Варгас Фред. Бесприютный

   В одиннадцать часов стало ясно, что Мерлен заказал изнасилование Николь Вердо, хотя прямо в этом и не признался и имен исполнителей не назвал. Мерлен становился буйным и невменяемым, когда речь заходила о девушке из Невера. В полдень он признался в своем влечении и ненависти к Николь Вердо, которая после одной неосторожно проведенной с Мерленом ночи отвергла его и пригрозила уйти из института. «Мой лоб еще в огне от поцелуя Королевы. Я грезил в гроте, где плещется русалка».
   Спрятавшись за деревом, Мерлен наблюдал за карательным изнасилованием. Может, потом он собирался прийти на помощь, сыграть спасителя и заставить ее уступить. Но этот болван Воке вмешался со своим идиотским шлангом, испортил удовольствие и уничтожил планы директора. Хуже того, он сорвал капюшон Русле, и Николь Вердо узнала насильника. Русле был скотиной и трусом, арестуй его полиция, он бы все рассказал и открыл бы имя заказчика. Ночью Мерлен убил Николь в больнице и утопил Русле в Луаре. Клеман Воке заплатит ему за это.
   «На струнах лютни онемевшую Звезду…»
   К трем часам Мерлен сознался в убийствах Клер Отисье, Нади Жоливе, Симоны Лекур и Поль Бурже. Луи объяснил, что Мерлен наслаждался агонией Николь Вердо и что это зрелище стало для него неожиданным удовольствием и породило желание убивать; как говорил Вандузлер-старший, он вошел во вкус. И уже не мог удержаться. «Дыхание святой и крики феи…» Однажды утром после бессонной ночи стихи трижды попались ему на глаза. Они указали ему дорогу.
   В половине пятого Луи рассказал, как просто и гениально Мерлен подыскивал будущих жертв. Он занимал высокий пост в налоговой службе на улице Вожирар, легко отыскивал нужные улицы в базе данных и выбирал одиноких женщин моложе сорока лет.
   Мерлен запланировал два других убийства после Жюли Лакез. Одно на улице Белой Королевы и другое, последнее, на улице Победы. Марк, нахмурившись, сходил за картой Парижа, брошенной на буфете в кухне, и снова уселся на старую доску. Улица Белой Королевы. «Мой лоб еще в огне от поцелуя Королевы». Отличный выбор. Белая Королева, непорочная чистота, все так очевидно. Для мухи, конечно. Чудовищной мухи с глазами в тысячу граней. В довершение улица Победы. «Я дважды пересек победно Ахерон…» Отличное рассуждение для мухи. Марк посмотрел на план Девятого округа. Улица Победы в двух шагах от Башни Аббатис, а та пересекается с Белой улицей. Обе они в двухстах метрах от Овернской башни, которая пересекает улицу Мучеников. И так далее. Марк положил карту на траву. Жестокая эстафета, где все увенчано великим смыслом и все детали пригнаны безупречно. Непогрешимая логика мухи, способная ввергнуть Париж в ужас и хаос.
   В пять часов Марк снова слушал новости. Судьба Клемана Воке была тщательно продумана. Предоставив ему убежище в своем особняке после первых трех убийств, Мерлен инсценировал бы его самоубийство после улицы Победы. Но дурак ускользнул от него. Бог дураков любит. Мерлену пришлось продолжать на свой страх и риск. Он хотел совершить последнее преступление по всем правилам, кинув кости наудачу, чтобы освятить его, а потом сложить оружие и наслаждаться воспоминаниями.
   Луи, Луазель и судебный психиатр, который работал на следствии, считали, что остановиться по доброй воле он бы не смог.
   – Одна-единственная муха может обратить Париж в прах, – сказал Марк Люсьену, который в этот вечер готовил ужин.
   Люсьен кивнул. Он снова достал свои ножницы и кромсал ими букетик специй. Марк молча наблюдал за ним.
   – Эта женщина, – помолчав, заговорил он, – Жюли Лакез. Она была мила со мной. Впрочем, я ведь ей жизнь спас.
   – И что потом?
   – Потом ничего. Вряд ли из этого что-нибудь вышло бы.
   – Друг мой, – сказал Люсьен, не отвлекаясь от своего занятия, – нельзя же одновременно совершить геройский поступок и получить девушку в придачу.
   – Это еще почему?
   – Потому что тогда вместо героической драмы получился бы водевиль.
   – Возможно, – тихо ответил Марк, – но если честно, пожалуй, я бы предпочел водевиль.

Глава 43

   Когда Луи выходил вечером из комиссариата, он чувствовал себя совершенно разбитым, но на душе у него было спокойно. Пусть Луазель заканчивает эту историю. А ему еще надо кое-что уладить.
   Секатор работал граблями в северной части кладбища. При виде Луи он застыл на месте.
   – Так и думал, что ты объявишься, – сказал Луи. – Услышал, что убийцу поймали, не так ли?
   Секатор дважды бесполезно поскреб граблями.
   – И ты решил, что можно выйти? Что тебя не схватят? А изнасилование? Ты про него забыл?
   Секатор сжал руками черенок грабель.
   – Я тут ни при чем. Если хозяин сказал, что я там был, он врет. Доказательств нет. Никто не поверит убийце.
   – Ты был там, – отрезал Луи, – вместе с Русле и приятелем, которого ты нанял. Мерлен заплатил вам.
   – Я ее не трогал!
   – Потому что не успел. Ты уже лежал на ней, когда Клеман Воке облил тебя. Не трудись отрицать. Мерлен ничего не сказал, но есть свидетель.
   Клермон наблюдал за вами в бинокль из своей мастерской.
   – Старая сволочь, – проворчал Тевенен.
   – А сам-то ты чего стоишь?
   Тевенен метнул на Луи ненавистный взгляд.
   – Я скажу, чего ты стоишь, Секатор. Ты не стоишь трех гвоздей, и я легко мог бы тебя отправить за решетку. Но Николь Вер до умерла, и ей это не поможет. И есть еще кое-что. Оберег твоей матери. И ради него, только ради него я оставлю тебя в покое. Тебе повезло, он тебя защитил.
   Секатор закусил губу.
   – И я оставлю тебе эту чертову бутылку сан-сера, которую таскал с собой каждый день, пока ты прятался. Когда будешь пить, подумай о Николь и постарайся почувствовать угрызения совести.
   Луи поставил бутылку у ног Секатора и пошел прочь по центральной аллее.
 
   В этот вечер Луи ужинал в лачуге. Когда он вошел, в столовой было пусто и сумрачно, и сквозь закрытые ставни он увидел Марка и Люсьена, сидящих на редкой траве пустоши.
   – Где Мартин пупсик? – спросил он, подходя к ним. – Полетел навстречу солнцу?
   – Не угадал, – сказал Марк. – Клеман не ушел. Я предложил ему прогуляться по улицам, но он важно заявил, что в том, что касается его, он самолично предпочитает клеить булыжники в погребе.
   – Господи, – присвистнул Луи, – надо будет его как-нибудь поделикатнее вытурить.
   – Конечно, но не сразу. Времени у нас полно.
   – Вы не открыли ставни?
   Люсьен взглянул на дом.
   – И правда, – сказал ohv – никому в голову не пришло.
   Марк встал и подбежал к дому. Он распахнул три окна столовой, раскрыл деревянные створки, потом отодвинул задвижку, которая закрывала ставни комнаты Клемана, и жаркий воздух волной устремился в комнату.
   – Вот, – крикнул он Луи, высунувшись из окна. – Видел?
   – Прекрасно!
   – А теперь закрою, а то мы в этой лачуге от жары сдохнем!
   – Что это с ним? – спросил Луи.
   Люсьен вытянул руку.
   – Не досаждай спасителю, – серьезно сказал он. – Он надеялся найти любовь, а остался с кучей неглаженого белья.
   Луи прислонился спиной к аиланту и покачал головой. Люсьен шмыгнул носом и сунул руки в карманы.
   – Возвращение солдат с фронта всегда трагично, – пробормотал он.

Глава 44

   Толстуха Жизель решила в виде исключения оставить свой пост у дома на улице Деламбр и пройти тридцать метров, отделяющие ее от юной Лины. В руках она держала газету.
   Подойдя, она помахала газетой у Лины перед глазами.
   – Ну что! – сварливо крикнула она. – Кто был прав? Мартин малыш убил бедных девушек или не Мартин малыш?
   Лина с опаской покачала головой:
   – Я этого никогда не говорила, Жизель.
   – Да что ты! Я извиняюсь, но еще два дня назад ты была готова отдать его в лапы полицейских. Все время я должна вмешиваться. Так не поступают, крошка моя, пусть тебе это послужит уроком. Малыш Марты хорошо воспитан, поняла? И потом, он ей как сын. Тут и рассуждать нечего.
   Лина опустила голову, и толстая Жизель, ворча, удалилась.
   – Ну что за жизнь сволочная, – проворчала она, – вечно, чтобы настоять на своем, надо глотку драть.