Кот весело смотрел на Еву. Поймав ее взгляд, щедро, от души, растянул рот в большой улыбке, после чего звонко причмокнул. Ева смотрела в его веселое лицо, словно задумавшись, тогда он быстро стрельнул глазами по сторонам и подмигнул ей.
   - Апельсины любишь? - сказал он громко и чуть хрипловато. - Но меня тебе не достать, кишка тонка, инспекторша!
   - Опушкин, прекратите разговоры. Ева Николаевна, вы хотели присутствовать на допросе, пожалуйста, задавайте вопросы. А я потом. Калина говорила устало, глядя перед собой как бы сквозь Кота.
   - Евгений Миронович... - Ева задумчиво смотрела на наручники Кота, Кот сидел широко расставив ноги и свесив руки между ними. - Подписали ли вы протокол на очной ставке в банке? Ваш ли это портфель?
   - А чего не подписать... Подписал, но портфель не мой. Меня этот.., банковский лысый работник опознал, и я его опознал, но портфель не мой, меня Слоник попросил портфель в сейф положить, я положил, может, там деньги были! Мне чужого не надо... Спросите его, чего нудите? И с вашими Евгениями Мироновичами не надо! Не надо этого, я и так понимаю важность момента, только я - водила, водила, и все, довез, подождал, взял портфель..
   - В августе прошлого года вы захватили с целью выкупа двух мужчин... Пока семья собирала деньги, мужчины были убиты... Из обреза в голову. Животы их были вспороты, на теле - следы пыток и насилия. Я так поняла, что стрелял в вашей компании Слоник, вы тут ни при чем..
   - И ни при чем, я уже говорил! Не мой это почерк, я больше ножичком. Кот заерзал. - А насчет ваших мужчин, так я в августе на море отдыхал.., с женщинами..
   - И женщины есть. - Ева вспоминала дела Кота, у нее не оказалось ни одного документа. - Я помню, были и женщины, чуть позже, и тоже со вспоротыми животами.
   - Минутку... - Гнатюк чуть прокашлялся. - В нашем распоряжении есть портфель с отпечатками пальцев, в портфеле оружие, оно тоже с отпечатками, и что особенно интересно - много твоих пальцев, вот так.
   - Ну, это туфта натуральная... Я же говорю, я положил портфель в этот банк, потому что так сказал Слон, я отдал ему ключ и сказал номер, и это все, я не открывал портфель.
   - Опушкин, у меня здесь подписанные вами показания, в которых вы подробно рассказываете о своей преступной связи с Закидонским. Вы понимаете, что этим фактически сваливаете всю вину за совершенные совместно разбои на него?
   - Я - честный человек, - сказал Кот со значением, - мне чужого не надо. Я однажды оттрахал трупаря, но только после того, как Паша его сделал трупарем. А может, я больной какой, если трахаю трупаря?
   - И тем не менее, - Гнатюк говорил тихо и спокойно, - на оружии из портфеля имеются именно твои отпечатки.
   Кот задумался, потом усмехнулся:
   - Ну, вы, ребята, даете... Это что, честно, да? Я колюсь как гнида, вроде все ясно, я же вам Пашу выдаю с потрохами, раз вы его уже взяли, а вы мне тут начинаете клепать, да? Мы так не договаривались.
   - С кем? - спросила Ева.
   - Должна вас огорчить, - перебила ее вопрос Калина, - но у меня на столе.., вот здесь.., имеется заключение экспертизы. И на пистолете именно ваши отпечатки, Опушкин, вот такие дела.
   - Суки вы все. - сказал Кот устало. - Ну какой еще пистолет?
   - Старая "беретта". Вот, пожалуйста. - Калина выдвинула ящик и достала полиэтиленовый пакет с оружием. - Узнаете? - Она двумя пальцами достала "беретту" и положила поверх красной папки с бумагами.
   - Я в оружии вообще не разбираюсь, мне что "беретта", что черт лысый, вы мне это не пришьете, я все ваши приемчики знаю, может, вы еще предложите мне потрогать? Чтоб уж точно отпечатки снять!
   Калина быстро посмотрела на Гнатюка, Гнатюк на нее. Еве показалось, что он напрягся. Подполковник, сидящий рядом с Гнатюком, листал свои бумаги в папке, не принимая никакого участия в допросе. У Евы вспотели ладони. Она краем глаза видела "беретту", пузатую, с затертой рукояткой, и вдруг вспомнила голос Николаева: "Старая беретта", два патрона в стволе..."
   "Не может быть..." Ева судорожно сжала руки, медленный и сонный голос Калины долетал словно издалека.
   - Вы можете не трогать оружие, никто вас не просит. - Калина сделала паузу, глядя в глаза Коту. - Встаньте и посмотрите на оружие. Если вы его не опознаете, так и запишем в протоколе.
   Кот еще почти минуту сидел, чуть приоткрыв рот, потом покрутил головой, усмехнувшись, и встал. За окном громко просигналила машина, унылый музыкальный мотив. "Не слышны в саду..." и еще раз - "Не слышны в саду..." - шорохи отрезали. Кот опять помотал головой, словно задумавшись, и пошел к столу. До стола было три шага. Кот подошел близко, продолжая улыбаться, склонился над пистолетом, а смотрел в лицо следователя Калины. Калина смотрела на его руки. Тогда Кот повернул голову и посмотрел в лицо Евы. Ева усмехнулась ему, закрыв глаза на секунду. Привстала, ласковым движением протянула руки, словно хотела погладить Кота. Она обхватила его голову, сильно и быстро, Кот еще улыбался, но уже протягивал руки к "беретте". Со стула у окна вскочил Гнатюк, резко откинулась на спинку своего стула Калина. Приоткрыв рот, она хорошо рассмотрела, как Ева быстрым и точным движением чуть притянула голову Кота к себе и резко пригнула ее вниз. Тонкий и длинный штык красноармейца вошел в глаз Коту. Кот попробовал упереться руками в стол, почти в сантиметре от "берет-ты", ему это удалось, ему удалось даже отдернуть голову с торчащей изо лба нелепой длинной бронзовой фигуркой, но уже почти мертвому. Он крутанулся вокруг себя и упал на пол, не издав ни звука.
   Ева села. Калина продолжала смотреть перед собой, откинувшись на спинку стула. Гнатюк достал платок и вытирал лоб. Подполковник смотрел поверх круглых стеклышек очков на лежащего Кота.
   - Ну у вас и реакция! - восторженно сказал охранник. - Не успел он протянуть руки, а вы уже.., это самое... - закончил он неуверенно, потому что на него уставились все.
   Ева справилась с чудовищным напряжением в руках и смогла наконец ими двигать. Она взяла "беретту", посмотрела ее обойму.
   Подполковник встал, подошел к Коту, потрогал его шею, выпрямился, постоял немного в задумчивости и вышел из кабинета.
   - Что же это у вас, Татьяна Дмитриевна, вещественное доказательство с полной обоймой! Ай-яй-яй, Татьяна Дмитриевна, с вашим-то опытом, знанием жизни и системы. Как же вы так опростоволосились? - Ева говорила с трудом, тяжело дыша. - Он бы нас всех перестрелял и сбежал бы, чего доброго, а? Или не всех, Татьяна Дмитриевна? Всех - или не всех, а? Калина молчала, глядя перед собой.
   - Вы, Ева Николаевна, опять убили подсудимого на допросе, и у вас истерика, - сказал Гнатюк. - А насчет обоймы разберемся.
   - Не слышны в саду даже шорохи, да? Все! Все здесь замерло.., до утра!.. - В кабинет вбежали люди, но Ева их не различала. - Там у вас пиликает машинка для Кота под окном! Татьяна Дмитриевна, пора! - Она отбивалась, ее уводили силой.
   Еву почти внесли в тот самый кабинет, где полчаса назад она была тщательно обыскана. В кабинете была кушетка, покрытая прозрачной и скользкой клеенкой, на нее Еву и положили. Как это ни странно, но возле Евы сидела одна из обыскивающих ее женщин. Женщина неумело откупоривала пузырек с нашатырем, руки ее тряслись. Смочив ватку, она протянула руку к Еве. Ева отмахнулась. Тогда женщина сама понюхала, закрыв глаза.
   - Говорят, - она слегка задыхалась, но явно получила удовольствие, что вы продемонстрировали чудеса реакции и всех спасли! А чем вы его.., убили? Вы сломали ему шею?
   - Нет. Вы не нашли у меня одну вещь. Я ее запрятала в самое укромное место. - Ева поманила пальцем женщину и прошептала ей на ухо что-то такое странное, что женщина сначала вытаращив глаза смотрела перед собой, а потом быстро и ярко залилась краской. - А теперь, голубушка, позовите ко мне психолога. Пожалуйста.
   Далила пришла с магнитофоном. Магнитофон был маленький и не требовал микрофона, Далила села на кушетку рядом и положила его, направив черной решеткой к Еве.
   - Дело было так. - Ева легла поудобней, руки закинула за голову. Тщательно проведенный перед допросом обыск насторожил меня и.., напугал, да, напугал. Поэтому во время допроса мною была проявлена необычайная бдительность. Результатом этой бдительности стало наблюдение странного поведения следователя Калины, которая в ходе допроса выложила перед обвиняемым, якобы для опознания, пистолет типа "беретты", старого образца, с полной обоймой, то есть категорически заряженный. Ее навязчивые предложения обвиняемому приблизиться к вышеназванному оружию заставили меня внутренне сгруппироваться и подготовиться. Поэтому, когда он протянул руки к пистолету, я всадила ему в глаз штык, что и послужило причиной его мгновенной смерти. Все.
   - Ева Николаевна, - Далила растерянно смотрела на Еву, - где вы взяли штык?
   - Это не мой штык, это штык общественный, он принадлежит герою гражданской войны, отлитому в виде бронзовой скульптуры. Штык находился там же, на столе следователя Калины, за плечом этого самого красноармейца... Я надеюсь, у тебя все хорошо записывается? - Ева кивнула на магнитофон. - Ты должна хорошо подготовиться и ничего не пропустить, тебе придется тщательно описать нашу беседу и много раз прокручивать эту пленку перед компетентными лицами. Я думаю, что сказанного вполне достаточно, чтобы продемонстрировать мою необычайную бдительность и хорошую реакцию, как следствие этой бдительности. Но чтобы ты не почувствовала себя уж совсем обделенной, я могу подкинуть тебе некоторые неорганизованные мысли. Для какого-нибудь диагноза, например. Мне категорически неприятна мелодия "Подмосковных вечеров". Я ее ненавижу, особенно когда милая смотрит искоса и при этом низко наклоняет голову! Меня это возмущает. Поэтому особое обострение моей бдительности произошло в момент звучания этого напева посредством автомобильного клаксона за окнами управления. У меня есть одна навязчивая идея. Она не доказана. Мне кажется, что убиенный мною преступник узнал ее, что это знак, ему поданный, что он должен был перестрелять, кого надо, в кабинете и уехать на машине, которая сигналит таким идиотским напевом.
   - Ева Николаевна, как вы себя чувствуете?
   - Прекрасно я себя чувствую, прекрасно. Больше всего я рада присутствию при допросе двух охранников, поинтересуйтесь, пожалуйста, их именами и возьмите у них подробное интервью, описывающее мои действия. Потому что полковнику Гнатюку я больше не верю! - Это Ева прокричала на всякий случай наклонившись поближе к магнитофону.
   - Вы так странно говорите. Вы точно в порядке, вам не нужна помощь?
   - Я так говорю исключительно для ясности.
   И так Ева говорила еще часа два. Выполнив
   Настойчивую просьбу женщины в форме, она хлебнула-таки валерьянки, скривившись и заметив, что "факт потребления успокоительного средства произведен". Отлежавшись на кушетке, Ева вытянула перед собой руки и заявила, что "нервное дрожание больше не замечено". Поднявшись после этого и посетив туалет, Ева сказала сама себе в зеркало: "В наличии имеется подозрительная нездоровая бледность и неопределенность взгляда", после туалета ей попался Демидов. Ева смутно запомнила, что он ласково и ненавязчиво предлагал ей сменить место работы и образ жизни. На что она заметила, что "естественные потребности ее организма должны реализовываться в профессионально подготовленных для этого местах", и фраза эта не давала покоя Демидову все выходные. Подходя к своей машине на стоянке, Ева про себя пробурчала, что "задержания не последовало", вырулив вполне сносно, она все-таки затормозила на светофоре проблемно, с разбитой задней фарой новенькой "вольво". Из "вольво" вырвался с криком молодой и эффектный здоровяк, размахивая руками. Когда он сказал все, что хотел, Ева спокойно заметила, что "имеющие место оскорбления обобщают намерения говорившего в отношении всех женщин на планете и поэтому не могут относиться конкретно к ней'". Внимательно осмотрев его выпученные после этого глаза и открытый рот, Ева презрительно наградила здоровяка диагнозом "инфантилизм на грани дебилизма" и вырулила из затора машин, помяв газон.
   Минут через сорок Ева с удивлением отметила, что уже почти доехала до станции Капотня.
   Она попробовала разобраться в таком странном поведении своего организма, но очень болела голова, ничего не получилось.
   Сантехник Володя вставлял стекла, включив на полную громкость магнитофон. Ева завороженно несколько минут смотрела, как он артистично заколачивает маленькие гвоздики в ритме Баха. Гвоздики Володя доставал изо рта, что не давало ему возможности подпевать во весь голос: он только мычал. Забив последний, Володя и с лестницы слез под музыку, заметив Еву на последней ступеньке.
   - Володечка, - сказала Ева, глотая слезы, - со мной что-то случилось, я теперь говорю как в милицейских протоколах!..
   - Это ерунда, это мы исправим моментом, я тебе сейчас расскажу, что тут в доме случилось! Я два дня вставлял стекла, а все стены в дырках.
   - Это последствия моего присутствия, - стучала зубами Ева по горлышку бутылки, не сопротивляясь Володиным методам лечения. Ей показалось, что она глотала что-то совсем безвкусное очень долго, так долго, что устала глотать и решила прилечь тут же, на траве.
   Володя принес ее в дом, устроил на кровати, кровать скрипела и покачивалась, вместе с ней качались потолок и окно, окно резко темнело, а огонь свечки разгорался пронзительно ярко, хотелось закрыть глаза, но этого делать было нельзя. Сразу появлялись старик и старуха у самого синего моря.
   - Нет, ты только посмотри, какое море, синее, белое, в пене, живое такое, песок, камни, хижина, а в хижине, понимаешь, живут старик и старуха. Старуха такая сухонькая, скрюченная, нос крючком, ехи-и-идная! А старик красивый, прямой, спокойный.
   - Это невыносимо! Перестань, старуха такая противная. Слушай, а ты сказки Шехерезады не знаешь?
   - Ну, это ведь нельзя, ты что, не понимаешь? Они же ужасно сексуальные!
   - Вот именно... Давай что-нибудь сексуальное, честное слово, эта старуха, она такая страшная, я ее боюсь, а старика жалко.
   - Нет, я не могу, я человек в этом отношении принципиальный. Эти сказки до добра не доводят, а с пьяной женщиной я этого не делаю!
   - И какого черта!.. - Ева попробовала приподняться, но комната опрокинулась набок, кровать тоже опрокинулась, и Ева испуганно упала и схватилась за нее. - Какого.., я тебя спрашиваю.., ты меня тогда напоил?!
   - Тебе это было очень надо.
   Понедельник, 28 сентября, утро
   Специально созданная комиссия, расследующая неадекватное поведение инспектора Кургановой, ознакомившись с заключением психоаналитика и прозаседав почти час в страшном сигаретном дыму и ругани друг с другом, постановила. Инспектора Курганову Еву Николаевну к уголовной ответственности не привлекать. Перевести Е. Н. Курганову из отдела по расследованию убийств в отдел по расследованию экономических преступлений. Определить срок домашнего ареста для инспектора Кургановой Е. Н. - две недели со дня постановления. Объявить инспектору Кургановой Е. Н, благодарность за проявленную в ходе проведения допроса бдительность и хорошую профессиональную хватку. Ходатайствовать о присвоении Кургановой Е. Н, очередного звания за проявленный героизм, но только после завершения специального расследования по фактам предыдущих инцидентов, если выводы комиссии по этому поводу будут благоприятны.
   Ева собирала в кабинете свои бумаги, вытряхивала ящики стола. Лариска в третий раз зачитывала ей постановления.
   - Я ни хрена не понимаю! - сдалась она наконец. - Ты виновата или нет? И, понимаешь, хитрецы нашлись, профессиональная хватка! Это что за чертовщина? А если бы он всех перестрелял? А вот эту бумажку читала? Сегодня на пятиминутке с твоими бредовыми постановлениями раздали! "Следователю Калине Т.Д, поставить на вид более аккуратное отношение к культовым предметам в виде статуэток и пр, и упорядочить их наличие на предмет опасности!" Ну что это за бред такой, Господи!
   - Я в пятницу весь вечер так говорила. Я все поняла. А что они там постановили на предмет наличия полной заряженной обоймы вещественного доказательства?
   - Провести специальное расследование. Ну, тут слово взял Демидов, ты только не дергайся, но он предположил, что, поскольку данное вещественное доказательство изъял и предъявил в лабораторию инспектор Николаев...
   - Вот свинья, - сказала Ева, укладывая свои вещи в коробки. Она удивилась, что отнеслась ко всему этому спокойно.
   - Самое интересное, знаешь что? Тебя очень хочет этот отдел по экономическим. Правда, из наркотиков мужик такой, хмурый все время.
   - Козлов.
   - Точно, он весь посинел, со всеми переругался, так уговаривал перевести тебя в наркотики.
   - Он любит смотреть меня на стрельбище.
   - Ну вот, тебе, может быть, интересно, какой основной довод экономики был в их пользу? Твоя неотразимость!
   - Вот свиньи, - сказала Ева устало.
   - А ты чего сама не попросилась в наркотики?
   - Не знаю. Думала, меня под следствие. Свинья, короче.
   - Я, пожалуй, пойду. - Лариска неуверенно прошла к двери. - Я вижу, ты не в себе, соберись.
   Когда Ева тащила свою коробку на третий этаж, ее остановил на лестнице бодрый, небольшого роста и с буденновскими усами юркий мужичонка. Ева равнодушно отдала коробку и почти не слышала, что он говорил, семеня за ней по коридору.
   В новом кабинете в глаза сразу бросились красивые темно-красные пластиковые рамы на окнах. Стол был углом, на одной стороне стола стоял компьютер с небольшим монитором. В углу комнаты из небольшой декоративной вазы почти до потолка устремилось подозрительно безупречное ярко-зеленое растение.
   - Красиво живете, - рассеянно сказала Ева. Мужичонка облегченно сбросил коробку на стол.
   - Я, гм.., в гражданском, но очень рад, очень рад. Можете представиться по форме! - Ева смотрела с недоумением, она, похоже, не понимала. - Подстаканов Илья Ильич, ваш непосредственный начальник!
   Ева вытаращила глаза, но быстро прижала пятки и вытянула руки по швам:
   - Разрешите представиться! Старший лейтенант.
   - Ну вот и ладненько, сработаемся! Я лично очень рад, очень рад, потирал руки, обходя Еву, как новогоднюю елку, полковник Под-стаканов. Самое главное, знаете что?
   - Никак нет.
   - Я знаю! В нашем отделе с вами никогда не случится таких профессиональных конфузов, вот что! Да вольно!
   - В каком смысле? - Ева ошарашенно смотрела на расхаживающего кругами Подстаканова.
   - Ну, всякие там убийства на допросах, сексуальные домогательства, ни Боже мой! У нас другие клиенты. Другие! Вижу, что не понимаете. Ну, ничего, поработаете - поймете. Это же не уголовники, понимаешь, которые женщин покупают при случае, а то и не успевают, необразованные крысы... У нас другой контингент, вот что я вам скажу! Интеллигенты, ядрена мышь, ухоженные, с маникюром, и в силу своих тяжелых профессиональных обстоятельств почти все, бедняги, к женщинам спокойны.
   - Почему? - спросила Ева.
   - Э-э-э... Или давно поженаты на хорошо обученных дамах, - полковник при этом так пробежался пальцами в воздухе, словно играл гаммы, - или, кто поактивней, наелись этого до отвала, или, что совсем понятно, такие ядреные профессионалы, что полностью вот этим свои мужские способности уничтожили, - он ткнул пальцем в компьютер. - И подход к ним нужен особый: никаких крайностей, да что я тебе говорю, сама поймешь. Устраивайся! - Он осторожно, словно пританцовывая, пошел к двери.
   Ева еще стояла в оцепенении, когда дверь опять открылась и радостный Подстаканов доверительно сообщил:
   - Ну ты уж совсем не скисай, чего красоте пропадать! Хотя отдел наш и бабский - шесть баб, но имеются в наличии и хорошо подготовленные мужские кадры! К тебе и опера перевели из убийств, сам напросился, мо-о-олоденький! Идет, коробки тащит!
   Ева рассеянно смотрела на открывающуюся широко дверь. Кто-то тащил сразу три коробки, спрятавшись за ними и тяжело пыхтя. Когда коробки были пристроены на полу, на Еву весело и чуть заискивающе смотрел потный оперуполномоченный Волков.
   - Закрой дверь, - сказала Ева.
   - Ева Николаевна, возьмите меня, я буду стараться. - Волков смотрел ей в глаза, улыбаясь. - Меня все равно уже приказом назначили, я сам напросился, еще в пятницу написал заявление. Как только мне сказали, ну, про этот допрос, я сразу подумал: "Какая женщина!"
   - Ты не волк, ты - лиса, - грустно сказала Ева. - На что ты мне нужен.
   - Вам все равно полагается уполномоченный, у меня испытательный срок кончается в следующем месяце, будут назначать! И потом, Ева... Николаевна, я же для вас просто находка, и сейчас докажу.
   - Валяй!
   - У вас на столе уже первое дело лежит. Пенсионерка на инвалидности и многодетная мать меняли друг другу пятьдесят долларов. Экономическое преступление! Статья.., сто семьдесят два, да?
   - О Господи! - закричала Ева и села. - Какой кошмар!
   - Вот и говорю, кошмар. Я так подумал, неужели Ева Николаевна будет этим заниматься? Стыд, да и только. Нет, вы не подумайте, у них не всегда так. Это просто конец месяца, там у банков, наверное, весь оперативный состав отдела сегодня пасется, вот Максимову повезло больше, у него два мужика тыщу меняли с рук. Короче, допрос проведен по всей форме, протоколы составлены, сегодня, понимаете, указ вышел об обмене только по паспортам. Удачный день, говорю, в этом плане, - добавил неуверенно Волков, видя полное отчаяние на лице Евы. - Нет, вы меня поймите, я буду незаменимым, я все сделаю, землю рыть буду! Просто я понял, что отдел убийств не по мне.
   - Здесь тоже бывают трупы.
   - Да не боюсь я трупов. Это у меня на китайцев такая аллергия.
   В комнате повисла унылая тишина. Перед Евой отчетливо и почти осязаемо возник Николаев, подмигнул, кивнул в сторону Волкова и покачал головой. Ева решительно стукнула по столу рукой. Волков понял, что она сейчас скажет.
   - Ладно. Подожди. Не горячись! У меня есть и кое-какие достоинства. Я знаю, ты стреляешь лучше всех здесь. А я - дерусь. Серьезно, не смотри так, у меня отличная подготовка по борьбе, почему я и пошел в органы. Я покажу тебе все мои приемы, ты сможешь шею потом ломать даже горилле в сто килограммов, нежно и незаметно.
   Как только Волков перешел на "ты", Ева странно успокоилась, а Николаев исчез. "Он же почти моего возраста... Какая, в конце концов, разница".
   - Уговорил. Какая тебе выгода, Волков, я женщина нервная, своенравная!
   - У меня шкурный интерес, я потом объясню. Можно мой стол здесь поставить? - Он показал в угол с искусственным цветком.
   В обед зазвонил телефон. Гнатюк говорил тихо и медленно, Ева иногда даже не понимала некоторые слова.
   - Молчи, я знаю, что ты скажешь. Ты можешь думать что угодно, ты упертая, но я не имею отношения к этой обойме. Посиди. Отдел неплохой и очень профессиональный, в следующем году переведем обратно.
   Ева положила трубку на стол и рассматривала внимательно процесс перемещения цветка к двери, а когда подняла и послушала, там были короткие гудки.
   "Я не буду с тобой трахаться, - сказал вчера утром Володя-сантехник. Ты не здесь и не со мной, я так не люблю, я вчера, пока ты спала, стрелил утку, хо-о-рошая утка, я тебе скажу! Вот это - класс, вот это приятно!"
   - Волков! Ты случайно не знаешь, где у нас психолог разместилась, у нее есть кабинет?
   - Тебя - к ней, или ее - к тебе?
   - А ты можешь? Волков уже выскочил из кабинета. Далила пришла минут через десять, оглядела кабинет:
   - Это повышение?
   - Это - унитаз, я в нем плаваю, но воду пока не спустили! Это у меня такие чисто профессиональные ассоциации, - добавила Ева на всякий случай, видя непроницаемое лицо Далилы.
   - Я слышала, тебя собираются в звании повысить.
   - Чего только не бывает. Ты извини, что я тебя пригласила к себе.
   - Ну! Мне этот шустренький сказал, что приглашает на чай с пиццей в свой кабинет. Не против ли я, если и ты там будешь.
   - Хватает с лету. У меня нет пиццы.
   - Он очень быстро убежал вниз, наверное, сейчас принесет.
   - Далила... Извини, я тебя бросила за городом. У меня к тебе вопрос. Не по существу.
   - Это ты извини, но я на работе и вопросы не по существу отпадают. Если у тебя профессиональные проблемы, ассоциации странные, проблема с контактностью, сомнения в честности и верности коллег, я - к твоим услугам, я принесла тебе мое заключение для сегодняшней комиссии, ознакомься. Здесь написано, что тебе практически невозможно помочь.
   - Я что - псих?
   - Я не психиатр, я психоаналитик. Это разные вещи. Я могу помочь тебе адаптироваться в новом коллективе, могу посоветовать, как правильно себя вести в стрессовой ситуации, но опять же - не индивидуальной, а массовой ситуации, и это только тогда, когда ты осознаешь, что тебе нужна помощь. Но я не смогу определить тот особый комплекс истерии, который появляется у тебя при определенным образом смоделированной ситуации - например, на допросе.
   - Значит, у меня - комплекс истерии?
   - Не выдергивай из моего объяснения приятные для слуха вещи. Моя работа подразумевает какой-то результат. Этот результат должен быть конкретизирован. На фактах. Для здорового климата в коллективе. Не твои страдания меня интересуют, а тот самый унитаз, который ты ассоциировала.
   - Ладно. Ты меня утомила. Ты меня еще наблюдаешь, или все выводы уже обозначены?
   - Ну, скажем так, ты мне больше не интересна. Я тебя поняла. Не веришь?
   - Слушай, я не знаю, что ты там поняла, но из твоих слов получается, что, как только произносят: "допрос", со мной случается припадок и я "стрелю" заключенного, как утку. Если бы знала о специально проведенном обыске в мед-кабинете, о лекции следователя Калины перед этим, ты бы здорово озадачилась этой коллективной подготовкой! Это же была провокация!