Но даже самых значительных упоминаний у самых выдающихся историков древности недостаточно для изучения культуры народа, населявшего громадные территории евразийских степей. Скифы оставили богатую возможность для знакомства с ними — знаменитые курганы, о которых слышали, наверное, все. Цепочками и линиями, группами и в одиночку, курганы возвышаются над ровной, как бильярдный стол, степью, а некоторые просто поражают путешественников своими размерами, производя иногда столь же загадочное впечатление, что и египетские пирамиды.
   Так был поражен в конце XVIII века сын русского народа Василий Федорович Зуев, в 1781-82 гг. исследовавший местность между Бугом и Днепром: "Дорога была ровною, черноземною степью, по которой одни только курганы в великом множестве были видны". А в первую очередь поразил его размерами и загадочным видом Чартомлыкский курган.
   Ольвию, древнюю греческую колонию, разглядел в 1794 г. на берегу Черного моря у села Парутина петербургский академик Петр Симон Паллас. Найденные им монеты с Ольвиопольским клеймом говорили, что именно здесь, в остатках развалин, была когда-то милетская колония. Через пять лет Павел Иванович Сумароков подтвердил находку естествоиспытателя, обозначив Ольвию в урочище Ста могил (именно там находится огромный курганный могильник). А в сочинении "Досуги крымского судьи, или Второе путешествие в Тавриду" русский классик описал керченские древности и правильно определил Керчь как прежний Пантикапей — тысячелетнюю столицу Боспор ского государства. А в четырех верстах от Керчи Павел Иванович увидел и описал Алтын-обу — величественный Золотой курган. Здесь великий Пушкин в 1820 г. желал восхититься "следами Пантикапея" и "развалинами Митрида-това гроба", но "сорвал цветок для памяти и на другой день потерял без всякого сожаления". "За несколько верст остановились мы на Золотом холме. Ряды камней, ров, почти сравнявшийся с землею, — вот все, что осталось от города Пантикапей", — разочарованно пишет брату опальный поэт, подверженный эмоциям. Неправда! Через десять лет он пишет о Тавриде с другим настроением. А в 1825 г. А. С. Грибоедов с горечью отмечает варварское отношение местного населения к памятникам древности: "Сами указываем будущим народам, которые после нас придут, как им поступить с бренными остатками нашего бытия".
   Вместо систематических раскопок, столь необходимых в этом богатом историческом крае, в Тавриде и Ольвии, как и в отмеченной Грибоедовым Феодосии, копали землю все кому не лень, чтобы добыть "денежек и горшков" (Муравьев-Апостол, 1826 г.): "То, чего не успело и все разрушающее время, то довершается теперь рукою невежества!"
   Официальные и полуофициальные «генеральские» раскопки конца XVIII-начала XIX вв. в Керчи, Тамани, в низовьях Буга и Днепра можно охарактеризовать как варварские. Кирпич и камень, добытые из городищ и курганов, шли на строительство казарм, а золотые и серебряные вещи растаскивались не только солдатами, но и офицерами. Случайные находки из золота и серебра достигали Петербурга и попадали в Эрмитаж, остальные же археологические ценности из курганов таковыми не считались и уничтожались на месте! Даже Литой курган в 30 верстах от Елизаветграда, раскопанный в 1863 г. губернатором Новороссийского края генералом-поручиком Алексеем Петровичем Мельгуновым, находки из которого поступили в музей (курган скифского вождя VI века до н. э.), так и не был впоследствии найден, чтобы осуществить правильные его дораскопки.
   Генерал Вендервейде, раскопавший в конце XVIII века большой курган возле станицы Сенной (Фанагория!) на Тамани, позволил солдатам украсть из склепа все, остальное было уничтожено. Самому генералу достался золотой массивный браслет в виде свернувшихся змей, украшенный рубинами. Генералы Сухтелен, Гангеблов, полковник Паро-кня также копали… "под себя", загубив многие археологические возможности и ценности.
   А вот два камня с греческой надписью, подтверждавшей вхождение Таманского полуострова в IV веке до н. э. в состав Боспорского государства, принесли простые крестьяне из деревни Ахтанизовки — Денис Коваль и Андрей Лоянь. Другие важнейшие находки тоже были сделаны в основном случайно.
   Правда, в 1805 г. было издано правительственное распоряжение "об ограждении от уничтожения и расхищения крымских древностей", но оно по сути ничего не меняло. Керчь добывала для строительства камень из античных гробниц. Лишь первым шагом к планомерным исследованиям была записка академика Г. К. Э. Келера от 1821 г. "О сохранении и возобновлении в Крыму памятников древности и об издании описания и рисунков оных".
   Надо было быть коренным французом Полем Дю Брюк-сом, чтобы, не будучи специалистом по древностям, но после назначения в Керчь начальником таможни в 1811 г. и комиссаром по медицинской части в Еникале в 1812 г. проникнуться глубоким и подлинным интересом к истории и начать — на свои средства! — бережное профессиональное раскапывание тамошних курганов, начавшееся, как и сама цивилизация, с простого собирательства. Павел Дюбрюкс (так этого роялиста-иммигранта стали звать в России) с 1816 по 1835 г. (до самой смерти) ведет планомерные раскопки древних могил. Впрочем, сам Дюбрюкс мог лишь отыскивать и благоговейно раскапывать памятники, истолкование же их было выше его познаний. Однако в 1820 г. судьба сводит Дюбрюкса с полковником Иваном Алек сандровичем Стемпковским, который и становится руководителем археологических работ Дюбрюкса. Член-корреспондент Парижской академии, по программе которого, поданной Новороссийскому генерал-губернатору графу Воронцову, создаются музеи древностей в Одессе и Керчи, а в 1839 г., уже после смерти И. А. Стемпковского, основано Одесское общество истории и древностей, сыграл большую роль в организации и изучении археологии и истории Северного Причерноморья. С 1828 г. Керчьеникальский градоначальник, И. А. Стемпковский похоронен на вершине горы Митридат за неоценимые заслуги перед историей, которые в те времена поощрялись редко. Его коллекцию античных монет приобрел Эрмитаж.
   Стемпковский и Дюбрюкс и осуществили замечательное открытие Золотого кургана (так иногда называют курган Куль-оба, чтобы не путать с курганом Алтын-оба, — из-за золотых богатых находок). Открытие случайное.
   Богатый склеп, на который наткнулся, тоже совершенно случайно, один из жителей Керчи, был вычищен 12 января 1821 г. матросами гребной транспортной флотилии.
   По имени их командира капитан-лейтенанта находка называется курганом Патиниотти. Капитан-лейтенант честно отправил все драгоценности тогдашнему генерал-губернатору Новороссийского края графу де Ланжерону, от коего они якобы и поступили позднее в Одесский музей, но, впрочем, не найдены до сей поры. По счастью, сохранилось не только описание, но и рисунки найденных вещей — массивной шейной гривны из электра (сплава золота и серебра) с львиными головами на концах, два золотых браслета, электровая фигурка скифа с рогом для вина в руке, множество золотых бляшек — нашивных украшений скифского одеяния. Найдены также медные котлы с бараньими костями, греческая амфора и множество наконечников стрел.
   Через 9 лет другие военные были посланы командованием для сбора строительного камня на курган Куль-оба (по крымско-татарски — "холм пепла"). Камень собирался с облицовки кургана и доставлялся в Керчь. Наконец работа была завершена, и лишь несколько нижних чинов остались там для сбора дополнительно к 400 кубическим саженям камня еще мелкого щебня. В качестве наблюдателя при этом присутствовал смотритель Керченских соляных озер… Павел Дюбрюкс! Он-то и решил, основываясь на 14-летнем археологическом опыте, что курган — дело рук человека, а стало быть, внутри кургана — гробница. И определил примерное место для входа в курган — дромоса.
   Стемпковский немедленно приказал увеличить число солдат Воронежского пехотного полка и копать в указанном месте. Уже 19 сентября, то есть через несколько дней, градоначальнику доложили: открылись части строения из тесаного камня. Стемпковский с любителями древностей прибыл и увидел довольно широкий проход из камней, ведущий к двери, однако проход перекрывали сгнившие и обрушившиеся бревна, переложенные когда-то камнями. Многие из них нависли над дромосом, грозя обвалом.
   По приказу Стемпковского дромос был очищен, начиная сверху. Наконец 22 сентября через отверстие в верхней части двери участники экспедиции проникли в квадратный склеп площадью около 20 м 2, перекрытый пирамидальным сводом — камнями, выложенными уступами. Там они нашли "разрушенные доски и бревна, изломанный катафалк"…
   Дюбрюкс был очень разочарован: склеп очистили до него! Однако при дальнейшей расчистке оказалось, что камера не тронута. Только дерево, ткани, а частично и кости истлели. В склепе было захоронено три человека.
   Главный их них — высокорослый воин (193 см), одетый в праздничный наряд, увенчанный войлочным остроконечным скифским башлыком с золотыми накладками. На шее — золотая гривна весом 461 г в виде жгута из шести толстых проволок, концы которой украшены фигурками скифа на коне. На руках и ногах воина — золотые браслеты тончайшей работы, а вся одежда расшита множеством золотых бляшек. Меч, лук и стрелы, поножи лежали рядом. Рукоятка и ножны меча, а также горит (футляр для лука и стрел) обложены золотыми пластинами с вытесненными на них изображениями фантастических зверей, а также известных животных. Рукоятка кожаной нагайки оплетена золотой лентой, а бронзовые поножи — покрыты позолотой. Точильный камень для меча был в золотой оправе, рядом находилась золотая чаша весом 698 г — с вычеканенным изображением Медузы Горгоны и бородатой головы скифа. Изображение во множестве повторялось по кругу.
   Второе погребение принадлежало жене или наложнице скифа, вероятно, царя. Тело женщины было положено в кипарисовый гроб с росписью и отделкой из слоновой кости. Рисунки поразительны по тонкости и местами раскрашены. Изображения передавали сцены охоты скифов и сюжеты из греческих мифов. Одежда женщины расшита электровыми бляшками, голову украшала электровая диадема, здесь же найдены золотые подвески с изображением Афины, повторявшим изваянное Фидием в 40-х гг. V века до н. э. (он сделал статую богини для храма Парфенона в Афинах). Еще одна пара золотых подвесок содержала мелкодетальное изображение в медальонах сцен из «Илиады» с участием Ахилла. На шее женщины было ожерелье и золотая гривна весом 473 г. Возле положены два широких браслета и бронзовое зеркало с отделкой золотым листом. У ног — элект-ровый сосуд с гравировкой из жизни скифов (лагерь после боя), всего четыре сцены. На одной из картинок скифу вырывают больной зуб. При изучении черепа воина оказалось, что погребенный царь действительно имел на указанном месте следы манипуляций лекаря — больной зуб, а двух коренных, вырванных ранее, лишен. Таким образом, ваза давала блестящий повод к изучению подлинной жизни скифов, ибо реализм изображений был просто поразителен.
   В дальнейших находках (Воронежский курган в 19101911 гг.) была доказана идентичность быта и облика изобpaженных в Куль-обе и Воронеже скифов, а следовательно, принадлежность погребенных к одному народу. И Куль-обская электровая, и серебряная с позолотой Воронежская ваза — обе относятся к IV веку до н. э.
   Одна из найденных в Куль-обе фигурок двух скифов, держащих один ритон (рог для питья вина), показывает сцену побратимства, описанную Геродотом. Куль-обская находка во многом подтвердила правильность Геродото-вых описаний.
   За гробом царя лежал скелет конюха-раба. За его головой найдены кости лошади (в специальном углублении) и греческие бронзовые поножи, называвшиеся кнемидами, а также шлем. В серебряных позолоченных тазах и серебряном блюде у стен склепа найдена посуда — чеканный набор серебряных сосудов, два ритона и килик (чаша для питья вина), кроме того, медные котлы и четыре глиняных амфоры, в которых когда-то, судя по клеймам на горлышках, было вино с острова Фасоса. На полу найдено множество бронзовых наконечников стрел и копий — несколько сотен.
   Во время работы над склепом в одну из ночей он был ограблен, несмотря на принятые меры предосторожности. С великим трудом Дюбрюксу удалось спасти только львиную головку, венчающую один из концов массивной шейной гривны, и золотую бляху с изображением оленя — один из шедевров так называемого "звериного стиля", весящий 226 г.
   Грабеж Куль-обы продолжался и позднее, но только до 28 сентября, когда на грабителей обрушилась северная стена склепа и повредила ноги двоих из них. Впрочем, за четыре ночи, предшествовавшие этому событию, с которого грабежи прекратились, «счастливчики» (так называли нарушителей древних курганов) успели целиком расчистить склеп, поднять огромные плиты пола и… освободить три ямы-тайника, содержание которых ученым до сих пор неизвестно. Ни одна из изъятых в тайниках вещей, среди которых несомненно было золото, не появлялась больше в поле зрения. Правда, на дне вскрытых грабителями ям и между оставшихся плит пола в 1830 г. было найдено несколько золотых бляшек.
   Директор Керченского музея А. Е. Люценко после публикации труда Дюбрюкса (при жизни автора так и не опубликованного) в 1875 г. предпринял очередную попытку раскопок Куль-обы: Дюбрюкс высказывал предположение, что в кургане возможны другие погребения, не менее важные. Куль-обский склеп был опять расчищен от завалов. Но перед взорами археологов предстала мрачная картина: стены были наполовину разобраны и унесены местными жителями. Весь пол был вскрыт, плиты из камня разбиты и также унесены. В траншеях, заложенных А.Е.Люценко, также ничего не было найдено, кроме нескольких золотых бляшек. Интерес к Куль-обе пропал, и Золотой курган до сих пор не обследован до конца.
   За неимением новых данных по Куль-обе, воспользовавшись буквами «ПА1» на золотом олене — вероятно, клеймо мастера, — исследователи решили приписать погребение Боспорскому царю Пайрисадесу, правившему с 349 по 311 г. до н. э., при котором государство достигло большого могущества. Но такая трактовка не нашла в ученой среде должного отклика: даже будучи негреком, царь Пайриса-дес вел греческий образ жизни (хотя бы внешне), а захоронение носит все черты скифского, описанного Геродотом. При погребении царя скифы душили любимую из его наложниц и хоронили рядом с ним. Вместе с царем в могилу клали его любимых слуг, коня, посуду и пищу (мясо в медных котлах), а также вино.
   Вероятно, погребенный в Куль-обе скифский царь мог находиться под влиянием греческой культуры, но скорее всего, греческие мотивы в найденных вещах отражают больше вкус мастеров, чем самого царя-скифа. Продолжение раскопок кургана может принести неожиданный ответ.
   Впрочем, скифы трудно расстаются со своими загадками и гораздо легче — с золотом курганов, рассеянным по всему миру и переплавленным за 200 лет в слитки. Вернее, не за 200, а за 2000 лет, что грабятся курганы.
   Ответ может быть банальным. Если скиф — не Боспор-ский царь, то близость могилы к Пантикапею (курган в 6 верстах от Керчи) может объясняться только вынужденностью захоронения.
   Подсказку сделал еще в 1830 г. Е.Шевелев, присутствовавший при находке (вспомните о больном зубе!). Все остальные зубы царя — вполне здоровы, если не считать еще двух удаленных. Мужчине 30–40 лет, а это не так много, следовательно, умирать от старости ему не было никакого «резона». Судя по рисункам на электровой вазе, скиф доверил выдрать третий зуб врачевателю-скифу, но тот не справился, и в результате пришлось ехать в Пантикапей — к греку или еврею. Но в Пантикапее скифский царь вылечиться не успел: умер от гангрены.
   Зато курган царю-победителю насыпали отменный! Землю везли со всей Скифии. А с облицовки кургана только учтенного камня сняли в прошлом веке 800 кубических сажен (Воронежская пехота — для строительства матросских домов — 400, и 400 же — итальянец Рафаил Скасси для постройки ограды сада). Сколько еще растащили неучтенного!.. Беспечные, не ведавшие грамоты, не оставившие о себе письменных свидетельств кочевники-скифы породили столь же беспечное, родства не помнящее, к собственной истории равнодушное потомство. Поистине "да, скифы мы, да, азиаты…»

ГЛАВА XI. Кровавые идолы Майя

   Один из знаменитых исследователей культуры майя археолог Сильванус Морли говорил: "Первые пять ступеней, через которые, по общему признанию, проходит человек на своем длинном и трудном пути от дикости к цивилизации, заключаются в следующем: овладение огнем, изобретение земледелия, приручение животных, создание металлических орудий и открытие колеса. Последовательность этих ступеней не всегда одинакова в разных частях света, хотя овладение огнем бесспорно является повсюду первым шагом, а изобретение земледелия во многих местах — вторым. Порядок прохождения остальных трех ступеней различен… Майя владели огнем, научившись добывать его с глубокой древности…
   Несмотря на сравнительно неблагоприятные условия природной среды, они создали эффективную систему зем леделия, приручили дикого индюка, держали в специальных хижинах с тростниковыми крышами рои не имевших жал пчел. Но зато они не имели тягловых животных… На всей территории Америки в доколумбову эпоху можно встретить лишь два случая применения тягловых животных: древние перуанцы использовали ламу, а эскимосы заставили своих собак таскать сани. Вся громадная программа архитектурного строительства майя выполнена без помощи тягловых животных, исключительно руками человека. У майя не было орудий из металла. В Древнем царстве металл вообще неизвестен, а в Новом царстве (теперь этот период называют "мексиканским") золото, медь и их сплавы употреблялись только для производства украшений и предметов культа (кольца, бусы, подвески, серьги, пластинки, чаши, блюда, колокольчики).
   Древние майя не знали и колеса. У них отсутствовали колесные повозки… а большинство специалистов в области древнеамериканской керамики считают, что гончарный круг здесь также неизвестен".
   И что же? Народ, открывший лишь два из пяти указанных принципов (хотя подсечно-огневой способ земледелия трудно назвать "эффективной системой", как выразился Морли), находящийся, по самым завышенным историческим оценкам, в самом начале неолита, "в век шлифованных каменных орудий", создает архитектурные шедевры вроде Храма Кукулькана, разрабатывает религию и философию, на основе которых создает самый точный и глубоко учитывающий астрономические тонкости календарь, — индейцы майя знали о звездной прецессии — самых точных астрономических часах! И в то же время лепили вручную детскую игрушку — бизона на колесиках! Иного применения колесу они не нашли…
   Огромная роль религии, мистики, астрологии в повседневной жизни государств майя (именно государств — к моменту Конкисты их было около десятка) ярко проявилась в час прихода испанских завоевателей — 1517 (Эрнандо де Кордоба), 1518-19 (Хуан де Грихальва), 1527 (Франсиско де Монтехо), 1531 (он же), 1540^41 (Франсиско де Монтехо-младший) и более поздние годы. Объяснений, почему страна майя оказалась легкой добычей не большого, очень ограниченного (во всех смыслах) контингента испанцев, несколько.
   Во-первых, с 1441 г. на полуострове Юкатан бушевала открытая гражданская война, затихающая лишь для того, чтобы подросли до необходимого возраста юноши с той, другой, третьей и т. д. сторон. На классовые войны накладывались многочисленные междоусобицы малюсеньких государств, на которые давным-давно была разбита страна индейцев майя: она гибла и без испанского вмешательства!
   Процесс был исторический. Города сжигались, разрушались и покидались их жителями, которые не успели удостоиться чести быть принесенными в жертву богам противной стороны. Десятки прекрасных городов стояли в руинах или целые, но брошенные.
   Во-вторых, по свидетельству самих испанцев, они были поражены, когда пришли завоевывать страну, не завоеванную с первого раза в прошлом походе пятилетней давности: они не узнали даже местности — всю зелень поела саранча, а народ вымер…
   В-третьих, добрый, интеллигентный майяский бог Ку-кулькан (Кецалькоатль), который когда-то, в "золотой век", научил диких индейцев уму-разуму, заставил заниматься земледелием, подарил огонь, показал звезды и способы строительства домов и храмов, уходя, обещал вернуться.
   Лучше бы он этого не обещал! Тысячи лет прождали его люди! И что?.. Точно так же, как уходил (по морю), со стороны вод под ослепительно белыми парусами появились такие же белые бородатые боги: вернулся наш дорогой и любимый, и те же помощники с ним!.. Сопротивление испанцам было оказано самое минимальное и формальное.
   Тысячи и тысячи индейцев, не боявшихся смерти в бою, конечно же, были ошеломлены грохотом ружей и пушек, но должны были очень скоро прийти в себя и заметить, что ружье, как и пушка, требует долгой перезарядки, и скрутить 250 человек проблемы не составляет. Потом-то они так и поступали! Но было поздно: их уже "выбили из колеи", вождей подкупили, а страну поделили.
   В-четвертых, до прихода испанцев майяский оракул торжественно объявил, что тогда-то, тогда-то с востока, по воде — появится "сильный человек" и "захватит эту землю", и наступил конец благоденствию, потому что земля эта надолго-надолго станет чужой, а вы понесете крест несколько столетий — расплату вашу за грехи ваши… К приходу испанцев индейцы морально уже готовы были к худшему повороту событий. Они оказались внутренне многократно парализованными. Нельзя осуждать сдавшегося без боя царька Тутуль-Шиу. Он даже армию свою отдал горстке испанцев, надеясь хоть таким образом сохранить свое маленькое государство и его народ. Тутуль-Шиу верил оракулу… Поистине правы были римские цезари и позже инквизиция, безжалостно истребляя разного рода пророков.
   "Начались различные поборы, начались поборы в пользу церкви, началась яростная погоня за деньгами, началась пушечная пальба, началось затаптывание людей в землю, начались насильственные грабежи, началось выбивание долгов на основе ложных показаний, начались всевозможные бедствия", — говорится в "Чилам Балам", индейской хронике, записанной по-майяски, но латинскими буквами (это была уже новая паства идущего по пятам за солдатами католического духовенства).
   В 1549 г. францисканский монах Диего де Ланда прибыл из Испании в монастырь Исамаль (Юкатан). Прибыл исполнить свой долг.
   И исполнил. В городе Мани, обнаружив богатейшую библиотеку доколумбовой поры, в которой были собраны все достижения цивилизации майя, он приказал сжечь библиотеку на городской площади! Публичное сожжение всей доисторической информации состоялось, "поскольку книги, — " безапелляционно заявил монах, — не содержали ничего, кроме суеверия и дьявольской лжи!.." Так было уничтожено бесценное археологическое сокровище.
   Диего де Ланда очень скоро хватился и понял, что именно он совершил. И этот человек, дослужившийся до епископа, оставшуюся часть жизни посвятил восстановлению утерянного. Опять одержимый, теперь противоположной идеей, Диего де Ланда неустанно записывает устные предания из глубинки, объясняет чтение утраченных иероглифических письмен… И благодаря ему на сегодняшний день учеными прочитан точнейший майяский календарь, прочитана одна треть текстов. Правда, две трети иероглифов, которыми записано что-то важное в храме, гробнице, на стеле, пластинке, бусах и т. д., — остаются недоступными пониманию.
   Тьма опустилась на землю аборигенов Америки. Что беды, войны, эпидемии и саранча! Король Испании Карл V любому проходимцу выдавал лицензию на право "исполнять на новых землях волю короля", — взамен малюсенькая европейская страна получила под свой флаг такие территории, такие богатства и столько подданных, сколько не снилось ни одному завоевателю, бредившему идеей мирового господства. Понятно, монарх закрывал и даже зажмуривал глаза на то, что творилось в далеких землях его именем. Царьки, ловкие главы родов и семейств, да и просто одиночки — проходимцев хватает везде — за мнимые посулы, мнимую власть и мнимые почести продавали свой народ, выступая от его имени. Появились испанские дворяне туземного происхождения.
   Не всегда успевая обзавестись соответствующими бумагами, испанцы то получали «имения» в Новом Свете, то теряли их, будучи ограбленными более наглыми соотечественниками. Вели войну на территории друг друга: не друг с другом, а с индейцами, которых угоняли, если повезет, в рабство.
   Трагедия народа воспринималась самим народом не одинаково; многие, как Тутуль-Шиу, воспринимали происходящее безропотно, другие — совершали самоубийства.
   Будто предвидя то, что ждет индейцев в XVI веке, религия уже давно внесла суицид в разряд самых благородных подвигов. Третьи — их было мало — ушли в джунгли, чтобы, во-первых, бездарно не гибнуть от "стреляющих палок" бледнолицых захватчиков, а во-вторых, спасти то немногое, что оставалось от культуры, безжалостно уничтожаемой испанцами, хотя бы то немногое, что оставалось в душе. В районе озера Петен-Ица майя удалось отстоять даже маленькое независимое государство. В горах и джунглях оно сумело просуществовать до 1697 г.! В глубь этих лесов индейцы бежали и раньше, еще от гнева правителя Хунак-Кееля. Там, на одном из островов озера Петен, они и возвели крепость под названием Тайясаль… Другая группа забрела во времена Конкисты в такие дебри и так оторвалась от своей собственной цивилизации, что почти вернулась к эпохе 6–7 тысячелетий до н. э., в прежний неолит.