Через несколько лет в Европе появились даже грамматики ассиро-вавилонского языка. А в 1888 г. русский ученый Владимир Голенищев опубликовал словарь ассирийского языка, содержавший более тысячи прокомментированных знаков письма.
   В 1836 г. Раулинсон, еще до обнаружения Бехистунского барельефа, расшифровал тот же текст про царя Ксеркса, который поддался в начале века Гротефенду. В науке до сих пор считается, что сделал он это, не имея ни малейшего представления о переводе Гротефенда. Но, во-первых, британская разведка не могла не снабдить своего сотрудника всеми возможными знаниями по той области, которой он должен был заниматься по «легенде». А во-вторых, и сам блестящий исследователь, Раулинсон позднее был уличен в плагиате и подделке почтового штемпеля, когда присваивал открытие ассириолога Г. Хинкса по древнеперсидско-му языку. Но это, как говорится, к слову. Как бы то ни бы ло, исследования Древнего Востока становились на жесткую научную основу, хотя, конечно, дилетантизм приносил и приносит еще свои неприятные результаты. Достаточно вспомнить, в каком немыслимом состоянии поступили в Британский музей шумерские таблички с поэмой о Гильга-меше, расшифрованные Джорджем Смитом: их лопатой сгребли в ящик и (на всякий случай!) отправили в Лондон.
   Впрочем, самому Смиту это позволило через несколько лет отправиться на место находки и бережно откопать недостающие фрагменты на том же месте, где их "не заметил" Лэйярд!
   Бехистунский текст оказался посланием персидского царя Дария, обращенным ко всем, кто проезжал и проходил мимо скалы по торговому пути. После неожиданной смерти в 521 г. до н. э. царя Камбиза волнения, охватившие древнюю Персию еще при нем, достигли невиданных масштабов: появились не только претенденты на престол из царствующего дома, но и вовсе никому не ведомые самозванцы вроде зороастрийского жреца Гауматы, который, выдавая себя за убитого брата царя Бардию, якобы спасшегося из заточения, собрал вокруг себя огромную армию.
   Гистасп, наследный принц крови из династии Ахемени-дов, официально имевший право на престол, уступил его своему сыну Дарию I, и тот, оказавшийся храбрым и предприимчивым, быстро расправился со всеми бунтовщиками во многих уголках страны. Именно эту историю, прославлявшую его самого и в назидание потомкам, царь Дарий приказал выбить на Бехистунской скале на вечные времена.
   Дарий I не ошибся: надпись никто не смог уничтожить в течение двух с половиной тысяч лет — даже само время.
   Вот фрагмент из нее: "… Отошли от меня страны: Персия, Сузиана, Мидия, Ассирия, Египет, Парфия, Маргита, Саттагидия, Скифия. И вот что я совершил по милости Агурамазды. В год, когда началось мое царствование, девятнадцать битв провел я. Провел я их по милости Агура-мазды и девять царей захватил в неволю. Был среди них один, что назывался Гуамата. Лгал он. Ибо так говорил: "Я — Бардия, сын Кира". Бунт он поднял в Персии. Был также другой. Нидинту звался, а был он вавилонянином. Лгал он. Ибо так говорил: "Я — Навуходоносор, сын На-бонида". Это он бунт в Вавилонии поднял…»
   Ценность надписи на Бехистунской скале не в том, что мир узнал о событиях, происходивших в древней империи, а в том, что она донесла до нас три умерших или переродившихся языка в том виде, какими они были в I тысячелетии до нашей эры.
   Она дала возможность прочесть более древние находки и заглянуть в еще более глубокую древность, о которой молчали Геродот и его современники.
   Достоверность прочтения надписи была подтверждена одним любопытным фактом. Однажды, это было в 1857 г., когда следовало убедиться, что клинопись действительно расшифрована, Азиатское королевское общество в Лондоне направило в запечатанных конвертах четырем ученым — Раулинсону, Тальботу, Хинксу и Опперту — одну и ту же ассирийскую надпись из только что обнаруженных и попросило прочесть ее. Все четыре перевода оказались идентичными!.. Результат был опубликован под названием "Надпись Тиглатпаласара, царя Ассирии, переведенная Ра-улинсоном, Тальботом, д-ром Хинксом и Оппертом".
   Еще один дилетант, двадцатидвухлетний лондонский адвокат Остин Генри Лэйярд, увлеченный Востоком, отправился на поиски… древних городов, упомянутых в Библии! Ему очень захотелось раскопать холм, под которым покоились останки Нимрода, потомка Ноя. Интересуясь у местных арабов, а прежде заручившись поддержкой британского посла в Константинополе сэра Стратфорда Кан-нинга, Лэйярд обнаружил холм, в котором, по местным преданиям, и был захоронен Нимрод. Обследовав его, Лэй-ярд обнаружил несколько черепков и обломков барельефов и убедился в том что, вероятно, он на правильном пути. Но копать было не на что: те гроши, на которые молодой аван тюрист прибыл на Восток, были на исходе. Каннинг недвусмысленно намекнул молодому человеку, что Британия готова помочь ему в его исследованиях… в обмен на услуги разведке. Ничуть не раздумывая, Лэйярд принял предложение и получил деньги.
   Англичане, чье влияние в Азии усиливалось, подталкиваемые богатствами тамошних недр и конкуренцией, которую составляли на Ближнем Востоке другие страны — Германия и Франция, — уже давно были готовы вкладывать в эту землю большие средства. Тем более что, например, французский археолог Поль Эмиль Ботта, заявлявший, что раскапывает Ниневию, получал свои средства на археологические занятия не всегда от обществ по изучению древностей, но и из другого известного британской разведке источника.
   В 1842 г. Ботта начал раскопки на холме Куюнджик, но за целый год не достиг желаемого. Француз был близок к истине, но удача отвернулась от него: а ведь именно под холмом Куюнджик и скрывалась легендарная Ниневия!
   Переместившись на другой холм, в Хорсабад, Ботта почти тут же откопал древние стены и охранявших эти стены чудовищ в виде крылатого быка с человеческой головой. А в течение последующих четырех лет, пользуясь еще и средствами от пожертвований, на которые не поскупилась Франция, Ботта откопал в Хорсабаде ансамбль построек — дворцовых зданий с залами и коридорами, а также внутренними покоями, и остатки пирамиды. Дворец принадлежал ассирийскому царю Саргону II и был построен в самом конце VIII века до н. э., но этот город никак не был Ниневией. Тем не менее окрыленный француз издал фундаментальный труд "Монументы Ниневии, открытые и описанные Ботта, измеренные и зарисованные Фланденом".
   Но вернемся к Лэйярду. Итак, всего через несколько часов после начала раскопок на холме Нимрода взволнованный Лэйярд обнаружил остатки мощных стен. По фризам и барельефам даже дилетант мог бы сказать: перед археоло гами царский дворец! Однако в самый разгар работ приехал турецкий офицер и вручил британцу запрет на ведение раскопок. Заброшенный в течение тысячелетий холм тут же понадобился вездесущему паше, излюбленным методом осуществления власти которого была провокация. Незадолго до начала раскопок паша-губернатор Керити-Оглы объявил принародно о своей смерти, а затем арестовал и предал казни всех тех, кто наивно радовался уходу деспота.
   Удрученный запретом, Лэйярд поскакал в Мосул, но паша, лично говоривший с археологом, покачал головой:
   — Никак нельзя: мусульмане возмущены надругательством над могилами правоверных.
   Заявления Лэйярда о том, что никаких могил на холме нет, не подействовали, и археолог-юрист помчался обратно.
   Каково же было его изумление, когда на холме он и вправду обнаружил множество надгробных камней!
   Через несколько дней придворный офицер под строгим секретом разъяснил Лэйярду, что паша желает сам найти золото, которое ищет англичанин, а потому и разыграна вся эта комедия, ради которой ему, турецкому офицеру, действительно пришлось осквернить множество могил, чтобы доставить на холм надгробные камни.
   Недолго пребывал адвокат из Лондона в шоке: вскоре за все злодеяния и злоупотребления паша был арестован турецким правительством, и Лэйярд продолжил раскопки.
   Через некоторое время была откопана огромных размеров человеческая голова — часть алебастровой скульптуры.
   Голова принадлежала туловищу крылатого льва. Местные рабочие, трудившиеся на раскопках, были твердо уверены, что откопали останки Нимрода!
   Тогда новый губернатор Исмаил-паша вызвал к себе Лэйярда и посоветовал прекратить на время раскопки — не из-за того, что эти действия находятся под запретом, а чтобы успокоить местных арабов, считавших, что доставать из земли захороненные останки запрещено Кораном. Лэйярд свернул раскопки, оставив самый минимум рабочих.
   Через определенное время он заново нанял команду землекопов и сделал несколько раскопов в разных частях холма. Очень скоро количество откопанных чудищ с человеческими головами превысило шестьдесят.
   "Египет может гордиться столь же древними и не менее величественными монументами, — писал впоследствии археолог. — Но египетские памятники всегда были открыты взорам людей, возглашая славу и могущество своей родины. Стоящие же перед нами статуи только теперь появились из мрака забвения".
   Две из откопанных фигур — самые сохранившиеся — археолог отправил в Лондон. Кроме того, он отправил бесконечное множество найденных мелких вещей: за два года раскопок Лэйярд одних только дворцовых сооружений расчистил пять. Ассирийские цари строили их с IX по VII в. до н. э. Но открыл он не Ниневию, к которой стремился, а другой город — Калах.
   Ниневию Лэйярду еще предстояло раскопать. Он сделал это в 1849 г. И где же? На том самом холме Куюнджик! Лэй-ярд верил, что этот холм тоже не простой. Более того: по всем предположениям, именно здесь и должны были покоиться развалины разрушенной библейской Ниневии, захваченной халдеями. Англичанин решился попытать счастья на холме, не давшем результата Ботта после целого года раскопок. И ему повезло в самые первые дни! Землекопы наткнулись на остатки величественных стен, а чуть позже — на таких же чудовищ, что и на холме Нимрода. Раскопанные комнаты, залы и коридоры были выложены по стенам разноцветными изразцами и алебастровыми плитами с барельефами. Однако все это было закопченным или разбитым: руины носили явный характер разрушения после захвата и пожара. И другое было несомненно: перед исследователями богатый царский дворец. Его великолепие и совпадение стиля со стилем дворцов в Калахе говорило о том, что он принадлежал ассирийским царям. Дворец был захвачен, в этом не было сомнений, жители города поголовно истреблены, а сам город разрушен. Среди скульптур, статуэток и барельефов Лэйярд обнаружил шедевр древнего искусства — барельеф с изображением раненой львицы, пораженной тремя стрелами и находящейся в предгибель-ном состоянии. Поражала реалистичность изображения, но создавший шедевр художник остался неизвестным.
   Лэйярд сделал и еще открытие, по силе равное всей его жизни, всей его деятельности как археолога, а заодно и как агента британской разведки: им была обнаружена великолепная библиотека царя Ашшурбанипала, находившаяся хоть и в разбитом состоянии (тысячи глиняных табличек в виде осколков устилали пол двух огромных комнат в глубине холма), но на том же месте, где ее уничтожали варвары. Слой черепков от глиняных табличек с клинописью составлял около полуметра. Лэйярд распорядился погрузить осколки табличек в ящики и отправить в Лондон.
   Больше он к этому вопросу не возвращался. Рабочие небрежно загрузили таблички в ящики и увезли, а потом в Лондоне не досчитаются одной из самых ярких находок — "Песни о Гильгамеше".
   Дворец, который раскопал Лэйярд, построил царь Си-нахериб, царствовавший с 704 по 681 г. до н. э.
   При Ашшурбанипале государство Ассирия достигло вершины своего могущества, а разлагаться стало после смерти просвещенного царя. Ашшурбанипал и впрямь был просвещенным монархом: по его приказу в библиотеку доставлялись письменные памятники Шумера, Вавилона и Ассирии. При дворце находилась огромная служба, задачей которой было отыскание, копирование и хранение табличек. В них была собрана своеобразная история региона, отражающая все стороны жизни, энциклопедия веков, будто специально для исследователей, которым вздумается через две с половиной тысячи лет раскопать древнюю Ниневию.
   Ассирийское государство прекратило существование в 605 г. до н. э. после битвы с халдеями на реке Евфрат у города Кархемиш. А еще раньше, в 612-м году, погибла Ниневия.
   Несмотря на заслуги Лэйярда, нельзя не признать, что многое из того, что могло и должно было сохраниться, при его раскопках безвозвратно исчезло. Откапывая только крупногабаритные предметы, мелкие он собирал, лишь если по случайности они не были разбиты его же кирками и не засыпаны его же лопатами. Не фиксировались место и глубина находок.
   Однако выставка находок в Ниневии, открытая Лэйяр-дом в 1854 г. в Хрустальном дворце в Лондоне, поразила ее посетителей величием и своеобразием. Таким образом, археолог как бы передавал зрителю свою собственную мечту о Востоке.
   Всеобщий интерес к Востоку в Англии не иссяк: наоборот, он возрос с приближением XX века и перевалил за его рубеж. В следующие после Лэйярда полвека многое произошло. История Месопотамии продлилась в глубь веков на несколько тысячелетий. Было выяснено, что земля, прежде очень плодородная из-за богатства влаги, эту влагу теряла, и в конце концов превратилась почти в пустыню. Однако никогда эта земля не теряла населения полностью.
   Бесконечная смена государств на земле Месопотамии еще не означала смену культур: захватчики не только не навязывали побежденным свою культуру, но перенимали культуру аборигенов. Правильнее сказать — тех народов, что населяли землю до ее завоевания.
   В середине XIX века ученые уже догадывались, что некоторые несообразности и сложности, встречавшиеся в письменности Вавилона и Ассирии, не их собственные сложности, а отголоски более древней культуры. В последней трети века, а именно в 1877 г., стало уже совершенно ясно: да, такая культура была! Причем не менее богатая, чем впоследствии ассиро-вавилонская. В 1877 г. французский консульский агент Эрнест де Сарзек обнаружил в местности Телло статуэтку неизвестного стиля. И Сарзек начал свои дилетантские раскопки. В той же местности он выкопал новые статуэтки, черепки и клинописные таблички. Все, что он находил, француз тщательно запаковывал в ящики и отправлял в Лувр. И всем стало ясно: находки Сарзека относятся по крайней мере к рубежу III и IV тысячелетий до н. э., то есть ко времени, когда ассиро-вавилонской культуры еще не существовало. Позже выяснилось, что Сарзек откопал в Телло остатки города Лагаш. Когда-то он был культурным центром Шумера.
   Многие ассириологи не хотели верить в Шумер и пытались доказать, что даже материальные находки в виде табличек с клинописью — не что иное, как подделка, или, например, образец культового письма, применявшегося только для совершения обрядов жрецами. Наподобие мертвой ныне латыни, используемой только в католичестве.
   Идея с искусственным языком не выдерживала критики: ведь и латинский язык был когда-то живым, на котором разговаривал целый народ. Тогда французский семитолог Галеви решил, что шумерский письменный язык — это образец секретного письма, каковым общались между собой вавилонские жрецы или чиновники. Шумерские таблички, оказавшиеся в Москве и содержавшие странные знаки и рисунки, были сфотографированы и опубликованы в литературе. На это французский ученый Менант и некоторые другие европейские ассириологи заявили, что таблички — подделка! Они считали, что "такой нелепой письменности не было и быть не могло в истории человечества".
   Однако ведающийся русский ассириолог Михаил Никольский подтвердил подлинность табличек и даже нашел, что они содержат линейно-иероглифическое письмо. А некоторые знаки этого письма ученый даже прочел.
   Тем временем археология не стояла на месте. Американцы Петере, Фишер и Хайнес открыли развалины города Ниппура. Это оказался религиозный центр шумерской культуры. Параллельно с раскопками и полемикой в ученом мире Джордж Смит занимался расшифровкой шумерских табличек с эпосом о Гильгамеше и, вынужденный заняться собственными раскопками, находил недостающие главы… К 1914 г. никто уже не сомневался в реальном существовании государства Шумер. А сенсационные находки Леонарда Вулли, раскопавшего в 1922 г. древнейший город Ур, перевернули представления о Месопотамии, оказавшейся на несколько тысячелетий старше прежнего. Археология добралась до поселений эпохи неолита, основанных неизвестными народами еще прежде шумеров.
   Цивилизацию условно назвали убаидской (по поселению Эль-Обейда). Об этом народе мы говорили в главе о Всемирном потопе.
   Шумеры сами себя называли народом, вышедшим "изза моря". Следы шумерской цивилизации действительно частично встречаются в долине Инда и в Белуджистане.
   Однако ведь до земель Южной Индии от Шумера две с половиной тысячи километров!.. Некоторый ответ, если не всю разгадку дает позднейшая находка Вулли в Уре — пустая царская гробница, в склепе которой остались две серебряные модели шумерских лодок. Возможно, основатели шумерских поселений приплыли на таких или подобных лодках из-за моря. Интересно то, что до сих пор в этой местности форма лодки точно такая же, как у этих моделей и на барельефах пятитысячелетней давности. Но есть и другая версия: по ней шумеры — высокогорный народ, пришедший в Месопотамию, где нет гор, из южного Ирана.
   В поддержку этой версии говорит тот факт, что для своих храмов шумеры строили специальные пирамиды из необожженной глины (так называемые зиккураты), на срезанной вершине которой возводили храм божеству. В каждом раскопанном шумерском городе имеется хотя бы один подобный зиккурат. Устраивать святилище на вершине горы — в правиласх горных народов. Если в Месопотамии не было естественных гор, пришельцы строили искусствен ные. Впрочем, этот взгляд относится к упрощенному пониманию пирамиды как строительного сооружения, необходимого лишь с архитектурной точки зрения. Исследования последних десятилетий, вскрывшие свойство пирамиды сохранять и усиливать положительную энергию (даже задерживать процессы старения, гниения и т. д.!), таят в себе иной ответ на происхождение шумеров, возможно, не имевших к иранским горам никакого отношения.
   Как бы то ни было, связанные между собой общностью способа существования религии, культуры, языка, шумеры на протяжении всей истории не построили в Месопотамии своего государства. Разрозненные и очень сильные города регулярно наносили друг другу ощутимые уколы — вероятно, основанием для борьбы были земля, вода и торговля. Объединительных сил между городами было недостаточно, чтобы эта населенная территория сплотилась в единое государство с единым царем (или правительством). А вот северные города аккадцев — семитских племен — объединились и легко завоевали себе все города шумеров. Над единым государством установилась власть семитского царя Саргона Древнего. Но власть аккадцев над более культурным шумерским населением длилась недолго. Восприняв культуру Шумера (впервые чужими руками шумеры построили свое собственное государство), аккадцы просто растворились в ней, и государство почти с самого начала существования стало носить имя побежденного народа.
   Ученые, в том числе и Леонард Вулли, считали царя Саргона легендарным и собирательным образом, а не конкретным историческим лицом. Однако в один из сезонов, заинтересовавшись городской свалкой Ура и начав там раскопки, Вулли сделал множество серьезных находок. Он всегда был убежден, что груды мусора, сбрасываемого на протяжении столетий, может быть, самая ценная часть поселения. Так вот под грудой шумерского мусора он неожиданно обнаружил… городское кладбище! Всего археолог раскопал тысячу четыреста могил горожан. А под ними на шел богатое захоронение не простых людей, как прежде, а — приближенных царя. Мало того: найденные в могилах две цилиндрические печати с именами и профессиями владельцев позволили узнать, что это были парикмахер (первая печать) — и переписчик и мажордом дочери… царя Саргона!
   Ниже могил эпохи Саргона Вулли нашел еще царские могилы. Кто в них был захоронен, археолог установить не мог: известные два династических списка содержали слишком большие сроки правления первых царей, исчисляемые десятками и сотнями тысяч лет, а потому были отброшены историками как недостоверные. Первый из списков составил шумерский летописец, а второй — вавилонский жрец Берроэс в III веке до н. э. По крайней мере, допотопные династии никак нельзя было принимать во внимание из-за мифических способностей царей и их «бессмертного» возраста…
   И все же ничего не оставалось делать, как закрыть на это глаза и попытаться поименовать безымянные могилы.
   Вулли повезло в Эль-Обейде. Там он откопал храм матери богов Нин-хурсаг. И нашел при нем табличку, в которой значилось: "А-анни-падда, царь города Ура, сын Мес-ан-ни-падды, царя города Ура, построил храм для богини Нин-хурсаг".
   Известными археологам методами, соотнесенными с характерными для эпохи орнаментами и другими стилевыми признаками, Вулли датировал время строительства храма 2700 годом до н. э. Он занялся этим лишь потому, что требовалось узнать истинное время царствования отмеченного в династических списках царя Мес-анни-падда. А еще потому, что, оказывалось, списки были подлинными.
   По найденной же в гробнице Ура надписи Вулли прочел, что покоившийся в ней царь носил имя А-бар-ги. Его в династических списках не было — ни в том, ни в другом. К тому же А-бар-ги был старше по времени царствования, чем упомянутый Мес-анни-падда. Этот А-бар-ги уж точно не являлся мифическим царем: его гробница ломилась от сокровищ!
   Объяснение нашлось тогда, когда были прочитаны глиняные таблички: около 2700 г. до н. э. Ур приобрел статус главного города Шумера, и потому династии главных царей вошли в список. А те, кто правил Уром до указанного события, в династические списки не попали.
   Здесь мы наталкиваемся на еще одно противоречие: выходит, что с 20-х годов нашего столетия известно, что у Шумера, за четыре века до завоевания его Аккадом (Сар-гон), была своя столица?.. А почему тогда историки считают, что у древних шумеров не было единого государства?.. Ответ может быть один: вероятно, это была некая региональная власть Ура всего над несколькими городами, как в свое время А-бар-ги был вассалом Лабаша.
   В любом случае, если Мес-анни-падда стал играть более заметную роль в Уре, чем прежние его цари, находится объяснение и тому, почему в годы его правления кладбище царей было превращено в городскую свалку, — из-за незначительности прежних династий.
   Интересны подробности обнаружения царских гробниц. Разгребая насыпь, рабочие обнаружили уложенные в ряд пять скелетов. Впервые в Уре Вулли наткнулся на коллективное захоронение. Оно было тем более необычным, что в других могилах покойники лежали на боку, с подтянутыми к животу коленями, а руки подносили к лицу кубок. Здесь кубки были, но скелеты лежали без другой ритуальной атрибутики: мертвым давалась в дорогу пища, какие-то предметы обихода… Если не считать положенных рядом стилетов: только по этой детали можно было предположить, что все пятеро — воины. Вероятно, они не погибли в бою и не умерли одновременно от болезни. За таким захоронением скрывался какой-то смысл. И все пятеро было похоронены без гроба.
   Стали копать дальше. Дело в том, что все пятеро лежали на подостланном мате из лозы, и мат располагался не гори зонтально, а с заметным уклоном. Более того, часть мата была засыпана вне могилы. Раскапывая в этом направлении, обнаружили наклонный ход. Стала ясна задача, исполняемая воинами: охранять этот ход.
   Дальше вдоль галереи лежали останки десяти женщин. Все они были богато украшены. Ожерелья, золотые перевязи с инкрустацией камнями из ляпис-лазури и сердолика. И опять возле них не было обычных погребальных предметов. Рядом с женщинами были найдены остатки богатой арфы с резонатором, покрытым листовым золотом, а края его украшала мозаика из сердолика и ляпис-лазури. На арфе лежали останки арфистки. В глубине хода были найдены останки ослов, при них — истлевшая колесница с полозьями вместо колес. Рядом лежали скелеты двух мужчин-возниц. Колесницу украшала мозаика и золотые барельефы львов. Вокруг валялись мелкие предметы, в том числе шахматные или близкие к этой игре мозаичные доски, вазы из золота, серебра, алебастра, инструменты, туалетные принадлежности и изделия из вулканического стекла. Две львиные головы из листового серебра, представлявшие собой остатки трона, дерево которого истлело полностью. Полусгнивший ящик с остатками орнамента из раковин и ляпис-лазури.
   Когда пришел черед обрабатывать для консервации ящик, он был сдвинут с места, и оказалось, что своим дном ящик прикрывал каменистую кладку, в которой существовал пролом вниз. Кладка была частью купола гробницы, ограбленной в незапамятные времена. Там-то, в склепе, и были обнаружены две серебряные модели лодок, о которых уже шла речь. Самой ценной находкой была цилиндрическая печать царя А-бар-ги. В склепе он был похоронен также не один, а в обществе других мертвецов. Это были или любимые слуги, или даже родственники. Однако ход, вдоль которого Вулли обнаружил описанные скелеты, вел не в могилу А-бар-ги. Оставив пока эту гробницу, находившуюся в стороне, в покое, археолог решил все-таки поискать ход к гробнице А-бар-ги хотя бы для того, чтобы поставить точку. И нашел его двумя метрами ниже раскопанного.