– Что ты еще надеешься узнать? – спросил Марк. – Его здорово разыграли.
– Если Марта права, то нет.
Марк встал, снова включил утюг и достал из корзины цветастое платье.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил он, старательно разглаживая ткань на доске.
– Если Марта права и Клемана Воке подставили, то он не случайная жертва. Выбрали его за глупость, это без сомнения, но не только поэтому. Дураков полно и в Париже, зачем вызывать его из Невера и снимать ему номер в гостинице? Во всем этом есть смысл только в том случае, если убийце среди прочих дураков страны нужен был именно Клеман. Это значит, что тот «Другой» не только использует таланты Клемана, но еще и утоляет свою ненависть, сводит с ним счеты. Он знает Клемана Воке и ненавидит его. Все это верно, если предположить, что Марта права.
– Кстати о Марте, нужно, чтобы она пришла завтра с ним повидаться.
– Это опасно, – сказал Луи.
– Я ему обещал, придется как-то выкручиваться. А то он сбежит, так или иначе. Не выдержит парень.
– Не выдержит! – воскликнул Луи. – Да ему уже тридцатник стукнул!
– Говорю тебе, он не выдержит.
– А девушки, которых он прикончил, там наш малыш выдержал?
– Мы же только что договорились, – проговорил Марк, складывая цветастое платьице, – что мы исходим из предположения Марты, что мы верим Марте. Хотя бы один день, чтобы расспросить его, как будто он не виновен. А ты не можешь и двух минут потерпеть.
– Ты прав, – сказал Луи. – Надо подождать один день. Я зайду к нему завтра в два часа.
– А раньше не можешь?
– Нет, с утра мне надо снова наведаться в комиссариат Девятого округа. Хочу еще раз взглянуть на фотографии. Кто сегодня за сторожа?
– Я, – отозвался Матиас.
– Прекрасно, – одобрил Луи. – До завтра.
– Я с тобой, – сказал Марк.
– Слушай, – нерешительно сказал Луи, – я смотрю, ты платья гладишь. У вас что, в доме женщина?
– А что в этом удивительного? – высокомерно осведомился Люсьен.
– Ничего, – поспешил заверить Луи. – Просто спрашиваю… Это из-за него, из-за Воке.
– А я думал, что мы считаем его невиновным, – съязвил Люсьен. – Значит, и беспокоиться нечего.
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Глава 16
– Если Марта права, то нет.
Марк встал, снова включил утюг и достал из корзины цветастое платье.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил он, старательно разглаживая ткань на доске.
– Если Марта права и Клемана Воке подставили, то он не случайная жертва. Выбрали его за глупость, это без сомнения, но не только поэтому. Дураков полно и в Париже, зачем вызывать его из Невера и снимать ему номер в гостинице? Во всем этом есть смысл только в том случае, если убийце среди прочих дураков страны нужен был именно Клеман. Это значит, что тот «Другой» не только использует таланты Клемана, но еще и утоляет свою ненависть, сводит с ним счеты. Он знает Клемана Воке и ненавидит его. Все это верно, если предположить, что Марта права.
– Кстати о Марте, нужно, чтобы она пришла завтра с ним повидаться.
– Это опасно, – сказал Луи.
– Я ему обещал, придется как-то выкручиваться. А то он сбежит, так или иначе. Не выдержит парень.
– Не выдержит! – воскликнул Луи. – Да ему уже тридцатник стукнул!
– Говорю тебе, он не выдержит.
– А девушки, которых он прикончил, там наш малыш выдержал?
– Мы же только что договорились, – проговорил Марк, складывая цветастое платьице, – что мы исходим из предположения Марты, что мы верим Марте. Хотя бы один день, чтобы расспросить его, как будто он не виновен. А ты не можешь и двух минут потерпеть.
– Ты прав, – сказал Луи. – Надо подождать один день. Я зайду к нему завтра в два часа.
– А раньше не можешь?
– Нет, с утра мне надо снова наведаться в комиссариат Девятого округа. Хочу еще раз взглянуть на фотографии. Кто сегодня за сторожа?
– Я, – отозвался Матиас.
– Прекрасно, – одобрил Луи. – До завтра.
– Я с тобой, – сказал Марк.
– Слушай, – нерешительно сказал Луи, – я смотрю, ты платья гладишь. У вас что, в доме женщина?
– А что в этом удивительного? – высокомерно осведомился Люсьен.
– Ничего, – поспешил заверить Луи. – Просто спрашиваю… Это из-за него, из-за Воке.
– А я думал, что мы считаем его невиновным, – съязвил Люсьен. – Значит, и беспокоиться нечего.
Глава 13
Выйдя из дома, Марк и Луи молча поднялись по улице.
– Так что? – спросил Луи. – Да или нет?
– Нет, – отрезал Марк. – Женщин в лачуге нет, ни одной, пустыня. Но это не значит, что можно плевать в песок.
– А платья?
– Это белье мадам Туссен. Я беру гладить на дом, я же тебе говорил.
– А, ну да, твоя работа.
– Вот именно, что работа. Не нравится?
– Да что с вами со всеми? – Луи остановился. – Вы целыми днями лаетесь!
– Если ты про лачугу, то мы привыкли. Мы все время ругаемся, Люсьен это обожает. Да и Матиасу полезно, каждому от этого своя выгода. Отвлекает от забот, забываешь про безденежье и про то, что платья есть, а женщин в них нет.
Луи кивнул.
– Как думаешь, – снова заговорил Марк, – есть хоть малейший шанс, что Мартин питомец тут ни при чем?
– Думаю, что шансов гораздо больше. Подожди, там фонтанчик, пойду окуну Бюфо.
Марк скривился:
– Ты с собой жабу взял?
– Да, я только что сходил за ним. Он умирал со скуки в корзинке для карандашей, сам подумай – и поймешь, каково это. Надо иногда проветривать зверюшку. Я же не прошу тебя его подержать.
Марк с отвращением смотрел, как Луи побрызгал водой свою большую сероватую жабу, дал ей какие-то наставления, а потом снова посадил в большой правый карман своей куртки.
– Мерзость какая, – только и сказал Марк.
– Пива хочешь?
Они уселись на террасе почти пустого кафе. Марк сел слева от Луи, потому что в правом кармане сидела жаба. Было половина двенадцатого, холодно не было.
– Я думаю, – начал Луи, – что Мартин приемыш самый настоящий идиот.
– Согласен, – кивнул Марк, поднимая руку, чтобы позвать официанта.
– А значит, сам он не смог бы сочинить историю с хозяином ресторана, даже чтобы спасти себе жизнь.
– Ты прав. Этот тип существует.
– Какой тип?
– Ну тот, – сказал Марк, не опуская руки, – который управляет марионеткой. «Другой». Убийца. Он существует.
– Рука твоя не работает, – заметил Луи.
– Вижу, – ответил Марк и уронил руку на колено. – Никогда не могу подозвать официанта.
– Тебе не хватает врожденного авторитета, – предположил Луи и в свою очередь поднял руку.
Он быстро заказал официанту два пива и повернулся к Марку.
– Ерунда, – сказал Марк. – Подумаешь. Мы говорили о том, что тот тип где-то есть.
– Вероятно. Нельзя сказать наверняка. Если он существует, то мы уже кое-что знаем о нем: он знаком с Клеманом Воке, он его ненавидит, и он не серийный убийца.
– Не понял.
Луи поморщился и отхлебнул пива.
– Видишь ли, этот тип считает. Он считает. Первая женщина, вторая, третья… Помнишь, что рассказывал Воке? По телефону ему говорили: «первая девушка»… «вторая девушка»… Он их считает. А если ты считаешь, значит, знаешь, на чем остановишься, хочешь прийти к какому-то числу. Иначе зачем считать? Есть какой-то предел, цель. Обычно, когда убивают, счет жертвам не ведут. Не будешь же считать до бесконечности, зачем? Я думаю, этот убийца придумал себе определенное количество женщин, и его список когда-то кончится. Это не серийный убийца. Это убийца одной серии. Улавливаешь разницу? Он односерийный убийца.
– Да, – неуверенно сказал Марк. – Ты много значения придаешь мелочам.
– Цифры не мелочь. Прибавь к этому, что серийный убийца никогда бы не стал искать козла отпущения. Тот, кто это сделал, рассчитывал использовать Воке для определенного количества жертв. Воке послужил болванчиком в тщательно спланированной операции, а бесконечная резня тут ни при чем. Если за этим кто-то стоит, он очень опасен и прекрасно знает, чего хочет. Он выбрал козла отпущения и выбрал женщин. И действует он не случайно, ни в коем случае. А чтобы его серия была оправдана, у нее должен быть смысл. В его понимании, конечно.
– Оправдана?
– Оправдана символически, образно. Убить семь женщин, это как бы уничтожить всех женщин на планете, к примеру. И ты прекрасно понимаешь, что эти семь женщин не могут быть выбраны случайно. Они должны составлять единый ансамбль, вселенную, их должно что-то объединять.
Луи побарабанил пальцами по стакану.
– Уверен, что так он и действует, – продолжил он. – Если подумать, все очень банально и просто. В любом случае смотри в оба – надо во что бы то ни стало спрятать Клемана Воке, особенно если он невиновен. Если случится третье убийство, мы, по крайней мере, будем знать, что этот кретин ни при чем. У него будет железное алиби.
– Думаешь, будет третье убийство?
– Да, старик. Тот «Другой» только начал. И беда в том, что мы не знаем ни как велика его серия, ни какой в ней смысл.
Луи вернулся домой пешком, по дороге болтая со своей жабой.
– Так что? – спросил Луи. – Да или нет?
– Нет, – отрезал Марк. – Женщин в лачуге нет, ни одной, пустыня. Но это не значит, что можно плевать в песок.
– А платья?
– Это белье мадам Туссен. Я беру гладить на дом, я же тебе говорил.
– А, ну да, твоя работа.
– Вот именно, что работа. Не нравится?
– Да что с вами со всеми? – Луи остановился. – Вы целыми днями лаетесь!
– Если ты про лачугу, то мы привыкли. Мы все время ругаемся, Люсьен это обожает. Да и Матиасу полезно, каждому от этого своя выгода. Отвлекает от забот, забываешь про безденежье и про то, что платья есть, а женщин в них нет.
Луи кивнул.
– Как думаешь, – снова заговорил Марк, – есть хоть малейший шанс, что Мартин питомец тут ни при чем?
– Думаю, что шансов гораздо больше. Подожди, там фонтанчик, пойду окуну Бюфо.
Марк скривился:
– Ты с собой жабу взял?
– Да, я только что сходил за ним. Он умирал со скуки в корзинке для карандашей, сам подумай – и поймешь, каково это. Надо иногда проветривать зверюшку. Я же не прошу тебя его подержать.
Марк с отвращением смотрел, как Луи побрызгал водой свою большую сероватую жабу, дал ей какие-то наставления, а потом снова посадил в большой правый карман своей куртки.
– Мерзость какая, – только и сказал Марк.
– Пива хочешь?
Они уселись на террасе почти пустого кафе. Марк сел слева от Луи, потому что в правом кармане сидела жаба. Было половина двенадцатого, холодно не было.
– Я думаю, – начал Луи, – что Мартин приемыш самый настоящий идиот.
– Согласен, – кивнул Марк, поднимая руку, чтобы позвать официанта.
– А значит, сам он не смог бы сочинить историю с хозяином ресторана, даже чтобы спасти себе жизнь.
– Ты прав. Этот тип существует.
– Какой тип?
– Ну тот, – сказал Марк, не опуская руки, – который управляет марионеткой. «Другой». Убийца. Он существует.
– Рука твоя не работает, – заметил Луи.
– Вижу, – ответил Марк и уронил руку на колено. – Никогда не могу подозвать официанта.
– Тебе не хватает врожденного авторитета, – предположил Луи и в свою очередь поднял руку.
Он быстро заказал официанту два пива и повернулся к Марку.
– Ерунда, – сказал Марк. – Подумаешь. Мы говорили о том, что тот тип где-то есть.
– Вероятно. Нельзя сказать наверняка. Если он существует, то мы уже кое-что знаем о нем: он знаком с Клеманом Воке, он его ненавидит, и он не серийный убийца.
– Не понял.
Луи поморщился и отхлебнул пива.
– Видишь ли, этот тип считает. Он считает. Первая женщина, вторая, третья… Помнишь, что рассказывал Воке? По телефону ему говорили: «первая девушка»… «вторая девушка»… Он их считает. А если ты считаешь, значит, знаешь, на чем остановишься, хочешь прийти к какому-то числу. Иначе зачем считать? Есть какой-то предел, цель. Обычно, когда убивают, счет жертвам не ведут. Не будешь же считать до бесконечности, зачем? Я думаю, этот убийца придумал себе определенное количество женщин, и его список когда-то кончится. Это не серийный убийца. Это убийца одной серии. Улавливаешь разницу? Он односерийный убийца.
– Да, – неуверенно сказал Марк. – Ты много значения придаешь мелочам.
– Цифры не мелочь. Прибавь к этому, что серийный убийца никогда бы не стал искать козла отпущения. Тот, кто это сделал, рассчитывал использовать Воке для определенного количества жертв. Воке послужил болванчиком в тщательно спланированной операции, а бесконечная резня тут ни при чем. Если за этим кто-то стоит, он очень опасен и прекрасно знает, чего хочет. Он выбрал козла отпущения и выбрал женщин. И действует он не случайно, ни в коем случае. А чтобы его серия была оправдана, у нее должен быть смысл. В его понимании, конечно.
– Оправдана?
– Оправдана символически, образно. Убить семь женщин, это как бы уничтожить всех женщин на планете, к примеру. И ты прекрасно понимаешь, что эти семь женщин не могут быть выбраны случайно. Они должны составлять единый ансамбль, вселенную, их должно что-то объединять.
Луи побарабанил пальцами по стакану.
– Уверен, что так он и действует, – продолжил он. – Если подумать, все очень банально и просто. В любом случае смотри в оба – надо во что бы то ни стало спрятать Клемана Воке, особенно если он невиновен. Если случится третье убийство, мы, по крайней мере, будем знать, что этот кретин ни при чем. У него будет железное алиби.
– Думаешь, будет третье убийство?
– Да, старик. Тот «Другой» только начал. И беда в том, что мы не знаем ни как велика его серия, ни какой в ней смысл.
Луи вернулся домой пешком, по дороге болтая со своей жабой.
Глава 14
На следующий день в одиннадцать утра Кельвелер был в комиссариате Девятого округа. По дороге он купил утренние газеты и молил небо, чтобы евангелисты, как их называл Вандузлер-старший, оказались хорошими сторожами: фоторобот предполагаемого убийцы был напечатан на первой странице, и сходство с оригиналом было поразительное.
Луи был озабочен и в полицию вошел с тяжелым сердцем. На этот раз его попросили подождать. Луазелю наверняка не нравилось, что он так быстро вернулся. У Луи Кельвелера была репутация ищейки, которая глубоко копает и везде сует свой нос. А поскольку любой тщательный поиск чреват неприятными находками, то никто не хотел, чтобы Кельвелер лез туда, куда его не просят. Возможно, Луазель уже сожалел, что вчера так необдуманно разоткровенничался. В конце концов, Кельвелер уже в отставке, он никто.
Луи подумывал, как не вылететь из седла, но тут Луазель открыл дверь и сделал ему знак зайти.
– Здорово, Немец. Что стряслось?
– Хочу еще раз кое-что посмотреть и поделиться с тобой одной догадкой. А потом пойду в Девятнадцатый округ.
– Не трудись, – улыбнулся Луазель, – теперь оба дела поручены мне.
– Отличная новость. Рад, что смог оказать тебе услугу.
– Ты о чем?
– Я боялся, что дело попадет к твоему коллеге, – уклончиво сказал Луи. – И решил звякнуть в министерство, замолвить за тебя словечко. Приятно слышать, что дело поручили тебе.
Луазель встал, чтобы пожать Луи руку.
– Не стоит, старик. Не говори об этом никому, а то засветишь мои контакты.
Луазель молча кивнул в знак понимания и снова сел, радостно улыбаясь. Луи совсем не было стыдно. Такое вранье было обычным делом в его работе, полиция поступала так же. Он делал это ради Марты.
– Что ты хотел посмотреть, Немец? – спросил Луазель, он снова стал дружелюбным и был готов помочь.
– Снимки жертв на месте преступления, крупным планом, в верхней части тела, если можно.
Луазель прошаркал к железному шкафу. Его ноги шуршали по линолеуму. Все так же шурша, он вернулся к Луи и разложил перед ним фотографии. Тот напряженно вгляделся в них.
– Здесь, – сказал он Луазелю, показывая в какую-то точку справа от головы. – Тут, на ковре, ничего не замечаешь?
– Немного крови видно. Знаю, этой девушкой я занимался.
– Ковер длинноворсный, так?
– Да, похоже на шкуру козы.
– А тебе не кажется, что возле головы кто-то возил рукой по ковру в разные стороны?
Луазель нахмурил светлые брови и отошел с фотографией к окну.
– Хочешь сказать, в этом месте воре спутан?
– Вот именно. Он мятый и спутанный.
– Может, и так, старик, но ковер из козьей шерсти то и дело путается. Что-то не пойму я, к чему ты клонишь.
– Взгляни на другую фотографию, – сказал Луи, тоже подходя к окну. – Это вторая жертва. Посмотри на то же место, рядом с головой, у левого уха.
– Тут палас. Что на нем разглядишь?
– Следы трения, вмятины, как будто кто-то царапал в этом месте.
Луазель покачал головой:
– Нет, старик. Честное слово, ничего не вижу.
– Ладно, возможно, мне показалось.
Луи надел куртку, собрал свои газеты и направился к двери.
– Слушай, хочу спросить, пока не ушел: вы думаете, будет третье убийство?
Луазель кивнул:
– Скорее всего, если мы не поймаем его раньше.
– Почему скорее всего?
– Потому что у него нет причин останавливаться, вот почему. У сексуальных маньяков всегда так, старик, их не остановишь. Где? Когда? Пока никакой зацепки. Единственное, что может спасти следующую женщину, это если поймаем его, – указал он на фоторобот в газете. – В Париже два миллиона жителей, хоть кто-нибудь да скажет нам, где его искать. С такой глупой рожей не останешься незамеченным. Даже если он перекрасится в рыжий, его все равно узнают. Но вряд ли ему это придет в голову.
– Да, – ответил Луи, радуясь в душе, что отсоветовал Марте красить Клемана в рыжий цвет. – А если он залег на дно, как только вышли газеты?
– Везде есть люди. И я не думаю, что эту сволочь будет кто-нибудь покрывать.
– Да, – повторил Луи.
– Может быть, его мать, конечно… – вздохнул Луазель. – Матери никогда не ведут себя так, как другие.
– Это точно.
– А уж его мамаша, вот был бы номер, если он спрячется у нее. Но я-то по нему плакать не стану. Еще не хватало. Если его найдут, сегодня вечером он будет сидеть в этом кабинете. Так что насчет третьей жертвы я особенно не волнуюсь. Бывай, Немец, и еще раз спасибо…
Луазель жестом изобразил телефонную трубку.
– Не стоит, – скромно ответил Луи.
На улице он слегка отдышался. На секунду он вообразил, что Луазель устроил за ним слежку, а он, ни о чем не подозревая, прихрамывая, привел его прямо в лачугу на улице Шаль. Он представил себе встречу Воке с Луазелем под крышей дома бывшего старого полицейского и трех евангелистов с сомнительной репутацией и подумал, что худшей ситуации не было за всю его карьеру. Тут он вдруг вспомнил, что с карьерой покончено. Потом проверил, нет ли за ним хвоста. Всего только раз в жизни слежка застигла его врасплох.
Медленно шагая к автобусной остановке, он снова вспомнил про фотографии. Нельзя было терять время, болтаясь по Парижу пешком, к тому же у него болело колено. Рядом с головами женщин явно были какие-то следы. Но следы чего? Возле первой жертвы они были еле заметны, но около второй были видны хорошо. Убийца что-то делал рядом с головами своих жертв.
Пассажиры в автобусе сидели, склонившись над портретом Клемана Воке, пытаясь что-то вспомнить. Придется им подождать, пока он у евангелистов и его имя знают только шестеро. Нет, восемь. Были еще две проститутки с улицы Деламбр. Луи стиснул зубы.
Луи был озабочен и в полицию вошел с тяжелым сердцем. На этот раз его попросили подождать. Луазелю наверняка не нравилось, что он так быстро вернулся. У Луи Кельвелера была репутация ищейки, которая глубоко копает и везде сует свой нос. А поскольку любой тщательный поиск чреват неприятными находками, то никто не хотел, чтобы Кельвелер лез туда, куда его не просят. Возможно, Луазель уже сожалел, что вчера так необдуманно разоткровенничался. В конце концов, Кельвелер уже в отставке, он никто.
Луи подумывал, как не вылететь из седла, но тут Луазель открыл дверь и сделал ему знак зайти.
– Здорово, Немец. Что стряслось?
– Хочу еще раз кое-что посмотреть и поделиться с тобой одной догадкой. А потом пойду в Девятнадцатый округ.
– Не трудись, – улыбнулся Луазель, – теперь оба дела поручены мне.
– Отличная новость. Рад, что смог оказать тебе услугу.
– Ты о чем?
– Я боялся, что дело попадет к твоему коллеге, – уклончиво сказал Луи. – И решил звякнуть в министерство, замолвить за тебя словечко. Приятно слышать, что дело поручили тебе.
Луазель встал, чтобы пожать Луи руку.
– Не стоит, старик. Не говори об этом никому, а то засветишь мои контакты.
Луазель молча кивнул в знак понимания и снова сел, радостно улыбаясь. Луи совсем не было стыдно. Такое вранье было обычным делом в его работе, полиция поступала так же. Он делал это ради Марты.
– Что ты хотел посмотреть, Немец? – спросил Луазель, он снова стал дружелюбным и был готов помочь.
– Снимки жертв на месте преступления, крупным планом, в верхней части тела, если можно.
Луазель прошаркал к железному шкафу. Его ноги шуршали по линолеуму. Все так же шурша, он вернулся к Луи и разложил перед ним фотографии. Тот напряженно вгляделся в них.
– Здесь, – сказал он Луазелю, показывая в какую-то точку справа от головы. – Тут, на ковре, ничего не замечаешь?
– Немного крови видно. Знаю, этой девушкой я занимался.
– Ковер длинноворсный, так?
– Да, похоже на шкуру козы.
– А тебе не кажется, что возле головы кто-то возил рукой по ковру в разные стороны?
Луазель нахмурил светлые брови и отошел с фотографией к окну.
– Хочешь сказать, в этом месте воре спутан?
– Вот именно. Он мятый и спутанный.
– Может, и так, старик, но ковер из козьей шерсти то и дело путается. Что-то не пойму я, к чему ты клонишь.
– Взгляни на другую фотографию, – сказал Луи, тоже подходя к окну. – Это вторая жертва. Посмотри на то же место, рядом с головой, у левого уха.
– Тут палас. Что на нем разглядишь?
– Следы трения, вмятины, как будто кто-то царапал в этом месте.
Луазель покачал головой:
– Нет, старик. Честное слово, ничего не вижу.
– Ладно, возможно, мне показалось.
Луи надел куртку, собрал свои газеты и направился к двери.
– Слушай, хочу спросить, пока не ушел: вы думаете, будет третье убийство?
Луазель кивнул:
– Скорее всего, если мы не поймаем его раньше.
– Почему скорее всего?
– Потому что у него нет причин останавливаться, вот почему. У сексуальных маньяков всегда так, старик, их не остановишь. Где? Когда? Пока никакой зацепки. Единственное, что может спасти следующую женщину, это если поймаем его, – указал он на фоторобот в газете. – В Париже два миллиона жителей, хоть кто-нибудь да скажет нам, где его искать. С такой глупой рожей не останешься незамеченным. Даже если он перекрасится в рыжий, его все равно узнают. Но вряд ли ему это придет в голову.
– Да, – ответил Луи, радуясь в душе, что отсоветовал Марте красить Клемана в рыжий цвет. – А если он залег на дно, как только вышли газеты?
– Везде есть люди. И я не думаю, что эту сволочь будет кто-нибудь покрывать.
– Да, – повторил Луи.
– Может быть, его мать, конечно… – вздохнул Луазель. – Матери никогда не ведут себя так, как другие.
– Это точно.
– А уж его мамаша, вот был бы номер, если он спрячется у нее. Но я-то по нему плакать не стану. Еще не хватало. Если его найдут, сегодня вечером он будет сидеть в этом кабинете. Так что насчет третьей жертвы я особенно не волнуюсь. Бывай, Немец, и еще раз спасибо…
Луазель жестом изобразил телефонную трубку.
– Не стоит, – скромно ответил Луи.
На улице он слегка отдышался. На секунду он вообразил, что Луазель устроил за ним слежку, а он, ни о чем не подозревая, прихрамывая, привел его прямо в лачугу на улице Шаль. Он представил себе встречу Воке с Луазелем под крышей дома бывшего старого полицейского и трех евангелистов с сомнительной репутацией и подумал, что худшей ситуации не было за всю его карьеру. Тут он вдруг вспомнил, что с карьерой покончено. Потом проверил, нет ли за ним хвоста. Всего только раз в жизни слежка застигла его врасплох.
Медленно шагая к автобусной остановке, он снова вспомнил про фотографии. Нельзя было терять время, болтаясь по Парижу пешком, к тому же у него болело колено. Рядом с головами женщин явно были какие-то следы. Но следы чего? Возле первой жертвы они были еле заметны, но около второй были видны хорошо. Убийца что-то делал рядом с головами своих жертв.
Пассажиры в автобусе сидели, склонившись над портретом Клемана Воке, пытаясь что-то вспомнить. Придется им подождать, пока он у евангелистов и его имя знают только шестеро. Нет, восемь. Были еще две проститутки с улицы Деламбр. Луи стиснул зубы.
Глава 15
Жизель подпирала стену своего дома на улице Деламбр, хмуро изучая газету.
– Паршивые дела, – пробормотала она, – я не ошиблась. Это он. Я извиняюсь, но это он самый.
Она была очень удивлена. Надо бы пораскинуть мозгами. Мартин паренек шел напролом. Есть над чем подумать.
К ней медленно направлялся клиент. Она знала его, он приходил примерно раз в месяц. Когда он с ней поравнялся, Жизель отрицательно покачала головой.
– Не то чтобы я могу себе позволить всем отказывать, – сказала Жизель, – но сейчас я не могу. Приходи после.
– Почему? Ждешь клиента?
– Сказала, не могу! – повысила голос Жизель.
– Почему не можешь?
– Потому что я думаю! – огрызнулась Жизель.
Как ни странно, мужчина ничего не ответил, удивленно хмыкнул и ушел. Чудные все-таки эти мужики, подумала Жизель, не нравится им, когда женщины думают. И они не так уж не правы, потому что, когда я думаю, лучше со мной не связываться.
Молоденькая Лина, услыхав крик Жизель, прибежала с другого конца улицы:
– Что случилось, Жизель?
– Ничего. Ты очень смелая, но, когда понадобишься, я свистну.
– Слушай-ка, Жизель, – опять заговорила Лина, – я тут все время думаю кое о чем с самого утра.
– Не советую много думать, клиенты разбегутся.
– Ты не видела газету?
– Какую? Ну видела. И что?
– Тот тип, которого ищут за убийство двух женщин… Ты видела его в газете?
– Ну да.
– И тебе ничего не показалось?
– Ничего, – ответила Жизель с вызовом.
– Да вспомни, Жизель… Это же тот парень с аккордеоном, который искал старую Марту. Это он, я тебе клянусь!
– Не клянись! Клясться нехорошо. Жизель небрежно развернула газету и посмотрела на фоторобот:
– Нет, Лина-крошка, это не он. Я извиняюсь, но это совсем не он. Смутное сходство есть, это да, но в целом ничего общего. Уж извини.
Сбитая с толку уверенным тоном толстухи Жизель, Лина снова взглянула на портрет. Да нет, она еще не сошла с ума, парень тот самый. Но как же Жизель, она ведь всегда права. Жизель ее всему научила…
– Ну, – сказала Жизель, – так и будешь тут торчать столбом и разглядывать этого мужика?
– А если это все-таки он, Жизель?
– Это не он! Заруби себе на носу, и закончим на этом. Потому что тот парень, которого мы видели, – говорила Жизель, размахивая пальцем перед носом Лины, – это малыш старой Марты. А ты же не думаешь, чтобы малыш старой Марты, самой умной в нашем квартале, нашей живой легенды, пошел убивать женщин, после всего, чему она его научила? А?
– Нет! – ужаснулась Лина.
– Ну вот и нечего всякую чушь пороть. Лина ничего не ответила, и Жизель заговорила
опять, уже серьезнее:
– Послушай, Лина-крошка, ты, случайно, не собираешься пойти и сдать невинного человека легавым?
Лина посмотрела на Жизель с легкой тревогой.
– Потому что потом можешь распрощаться с работой. И если хочешь все испортить только потому, что не можешь отличить цыпленка от ястреба, дело твое, ты уже большая.
– Хорошо, Жизель. Но ты клянешься, что это не он?
– Я никогда не клянусь.
– Но это точно не он?
– Нет, не он. И вообще, дай сюда газету, не будут дурные мысли в голову лезть.
Жизель смотрела вслед Лине. Теперь девчонка успокоится. Хотя от молодых всего можно ждать. Надо будет присмотреть за ней хорошенько.
– Паршивые дела, – пробормотала она, – я не ошиблась. Это он. Я извиняюсь, но это он самый.
Она была очень удивлена. Надо бы пораскинуть мозгами. Мартин паренек шел напролом. Есть над чем подумать.
К ней медленно направлялся клиент. Она знала его, он приходил примерно раз в месяц. Когда он с ней поравнялся, Жизель отрицательно покачала головой.
– Не то чтобы я могу себе позволить всем отказывать, – сказала Жизель, – но сейчас я не могу. Приходи после.
– Почему? Ждешь клиента?
– Сказала, не могу! – повысила голос Жизель.
– Почему не можешь?
– Потому что я думаю! – огрызнулась Жизель.
Как ни странно, мужчина ничего не ответил, удивленно хмыкнул и ушел. Чудные все-таки эти мужики, подумала Жизель, не нравится им, когда женщины думают. И они не так уж не правы, потому что, когда я думаю, лучше со мной не связываться.
Молоденькая Лина, услыхав крик Жизель, прибежала с другого конца улицы:
– Что случилось, Жизель?
– Ничего. Ты очень смелая, но, когда понадобишься, я свистну.
– Слушай-ка, Жизель, – опять заговорила Лина, – я тут все время думаю кое о чем с самого утра.
– Не советую много думать, клиенты разбегутся.
– Ты не видела газету?
– Какую? Ну видела. И что?
– Тот тип, которого ищут за убийство двух женщин… Ты видела его в газете?
– Ну да.
– И тебе ничего не показалось?
– Ничего, – ответила Жизель с вызовом.
– Да вспомни, Жизель… Это же тот парень с аккордеоном, который искал старую Марту. Это он, я тебе клянусь!
– Не клянись! Клясться нехорошо. Жизель небрежно развернула газету и посмотрела на фоторобот:
– Нет, Лина-крошка, это не он. Я извиняюсь, но это совсем не он. Смутное сходство есть, это да, но в целом ничего общего. Уж извини.
Сбитая с толку уверенным тоном толстухи Жизель, Лина снова взглянула на портрет. Да нет, она еще не сошла с ума, парень тот самый. Но как же Жизель, она ведь всегда права. Жизель ее всему научила…
– Ну, – сказала Жизель, – так и будешь тут торчать столбом и разглядывать этого мужика?
– А если это все-таки он, Жизель?
– Это не он! Заруби себе на носу, и закончим на этом. Потому что тот парень, которого мы видели, – говорила Жизель, размахивая пальцем перед носом Лины, – это малыш старой Марты. А ты же не думаешь, чтобы малыш старой Марты, самой умной в нашем квартале, нашей живой легенды, пошел убивать женщин, после всего, чему она его научила? А?
– Нет! – ужаснулась Лина.
– Ну вот и нечего всякую чушь пороть. Лина ничего не ответила, и Жизель заговорила
опять, уже серьезнее:
– Послушай, Лина-крошка, ты, случайно, не собираешься пойти и сдать невинного человека легавым?
Лина посмотрела на Жизель с легкой тревогой.
– Потому что потом можешь распрощаться с работой. И если хочешь все испортить только потому, что не можешь отличить цыпленка от ястреба, дело твое, ты уже большая.
– Хорошо, Жизель. Но ты клянешься, что это не он?
– Я никогда не клянусь.
– Но это точно не он?
– Нет, не он. И вообще, дай сюда газету, не будут дурные мысли в голову лезть.
Жизель смотрела вслед Лине. Теперь девчонка успокоится. Хотя от молодых всего можно ждать. Надо будет присмотреть за ней хорошенько.
Глава 16
Луи торопился в Гнилую лачугу на улице Шаль, спрашивая себя, не осталось ли, случайно, вчерашней запеканки. Старик Вандузлер, похоже, знал толк в еде, а Луи так давно не ел картофельной запеканки. Это ведь блюдо для целой компании, а когда живешь один, для компании готовить не станешь.
Конечно, жизнь троих приятелей, что делили кров со стариком Вандузлером, вовсе не была идеальной, все-таки сорок лет разницы в возрасте. Луи не раз подсмеивался над этим. Но может, он и не прав. Потому что, по правде сказать, его собственная жизнь, жизнь одинокого сыщика и переводчика Бисмарка, который подумывал, как лучше сложить обувь, тоже не была примером для подражания. Они, во всяком случае, вместе платили за жилье, у каждого был свой этаж, они были не одиноки, и, кроме того, они готовили запеканку. Не так глупо, если подумать. И ведь не скажешь, что на этом все кончится. Луи всегда считал, что первый, кто покинет лачугу ради женщины, будет Матиас. Но старик может его и обскакать.
Было уже больше часа дня, когда он постучал в дверь. Люсьен поспешно впустил его. Сегодня он был дежурный и торопился домыть посуду перед уходом в школу.
– Все уже поели? – спросил его Луи.
– У меня урок в два. В четверг мы всегда спешим.
– Марк дома?
– Сейчас позову.
Люсьен схватил швабру и дважды стукнул в потолок.
– Это что? – удивился Луи.
– Средство внутренней связи. Один стук для Матиаса, два Марку, три мне, четыре старику, а семь раз – общий сбор перед отправкой на фронт. Не надо каждый раз бегать по этажам.
– Понятно, – сказал Луи, – я не знал.
И он посмотрел на мелкие круглые отметины на штукатурке потолка.
– Ну да, следы остаются, – сказал Люсьен. – В любой связи есть недостатки.
– Как Воке? Все спокойно? Без происшествий?
– Все тихо. Вы видели его портрет в газете? Свидетели хорошо его разглядели. В полдень мы с ним вместе обедали при закрытых ставнях. В такую жару соседи не удивятся. Сейчас он спит. Личная сиеста, как он сказал.
– Поразительно, что этот тип может спать.
– По-моему, он чересчур возбудим, – сказал Люсьен, снимая фартук.
На лестнице послышались шаги Марка.
– Я пошел, – сказал Люсьен, затягивая узел галстука. – Иду рассказывать молодежи о катаклизмах двадцатого века. У детей в головах так много трухи… – пробормотал он себе под нос.
И вихрем выбежал из дома, мимоходом махнув рукой Марку. Луи задумчиво сел. В этом доме он немного терялся, прикасаясь к нормальной жизни.
– Он спит, – тихо сказал Марк, указав на дверь каморки.
– Я знаю. – Луи тоже машинально перешел на шепот. – У вас от вчерашнего ничего не осталось?
– Ты про что? – удивился Марк.
– Про запеканку.
– А, запеканка. В холодильнике еще остался большой кусок. Тебе погреть?
– Будь так любезен, – довольно вздохнул Луи.
– А кофе будешь? Я сварю.
– С удовольствием, – кивнул Луи.
Он огляделся. Эта просторная комната с высокими стрельчатыми окнами и правда чем-то напоминала монашескую келью. А сегодня особенно, потому что ставни были закрыты, в комнате царил полумрак, и разговаривали они вполголоса.
– Сейчас будет готово, – сказал Марк. – Ты видел газету?
– Видел.
– Бедная Марта, наверное, страшно волнуется из-за своего пупса. Я зайду за ней сразу после работы. Аккордеон тоже захватим.
– Здесь ему нельзя играть ни в коем случае, Марк.
– Я знаю. Это просто чтобы ему настроение поднять.
– Разбуди его. У нас мало времени.
Марк тихонько вошел в комнату, но Клеман не спал. Он лежал на кровати, раскинув руки, и смотрел на закрытое окно.
– Пойдем, – сказал ему Марк. – Поговорим еще немного.
Клеман сел напротив Луи, спрятав ноги под стул и уцепившись ступнями за ножки. Марк налил кофе и поставил перед Луи тарелку с запеканкой.
– А теперь, Клеман, – начал Луи, – ты должен нам помочь. При помощи этого, – добавил он, указав на свой лоб. – Ты видел портрет в газете? Тебя ищет весь Париж. Весь, за исключением шести человек: один тебя любит, а пятеро пытаются тебе поверить. Ты меня понимаешь?
Клеман кивнул.
– Если будет непонятно, Клеман, подай знак. Не стесняйся, тут нечего стыдиться, как сказала бы Марта. На свете очень много чертовски умных людей, которые в то же время настоящие сволочи. Если не понимаешь, подними руку. Вот так.
Клеман снова кивнул, а Луи воспользовался минутой, чтобы положить в рот запеканки.
– Слушай, – продолжал Луи с полным ртом. – Буква «а», какой-то человек предложил тебе работу. Буква «b», но это оказалась большая махина.
– Махинация, – поправил Клеман.
– Махинация, – повторил Луи, подумав, что Клеман запоминал лучше, чем могло показаться. – Буква «с», ты рискуешь оказаться за решеткой вместо этого типа. Этот человек, который звонил тебе в Невер, а потом в гостиницу. Подумай. Тебе знаком его голос?
Клеман прижал пальцем ноздрю и наклонил голову. Луи в это время работал ложкой.
– Нет. Мне самолично нет.
– Это был незнакомец?
– Не знаю. Сам я его не узнал, а что такое незнакомец, я не знаю.
– Ладно, не думай об этом. Буква «с»…
– Ты уже говорил «с», – шепнул Марк. – Запутаешь его.
– Черт, – сказал Луи, – буква «d», возможно, этот человек знает тебя и у него на тебя серьезный зуб.
Клеман нерешительно поднял руку.
– Буква «d», – терпеливо повторил Луи, – возможно, что этот человек нарочно вредит тебе, потому что он терпеть тебя не может.
– Хорошо, – сказал Клеман, – я понял.
– Тогда, буква «е», скажи, кто тебя ненавидит?
– Никто, – сразу ответил Клеман, прижимая палец на носу. – Я и сам всю ночь об этом думал.
– Ах, вот как? Ты думал об этом.
– Я думал про голос в телефоне и о том, кто желает мне зла.
– И ты уверен, что у тебя нет врагов?
Клеман поднял руку.
– Что никто тебя не ненавидит?
– Никто. А может… если только… может быть, мой отец.
Луи встал, чтобы сполоснуть тарелку под краном.
– Твой отец? Может, ты и прав. А где он сейчас?
– Он умер много лет назад.
– Ясно, – сказал Луи, возвращаясь на свое место. – А твоя мать?
– Она в Испании, за границей.
– Это тебе отец сказал?
– Да. Она уехала от нас, когда я еще не родился. Но она не то что отец, она меня любит. Она в Испании. А по телефону, это был мужчина.
– Да, Клеман, я знаю.
Луи слегка растерянно посмотрел на Марка.
– Давай поговорим о другом, – предложил Луи. – Расскажи, где ты жил после того, как расстался с Мартой.
– Мой отец отправил меня в школу, в Невер.
– В этой школе ничего плохого с тобой не случалось?
– Не-а, ничего. Я туда не ходил.
– Ты помнишь, как эта школа называлась? – Луи достал ручку.
– Да, Неверская школа.
– Ладно. – Луи убрал ручку. – Это там ты выучился музыке?
– Нет, это потом. Мне лично исполнилось шестнадцать лет, когда я ушел из школы.
– И куда ты пошел?
– Я пошел садовником в Институт Мерлена, на целых пять лет.
– В Невере?
– Недалеко от Невера.
– Ты говоришь, Институт Мерлена? Это что за институт?
Клеман поднял руку, ему было непонятно.
– Там уроки идут, – сказал он. – Это институт, где есть уроки для учеников, больших учеников, для взрослых. А вокруг там парк, в нем я был вторым садовником.
– А там у тебя бывали неприятности?
– Да нет, не было.
– Подумай хорошенько. Как там к тебе относились? Хорошо?
– Хорошо.
– Драк не было?
Клеман долго мотал головой.
– Нет, – сказал он. – Я лично ненавижу драки. Мне там было хорошо, очень хорошо. Господин Анри научил меня играть на аккордеоне.
– А кем он работал?
– Профессором…
Клеман задумался, надавив на нос.
– …экономики, – сказал он. – Я тоже ходил на уроки, когда шел дождь.
– Какие уроки?
– На всякие. Они без конца там шли. Я заходил через заднюю дверь.
Клеман внимательно посмотрел на Луи.
– Я не все слова понимал, – признался он.
– И там у тебя не было врагов, ни одного?
– Да нет, ни одного.
– А потом, после Института Мерлена?
– Все стало совсем не так… Я спрашивал во всех садах в Невере, но у них уже были свои садовники. Тогда я стал играть на аккордеоне. Я это делал с двадцати одного года.
– Ты играл на улице?
– Везде, где люди деньги дают. Меня лично знают в Невере, зовут играть в кафе по субботам. У меня есть деньги на комнату и на все, что может человеку понадобиться для жизни.
– А драки были?
– Не было драк. Я не люблю драки. Я никогда ни с кем не ссорюсь. Я живу спокойно, и мой аккордеон тоже. Это хорошо. Мне нравилось быть садовником у Мерлена.
– Почему же ты оттуда ушел?
– Да из-за той девушки, которую в парке изнасиловали.
Луи аж подпрыгнул:
– Девушки? Ты изнасиловал девушку?
– Да нет же.
– Там драка была?
– Никакой драки не было. Я взял шланг с холодной водой и облил тех парней, так делают, когда хотят собак разделить. И это очень хорошо их разделило. Вода была ледяная.
– Кого ты облил?
– Тех негодяев, которые насиловали женщину, и других, которые ее держали. Я их садовым шлангом облил. Вода была ледяная.
– А… скажи-ка… этим парням понравилось?
– Вовсе нет! Вода была ледяная, а у них ляжки голые и задницы тоже. Это все-таки очень холодно, если говорить о температуре воды. И это разделило их и ту женщину. Один хотел меня убить. Даже двое.
Конечно, жизнь троих приятелей, что делили кров со стариком Вандузлером, вовсе не была идеальной, все-таки сорок лет разницы в возрасте. Луи не раз подсмеивался над этим. Но может, он и не прав. Потому что, по правде сказать, его собственная жизнь, жизнь одинокого сыщика и переводчика Бисмарка, который подумывал, как лучше сложить обувь, тоже не была примером для подражания. Они, во всяком случае, вместе платили за жилье, у каждого был свой этаж, они были не одиноки, и, кроме того, они готовили запеканку. Не так глупо, если подумать. И ведь не скажешь, что на этом все кончится. Луи всегда считал, что первый, кто покинет лачугу ради женщины, будет Матиас. Но старик может его и обскакать.
Было уже больше часа дня, когда он постучал в дверь. Люсьен поспешно впустил его. Сегодня он был дежурный и торопился домыть посуду перед уходом в школу.
– Все уже поели? – спросил его Луи.
– У меня урок в два. В четверг мы всегда спешим.
– Марк дома?
– Сейчас позову.
Люсьен схватил швабру и дважды стукнул в потолок.
– Это что? – удивился Луи.
– Средство внутренней связи. Один стук для Матиаса, два Марку, три мне, четыре старику, а семь раз – общий сбор перед отправкой на фронт. Не надо каждый раз бегать по этажам.
– Понятно, – сказал Луи, – я не знал.
И он посмотрел на мелкие круглые отметины на штукатурке потолка.
– Ну да, следы остаются, – сказал Люсьен. – В любой связи есть недостатки.
– Как Воке? Все спокойно? Без происшествий?
– Все тихо. Вы видели его портрет в газете? Свидетели хорошо его разглядели. В полдень мы с ним вместе обедали при закрытых ставнях. В такую жару соседи не удивятся. Сейчас он спит. Личная сиеста, как он сказал.
– Поразительно, что этот тип может спать.
– По-моему, он чересчур возбудим, – сказал Люсьен, снимая фартук.
На лестнице послышались шаги Марка.
– Я пошел, – сказал Люсьен, затягивая узел галстука. – Иду рассказывать молодежи о катаклизмах двадцатого века. У детей в головах так много трухи… – пробормотал он себе под нос.
И вихрем выбежал из дома, мимоходом махнув рукой Марку. Луи задумчиво сел. В этом доме он немного терялся, прикасаясь к нормальной жизни.
– Он спит, – тихо сказал Марк, указав на дверь каморки.
– Я знаю. – Луи тоже машинально перешел на шепот. – У вас от вчерашнего ничего не осталось?
– Ты про что? – удивился Марк.
– Про запеканку.
– А, запеканка. В холодильнике еще остался большой кусок. Тебе погреть?
– Будь так любезен, – довольно вздохнул Луи.
– А кофе будешь? Я сварю.
– С удовольствием, – кивнул Луи.
Он огляделся. Эта просторная комната с высокими стрельчатыми окнами и правда чем-то напоминала монашескую келью. А сегодня особенно, потому что ставни были закрыты, в комнате царил полумрак, и разговаривали они вполголоса.
– Сейчас будет готово, – сказал Марк. – Ты видел газету?
– Видел.
– Бедная Марта, наверное, страшно волнуется из-за своего пупса. Я зайду за ней сразу после работы. Аккордеон тоже захватим.
– Здесь ему нельзя играть ни в коем случае, Марк.
– Я знаю. Это просто чтобы ему настроение поднять.
– Разбуди его. У нас мало времени.
Марк тихонько вошел в комнату, но Клеман не спал. Он лежал на кровати, раскинув руки, и смотрел на закрытое окно.
– Пойдем, – сказал ему Марк. – Поговорим еще немного.
Клеман сел напротив Луи, спрятав ноги под стул и уцепившись ступнями за ножки. Марк налил кофе и поставил перед Луи тарелку с запеканкой.
– А теперь, Клеман, – начал Луи, – ты должен нам помочь. При помощи этого, – добавил он, указав на свой лоб. – Ты видел портрет в газете? Тебя ищет весь Париж. Весь, за исключением шести человек: один тебя любит, а пятеро пытаются тебе поверить. Ты меня понимаешь?
Клеман кивнул.
– Если будет непонятно, Клеман, подай знак. Не стесняйся, тут нечего стыдиться, как сказала бы Марта. На свете очень много чертовски умных людей, которые в то же время настоящие сволочи. Если не понимаешь, подними руку. Вот так.
Клеман снова кивнул, а Луи воспользовался минутой, чтобы положить в рот запеканки.
– Слушай, – продолжал Луи с полным ртом. – Буква «а», какой-то человек предложил тебе работу. Буква «b», но это оказалась большая махина.
– Махинация, – поправил Клеман.
– Махинация, – повторил Луи, подумав, что Клеман запоминал лучше, чем могло показаться. – Буква «с», ты рискуешь оказаться за решеткой вместо этого типа. Этот человек, который звонил тебе в Невер, а потом в гостиницу. Подумай. Тебе знаком его голос?
Клеман прижал пальцем ноздрю и наклонил голову. Луи в это время работал ложкой.
– Нет. Мне самолично нет.
– Это был незнакомец?
– Не знаю. Сам я его не узнал, а что такое незнакомец, я не знаю.
– Ладно, не думай об этом. Буква «с»…
– Ты уже говорил «с», – шепнул Марк. – Запутаешь его.
– Черт, – сказал Луи, – буква «d», возможно, этот человек знает тебя и у него на тебя серьезный зуб.
Клеман нерешительно поднял руку.
– Буква «d», – терпеливо повторил Луи, – возможно, что этот человек нарочно вредит тебе, потому что он терпеть тебя не может.
– Хорошо, – сказал Клеман, – я понял.
– Тогда, буква «е», скажи, кто тебя ненавидит?
– Никто, – сразу ответил Клеман, прижимая палец на носу. – Я и сам всю ночь об этом думал.
– Ах, вот как? Ты думал об этом.
– Я думал про голос в телефоне и о том, кто желает мне зла.
– И ты уверен, что у тебя нет врагов?
Клеман поднял руку.
– Что никто тебя не ненавидит?
– Никто. А может… если только… может быть, мой отец.
Луи встал, чтобы сполоснуть тарелку под краном.
– Твой отец? Может, ты и прав. А где он сейчас?
– Он умер много лет назад.
– Ясно, – сказал Луи, возвращаясь на свое место. – А твоя мать?
– Она в Испании, за границей.
– Это тебе отец сказал?
– Да. Она уехала от нас, когда я еще не родился. Но она не то что отец, она меня любит. Она в Испании. А по телефону, это был мужчина.
– Да, Клеман, я знаю.
Луи слегка растерянно посмотрел на Марка.
– Давай поговорим о другом, – предложил Луи. – Расскажи, где ты жил после того, как расстался с Мартой.
– Мой отец отправил меня в школу, в Невер.
– В этой школе ничего плохого с тобой не случалось?
– Не-а, ничего. Я туда не ходил.
– Ты помнишь, как эта школа называлась? – Луи достал ручку.
– Да, Неверская школа.
– Ладно. – Луи убрал ручку. – Это там ты выучился музыке?
– Нет, это потом. Мне лично исполнилось шестнадцать лет, когда я ушел из школы.
– И куда ты пошел?
– Я пошел садовником в Институт Мерлена, на целых пять лет.
– В Невере?
– Недалеко от Невера.
– Ты говоришь, Институт Мерлена? Это что за институт?
Клеман поднял руку, ему было непонятно.
– Там уроки идут, – сказал он. – Это институт, где есть уроки для учеников, больших учеников, для взрослых. А вокруг там парк, в нем я был вторым садовником.
– А там у тебя бывали неприятности?
– Да нет, не было.
– Подумай хорошенько. Как там к тебе относились? Хорошо?
– Хорошо.
– Драк не было?
Клеман долго мотал головой.
– Нет, – сказал он. – Я лично ненавижу драки. Мне там было хорошо, очень хорошо. Господин Анри научил меня играть на аккордеоне.
– А кем он работал?
– Профессором…
Клеман задумался, надавив на нос.
– …экономики, – сказал он. – Я тоже ходил на уроки, когда шел дождь.
– Какие уроки?
– На всякие. Они без конца там шли. Я заходил через заднюю дверь.
Клеман внимательно посмотрел на Луи.
– Я не все слова понимал, – признался он.
– И там у тебя не было врагов, ни одного?
– Да нет, ни одного.
– А потом, после Института Мерлена?
– Все стало совсем не так… Я спрашивал во всех садах в Невере, но у них уже были свои садовники. Тогда я стал играть на аккордеоне. Я это делал с двадцати одного года.
– Ты играл на улице?
– Везде, где люди деньги дают. Меня лично знают в Невере, зовут играть в кафе по субботам. У меня есть деньги на комнату и на все, что может человеку понадобиться для жизни.
– А драки были?
– Не было драк. Я не люблю драки. Я никогда ни с кем не ссорюсь. Я живу спокойно, и мой аккордеон тоже. Это хорошо. Мне нравилось быть садовником у Мерлена.
– Почему же ты оттуда ушел?
– Да из-за той девушки, которую в парке изнасиловали.
Луи аж подпрыгнул:
– Девушки? Ты изнасиловал девушку?
– Да нет же.
– Там драка была?
– Никакой драки не было. Я взял шланг с холодной водой и облил тех парней, так делают, когда хотят собак разделить. И это очень хорошо их разделило. Вода была ледяная.
– Кого ты облил?
– Тех негодяев, которые насиловали женщину, и других, которые ее держали. Я их садовым шлангом облил. Вода была ледяная.
– А… скажи-ка… этим парням понравилось?
– Вовсе нет! Вода была ледяная, а у них ляжки голые и задницы тоже. Это все-таки очень холодно, если говорить о температуре воды. И это разделило их и ту женщину. Один хотел меня убить. Даже двое.