Когда в конце того же 1128 г. Хьюго де Пэйенс прибыл в Англию, то был с большим почетом встречен там королем Генрихом I. В ИЗО г. де Пэйенс вернулся из Палестины в Европу с 300 рыцарями-храмовниками. В 1139 г. папа Иннокентий II (когда-то один из монахов преподобного Бер-нара) освободил тамплиеров от подчинения любой власти, кроме папской. Почему?
   Своеобразным символом ордена стал белый плащ, надевавшийся поверх остальной одежды того же цвета. Многие молодые аристократы из западноевропейских стран вступали в орден, со всех сторон христианского мира в казну тамплиеров шли щедрые пожертвования, дарились земельные угодья, замки и поместья.
   В скором времени орден Храма достиг могущества, какого до той поры не достигала ни одна организация — включая церковь. Тамплиеры под солидные проценты ссужали деньги и обедневшим монархам, превращаясь в банкиров практически всех европейских домов, и даже некоторым мусульманским властителям. Когда Людовику VII, одному из предводителей второго крестового похода (11471149 гг.), не дали ссуды генуэзские и пизанские банкиры, то великий магистр тамплиеров Эбрар де Барр выслал французскому королю из Антиохии "на святое дело" столько денег, что их вполне хватило, чтобы покрыть все расходы на военный поход.
   Имеются утверждения, что Хьюго де Пэйенс был тайно назначен святым Бернаром (?), основать орден вовсе не для защиты паломников, а для того, чтобы собирать эзотерические знания Востока. Если орден был основан с целью сотрудничества с неверующими, неудивительно, что их тайна хранится до сих пор. Свободомыслие и быстрый рост богатства, силы тамплиеров выглядят так, словно ордену оказывали поддержку со всех сторон. Пока продолжались крестовые походы, тамплиеры находились в безопасности и вели свою двойную игру: для всех — христиане, а тайно — еретики и язычники.
   Во всяком случае, их доктрины были не православными. Во втором крестовом походе их усердие носило характер самоубийства. Они не сдавались превосходящим силам мусульман и сражались до последней капли крови. В бою тамплиеры вели себя как дуалисты, презирая земную жизнь. Другой нитью к их истинным взглядам является предположение, что рост силы ордена совпал с расцветом в Провансе учения катаров (альбигойцев), с воспеванием трубадурами рыцарства, идеализацией женщины и развитием дохристианской, языческой философии, тонко переделанной в христианскую с помощью мифа о короле Артуре и чаше Грааля.
   В течение последующих двухсот лет этот могучий орден воинствующих монахов так скрывал свои истинные убеждения, что до времени его таинственного падения в 1307 г. настоящие цели ордена остались неизвестными.
   В 1208 г. н. э. папа Иннокентий III объявил крестовый поход против катаризма. Во время этой кровавой войны была основана инквизиция, чтобы уничтожить еретиков — задача, эффективно выполненная к 1244 г. Тамплиеры выжили, но течение изменило свое направление на полностью противоположное, когда в 1291 г. пала Акра, и Святая Земля была потеряна. В течение 200 лет крестовые походы отвлекали Европу от внутренних войн и предоставляли тамплиерам свободу действий. Теперь, когда их опора была разрушена, они подверглись смертельному риску. В эпоху после крестовых походов тамплиеры не смогли прижиться в Европе. Изучение исламских доктрин, математики и других наук, иудейская Каббала, мистерии кельтов и друидов, связь с дуализмом породили в них анархизм, неподчинение ни королям, ни папам. Но — самое худшее — короли негодовали на них из-за своих долгов им, а простые люди — из-за их высокомерия. В конце концов орден тамплиеров ослаб.
   На первый взгляд, падение тамплиеров произошло потому, что они стали слишком могучими. Со своими порта ми, поддерживаемыми европейскими королями, и флотом тамплиеры превратились в настоящее "государство в государстве". В пятницу 13 октября 1307 г. французский король Филипп Красивый произвел массовые аресты (операция была великолепно спланирована заранее и наружу не просочилось ни словечка). Но задержанных храмовников обвинили не в гражданских преступлениях, а в ереси. Под пытками инквизиции их обвинили в отречении от Христа, осквернении Креста, развращении масс, поклонении идолу (Бафомету, то есть "Изображение идола"), а также в ритуальных убийствах, аморальных, непристойных сношениях и ношении еретических шнурков (как ведьмы). Практически доказанным считается усиленно насаждавшийся в ордене гомосексуализм (руководство ордена полагало, что при общении с женщинами рыцарь может разгласить тайны ордена, на общение же с мужчинами обет воздержания не распространялся).
   Все пойманные тамлиеры были подвергнуты страшным пыткам и казнены. В 1312 г. папа Климент V упразднил орден. Последний Великий магистр Жак де Моле умер на колу в Париже в 1314 г. Говорят, он перед смертью призывал короля Филиппа и папу поскорее присоединиться к нему и предстать перед троном Господа. Оба, кстати, умерли в тот же год.
   Недавно было высказано предположение, что тамплиеры были военным крылом гораздо более старшего по возрасту тайного союза Preiure de Sion, созданного с целью защищать и представлять интересы меровингской династии, которая, как считается, произошла от Иисуса Христа и Марии Магдалины. Рыцари тамплиеры были вооруженными силами этого союза. Писатели утверждают, что этот альянс жив и сегодня благодаря защите и дальнейшим интересам истинной благородной крови Христа.
   Однако французские тамплиеры на суде в 1308 г. называли Христа "фальшивым пророком", утверждали, что не верят в Крест, "поскольку он еще слишком молод". Их ве рования выглядели дохристианскими. Бафомет, бородатый идол, которому они поклонялись, напоминает божество кельтов. Как и катары, которые утверждали, что Христос не существовал, а был просто "святым призраком", тамплиеры отказывались верить в Распятие.
   Однако большинству тамплиеров удалось избежать арестов. Где они спрятались? Кто предупредил их? Почему? Тайна их судеб спрятана так же глубоко, как история их зарождения в Святой Земле.
   Предполагается, что одна их часть бежала в Шотландию и что шотландское ритуальное масонство происходит от них. Под броней погибшего в битве при Килликранке в 1689 г. виконта Данди был найден крест тамплиеров. Но более века мистицизм тамплиеров имел меньшее значение, чем роль их многонациональной организации с собственными портами, флотом и банками. Изобретя банковские чеки, они были освобождены от налогов и ввели свои. Подчинявшиеся только папе, тамплиеры жили в блеске одиночества, ненавидимые всеми. Однако выжили они не только из-за очарования представляемых ими рыцарских идей, но и из-за тайны, которая все еще сохраняет свое значение. Сегодня влияние тамплиеров, действительное или воображаемое, имеет место в масонстве и в других полуоккультных орденах.
   Если авторы книги правы (и множество доказательств выстроено ими для поддержки данного утверждения), тогда очевидно, что римско-католическая церковь смотрела сквозь пальцы на истребление потомков Христа, чтобы гарантировать господство своей интерпретации христианства, то есть гарантировать временное развитие собственной силы и власти.
   Официозная католическая и православная интерпретация истории, случившейся 2000 лет тому назад в Иудее, базировалась на доктринах первородного греха и спасения всего человечества через личность одного богочеловека — Иисуса Христа.
   Христианская религия в отличие от ислама, даосизма, манихейства и многих, многих других религий — плод творчества не одного человека, а целого коллектива авторов, в числе коих были столь авторитетные столпы церкви, как святой Павел, святой Петр, Иоанн Богослов, святой Франциск, Иоанн Златоуст и другие. В результате их коллективного творчества христианская религия обрела необходимую стройность, неопровержимую логику, необъяснимую притягательность для миллионов людей. Испытывая умиление и благоговение перед крестными муками Сына Божиего, с пением гимнов люди восходили на костры, шли в битву, в монастыри, с именем Христовым принимали новорожденных и провожали в последний путь усопших.
   Если Меровинги были потомками Иисуса из Назарета (а Сонье, предположительно, их пра-… правнуком), то европейская культура и мысль последних двух тысяч лет находилась под влиянием странной интерпретации религиозной догмы, которая не только имела мало общего с Христом и его учением, но которая основывается на отвергании и того и другого.
   Подобная мысль кажется кощунственной. Однако нас слегка утешает то, что высказывания авторов этой теории не подтверждены неопровержимыми вещественными доказательствами. Если же таковые даже будут найдены, то это врядли уведет с избранного пути истинных христиан, что же касается атеистов и последователей иных религий, то их данная тема, похоже, не очень-то волнует.

ГЛАВА XXII. Судьба "второго Рима"

   Загадочен исчезнувший Вавилон, сонмище народов и противоречий давних эпох, "столица мира". Но не меньше пока неразрешимых загадок, связей и противостояний содержит царь-город Константинополь, нынешний Стамбул, прежняя Византия. Город, продолжившийся на месте древнего, фактически растворил в себе громадную историю, а специалисты часто не могут прибегнуть к раскопкам и вынуждены пользоваться лишь письменными свидетельствами прошлых эпох. Двадцать девять раз в своей истории Византия подвергалась осаде многими и многими завоевателями. Лишь семь раз осажденные не выдерживали осады. Последний, решительный бой был тридцатым и роковым для христианского Константинополя.
   Однако пожары и разрушения, принесенные чужаками, иногда не шли ни в какое сравнение с тем ущербом, какой наносили византийцы себе сами. Внутренние пружины бывали закручены гораздо сильнее и ударяли больнее.
   Эту главу нам удобнее начать с события, в котором ярко проявились скрытые и открытые механизмы, приводившие город на грань катастрофы. Произошло оно в конце первой трети VI века от Рождества Христова, Речь идет о так называемом "восстании Ника" в январе 532 г., во времена царствования императора Юстиниана.
   Сложность социального состава населения усугублялась не только демографическими нюансами (трудно назвать, какие народы не населяли Византию), но и религиозными различиями, ибо наряду с христианами, уже поделенными на католиков и православных, значительную часть византийцев составляли язычники всевозможного толка. Деление города на кварталы, закрепление их за определенными "языками" не спасало положения. Римская империя, созданная силой оружия, все свои противоречия передала по наследству Византии. Межнациональные конфликты с различными социальными оттенками так или иначе происходили, сближая одни и отдаляя друг от друга другие народы. А стремление удержать в равновесии эти силы приводило к неизбежному усилению центральной власти, базировавшейся на законах, которые не всегда были глубоко продуманы, каким и явился свод законов Юстиниана, призванный упорядочить многие стороны жизни, производства и торговли, закреплявший некоторые права собственности, но во многом отнимавший прежние свободы. Трудно было обнаружить социальный слой, в котором не было недовольных новыми законами. К январю 532 г. противоречия вылились в неожиданный всплеск народного гнева.
   Однако любое социальное выступление могло произойти лишь через определенные социальные институты. Это могли быть, скажем, квартальные комитеты, демы, или философские беседы, или народное собрание… Как и в Греции, в Византии у рядового жителя существовало не так уж много возможностей выразить свое отношение к действительности. У аристократии был, в конце концов, сенат, у торгово-промышленного класса, куда относились и ремесленники, — свои профессиональные объединения по типу гильдий. Народ же нашел свой способ самовыражения в деятельности так называемых партий ипподрома. Такое разделение на партии возникло в Византии в конце IV века и окончательно оформилось к VI веку. Образовавшись всего лишь по принципу спортивного клуба болельщиков, народные фракции очень скоро включили в себя единомышленников отнюдь не на основе спортивных игр (ристалищ). И хотя население разбилось на две партии — прасинов и венетов, — их пристрастия прочитывались вполне определенно. Венеты (голубые) были чисто православные, а прасины содержали в своем составе христиан-еретиков, представителей язычников, иудеев и т. д. Все недовольство, накопившееся на чисто социальной почве, высказывалось в отно шении к игре, к противникам из другой фракции, и частенько выливалось в беспорядки.
   Летописцы оставили нам удивительное свидетельство препирательств императора с обиженными прасинами, происходивших во время скачек на ипподроме. В истории этот документ зафиксирован под именем "Акты по поводу Калоподия". Ученые склоняются к тому, что с этой перепалки и началось восстание. Полный текст диалога донес в своей «Хронографии» Феофан.
   Однажды на стадионе прасины возопили к императору о своих обидах. Жаловались они и на городское начальство, и на разгул преступности (двоих болельщиков накануне убили и виновных не преследовали), и на венетов, конечно. Венеты сидели молча, не вступая в пререкания, но и они были недовольны императором.
   В претензиях венетов и прасинов к монарху оказалось много общего. Обе партии были объединены ненавистью к некоему Калоподию. Личность его до сих пор не прояснена. Возможно, потому, что имя это не было редкостью. Известен Калоподий, являвшийся препозитом в 558–559 гг. О нем упоминает тот же Феофан. Но тот ли это Калоподий, бывший в 532 г. спафарием, не известно. Юстиниан прекрасно понял, что дело не в Калоподий и что прасины намекают на произвол многих высоких должностных лиц.
   В тот знаменательный день прасины покинули ипподром, демонстративно нанося императору (и уж потом — венетам) оскорбление. Венеты, как выяснилось, даже не обиделись: пройдет всего несколько дней, и они станут заодно с прасинами в восстании против императора и правительства. Но все-таки после ипподрома между венетами и прасинами начались стычки на улицах, и весьма кровопролитные. По результатам наведения порядка было арестовано много людей. И префект Евдемон присудил семерым смертную казнь. Четверо были обезглавлены, а троих должны были повесить.
   И здесь произошло то, что считается настоящим чудом: сломалась виселица, и остались живы двое повешенных, причем оба — язычники: один прасин и один венет. Когда их стали вешать вторично, они опять упали на землю. Тогда в дело вступили монахи: они отвели этих двоих в церковь святого Лаврентия, что у Золотого Рога. Префект окружил здание храма, но не распорядился атаковать его, а только сторожить осужденных.
   Наступило 13 января. Начались иды, и император позволил устроить на ипподроме очередные ристания. На результаты скачек никто не обращал внимания. За два заезда до конца состязаний (всего заездов было 24 по семь кругов) венеты и прасины, постоянно выкрикивая слова о помиловании тех двоих, которых спас сам Бог, не дождались ответа императора. Тогда по рядам пронеслось восклицание: "Многая лета человеколюбивым прасинам и венетам!"
   Эти слова были началом союза венетов и прасинов и «сигналом» к началу восстания. "Ника!" ("Побеждай!") — этот призывный болелыцицкий клич, ставший «паролем» восставших, а позднее давший имя самому восстанию.
   Вечером народ пришел к префекту и потребовал убрать солдат от церкви святого Лаврентия. Не получив никакого ответа, восставшие подожгли преторий (казармы) префекта города. Мало того: народ ворвался в тюрьму и освободил не только несправедливо, по его мнению, осужденных на казнь, но и вообще всех заключенных, среди которых были жестокие воры и убийцы — простые уголовники. А охрана, по словам Прокопия Кесарийского, была перебита.
   Подожгли вторую тюрьму, на Халке… Это было деревянное сооружение, покрытое медными листами с позолотой — так был оформлен вход в Большой дворец. Пожар в мгновение распространился по городу. И в пожаре погибли храм святой Софии — гордость Византии, — портик Ав густеона, находившиеся там же здание сената и бани Зевк-сиппа.
   Поджигали и грабили богатые частные дома — вероятно, не без помощи освобожденных уголовников. Правда, очень многие горожане, не желавшие участвовать в беспорядках — кто в страхе, кто по убеждению, — бежали на азиатский берег Босфора.
   4 января Юстиниан, не наученный опытом двух иппо-дромных инцидентов, приказал опять провести игры. Может быть, ему казалось, что народу недостает «зрелищ»… Когда же начались состязания, венеты и прасины подожгли часть ипподрома, а сами собрались на Августеоне.
   Посланцы императора сенаторы Мунд, Василид и Кон-стантиол пришли узнать, что нужно народу. И получили требование избавить Константинополь от Иоанна Каппа-докийского (префекта претория Востока), квестора Трибо-ниана и префекта города Евдемона. Причем мятежники требовали смерти первых двоих.
   На этот раз император постарался мгновенно среагировать на желания своих подданных: он сместил всех троих чиновников и назначил других — префектом претория Востока стал патрикий Фока, сын Кратера, место Трибониана занял патрикий Василид, а место Евдемона — сенатор Трифон. Это не возымело видимого действия: толпа продолжала бушевать.
   Тогда Юстиниан призвал Велисария и велел ему с отрядом готов утихомирить народ. Готы врезались в толпу и порубили многих… Но стихия продолжала бушевать.
   5 января народ захотел избрать нового императора. Им должен был стать патрикий Пров, племянник Анастасия. Толпа вломилась в дом патрикия Прова, но не нашла его там. Подожгли и этот дом.
   В пятницу 16 января горели канцелярия префекта Востока, странноприимный дом Евбула, странноприимный дом.
   Сампсона, церковь святой Ирины, бани Александра. 17 числа участники восстания уже избивали друг друга, ища доносчиков. Не щадили никого, даже женщин. Трупы бросали в море.
   Юстиниан уже не мог справиться своими силами: в городе было только три тысячи солдат. Поэтому позвали подкрепления из Евдома, Регия, Калаврии и Атиры.
   Толпа, преследуемая войсками, укрылась в здании высшей школы — красивейшем дворце Октагоне (он был восьмиугольным). И его подожгли — уже солдаты. Сгорели еще церковь святого Феодора, портик аргиропратов, церковь Акилины и дом ординарного консула Симмаха. Горела центральная улица Месе, прилегавшие кварталы. Сгорел остаток Августеона Ливирнон.
   Юстиниан поступил неординарно. На следующий день он взял евангелие и отправился на ипподром. Услышав об этом, на ипподром отправилась и толпа. Там Юстиниан поклялся на евангелии, что не предполагал подобного развития событий. Он признавал вину за собой, а не за народом. Говорил о своих грехах, которые не позволили ему исполнить справедливые требования, высказывавшиеся здесь же, на ристалищах. Кое-кто уже готов был, как говорится, "сложить оружие", раздались отдельные возгласы одобрения. Именно так поступил за двадцать лет до этого события другой император — Анастасий…
   Но большинство проскандировало:
   — Ты даешь ложную клятву, осел!
   И все выкрикивали имя Ипатия — еще одного племянника Анастасия.
   Подозревая о том, что все будет именно так, еще накануне Юстиниан отправил двух братьев — Ипатия и Помпея — из своей резиденции, дав им наказ "каждому сторожить свой дом". Почему-то мятежники решили, что Ипа-тий с ними, а не с басилевсом.
   … С ипподрома император и толпа отправились в разные стороны: восставшие спешили к дому Ипатия. Они нашли там его и его жену Марию, которая умоляла оставить ее мужа в покое. Но, забрав Ипатия с собой, мятежники привели его к форуму Константина, где провозгласили императором.
   Теперь толпа захотела штурмовать императорский дворец, но сенатор Ориген отсоветовал делать это. Правда, он же предложил, чтобы Ипатий занял другой дворец, откуда мог бы вести с Юстинианом борьбу.
   Все пошли на ипподром. Туда же прибыл вооруженный отряд прасинов. То ли из любопытства, то ли по убеждению к восставшим присоединились некоторые схоларии и экскувиты. А другие отказались защищать императора. Юстиниан, прекрасно осознавая свое положение, раздумывал, не броситься ли ему в бегство. Но собравшиеся с ним немногочисленные сторонники никак не могли решить, что предпринять. Оказалось, что, кроме наемников Велисария и Мунда со своими отрядами, басилевса некому защищать.
   Императрица Феодора сказала единственное решительное слово. В речи, вероятно, приукрашенной позднее и богатой метафорами, прозвучала очень правильная мысль: "Тому, кто однажды царствовал, быть беглецом невыносимо".
   Решение было принято. Император с приближенными отправился в триклиний, находившийся по другую сторону кафисмы ипподрома, где всегда восседал Юстиниан, а теперь занятой Ипатием. По дороге евнух Нарсес не щадил денег, подкупая венетов. Подкупленные проникли на ипподром, и в короткий срок единодушная толпа раскололась, пошли раздоры. И в этот момент с разных сторон на ипподром ворвались отряды Велисария и Мунда, а также оставшаяся верной часть солдат. Пошла кровавая резня. Очень скоро племянники Юстиниана Вораид и Юст схватили Ипатия и Помпея и притащили их к царствующему дяде. На следующий день оба были казнены.
   Только в результате резни на ипподроме погибло около 35 тысяч человек. Восстание было подавлено.
   После подавления восстания было конфисковано имущество восемнадцати сенаторов — из тех сенаторов, кто так или иначе принял в волнениях участие.
   Здесь, пожалуй, стоит прервать наше повествование, чтобы, исследовав историю Византии, донести до читателя и некоторые причины столь массового участия аристократии в бунте.
   Издавна Босфор был не только воротами в Понт Эвк-синский, но и главной переправой с Запада на Восток, из Европы в Азию. Фактически эта географическая точка всегда лежала на перекрестке разнообразных торговых путей. Было бы удивительно, если бы в этой точке не возникло торгового поселения.
   Отзвуки первопоселений остались в финикийских географических именах. Например, малая деревушка Харибда на входе в Черное море — название из финикийской топонимики. Теперь ему соответствует Гарибче.
   На акрополе Византии когда-то были открыты остатки древнейших циклопических строений, относившихся к IX веку до н. э. Основание города приписывалось мегарцам, но потом выяснилось, что на этом месте еще раньше жили фракийцы. Однако и фракийский город не был самым древним населенным пунктом на Босфоре: рядом с Константинополем были найдены пещеры, курганы, каменные орудия неолита.
   Финикийцы, торговцы и мореплаватели, не могли упустить столь выгодное место. Они основали свою факторию близ Халкидона (от финикийского "Новый город"). Хал-кидон располагался перед Золотым Рогом, отчего позднее был прозван Прокератидой. То была столица небольшого государства на азиатском берегу Босфора и занятого позже Дарием. Греки-колонисты из Мегары, прежде чем основать город на Серайском мысе, что произошло, по преданию, в 658 г. до н. э., спросили совета дельфийского оракула по выбору места. "Напротив слепых", — таков был ответ. И когда Визант привел своих людей на Босфор, он увидел Халкидон и тут же понял, что истинное место для его города — конечно же, Золотой Рог, которого не заметили его предшественники и, "как слепые", устроили поселение за Золотым Рогом. Впрочем, это скорее всего легенда: греки уже жили здесь. Византу осталось лишь дать имя этому городу. Так город-колония стал Византией.
   Первыми захватчиками Византии были персы. В бесконечной череде греко-персидских войн город часто оказывался заложником той или другой стороны. В V веке до н. э. Дарий переправил свое войско по мосту, составленному из судов. Византийцы в конце концов покинули насиженные места, и Дарий разрушил город до основания. А через несколько лет Византию занял Павсаний, вождь спартанцев. Потом она подпадала под влияние Афин, отбивших ее у лакедемонян. А после ее брали Алкивиад, затем Лисандр…
   В 340 г. греки спасли Византию от царя Македонии Филиппа: знали, что она сопротивляться не сможет, а потому послали свое войско.
   …Римляне оставили Византии ее независимость: город давно уже был богаче Афин, крупнее и удачливее бывших своих покровителей, ибо сами они измотали себя в междоусобицах. Земли римляне тоже решили оставить за Византией: разрушать или обеднять такой форпост им было невыгодно. Правда, для того чтобы показать, кто все же хозяин, они забирали с Византии судовую пошлину.
   В римскую провинцию Византия превратилась гораздо позднее — при Веспасиане.
   …Септимий Север (146–211 гг.), воюя с Песценнием Ни-гром, осаждал Византию три года. Византийцы не выдержали столь долгой осады — когда в городе съели крыс и кошек, питались мясом умерших. И вот, приняв поражение осажденных, сдавшихся из-за голода, Септимий, пожалев свои усилия, приказал разрушить доселе неприступные стены: ведь Византия помогала его сопернику. Скоро Септи-мий раскаялся и, следуя совету Каракаллы, бывшего его сыном, стал восстанавливать крепостные укрепления. Увлекшись, он построил в городе дворцы и портики, бани.