Ванделер Альберта. Солнечный поцелуй

 
   Вернувшись домой после ланча, Шеннон взялась за уборку. Она уже решила, что предложит Винсенту поужинать не в ресторане, а у нее. Тихо, спокойно, почти по-семейному.
   Впрочем, тихо и спокойно с Винсентом вряд ли получится, с улыбкой подумала она. Тело еще болело после сумасшедшей ночи, а душа уже жаждала новой. При одном только воспоминании о Винсенте Шеннон охватывала сладостная дрожь.
   Прибравшись и поставив в вазу свежие цветы, она отправилась по магазинам.
   Что купить? Что приготовить для романтического ужина? Что нравится Винсенту?
   Поломав голову и не найдя ответа на эти простые вопросы, Шеннон решила положиться на собственный вкус. Креветки в остром соусе с рисом. Фруктовый салат. И… И бутылка калифорнийского.
   Ей повезло — в ближайшем супермаркете за углом нашлось все необходимое. Продавец креветок, живот которого мог вместить, наверное, бочку пива, лукаво подмигнул.
   — Интимный вечерок, да? Хотите разогреть своего паренька?
   — Что-то вроде того, — призналась Шеннон. — Хотя он и без того горяч.
   — О, в этом деле, предосторожность не помешает. Лучше заранее подстраховаться, чем полночи смотреть на храпящего мужчину.
   — И что же порекомендуете? — полюбопытствовала она. — Перепелиные яйца или шпинат?
   — Нет-нет, есть кое-что понадежнее. — Он оглянулся по сторонам и, понизив голос, прошептал: — Верное средство. Стопроцентная гарантия. Прошло полную клиническую апробацию. Потрясающий эффект.
   — Насчет апробации… Вы сами… апробировали? — с сомнением поинтересовалась Шеннон.
   — А как же! Иначе не рекомендовал бы. — Он самодовольно усмехнулся.
   — Хм. И сколько же стоит этот… афродизиак?
   — Стоит, понятное дело, недешево, но к Африке, смею вас уверить, не имеет никакого отношения. Доставлено из джунглей Амазонки. — Он опустил руку в карман и извлек маленький флакончик, наполовину заполненный невзрачным зеленовато-серым порошком. — Только натуральные компоненты.
   — И сколько?
   — Триста долларов. Здесь пять-шесть порций. Растворяется в вине. Действие наступает через полчаса.
   — Ну не знаю…
   Продавец понятливо закивал.
   — Понимаю. Сейчас на рынок пробиться трудно. Но я вам так скажу, кто не рискует…
   — А вдруг здесь какая-нибудь гадость? — продолжала сомневаться Шеннон. — Вроде сушеного помета летучей мыши.
   На лице мужчины появилось выражение оскорбленного достоинства.
   — Я работаю в этом магазине двенадцать лет. Мори — это мое имя — все знают. — Он посмотрел на Шеннон и вдруг усмехнулся. — Впрочем, вы мне нравитесь, а потому я дам вам пробную порцию. Даром.
   — Но…
   — Ничего, ничего. Подождите минутку, сейчас отсыплю. На пробу.
   Через три минуты Шеннон спрятала в сумочку пакетик с пробной порцией зелья, которое, если верить заверениям ее нового знакомого Мори, должно было превратить Винсента в ненасытного любовника.
   — Послезавтра расскажете! — крикнул ей вслед Мори.
   Шеннон остановилась и оглянулась.
   — А почему не завтра?
   — Завтра вам будет не до меня. Она вдруг вернулась.
   — Скажите, а каков состав этой смеси? Мори смущенно почесал кончик носа.
   — Я бы мог сказать, но, поверьте, этого вам лучше не знать.
 
   Она еще раз оглядела свою довольно скудно обставленную гостиную: черный кожаный диван, два кресла в тон ему и телевизор. На тумбочке высокая стеклянная ваза из темно-зеленого стекла с букетом ромашек, на дальней стене картина, изображающая женщину, одиноко стоящую на фоне театра. Деревянный пол блестит — она натерла совсем недавно. На низком кофейном столике откупоренная бутылка вина, два бокала на длинных тонких ножках, широкая ваза с фруктами. Нигде ни пылинки.
   И все-таки что-то не так. Может, плюнуть на все и пойти в ресторан?
   А ты в состоянии себе это позволить? Или рассчитываешь на чужой бумажник?
   Деньги, деньги, деньги… Того, кто их придумал, следовало бы колесовать.
   Ладно, одернула себя Шеннон, хватит ныть. Не так уж все и плохо. Если удастся подписать контракт, доходная часть ее бюджета получит серьезную прибавку.
   Шеннон вздрогнула, услышав пронзительный звонок.
   Винсент!
   Она торопливо схватила трубку.
   — Да?! А, это ты…
   — Я, конечно, кто же еще! — рассмеялась Шейла. — Только что пришла домой и сразу звоню тебе. У нас такие новости! Если стоишь, лучше сядь.
   Шейла могла болтать часами, а потому Шеннон положила рядом с собой сотовый — если Винсент не пробьется по одному телефону, то позвонит по другому.
   — Села. Рассказывай. Только по порядку. Что там у нас? Неужели Бертон подал в отставку?
   — Он еще всех нас пересидит. Нет, это касается Эбернотта. Да-да, нашего нового босса. Представь себе, заявился в редакцию около одиннадцати, помятый, с красными глазами. Не иначе как отрывался напропалую всю ночь. Знаешь, я увидела в нем человека.
   — Так ты к нему не попала? — спросила Шеннон, вспомнив, как подруга тряслась три дня в ожидании аудиенции у шефа.
   — Нет, меня перенесли на завтра. Но дело не в этом, слушай дальше. — Шейла сделала паузу, и из трубки донеслись булькающие звуки. — Не подумай чего, это только пепси. А теперь приготовься. Если сидишь, ухватись за что-нибудь покрепче.
   — Ухватилась.
   — Ну вот, сидим мы с Грегом Бланшетом в приемной у миссис Далтон, дожидаемся, и вдруг… — Шейла сделала паузу, но не ради драматического эффекта, а потому что поперхнулась и закашлялась. — Извини. На чем я остановилась? Ах да… И вдруг входит обалденная красотка и представляется миссис Камиллой Эбернотт. Боже, ты бы ее видела! Уж на что Грег парень спокойный, но и он заволновался.
   Шеннон почувствовала, как отлила от лица кровь. Камилла Эбернотт. Жена Винсента. Бывшая жена. Винсент ведь сказал, что они развелись. Или не развелись? Неужели он солгал ей?
   — Эй, ты меня слушаешь? — повторила Шейла. — Самое интересное впереди. Пробыла она в кабинете минут десять, а когда выходила, то громко так, чтобы все слышали, бросила: «У тебя есть неделя, Винсент. Одна неделя, чтобы урегулировать нашу семейную проблему к взаимному удовольствию». Это я процитировала. Слово в слово. Ты же знаешь, какая у меня память.
   — Знаю, — тупо пробормотала Шеннон.
   Она вдруг почувствовала необъяснимую усталость. От разговоров. От лжи. От разочарования. Жизнь, казалось, только-только начала налаживаться, и вот… Как легко разбиваются надежды. Как быстро рушатся возведенные в мечтах замки. Как больно ранит обман.
   Шейла еще что-то говорила, но Шеннон уже не слушала. Хотелось забиться в темный угол, отгородиться от всего мира, закрыть глаза, заткнуть уши и уснуть.
   — Извини, ко мне пришли, — солгала она. — Я перезвоню позже. Или…
   — Ладно-ладно, беги, — проворчала Шейла, недовольная тем, что ей не дали довести рассказ до конца. — Увидимся завтра. У меня еще куча деталей.
   Завтра? Зачем ей завтра, если оно будет продолжением сегодня? Шеннон отключила все телефоны и устало побрела в спальню.

8

   Шеннон не позвонила. Ни один из указанных в карточке телефонов не отвечал. Уж не случилось ли с ней чего? Черт возьми, могла бы, по крайней мере, сообщить, что у нее все в порядке.
   Раздражение усиливалось, а потом к нему добавилась еще и тревога. Как Винсент ни старался отвлечься, как ни пытался сосредоточиться на работе, ничто не помогало. Мысли постоянно возвращались к Шеннон.
   В половине шестого Винсент вызвал секретаршу.
   — Миссис Далтон, мне нужен адрес Шеннон Ридж. Можете помочь? Это срочно.
   — Да, конечно. Сейчас посмотрю.
   Она вышла и вернулась через пару минут.
   — Есть. — Миссис Далтон положила на стол листок. — Если не ошибаюсь, это в районе Кастро. Найдете?
   — Да. Спасибо, миссис Далтон.
   — Я вам сегодня уже не нужна?
   — Нет, можете идти. Вы и без того перерабатываете.
   Он заставил себя вернуться к бумагам, но через полчаса с досадой отодвинул их в сторону и снова взялся за телефон. Длинные гудки звучали равнодушно и холодно.
   Винсент скрипнул зубами. Черт! Он злился на Камиллу, злился на Шеннон, на весь мир, но больше всего на самого себя.
   Почему он сам не занялся разводом? Почему, зная, что представляет собой Камилла, предоставил ей заниматься таким важным делом? И вообще, каким слепцом надо быть, чтобы жениться на эгоистичной, глупой, жадной, бессердечной, раскрашенной кукле! Что руководило им, когда он решил сделать ей предложение? Неужели примитивный, первобытный инстинкт сильнее логики, ума, здравого смысла и элементарной осторожности? А ведь друзья предупреждали, намекали на то, что у Камиллы на первом месте деньги, на втором тоже деньги, а на третьем удовольствия и развлечения. Почему он пропустил предостережения мимо ушей?
   И вот теперь итогом небрежности, неосторожности и легковерности стала ситуация, когда Камилла загоняет его в угол. Конечно, легче и проще всего рассчитаться с ней, отдать миллион и подвести черту под не самым лучшим эпизодом, но проблема заключалась в том, что у Винсента в данный момент не было таких денег — едва ли не все средства оказались вложенными в покупку газеты.
   Да, ошибки обходятся порой слишком дорого.
   И где гарантия, что он не совершает подобную ошибку с Шеннон? Что ему известно о ней? О ее семье, знакомых? О привычках и вкусах? О прошлом? И кто тот загадочный и бесследно исчезнувший Стивен?
   Размышляя таким образом, Винсент тем не менее ехал к Шеннон.
 
   Ей снился сон.
   По воскресеньям они с матерью всегда ходили в церковь. Вдвоем. Отец, работавший в пожарной службе, предпочитал высыпаться, и его старались не тревожить. Получалось не всегда.
   Мать обычно будила Шеннон в семь часов. Дел было много: умыться, расчесать волосы, выбрать платье и обувь. Впрочем, у матери этих утренних дел набиралось еще больше, и в начале девятого ситуация в доме накалялась. Шеннон, уже причесанная и одетая, не могла долго сидеть на месте и начинала бегать по дому. Мать, причесанная, но еще не одетая, призывала дочь к порядку.
   — Ты разбудишь папу и получишь по попе!
   — Папа никогда меня не тронет!
   — Чем носиться, пошла бы в кухню и приготовила завтрак.
   — Мы все равно не успеем поесть, потому что ты копуша.
   Копушей жену называл мистер Ридж, и Шеннон ужасно нравилось это слово.
   — Я не копуша. А твой папа, который так говорит, просто соня и грубиян.
   Дочь немедленно вступалась за отца:
   — Папа не соня, он много работает. Если бы не он, весь город уже давно бы сгорел.
   — Подумать только!
   В конце концов они все же добирались до кухни, где поспешно завтракали, и выходили из дома.
   Шеннон нравилось ходить в церковь. Там собирались едва ли не все ее подруги, кроме Сары Ратцер, которая, как объяснила мать, исповедовала другую веру. Сидя на жесткой деревянной скамье, Шеннон вертела головой, переглядывалась с другими девочками, а иногда даже строила рожицы мальчишкам. Время от времени детская активность перехлестывала через край, в помещении становилось шумно, и тогда читавший воскресную проповедь священник умолкал, окидывал собравшихся строгим взглядом и качал головой. Родители тут же брали детей в оборот, и порядок на некоторое время восстанавливался.
   После службы они гуляли по парку, делали кое-какие покупки и, усталые, возвращались домой.
   Отец еще спал. Мать отправляла Шеннон переодеваться, а сама шла готовить второй, настоящий завтрак, после чего они вместе будили главу семейства.
   . Шеннон часто снилось то время, потому что, наверное, оно было самым беззаботным и веселым.
   Беззаботность и веселость ушли из дома, когда отец обгорел на пожаре.
   Во сне Шеннон перенеслась в тот день.
   Отец не вернулся с ночной смены. Время шло, ей нужно было идти в школу, но Шеннон упрямо, скованная страхом, сидела у окна и смотрела на дорогу. Мать пыталась скрыть беспокойство, то переходя из комнаты в комнату, то возвращаясь в кухню, к дочери, то скрываясь в спальне, чтобы вытереть слезы.
   Потом к дому подъехала черная машина, из которой вышли начальник пожарной команды и Джек Хиггинс, самый близкий друг отца. Шеннон замерла. Сердце остановилось. Она знала, что случилось что-то страшное, но не могла, не хотела в это верить. Мужчины прошли по дорожке, и Джек позвонил в дверь.
   — Он?..
   Начальник пожарной службы, плотный мужчина в темно-синем костюме с неумело завязанным галстуком, покачал головой, и Шеннон закрыла глаза.
   — Нет, ваш муж жив, миссис Ридж, но… обгорел. Мы хотим, чтобы вы поехали с нами в больницу.
   Они поспешно собрались и побежали к страшной черной машине. Пока ехали, Джек держал руку Шеннон в своей. Их сразу провели в палату. Люди в белых халатах молчали, и от этого становилось еще жутче.
   Они вошли в палату. Сидевшая у кровати медсестра поспешно поднялась и кивнула, приглашая их подойти ближе. Шеннон подошла первой и в растерянности остановилась. То, что лежало на кровати — обмотанное бинтами, с запекшимися губами, черным, как головешка, носом, — не могло быть ее папой! Она посмотрела на медсестру, чтобы сказать, что та ошиблась, что их привели не в ту палату, но тут мать глухо застонала и сползла по стене на пол.
   Не обращая на нее внимания — она инстинктивно чувствовала, что с мамой все в порядке, — Шеннон снова повернулась к кровати и вдруг увидела, как правый глаз лежащего на ней закрылся и открылся. Как будто подмигнул ей.
   — Папа? — недоверчиво спросила она.
   И глаз снова подмигнул.
   Потом было много всего, но в памяти Шеннон остался именно этот эпизод с подмигивающим глазом.
   С того дня она больше не ходила в церковь. И прежняя жизнь закончилась, словно упершееся в тупик шоссе.
 
   Что-то врезалось в сон. Долгий, раздражающе настойчивый писк. Шеннон повернулась на другой бок. Писк продолжался. Она открыла глаза. Подняла голову. Огляделась, пытаясь определить источник звука, и поняла: звонят в дверь.
   Шеннон встала, шлепая босыми ногами по деревянному полу, пересекла гостиную и остановилась у двери. Приподнявшись на цыпочках, посмотрела в глазок. На площадке, нетерпеливо переминаясь, стоял Винсент. Она повернула задвижку, потянула за ручку.
   — Наконец-то! Я уже начал волноваться. Мы же договорились, что созвонимся. — Он сделал шаг вперед, но Шеннон и не подумала уступить ему дорогу. — Что случилось? Ты… ты спала? У тебя кто-то есть?
   Шеннон усмехнулась — типичный для мужчины ход мысли.
   — Ничего не случилось. И у меня никого нет. Я просто устала и хочу отдохнуть.
   — Это из-за Камиллы? Ты решила, что я тебя обманул, да?
   — А если и так? — Шеннон осеклась — получилось слишком громко. Привлекать внимание соседей не хотелось, хотя некоторые из них время от времени тоже позволяли себе пошуметь. — Если и так? Почему ты не подумал, что мне, может быть, не хочется иметь дело с женатым? Есть ведь общие для всех правила. Или, может, подумал, что если купил газету, то приобрел и всех, кто в ней работает?
   Дверь соседней квартиры открылась, и на площадке появилась миссис Доуэр с большим мусорным пакетом. В тот же момент Винсент, воспользовавшись тем, что Шеннон на мгновение утратила бдительность, отодвинул ее плечом и, перешагнув через порог, закрыл за собой дверь.
   — Эй, что ты делаешь?! — возмутилась она. — Я тебя сюда не приглашала! Уходи!
   — А если не уйду? — усмехнулся он, глядя на нее сверху вниз. — Вызовешь полицию? Или выпрыгнешь в окно?
   — Как ты смеешь врываться в чужую квартиру?! — уже во весь голос бушевала Шеннон. — Кем ты себя возомнил, а?! Хозяином жизни? Убирайся или…
   Я никуда не уйду, — негромко, но твердо сказал Винсент. — Не уйду, пока не поговорю с тобой. И чем скорее ты успокоишься, тем быстрее мы закончим.
   — Мне не о чем с тобой разговаривать. У меня просто нет желания…
   Шеннон не успела ничего больше сказать — Винсент одним быстрым движением подхватил ее на руки, запечатал рот поцелуем и понес в спальню.
 
   Прежде чем открыть глаза, он прислушался.
   Тишина редко бывает полной, абсолютной. Может быть, потому что наркотики, которыми его пичкали на протяжении то ли недель, то ли месяцев, обостряли восприятие, может, по какой-то еще причине, но сейчас окружающее пространство было наполнено самыми разными звуками.
   Где-то совсем рядом тикали часы. Пищал комар. Шуршала занавеска. За тонкой, будто сделанной из картона стеной капала вода. В коридоре гудел вентилятор.
   Он слушал долго, несколько минут, но так и не услышал ровных, характерных для дыхания звуков. И только тогда открыл глаза.
   Та же самая тесная комната с единственным закрытым ставнем окном. Та же жесткая деревянная кровать. На тумбочке стакан с водой и будильник. На грязно-белом потолке паутина и трещины.
   Он попытался пошевелиться и обнаружил, что может это сделать: руки и ноги были свободны.
   Но самое главное открытие заключалось в том, что голова работала ясно, мысли не путались, не терялись в тумане.
   Меня зовут Стивен Джерард. Я родился в Дареме, штат Северная Каролина. Мне тридцать шесть лет. И я украл деньги мафии.
   Его обострившийся слух уловил стук двери. Голоса. Звук шагов. Люди — их было трое — поднялись по лестнице, прошли по коридору и остановились. Звякнул ключ. Дверь открылась.
   Стивен закрыл глаза.
 
   Несколько минут они лежали без движения, тяжело дыша, прижавшись друг к другу, приходя в себя. Ураган унесся, оставив после себя изменившийся до неузнаваемости пейзаж, захватив с собой сомнения и страхи. То, что только что произошло между ними, было единственным и бесспорным доказательством взаимных чувств. Других не требовалось.
   То, что Винсент еще не уладил свои Отношения с Камиллой, не имело никакого значения. Как не имело никакого значения и все прочее. Шеннон знала одно: она любит его и он любит ее. То, что случилось, было не просто сексом, не простой физической близостью — они раскрылись друг другу, обнажив самое интимное, поделившись самым сокровенным, не оставив темных уголков, в которых могла бы прятаться ложь.
   Он положил руку ей на грудь.
   Она накрыла его ладонь своей.
   — Я решу все проблемы с Камиллой в течение недели. Обещаю тебе.
   — Не торопись. Это не важно.
   — Важно. Для меня. Для нас обоих. Не хочу, чтобы ты во мне сомневалась. И еще… — Он замолчал, словно не зная, нужно ли продолжать.
   — Что?
   — Давай отыщем Стивена. Шеннон вздохнула.
   — Это тоже не важно.
   — Нет, важно. Для тебя. Ты чувствуешь себя обязанной ему. К тому же я не хочу, чтобы он когда-нибудь появился и…
   — Я не люблю Стивена.
   — Речь не об этом. Мы начнем новую жизнь, но прежде рассчитаемся с прежней.
   — Хорошо, — согласилась Шеннон. — Только я не представляю, где его искать. Стивен никогда не рассказывал мне о себе. Я понятия не имею, чем он занимался и где жил.
   — Но вы же как-то познакомились?
   — Совершенно случайно. — Она помолчала, вспоминая обстоятельства их первой встречи. — Пожалуй, одна зацепка есть. Стивен сказал, что видел меня в модельном агентстве «Ностальжи». Значит, его могут там знать. Мы съездим туда и…
   — В том-то и дело, — подхватил ее мысль Винсент. — У нас нет даже его фотографии. И все же я с тобой согласен, агентство это уже ниточка.
   — Есть и еще одна. Черт, как я могла забыть! — Шеннон даже хлопнула себя по лбу. — Саймон Бертон!
   — Бертон? А он тут при чем? — удивился Винсент.
   — Бертону меня представил именно Стивен. Значит, они знакомы. Только…
   — Предоставь это мне. С Бертоном я как-нибудь разберусь, — пообещал Винсент.
   — Остается ключ с биркой.
   — Я совсем про него забыл! — Винсент посмотрел на часы. — Сейчас всего лишь половина девятого. Поедем к тому парню, о котором я говорил. Уверен, Харви сможет разобраться в этих цифрах. — Он сделал попытку подняться, но Шеннон удержала его за руку. — Что?
   — Ничего. — Она посмотрела ему в глаза. — Просто, раз уж мы оказались в постели, было бы глупо не использовать эту возможность на все сто процентов.
   Винсент медленно покачал головой.
   — Ах ты плутовка! Что ж, не имею ничего против.
 
   Дверь открылась. В комнату вошли двое. Третий остался в коридоре. Стивен расслабился, сделав вид, что спит.
   — Какой хитрый, — рассмеялся один из вошедших. — Да только есть похитрее.
   — Открывай глаза, Стив, нечего притворяться, — с оттенком раздражения сказал другой. — Мы знаем, что ты очнулся. В комнате установлена камера, и за тобой наблюдают двадцать четыре часа в сутки.
   Это могло быть блефом, но, скорее всего, было правдой. К тому же они знали его имя. Они вообще, похоже, знали о нем больше, чем он сам.
   Стивен открыл глаза. Перед ним стояли двое: один среднего роста, пожилой, крепкого телосложения; второй высокий, худой и заметно старше. Одеты оба были почти одинаково: темные, не бросающиеся в глаза костюмы, светлые рубашки, галстуки и черные туфли. А вот выражения лиц… Первый, тот, что пониже, смотрел на Стивена с нескрываемым любопытством и даже с симпатией. Второй — враждебно, с презрительной миной, как на кучку мусора, неизвестным образом оказавшуюся на полу в его гостиной.
   Стивен решил, что наибольшую опасность представляет собой именно первый.
   — Не узнаешь, Стив? — Первый шагнул к кровати. — Не узнаешь старика Чарли? — С минуту он пристально, напряженно всматривался ему в глаза, потом кивнул и быстро переглянулся со вторым. — Да, видно, не узнаешь. Здорово они над тобой поработали. Но будем надеяться на лучшее. Теперь ты у друзей, и тебе ничто не угрожает. Отдохнешь, наберешься сил — глядишь, и вспомнишь. А теперь посмотри на моего приятеля. Его имя Аарон. — Чарли как будто вцепился взглядом в Стивена. — Помнишь Аарона?
   Притворяться не было нужды — он их не помнил.
   — Ладно. — Чарли вздохнул. — Сегодня тебя осмотрит врач, а потом будем решать. — Он потрепал Стивена по руке. — Но и ты постарайся. Напряги память. Нам нужен чемоданчик. Нам очень нужен чемоданчик.
   Я не… — Стивен умолк. Кто это сказал? Кто произнес эти два слова? Неужели он сам? Нет, невероятно! У него же совсем другой голос. Надо повторить. — Я не понимаю, о чем вы говорите. — Да, голос все же принадлежит ему. Хриплый, глухой, незнакомый.
   Чарли и Аарон снова переглянулись.
   — Да-а-а, — протянул первый. — Похоже, серенады ты в ближайшее время распевать не сможешь.
   И тут второй потерял терпение.
   — Хватит причитать, Чарли! — раздраженно бросил он и, наклонившись к Стивену, прошипел ему в лицо: — Напряги память, Стив! Вспомни! Куда ты дел чемодан? У тебя есть трое суток. Не вспомнишь — мы сделаем больно твоей подружке Шеннон. Понял меня?
   Шеннон!
   Все, что память держала под замком в непроницаемом сейфе, выплеснулось наружу, как будто имя девушки было секретным паролем, кодом, магическим заклинанием, отодвинувшим тяжелую плиту.
   Конечно, Шеннон!
   Стивен вспомнил все.
   Имена и фамилии этих двоих.
   Все, что случилось с ним самим.
   Собственное прошлое.
   Чемоданчик.
   И еще очень и очень многое.
   Вероятно, что-то отразилось на его лице, потому что Чарли, он же Чарльз Хэккетт по кличке Бэмби, снова наклонился к Стивену.
   — Ну? Ты ведь что-то вспомнил, да? Стивен покачал головой.
   — Нет. Только…
   — Только что?
   — Я вспомнил, почему тебя прозвали Бэмби. — Он повернулся к длинному. — Я и тебя вспомнил, Аарон. Это ведь ты приказал Дэнни Марчисону выдать мне билет в один конец, верно?
   Секунду или две Чарли смотрел на лежащего на кровати изможденного мужчину, потом перевел взгляд на своего спутника.
   — Что он такое говорит, Аарон?
   — У парня, похоже, крыша поехала, — процедил сквозь зубы длинный. — Идем, Чарли. А этот никуда от нас не денется. — Он повернулся к Стивену. — Если что вспомнишь, постучи в дверь — там Домингес.
   Домингес. Телохранитель Чарли. С ним было связано что-то. Что-то такое, о чем сознание предпочитало не помнить. Стивен попытался встать, но покачнулся и вынужден был снова лечь.
   Дверь захлопнулась. Он снова остался один. Под наблюдением камеры.
   Итак, ему дали три дня. Стивен прекрасно знал, что будет, если он не вернет чемоданчик. Впрочем, если даже и вернет, это ничего не изменит. Мафия не прощает отступников. Значит, нужно, по крайней мере, спасти Шеннон. Женщину, которую он любил. Женщину, ради которой он рискнул всем. И проиграл.
   Ему нужен был план.
 
   — Твой друг живет здесь? — немного удивленно спросила Шеннон, глядя из окна на растянувшиеся вдоль дороги грязные, неухоженные двухэтажные домишки.
   К вечеру на город опустился туман, и машина медленно тащилась по Аквависта-уэй.
   — Да. Не удивляйся, он немного чудаковат. Смотри получше, нам нужен 1540-й.
   — Вижу! — воскликнула через минуту Шеннон. — Вон он! Тот, трехэтажный!
   Оставив «вольво» у тротуара, они направились к обшарпанному мрачному зданию по вымощенной потрескавшимися плитами дорожке. Улица проходила в непосредственной близости от океана, и повсюду пахло сыростью. Через трещины пробивался мох.
   — Ты здесь впервые?
   — Был один раз. Место, что и говорить, не самое приятное.
   Они свернули за угол и оказались во внутреннем дворике, обсаженном оливковыми деревьями. Наверное, сажавшие их люди думали о том, чтобы как-то облагородить это место, но времена наступления цивилизации давно прошли. У сломанной деревянной скамейки валялся когда-то белый, порезанный ножом пластмассовый столик. Чуть дальше на чудом сохранившемся клочке травы чернело пепелище. Мусор, судя по переполненному контейнеру, не вывозили больше недели. В одном из валявшихся рядом мешков возился здоровущий и толстый рыжий кот. Увидев чужаков, он выгнул спину, поднял хвост и злобно зашипел.