Альберта Ванделер
Солнечный поцелуй
1
— Катитесь к черту, мистер Бертон, — с презрительной полуулыбкой процедила Шеннон. — Вы — жалкий, мерзкий, отвратительный старикашка. И если вы думаете, что я прыгну к вам в постель только ради того, чтобы сохранить эту паршивую работу, то сильно ошибаетесь. Я ухожу. Да, ухожу. Вы еще приползете ко мне и будете на коленях умолять вернуться, но… — она подняла руку и покачала пальцем, — я не вернусь. И не просите. Счастливо оставаться.
— Но… но… вы не можете просто так взять и уйти, — жалобно заскулил Саймон Бертон, главный редактор популярной в Сан-Франциско газеты «Ньюс». — У нас контракт и…
— Я пришлю своего адвоката, — решительно перебила его Шеннон. — Разговаривайте с ним. — И, гордо вскинув голову, промаршировала из кабинета, не забыв хлопнуть дверью так, что бронзовая чернильница — упрямый старикан писал только перьевой ручкой — на письменном столе перевернулась и ее содержимое безжалостной волной окатило аккуратно разложенные бумаги.
Так тебе и надо, мстительно подумала Шеннон и открыла глаза. Ничего не скажешь, получилось эффектно. В последнее время она часто разыгрывала эту сцену в своем воображении, каждый раз внося в нее новые детали и доводя до совершенства.
К сожалению, в действительности ситуация выглядела несколько иначе. За окном снимаемой Шеннон квартирки на шестом этаже старого жилого дома в районе Кастро открывался прекрасный вид на бухту. Возможно именно благодаря виду платить за две комнаты с тесной ванной и крохотной кухней приходилось немалые деньги, восемьсот долларов в месяц. Иногда Шеннон опаздывала с оплатой, и тогда управляющий, Джин Забирски, поймав нерадивую квартиросъемщицу, читал ей длинную и нудную лекцию о безответственности, в коей он, Джин, усматривал корень всех бед не только современной Америки, но и всего мира, и обещал применить самые суровые из предусмотренных договором мер. Заканчивался конфликт всегда одинаково: Шеннон обещала внести плату в самые ближайшие дни, а Джин, сменив гнев на милость и проникшись сочувствием к бедняжке, советовал не торопиться.
— Жизнь чертовски вздорожала, — жаловался он, попивая предложенный кофе и оглядывая скромную кухоньку, в которой не могли разойтись даже двое. — Когда я только приехал сюда в шестьдесят девятом, мне хватало трех сотен в месяц, чтобы чувствовать себя королем. А сейчас, если ты зарабатываешь меньше трех тысяч, на тебя смотрят как на неудачника. Помяни мое слово, Шен, дальше будет еще хуже. Америка обречена. Пройдись по улице и прислушайся — вокруг говорят на каких угодно языках, но только не на английском. Каким таксистом может быть парень, еще полгода назад умевший управлять разве что верблюдом! Даже поесть толком невозможно. Фалафель, шакенуки, пельмени… Ты знаешь, что это такое? Мексиканцы, китайцы, арабы, русские… Да, Америка катится в пропасть. Наши внуки будут разговаривать на испанском. Серьезно, я сам недавно об этом читал в каком-то журнале. А телевидение! Что они нам показывают! Не смотрел бы!
Посокрушавшись и допив кофе, Джин уходил, а Шеннон открывала блокнот и садилась за подсчеты.
Хотя она и работала в трех местах, денег катастрофически не хватало. Еще три года назад, сразу по приезде в Сан-Франциско, Шеннон установила для себя строгие правила экономии и завела тетрадь, куда ежедневно записывала все свои расходы. По прошествии двух месяцев выяснилось, что примерно треть заработка уходит на мелочи, без которых вполне можно было бы обойтись. Еще через два месяца, после повторной ревизии, она поняла, что не может обойтись как раз без этих мелочей.
Если не можешь сокращать расходы, увеличивай доходы. Следуя этому правилу, Шеннон огляделась, прикинула и взялась за то, что поначалу рассматривала исключительно в качестве подработки и что со временем увлекло ее полностью: стала вести рубрику «Разговор по душам» в газете «Ньюс».
Душ выплеснул последнюю порцию горячей воды и недовольно заурчал. Зная по собственному опыту, что за этим последует, Шеннон торопливо ополоснула волосы и повернула кран. Где-то в недрах водопроводной системы снова заурчало, забулькало, загудело.
Боже, неужели мне это слушать до конца жизни?
Шеннон наспех вытерлась, накинула халат, купленный в безумном приступе мотовства год назад, после того как Стивен устроил ее в газету. Интересно получилось: халат служит верой и правдой, даже почти не полинял после нескольких стирок, а вот Стивен… Шеннон вздохнула — от любовника остались лишь воспоминания. Впрочем, от иных знакомств остается порой кое-что похуже. А Стивен ведь действительно сделал для нее немало.
Стивен появился в ее жизни в тот самый момент, когда эта самая жизнь, как протараненный торпедой корабль, легла на бок и готовилась пойти ко дну. Шеннон до сих пор во всех деталях помнила то серое ноябрьское утро. Она прожила в Сан-Франциско более двух месяцев и уже начала привыкать и к самому городу с его особой атмосферой, и к сумасшедшим в сравнении с провинциальным Ред-Блаффом ценам, и к необходимости жить в совершенно ином темпе. Конечно, Сан-Франциско не Лос-Анджелес и не Нью-Йорк, где путь к цели напоминает бесконечную гонку с препятствиями, но Шеннон казалось, что она пересела со старенького, мило тарахтящего «форда» на стремительно несущийся по скоростной автостраде «ламборгини».
Но, увы, на первом же повороте она не справилась с управлением, и ее вынесло с автострады на обочину. Сейчас, по прошествии двух лет, Шеннон могла позволить себе улыбнуться, вспоминая ситуацию, в которой оказалась, когда рекламное агентство в лице своего далеко не главного менеджера объявило, что не нуждается в ее услугах. Разумеется, никаких объяснений ей никто давать не собирался, и только тот самый менеджер, щеголеватый молодой человек, снисходительно бросил, что она, Шеннон Ридж, не подходит по типажу.
— Так какого черта вы целый месяц морочили мне голову?! — не выдержала Шеннон. — Зачем нужны были эти дурацкие фотосессии? Эти так называемые пробы? Вы что, не могли сразу сказать, что у меня не тот типаж?
Менеджер, на лацкане пиджака которого висел значок с изображением эмблемы агентства — женского силуэта в объективе видеокамеры — и претенциозным девизом «Бог создал человека — мы делаем его красивым», с кривой усмешкой посмотрел на нее и покачал головой.
— Прямой путь, — мисс Ридж, не всегда самый надежный и короткий. Боюсь, вам еще только предстоит постичь сию простую истину.
Что он хотел этим сказать, она поняла несколько позже, когда одна из новых знакомых, Люси Тревейн, по секрету призналась, какие обходные пути привели ее к заключению двухгодичного контракта.
— Эскорт-услуги? — ужаснулась Шеннон. — Но это же… И ты согласилась?
Люси вспыхнула.
— А как ты думала? Это у птицы есть крылья, а у женщины только… сама знаешь что…
В тот день Шеннон поклялась, что никогда в жизни не переступит порог рекламного или модельного агентства. Еще две недели она держалась на плаву и искала более или менее приемлемую работу, пока не поняла, что нужно либо возвращаться в Ред-Блафф, либо существенно понизить уровень притязаний.
Те две недели мытарств, строжайшей экономии и нарастающего отчаяния стали самым тяжелым периодом в ее двадцатитрехлетней жизни. И вместе с тем суровым, но необходимым уроком.
А потом судьба послала ей Стивена.
Предаваться воспоминаниям за чашечкой свежесваренного утреннего кофе занятие, конечно, приятное, но брошенный на часы взгляд заставил Шеннон поторопиться. Поспешно дожевав оладьи и проглотив то, что еще оставалось в чашке, она расчесала короткие каштановые волосы, сменила халатик на майку с изображением Ди Каприо и светлые джинсы, сунула ноги в кожаные индийские мокасины и, прихватив сумку, выскочила за дверь.
— Доброе утро, мисс Ридж, — приветствовала ее соседка по площадке миссис Доуэр. — Если опаздываете, советую спуститься по лестнице. Лифта нет уже минут пять. В этом доме, похоже, никто ни за что не отвечает. А знаете почему? Потому что наш мэр — демократ. Да, я и сама за него голосовала, как за худшее из зол, но кто же мог подумать…
Политика была любимой темой миссис Доуэр, которая более двадцати лет трудилась в мэрии и за это время прониклась убежденностью в том, что все беды Америки от демократов. В подтверждение своих взглядов она каждый раз приводила в пример последнего президента-демократа Билла Клинтона, «спутавшегося с этой шлюшкой Моникой». Впрочем, его местные однопартийны еще хуже, утверждала старушка, туманно намекая на зловещие оргии, свидетельницей которых ей довелось стать за время работы на благо общества.
— Вы правы, миссис Доуэр, — согласилась Шеннон, не желая вступать в дискуссию на сомнительную тему. — Пожалуй, я так и сделаю.
— Конечно, конечно. Я в ваши годы никогда не пользовалась лифтами. Зато и фигурка была на зависть многим. Не то что у нынешних…
Когда-то Шеннон считала себя романтиком. Со временем, после знакомства с суровой реальностью, взгляды на жизнь претерпели существенную трансформацию, но даже переход в стан прагматиков никак не сказался на ее отношении к городу, в который она влюбилась с первого взгляда.
Богемный и провинциальный, авантюрный и фривольный, старинный, но не старящийся Сан-Франциско крепко впитал в себя ароматы амбиций и страстей, надежд и разочарований всех тех, кого в разное время приводили сюда поиски лучшей доли, покоя и успеха, счастья и богатства. Что бы ни случалось в мире, какие бы кризисы ни сотрясали страну, какие бы землетрясения и бури ни обрушивались на него, город так и остался беззаботным прожигателем жизни, беспечным игроком и космополитом. Говорят, индейцы племени костаноан, обосновавшиеся в этих краях более пяти столетий назад, назвали его «танцующим на краю мира».
На дорогу от дома до деловой части города у Шеннон уходило обычно около двадцати минут. Оставив машину на стоянке, она поднялась на тринадцатый этаж административного здания, где помещалась редакция «Ньюс», и мгновенно погрузилась в ту особую атмосферу, которая свойственна учреждениям творческого профиля.
В «Ньюс» Шеннон оказалась в общем-то случайно и во многом благодаря Стивену. Именно он привел ее к Саймону Бертону, с которым состоял в приятельских отношениях, на место заболевшей ведущей рубрики «Разговор по душам». Бертон неохотно согласился взять незнакомую, практически без рекомендаций женщину, предупредив, что никаких гарантий на будущее не дает. Однако уже через три недели рейтинг рубрики резко устремился вверх, что стало сюрпризом не только для коллектива, встретившего «чужую» довольно настороженно, но и для нее самой. Еще через месяц, когда стало известно, что прежняя ведущая рубрики Лиз Кранц на работу не вернется, Шеннон предложили заключить контракт на год с возможным его продлением.
По прошествии года она подписала новый контракт с «Ньюс» на уже более выгодных для себя условиях. К тому времени Стивен исчез в неизвестном направлении, а его место попытался занять Саймон Бертон, пятидесятидвухлетний отец трех уже взрослых дочерей и примерный супруг. Поначалу Шеннон принимала легкое заигрывание за шутку, но шеф, не получив от ворот поворот, счел это поощрением и перешел к более решительным действиям. Он уже несколько раз приглашал ее в ресторан, намекал на перспективы, которые откроются перед Шеннон, если она будет покладистее, то и дело без всякой на то причины заглядывал в кабинет и вообще вел себя как последний идиот.
По условиям контракта ей надлежало отрабатывать в офисе не менее двенадцати часов в неделю и появляться в понедельник, среду и пятницу. Самым ответственным днем была пятница, когда Шеннон сдавала редактору материалы, рубрики, выходившей во вторничном выпуске. Также в пятницу составлялись рейтинги. На понедельник обычно назначались разного рода организационные мероприятия.
Сегодня была как раз пятница, и Шеннон уже спланировала, чем займется в наступающий уик-энд. Вечером…
Довести мысль до конца не удалось — сворачивая за угол, она врезалась в незнакомого мужчину, с беспечным видом шествовавшего по коридору редакции.
Столкновение наверняка закончилось бы для Шеннон падением на зеленую ковровую дорожку, если бы незнакомец оказался менее проворным. Однако он успел не только вытащить руки из карманов, но и поймать молодую женщину вместе с соскользнувшей с ее плеча сумкой.
— Черт бы вас побрал, — пробормотала Шеннон, выпрямляясь и поднимая голову. — Могли бы… — Дальнейшие слова застряли в горле, потому что на нее смотрел самый красивый в мире мужчина: высокий, спортивного сложения, с ясными серо-голубыми глазами и слегка вьющимися светло-русыми волосами.
Он пожал плечами.
— Извините. Я тут в первый раз. Вы в порядке? Не ушиблись? Если нужно помочь, я полностью в вашем распоряжении.
Голос у него был под стать внешности: густой, низкий, с волнующей хрипотцой. По спине Шеннон пробежали мурашки. Пожалуй, со времен Стивена ни один мужчина не оказывал на нее столь ошеломительного эффекта. И даже Стивен…
— Спасибо. Со мной ничего не случилось. — Она заставила себя отвести взгляд в сторону и только теперь заметила, что незнакомец продолжает поддерживать ее. — Но все же советую быть внимательнее, иначе ваш визит может закончиться для кого-нибудь не столь благополучно.
Учту. — Он усмехнулся и, подняв руку, осторожно провел по ее щеке тыльной стороной ладони. В то же мгновение между ними словно проскочил электрический разряд. — Между прочим, меня зовут Винсент. Вы не могли бы уделить мне несколько минут? Если, конечно, это не нарушит ваши планы.
Больше всего Шеннон не терпела в мужчинах самодовольство и глупость.
— А вы так уверены, что нескольких минут будет достаточно?
В серо-голубых глазах мелькнуло удивление.
— Что вы имеете в виду?
— Неужели непонятно? Обычно мужчинам требуется по крайней мере пара дней, чтобы исполнить ритуальный танец, а уж потом тащить женщину в постель. Могли бы пригласить меня на ланч или прислать цветы домой. Или вы из тех, кто не привык тратить время на ухаживание? Для вас секс нечто вроде спорта, верно? Все средства хороши… на войне как на войне… победителей не судят… Какими еще принципами вы руководствуетесь?
— Э, послушайте… — попытался было возразить незнакомец, но Шеннон было уже не остановить.
Подобное с ней случалось и прежде, но чтобы вот так, без особой на то причины, — это впервые. Наверное, она и сама бы затруднилась объяснить, что ее задело. Может быть, эмоциональный взрыв стал своего рода защитной реакцией?
— Нет, это вы послушайте. — Шеннон ткнула пальцем в его грудь. — В следующий раз, когда вам…
— Мистер Эбернотт! Вот вы где! -Из-за угла коридора появился запыхавшийся Саймон Бер-тон. — А я вас повсюду ищу. — Его взгляд перепрыгнул на Шеннон. — Мисс Ридж? Вы ко мне? С материалами?
— Вообще-то… — Она перевела дыхание. Боже, что с тобой, подруга? С чего ты раскипятилась? Бедняга не сделал ничего плохого, а ты словно с цепи сорвалась.
— Извините, я сейчас занят. Освобожусь минут через сорок, — продолжал главный редактор. — Надеюсь, у вас все готово? Как всегда?
— Конечно, — пробормотала Шеннон.
— Вот и отлично. — С опозданием вспомнив о хороших манерах, Бертон повернулся к назвавшемуся Винсентом мужчине. — Вы уже познакомились? Нет? Мистер Винсент Эбернотт — мисс Шеннон Ридж. Работает недавно, но уже успела неплохо себя зарекомендовать. Разумеется, недостатки есть, но при соответствующем старании…
— Очень приятно. — Эбернотт галантно поклонился, и Шеннон показалась, что по его тонким губам скользнула усмешка.
— Взаимно, — буркнула Шеннон и, резко повернувшись, поспешила по коридору к кабинету, который делила с младшим редактором Шейлой Брунсвик.
— Шеннон у нас второй год, — долетел до нее голос Бертона. — Ведет рубрику «Разговор по душам». Рейтинг…
Голоса смолкли. Странно, с какой это стати Бертон так распрыгался перед этим парнем? Эбернотт… Винсент Эбернотт… В имени и фамилии было что-то знакомое. Шеннон почти не сомневалась, что уже слышала их где-то. Но где и по какому поводу?
— Тебе звонили, — сообщила Шейла, едва Шеннон вошла в комнату. — Приятный голос.
Мужчина, лет тридцати с небольшим. Думаю, брюнет. Уверенный, несомненно успешный. И, по-моему, ты ему нравишься.
— Что же он сказал? — равнодушно поинтересовалась Шеннон, давно привыкшая к необыкновенным способностям подруги.
— Доброе утро. Могу я поговорить с Шеннон? Извините, — процитировала Шейла.
— И на основании этого ты заключила, что у него темные волосы? Может, и состояние бумажника успела оценить?
— У брюнетов и блондинов совершенно разный тембр голоса. Это доказывают научные исследования, проводившиеся в прошлом году в Принстонском университете. Если бы ты читала не только детективы и мелодрамы, а и заглядывала порой в серьезные издания…
— …То могла бы давать нашим читательницам советы, основанные на точном знании психологии, а не на своем скудном личном опыте и туманных представлениях о женском счастье, — закончила Шеннон. — И тогда наши рейтинги…
— …Разбились бы о камни. — Шейла рассмеялась. — Ладно, кофе будешь? Или сразу за работу?
— Кофе? Пожалуй, нет. Между прочим, излишнее, больше трех чашек в день, потребление кофе плохо влияет не только на состояние слизистой желудка и сердечную деятельность, но и портит цвет кожи.
Держу пари на десятку, что ты почерпнула эти познания в «Космополитен», — Шейла усмехнулась. — Только там печатают такую псевдонаучную чушь, рассчитанную на недоучившихся домохозяек.
— А вот и проиграла. В «Гламуре». Так что готовь денежки. — Шеннон села за свой стол, включила компьютер и достала из сумки приготовленные материалы. — Кстати, я только что наткнулась на некоего красавчика, разгуливающего по нашему коридору с видом плантатора, попавшего на выставку современной живописи. Его зовут Винсент Эбернотт, и я уверена, что где-то слышала это имя.
Шейла вскинула голову.
— Что ты сказала? Как его зовут?
— Винсент Эбернотт. По крайней мере, так его назвал Саймон. Мне показалось, что они знакомы.
— Винсент Эбернотт! Шеннон! Могучий Вине! Спасатель! Ну тот, о котором в последнее время много пишут. Он вытаскивает газеты.
Шеннон ахнула — она вспомнила.
— Но… но… вы не можете просто так взять и уйти, — жалобно заскулил Саймон Бертон, главный редактор популярной в Сан-Франциско газеты «Ньюс». — У нас контракт и…
— Я пришлю своего адвоката, — решительно перебила его Шеннон. — Разговаривайте с ним. — И, гордо вскинув голову, промаршировала из кабинета, не забыв хлопнуть дверью так, что бронзовая чернильница — упрямый старикан писал только перьевой ручкой — на письменном столе перевернулась и ее содержимое безжалостной волной окатило аккуратно разложенные бумаги.
Так тебе и надо, мстительно подумала Шеннон и открыла глаза. Ничего не скажешь, получилось эффектно. В последнее время она часто разыгрывала эту сцену в своем воображении, каждый раз внося в нее новые детали и доводя до совершенства.
К сожалению, в действительности ситуация выглядела несколько иначе. За окном снимаемой Шеннон квартирки на шестом этаже старого жилого дома в районе Кастро открывался прекрасный вид на бухту. Возможно именно благодаря виду платить за две комнаты с тесной ванной и крохотной кухней приходилось немалые деньги, восемьсот долларов в месяц. Иногда Шеннон опаздывала с оплатой, и тогда управляющий, Джин Забирски, поймав нерадивую квартиросъемщицу, читал ей длинную и нудную лекцию о безответственности, в коей он, Джин, усматривал корень всех бед не только современной Америки, но и всего мира, и обещал применить самые суровые из предусмотренных договором мер. Заканчивался конфликт всегда одинаково: Шеннон обещала внести плату в самые ближайшие дни, а Джин, сменив гнев на милость и проникшись сочувствием к бедняжке, советовал не торопиться.
— Жизнь чертовски вздорожала, — жаловался он, попивая предложенный кофе и оглядывая скромную кухоньку, в которой не могли разойтись даже двое. — Когда я только приехал сюда в шестьдесят девятом, мне хватало трех сотен в месяц, чтобы чувствовать себя королем. А сейчас, если ты зарабатываешь меньше трех тысяч, на тебя смотрят как на неудачника. Помяни мое слово, Шен, дальше будет еще хуже. Америка обречена. Пройдись по улице и прислушайся — вокруг говорят на каких угодно языках, но только не на английском. Каким таксистом может быть парень, еще полгода назад умевший управлять разве что верблюдом! Даже поесть толком невозможно. Фалафель, шакенуки, пельмени… Ты знаешь, что это такое? Мексиканцы, китайцы, арабы, русские… Да, Америка катится в пропасть. Наши внуки будут разговаривать на испанском. Серьезно, я сам недавно об этом читал в каком-то журнале. А телевидение! Что они нам показывают! Не смотрел бы!
Посокрушавшись и допив кофе, Джин уходил, а Шеннон открывала блокнот и садилась за подсчеты.
Хотя она и работала в трех местах, денег катастрофически не хватало. Еще три года назад, сразу по приезде в Сан-Франциско, Шеннон установила для себя строгие правила экономии и завела тетрадь, куда ежедневно записывала все свои расходы. По прошествии двух месяцев выяснилось, что примерно треть заработка уходит на мелочи, без которых вполне можно было бы обойтись. Еще через два месяца, после повторной ревизии, она поняла, что не может обойтись как раз без этих мелочей.
Если не можешь сокращать расходы, увеличивай доходы. Следуя этому правилу, Шеннон огляделась, прикинула и взялась за то, что поначалу рассматривала исключительно в качестве подработки и что со временем увлекло ее полностью: стала вести рубрику «Разговор по душам» в газете «Ньюс».
Душ выплеснул последнюю порцию горячей воды и недовольно заурчал. Зная по собственному опыту, что за этим последует, Шеннон торопливо ополоснула волосы и повернула кран. Где-то в недрах водопроводной системы снова заурчало, забулькало, загудело.
Боже, неужели мне это слушать до конца жизни?
Шеннон наспех вытерлась, накинула халат, купленный в безумном приступе мотовства год назад, после того как Стивен устроил ее в газету. Интересно получилось: халат служит верой и правдой, даже почти не полинял после нескольких стирок, а вот Стивен… Шеннон вздохнула — от любовника остались лишь воспоминания. Впрочем, от иных знакомств остается порой кое-что похуже. А Стивен ведь действительно сделал для нее немало.
Стивен появился в ее жизни в тот самый момент, когда эта самая жизнь, как протараненный торпедой корабль, легла на бок и готовилась пойти ко дну. Шеннон до сих пор во всех деталях помнила то серое ноябрьское утро. Она прожила в Сан-Франциско более двух месяцев и уже начала привыкать и к самому городу с его особой атмосферой, и к сумасшедшим в сравнении с провинциальным Ред-Блаффом ценам, и к необходимости жить в совершенно ином темпе. Конечно, Сан-Франциско не Лос-Анджелес и не Нью-Йорк, где путь к цели напоминает бесконечную гонку с препятствиями, но Шеннон казалось, что она пересела со старенького, мило тарахтящего «форда» на стремительно несущийся по скоростной автостраде «ламборгини».
Но, увы, на первом же повороте она не справилась с управлением, и ее вынесло с автострады на обочину. Сейчас, по прошествии двух лет, Шеннон могла позволить себе улыбнуться, вспоминая ситуацию, в которой оказалась, когда рекламное агентство в лице своего далеко не главного менеджера объявило, что не нуждается в ее услугах. Разумеется, никаких объяснений ей никто давать не собирался, и только тот самый менеджер, щеголеватый молодой человек, снисходительно бросил, что она, Шеннон Ридж, не подходит по типажу.
— Так какого черта вы целый месяц морочили мне голову?! — не выдержала Шеннон. — Зачем нужны были эти дурацкие фотосессии? Эти так называемые пробы? Вы что, не могли сразу сказать, что у меня не тот типаж?
Менеджер, на лацкане пиджака которого висел значок с изображением эмблемы агентства — женского силуэта в объективе видеокамеры — и претенциозным девизом «Бог создал человека — мы делаем его красивым», с кривой усмешкой посмотрел на нее и покачал головой.
— Прямой путь, — мисс Ридж, не всегда самый надежный и короткий. Боюсь, вам еще только предстоит постичь сию простую истину.
Что он хотел этим сказать, она поняла несколько позже, когда одна из новых знакомых, Люси Тревейн, по секрету призналась, какие обходные пути привели ее к заключению двухгодичного контракта.
— Эскорт-услуги? — ужаснулась Шеннон. — Но это же… И ты согласилась?
Люси вспыхнула.
— А как ты думала? Это у птицы есть крылья, а у женщины только… сама знаешь что…
В тот день Шеннон поклялась, что никогда в жизни не переступит порог рекламного или модельного агентства. Еще две недели она держалась на плаву и искала более или менее приемлемую работу, пока не поняла, что нужно либо возвращаться в Ред-Блафф, либо существенно понизить уровень притязаний.
Те две недели мытарств, строжайшей экономии и нарастающего отчаяния стали самым тяжелым периодом в ее двадцатитрехлетней жизни. И вместе с тем суровым, но необходимым уроком.
А потом судьба послала ей Стивена.
Предаваться воспоминаниям за чашечкой свежесваренного утреннего кофе занятие, конечно, приятное, но брошенный на часы взгляд заставил Шеннон поторопиться. Поспешно дожевав оладьи и проглотив то, что еще оставалось в чашке, она расчесала короткие каштановые волосы, сменила халатик на майку с изображением Ди Каприо и светлые джинсы, сунула ноги в кожаные индийские мокасины и, прихватив сумку, выскочила за дверь.
— Доброе утро, мисс Ридж, — приветствовала ее соседка по площадке миссис Доуэр. — Если опаздываете, советую спуститься по лестнице. Лифта нет уже минут пять. В этом доме, похоже, никто ни за что не отвечает. А знаете почему? Потому что наш мэр — демократ. Да, я и сама за него голосовала, как за худшее из зол, но кто же мог подумать…
Политика была любимой темой миссис Доуэр, которая более двадцати лет трудилась в мэрии и за это время прониклась убежденностью в том, что все беды Америки от демократов. В подтверждение своих взглядов она каждый раз приводила в пример последнего президента-демократа Билла Клинтона, «спутавшегося с этой шлюшкой Моникой». Впрочем, его местные однопартийны еще хуже, утверждала старушка, туманно намекая на зловещие оргии, свидетельницей которых ей довелось стать за время работы на благо общества.
— Вы правы, миссис Доуэр, — согласилась Шеннон, не желая вступать в дискуссию на сомнительную тему. — Пожалуй, я так и сделаю.
— Конечно, конечно. Я в ваши годы никогда не пользовалась лифтами. Зато и фигурка была на зависть многим. Не то что у нынешних…
Когда-то Шеннон считала себя романтиком. Со временем, после знакомства с суровой реальностью, взгляды на жизнь претерпели существенную трансформацию, но даже переход в стан прагматиков никак не сказался на ее отношении к городу, в который она влюбилась с первого взгляда.
Богемный и провинциальный, авантюрный и фривольный, старинный, но не старящийся Сан-Франциско крепко впитал в себя ароматы амбиций и страстей, надежд и разочарований всех тех, кого в разное время приводили сюда поиски лучшей доли, покоя и успеха, счастья и богатства. Что бы ни случалось в мире, какие бы кризисы ни сотрясали страну, какие бы землетрясения и бури ни обрушивались на него, город так и остался беззаботным прожигателем жизни, беспечным игроком и космополитом. Говорят, индейцы племени костаноан, обосновавшиеся в этих краях более пяти столетий назад, назвали его «танцующим на краю мира».
На дорогу от дома до деловой части города у Шеннон уходило обычно около двадцати минут. Оставив машину на стоянке, она поднялась на тринадцатый этаж административного здания, где помещалась редакция «Ньюс», и мгновенно погрузилась в ту особую атмосферу, которая свойственна учреждениям творческого профиля.
В «Ньюс» Шеннон оказалась в общем-то случайно и во многом благодаря Стивену. Именно он привел ее к Саймону Бертону, с которым состоял в приятельских отношениях, на место заболевшей ведущей рубрики «Разговор по душам». Бертон неохотно согласился взять незнакомую, практически без рекомендаций женщину, предупредив, что никаких гарантий на будущее не дает. Однако уже через три недели рейтинг рубрики резко устремился вверх, что стало сюрпризом не только для коллектива, встретившего «чужую» довольно настороженно, но и для нее самой. Еще через месяц, когда стало известно, что прежняя ведущая рубрики Лиз Кранц на работу не вернется, Шеннон предложили заключить контракт на год с возможным его продлением.
По прошествии года она подписала новый контракт с «Ньюс» на уже более выгодных для себя условиях. К тому времени Стивен исчез в неизвестном направлении, а его место попытался занять Саймон Бертон, пятидесятидвухлетний отец трех уже взрослых дочерей и примерный супруг. Поначалу Шеннон принимала легкое заигрывание за шутку, но шеф, не получив от ворот поворот, счел это поощрением и перешел к более решительным действиям. Он уже несколько раз приглашал ее в ресторан, намекал на перспективы, которые откроются перед Шеннон, если она будет покладистее, то и дело без всякой на то причины заглядывал в кабинет и вообще вел себя как последний идиот.
По условиям контракта ей надлежало отрабатывать в офисе не менее двенадцати часов в неделю и появляться в понедельник, среду и пятницу. Самым ответственным днем была пятница, когда Шеннон сдавала редактору материалы, рубрики, выходившей во вторничном выпуске. Также в пятницу составлялись рейтинги. На понедельник обычно назначались разного рода организационные мероприятия.
Сегодня была как раз пятница, и Шеннон уже спланировала, чем займется в наступающий уик-энд. Вечером…
Довести мысль до конца не удалось — сворачивая за угол, она врезалась в незнакомого мужчину, с беспечным видом шествовавшего по коридору редакции.
Столкновение наверняка закончилось бы для Шеннон падением на зеленую ковровую дорожку, если бы незнакомец оказался менее проворным. Однако он успел не только вытащить руки из карманов, но и поймать молодую женщину вместе с соскользнувшей с ее плеча сумкой.
— Черт бы вас побрал, — пробормотала Шеннон, выпрямляясь и поднимая голову. — Могли бы… — Дальнейшие слова застряли в горле, потому что на нее смотрел самый красивый в мире мужчина: высокий, спортивного сложения, с ясными серо-голубыми глазами и слегка вьющимися светло-русыми волосами.
Он пожал плечами.
— Извините. Я тут в первый раз. Вы в порядке? Не ушиблись? Если нужно помочь, я полностью в вашем распоряжении.
Голос у него был под стать внешности: густой, низкий, с волнующей хрипотцой. По спине Шеннон пробежали мурашки. Пожалуй, со времен Стивена ни один мужчина не оказывал на нее столь ошеломительного эффекта. И даже Стивен…
— Спасибо. Со мной ничего не случилось. — Она заставила себя отвести взгляд в сторону и только теперь заметила, что незнакомец продолжает поддерживать ее. — Но все же советую быть внимательнее, иначе ваш визит может закончиться для кого-нибудь не столь благополучно.
Учту. — Он усмехнулся и, подняв руку, осторожно провел по ее щеке тыльной стороной ладони. В то же мгновение между ними словно проскочил электрический разряд. — Между прочим, меня зовут Винсент. Вы не могли бы уделить мне несколько минут? Если, конечно, это не нарушит ваши планы.
Больше всего Шеннон не терпела в мужчинах самодовольство и глупость.
— А вы так уверены, что нескольких минут будет достаточно?
В серо-голубых глазах мелькнуло удивление.
— Что вы имеете в виду?
— Неужели непонятно? Обычно мужчинам требуется по крайней мере пара дней, чтобы исполнить ритуальный танец, а уж потом тащить женщину в постель. Могли бы пригласить меня на ланч или прислать цветы домой. Или вы из тех, кто не привык тратить время на ухаживание? Для вас секс нечто вроде спорта, верно? Все средства хороши… на войне как на войне… победителей не судят… Какими еще принципами вы руководствуетесь?
— Э, послушайте… — попытался было возразить незнакомец, но Шеннон было уже не остановить.
Подобное с ней случалось и прежде, но чтобы вот так, без особой на то причины, — это впервые. Наверное, она и сама бы затруднилась объяснить, что ее задело. Может быть, эмоциональный взрыв стал своего рода защитной реакцией?
— Нет, это вы послушайте. — Шеннон ткнула пальцем в его грудь. — В следующий раз, когда вам…
— Мистер Эбернотт! Вот вы где! -Из-за угла коридора появился запыхавшийся Саймон Бер-тон. — А я вас повсюду ищу. — Его взгляд перепрыгнул на Шеннон. — Мисс Ридж? Вы ко мне? С материалами?
— Вообще-то… — Она перевела дыхание. Боже, что с тобой, подруга? С чего ты раскипятилась? Бедняга не сделал ничего плохого, а ты словно с цепи сорвалась.
— Извините, я сейчас занят. Освобожусь минут через сорок, — продолжал главный редактор. — Надеюсь, у вас все готово? Как всегда?
— Конечно, — пробормотала Шеннон.
— Вот и отлично. — С опозданием вспомнив о хороших манерах, Бертон повернулся к назвавшемуся Винсентом мужчине. — Вы уже познакомились? Нет? Мистер Винсент Эбернотт — мисс Шеннон Ридж. Работает недавно, но уже успела неплохо себя зарекомендовать. Разумеется, недостатки есть, но при соответствующем старании…
— Очень приятно. — Эбернотт галантно поклонился, и Шеннон показалась, что по его тонким губам скользнула усмешка.
— Взаимно, — буркнула Шеннон и, резко повернувшись, поспешила по коридору к кабинету, который делила с младшим редактором Шейлой Брунсвик.
— Шеннон у нас второй год, — долетел до нее голос Бертона. — Ведет рубрику «Разговор по душам». Рейтинг…
Голоса смолкли. Странно, с какой это стати Бертон так распрыгался перед этим парнем? Эбернотт… Винсент Эбернотт… В имени и фамилии было что-то знакомое. Шеннон почти не сомневалась, что уже слышала их где-то. Но где и по какому поводу?
— Тебе звонили, — сообщила Шейла, едва Шеннон вошла в комнату. — Приятный голос.
Мужчина, лет тридцати с небольшим. Думаю, брюнет. Уверенный, несомненно успешный. И, по-моему, ты ему нравишься.
— Что же он сказал? — равнодушно поинтересовалась Шеннон, давно привыкшая к необыкновенным способностям подруги.
— Доброе утро. Могу я поговорить с Шеннон? Извините, — процитировала Шейла.
— И на основании этого ты заключила, что у него темные волосы? Может, и состояние бумажника успела оценить?
— У брюнетов и блондинов совершенно разный тембр голоса. Это доказывают научные исследования, проводившиеся в прошлом году в Принстонском университете. Если бы ты читала не только детективы и мелодрамы, а и заглядывала порой в серьезные издания…
— …То могла бы давать нашим читательницам советы, основанные на точном знании психологии, а не на своем скудном личном опыте и туманных представлениях о женском счастье, — закончила Шеннон. — И тогда наши рейтинги…
— …Разбились бы о камни. — Шейла рассмеялась. — Ладно, кофе будешь? Или сразу за работу?
— Кофе? Пожалуй, нет. Между прочим, излишнее, больше трех чашек в день, потребление кофе плохо влияет не только на состояние слизистой желудка и сердечную деятельность, но и портит цвет кожи.
Держу пари на десятку, что ты почерпнула эти познания в «Космополитен», — Шейла усмехнулась. — Только там печатают такую псевдонаучную чушь, рассчитанную на недоучившихся домохозяек.
— А вот и проиграла. В «Гламуре». Так что готовь денежки. — Шеннон села за свой стол, включила компьютер и достала из сумки приготовленные материалы. — Кстати, я только что наткнулась на некоего красавчика, разгуливающего по нашему коридору с видом плантатора, попавшего на выставку современной живописи. Его зовут Винсент Эбернотт, и я уверена, что где-то слышала это имя.
Шейла вскинула голову.
— Что ты сказала? Как его зовут?
— Винсент Эбернотт. По крайней мере, так его назвал Саймон. Мне показалось, что они знакомы.
— Винсент Эбернотт! Шеннон! Могучий Вине! Спасатель! Ну тот, о котором в последнее время много пишут. Он вытаскивает газеты.
Шеннон ахнула — она вспомнила.
2
Звезда Винсента Эбернотта взошла неожиданно и стремительно. Пять лет назад далласская «Стар», влачившая до тех пор жалкое существование и не пользовавшаяся популярностью даже в родном Техасе, ворвалась вдруг в десятку наиболее влиятельных газет штата, за год вдвое увеличив тираж. Автором чуда в журналистских кругах называли некоего молодого и амбициозного менеджера, выпускника Йельского университета. Не прошло и двух лет, как чудо повторилось уже в скромной Монтане. Конечно, успех провинциальной «Рипорт», едва ли не единственного печатного органа городка Грейт-Фаллс, прошел практически мимо внимания широкой общественности, но знатоки знали: газета просто прыгнула выше головы. Утроение тиража, привлечение имеющих общенациональную известность авторов, совершенно новый, можно сказать, революционный способ подачи информации, ликвидация долгов… Опыт «Стар» и «Рипорт» наглядно свидетельствовал — провинциальная газета может приносить прибыль и при этом оставаться независимой. Имя творца очередного успеха одни произносили с уважением, другие с завистью: Винсент Эбернотт. Разумеется, нашлись и критики, утверждавшие, что ничего особенного не произошло, что Эбернотт использует давно известные технологии и обязан своими достижениями неким закулисным махинаторам, создающим дутую знаменитость, что он закачивает в провинциальные листки собственные средства, создавая мыльные пузыри, которые неминуемо лопнут, как только иссякнет подпитывающий их финансовый источник.
И тогда Винсент Эбернотт совершил третье чудо. На этот раз он реанимировал не что-нибудь, а лос-анджелесскую «Пасифик тайме». И не просто реанимировал, а вернул в десятку самых популярных изданий Тихоокеанского побережья. Критики умолкли, а Винсент стал знаменитостью. Могучий Вине, Спасатель, Реаниматор — как только ни называли новоявленного гения менеджмента.
И вот он объявился в Сан-Франциско.
Зачем?
Неужели его цель — «Ньюс»?
Странное дело, Саймон Бертон не предпринял ни малейшей попытки задержать Шеннон. Более того, у нее сложилось впечатление, что он вообще хочет избавиться от нее как можно скорее.
— Да-да, все хорошо. Вы молодец, мисс Ридж. У меня нет никаких замечаний.
С трудом скрывая удивление, Шеннон встала со стула.
— Так я могу идти?
Бертон даже не поднял головы — похоже, у него появились другие заботы.
— Конечно, идите.
— Тогда до понедельника, мистер Бертон?
— Да-да, до понедельника, мисс Ридж. Шеннон поспешно выскользнула за дверь, все еще опасаясь, что в последний момент редактор очнется, выйдет из транса и попросит задержаться, чтобы возобновить скучную, бесперспективную осаду.
Шейлы в кабинете уже не было — она всегда уходила с работы ровно в пять минут шестого, — а потому Шеннон схватила со стула сумку, проверила, выключен ли компьютер, заглянула в ящики стола и вышла в коридор. В тот самый момент, когда дверь захлопнулась и щелкнул замок, в офисе зазвонил телефон.
Возвращаться плохая примета, и Шеннон, поколебавшись, все же направилась к лифту.
Звонили Шеннон много. Те, кому нравилась ее рубрика. Те, кто ее терпеть не мог. Звонили поклонники прежней ведущей Лизы Кранц. Иногда Шеннон приходилось отвечать в день на два или даже три десятка звонков. Некоторые проливались бальзамом на душу, после других хотелось как можно скорее встать под душ. На первых порах было особенно трудно. Шеннон до сих пор помнила звонок некоей особы, обвинившей ее в подкопе под Лизу. Она пыталась оправдываться, но незнакомка только распалялась, и в конце концов Шейла, заметив состояние коллеги, просто выхватила трубку из ее онемевших пальцев и бросила на рычаг.
— Если будешь принимать звонки слишком близко к сердцу, долго не протянешь.
— Боже, ты бы знала, что она мне говорила, какими словами называла… — Шеннон постаралась перевести дух. — И откуда в человеке столько злости?
— Отрицательных эмоций хватает у каждого. Одни не дают им выхода, копят в себе, а потом, когда масса достигает критического уровня, сходят с рельсов и отправляются поправить нервишки в какую-нибудь недешевую клинику. Другие выплескивают негатив на окружающих и живут до ста лет. Так что привыкай.
— Разве можно привыкнуть к такому? Привыкнуть к тому, что на тебя кричат? Оскорбляют?
Шейла с сожалением посмотрела на нее и покачала головой.
— Дорогуша, нравится тебе это или нет, но ты теперь публичный человек со всеми полагающимися статусу плюсами и минусами. Так что или смирись и попытайся не обращать внимания на такие вот всплески, или уходи.
Шеннон помолчала, обдумывая услышанное, потом осторожно спросила:
— А что моя предшественница? С ней тоже такое случалось?
— Лиз вела рубрику четыре года, — спокойно ответила Шейла. — С ней много чего случалось. Лиз — очень откровенный человек и не стеснялась высказывать свое мнение по самым острым проблемам. Иногда ей крепко доставалось. Но не все так плохо. В конце концов, если бы не рубрика, она бы так и не познакомилась со своим нынешним мужем.
— Вот как? Расскажешь?
— Как-нибудь в другой раз.
Постепенно Шеннон выработала свою линию поведения — она научилась распознавать плохие звонки по первым же ноткам голоса абонента и просто отключала внимание. Теперь этот прием она довела почти до автоматизма. Иногда определять характер звонка удавалось еще до того, как она снимала трубку.
Сейчас, идя к лифту и вслушиваясь в удаляющиеся трели, Шеннон чувствовала, что совершила серьезную ошибку, что этот звонок нес некую важную информацию, может быть, даже предупреждение.
Дважды в неделю Шеннон посещала спортзал. Во вторник — аэробика, в пятницу — фехтование. Фехтованием она занялась еще в школе и, перебравшись в Сан-Франциско, не отказалась от давнего увлечения. Конечно, многие предпочитают посвящать пятничный вечер более интересным, на их взгляд, занятиям, но Шеннон, пропустив однажды визит в спортзал, чувствовала себя потом совершенно не в своей тарелке. Вот почему, отправляясь в пятницу на работу, она всегда захватывала с собой спортивный костюм и обувь.
Когда Шеннон вышла из раздевалки, держа в одной руке защитную маску, а в другой рапиру, занятия еще не начались. Несколько членов тренирующейся в этом же зале олимпийской команды делали упражнения на растяжку. Одни отрабатывали защиту, другие наносили удары, делая стремительные выпады. Наблюдая за ними, Шеннон, как всегда, по-хорошему позавидовала людям, сумевшим довести мастерство почти до совершенства.
В этот раз ей почему-то никак не удавалось сосредоточиться. Партнер, Клайв, верзила лет двадцати, из начинающих, очевидно, надеялся победить исключительно за счет силы. Шеннон же хорошо знала, что в фехтовании важно другое: точность, хладнокровие, расчет, стратегия. Тот, кто полагается на силу, становится обычно медлительным и не способным на внезапный маневр.
Отразив очередную, неподготовленную и оттого неудачную атаку противника, Шеннон позволила себе оглядеться. Слева и справа звенели рапиры, слышались короткие, резкие возгласы, практически неотличимые одна от другой фигурки двигались синхронно, ритмично, как заведенные автоматы.
И тогда Винсент Эбернотт совершил третье чудо. На этот раз он реанимировал не что-нибудь, а лос-анджелесскую «Пасифик тайме». И не просто реанимировал, а вернул в десятку самых популярных изданий Тихоокеанского побережья. Критики умолкли, а Винсент стал знаменитостью. Могучий Вине, Спасатель, Реаниматор — как только ни называли новоявленного гения менеджмента.
И вот он объявился в Сан-Франциско.
Зачем?
Неужели его цель — «Ньюс»?
Странное дело, Саймон Бертон не предпринял ни малейшей попытки задержать Шеннон. Более того, у нее сложилось впечатление, что он вообще хочет избавиться от нее как можно скорее.
— Да-да, все хорошо. Вы молодец, мисс Ридж. У меня нет никаких замечаний.
С трудом скрывая удивление, Шеннон встала со стула.
— Так я могу идти?
Бертон даже не поднял головы — похоже, у него появились другие заботы.
— Конечно, идите.
— Тогда до понедельника, мистер Бертон?
— Да-да, до понедельника, мисс Ридж. Шеннон поспешно выскользнула за дверь, все еще опасаясь, что в последний момент редактор очнется, выйдет из транса и попросит задержаться, чтобы возобновить скучную, бесперспективную осаду.
Шейлы в кабинете уже не было — она всегда уходила с работы ровно в пять минут шестого, — а потому Шеннон схватила со стула сумку, проверила, выключен ли компьютер, заглянула в ящики стола и вышла в коридор. В тот самый момент, когда дверь захлопнулась и щелкнул замок, в офисе зазвонил телефон.
Возвращаться плохая примета, и Шеннон, поколебавшись, все же направилась к лифту.
Звонили Шеннон много. Те, кому нравилась ее рубрика. Те, кто ее терпеть не мог. Звонили поклонники прежней ведущей Лизы Кранц. Иногда Шеннон приходилось отвечать в день на два или даже три десятка звонков. Некоторые проливались бальзамом на душу, после других хотелось как можно скорее встать под душ. На первых порах было особенно трудно. Шеннон до сих пор помнила звонок некоей особы, обвинившей ее в подкопе под Лизу. Она пыталась оправдываться, но незнакомка только распалялась, и в конце концов Шейла, заметив состояние коллеги, просто выхватила трубку из ее онемевших пальцев и бросила на рычаг.
— Если будешь принимать звонки слишком близко к сердцу, долго не протянешь.
— Боже, ты бы знала, что она мне говорила, какими словами называла… — Шеннон постаралась перевести дух. — И откуда в человеке столько злости?
— Отрицательных эмоций хватает у каждого. Одни не дают им выхода, копят в себе, а потом, когда масса достигает критического уровня, сходят с рельсов и отправляются поправить нервишки в какую-нибудь недешевую клинику. Другие выплескивают негатив на окружающих и живут до ста лет. Так что привыкай.
— Разве можно привыкнуть к такому? Привыкнуть к тому, что на тебя кричат? Оскорбляют?
Шейла с сожалением посмотрела на нее и покачала головой.
— Дорогуша, нравится тебе это или нет, но ты теперь публичный человек со всеми полагающимися статусу плюсами и минусами. Так что или смирись и попытайся не обращать внимания на такие вот всплески, или уходи.
Шеннон помолчала, обдумывая услышанное, потом осторожно спросила:
— А что моя предшественница? С ней тоже такое случалось?
— Лиз вела рубрику четыре года, — спокойно ответила Шейла. — С ней много чего случалось. Лиз — очень откровенный человек и не стеснялась высказывать свое мнение по самым острым проблемам. Иногда ей крепко доставалось. Но не все так плохо. В конце концов, если бы не рубрика, она бы так и не познакомилась со своим нынешним мужем.
— Вот как? Расскажешь?
— Как-нибудь в другой раз.
Постепенно Шеннон выработала свою линию поведения — она научилась распознавать плохие звонки по первым же ноткам голоса абонента и просто отключала внимание. Теперь этот прием она довела почти до автоматизма. Иногда определять характер звонка удавалось еще до того, как она снимала трубку.
Сейчас, идя к лифту и вслушиваясь в удаляющиеся трели, Шеннон чувствовала, что совершила серьезную ошибку, что этот звонок нес некую важную информацию, может быть, даже предупреждение.
Дважды в неделю Шеннон посещала спортзал. Во вторник — аэробика, в пятницу — фехтование. Фехтованием она занялась еще в школе и, перебравшись в Сан-Франциско, не отказалась от давнего увлечения. Конечно, многие предпочитают посвящать пятничный вечер более интересным, на их взгляд, занятиям, но Шеннон, пропустив однажды визит в спортзал, чувствовала себя потом совершенно не в своей тарелке. Вот почему, отправляясь в пятницу на работу, она всегда захватывала с собой спортивный костюм и обувь.
Когда Шеннон вышла из раздевалки, держа в одной руке защитную маску, а в другой рапиру, занятия еще не начались. Несколько членов тренирующейся в этом же зале олимпийской команды делали упражнения на растяжку. Одни отрабатывали защиту, другие наносили удары, делая стремительные выпады. Наблюдая за ними, Шеннон, как всегда, по-хорошему позавидовала людям, сумевшим довести мастерство почти до совершенства.
В этот раз ей почему-то никак не удавалось сосредоточиться. Партнер, Клайв, верзила лет двадцати, из начинающих, очевидно, надеялся победить исключительно за счет силы. Шеннон же хорошо знала, что в фехтовании важно другое: точность, хладнокровие, расчет, стратегия. Тот, кто полагается на силу, становится обычно медлительным и не способным на внезапный маневр.
Отразив очередную, неподготовленную и оттого неудачную атаку противника, Шеннон позволила себе оглядеться. Слева и справа звенели рапиры, слышались короткие, резкие возгласы, практически неотличимые одна от другой фигурки двигались синхронно, ритмично, как заведенные автоматы.