Страница:
— Ни о чем не хочу слышать. Ты же собиралась сразу ехать в аэропорт. Тогда Бэд Клэмс наверняка не сможет нас выследить.
— Ну да, это я сгоряча так решила, но потом хорошенько обдумала, как нам вернуться.
— Да ты просто свихнулась! Там же полно вооруженных бандитов! Как мы прорвемся в дом?
— Не проблема. Они сами нас пропустят. — Фрэнси заулыбалась. — Приставишь мне к виску пистолет и скажешь, что я сбежала, а ты меня поймал и теперь ведешь назад.
Пол уперся руками в бока.
— Ну-ну, умница, а дальше что?
— Дальше мы найдем мою мамочку и сбежим с ней вместе.
Пол вздохнул:
— Ну конечно, а Бэд Клэмс будет спокойненько сидеть и смотреть, как мы улепетываем...
— Конечно же, нет. Но если он попытается нам помешать, ты пристрелишь его.
Пол рассмеялся:
— Детка, ты слишком хорошо обо мне думаешь.
Фрэнси вскинула подбородок:
— Что, кишка тонка, да?
Чьярамонте так и подпрыгнул на месте:
— Ради Бога, перестань говорить так со мной...
— Как так? — В голосе девочки прозвучали металлические нотки.
Он замахал руками.
— Ну вот, заговорила как мужик, черт бы тебя побрал! Веди себя естественно!
— А Джеки тоже так делала?
Пол поджал губы и со свистом втянул воздух.
— Делала что?
— Она вела себя как девушка?
— Конечно, как девушка!
Это было ложью, и они оба это знали. Пол провел руками по волосам и сел на кровать.
— Черт побери! — Он взглянул на Фрэнси. — Вся моя жизнь пошла наперекосяк с того момента, когда я тебя увидел.
— Она уже давно шла наперекосяк. — Девочка подошла к мини-бару и открыла его. — Хочешь что-нибудь выпить?
— Не-а... ты цены-то видишь? Шесть баксов за банку кока-колы? Да пошли они...
— А тебе-то что? — Она бросила своему спутнику банку обычной кока-колы, а себе взяла диетической. — Ты же не собираешься платить за все это.
Пол засмеялся и отпил глоток. Напиток был почти так же приятен, как и пиво. Он не хотел пить при ней. Может, это было глупо, но он ничего не мог с собой поделать. Чьярамонте относился к Фрэнси, как если бы она была его собственной дочерью.
— И откуда ты взялась такая умная?
— Не такая уж я и умная. Просто очень быстро повзрослела, впрочем, я стала такой мудрой не без посторонней помощи, — брала пример с мамы, дяди Лью, сестры Мэри Роуз, то есть Джеки. — Она положила ногу на ногу и стала тихонько покачивать кончиком туфли. — Когда-то я просто ненавидела ее, называла маленьким фюрером. Правила, дисциплина, закон Божий. Однажды я сказала ей: «Тебе надо было быть часовым мастером или репетитором». Знаешь, что она мне ответила? «Наконец-то я слышу от тебя комплимент». — Фрэнси в задумчивости покачала головой. — Кажется, я тогда что-то швырнула на пол — гипсовую статую Девы Марии или что-то в этом роде. Она разлетелась на тысячу осколков.
— Ну и ну, не очень-то это здорово, — укоризненно произнес Пол.
Фрэнси отпила еще несколько глотков из своей банки.
— Ну да. Но сестра Мэри Роуз никогда не сердилась на меня, что бы я ни выкинула. Теперь-то я понимаю, как это было умно с ее стороны. Помнится, я все пыталась вывести ее из себя, а когда поняла, что это мне не удастся, потеряла всякий интерес к выходкам и перестала безобразничать. — Она сделала еще глоток кока-колы. — А знаешь, что было потом? Повзрослев, я узнала, что Джеки никогда на меня не жаловалась. Однажды мама сказала мне: «Сестра Мэри Роуз говорит, что ты просто ангел. Хотела бы я знать, как она этого добивается». — Фрэнси допила банку и отставила ее в сторону. — Вот тогда-то я и поняла, что сестра Мэри Роуз всегда на моей стороне, несмотря ни на что. Первый раз я увидела ее, когда мне было восемь лет, и с тех пор мы стали регулярно встречаться. Потом, когда появилась эта булимия и всякое такое... ты понимаешь меня?.. Мне нужен был человек, который не стал бы меня судить.
— Ага, а как же тогда все те правила, которым она заставляла тебя подчиняться?
— Но это были не ее правила, Божьи! — Фрэнси молитвенно сложила руки перед грудью. — Потом я нашла в ней родственную душу и полюбила ее. — Девочка засмеялась, но смех прозвучал несколько смущенно. — Представляешь, пока не появился дядя Лью, она, монашка, была единственным человеком, с которым я могла говорить обо всем на свете.
— Дядя Лью? Должно быть, ты говоришь о Лью Кроукере, бывшем полицейском, — сказал Пол.
— Ты знаешь его?
Чьярамонте отрицательно покачал головой:
— Я знаю о нем только то, что слышал от Бэда Клэмса. — Он помолчал немного, — Ты считаешь, он хороший парень?
— Да! — Глаза Фрэнси загорелись.
Пол поставил свою недопитую банку на мини-бар, потом вытер руки о собственные штаны. Вынув пистолет, проверил патроны. Потом убрал пистолет на прежнее место и повернулся к Фрэнси.
— Должно быть, я и сам с тобой совсем сошел с ума, но... — Он криво улыбнулся и покачал головой. — Ладно, давай вернемся и вытащим твою мамочку из этого бандитского гнезда.
Николас улыбнулся хрупкому мужчине европейского типа с короткой стрижкой и чувственными губами.
— Хочешь пойти со мной? Тут как раз неподалеку за углом есть отель любви...
— Извини, — сказал Линнер, — но у меня уже назначена встреча.
— Что ж, может, когда-нибудь в другой раз. — И европеец направился навстречу другому кандидату в спутники до отеля любви.
Николас прошел в бар для гомосексуалистов под названием «Двадцать одна роза» и заказал виски с содовой. Немало глаз было направлено в его сторону, но он не чувствовал себя в опасности. Нансёку, идея любовной страсти между мужчинами, имела в Японии весьма давнюю историю. Среди самураев проявление хоть малейшего интереса и любовной привязанности к женщинам считалось признаком слабости. Иметь в качестве любовника молодого мужчину или даже совсем юного мальчика — эта идея уходила корнями в культуру Древней Греции, где обожествлялись мужские формы и достоинства. В Японии гомосексуализм приписывался влиянию буддистских монахов, выходцев из Китая.
Николас заплатил за виски, повернулся лицом к залу и стал искать Такуо Хатту. О нем шла дурная слава, говорили, что пару раз в неделю он бывает то в одном, то в другом баре для гомосексуалистов, расположенном в этом районе. Жена Хатты сказала Николасу, что мужа нет дома, и он отправился его разыскивать, побывал в нескольких барах и наконец заглянул в «Двадцать одну розу». Мужские пары медленно танцевали на маленькой и тесной площадке. Многие прильнули друг к другу в сладострастном порыве. В помещении было темно и накурено.
Еще дважды Николас получал недвусмысленное предложение, кто-то даже попытался приобнять его, и он уже начинал потихоньку злиться, когда из мужского туалета вышел человек, чем-то похожий на Хатту. Не без труда Николас стал протискиваться сквозь потную толпу переминавшихся с ноги на ногу людей. В это время кто-то успел щипнуть его за ягодицы, а один молодой японец, по виду простой служащий, с обручальным кольцом на пальце, крепко поцеловал в губы.
Вытерпев все это, Линнер пробрался на другой край толпы и увидел, что это был действительно Такуо Хатта. К несчастью, Хатта тоже заметил его. Скрытые стеклами очков глаза его расширились. Расталкивая обнимавшиеся парочки, он пустился наутек; как скользкий угорь, успел пробраться к входной двери и с силой распахнул створки. Николасу казалось, что он действует словно во сне, медленно протискивается сквозь толпу, так медленно, будто ноги его погрузились в зыбучий песок. Отчаянно работая локтями, он все-таки добрался до двери, выскочил на улицу и увидел, как Хатта открыл заднюю дверцу большого черного «мерседеса», стоявшего у обочины. Закричав, Линнер со скоростью спринтера бросился к машине. Хатта быстро оглянулся, его глаза стали огромными от страха, нырнул на заднее сиденье «мерседеса», и водитель рванул машину с места. Раздался пронзительный визг шин, «мерседес» съехал с обочины и тут же врезался в переднее крыло проходившего мимо такси. От удара машина чуть не перевернулась, ее сильно отбросило в сторону.
Воспользовавшись мгновенной задержкой, Николас бросился вперед как раз в то мгновение, когда водитель уже нажимал на газ, прыгнул на машину и вцепился в опущенное стекло дверцы. «Мерседес» помчался по скользкой от дождя улице.
За рулем сидел один из крепких и жилистых кобунов якудзы. Он резко повернул руль, и машина чуть не врезалась на полной скорости во встречный огромный грузовик. Николас больно ударился всем телом о крыло автомобиля, но продолжал висеть на дверце. «Мерседес» как ракета мчался вперед, провожаемый нестройной какофонией автомобильных гудков возмущенных водителей. Кобун уверенной рукой вел машину, с бешеной скоростью мчавшуюся по улицам, заставлял ее резко вилять то в одну, то в другую сторону, пытаясь сбросить Николаса. Каждый раз, когда машина резко кренилась вправо, ботинки Николаса чиркали по гудронированному шоссе. Когда же машина кренилась влево, Николаса резко бросало на противоположную дверцу.
Линнеру удалось просунуть руку в окно машины и покрепче уцепиться за дверцу изнутри, и тут он боковым зрением увидел неясные очертания чего-то темного, быстро надвигавшегося на автомобиль. Повернув голову, он увидел, что это был узкий проход между домами. Именно туда мчался теперь «мерседес», водитель хотел размазать висевшее на дверце тело Николаса о стены домов. Проход был настолько узок, что любая машина могла проехать по нему только впритирку к стенам.
Внезапно передняя фара машины, воткнувшись в покрытую сажей и копотью стену, с грохотом разбилась на множество осколков. Не теряя времени, Линнер опустил ноги, больно ударившись о покрытие дороги, и, оттолкнувшись изо всех сил, перебросил тело на крышу автомобиля. «Мерседес» на огромной скорости мчался по узкому проходу. Его металлический кузов время от времени задевал за стены, и тогда тьма освещалась снопами голубоватых искр и оглашалась скрежетом металла о камень. Лежа на животе на крыше машины, Николас скрюченными до боли пальцами изо всех сил цеплялся за какое-то декоративное ограждение над лобовым стеклом.
Совсем рядом с ним прогремел выстрел, и Линнер чуть было не разжал руки. Затем прогремел еще один, и Николас увидел дыру в крыше. «Ублюдок, он стреляет в меня!» — пронеслось в его голове. Он успел перекатиться на другую сторону крыши, прежде чем грохнул третий выстрел.
Водитель положил пистолет на сиденье рядом с собой и с радостью увидел, что Николас слетел с крыши и упал на дорогу прямо перед машиной. Кобун протянул руку к пистолету, но Николас уже бежал к «мерседесу». Водитель нажал на газ. Проход был так узок, что Линнеру просто некуда было деться, и кобун был уверен, что раздавит врага. Он уже слышал лязг металла и хруст человеческих костей... Однако Николас послал тело вперед и ударил ногами в лобовое стекло. Оно было сделано из безопасного материала и поэтому только растрескалось и провалилось внутрь машины вместе с Николасом. Кобун услышал крик Хатты на заднем сиденье, и тут Линнер ударил по стеклу еще раз. От второго удара защитная пленка нарушилась, и стекло рассыпалось на мелкие осколки, обдав ими людей в машине. Схватив пистолет, кобун выстрелил прямо в надвигающуюся на него фигуру.
Николас слегка оглох от грохота выстрела и даже ощутил горячее пороховое дыхание смерти, услышал треск разрываемой ткани, как будто зацепился за куст рукавом, и почувствовал жгучую боль в плече. Кобун нажал на тормоза, и Николас всем телом сильно ударился о приборный щиток, врезался затылком в проигрыватель лазерных дисков, а ноги его уперлись в коробку передач.
Грудная клетка взорвалась болью, Линнер застонал. Во рту он почувствовал металлический привкус крови, ослепленный болью, услышал второй выстрел и постарался от него уклониться. Глаза кобуна горели лихорадочным огнем. Он был молод, чуть больше двадцати лет, на его обритой наголо голове отчетливо проступали вздувшиеся вены. Глядя в его расширенные зрачки, Николас понял, что водитель был в состоянии наркотического опьянения, что придавало ему нечеловеческие силы.
Кобун ударил Николаса по позвоночнику, намереваясь сломать его. Вместо того чтобы попытаться уклониться от удара, Линнер устремился вперед и перехватил руку кобуна. В пылу драки рукав куртки кобуна задрался вверх, оголив предплечье, покрытое сложной татуировкой ирезуми, которую так любили почти все члены якудзы. Если бы Николас мог увидеть ее всю, он бы определил, к какому клану принадлежал кобун. Однако сейчас ему было не до того. Кобун с силой прижал Николаса спиной к переднему сиденью. Он давил все сильнее в полной уверенности, что теперь-то расправится с непрошеным гостем. Каково же было его удивление, когда Линнеру удалось нанести ему удар ногой прямо в ребра. Раздался громкий хруст. Удивление на лице кобуна сменилось недоверием, а потом разочарованием, граничившим с изумлением, когда он понял, что ему сломали ребра.
Наркотик приглушал чувство боли, и ярость вспыхнула в кобуне с новой силой. Выхватив из-за пояса нож с выбрасывающимся лезвием, он полоснул Николаса по плечу, но тут же получил удар локтем в кадык. Задыхаясь от боли, кобун отчаянно размахивал ножом во все стороны, пока лезвие со звоном не выпало у него из рук на блестящую кожаную поверхность заднего сиденья. Линнер снова ударил кобуна и тут же понял, что совершил ошибку. Нога парня соскользнула с тормозов и судорожным движением вдавила в пол педаль газа. «Мерседес» рванулся вперед, оставляя за собой снопы бело-голубых искр, поочередно чиркая боками о каменные стены. Наконец машина на чудовищной скорости вырвалась из узкого прохода.
На заднем сиденье не переставая кричал Хатта. Николас изо всех сил пытался взять руль в свои руки. Тем временем кобун, изловчившись, достал с дальнего сиденья нож и снова попытался ударить Николаса. Но в тот момент почти неуправляемый «мерседес» врезался в кузов «ниссана», затем, виляя из стороны в сторону, выскочил на тротуар и, подпрыгивая, помчался по нему вперед. Прохожие с криком разбежались врассыпную.
Нож был так близко от шеи Николаса, что он уже почувствовал дыхание смерти, но сумел неожиданным рывком сломать кобуну руку. Тот взвыл от боли, и тут же Линкер нанес ему сильный удар локтем в нос. Заливаясь кровью, кобун откинулся на сиденье и начал постепенно сползать вниз.
Николас оттолкнул парня назад, пытаясь сбросить его ногу с педали газа, сумел вырулить с тротуара на проезжую часть, и «мерседес» оказался на встречной полосе, что было очень опасно.
Лицо Николаса заливал холодный пот, голова кружилась, в ушах шумело. «Нет, — кричал он беззвучно. — Нет, только не теперь!» Он боролся с надвигавшимся приступом Кширы, и ему показалось, что на какое-то мгновение он потерял сознание. Очнувшись, увидел прямо перед собой стремительно надвигавшийся на них огромный трейлер и, отчаявшись добраться до педалей, заглушил двигатель машины.
Сила инерции была столь велика, что и с остановившимся двигателем машина продолжала нестись навстречу грузовику с огромной скоростью. В голове у Николаса гудело, но он старался удерживать руль в правильном положении. Хатта на заднем сиденье продолжал издавать нечеловеческие вопли. Все вокруг слилось в одно яркое пятно, и весь мир стал каким-то новым и странным образом возбуждающим — мимо проносились разноцветные пятна, образы удлинялись и сливались в один стремительно исчезающий росчерк. Это ощущение длилось десятую долю секунды, но принесло удивительное чувство освобождения от всего. Николас слышал, что сердце его бешено билось в груди, но чувства опасности или страха смерти он не испытывал.
В следующее мгновение им чудом удалось избежать столкновения лоб в лоб — грузовик лишь слегка задел «мерседес». Их машину развернуло задом наперед, и, хотя удар был несильным, этого оказалось достаточно, чтобы у Николаса клацнули зубы, а Хатта сильно ударился о спинку переднего сиденья. Теперь, после удара и с заглушенным двигателем, машина двигалась вперед не так быстро, и Линнеру удалось наконец остановить «мерседес» у обочины, когда инерция движения сошла на нет.
В салоне машины воняло кислятиной. До них донесся вой сирен и топот множества ног. Сделав над собой усилие, Николас обернулся и увидел скрюченного на заднем сиденье и тяжело дышащего Хатту. Все заднее сиденье было заблевано.
Вой сирен приближался. Линнер вынул нож и разрезал им куртку и рубашку кобуна, чтобы разглядеть его фантастическую татуировку. Определив его клановую принадлежность, Николас выбрался из машины и открыл заднюю дверцу. Когда к «мерседесу» подъехали полицейские, он предъявил им удостоверение Танаки Джина и вытащил с заднего сиденья трясущегося Хатту.
Невесомый, как поцелуй ангела, дождь падал на лицо Николаса; освежая голову. Огни полицейских машин вспыхивали карнавально-веселым светом, и вокруг них начала собираться толпа зевак. Несколько полицейских принялись разгонять толпу и восстанавливать уличное движение. Остальные молча ждали, что скажет Николас. Подъехала машина скорой медицинской помощи, но никому в голову не пришло предложить помощь Линнеру. Бригада спасателей пыталась извлечь бесчувственное тело кобуна из машины.
На гудронированном покрытии шоссе Николас заметил следы отчаянного торможения, похожие на шрамы, и до него постепенно дошло, что эти следы принадлежат «мерседесу». Он понемногу стал приходить в себя, его мозг заработал с полной ясностью. Николас вдохнул свежий ночной воздух, потом наклонился к Хатте и прошептал:
— Теперь ты в моих руках, предатель. И если не хочешь, чтобы я сию же минуту передал тебя в руки правосудия, будешь делать и говорить сейчас только то, что я тебе прикажу. Понятно?
Хатта кивнул. Его лицо было смертельно бледным и совершенно опустошенным. Николас обернулся к терпеливо ждавшим полицейским и сказал:
— Я готов сделать заявление.
Вест-Палм-Бич — Токио
— Ну да, это я сгоряча так решила, но потом хорошенько обдумала, как нам вернуться.
— Да ты просто свихнулась! Там же полно вооруженных бандитов! Как мы прорвемся в дом?
— Не проблема. Они сами нас пропустят. — Фрэнси заулыбалась. — Приставишь мне к виску пистолет и скажешь, что я сбежала, а ты меня поймал и теперь ведешь назад.
Пол уперся руками в бока.
— Ну-ну, умница, а дальше что?
— Дальше мы найдем мою мамочку и сбежим с ней вместе.
Пол вздохнул:
— Ну конечно, а Бэд Клэмс будет спокойненько сидеть и смотреть, как мы улепетываем...
— Конечно же, нет. Но если он попытается нам помешать, ты пристрелишь его.
Пол рассмеялся:
— Детка, ты слишком хорошо обо мне думаешь.
Фрэнси вскинула подбородок:
— Что, кишка тонка, да?
Чьярамонте так и подпрыгнул на месте:
— Ради Бога, перестань говорить так со мной...
— Как так? — В голосе девочки прозвучали металлические нотки.
Он замахал руками.
— Ну вот, заговорила как мужик, черт бы тебя побрал! Веди себя естественно!
— А Джеки тоже так делала?
Пол поджал губы и со свистом втянул воздух.
— Делала что?
— Она вела себя как девушка?
— Конечно, как девушка!
Это было ложью, и они оба это знали. Пол провел руками по волосам и сел на кровать.
— Черт побери! — Он взглянул на Фрэнси. — Вся моя жизнь пошла наперекосяк с того момента, когда я тебя увидел.
— Она уже давно шла наперекосяк. — Девочка подошла к мини-бару и открыла его. — Хочешь что-нибудь выпить?
— Не-а... ты цены-то видишь? Шесть баксов за банку кока-колы? Да пошли они...
— А тебе-то что? — Она бросила своему спутнику банку обычной кока-колы, а себе взяла диетической. — Ты же не собираешься платить за все это.
Пол засмеялся и отпил глоток. Напиток был почти так же приятен, как и пиво. Он не хотел пить при ней. Может, это было глупо, но он ничего не мог с собой поделать. Чьярамонте относился к Фрэнси, как если бы она была его собственной дочерью.
— И откуда ты взялась такая умная?
— Не такая уж я и умная. Просто очень быстро повзрослела, впрочем, я стала такой мудрой не без посторонней помощи, — брала пример с мамы, дяди Лью, сестры Мэри Роуз, то есть Джеки. — Она положила ногу на ногу и стала тихонько покачивать кончиком туфли. — Когда-то я просто ненавидела ее, называла маленьким фюрером. Правила, дисциплина, закон Божий. Однажды я сказала ей: «Тебе надо было быть часовым мастером или репетитором». Знаешь, что она мне ответила? «Наконец-то я слышу от тебя комплимент». — Фрэнси в задумчивости покачала головой. — Кажется, я тогда что-то швырнула на пол — гипсовую статую Девы Марии или что-то в этом роде. Она разлетелась на тысячу осколков.
— Ну и ну, не очень-то это здорово, — укоризненно произнес Пол.
Фрэнси отпила еще несколько глотков из своей банки.
— Ну да. Но сестра Мэри Роуз никогда не сердилась на меня, что бы я ни выкинула. Теперь-то я понимаю, как это было умно с ее стороны. Помнится, я все пыталась вывести ее из себя, а когда поняла, что это мне не удастся, потеряла всякий интерес к выходкам и перестала безобразничать. — Она сделала еще глоток кока-колы. — А знаешь, что было потом? Повзрослев, я узнала, что Джеки никогда на меня не жаловалась. Однажды мама сказала мне: «Сестра Мэри Роуз говорит, что ты просто ангел. Хотела бы я знать, как она этого добивается». — Фрэнси допила банку и отставила ее в сторону. — Вот тогда-то я и поняла, что сестра Мэри Роуз всегда на моей стороне, несмотря ни на что. Первый раз я увидела ее, когда мне было восемь лет, и с тех пор мы стали регулярно встречаться. Потом, когда появилась эта булимия и всякое такое... ты понимаешь меня?.. Мне нужен был человек, который не стал бы меня судить.
— Ага, а как же тогда все те правила, которым она заставляла тебя подчиняться?
— Но это были не ее правила, Божьи! — Фрэнси молитвенно сложила руки перед грудью. — Потом я нашла в ней родственную душу и полюбила ее. — Девочка засмеялась, но смех прозвучал несколько смущенно. — Представляешь, пока не появился дядя Лью, она, монашка, была единственным человеком, с которым я могла говорить обо всем на свете.
— Дядя Лью? Должно быть, ты говоришь о Лью Кроукере, бывшем полицейском, — сказал Пол.
— Ты знаешь его?
Чьярамонте отрицательно покачал головой:
— Я знаю о нем только то, что слышал от Бэда Клэмса. — Он помолчал немного, — Ты считаешь, он хороший парень?
— Да! — Глаза Фрэнси загорелись.
Пол поставил свою недопитую банку на мини-бар, потом вытер руки о собственные штаны. Вынув пистолет, проверил патроны. Потом убрал пистолет на прежнее место и повернулся к Фрэнси.
— Должно быть, я и сам с тобой совсем сошел с ума, но... — Он криво улыбнулся и покачал головой. — Ладно, давай вернемся и вытащим твою мамочку из этого бандитского гнезда.
* * *
— Ты так прекрасен.Николас улыбнулся хрупкому мужчине европейского типа с короткой стрижкой и чувственными губами.
— Хочешь пойти со мной? Тут как раз неподалеку за углом есть отель любви...
— Извини, — сказал Линнер, — но у меня уже назначена встреча.
— Что ж, может, когда-нибудь в другой раз. — И европеец направился навстречу другому кандидату в спутники до отеля любви.
Николас прошел в бар для гомосексуалистов под названием «Двадцать одна роза» и заказал виски с содовой. Немало глаз было направлено в его сторону, но он не чувствовал себя в опасности. Нансёку, идея любовной страсти между мужчинами, имела в Японии весьма давнюю историю. Среди самураев проявление хоть малейшего интереса и любовной привязанности к женщинам считалось признаком слабости. Иметь в качестве любовника молодого мужчину или даже совсем юного мальчика — эта идея уходила корнями в культуру Древней Греции, где обожествлялись мужские формы и достоинства. В Японии гомосексуализм приписывался влиянию буддистских монахов, выходцев из Китая.
Николас заплатил за виски, повернулся лицом к залу и стал искать Такуо Хатту. О нем шла дурная слава, говорили, что пару раз в неделю он бывает то в одном, то в другом баре для гомосексуалистов, расположенном в этом районе. Жена Хатты сказала Николасу, что мужа нет дома, и он отправился его разыскивать, побывал в нескольких барах и наконец заглянул в «Двадцать одну розу». Мужские пары медленно танцевали на маленькой и тесной площадке. Многие прильнули друг к другу в сладострастном порыве. В помещении было темно и накурено.
Еще дважды Николас получал недвусмысленное предложение, кто-то даже попытался приобнять его, и он уже начинал потихоньку злиться, когда из мужского туалета вышел человек, чем-то похожий на Хатту. Не без труда Николас стал протискиваться сквозь потную толпу переминавшихся с ноги на ногу людей. В это время кто-то успел щипнуть его за ягодицы, а один молодой японец, по виду простой служащий, с обручальным кольцом на пальце, крепко поцеловал в губы.
Вытерпев все это, Линнер пробрался на другой край толпы и увидел, что это был действительно Такуо Хатта. К несчастью, Хатта тоже заметил его. Скрытые стеклами очков глаза его расширились. Расталкивая обнимавшиеся парочки, он пустился наутек; как скользкий угорь, успел пробраться к входной двери и с силой распахнул створки. Николасу казалось, что он действует словно во сне, медленно протискивается сквозь толпу, так медленно, будто ноги его погрузились в зыбучий песок. Отчаянно работая локтями, он все-таки добрался до двери, выскочил на улицу и увидел, как Хатта открыл заднюю дверцу большого черного «мерседеса», стоявшего у обочины. Закричав, Линнер со скоростью спринтера бросился к машине. Хатта быстро оглянулся, его глаза стали огромными от страха, нырнул на заднее сиденье «мерседеса», и водитель рванул машину с места. Раздался пронзительный визг шин, «мерседес» съехал с обочины и тут же врезался в переднее крыло проходившего мимо такси. От удара машина чуть не перевернулась, ее сильно отбросило в сторону.
Воспользовавшись мгновенной задержкой, Николас бросился вперед как раз в то мгновение, когда водитель уже нажимал на газ, прыгнул на машину и вцепился в опущенное стекло дверцы. «Мерседес» помчался по скользкой от дождя улице.
За рулем сидел один из крепких и жилистых кобунов якудзы. Он резко повернул руль, и машина чуть не врезалась на полной скорости во встречный огромный грузовик. Николас больно ударился всем телом о крыло автомобиля, но продолжал висеть на дверце. «Мерседес» как ракета мчался вперед, провожаемый нестройной какофонией автомобильных гудков возмущенных водителей. Кобун уверенной рукой вел машину, с бешеной скоростью мчавшуюся по улицам, заставлял ее резко вилять то в одну, то в другую сторону, пытаясь сбросить Николаса. Каждый раз, когда машина резко кренилась вправо, ботинки Николаса чиркали по гудронированному шоссе. Когда же машина кренилась влево, Николаса резко бросало на противоположную дверцу.
Линнеру удалось просунуть руку в окно машины и покрепче уцепиться за дверцу изнутри, и тут он боковым зрением увидел неясные очертания чего-то темного, быстро надвигавшегося на автомобиль. Повернув голову, он увидел, что это был узкий проход между домами. Именно туда мчался теперь «мерседес», водитель хотел размазать висевшее на дверце тело Николаса о стены домов. Проход был настолько узок, что любая машина могла проехать по нему только впритирку к стенам.
Внезапно передняя фара машины, воткнувшись в покрытую сажей и копотью стену, с грохотом разбилась на множество осколков. Не теряя времени, Линнер опустил ноги, больно ударившись о покрытие дороги, и, оттолкнувшись изо всех сил, перебросил тело на крышу автомобиля. «Мерседес» на огромной скорости мчался по узкому проходу. Его металлический кузов время от времени задевал за стены, и тогда тьма освещалась снопами голубоватых искр и оглашалась скрежетом металла о камень. Лежа на животе на крыше машины, Николас скрюченными до боли пальцами изо всех сил цеплялся за какое-то декоративное ограждение над лобовым стеклом.
Совсем рядом с ним прогремел выстрел, и Линнер чуть было не разжал руки. Затем прогремел еще один, и Николас увидел дыру в крыше. «Ублюдок, он стреляет в меня!» — пронеслось в его голове. Он успел перекатиться на другую сторону крыши, прежде чем грохнул третий выстрел.
Водитель положил пистолет на сиденье рядом с собой и с радостью увидел, что Николас слетел с крыши и упал на дорогу прямо перед машиной. Кобун протянул руку к пистолету, но Николас уже бежал к «мерседесу». Водитель нажал на газ. Проход был так узок, что Линнеру просто некуда было деться, и кобун был уверен, что раздавит врага. Он уже слышал лязг металла и хруст человеческих костей... Однако Николас послал тело вперед и ударил ногами в лобовое стекло. Оно было сделано из безопасного материала и поэтому только растрескалось и провалилось внутрь машины вместе с Николасом. Кобун услышал крик Хатты на заднем сиденье, и тут Линнер ударил по стеклу еще раз. От второго удара защитная пленка нарушилась, и стекло рассыпалось на мелкие осколки, обдав ими людей в машине. Схватив пистолет, кобун выстрелил прямо в надвигающуюся на него фигуру.
Николас слегка оглох от грохота выстрела и даже ощутил горячее пороховое дыхание смерти, услышал треск разрываемой ткани, как будто зацепился за куст рукавом, и почувствовал жгучую боль в плече. Кобун нажал на тормоза, и Николас всем телом сильно ударился о приборный щиток, врезался затылком в проигрыватель лазерных дисков, а ноги его уперлись в коробку передач.
Грудная клетка взорвалась болью, Линнер застонал. Во рту он почувствовал металлический привкус крови, ослепленный болью, услышал второй выстрел и постарался от него уклониться. Глаза кобуна горели лихорадочным огнем. Он был молод, чуть больше двадцати лет, на его обритой наголо голове отчетливо проступали вздувшиеся вены. Глядя в его расширенные зрачки, Николас понял, что водитель был в состоянии наркотического опьянения, что придавало ему нечеловеческие силы.
Кобун ударил Николаса по позвоночнику, намереваясь сломать его. Вместо того чтобы попытаться уклониться от удара, Линнер устремился вперед и перехватил руку кобуна. В пылу драки рукав куртки кобуна задрался вверх, оголив предплечье, покрытое сложной татуировкой ирезуми, которую так любили почти все члены якудзы. Если бы Николас мог увидеть ее всю, он бы определил, к какому клану принадлежал кобун. Однако сейчас ему было не до того. Кобун с силой прижал Николаса спиной к переднему сиденью. Он давил все сильнее в полной уверенности, что теперь-то расправится с непрошеным гостем. Каково же было его удивление, когда Линнеру удалось нанести ему удар ногой прямо в ребра. Раздался громкий хруст. Удивление на лице кобуна сменилось недоверием, а потом разочарованием, граничившим с изумлением, когда он понял, что ему сломали ребра.
Наркотик приглушал чувство боли, и ярость вспыхнула в кобуне с новой силой. Выхватив из-за пояса нож с выбрасывающимся лезвием, он полоснул Николаса по плечу, но тут же получил удар локтем в кадык. Задыхаясь от боли, кобун отчаянно размахивал ножом во все стороны, пока лезвие со звоном не выпало у него из рук на блестящую кожаную поверхность заднего сиденья. Линнер снова ударил кобуна и тут же понял, что совершил ошибку. Нога парня соскользнула с тормозов и судорожным движением вдавила в пол педаль газа. «Мерседес» рванулся вперед, оставляя за собой снопы бело-голубых искр, поочередно чиркая боками о каменные стены. Наконец машина на чудовищной скорости вырвалась из узкого прохода.
На заднем сиденье не переставая кричал Хатта. Николас изо всех сил пытался взять руль в свои руки. Тем временем кобун, изловчившись, достал с дальнего сиденья нож и снова попытался ударить Николаса. Но в тот момент почти неуправляемый «мерседес» врезался в кузов «ниссана», затем, виляя из стороны в сторону, выскочил на тротуар и, подпрыгивая, помчался по нему вперед. Прохожие с криком разбежались врассыпную.
Нож был так близко от шеи Николаса, что он уже почувствовал дыхание смерти, но сумел неожиданным рывком сломать кобуну руку. Тот взвыл от боли, и тут же Линкер нанес ему сильный удар локтем в нос. Заливаясь кровью, кобун откинулся на сиденье и начал постепенно сползать вниз.
Николас оттолкнул парня назад, пытаясь сбросить его ногу с педали газа, сумел вырулить с тротуара на проезжую часть, и «мерседес» оказался на встречной полосе, что было очень опасно.
Лицо Николаса заливал холодный пот, голова кружилась, в ушах шумело. «Нет, — кричал он беззвучно. — Нет, только не теперь!» Он боролся с надвигавшимся приступом Кширы, и ему показалось, что на какое-то мгновение он потерял сознание. Очнувшись, увидел прямо перед собой стремительно надвигавшийся на них огромный трейлер и, отчаявшись добраться до педалей, заглушил двигатель машины.
Сила инерции была столь велика, что и с остановившимся двигателем машина продолжала нестись навстречу грузовику с огромной скоростью. В голове у Николаса гудело, но он старался удерживать руль в правильном положении. Хатта на заднем сиденье продолжал издавать нечеловеческие вопли. Все вокруг слилось в одно яркое пятно, и весь мир стал каким-то новым и странным образом возбуждающим — мимо проносились разноцветные пятна, образы удлинялись и сливались в один стремительно исчезающий росчерк. Это ощущение длилось десятую долю секунды, но принесло удивительное чувство освобождения от всего. Николас слышал, что сердце его бешено билось в груди, но чувства опасности или страха смерти он не испытывал.
В следующее мгновение им чудом удалось избежать столкновения лоб в лоб — грузовик лишь слегка задел «мерседес». Их машину развернуло задом наперед, и, хотя удар был несильным, этого оказалось достаточно, чтобы у Николаса клацнули зубы, а Хатта сильно ударился о спинку переднего сиденья. Теперь, после удара и с заглушенным двигателем, машина двигалась вперед не так быстро, и Линнеру удалось наконец остановить «мерседес» у обочины, когда инерция движения сошла на нет.
В салоне машины воняло кислятиной. До них донесся вой сирен и топот множества ног. Сделав над собой усилие, Николас обернулся и увидел скрюченного на заднем сиденье и тяжело дышащего Хатту. Все заднее сиденье было заблевано.
Вой сирен приближался. Линнер вынул нож и разрезал им куртку и рубашку кобуна, чтобы разглядеть его фантастическую татуировку. Определив его клановую принадлежность, Николас выбрался из машины и открыл заднюю дверцу. Когда к «мерседесу» подъехали полицейские, он предъявил им удостоверение Танаки Джина и вытащил с заднего сиденья трясущегося Хатту.
Невесомый, как поцелуй ангела, дождь падал на лицо Николаса; освежая голову. Огни полицейских машин вспыхивали карнавально-веселым светом, и вокруг них начала собираться толпа зевак. Несколько полицейских принялись разгонять толпу и восстанавливать уличное движение. Остальные молча ждали, что скажет Николас. Подъехала машина скорой медицинской помощи, но никому в голову не пришло предложить помощь Линнеру. Бригада спасателей пыталась извлечь бесчувственное тело кобуна из машины.
На гудронированном покрытии шоссе Николас заметил следы отчаянного торможения, похожие на шрамы, и до него постепенно дошло, что эти следы принадлежат «мерседесу». Он понемногу стал приходить в себя, его мозг заработал с полной ясностью. Николас вдохнул свежий ночной воздух, потом наклонился к Хатте и прошептал:
— Теперь ты в моих руках, предатель. И если не хочешь, чтобы я сию же минуту передал тебя в руки правосудия, будешь делать и говорить сейчас только то, что я тебе прикажу. Понятно?
Хатта кивнул. Его лицо было смертельно бледным и совершенно опустошенным. Николас обернулся к терпеливо ждавшим полицейским и сказал:
— Я готов сделать заявление.
Вест-Палм-Бич — Токио
Двое здоровяков с револьверами 38-го калибра ворвались в номер гостиницы «Аквамарин». Один бросился осматривать ванную, другой — туалет. Затем первый заглянул под кровать, а второй вышел в коридор и подал условный сигнал.
В комнату вошел Чезаре Леонфорте, за ним следовала Веспер.
— Ну, и где этот маленький хорек?
Никто из присутствующих, включая Веспер, не знал, кого он имел в виду — девочку или Пола Чьярамонте.
— Как же они проскользнули мимо вас, черт подери? — спросил Чезаре у одного из здоровяков, у которого были маслянистые вьющиеся волосы и слишком близко посаженные глаза.
— Пол сказал, что малышке хочется кока-колы, и они пошли на кухню в гостевой домик, — сказал тот.
Здоровяк все еще тяжело дышал от быстрого бега на четвертый этаж, в то время как его босс с подружкой поднимались на лифте. Он весь взмок и совершенно обалдел от того, что им не удалось никого обнаружить в комнате. Здоровяк размахивал своим оружием во все стороны, как будто выискивая, кого бы ему пришить.
— Убери свою чертову пушку, — буркнул Чезаре. — В кого ты собрался стрелять, в тараканов, что ли?
— Тогда мы пошли на кухню, — продолжил свой рассказ здоровяк, пряча револьвер в кобуру под мышкой. — Но там никого не нашли. Выбежали на улицу. Ни парни, ни собаки, никто их не видел. Так что мы должны были делать? — Он недоуменно развел руками в стороны.
Чезаре ничего не ответил, он молча рассматривал пустые банки на мини-баре.
— Кока-кола обычная и диетическая, — наконец тихо пробормотал он. — Они здесь были, это точно.
— Но никто не видел, чтобы они выходили отсюда, — сказала Веспер.
— Да, — подтвердил Бэд Клэмс, нахмурившись. — Куда же их понесло?
— Надо искать, — сказал один из здоровяков. Ему не терпелось опробовать свои револьвер в деле.
— Наши люди в аэропортах, на автобусных и железнодорожных вокзалах уже предупреждены, — сказал Чезаре как бы самому себе. — Все фирмы по прокату автомобилей знают, кому позвонить, если среди их клиентов появится человек, чья внешность соответствует описанию Пола Чьярамонте. Угон чужой тачки или же приобретение подержанной исключены. Пол не такой идиот, чтобы рискнуть привлечь к себе внимание полицейских, а на приобретение машины у него не хватит бабок.
— Но ведь ты даже не знаешь, увез ли он девчонку или же она сбежала, а он пытается найти ее, — заметила Веспер.
Чезаре показал на пустые банки и мрачно произнес:
— Они заодно. Уж не знаю, что Пол из себя корчит, но будьте уверены, я заставлю его горько пожалеть об этом. Итак, надо немедленно прочесать все близлежащие улицы, проверить бары, рестораны и гостиницы. Они не могли уйти далеко.
— Мне нужен Акинага, — сказал Николас. — Нужен сегодня же вечером. И можешь поверить, я не отстану от тебя, пока ты не сведешь меня с ним.
Стоя на перекрестке трех центральных улиц, Линнер наблюдал, как дождевые потоки искажали неоновые вывески на широких улицах. Дрожащие очертания делали их похожими на детские воздушные змеи.
— Что это за клуб? Для голубых, что ли?
Хатта метнул в него злой взгляд:
— Это особый, элитный клуб. Его членами является вся верхушка властных и промышленно-финансовых кругов.
Николас тщательно огляделся в поисках какой-нибудь большой сияющей машины, за рулем которой сидел бы кобун якудзы. Такуо Хатту, несомненно, охраняли. Теперь, когда первый пост защиты был уничтожен, Николас не был уверен, что не существует второго или даже третьего защитника, готового в любую минуту вернуть все на свои места. Он вспомнил название клуба — именно перед ним был зарезан в качестве наглядного устрашения Исе Икудзо. Возможно, это сделал Майкл Леонфорте. Интересное совпадение, что и говорить.
— Так ты говоришь, верхушка общества? — переспросил Линнер.
Хатта засмеялся. Он был растрепан, от него дурно пахло. Николас намеренно не дал ему возможности привести себя в порядок, считая, что унижение иногда помогает очистить душу, как никакое иное средство.
Такуо опустил голову.
— Ты знаешь, о чем я говорю. Политики, высшие чиновники, бизнесмены. Руководители низшего и среднего звена туда не допускаются. В этом клубе числятся все сливки общества, поэтому каждый мало-мальски влиятельный человек мечтает стать его членом. Акинага там завсегдатай, это его второй дом.
Николас размышлял. Что-то не давало ему покоя с того момента, когда Хатта признался в истинной природе отношений с Тецуо Акинагой. Тецуо был оябуном клана Сикей, однако кобун, охранявший Хатту, принадлежал, судя по татуировке, к клану Ямаути. После того как последний оябун клана Тати Сидаре был убит, клан управлялся триумвиратом его помощников, потому что ни один из них не сумел добиться достаточной для единоличного правления поддержки внутри самого клана. Возможно, Акинага закидывал удочку, желая узнать: сможет ли он перехватить власть над кланом Ямаути? Ходили слухи, что он пытался взять управление кланом Сидаре в свои руки. К тому же Тецуо по меньшей мере один раз пытался убить Линнера чужими руками.
Наконец Николас сказал:
— Если Акинага часто посещает этот клуб, то другие оябуны якудзы, наверное, тоже не отстают от него?
Хатта утвердительно кивнул:
— Конечно. Почти все остальные оябуны и их помощники тоже бывают там.
— А ты тоже член этого клуба?
Хатта снова замялся, потом утвердительно кивнул. Николас помолчал, глядя на падающие серебряные капли дождя.
— Ты достаточно важная персона, чтобы иметь прямой доступ к Акинаге, — сказал он. — Тебе известно, куда он любит наведываться. Так давай посмотрим, насколько хорошо тебя знают в этом клубе.
Действительно, Хатта оказался членом этого клуба. Ему не нужно было даже показывать свою членскую карточку, его знали в лицо. Николас был зарегистрирован как гость Такуо. Он назвался именем Майкла Леонфорте. Им обоим дали по пластиковой картонке с эмблемой, выполненной лазерной печатью.
— Зачем я тебе здесь нужен? — скулил Хатта, пока они спускались вниз по вытертым ступеням каменной лестницы. — Это все плохо кончится.
— А я и не сомневаюсь. — Линнер подтолкнул Такуо вперед. — Но все началось из-за тебя. Ты хотел убрать Танаку Джина, и теперь, когда дело идет к завершению, логично, если ты будешь присутствовать при этом.
Лестница была освещена мерцающими лампами дневного света, утопленными в ниши, словно в тюрьме, они были закрыты решетками. В неприятном свете этих ламп кожа казалась покрытой восковой бледностью, как у трупа двухнедельной Давности. Грохот рок-музыки пробирал до костей. Они подошли к длинному и узкому коридору, конец которого скрывался где-то в темноте. Каменный пол был слегка приподнят по центру, по бокам журчала темная вода, стекавшая, казалось, со стен, закруглявшихся наверху в подобие готического свода. Николасу показалось, что они попали в глубокое подземелье.
У металлической решетки ворот, напоминавших ворота в крепость, сидел невероятных размеров борец сумо. При приближении гостей он встал, взял протянутые ему пластиковые карточки и проверил их с помощью специального прибора. Затем ворота медленно и совершенно бесшумно повернулись на скрытых шарнирах. Борец отдал им карточки.
Здесь музыка звучала еще громче — первобытная, неистовая. Проход был плотно забит людьми. Протиснувшись сквозь толпу, они оказались в вытянутом в длину помещении. Тепло и влага, которую выделяли сотни человеческих тел, превратили воздух в плотный тропический туман. Разноцветные огни мигали и вспыхивали с определенной периодичностью. Тела танцующих раскачивались как бамбук под порывами ветра.
В комнату вошел Чезаре Леонфорте, за ним следовала Веспер.
— Ну, и где этот маленький хорек?
Никто из присутствующих, включая Веспер, не знал, кого он имел в виду — девочку или Пола Чьярамонте.
— Как же они проскользнули мимо вас, черт подери? — спросил Чезаре у одного из здоровяков, у которого были маслянистые вьющиеся волосы и слишком близко посаженные глаза.
— Пол сказал, что малышке хочется кока-колы, и они пошли на кухню в гостевой домик, — сказал тот.
Здоровяк все еще тяжело дышал от быстрого бега на четвертый этаж, в то время как его босс с подружкой поднимались на лифте. Он весь взмок и совершенно обалдел от того, что им не удалось никого обнаружить в комнате. Здоровяк размахивал своим оружием во все стороны, как будто выискивая, кого бы ему пришить.
— Убери свою чертову пушку, — буркнул Чезаре. — В кого ты собрался стрелять, в тараканов, что ли?
— Тогда мы пошли на кухню, — продолжил свой рассказ здоровяк, пряча револьвер в кобуру под мышкой. — Но там никого не нашли. Выбежали на улицу. Ни парни, ни собаки, никто их не видел. Так что мы должны были делать? — Он недоуменно развел руками в стороны.
Чезаре ничего не ответил, он молча рассматривал пустые банки на мини-баре.
— Кока-кола обычная и диетическая, — наконец тихо пробормотал он. — Они здесь были, это точно.
— Но никто не видел, чтобы они выходили отсюда, — сказала Веспер.
— Да, — подтвердил Бэд Клэмс, нахмурившись. — Куда же их понесло?
— Надо искать, — сказал один из здоровяков. Ему не терпелось опробовать свои револьвер в деле.
— Наши люди в аэропортах, на автобусных и железнодорожных вокзалах уже предупреждены, — сказал Чезаре как бы самому себе. — Все фирмы по прокату автомобилей знают, кому позвонить, если среди их клиентов появится человек, чья внешность соответствует описанию Пола Чьярамонте. Угон чужой тачки или же приобретение подержанной исключены. Пол не такой идиот, чтобы рискнуть привлечь к себе внимание полицейских, а на приобретение машины у него не хватит бабок.
— Но ведь ты даже не знаешь, увез ли он девчонку или же она сбежала, а он пытается найти ее, — заметила Веспер.
Чезаре показал на пустые банки и мрачно произнес:
— Они заодно. Уж не знаю, что Пол из себя корчит, но будьте уверены, я заставлю его горько пожалеть об этом. Итак, надо немедленно прочесать все близлежащие улицы, проверить бары, рестораны и гостиницы. Они не могли уйти далеко.
* * *
— Акинага не отвечает на телефонные звонки, его нельзя беспокоить, — сказал Хатта и повесил трубку телефона-автомата. Сунув руки в карманы и ссутулившись, он ковырял носком ботинка тротуар. — Значит, он отправился в клуб «Два горящих конца».— Мне нужен Акинага, — сказал Николас. — Нужен сегодня же вечером. И можешь поверить, я не отстану от тебя, пока ты не сведешь меня с ним.
Стоя на перекрестке трех центральных улиц, Линнер наблюдал, как дождевые потоки искажали неоновые вывески на широких улицах. Дрожащие очертания делали их похожими на детские воздушные змеи.
— Что это за клуб? Для голубых, что ли?
Хатта метнул в него злой взгляд:
— Это особый, элитный клуб. Его членами является вся верхушка властных и промышленно-финансовых кругов.
Николас тщательно огляделся в поисках какой-нибудь большой сияющей машины, за рулем которой сидел бы кобун якудзы. Такуо Хатту, несомненно, охраняли. Теперь, когда первый пост защиты был уничтожен, Николас не был уверен, что не существует второго или даже третьего защитника, готового в любую минуту вернуть все на свои места. Он вспомнил название клуба — именно перед ним был зарезан в качестве наглядного устрашения Исе Икудзо. Возможно, это сделал Майкл Леонфорте. Интересное совпадение, что и говорить.
— Так ты говоришь, верхушка общества? — переспросил Линнер.
Хатта засмеялся. Он был растрепан, от него дурно пахло. Николас намеренно не дал ему возможности привести себя в порядок, считая, что унижение иногда помогает очистить душу, как никакое иное средство.
Такуо опустил голову.
— Ты знаешь, о чем я говорю. Политики, высшие чиновники, бизнесмены. Руководители низшего и среднего звена туда не допускаются. В этом клубе числятся все сливки общества, поэтому каждый мало-мальски влиятельный человек мечтает стать его членом. Акинага там завсегдатай, это его второй дом.
Николас размышлял. Что-то не давало ему покоя с того момента, когда Хатта признался в истинной природе отношений с Тецуо Акинагой. Тецуо был оябуном клана Сикей, однако кобун, охранявший Хатту, принадлежал, судя по татуировке, к клану Ямаути. После того как последний оябун клана Тати Сидаре был убит, клан управлялся триумвиратом его помощников, потому что ни один из них не сумел добиться достаточной для единоличного правления поддержки внутри самого клана. Возможно, Акинага закидывал удочку, желая узнать: сможет ли он перехватить власть над кланом Ямаути? Ходили слухи, что он пытался взять управление кланом Сидаре в свои руки. К тому же Тецуо по меньшей мере один раз пытался убить Линнера чужими руками.
Наконец Николас сказал:
— Если Акинага часто посещает этот клуб, то другие оябуны якудзы, наверное, тоже не отстают от него?
Хатта утвердительно кивнул:
— Конечно. Почти все остальные оябуны и их помощники тоже бывают там.
— А ты тоже член этого клуба?
Хатта снова замялся, потом утвердительно кивнул. Николас помолчал, глядя на падающие серебряные капли дождя.
— Ты достаточно важная персона, чтобы иметь прямой доступ к Акинаге, — сказал он. — Тебе известно, куда он любит наведываться. Так давай посмотрим, насколько хорошо тебя знают в этом клубе.
Действительно, Хатта оказался членом этого клуба. Ему не нужно было даже показывать свою членскую карточку, его знали в лицо. Николас был зарегистрирован как гость Такуо. Он назвался именем Майкла Леонфорте. Им обоим дали по пластиковой картонке с эмблемой, выполненной лазерной печатью.
— Зачем я тебе здесь нужен? — скулил Хатта, пока они спускались вниз по вытертым ступеням каменной лестницы. — Это все плохо кончится.
— А я и не сомневаюсь. — Линнер подтолкнул Такуо вперед. — Но все началось из-за тебя. Ты хотел убрать Танаку Джина, и теперь, когда дело идет к завершению, логично, если ты будешь присутствовать при этом.
Лестница была освещена мерцающими лампами дневного света, утопленными в ниши, словно в тюрьме, они были закрыты решетками. В неприятном свете этих ламп кожа казалась покрытой восковой бледностью, как у трупа двухнедельной Давности. Грохот рок-музыки пробирал до костей. Они подошли к длинному и узкому коридору, конец которого скрывался где-то в темноте. Каменный пол был слегка приподнят по центру, по бокам журчала темная вода, стекавшая, казалось, со стен, закруглявшихся наверху в подобие готического свода. Николасу показалось, что они попали в глубокое подземелье.
У металлической решетки ворот, напоминавших ворота в крепость, сидел невероятных размеров борец сумо. При приближении гостей он встал, взял протянутые ему пластиковые карточки и проверил их с помощью специального прибора. Затем ворота медленно и совершенно бесшумно повернулись на скрытых шарнирах. Борец отдал им карточки.
Здесь музыка звучала еще громче — первобытная, неистовая. Проход был плотно забит людьми. Протиснувшись сквозь толпу, они оказались в вытянутом в длину помещении. Тепло и влага, которую выделяли сотни человеческих тел, превратили воздух в плотный тропический туман. Разноцветные огни мигали и вспыхивали с определенной периодичностью. Тела танцующих раскачивались как бамбук под порывами ветра.