Варгас Фред. Вечность на двоих

   – Я слышу их, – сказал Мордан.
 
   – Только не ори, мудила. Пристегнись, руки на руль. Жми к кольцевой. Мы за город едем. Ты не против?
 
   Главное, не ори, мудила. Адамбергу была знакома эта фраза. Он услышал ее очень давно, там, на Верхнем лугу. Он стиснул зубы и положил руку на плечо Данглара.
   – Черт побери, капитан. Они его прикончат.
   – Кто – они?
   – Они. Ребята из Кальдеза.
 
   – Быстрее, Вейренк, жми на газ. В полицейской машине ведь все можно? Врубай мигалку, чтоб к нам не приставали.
   – Вы знаете меня?
   – Не придуривайся, мы не собираемся всю ночь с тобой, мудаком, возиться.
 
   – Мудак да мудак – они других слов не знают, – проворчал вспотевший Данглар.
   – Заткнитесь, Данглар. Мордан, они в южном секторе кольцевой. Вам будет нетрудно их заметить по мигалке.
   – Понял. О'кей.
 
   – …рнан и Толстый Жорж. Припоминаешь? Или ты забыл, как замочил их?
   – Припоминаю.
   – Долго запрягаешь, парень. А нам что, тоже надо представляться?
   – Нет. Вы подонки из Кальдеза. Ролан и Пьеро. Но тех сволочей, Фернана и Толстого Жоржа, я не убивал.
   – Не надейся, что выпутаешься так просто. И не придуривайся, я сказал. Съезжай с кольцевой, нам в Сен-Дени. Ты их убил, а мы с Роланом не собираемся сидеть и ждать, пока ты кончишь нас.
   – Я их не убивал.
   – Кончай базар. У нас верные источники. Поверни вон там и заткни пасть.
 
   – Мордан, они проезжают мимо северного фасада собора.
   – Мы едем прямо на собор.
   – На север, Мордан, на север.
   Адамберг, все так же стоя на коленях у передатчика, прижал кулак к губам и стиснул зубы.
   – Мы их накроем, – автоматически сказал Данглар.
   – Они быстрые ребята, капитан. Сначала убивают, потом думают. Черт, на запад, Мордан! Они едут к стройке.
   – Все нормально, я вижу их мигалку. Осталось двести пятьдесят метров.
   – Приготовьтесь, его наверняка потащат туда. Как только они выйдут из машины, я их потеряю.
   Адамберг снова прижал кулак ко рту.
   – Данглар, где Ретанкур?
   – Ее нет ни дома, ни здесь.
   – Я еду в Сен-Дени. Следите за ними по маячку, а прослушку переведите ко мне в машину.
   Адамберг выбежал из Конторы, пока Данглар пытался разогнуть затекшие колени. Не спуская глаз с экрана, он, хромая, подтянул к шкафчику стул. В висках стучала кровь, он чувствовал, как нарастает мигрень. Сейчас Вейренк погибнет – практически от его руки. Он решил сам сообщить Ролану и Пьеро об убийстве их приятелей, велев им держаться начеку. Имени Вейренка он не назвал, но даже таким тупицам, как Ролан и Пьеро, не понадобилось много времени, чтобы сообразить что к чему. Ему и в страшном сне не могло присниться, что они решат избавиться от Вейренка. Настоящим мудаком в этом деле оказался он, Данглар. И сволочью тоже. Идиотская ревность и жажда первенства подсказали ему убийственное решение, и о чем он только думал. Данглар подскочил, увидев, что огонек на экране замер.
   – Мордан, они остановились на улице Экруэль, сидят в машине. Не показывайтесь им на глаза.
   – Мы встанем в сорока метрах от них. Дальше пойдем пешком.
 
   – На сей раз мы тебе больно не сделаем. Пьеро, вытри с тачки отпечатки пальцев. Никто не узнает, какого черта тебя занесло в Сен-Дени и почему вдруг ты откинул копыта на стройке. И больше никто никогда не услышит ни о тебе, Вейренк, ни о твоей проклятой гриве. А если заорешь, то умрешь раньше, вот и все.
 
   Врубив сирену на полную мощь, Адамберг мчался по пустой автостраде. Господи, сделай так, чтобы. Сжалься. В Бога он не верил. Ну тогда Дева, третья дева. Его дева. Сделай так, чтобы Вейренк спасся. Сделай так. Это все Данглар, чтоб ему пусто было, другого объяснения он не видел. Решил предупредить двоих оставшихся в живых бандитов из Кальдеза. А ему ни слова. Он же их не знает. Ролан и Пьеро не из тех, кто ждет сложа руки, пока угрозу приведут в исполнение. Понятно было, что они решат действовать сами, быстро и вслепую.
   – Мордан?
   – Они на стройке. Мы уже там. Они дерутся, комиссар. Вейренк дал одному из парней локтем в живот. Тот упал на колени. Встает, пушка по-прежнему у него в руке. Второй схватил Вейренка.
   – Стреляйте, Мордан.
   – Слишком далеко, слишком темно. Может, в воздух?
   – Нет, майор. Тогда они тут же выстрелят. Подойдите ближе. Ролан любит потрепаться. У нас еще есть время. На расстоянии двенадцати метров зажгите фонарь и стреляйте.
   Адамберг съехал с шоссе. Если бы только он не рассказал эту мерзкую историю Данглару. Но он поступил как все – рассказал свой секрет одному человеку. И один оказался лишним.
 
   – Тебя, конечно, надо было бы замочить на Верхнем лугу. Но я ж не идиот, Вейренк, такого удовольствия я легавым не доставлю. А что твой начальник? Ты его не спросил, что он там делал? Тебе интересно, да? Ой, с тобой обхохочешься, Вейренк, как всегда.
 
   – Тринадцать метров, – сказал Мордан.
   – Давайте, майор. По ногам.
   По радио Адамберг услышал три выстрела. На скорости сто тридцать в час он въезжал в Сен-Дени.
   Ролан упал на землю, получив пулю под колено, а Пьеро резко обернулся. Он стоял прямо перед ними с пистолетом в руке. Ролан неуклюже выстрелил, пуля пробила Вейренку бедро. Морель прицелился и попал Пьеро в плечо.
   – Парни обезврежены, комиссар. Одному попал в колено, другому – в плечо. Вейренк лежит, у него пробито бедро. Все под контролем.
   – Данглар, вызовите две машины «скорой помощи».
   – Они уже едут, – ответил Данглар мертвым голосом. – Из больницы Биша.
   Через пять минут Адамберг, разбрызгивая грязь, въезжал на территорию стройки. Мордан и Морель перенесли раненых на стопку сухого листового железа.
   – Нехорошая рана, – сказал Адамберг, склонившись над Вейренком. – Он истекает кровью. Давайте мне свою рубашку, Мордан, попробуем перевязать. Морель, займитесь Роланом, это тот, что повыше, он ранен в колено.
   Адамберг разорвал на Вейренке брюки и, перевязав рубашкой рану, затянул ее на бедре.
   – Он хотя бы очнется, – сказал Морель.
   – Да он только и делал всю жизнь, что падал в обморок, но всегда приходил в себя. Так уж он устроен. Вы меня слышите, Вейренк? Пожмите мне руку, если да.
   Адамберг трижды повторил эту фразу, прежде чем почувствовал, как сжались пальцы лейтенанта.
   – Молодцом, Вейренк. Теперь откройте глаза, – сказал Адамберг, похлопывая его по щекам. – Возвращайтесь к нам. Откройте глаза. Скажите «да», если вы меня слышите.
   – Да.
   – Скажите еще что-нибудь.
   Вейренк широко открыл глаза. Он недоуменно взглянул на Мореля, потом на Адамберга, словно вместо них ожидал увидеть отца, везущего его в больницу По.
   – Они пришли за мной, – сказал он. – Парни из Кальдеза.
   – Да. Ролан и Пьеро.
   – В часовню Камалеса, к Верхнему лугу поднялись они по тропинке, что вилась между скал.
   – Мы в Сен-Дени, – вмешался обеспокоенный Морель, – на улице Экруэль.
   – Не волнуйтесь, – сказал Адамберг, – это сугубо личное. А что дальше, Вейренк? – он потряс его за плечо. – Представляете себе Верхний луг? Все произошло там? Вы вспомнили?
   – Да.
   – Там было четверо парней. А пятый? Где он?
   – Стоит под деревом. Это их главарь.
   – Ага, – усмехнулся Пьеро. – Главарь.
   Адамберг подошел к парням, лежавшим в наручниках в двух метрах от лейтенанта.
   – Вот и встретились, – сказал Ролан.
   – Какая неожиданность.
   – А то. Вечно ты у нас под ногами путался.
   – Скажи ему правду о том, что произошло на Верхнем лугу. Вейренку. Скажи ему, что я делал под деревом.
   – А то он не знает.
   – Ты всегда был мелкой сволочью, Ролан, видит бог.
   Адамберг заметил на ограде синие отблески мигалок на машинах «скорой помощи». Санитары уложили раненых на носилки.
   – Мордан, я поеду с Вейренком. Вы езжайте с теми двумя и не спускайте с них глаз.
   – Комиссар, я без рубашки.
   – Возьмите у Мореля. Морель, отгоните машину к Конторе.
   Не дожидаясь отъезда «скорой помощи» Адамберг позвонил Фруасси:
   – Извините, что вытащил вас из постели. Поезжайте разберите прослушку, сначала в Конторе, потом у меня. Затем отправляйтесь прямо в Сен-Дени, на улицу Экруэль. Там стоит машина Вейренка. Снимите с нее все.
   – Это несколько часов подождать не может?
   – Я бы не стал вам звонить в три двадцать утра, если бы это могло подождать хоть минуту. Уничтожьте все следы.

XL

   Выйдя в приемную, хирург поискал глазами кого-нибудь похожего на комиссара, ожидающего новостей о раненых.
   – Где он?
   – Вот, – сказал анестезиолог, показывая на невысокого брюнета, который крепко спал, вытянувшись на двух составленных стульях и подложив под голову пиджак вместо подушки.
   – Ну, допустим, – хирург потряс Адамберга за плечо.
   Комиссар сел сгорбившись, потер лицо, запустил руки в волосы.
   Вот и умылся, подумал хирург. Но он и сам не успел побриться.
   – Все трое в порядке. Ранение в колено потребует реабилитации, но коленная чашечка не задета. Рука – это вообще пустяк, он выйдет через пару дней. Что касается бедра, то ему повезло, еще немного – и зацепило бы артерию. У него температура, и он говорит стихами.
   – А пули? – спросил Адамберг, отряхивая пиджак. – Вы их не смешали?
   – Каждая в отдельной коробочке с номером койки. Что произошло?
   – Нападение на банкомат.
   – А, – разочарованно протянул хирург. – Деньги правят миром.
   – Где лежит колено?
   – В палате 435, вместе с рукой.
   – А бедро?
   – В 441-й. Что с ним такое?
   – В него выстрелил колено.
   – Нет, я о волосах.
   – Это у него от природы. Ну, в смысле, ошибка природы.
   – Я полагаю, это интрадермическая пертурбация кератина. Редкое явление, я бы даже сказал, исключительное. Хотите кофе? Завтрак? Что-то мы побледнели.
   – Пойду поищу автомат, – сказал Адамберг, вставая.
   – Кофе из автомата – та еще бурда. Пошли. Сейчас мы все уладим.
   За врачами всегда остается последнее слово, и Адамберг послушно побрел за человеком в белом халате. Сейчас мы поедим. Сейчас мы попьем. Сейчас нам станет лучше. Пошатываясь, Адамберг мельком подумал о третьей девственнице. Полдень, сейчас мы будем кушать. Мы не боимся, у нас все будет в порядке.
 
   Комиссар вошел в палату Вейренка во время обеда. Лейтенант с тоской взирал на стоявший у него на коленях поднос с чашкой бульона и йогуртом.
   – Мы должны все доесть, – сказал Адамберг, садясь возле кровати. – У нас нет выбора.
   Вейренк кивнул и взял ложку.
   – Копаться в старых воспоминаниях – рискованное занятие. Для всех нас. Вас чудом пронесло.
   Вейренк поднял ложку, потом снова отложил ее, не отрывая взгляда от чашки с бульоном.

 
– Томит меня судьба, душа моя в тумане,
Долг чести требует устроить торжество
Тому, кто спас меня на поле подлой брани,
А сердце не дает приветствовать того,
Кто мне принес беду, но жаждет ликований.
 

   – В этом-то и проблема. Но я ничего от вас не требую. Мое положение не многим проще вашего. Я спасаю жизнь человеку, который может погубить мою.
   – Как это?
   – Вы забрали у меня самое ценное.
   Вейренк с гримасой боли приподнялся на локте, губа его дернулась вверх.
   – Вашу репутацию? Я на нее пока не посягал.
   – Зато ты посягнул на мою жену. Лестничная площадка на восьмом этаже, дверь напротив лестницы.
   Вейренк рухнул на подушки, разинув рот.
   – Откуда же я знал, – тихо сказал он.
   – Конечно. Всего знать невозможно – запомните это на будущее.
   – Совсем как в той сказке, – сказал Вейренк, помолчав.
   – В какой?
   – Про короля, который послал на верную смерть одного из своих генералов, в чью жену он был влюблен.
   – Не очень вас понимаю, – искренне сказал Адамберг. – Я устал. Кто кого любит?
   – Жил-был король, – начал Вейренк.
   – Так.
   – Он влюбился в жену одного парня.
   – Допустим.
   – Король послал парня на войну.
   – Допустим.
   – Парень погиб.
   – Ну.
   – Король взял себе его жену.
   – Так это не про меня.
   Лейтенант отсутствующим взглядом смотрел на свои руки:

 
– Час пробил, господин, – судьба распорядилась
Так, чтобы ваша жизнь от пут освободилась.
Свершился приговор, и смерть подстерегла
Врага, который вам принес так много зла.
 

   – Ну, – повторил Адамберг.
   – Так что ж на вас нашло, что за слепая жалость —
   И ваша длань убить убийцу удержалась?
   Адамберг пожал плечами, нывшими от усталости.
   – Вы за мной следили? – спросил Вейренк. – Из-за нее?
   – Да.
   – Вы узнали тех парней на улице?
   – Когда они засунули вас в машину, – солгал Адамберг, обходя молчанием историю с микрофонами.
   – Вот как.
   – Нам придется поладить друг с другом.
   Адамберг поднялся и закрыл дверь.
   – Мы дадим Ролану и Пьеро сбежать, от греха подальше. Если охранника не будет на месте, они такую возможность не упустят и слиняют отсюда.
   – Подарок? – спросил Вейренк с застывшей улыбкой.
   – Не им, а нам, лейтенант. Если мы начнем следствие, за ним последует обвинение и суд, вы согласны со мной?
   – Очень надеюсь, что будет суд. И приговор.
   – Они станут защищаться, Вейренк. Их адвокат будет настаивать на законной самообороне.
   – Каким образом? Они ворвались ко мне домой.
   – Сошлется на то, что, убив Шелудивца Фернана и Толстого Жоржа, вы собирались прикончить их.
   – Я никого не убивал, – сухо сказал Вейренк.
   – А я на вас не нападал на Верхнем лугу, – так же холодно ответил Адамберг.
   – Я вам не верю.
   – Никто никому не хочет верить. И ни у вас, ни у меня нет доказательств того, о чем мы говорим, за исключением честного слова собеседника. У присяжных тоже не будет никаких причин вам поверить. Ролан и Пьеро выпутаются, поверьте мне, а у вас начнутся неприятности.
   – Нет, – оборвал его Вейренк. – Без доказательств нет и приговора.
   – Зато испорченная репутация и сплетни вам гарантированы. Убил он их или не убил? Подозрение вопьется в вас как клещ и не отпустит никогда. И вы будете чесаться шестьдесят девять лет спустя, даже если приговора не последует.
   – Понимаю, – сказал Вейренк, подумав. – Но не верю. Вам-то что с того? Вы способны устроить им побег, чтобы они меня достали чуть позже.
   – Как все запущено, Вейренк. По-вашему, это я подослал Ролана и Пьеро? И поэтому торчал у вас под окном?
   – Я не могу отбросить эту гипотезу.
   – А зачем я вас тогда спасал?
   – Чтобы снять с себя подозрение после второго нападения, которое наверняка увенчается успехом.
   В палату заглянула медсестра и положила на тумбочку две таблетки.
   – Обезболивающее, – сказала она. – Принимаем во время еды, ведем себя хорошо.
   – Мы должны это принять, – сказал Адамберг, протягивая таблетки лейтенанту. – Запив бульоном.
   Вейренк послушался, и Адамберг поставил чашку на поднос.
   – Придумано неплохо. – Комиссар снова сел, вытянув ноги. – Но это неправда. Часто ложь выглядит достоверно, а правда – нет.
   – Ну так скажите мне правду.
   – У меня личные причины желать их побега. Я не следил за вами, лейтенант, я вас подслушивал. Поставил на прослушку ваш мобильник, а в машину вмонтировал жучок и маячок.
   – Как все запущено.
   – Да. И я бы не хотел, чтобы это стало известно. Если начнется следствие, все вылезет наружу – в том числе прослушка.
   – Кто об этом расскажет?
   – Элен Фруасси, которая установила ее по моему приказу. Она мне доверилась, считая, что действует в ваших интересах. Элен – честная женщина, она все доложит следователю.
   – Понятно, – сказал Вейренк. – То есть мы оба от этого выиграем.
   – Именно.
   – Но сбежать не так-то просто. Они не смогут выйти из больницы, не уложив пару полицейских. Все поймут, что тут что-то нечисто. Вас станут подозревать или, в лучшем случае, накажут за профессиональную ошибку.
   – Ну, положат несколько полицейских. У меня есть два верных человека, которые засвидетельствуют, что не справились с преступниками.
   – Эсталер?
   – Да. И Ламар.
   – Надо еще, чтобы Ролан и Пьеро решили попытать счастья. У них и в мыслях нет, что можно сбежать из клиники. Полицейские посты могли поставить у всех выходов.
   – Они сбегут, потому что я их об этом попрошу.
   – И они вас послушают?
   – Разумеется.
   – А кто сказал, что они не нападут на меня снова?
   – Я.
   – Вы по-прежнему ими командуете, комиссар?
   Адамберг встал и обошел кровать. Бросил взгляд на температурный листок – 38,8°.
   – Мы к этому вернемся позже, Вейренк, когда будем в состоянии выслушать друг друга и у вас спадет температура.

XLI

   Через три палаты от Вейренка, в номере 435, Ролан и Пьеро ожесточенно спорили с комиссаром. Вейренк, еле дотащившись до их двери, прислонился к стене и прислушался, весь в поту от мучительной боли.
   – Блефуешь, – сказал Ролан.
   – Лучше скажи спасибо, что я тебе даю возможность отсюда сбежать. А то тебе влепят по меньшей мере десять лет и три – Пьеро. Стрелять в полицейского – себе дороже, этого уж точно не простят.
   – Рыжий хотел нас пристрелить, – сказал Пьеро. – Это была самооборона.
   – С опережением графика. Кроме того, у тебя нет доказательств.
   – Не слушай его, Пьеро, – сказал Ролан. – Рыжий сядет за двойное убийство и преступные намерения, а мы выйдем руки в брюки, с кучей бабок в качестве компенсации.
   – Вот уж нет, – сказал Адамберг. – Вы свалите отсюда и будете молчать в тряпочку.
   – С чего это? – недоверчиво спросил Пьеро. – В честь чего ты нас выпускаешь? Херня какая-то.
   – Конечно. Но эта херня касается только меня. Вы дадите деру, и дело с концом. Больше мне от вас ничего не надо.
   – С чего это? – повторил Пьеро.
   – С того, что если вы не свалите, я выдам вашего заказчика. Не думаю, что он будет в восторге, если вы ему устроите такую рекламу тридцать четыре года спустя.
   – Какого еще заказчика? – искренне удивился Пьеро.
   – Спроси у Ролана, – сказал Адамберг.
   – Не обращай на него внимания, – сказал Ролан, – несет хрен знает что.
   – Заместитель мэра, ответственный за общественные работы и винодел по совместительству. Ты его знаешь, Пьеро. Сегодня он руководит одной из самых крупных строительных фирм. Он дал хороший задаток, чтобы вы отлупили маленького Вейренка. Остальное выплатил после вашего выхода из исправительной колонии. На эти деньги Ролан создал сеть скобяных лавок, а Фернан разъезжал по шикарным отелям.
   – Да я этих бабок в глаза не видел! – заорал Пьеро.
   – Ни ты, ни Толстый Жорж. Фернан и Ролан взяли все себе.
   – Сволочь, – прошипел Пьеро.
   – Заткнись, мудак, – отозвался Ролан.
   – Скажи, что это неправда, – потребовал Пьеро.
   – Не скажет, – сказал Адамберг. – Это правда. Заместитель мэра положил глаз на виноградник Вейренка де Билька. Он решил купить его силой и угрожал отцу Вейренка, что ему не поздоровится, если он будет упираться. Но Вейренк со своим вином расставаться не хотел. Тогда заместитель мэра организовал нападение на мальчишку, верно рассчитав, что перепуганный отец пойдет на попятный.
   – Ты все врешь, – Ролан не сдавался. – Ты не мог этого знать.
   – Не должен был. Потому что ты поклялся этой суке, что будешь хранить секрет. Но одному человеку, Ролан, всегда доверяешь секрет, и ты все разболтал брату. А тот – своей невесте. А невеста – двоюродной сестре. Которая доверила тайну своей лучшей подруге. А она – своему дружку. Который оказался моим братом.
   – Ты просто сволочь, Ролан, – сказал Пьеро.
   – Правильно, Пьеро, – согласился Адамберг. – Так что если вы меня не послушаетесь и хоть один волос упадет с головы Вейренка, будь то черный или рыжий, я назову имя помощника мэра. А уж он от вас мокрого места не оставит. Выбирайте.
   – Мы уходим, – проворчал Ролан.
   – Отлично. Вы не обязаны сильно избивать полицейских на выходе. Они в курсе. Убедительно сыграйте свою роль, не более того.
   Вейренк успел вовремя доплестись до своей палаты – Адамберг как раз выходил из 435-й – и без сил упал на кровать. Он ведь так и не узнал тогда, почему отец согласился продать виноградник.

XLII

   – И тогда мудрая серна совершила жуткую глупость, просто из ревности, несмотря на то что прочла все книжки. Она пошла к двум страшным волкам, которые, на беду, оказались к тому же ужасно тупыми и злобными. «Остерегайтесь рыжего козлика, – сказала серна, – он вас проткнет рогами». Долго ли, коротко ли, волки подстерегли рыжего козлика. Они были ужасно голодные и проглотили его целиком, и больше про него никто никогда не слышал. А черный козлик на радостях стал жить-поживать и добра наживать с белками и сурками. И своей козлицей. Да нет, Том, все было не так, потому что жизнь богаче схем, равно как и мысли козликов. Черный козлик набросился на волков, и, хоть он и опоздал, ему удалось обломать им клыки. Оба зверя убежали, только их и видели. Но рыжего все-таки укусили в бедро, и черный вынужден был его лечить. Не мог же он оставить его умирать, как ты считаешь? А в это время козлица пряталась. Не хотела она выбирать между рыжим и черным и очень сердилась. Тогда оба козлика сели в кресла, раскурили трубку и стали разговаривать. Но по любому пустяку они начинали бодаться, потому что первый считал, что он прав, а тот ошибается, а второй думал, что говорит правду он, а второй лжет.
   Ребенок положил пальчик на глаз отца.
   – Да, Том, все непросто. Это совсем как opus spicatum, с рыбьими костями в разные стороны. Тем временем появилась Третья девственница, которая жила – не тужила в норе вместе с песчанками. Она питалась одуванчиками и подорожником и не переставая дрожала – с тех пор как дерево чуть было не раздавило ее. Третья дева была совсем крошечная, она пила много кофе и не умела защищаться от злых лесных духов. Однажды она позвала на помощь. Но некоторые козлики разозлились, они уверяли, что никакой Третьей девы не существует и что нечего терять время попусту. И черный козлик сказал: «Ладно, закрыли тему». Смотри, Том. Я поставлю еще один опыт.
   Адамберг набрал номер Данглара:
   – Капитан, это опять же для ребенка. Жил-был король.
   – Так.
   – Он влюбился в жену одного из своих генералов.
   – Понятно.
   – И отправил соперника на войну, зная, что посылает его на верную смерть.
   – Так.
   – Данглар, как звали этого короля?
   – Давид, – ответил Данглар бесцветным голосом, – а генерала, которым он пожертвовал, – Урия. Давид женился на его вдове, и она стала царицей Вирсавией, будущей матерью царя Соломона.
   – Видишь, Том, как все просто, – сказал Адамберг сыну, приникшему к его животу.
   – Вы это мне, комиссар? – спросил Данглар.
   Адамберг вдруг осознал, что голос его помощника по-прежнему лишен всякой жизни.
   – Если вы считаете, что я послал Вейренка на смерть, то вы правы, – продолжал Данглар. – Я мог бы заверить вас, что я этого не хотел, поклясться, что у меня и в мыслях этого не было. И что из того? Что дальше? Кто поручится, что я не хотел этого подсознательно, сам о том не догадываясь?
   – Капитан, вам не кажется, что мы и так достаточно дергаемся из-за того, что думаем на самом деле, чтобы еще заниматься тем, что могли бы подумать, если бы подумали?
   – И все-таки, – еле слышно ответил майор.
   – Данглар. Он не умер. Никто не умер. Кроме вас, возможно, раз вы собираетесь агонизировать у себя в гостиной.
   – Я в кухне.
   – Данглар.
   Ответа не было.
   – Данглар, возьмите бутылку и приезжайте ко мне. Мы тут вдвоем с Томом. Святая Кларисса пошла пройтись. С дубильщиком, я полагаю.
   Комиссар быстро повесил трубку, чтобы Данглар не смог отказаться.
   – Том, помнишь мудрую серну, которая очень много читала, но сделала ужасную глупость? Так вот, у нее в мозгах царила такая путаница, что по ночам она сама не могла в себе разобраться. Иногда даже днем. И ни ее мудрость, ни знания не пригодились ей в поисках выхода. Пришлось козликам бросить ей веревку и тянуть изо всех сил, чтобы вытащить ее из болота.
   Внезапно Адамберг поднял глаза к потолку. На чердаке что-то приглушенно скреблось. Значит, святая Кларисса продинамила дубильщика.
   – Ничего страшного, Том. Это птичка или ветер, если только не шуршание платья, волочащегося по земле.
 
   В целях прочистки мозгов Данглару Адамберг разжег огонь в камине. Он впервые им пользовался, тяга была хорошая, пламя горело чисто, не задымляя комнату. Вот бы ему спалить тут Вопрос без ответа про царя Давида, засоривший мысли его зама, вместе с червем сомнения, проникшим во все зазоры. Войдя, Данглар тут же устроился поближе к огню, рядом с Адамбергом, который вместе с поленьями превращал в пепел его тревогу. Но Адамберг, не признаваясь в том Данглару, сжигал заодно и последние ошметки своей ярости против Вейренка. Увидев двух бандитов из Кальдеза в действии, услышав бешеный голос Ролана, он словно окунулся в прошлое, и картина изуверского избиения на Верхнем лугу неожиданно ярко вспыхнула в его сознании. Ему казалось, что, вынырнув из небытия, эта сцена прокручивается заново у него на глазах. Мальчишка валяется на земле, Фернан давит ему на плечи, Ролан приближается с осколком стекла в руке. Лежать, мудила. Ужас маленького Вейренка, волосы в крови, удар в живот, невыносимая боль. И он, юный Адамберг, неподвижно стоящий под деревом. Многое бы он отдал, чтобы никогда не переживать этого, чтобы незавершенное воспоминание перестало чесаться тридцать четыре года спустя, в одной определенной точке. И чтобы сгорела в этом пламени неотступная мука Вейренка. И если Камилла, подумал он неожиданно для самого себя, может отчасти рассеять ее в своих объятиях, да будет так. При условии, что этот сволочной беарнец не займет его землю. Адамберг бросил новое поленце в огонь и усмехнулся. Их общая с Камиллой земля лежит вне его досягаемости, можно не волноваться.