеете права знать. Вы не хилер.
– Но я и не разбойник, – возразил он. – А вот те, кто нарисовал эти символы в доме у Сони действительно самые настоящие разбойники. И я хочу найти их.
– Зачем? – спросила она негромко, но Кроукер догадался, что его ответ на этот вопрос исключительно важен для нее.
– Эти люди убили Соню. Вы правы, ее смерть была насильственной и страшной. – Кроукер перевел дух, понимая, что вторгается в неведомую ему область. – Я чувствую, что ее неуспокоенный дух все еще находится там, в доме.
– Вы хотите сказать, что она взывает о мести из загробного мира?
Кроукер подумал, что эта немолодая женщина не хуже его умеет задавать вопросы.
– Нет, она всегда ненавидела насилие.
– Это верно, – по-испански сказала Эстрелла Лейес, и взгляд ее смягчился, словно солнце выглянуло в хмурый день. Похоже, Кроукер выдержал испытание. – Тогда что же вы предлагаете?
– Покой, – сказал Кроукер. – Вечный покой ее измученной душе.
Эстрелла подошла ближе и хриплым шепотом спросила:
– Кто рассказывал вам об учении хета-и?
– Бенни Милагрос, когда мы хоронили Соню. Вы его знаете?
– Я была знакома с его дедом, Хумаитой Милагросом. – Эстрелла Лейес отвернулась от Кроукера. – На пятьсот миль вокруг Асунсьона каждому было известно это имя. Это был великий, почитаемый всеми целитель народа гварани.
– Вы присутствовали на его похоронах? – спросил Кроукер. – Бенни говорил мне, что тогда десять дней кряду шел проливной дождь и все эти десять дней он был там.
– Это правда, – коротко ответила Эстрелла Лейес, занявшись своими настойками. – У Бенни были непростые отношения с дедом, и все же между ними существовала неразрывная связь, совершенно особенная по сравнению с другими его внуками. Наедине с Бенни Хумаита всегда звал его тайным именем – Серо, что означает «гора». Очевидно, именно так он представлял себе своего внука. Однажды он сказал мне: «Горы ни с кем не советуются, у них свое представление о времени и пространстве». И я поняла, что он говорит о Бенни.
– Я слышал, Хумаита утонул в реке Парагвай.
Внезапно Эстрелла выронила из рук флакончик, и Кроукеру удалось поймать его на лету. Но тут сама Эстрелла стала медленно сползать вниз, и Кроукеру пришлось подхватить ее на руки.
– Миссис Лейес, что с вами?
Она оказалась такой легкой, словно у нее были пустотелые, как у птиц, кости. Однако она не была в обмороке. Взглянув ей в лицо, Кроукер увидел, что ее глаза были приоткрыты, а ресницы мелко дрожали, словно она спала наяву.
Не успев подумать о возможных последствиях, Кроукер прижал к ее горлу камень духов. И тут же услышал ее голос, тихий и слабый, словно доносившийся откуда-то издалека.
– Я из семьи рыбаков из народа гварани, – сказала она. – В тот страшный день двадцать лет назад я была вместе с отцом и братьями на реке. Тогда мне было двадцать два года, я уже успела побывать замужем и овдоветь, поэтому вновь вернулась к семейному промыслу – рыболовству, которым занималась с самого раннего Детства. Солнце еще не всходило над горами, предутренний туман был окрашен в нежный жемчужно-розовый цвет. Я всегда любила это время суток, когда яркие тропические краски на время приглушались рассеянным светом и туманом. Было так тихо, что, казалось, можно было услышать, как плавают рыбы в воде, повиливая хвостами.
Эстрелла замолчала, и Кроукер испугался. С одной стороны, ему хотелось заставить ее выйти из транса, но, с другой стороны, он испытывал не меньшее желание услышать продолжение ее рассказа.
– Мы нашли тело Хумаиты, – вновь заговорила Эстрелла. – Сначала мы решили, что он запутался в красно-черных корнях мангровых зарослей на берегу реки. Его плечи, руки и грудь были красными. Сначала мы подумали, что это красный речной ил. Но потом увидели, что тело Хумаиты не лежало на воде ничком, как это было бы, если бы он споткнулся и упал в воду. Он сидел, опутанный мангровыми ветвями и корнями и был весь в крови. Было совершенно очевидно, что его кто-то туда посадил. Он был целителем, поэтому ни одна птица, ни один зверь не могли притронуться к нему. Даже примитивные твари крокодилы держались на почтительном расстоянии. Все замерли на месте, не в силах сделать ни шагу. И только мой отец решился подойти к телу и вытащить его из мангровых корней. Я помню все так ясно, словно это произошло сегодня утром. Отец перевернул тело Хумаиты лицом вниз и стал оттирать ему щеки, горько плача, словно ребенок, потерявший мать. Никогда прежде мне не доводилось видеть отца плачущим, и это сильно напугало меня. Потом отец велел нам помочь ему затащить тело Хумаиты в лодку. Лицо Хумаиты было таким чистым, что было невозможно поверить в то, что несколько минут назад, когда мы нашли его, оно было в крови. Причем на левой щеке был нарисован кровью треугольник внутри круга, а на правой – точка внутри квадрата.
В этот момент ресницы Эстреллы перестали дрожать и все тело разом обмякло в руках Кроукера. Прошло еще мгновение, и Эстрелла взглянула на Кроукера спокойными и ясными глазами, словно очнувшись от долгого, освежающего сна.
Кроукер сжал в ладони камень духов и спросил:
– Как вы себя чувствуете, миссис Лейес?
Подняв руку, она медленно нарисовала кончиком указательного пальца на лбу у Кроукера контур человеческого глаза с двумя зрачками.
– Он не погиб, я чувствую дух Хумаиты в вас, сеньор... – Она с интересом взглянула на Кроукера. – Все эти годы я хранила молчание о смерти Хумаиты, потому что мой отец заставил нас всех поклясться в том, что мы никогда никому не раскроем этой тайны. И на полицейском допросе мы все говорили, что нашли его в реке лицом вниз.
– Почему ваш отец так сделал, миссис Лейес? – спросил Кроукер. – Почему он сам солгал и заставил солгать вас?
– Потому что он увидел страшные символы, которые напугали его до смерти.
– Но чего же он так испугался?
– Он знал, кому принадлежали эти символы. Впрочем, это было известно всем и каждому, потому что эти юноши были кем-то вроде приемных внуков Хумаиты. Вот они-то и убили его и оставили на его щеках свои знаки, чтобы ни у кого не оставалось в том сомнения.
– Антонио и Хейтор, – тихо спросил Кроукер. – Братья Бонита.
Она молча кивнула.
– Он был их учителем, воспитателем, он любил их как отец. Разве они не испытывали к нему ответного чувства?
– Что эти двое могут знать о любви? – печально произнесла Эстрелла Лейес – Они стали изгоями, сам Бог отвернулся от них.
Кроукер, несмотря на весь свой прагматизм, почувствовал, как у него похолодело сердце.
– Но зачем же они его убили?
– После того как он научил их всему, что они хотели знать, Хумаита стал им не нужен. – Эстрелла Лейес поежилась. – Видите ли, мне кажется, Хумаита знал, какие они злодеи, но был уверен, что сумеет отвратить их от зла. Он искренне верил в силу добра. Это и сгубило его. Братьев Бонита невозможно было изменить. И, что самое трагичное, пытаясь изменить их, Хумаита давал им все больше силы и власти, страшной власти. – Она схватила Кроукера за руку. – Вы были абсолютно правы, назвав их разбойниками.
Эстрелла вздохнула, и Кроукер поставил ее на ноги.
– Судебное предписание, – пробормотал Кроукер, – откуда тебе известны такие тонкости? Что-либо подобное уже случалось?
– Слава Богу, я не имела дела с судом, – торопливо проговорила она.
– Тогда скажи мне, Вонда, – он положил локти на стол, – откуда ты знаешь, как должно выглядеть судебное предписание?
Она вынула из стола три листочка бумаги, основательно заляпанных кофе, и постучала по ним длинным ногтем.
– Босс дал мне этот образец и сказал, что если мне покажут что-то другое, это будет фальшивка.
Кроукер одобрительно кивнул, стараясь показать Вонде, что она произвела на него неотразимое впечатление своими познаниями.
– Похоже, твой босс все предусмотрел. Как его зовут?
А про себя Кроукер подумал: «Весьма подозрительная предусмотрительность. Ишь ты, даже о судебном предписании вспомнил!»
– Его зовут Трей Мерли. – И она, не дожидаясь, пока Кроукер попросит ее об этом, стала диктовать его имя по буквам, словно делала это уже не раз. Что ж, неудивительно, раз у босса такое необычное имя.
– Благодарю за помощь, – сказал Кроукер и направился к выходу. У самой двери он остановился, словно вспомнив что-то важное, и спросил:
– Кстати, во сколько закрывается контора?
– Ровно в половине седьмого.
Выйдя на улицу, Кроукер уселся за руль своего «Т-берда» и поставил кассету «Эверли Бразерс». Он вытащил визитную карточку Майера, внимательно изучил ее, затем включил компьютер и обратился к телефонной базе данных. Он запросил информацию на тот номер, по которому, если верить Майеру, его можно было найти в любое время дня и ночи. Кроукер не стал дожидаться результата, завел двигатель и отправился в Эль-Порталь.
Автомобиль Сони, «камаро» пятилетней давности, все так же стоял под навесом рядом с домом. На заднем стекле виднелась сине-зеленая наклейка с надписью: «Спасите морских коров от истребления!». Заглушив двигатель, Кроукер не сразу вышел из своей машины. До его слуха донеслись веселые крики детей, катавшихся на велосипедах в соседнем дворе. Кроукер молча глядел на дом Сони и на морских коньков у фонтана на лужайке перед домом. Ему подумалось, что этот фонтан похож на свою хозяйку, Соню. Пустой, весь в трещинах, терпеливо дожидающийся, когда его отремонтируют и наполнят водой, чтобы возле него снова щебетали птицы. Для этого нужно совсем немного, и совсем немного было нужно Соне для счастья. Теперь уже никогда не быть Соне счастливой и никогда не быть этому старому фонтану отремонтированным. Замшелые морские коньки и пустая растрескавшаяся чаша фонтана казались материальным воплощением печали, которой дышало все вокруг, словно дух Сони все еще витал где-то рядом, моля об отмщении. Наверное, как и дух деда Бенни, ее дух не мог отправиться в иной мир, пока не наказаны убийцы.
Братья Бонита.
Когда Кроукеру стало так жарко, что по спине у него потекла струйка пота, он вышел из машины и направился к дому. Поднявшись на крыльцо, Кроукер оглянулся на соседний, выкрашенный в розовый цвет дом с разросшимся грейпфрутовым деревом у входа.
Открыв дверь, Кроукер вошел в дом Сони, где еще пахло ее сладкими духами.
– Соня?
Он произнес ее имя тихо и нежно, зная, что никто не отзовется на его голос.
– Это я, – сказал он, чувствуя себя последним дураком. – Я вернулся.
В доме было очень душно, и Кроукер первым делом распахнул настежь все окна.
Войдя в спальню Сони, он сбросил туфли и рухнул на кровать. В открытые окна дул слабый бриз, и в комнате постепенно становилось прохладнее.
Кроукера переполняла боль потери, ему не лежалось. Через открытое окно доносился шум телевизора: рев моторов и голос диктора, скороговоркой комментировавшего автогонки.
Заинтересовавшись, Кроукер встал с постели и выглянул в окно. Очевидно, хозяева соседнего дома смотрели круглосуточный спортивный канал. Кроукер взглянул на свои часы, и ему в голову внезапно пришла идея.
С колотящимся сердцем он постучался в дверь к соседям Сони. Как раз в это время накануне была убита Соня. Если сегодня кто-то дома и смотрит телевизор, то, вполне возможно, кто-то был дома и вчера в то время, когда была убита Соня. Покачав головой, Кроукер снова постучал в дверь.
Наконец, ему открыли, и Кроукер увидел перед собой круглолицего мужчину в инвалидном кресле – на каталке. На первый взгляд ему можно было дать лет пятьдесят с небольшим. Он был смуглокожим и почти лысым, с седым венчиком волос на затылке. У него были водянистые глаза – возможно, результат долгого сидения у телевизора. Мускулистые руки с широкими ладонями и толстыми пальцами были сложены на коленях.
Мужчина выжидательно посмотрел на Кроукера.
– Чем могу быть полезен?
За его спиной диктор взволнованно рассказывал что-то о машине «скорой помощи», желтых предупредительных флажках и покореженных машинах.
– Извините, что оторвал вас от любимого занятия. – Кроукер протянул мужчине руку. – Меня зовут Лью Кроукер. Я друг Сони Виллалобос, вашей соседки.
– Да-да, моя жена лучше знает Соню, чем я. – Мужчина в инвалидном кресле тоже протянул руку Кроукеру. – Меня зовут Пабло Лейес. Что ж, заходите, составьте мне компанию.
Его взгляд упал на биомеханический протез Кроукера, и он понимающе кивнул.
– Заходите, не стесняйтесь, – повторил он. – У меня в холодильнике всегда найдется угощение для гостя.
В отличие от дома Сони, где царили яркие солнечные краски, здесь оказалось весьма сумрачно. Окна были закрыты алюминиевыми жалюзи. Все внутреннее убранство дома было выдержано в коричневых тонах. В комнатах было тщательно прибрано, все было расставлено и разложено по своим местам. Однако мебель была явно слишком старой – твидовая обивка небольших диванчиков была сильно потерта, подлокотники кресел готовы были отвалиться в любую минуту, а ножки обеденного стола угрожающе скрипели при каждом прикосновении.
Ловко маневрируя, Лейес откатился в глубь дома по ничем не покрытым полам. Любые ковры затрудняли бы передвижение инвалидной коляски по комнатам.
На минуту скрывшись в кухне, Лейес появился оттуда с подносом на коленях. На подносе стояли большой пластиковый кувшин и два дешевых стаканчика в цветочек. Лейес весело кивнул в сторону кофейного столика.
– Не хотите отведать?
Кроукер снял со стола портативный компьютер.
– Когда надоедает смотреть спортивный канал, я люблю бродить по Интернету. – Лейес переставил поднос на кофейный столик и, взяв в руки пульт, приглушил звук телевизора. – Там много интересного...
Похоже, ему не хотелось упускать подробности автомобильных гонок.
– Впрочем, ничто не может заменить мне утерянную возможность свободно передвигаться, выходить из дома и делать все своими руками. А я всегда любил находиться при деле...
Лейес наполнил стаканы и один протянул Кроукеру.
– Выглядит как лимонад и пахнет лимоном. – Лейес подмигнул Кроукеру. – Но, скажу я вам, эта штука не для слабых.
Сделав большой жадный глоток, Кроукер упал на диванчик, сраженный неожиданной крепостью напитка. Вот это да! Надо будет спросить рецепт для Бенни.
– Это домашний ром, настоящий напиток для мужчин, – засмеялся Лейес, потирая руки. – Хотите верьте, хотите нет, но его делает моя Эстрелла! Моя жена настоящая волшебница. Она может исцелить и душу, и тело, это сущая правда, скажу я вам.
Лейес взял кувшин и снова наполнил стаканы. Потом он коснулся биомеханической руки Кроукера и спросил:
– Это правда, что говорят?
Кроукер хорошо понял, что имел в виду Лейес.
– Я до сих пор иногда чувствую мои настоящие пальцы. И мне часто снится моя настоящая рука, живая и прекрасная, как роза.
Лейес грустно кивнул.
– Я работал линейным электромонтером и однажды упал с того чертова столба... Такая нелепость! – Он ударил себя кулаком по колену. – Потом я какое-то время еще поработал контролером, но это было уже совсем не то... Вы же понимаете меня, я надеюсь? Конечно, они хотели мне добра, но я уже не мог работать по-прежнему электромонтером, а бумажная работа меня никак не устраивала. От этого бесконечного перекладывания бумажек и глядения на экран компьютера у меня просто мозги сохли! – Он снова погладил свою руку, словно это успокаивало его. – Я все спрашиваю мою Эстреллу, не хочет ли она вернуться обратно в Парагвай. Я бы с удовольствием уехал туда. Хотя я никогда там не был, но слышал очень много рассказов от Эстреллы. – Он задумчиво покачал головой. – Похоже, жизнь в Асунсьоне гораздо безопаснее, чем здесь. – Он отхлебнул рома. – У нас тут действительно становится все опаснее жить. Я даже запрещаю Эстрелле выходить из дому после наступления темноты. Говорят, в пятидесятых – шестидесятых годах можно было совершенно безбоязненно гулять по улицам хоть всю ночь. Тогда неподалеку от нас был известный ночной клуб «8600». – Его выцветшие глаза уставились на Кроукера. – Вот это было заведение, скажу я вам! Клуб работал всю ночь напролет, но в семь утра всех клиентов выгоняли на улицу на полчаса, чтобы вымести полы. – Он засмеялся. – Это не выдумка!
– Я бы хотел задать вам один вопрос, мистер Лейес. Насчет вчерашнего дня. Вы были дома весь день?
– Да, конечно! Сидел вот тут и смотрел спортивный канал. – Он улыбнулся. – Мои дни похожи друг на друга, как братья. Что же, я не жалуюсь. По крайней мере я знаю, чего ждать.
– Вы были один?
– Да, Эстрелла работает с девяти до пяти.
Кроукер чуть подался вперед.
– Вы не слышали ничего необычного? Или, может быть, что-то видели?
– Ну, мне показалось, будто я слышал что-то такое...
– Какое? Что вы слышали?
Круглое лицо Лейеса даже сморщилось от напряжения.
– Честное слово, не знаю, что и сказать. Это было похоже на шум двигателя, сначала мне даже показалось, что это начались гонки. Знаете, я люблю смотреть гонки... – Он задумчиво пожевал губами. – Но потом я подумал, что это скорее не двигатель, а генератор.
– Генератор? А не могли бы вы мне сказать, откуда доносился этот звук?
– Может, из того грузового автофургона?
У Кроукера екнуло в груди.
– Какого автофургона?
Лейес нетерпеливо замотал головой.
– Из белого автофургона, который стоял на бетонной дорожке возле дома Сони.
– В какое время это было?
– Надо подумать... – Лицо снова сморщилось от напряжения. – Кажется, между часом и половиной третьего.
– А что вы еще заметили, кроме цвета автофургона? – как можно спокойнее и отчетливее произнес Кроукер. – Год выпуска? Модель? Номерные знаки?
– Он был белый, это я уже сказал, – проговорил Лейес. – Флоридские номера, это точно. Модель... не помню точно, но это был американский автофургон, а не японский, какие сейчас можно встретить повсюду.
– Может, на нем были какие-нибудь надписи? – с надеждой спросил Кроукер. – Это был муниципальный фургон? Или на нем было написано название компании?
Лейес покачал головой:
– Нет, я не заметил никаких надписей:
– Ну хоть что-нибудь?
– Пожалуй, да, – медленно проговорил Лейес – Сейчас я припоминаю, что сзади была небольшая переводная картинка – треугольник, вписанный в окружность.
Кроукер не сразу вернулся в дом Сони. Сначала он сел в машину и отправился к Нестору, умирающему другу Сони. У него не выходили из головы слова мистера Лейеса о том, что он увидел на задней стенке автофургона – треугольник внутри крута, один из двух символов, написанных кровью на стенках холодильника, и один из четырех магических знаков целителей народа гварани. Дед Бенни посвятил братьев Бонита в магическую науку целительства хета-и, обучив их всем ритуалам, хотя они так и не стали настоящими целителями. Вместо этого они стали настоящими разбойниками.
В отличие от подавляющего большинства домов в Эль-Портале, очень аккуратных и свежевыкрашенных, дом Нестора давно нуждался в ремонте. Тут явно не хватало умелых мужских рук.
Штукатурка осыпалась, местами обнажая прутья арматуры, стены от старости приобрели цвет овсянки на воде.
На настойчивый стук Кроукера дверь открыла смуглокожая женщина.
– Таким стуком можно поднять мертвого из могилы? – недовольно сказала она. – Вы кто?
– Лью Кроукер, друг Сони Виллалобос.
Женщина колебалась, не решаясь впустить его, пока из глубины дома не донесся слабый голос:
– Все в порядке, миссис Лейес, впустите его...
Миссис Лейес была весьма привлекательной женщиной и выглядела по крайней мере лет на двадцать моложе своего мужа. У нее были большие карие глаза, высокие скулы и полные губы. Густые темные волосы, заколотые на затылке серебряной заколкой, прорезала тонкая седая прядь.
Кроукер вошел в дом, и в нос ему ударила невероятная смесь запахов – кисловатый запах болезни, освежающий аромат кедра, мяты и розмарина. Оглядевшись, Кроукер заметил на столике бронзовую жаровню, над которой поднимался ароматный дымок.
Эстрелла Лейес, женщина с завидным самообладанием, умела чудесно улыбаться.
– Прошу прощения, – сказала она, закрывая за Кроукером дверь. – Бедняжка Нестор... его атакуют кредиторы.
Из угла комнаты раздался слабый смех.
– Она хочет сказать, что я не в состоянии оплатить мои счета. У меня нет даже денег, чтобы заплатить за аренду дома. Но это меня уже не волнует, ведь и жить мне осталось совсем недолго.
Хозяин дома был в еще более бедственном положении, чем его жилище. Худой и бледный, словно мертвец, он полулежал в пыльном шезлонге на грязных простынях, укрытый ворохом одеял. Сквозь тонкую кожу просвечивала тонкая сеточка сосудов.
– Не надо так говорить, – укоризненно сказала Эстрелла Лейес. – К чему такие разговоры?
Нестор с трудом повернул голову на неправдоподобно тонкой шее.
– Хочу оправдать ожидания могильщиков...
Должно быть, совсем недавно он был чрезвычайно красивым человеком – с высоким лбом и орлиным носом. Но лихорадка стерла все краски с его лица Красноватые язвочки сплошь покрывали его щеки и губы, и все тело было усеяно страшными струпьями незаживающих ран.
– Мне кажется, вам стоило бы лечь в больницу, – сказал Кроукер. – Если у вас нет медицинской страховки, я мог бы договориться...
– Чтобы медики продлевали мне жизнь с помощью всяческих дьявольских приспособлений? – Нестор улыбнулся и слабо взмахнул истощенной рукой. – Почему я должен доверять слепой и бездушной науке, если ко мне приходит миссис Лейес?
– Лежи спокойно, – строго произнесла Эстрелла из-за плеча Кроукера. – Тебе нужно экономить силы.
– Экономить силы? Странно звучит применительно ко мне, но тем не менее я понял, что вы хотели сказать. – Нестор бессильно откинулся на влажные от пота подушки. – Миссис Лейес не хочет, чтобы вы стали свидетелем таинств ее целительства.
То, что Нестор разговаривал с закрытыми глазами, делало его похожим на марионетку в руках невидимого хозяина.
– Ничего подобного! – с жаром воскликнула Эстрелла Лейес, пытаясь заслонить собой большую тростниковую корзину, стоявшую на круглом столике.
– Миссис Лейес, – мягко произнес Кроукер. – Возможно, вас успокоит тот факт, что я только что имел честь разговаривать с вашим мужем. Он очень гордится вашим даром целительницы.
На лице Эстреллы Лейес появилась застенчивая улыбка.
– Ох уж этот Пабло...
Она стала выкладывать содержимое корзины на стол, а Нестор сказал:
– Сегодня я не видел Соню. Как она?
– У нее все в порядке, – как можно спокойнее сказал Кроукер. – Она слишком занята сегодня и просила меня заглянуть к вам.
– Это так любезно с вашей стороны, – тихо произнес Нестор. Краем глаза Кроукер заметил, что Эстрелла Лейес при этих словах подозрительно взглянула на него. Кроукер хотел улыбнуться ей, но, к собственному удивлению, не смог этого сделать. Казалось, ее гипнотизирующий взгляд полностью подчинил себе его волю.
Потом ее глаза наполнились слезами, и она тихо всхлипнула.
Нестор повернул к ней голову и, открыв бесцветные глаза, обеспокоенно спросил:
– Что случилось, миссис Лейес?
– Ничего, детка. – Она отвернулась, не в силах взглянуть на Нестора. – Я просто просыпала свой порошок, вот и все.
Нестор вздохнул и снова закрыл глаза, словно у него уже не было сил держать их открытыми. Пока миссис Лейес возилась со своими травами и порошками, он погрузился в глубокое нездоровое забытье.
– Эта болезнь полностью истощила его силы, – печально сказала Эстрелла Лейес.
Кроукер подошел к столу, и она, не поворачивая головы, спросила:
– Моя маленькая Соня... она мертва?
Кроукер молча кивнул, и Эстрелла Лейес низко склонила голову.
– По вашему голосу я поняла, что это была ужасная, насильственная смерть.
– Но откуда вам это известно?
Она подняла свои смуглые руки, испачканные травами и лекарствами, и провела ими вокруг Кроукера.
– Тревога и беспокойство здесь... и здесь. Память о прошлых событиях окружает человека, словно плащ.
В этот момент Кроукер вдруг почувствовал в своей ладони необычное тепло и понял, что все это время он машинально сжимал рукой в кармане камень духов. Вынув камень из кармана, он показал его Эстрелле Лейес.
– Я хотел бы попробовать его действие на Несторе, – тихо сказал он. – А вдруг ему поможет?
– О Боже! – У нее широко раскрылись глаза, и она быстрым движением взяла гладкий камень и крепко сжала его в кулаке.
– Вам известно, что это такое? – прошептала она, испытующе глядя на Кроукера.
– Вчера я положил этот камень моей племяннице на грудь, и она на некоторое время вышла из комы, хотя все врачи в один голос уверяли, что это совершенно невозможно.
Эстрелла со страхом взглянула на темно-зеленый камень.
– Не надо бы вам, сеньор, носить с собой этот камень.
– Не могу с вами согласиться, миссис Лейес. Знаете, что я нашел в доме Сони?
Он окунул указательный палец правой руки в какой-то темный порошок и прямо на поверхности стола нарисовал треугольник внутри окружности и точку внутри квадрата.
Ахнув, Эстрелла отшатнулась, потом поспешно стерла рисунки и нарисовала контуры человеческого глаза с двумя зрачками. Сузив глаза, она пристально посмотрела на Кроукера.
– Вы знаете то, что не имеете права знать. Вы не хилер.
– Но я и не разбойник, – возразил он. – А вот те, кто нарисовал эти символы в доме у Сони действительно самые настоящие разбойники. И я хочу найти их.
– Зачем? – спросила она негромко, но Кроукер догадался, что его ответ на этот вопрос исключительно важен для нее.
– Эти люди убили Соню. Вы правы, ее смерть была насильственной и страшной. – Кроукер перевел дух, понимая, что вторгается в неведомую ему область. – Я чувствую, что ее неуспокоенный дух все еще находится там, в доме.
– Вы хотите сказать, что она взывает о мести из загробного мира?
Кроукер подумал, что эта немолодая женщина не хуже его умеет задавать вопросы.
– Нет, она всегда ненавидела насилие.
– Это верно, – по-испански сказала Эстрелла Лейес, и взгляд ее смягчился, словно солнце выглянуло в хмурый день. Похоже, Кроукер выдержал испытание. – Тогда что же вы предлагаете?
– Покой, – сказал Кроукер. – Вечный покой ее измученной душе.
Эстрелла подошла ближе и хриплым шепотом спросила:
– Кто рассказывал вам об учении хета-и?
– Бенни Милагрос, когда мы хоронили Соню. Вы его знаете?
– Я была знакома с его дедом, Хумаитой Милагросом. – Эстрелла Лейес отвернулась от Кроукера. – На пятьсот миль вокруг Асунсьона каждому было известно это имя. Это был великий, почитаемый всеми целитель народа гварани.
– Вы присутствовали на его похоронах? – спросил Кроукер. – Бенни говорил мне, что тогда десять дней кряду шел проливной дождь и все эти десять дней он был там.
– Это правда, – коротко ответила Эстрелла Лейес, занявшись своими настойками. – У Бенни были непростые отношения с дедом, и все же между ними существовала неразрывная связь, совершенно особенная по сравнению с другими его внуками. Наедине с Бенни Хумаита всегда звал его тайным именем – Серо, что означает «гора». Очевидно, именно так он представлял себе своего внука. Однажды он сказал мне: «Горы ни с кем не советуются, у них свое представление о времени и пространстве». И я поняла, что он говорит о Бенни.
– Я слышал, Хумаита утонул в реке Парагвай.
Внезапно Эстрелла выронила из рук флакончик, и Кроукеру удалось поймать его на лету. Но тут сама Эстрелла стала медленно сползать вниз, и Кроукеру пришлось подхватить ее на руки.
– Миссис Лейес, что с вами?
Она оказалась такой легкой, словно у нее были пустотелые, как у птиц, кости. Однако она не была в обмороке. Взглянув ей в лицо, Кроукер увидел, что ее глаза были приоткрыты, а ресницы мелко дрожали, словно она спала наяву.
Не успев подумать о возможных последствиях, Кроукер прижал к ее горлу камень духов. И тут же услышал ее голос, тихий и слабый, словно доносившийся откуда-то издалека.
– Я из семьи рыбаков из народа гварани, – сказала она. – В тот страшный день двадцать лет назад я была вместе с отцом и братьями на реке. Тогда мне было двадцать два года, я уже успела побывать замужем и овдоветь, поэтому вновь вернулась к семейному промыслу – рыболовству, которым занималась с самого раннего Детства. Солнце еще не всходило над горами, предутренний туман был окрашен в нежный жемчужно-розовый цвет. Я всегда любила это время суток, когда яркие тропические краски на время приглушались рассеянным светом и туманом. Было так тихо, что, казалось, можно было услышать, как плавают рыбы в воде, повиливая хвостами.
Эстрелла замолчала, и Кроукер испугался. С одной стороны, ему хотелось заставить ее выйти из транса, но, с другой стороны, он испытывал не меньшее желание услышать продолжение ее рассказа.
– Мы нашли тело Хумаиты, – вновь заговорила Эстрелла. – Сначала мы решили, что он запутался в красно-черных корнях мангровых зарослей на берегу реки. Его плечи, руки и грудь были красными. Сначала мы подумали, что это красный речной ил. Но потом увидели, что тело Хумаиты не лежало на воде ничком, как это было бы, если бы он споткнулся и упал в воду. Он сидел, опутанный мангровыми ветвями и корнями и был весь в крови. Было совершенно очевидно, что его кто-то туда посадил. Он был целителем, поэтому ни одна птица, ни один зверь не могли притронуться к нему. Даже примитивные твари крокодилы держались на почтительном расстоянии. Все замерли на месте, не в силах сделать ни шагу. И только мой отец решился подойти к телу и вытащить его из мангровых корней. Я помню все так ясно, словно это произошло сегодня утром. Отец перевернул тело Хумаиты лицом вниз и стал оттирать ему щеки, горько плача, словно ребенок, потерявший мать. Никогда прежде мне не доводилось видеть отца плачущим, и это сильно напугало меня. Потом отец велел нам помочь ему затащить тело Хумаиты в лодку. Лицо Хумаиты было таким чистым, что было невозможно поверить в то, что несколько минут назад, когда мы нашли его, оно было в крови. Причем на левой щеке был нарисован кровью треугольник внутри круга, а на правой – точка внутри квадрата.
В этот момент ресницы Эстреллы перестали дрожать и все тело разом обмякло в руках Кроукера. Прошло еще мгновение, и Эстрелла взглянула на Кроукера спокойными и ясными глазами, словно очнувшись от долгого, освежающего сна.
Кроукер сжал в ладони камень духов и спросил:
– Как вы себя чувствуете, миссис Лейес?
Подняв руку, она медленно нарисовала кончиком указательного пальца на лбу у Кроукера контур человеческого глаза с двумя зрачками.
– Он не погиб, я чувствую дух Хумаиты в вас, сеньор... – Она с интересом взглянула на Кроукера. – Все эти годы я хранила молчание о смерти Хумаиты, потому что мой отец заставил нас всех поклясться в том, что мы никогда никому не раскроем этой тайны. И на полицейском допросе мы все говорили, что нашли его в реке лицом вниз.
– Почему ваш отец так сделал, миссис Лейес? – спросил Кроукер. – Почему он сам солгал и заставил солгать вас?
– Потому что он увидел страшные символы, которые напугали его до смерти.
– Но чего же он так испугался?
– Он знал, кому принадлежали эти символы. Впрочем, это было известно всем и каждому, потому что эти юноши были кем-то вроде приемных внуков Хумаиты. Вот они-то и убили его и оставили на его щеках свои знаки, чтобы ни у кого не оставалось в том сомнения.
– Антонио и Хейтор, – тихо спросил Кроукер. – Братья Бонита.
Она молча кивнула.
– Он был их учителем, воспитателем, он любил их как отец. Разве они не испытывали к нему ответного чувства?
– Что эти двое могут знать о любви? – печально произнесла Эстрелла Лейес – Они стали изгоями, сам Бог отвернулся от них.
Кроукер, несмотря на весь свой прагматизм, почувствовал, как у него похолодело сердце.
– Но зачем же они его убили?
– После того как он научил их всему, что они хотели знать, Хумаита стал им не нужен. – Эстрелла Лейес поежилась. – Видите ли, мне кажется, Хумаита знал, какие они злодеи, но был уверен, что сумеет отвратить их от зла. Он искренне верил в силу добра. Это и сгубило его. Братьев Бонита невозможно было изменить. И, что самое трагичное, пытаясь изменить их, Хумаита давал им все больше силы и власти, страшной власти. – Она схватила Кроукера за руку. – Вы были абсолютно правы, назвав их разбойниками.
Эстрелла вздохнула, и Кроукер поставил ее на ноги.